В многовековой истории Императорского Дома Романовых имеется множество событий, которые в популярных произведениях обросли мифами или значительно отличаются от действительности. Например, катастрофа царского поезда на 277-й версте, недалеко от станции Борки на Курско-Харьковско-Азовской железной дороге 17 октября 1888 года, когда якобы император Александр III держал на могучих плечах обвалившуюся крышу вагона, чем спас свою семью. Подобное утверждение присутствует во многих исторических работах.

В книге нашей соотечественницы Л.П. Миллер, выросшей в эмиграции и ныне живущей в Австралии, указывается: «Император, обладавший невероятной физической силой, держал на своих плечах крышу вагона, когда произошло крушение императорского поезда в 1888 году, и дал возможность своей семье выползти из-под обломков вагона в безопасное место» .

Более впечатляющая и искаженная картина крушения царского поезда воспроизводится в книге известной английской писательницы Э. Тисдолл: «Императорский столовый вагон оказался в тени выемки. Неожиданно вагон покачнулся, вздрогнул и подпрыгнул. Раздался адский стук столкнувшихся буферов и сцепок. Днище вагона треснуло и провалилось у них под ногами, снизу взметнулось облако пыли. Стенки со скрежетом лопнули, воздух наполнился грохотом сталкивающихся между собой вагонов.

Никто не понял, как все произошло, но в следующее мгновение Император Александр III стоял на железнодорожном полотне по колени в обломках, удерживая на могучих плечах всю среднюю часть металлической крыши вагона.

Похожий на мифического Атланта, подпирающего небо, ослепленный пылью, слыша крики своего семейства, оказавшегося среди обломков у его ног, и зная, что каждую секунду они могут быть раздавлены, если он сам рухнет под страшной тяжестью.

Трудно себе представить, что за считанные доли секунды он догадался подставить плечи и тем самым спасти остальных, как нередко это утверждают, но то обстоятельство, что он встал на ноги и что крыша рухнула на него, возможно, спасло несколько жизней.

Когда прибежали несколько солдат, Император все еще удерживал крышу, но стонал, еле выдерживая напряжение. Не обращая внимания на крики, доносившиеся из-под обломков, они схватили куски досок и подперли ими одну сторону крыши. Император, ноги которого проваливались в песок, отпустил вторую сторону, упершуюся в обломки.

Ошеломленный, он пополз на четвереньках к краю выемки, затем с трудом поднялся на ноги» .

Объяснить подобное вольное утверждение можно лишь недостаточно критическим отношением к историческим источникам, а иногда вымыслами сочинителей. Возможно, использование ими непроверенной информации об Александре III, в какой-то мере пошло от эмигрантских мемуаров великого князя Александра Михайловича (1866–1933). Писал он их в конце жизни по памяти, т. к. его личный архив остался в Советской России. В частности, в этих мемуарах указывалось: «После покушения в Борках 17 октября 1888 года весь русский народ создал легенду, что Александр III спас своих детей и родных, удержав на плечах крышу разрушенного вагона-ресторана во время покушения революционеров на императорский поезд. Весь мир ахнул. Сам герой не придавал особого значения случившемуся, но огромное напряжение того случая оказало губительное воздействие на его почки» . Так ли было на самом деле в действительности. Обратимся к архивным документам, воспоминаниям очевидцев и другим историческим источникам. Попытаемся сопоставить их содержание, чтобы реконструировать реальные события.

Весною 1894 года император Александр III заболел инфлюэнцей, которая дала осложнения на почки и вызвала Брайтову болезнь (нефрит почек). Первой причиной болезни, очевидно, были ушибы, полученные во время железнодорожной катастрофы под Харьковом (недалеко от станции Борки) 17 октября 1888 г., когда чуть не погибла вся царская семья. Государь получил настолько сильный удар в бедро, что находившийся в кармане серебряный портсигар оказался сплющенным. С того памятного и трагического события прошло шесть лет. Воспроизведем ход событий.

Осенью 1888 года семья императора Александра III (1845–1894) посетила Кавказ. Государыня Мария Федоровна (1847–1928) впервые оказалась в этих местах. Ее поразили природная, девственная красота и самобытность этого дикого края. Она восхищалась гостеприимством и искренней восторженностью встреч местного населения.

Все хорошее, известно каждому, пролетает быстро, как одно мгновение. Наконец завершилось длительное и утомительное, хотя и увлекательное путешествие по югу России. Царская семья отправилась в обратный путь домой в Санкт-Петербург: сначала морем с Кавказа до Севастополя, а оттуда по железной дороге. Казалось, ничто не предвещало беды. Царский поезд тянули два мощных локомотива. Состав включал более десятка вагонов и на некоторых участках шел со средней скоростью 65 верст в час.

Цесаревич Николай Александрович (1868–1918) продолжал в эти октябрьские дни 1888 года, как обычно, регулярно вести свои дневниковые записи. Заглянем в них:

Сегодня весь день стояла идеальная погода, совершенно летняя. В 8½ увиделись с Ксенией, Мишей и Ольгой. В 10 ч. поехали к обеднице на кор[абль] «Чесма». Осматривали ее после этого. Были также на «Екатерине II» и «Уральце». Завтракали на «Москве» с турецким послом. Посетили Морское собрание в городе и казарму 2-го Черномор[ского] экипажа. В 4 часа уехали в Никол[аевском] поезде. Проехали тоннель засветло. Обедали в 8 ч.

Роковой для всех день, все мы могли быть убиты, но по воле Божией этого не случилось. Во время завтрака наш поезд сошел с рельсов, столовая и 6 вагонов разбиты и мы вышли из всего невредимыми. Однако убитых было 20 чел. и раненых 16. Пересели в Курский поезд и поехали назад. На ст. Лозовой был молебен и панихида. Ужинали там же. Все мы отделались легкими царапинами и разрезами!!!»

Император Александр III в своем дневнике за этот трагический день записал следующее: «Бог чудом спас нас всех от неминуемой смерти. Страшный, печальный и радостный день. 21 убитый и 36 раненых! Милый, добрый и верный мой Камчатка тоже убит!».

17 октября 1888 года с самого утра было обычным, ни чем не отличающимся днем, проводимым царской семьей во время путешествий в поезде. В полдень по установленному придворному порядку (хотя чуть раньше обычного) сели завтракать. В вагоне столовой собралась вся Августейшая семья (за исключением 6-летней младшей дочери Ольги, которую оставили с гувернанткой англичанкой в купе) и свита – всего 23 человека. За большим столом сидели император Александр III, императрица Мария Федоровна, несколько свитских дам, министр путей сообщения генерал-адъютант К.Н. Посьет, военный министр П.С. Ванновский. За невысокой перегородкой, за отдельным столом, завтракали царские дети и гофмаршал Императорского Двора князь В.С. Оболенский.

Трапеза должна была скоро завершиться, так как до Харькова, где ожидалась, как обычно, торжественная встреча, оставалось ехать менее часа. Прислуга, как всегда, обслуживала безукоризненно. В ту минуту, когда подавали последнее блюдо, любимую Александром III гурьевскую кашу, и лакей поднес Государю сливки, все вдруг страшно сотряслось и моментально куда-то исчезло.

Потом император Александр III и его супруга Мария Федоровна будут вспоминать бесконечное множество раз этот роковой случай, но так и не смогут восстановить его во всех мелких подробностях.

О железнодорожной катастрофе много позднее младшая дочь царя, великая княгиня Ольга Александровна (1882–1960) делилась впечатлениями в мемуарах, пересказанных от ее имени в записи канадского журналиста Йена Ворреса: «29 октября (17 октября по старому стилю. – В.Х. ) длинный царский поезд шел полным ходом к Харькову. Великая княгиня помнила: день был пасмурный, шел мокрый снег. Около часу дня поезд подъезжал к небольшой станции Борки. Император, императрица и четверо их детей обедали в столовом вагоне. Старый дворецкий, которого звали Лев, вносил пудинг. Неожиданно поезд резко покачнулся, затем еще раз. Все упали на пол. Секунду или две спустя столовый вагон разорвался, как консервная банка. Тяжелая железная крыша провалилась вниз, не достав каких-то несколько дюймов до голов пассажиров. Все они лежали на толстом ковре, упавшем на полотно: взрывом отрезало колеса и пол вагона. Первым выполз из-под рухнувшей крыши император. После этого он приподнял ее, дав возможность жене, детям и остальным пассажирам выбраться из изувеченного вагона. Это был поистине подвиг Геркулеса, за который ему придется заплатить дорогой ценой, хотя в то время этого еще никто не знал.

Миссис Франклин и маленькая Ольга находились в детском вагоне, сразу за столовым вагоном. Они ждали пудинга, но так и не дождались.

– Хорошо помню, как при первом же ударе со стола упали две вазы из розового стекла и разбились вдребезги. Я испугалась. Нана посадила меня к себе на колени и обняла. – Послышался новый удар, и на них обеих упал какой-то тяжелый предмет. – Потом я почувствовала, что прижимаюсь лицом к мокрой земле…

Ольге показалось, что ее выбросило из вагона, превратившегося в груду обломков. Она покатилась вниз по крутой насыпи, и ее охватил страх. Кругом бушевал ад. Некоторые вагоны, находившиеся сзади, продолжали двигаться, сталкиваясь с передними, и падали набок. Оглушительный лязг железа, ударяющегося о железо, крики раненых еще больше напугали и без того перепуганную шестилетнюю девочку. Она забыла и про родителей, и про Нана. Ей хотелось одного – убежать подальше от ужасной картины, которую она увидела. И она бросилась бежать, куда глаза глядят. Один лакей, которого звали Кондратьев, кинулся за нею вслед и поднял ее на руки.

– Я так перепугалась, что исцарапала бедняге лицо, – призналась великая княгиня.

Из рук лакея она перешла в отцовские руки. Он отнес дочурку в один из немногих уцелевших вагонов. Там уже лежала миссис Франклин, у которой были сломаны два ребра и серьезно повреждены внутренние органы. Дети остались в вагоне одни, в то время как Государь и императрица, а также все члены Свиты, не получившие увечий, стали помогать лейб-медику, ухаживая за ранеными и умирающими, которые лежали на земле возле огромных костров, разведенных с тем, чтобы они могли согреться.

– Позднее я слышала, – сообщила мне великая княгиня, – что мама вела себя как героиня, помогая доктору, как настоящая сестра милосердия.

Так оно и было на самом деле. Убедившись, что муж и дети живы и здоровы, императрица Мария Федоровна совсем забыла о себе. Руки и ноги у нее были изрезаны осколками битого стекла, все тело ее было в синяках, но она упорно твердила, что с нею все в порядке. Приказав принести ее личный багаж, она принялась резать свое нижнее белье на бинты, чтобы перевязать как можно больше раненых. Наконец из Харькова прибыл вспомогательный поезд. Несмотря на усталость, ни император, ни императрица не захотели сесть в него, прежде чем не были посажены все раненые, а убитые, пристойно убранные, погружены в поезд. Число пострадавших составило 281 человек, в том числе 21 убитый.

Железнодорожная катастрофа в Борках явилась поистине трагической вехой в жизни великой княгини. Причина катастрофы так и не была установлена следствием. /…/

Многие из свиты погибли или стали калеками на всю жизнь. Камчатка, любимая собака великой княгини, была раздавлена обломками провалившейся крыши. В числе убитых оказался граф Шереметев, командир казачьего конвоя и личный друг императора, но к боли утраты примешивалось неосязаемое, но жуткое ощущение опасности. Тот хмурый октябрьский день положил конец счастливому, беззаботному детству, в память девочки врезался снежный ландшафт, усеянный обломками императорского поезда и черными и алыми пятнами» .

Конечно, эти записки великой княгини Ольги Александровны больше плод воспоминаний других, так как ей в то время было всего 6 лет и едва ли она могла знать о некоторых деталях трагического события, которые были пересказаны в мемуарах от ее имени. К тому же приведенные здесь сведения о гибели командира Императорского конвоя В.А. Шереметева (1847–1893) не соответствуют действительности. Так именно появляются мифы, которые начинают жить самостоятельной жизнью, перекочевав во многие популярные произведения.

Сообщая о случившемся, официальный печатный орган «Правительственный вестник» указывал, что вагон «хотя и остался на полотне, но в неузнаваемом виде: все основание с колесами выбросило, стенки сплюснулись, и только крыша, свернувшись на одну сторону, прикрыла находившихся в вагоне. Невозможно было представить, чтобы кто-либо мог уцелеть при таком разрушении».

В свою очередь, нам следует заметить читателям, что тогда еще трудно было говорить о причинах крушения, но правительство сразу же заявило: «О каком-либо злоумышлении в этом несчастном случае не может быть и речи». В печати сообщалось, что погибли 19 человек, 18 были ранены.

Дополнительно от себя еще отметим, что вагон, в котором находилась царская семья, спасло от полного разрушения только то, что его днище имело свинцовую прокладку, что смягчило удар и не позволило всему развалиться на куски.

Следствием было установлено, что царский поезд шел на этом опасном участке со значительным превышением скорости (64 версты в час, так как нагонял опоздание по графику), и катастрофа произошла в 47 верстах к югу от Харькова – между станциями Тарановка и Борки. Сошли с рельсов локомотив и четыре вагона. Это не был террористический акт, как некоторые предполагали первоначально. Еще до путешествия специалисты предупреждали императора, что поезд составлен неверно – в середину очень тяжелых царских вагонов был вставлен легкий вагон министра путей сообщения К.Н. Посьета. Инженер С.И. Руденко неоднократно указывал на это инспектору Императорских поездов инженеру барону М.А. Таубе. Тот как всегда отвечал, что все хорошо знает, но сделать ничего не может, так скоростью движения распоряжается П.А. Черевин, не считаясь ни с расписанием, ни с неудовлетворительным состоянием железнодорожного пути. Погода была холодная и дождливая. Тяжелый поезд, который тащили два мощных паровоза, спускаясь с шестисаженной насыпи, шедшей через широкий и глубокий овраг, повредил путь и сошел с рельсов. Часть вагонов была разрушена. Погибло 23 человека, в том числе лакей, который подавал сливки Государю, не спаслись также четыре официанта, находившихся в вагоне-столовой (за перегородкой). Раненых насчитывалось 19 человек. (По другим данным: погиб 21 человек, 35 были ранены.) Как мы видим, число жертв в источниках все время указывается разным. Возможно, некоторые из пострадавших позднее скончались от ран.

Члены царской семьи остались практически невредимыми, только сам царь получил настолько сильный удар в бедро, что находившийся в правом кармане серебряный портсигар оказался сильно сплющенным. Кроме того, он получил сильный ушиб спины от упавшей на него массивной столешницы. Возможно, впоследствии эта травма способствовала развитию болезни почек, от которой император Александр III скончался через шесть лет. Единственными свидетелями извне этого железнодорожного крушения оказались окаменевшие от ужаса солдаты Пензенского пехотного полка, стоявшие для охраны в цепи вдоль линии полотна в этой местности при прохождении царского поезда. Государь, окинув взором всю картину катастрофы и поняв, что нет иной реальной возможности оказать должную помощь пострадавшим людям силами и средствами только уцелевших лиц разбитого поезда, приказал солдатам стрелять в воздух. По всей цепи охраны поднялась тревога, сбежались солдаты, а с ними оказался военный врач Пензенского полка и небольшое количество перевязочных средств.

Сразу после крушения и эвакуации раненых, на ближайшей станции Лозовой сельское духовенство отслужило панихиду по погибшим и благодарственный молебен по случаю избавления от опасности оставшихся живых. Император Александр III приказал подать обед для всех находившихся и уцелевших в поезде, включая прислугу. По некоторым свидетельствам, он распорядился перевести останки погибших в Петербург и обеспечить материально их семьи.

На основании материалов следствия государственной комиссии были сделаны соответствующие выводы, по которым приняли надлежащие меры: кто-то был уволен в отставку, кого-то повысили в должности. Однако пересмотрели весь установленный ранее артикул движения царского поезда. На этом поприще сделал головокружительную карьеру многим теперь известный С.Ю. Витте (1849–1915). По всей стране служились благодарственные молебны по поводу чудесного спасения Августейшей семьи.

Любопытно сравнить процитированные нами мемуары великой княгини Ольги Александровны с дневниковыми записями генеральши А.В. Богданович (1836–1914), которая держала великосветский салон и была в курсе всех событий и слухов столицы: «За последние дни – ужасная катастрофа на Харьковско-Орловской дороге 17 октября. Без содрогания нельзя слушать подробности крушения царского поезда. Непостижимо, как Господь сохранил царскую семью. Вчера Салов рассказал нам подробности, переданные ему Посьетом, когда они вчера возвращались из Гатчины, по приезде Государя. Царский поезд состоял из следующих вагонов: два локомотива, за ними – вагон электрического освещения, вагон, где помещались мастерские, вагон Посьета, вагон II класса для прислуги, кухня, буфетная, столовая, вагон вел. княжон – литера Д, литера А – вагон Государя и царицы, литера С – цесаревича, дамский свитский – литера К, министерский свитский – литера О, конвойный № 40 и багажный – Б. Поезд шел со скоростью 65 верст в час между станциями Тарановка и Борки. Опоздали на 1½ часа по расписанию и нагоняли, так как в Харькове предполагалась встреча (тут является маленькая темнота в рассказе: кто приказал ехать скорее?).

Был полдень. Ранее обыкновенного сели завтракать, чтобы кончить его до Харькова, который уже отстоял только на 43 версты. Посьет, выходя из своего вагона, чтобы идти в царскую столовую, зашел в купе к барону Шернвалю, звал его идти вместе, но Шернваль отказался, сказав, что у него есть чертежи, которые ему необходимо рассмотреть. Посьет ушел один. В столовой собралась вся царская семья и свита – всего 23 человека. Маленькая вел. княжна Ольга оставалась в своем вагоне. Столовая была разделена на 3 части: посредине вагона – большой стол, с двух боков столовая была отгорожена – с одной стороны помещался обыкновенный стол для закуски, а за другой перегородкой, ближе к буфетной, стояли официанты. Посередине стола с одной стороны помещался Государь, имея по бокам двух дам, а с другой стороны – императрица, справа у нее сидел Посьет, а слева Ванновский. Где стояла закуска, там сели царские дети: цесаревич, его братья, сестра и с ними Оболенский.

В ту минуту, когда уже подавали последнее блюдо, гурьевскую кашу и лакей поднес Государю сливки, началась страшная качка, затем сильный треск. Все это было делом нескольких секунд – царский вагон слетел с тележек, на которых держались колеса, все в нем превратилось в хаос, все упали. Кажется, пол вагона уцелел, стены же приплюснулись, крышу сорвало с одного бока вагона и покрыло ею бывших в вагоне. Императрица захватила Посьета при падении за бакенбарды.

Первый на ноги поднялся Посьет. Увидя его стоящим, Государь, под грудой обломков, не имея сил подняться, закричал ему: “Константин Николаевич, помогите мне выкарабкаться”. Когда Государь поднялся, и императрица увидела, что он невредим, она вскричала: “Et nos enfants?” (“Что с детьми?”). Слава Богу, дети все целы. Ксения стояла на полотне дороги в одном платье под дождем; на нее накинул телеграфный чиновник свое пальто. Михаила отыскали, зарытого в обломки. Цесаревич и Георгий тоже были невредимы. Когда нянька увидела, что стенка вагона была разбита, она выбросила маленькую Ольгу на насыпь и сама вслед за ней выбросилась. Все это произошло очень благополучно. Вагон же был переброшен через столовую и стал между буфетным вагоном и столовой поперек. Говорят, это послужило спасением для находящихся в столовой.

Зиновьев рассказал Посьету, что он видел, как бревно врезывалось в столовую, два вершка от его головы; он перекрестился и ждал смерти, но вдруг оно остановилось. Человек, подававший сливки, был убит у ног Государя, также и собака, бывшая в вагоне, – подарок Норденшильда.

Когда вся царская семья собралась, и они увидели, что Господь их сохранил, – царь перекрестился и занялся ранеными и убитыми, которых оказалось много. Четыре официанта, которые находились в столовой за перегородкой, были убиты. Первый сошел с рельсов вагон Посьета. Охрана, стоявшая вдоль пути, говорит, что видела, как что-то моталось около колеса одного из вагонов, но, вследствие быстрого хода поезда, не может указать, в каком это было вагоне. Думают, что лопнул бандаж на колесе. В первом, электрическом, вагоне людям, там находящимся, было жарко, – они открыли дверь. Трое из них, поэтому были спасены – их выбросило на дорогу невредимыми, но другие были убиты. В мастерской, где находились колеса, и разные принадлежности на случай поломки, все были перебито. Вагон Посьета разлетелся в прах. Шернваль был выброшен на откос, его нашли сидящим. Когда его спросили, сильно ли он ранен, он ничего не отвечал, только махал руками; он был нравственно потрясен, не зная, что такое произошло. Императрица и Государь подошли к нему. Она сняла с себя башлык и надела его на Шернваля, чтобы ему было теплее, так как у него фуражки не было. У него оказались переломлены три ребра и помяты ребра и помяты щеки. В вагоне Посьета находился еще инспектор дороги Кроненберг, который тоже был выброшен на кучу щебня, и у него было оцарапано все лицо. И управляющий дорогой Кованько, тоже выброшенный, но так удачно, что не запачкал себе даже перчаток. Кочегар же был убит в этом же вагоне. В вагоне II класса, где была прислуга, мало кто остался жив – все получили сильные раны: кто не был убит на месте, многие были придавлены передними скамейками. В кухне повара были ранены. Вагоны лежали на обе стороны. Из свиты Государя все более или менее получили ушибы, но все легкие. Посьету ушибло ногу, у Ванновского оказалось три шишки на голове, Черевину ушибло ухо, но всех больше пострадал начальник конвоя Шереметев: у него оторвало второй палец на правой руке и сильно придавило грудь. Трудно вообразить, что при таком разрушении так еще ничтожны повреждения. Императрице помяло левую руку, которую до сих пор она держит на привязи, а также оцарапало ухо, т. е. возле уха. В других же вагонах находящиеся там люди не потерпели никаких повреждений. Под царский вагон, где находились спальни царя и царицы, подкатились колеса других вагонов, а вагон цесаревича так затормозили, что превратили его колеса в сани. Барон Таубе, сопровождающий всегда царские поезда, находился у Ширинкина в свитском вагоне. Когда он узнал о происшедшем, он бросился бежать в лес; солдаты, охранявшие путь, чуть его не убили, думая, что это злоумышленник. Ширинкин послал конвойных его догнать и привести обратно. Посьет потерял во время крушения все свои вещи, остался в одном сюртуке.

Когда опять все уселись в вагоны, т. е. когда опять отправились из Лозовой в Харьков, Государь с царицей навестили Посьета в его купе. Он лежал раздетый. Царица села рядом у него на скамейке, где он лежал, а Государь остался стоять. Она его утешала и пробыла у него 20 минут, не позволив ему встать со своего места. Когда Посьет вышел из вагона, Салов говорит, что у него был земляной цвет лица, он очень осунулся. Государь очень бодр и еще потолстел. Императрица тоже бодра, но постарела. Это понятно, что она пережила в это ужасное время.

Сегодня напечатано, что Государь передал жандармскому офицеру кусок дерева – гнилую шпалу. Спросила Салова по телефону, справедливо ли это сообщение. Он отвечал, что Воронцов, правда, поднял кусок дерева и сказал, что это – гнилая шпала, передал это Государю, который тут же отдал этот кусок жандарму. Но Салов уверен, что это не шпала, что все они были переменены два года тому назад на этой дороге, а что это – обломок от вагона. Молодой Поляков, хозяин этой дороги, говорит, что всему виной вагон Посьета, который был очень ветх. Посьет дал понять Салову, что будто ехали так скоро по приказанию самого Государя. Теперь все выяснит следствие. Кони и Верховский от Министерства путей сообщения поехали туда на место. Жертв очень много: 23 убитых и 19 раненых. Все – царская прислуга» .

Любопытно отметить, что этому происшествию уделил большое внимание известный многим жандармский генерал В.Ф. Джунковский (1865–1938), занимавший перед Первой мировой войной пост помощника министра внутренних дел, и который числился в Свите императора Николая II. Он за свою жизнь оставил обширные дневники и рукописные воспоминания, еще до сих пор в своей значительной части не опубликованные. В частности, он писал: «Император Александр III возвращался со всей своей семьей с Кавказа. Не доезжая г. Харькова близ станции Борки несколько вагонов сошли с рельсов и, одновременно, раздался треск, вагон-столовая, в котором в это время находился император со всей семьей и ближайшей свитой, рухнул, крыша вагона прикрыла всех сидевших за столом, два камер-лакея, подававшие в это время гречневую кашу, были убиты на месте упавшей крышей. Александр III, обладавший неимоверной силой, как-то инстинктивно удержал крышу и тем спас всех сидевших за столом. Он со страшными усилиями поддерживал крышу, пока не удалось вытащить из-под нее всех сидевших. Это усилие навсегда отразилось на здоровье Александра III, повредило ему почки, что и было причиной его преждевременной кончины 6 лет спустя. Несколько еще вагонов Императорского поезда были разбиты в щепы, жертв было много, и убитые и раненые. Государь и императрица не покинули места катастрофы, пока не пришел санитарный поезд из Харькова, не перевязали всех раненых, не поместили их в поезда, не перенесли туда же и в багажный вагон всех убитых и не отслужили по ним панихиду. Императрица с помощью дочерей, фрейлин сама перевязывала раненых, утешала их. Только когда все было окончено, санитарный поезд двинулся в Харьков, увозя с собой пострадавших, царская семья с лицами Свиты в экстренном поезде направилась вслед в Харьков, где Их Величества восторженно были встречены харьковцами, проследовали прямо в Собор среди ликующей толпы, запрудившей все улицы. В Соборе было отслужено благодарственное молебствие за совершенное необъяснимое прямо чудо – спасения царской семьи. Как никогда свершился Божий промысел…

В воскресенье 23 октября Государь вернулся в столицу. В Петербурге состоялся торжественный въезд Их Величеств… По всему пути стояли несметные толпы народа. Государь прямо проехал в Казанский Собор, где было отслужено молебствие. Тут на площади стояли учащиеся, не исключая и студентов университета и многих учебных заведений. Овациям не было предела, вся эта молодежь приветствовала царскую семью, их шапки летели вверх, “Боже, Царя храни” раздавалось в толпе, то тут, то там. Государь ехал в открытой коляске с императрицей.

Мне рассказывал ближайший свидетель всего этого градоначальник Грессер, что он никогда ничего подобного не видел, что это была стихия, стихия восторженности. Студенты и молодежь буквально осаждали коляску Государя, некоторые прямо хватали руки и целовали. У одного студента брошенная им шапка попала в коляску Государя. Императрица ему говорит: “Возьмите Вашу шапку”. А он в порыве восторга: “Пусть остается”. От Казанского Собора до Аничкова дворца бежала густая толпа за коляской Государя.

Несколько дней столица праздновала чудесное спасение Государя, город был разукрашен, иллюминован, учебные заведения распущены на 3 дня.

Всех конечно занимала причина крушения. Много было разговоров, толков, говорили о покушении, чего только не придумывали… В конце концов, определенно подтвердилось, что никакого покушения не было, что вина лежала исключительно на Министерстве путей сообщения…» .

День спустя, т. е. 24 октября 1888 года, еще одна запись в дневнике генеральши А.В. Богданович относительно уточнения подробностей крушения царского поезда: «Было много народу. Moulin говорил, что видел художника Зичи, который сопутствовал Государю в поездке и был в столовой. Его облили кашей во время катастрофы. Когда он очутился вне вагона, первое, о чем он вспомнил, был его альбом. Он вошел снова в разрушенную столовую, и альбом сразу попался ему на глаза. Говорят, что Государь за два дня до катастрофы делал замечание за столом Посьету, что очень часто остановки. На это Посьет отвечал, что они делаются, чтобы брать воду. Государь сказал сурово, что можно ее запасать, не так часто, а в большем количестве зараз.

Много интересных подробностей слышишь о крушении. Все более или менее получили царапины, но все здоровы. У Оболенской, рожденной Апраксиной, сорвало с ног туфли. Раухфус (доктор) боится, что будут последствия у вел. княжны Ольги от падения. Ванновский сильно ругает Посьета. Вся свита царя говорит, что его вагон был причиной крушения. Удивительно, что все, когда говорят об опасности, угрожавшей царской семье, восклицают: “Если бы они погибли, то вообразите, что тогда был бы Государем Владимир с Марией Павловной и Бобриков!” И эти слова говорят с ужасом. Е.В.[Богданович] говорит, что вел. кн. Владимир делает недоброе впечатление своими поездками по России» .

Однако, как часто бывает, воспоминания косвенных свидетелей событий тех дней не всегда совпадают с тем, что рассказывали об этом же те, кто оказался участниками этого происшествия. Тому имеется множество примеров.

6 ноября 1888 года императрица Мария Федоровна написала своему родному брату Вильгельму, греческому королю Георгу I (1845–1913), обстоятельное и полное эмоций письмо об ужасном происшествии: «Невозможно представить, что это был за ужасающий момент, когда мы вдруг почувствовали рядом с собой дыхание смерти, но и в тот же момент ощутили величие и силу Господа, когда Он простер над нами свою защитную руку…

Это было такое чудесное чувство, которое я никогда не забуду, как и то чувство блаженства, которое я испытала, увидев, наконец, моего любимого Сашу и всех детей целыми и невредимыми, появлявшимися из руин друг за другом.

Действительно, это было как воскресение из мертвых. В тот момент, когда я поднималась, я никого из них не видела, и такое чувство страха и отчаяния овладело мною, что это трудно передать. Наш вагон был полностью разрушен. Ты, наверное, помнишь последний наш вагон-ресторан, подобный тому, в котором мы вместе ездили в Вильну?

Как раз в тот самый момент, когда мы завтракали, нас было 20 человек, мы почувствовали сильный толчок и сразу за ним второй, после которого все мы оказались на полу, и все вокруг нас зашаталось и стало падать и рушиться. Все падало и трещало как в Судный день. В последнюю секунду я видела еще Сашу, который находился напротив меня за узким столом и который затем рухнул вниз вместе с обрушившимся столом. В этот момент я инстинктивно закрыла глаза, чтобы в них не попали осколки стекла и всего, что сыпалось отовсюду.

Был еще третий толчок и много других прямо под нами, под колесами вагона, которые возникали в результате столкновения с другими вагонами, которые наталкивались на наш вагон и тащили его дальше. Все грохотало и скрежетало, и потом вдруг воцарилась такая мертвая тишина, как будто в живых никого не осталось.

Все это я помню отчетливо. Единственное, чего я не помню, это то, как я поднялась, из какого положения. Я просто ощутила, что стою на ногах, без всякой крыши над головой и никого не вижу, так как крыша свисала вниз как перегородка и не давала никакой возможности ничего видеть вокруг: ни Сашу, ни тех, кто находился на противоположной стороне, так как самый большой общий вагон оказался вплотную с нашим.

Это был самый ужасный момент в моей жизни, когда, можешь себе представить, я поняла, что я жива, но что около меня нет никого из моих близких. Ах! Это было очень страшно! Единственно кого я увидела, были военный министр и бедный кондуктор, молящий о помощи!

Потом вдруг я увидела мою милую маленькую Ксению, появившуюся из-под крыши немножко поодаль с моей стороны. Затем появился Георгий, который уже с крыши кричал мне: “Миша тоже здесь!” и, наконец, появился Саша, которого я заключила в мои объятья. Мы находились в таком месте вагона, где стоял стол, но ничего, что раньше стояло в вагоне не уцелело, все было разрушено. За Сашей появился Ники, и кто-то крикнул мне, что Baby целая и невредимая, так что я от всей души и от всего сердца могла поблагодарить Нашего Господа за Его щедрую милость и милосердие, за то, что Он сохранил мне всех живыми, не потеряв с их голов ни единого волоса!

Подумай только, лишь одна бедная маленькая Ольга была выброшена из своего вагона, и она упала вниз с высокой насыпи, но не получила никаких повреждений, также как и ее бедная толстая няня. Но мой несчастный официант получил повреждения ноги в результате падения на него изразцовой печи.

Но какую скорбь и ужас испытали мы, увидев множество убитых и раненых, наших дорогих и преданных нам людей.

Душераздирающе было слышать крики и стоны и не быть в состоянии помочь им или просто укрыть их от холода, так как у нас самих ничего не осталось!

Все они были очень трогательны, особенно когда, несмотря на свои страдания, они, прежде всего, спрашивали: “Спасен ли Государь?” – и потом, крестясь, говорили: “Слава Богу, тогда все в порядке!”

Я никогда не видела ничего более трогательного. Эта любовь и всепоглощающая вера в Бога действительно поражала и являлась примером для всех.

Мой дорогой пожилой казак, который был около меня в течение 22 лет, был раздавлен и совершенно неузнаваем, так как у него не было половины головы. Также погибли и Сашины юные егеря, которых ты, наверно, помнишь, как и все те бедняги, кто находился в вагоне, который ехал перед вагоном-рестораном. Этот вагон был полностью разбит в щепки, и остался только маленький кусочек стены!

Это было ужасное зрелище! Подумай только, видеть перед собой разбитые вагоны и посреди них – самый ужасный – наш, и осознавать, что мы остались живы! Это совершенно непостижимо! Это чудо, которое сотворил Наш Господь!

Чувство вновь обретения жизни, дорогой Вилли, непередаваемо, и особенно после этих страшных мгновений, когда я с замиранием сердца звала своего мужа и пятерых детей. Нет, это было ужасно. Можно было сойти с ума от горя и отчаяния, но Господь Бог дал мне силы и спокойствие перенести это и своим милосердием вернул мне их всех, за что я никогда не смогу отблагодарить Его должным образом.

Но как мы выглядели – это было ужасно! Когда мы выбрались из этого ада, все мы были с окровавленными лицами и руками, частично это была кровь от ран из-за осколков стекла, но в основном это была кровь тех бедных людей, которая попала на нас, так что в первую минуту мы думали, что мы все были тоже серьезно ранены. Мы были также в земле и пыли и так сильно, что отмыться окончательно смогли только через несколько дней, настолько прочно она прилипла к нам…

Саша сильно защемил ногу, да так, что ее удалось вытащить не сразу, а только через некоторое время. Потом он несколько дней хромал, и нога его была совершенно черная от бедра до колена.

Я тоже довольно сильно защемила левую руку, так что несколько дней не могла до нее дотронуться. Она тоже была совершенно черная, и ее необходимо было массировать, а из раны на правой руке шла сильно кровь. Кроме того, мы все были в синяках.

Маленькая Ксения и Георгий также поранили руки. У бедной старой жены Зиновьева была открытая рана, из которой очень сильно шла кровь. Адъютант детей также поранил пальцы и получил сильный удар по голове, но самое ужасное произошло с Шереметевым, который был наполовину придавлен. Бедняга получил повреждение груди, и еще до сих пор он окончательно не поправился; один палец у него был сломан, так что болтался, и он сильно поранил нос.

Все это было ужасно, но это, однако, ничто в сравнении с тем, что случилось с теми бедными людьми, которые были в таком плачевном состоянии, что их пришлось отправить в Харьков, где они еще до сих пор находятся в госпиталях, в которых мы их навещали через 2 дня после происшествия…

Один мой бедный официант пролежал 2 с половиной часа под вагоном, непрерывно взывая о помощи, так как никто не мог вытащить его, несчастного, у него было сломано 5 ребер, но теперь, слава Богу, он, как и многие другие, поправляется.

Бедная Камчатка также погибла, что было большим горем для бедного Саши, любившего эту собаку и которому ее теперь ужасно недостает.

Тип (кличка собаки императрицы Марии Федоровны. – В.Х. ), к счастью, забыл в тот день прийти к завтраку и таким образом, по меньшей мере, спас себе жизнь.

Теперь прошло уже три недели со дня происшедшего, но мы все еще думаем и говорим только об этом, и ты представь себе, что каждую ночь мне все снится, что я нахожусь на железной дороге…» .

Стоит отметить, что у императора Александра III, как и у его отца, была своя «личная» любимая охотничья собака. В июле 1883 г. матросы крейсера «Африка», вернувшегося из дальнего плавания с Тихого океана, подарили ему камчатскую белую лайку с подпалинами на боках, которую назвали Камчатка. Лайка стала любимицей в царской семье, о чем свидетельствует множество записей в детских дневниках великих князей и княжон. Камчатка всюду сопровождала своего хозяина, даже ночевала в императорской спальне. Лайку брали с собой в морские плавания на яхте. Изображение собаки сохранилось и в семейных фотоальбомах. Император похоронил любимую лайку Камчатку, погибшую в железнодорожной катастрофе, под своими окнами дворца в Гатчине в Собственном Его Императорского Величества саду. Ей поставили памятник красного гранита (в виде небольшой четырехугольной пирамидки), где было высечено: «Камчатка. 1883–1888». В кабинете императора на стене висела акварель художника М.А. Зичи с надписью «Камчатка. Раздавлен при крушении Царского поезда 17 октября 1888 года».

Государственный секретарь А.А. Половцов (1832–1909) узнал об обстоятельствах железнодорожной катастрофы царского поезда, а также со слов императрицы Марии Федоровны записал 11 ноября 1888 года рассказ об этом происшествии в своем дневнике: «В 10½ час. еду в Гатчину и, встретив на станции Посьета, сажусь с ним вдвоем в приготовленный для него вагон. Разумеется, с первых слов начинается повествование о крушении. Посьет старается доказать мне, что причиною крушения никак не состояние железнодорожного пути, а бессмысленное составление царского поезда по приказанию Черевина в качестве главного начальника охраны. Назначенный из инженеров охранный инспектор Таубе не мог делать при этом ничего иного, как повиноваться. На это я возражаю Посьету, что он сам должен был потребовать от Государя подчиниться разумным требованиям осторожности и в случае отказа просить увольнения от обязанностей, а отнюдь никак не сопровождать Государя в путешествие. С этим Посьет соглашается, говоря, что в этом исключительно считает себя виноватым. Относительно своей отставки Посьет утверждает, что, возвратясь в Петербург, сказал Государю: “Я опасаюсь, что потерял Ваше доверие. В подобных условиях совесть моя запрещает мне продолжать службу министра”. На это Государь будто бы отвечал: “Это дело Вашей совести, и Вам лучше, чем мне, знать, что Вам следует делать”. Посьет: “Нет, Государь, Вы мне дайте приказание, или оставаться, или выйти в отставку”. На такую фразу Государь ничего не отвечал. “Вернувшись домой и, обдумав все это еще раз, я написал Государю письмо, прося об увольнении. На это в ответ последовал приказ о моем увольнении”.

По приезде в Гатчинский дворец отправляюсь в комнаты императрицы внизу, где застаю множество военных и гражданских чинов, чающих представления. /…/.

Императрица принимает меня чрезвычайно любезно. Она не может говорить ни о чем ином, как о железнодорожном своем несчастии, которое и рассказывает мне в подробности. Она сидела за столом против Государя. Мгновенно все исчезло, сокрушилось, и она оказалась под грудою обломков, из которых выбралась и увидела перед собою одну кучу щепок без единого живого существа. Разумеется, первая мысль была, что и муж ее, и дети более не существуют. Чрез несколько времени появилась таким же манером на свет дочь ее Ксения. “Она явилась мне как ангел, – говорила императрица, – явилась с сияющим лицом. Мы бросились друг другу в объятия и заплакали. Тогда с крыши разбитого вагона послышался мне голос сына моего Георгия, который кричал мне, что он цел и невредим, точно так же как и его брат Михаил. После них удалось, наконец, Государю и цесаревичу выкарабкаться. Все мы были покрыты грязью и облиты кровью людей, убитых и раненных около нас. Во всем этом была осязательно видна рука провидения, нас спасшего”. Рассказ этот продолжался около четверти часа, почти со слезами на глазах. Видно было, что до сих пор на расстоянии почти месяца ни о чем другом императрица не может продолжительно думать, что, впрочем, она и подтвердила, сказав, что каждую ночь постоянно видит во сне железные дороги, вагоны и крушения. Окончив свое представление в нижнем этаже, я отправился наверх, в приемную Государя./…/

Из разговора с Оболенским я понял причину того недовольства, которое выказано мне было в довольно грубой форме. Дело в том, что на вел. князей Владимира и Алексея негодуют в Гатчине за то, что они тотчас после борского несчастия не возвратились немедленно в Петербург, а продолжали жить в Париже, причем тамошние охоты, в коих я принимал деятельное участие, были описаны в несносных французских газетах как ряд каких-то необычайных праздников. Оболенский, предаваясь негодованию относительно такого поведения вел. кн. Владимира Александровича, заключал так: “Ведь если бы мы все были там убиты, то Владимир Александрович вступил бы на престол и для этого тотчас приехал бы в Петербург. Следовательно, если он не приехал, то потому только, что мы не были убиты”. Таким оригинальным логическим выводам трудно дать серьезный ответ. Я отвечал общими местами и понял, что на меня, как на первого попавшегося представителя парижских праздников, было вылито негодование, вероятно, братьям своим он не решится вовсе выказать» .

Несколько лет спустя император Александр III в письме к супруге вспоминал: «Я вполне понимаю и разделяю все, что ты испытываешь на месте крушения в Борках, и как это место должно быть нам всем дорого и памятно. Надеюсь, когда-нибудь нам удастся всем вместе со всеми детьми побывать там и еще раз возблагодарить Господа за чудесное счастье и что Он нас всех сохранил» .

На месте крушения царского поезда была воздвигнута красивая часовня, где всякий раз при проезде Государя в ней служили молебен. Последний такой молебен в Российской империи в присутствии императора Николая II состоялся 19 апреля 1915 года.

Напомним, что уже 23 октября 1888 года был обнародован Высочайший Монарший Манифест, в котором все подданные извещались о случившемся в Борках: «Промысел Божий, – говорилось в манифесте, – сохранив Нам жизнь, посвященную благу возлюбленного Отечества, да ниспошлет Нам и силу верно совершить до конца великое служение, к которому Мы волею Его призваны».

С тех пор все члены царской семьи имели образки Спасителя, специально изготовленные в память пережитой железнодорожной катастрофы. Ежегодно при императоре Александре III в Санкт-Петербурге отмечалась годовщина «чудесного явления Промысла Божия над Русским Царем и всею Его Семьей, при крушении Императорского поезда близ ст. Борки». Столица Российской империи в этот знаменательный день украшалась флагами, иллюминировалась. В Санкт-Петербурге в память об этом событии освятили часовню при церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы на Загородном проспекте.

Через некоторое время на месте железнодорожного крушения, у местечка Борки (Змиевского уезда, Харьковской губернии), в 43 верстах от Харькова был заложен храм Христа Спасителя. Он был сооружен в течение 1889–1894 гг. в память избавления царской семьи от опасности. Кроме того, в Санкт-Петербурге на Гутуевском острове был сооружен храм Богоявления Господня (1892–1899). День чудесного спасения (17 октября) во времена Государя Николая II навсегда остался днем памяти для царской семьи и членов Императорской фамилии, когда ежегодно все присутствовали на церковной службе и, возможно, на ум невольно многим приходили мысли о бренности всего земного, а порой о случайности и непредсказуемости событий.

Известна реплика Государя Александра III после железнодорожного крушения царского поезда 17 октября 1888 г. в Борках, когда, принимая поздравления о чудесном спасении царской семьи, он едко заметил: “Слава Богу, и я, и мальчики живы. Как Владимир будет разочарован!”. Однако не будем судить строго. Возможно, это только досужий вымысел «злых языков», которые, как известно, «страшнее пистолета». Хотя, очевидно, слухи ходили упорные. Так, например, младшая дочь Александра III великая княгиня Ольга Александровна на склоне лет диктовала свои воспоминания, в которых подчеркивалось: «Единственно, что объединяло братьев – Александра и Владимира Александровичей, – так это их англофобия. Но в глубине души великого князя Владимира жила зависть и что-то вроде презрения к старшему брату, который, по слухам, заявил после катастрофы в Борках: “Представляю себе, как будет разочарован Владимир, когда узнает, что мы все спаслись!”

Но императрице Марии Федоровне удавалось поддерживать – хотя бы внешне – добрые отношения между обеими семьями.

– Я знаю, что Мамa2 относилась к “Владимировичам” ничуть не лучше, чем остальные из нас, но я никогда не слышала от нее ни одного недоброго слова в их адрес» .

Со своей стороны, нам стоит подчеркнуть, что в случае гибели царской семьи история России могла пойти другими, неведомыми путями. Реальность этого подтверждает дневниковая запись великого князя Константина Константиновича (более известного многим под именем поэта «К.Р.») от 19 октября 1888 г.: «Бог спас Государя от страшной опасности: на Курско-Харьковско-Азовской ж. д., второй паровоз и четыре вагона сошли с рельсов. Столовый вагон, в котором в это время завтракал Государь со своей семьей, разбит совершенно, но все остались, каким-то чудом невредимы. Военный министр, Черевин и Шереметев слегка ранены, из остальных сопровождавших 21 человек убит и 37 ранено. Все произошло, говорят, из-за лопнувшего рельса. Вчера утром в прибавлениях к «Правит[ельственному] Вестн[ику]» появилась телеграмма с этим известием, но про убитых и раненых ничего не было сказано… Страшно становится, когда подумаешь, что Государь, Государыня и все дети могли погибнуть, и престол перешел бы к маленькому Кириллу, так как Владимир, женатый на лютеранке, не может царствовать» .

Указанное обстоятельство, относительно наследных прав на трон великого князя Владимира Александровича (1847–1909) и его сыновей, до сих пор вызывает разную (часто взаимоисключающую) трактовку как среди современников тех событий, так и нынешних российских историков. Следует отметить, что Владимир Александрович как-то сам заметил по этому поводу своему дяде великому князю Михаилу Николаевичу (1832–1909), что при определенных обстоятельствах Мария Павловна немедленно перейдет в православие «во имя государства».

Между прочим, со своей стороны еще раз отметим, что великая княгиня Мария Павловна (старшая) долгое время оставалась лютеранкой, приняла православие лишь 10/23 апреля 1908 г. По закону о престолонаследии великому князю, женатому на не православной, закрывался путь к трону, как и его потомству от этого брака.

Великий князь Константин Константинович (1858–1915) вскоре сделал еще одну запись в своем дневнике:

«Пятница, 21 [октября].

Вчера много нас ездило в Гатчину встречать Государя… Да, это было чудо из чудес. Мы слышали бесчисленные рассказы об этом крушении и от самого Государя и от всех бывших с ним. Они в один голос говорят, что как бы воскресли из мертвых, и вступили в новую жизнь. Словно с войны возвращались они с перевязанными руками, головами… Государь до сих пор, кажется, чрезвычайно взволнован, удручен и грустен. И Он, и все его спутники ни о чем другом, как о крушении, не говорили» .

Цесаревич Николай Александрович после прибытия в Гатчину, находясь еще под ярким впечатлением от произошедшей катастрофы царского поезда, написал ответное письмо 25 октября 1888 года своему дяде великому князю Сергею Александровичу (1857–1905). В нем подробно излагались все трагические события:

«Мой милый дядя Сергей,

От души благодарю тебя за твое прелестное длинное и полное живейшего интереса письмо, которое получил только вчера одновременно с твоей телеграммой. Ты, наверное, знаешь про то ужасное несчастие, которое случилось с нами уже на возвратном пути из этого великолепного путешествия по Кавказу и едва не стоившее нам всем жизни, но благодаря истинному чуду Божию были спасены!..

17-го октября, на другой день по выезде из Севастополя, в 12 ч. дня, только что мы кончали завтрак, как вдруг почувствовали сильный точек, потом другой гораздо сильнее первого и все начало рушиться, а мы попадали со стульев. Я еще видел, как над самой головой пронесся стол со всем, что было на нем, и затем пропал – куда? Никто не может понять. В жизнь свою не забуду я того ужасающего треска. Раздавшегося от всех ломавшихся вещей, стекол, стульев, звона тарелок, стаканов и т. п. Я невольно закрыл глаза и, лежа, ожидал все время удара по голове, который сразу покончил бы со мной; до того был я уверен, что настал последний час, и что наверное многие из нас уже убиты, если и не все. После третьего толчка все остановилось. Я лежал очень удобно на чем-то мягком и на правом боку. Когда я почувствовал сверху холодный воздух, то открыл глаза, и мне показалось, что лежу в темном и низком подземелье; над собой я видел в отверстие свет и тогда стал подыматься, без особого труда я вылез на свет Божий и вытащил Ксению оттуда же. Все это мне показалось сном, так это все скоро случилось. Когда я еще вылезал, я с леденящим ужасом подумал о дорогих Папа и Мама и никогда не забуду ту божественную радость, когда увидел их стоящими на крыше бывшей столовой в нескольких шагах от меня. Я тебя уверяю, мы все имели то чувство, что воскресли из мертвых и все внутренне благодарили и так помолились Богу, как может быть редко в своей жизни или никогда. Но, когда я увидел, что все сидевшие за завтраком вылезают один за другим из-под обломков, я постиг то чудо, которое Господь сотворил над нами. Но тут же начались и все ужасы катастрофы: справа, снизу и слева стали раздаваться стоны и крики о помощи несчастных раненых; одного за другим стали сносить этих несчастных вниз с насыпи. Нечем было им помочь, бедный Чекувер убит наповал, и его походная аптека разбита, а также воды неоткуда было достать. Вдобавок шел дождь, который примерзал к земле, и слякоть была большая, – вот тебе слабое представление этой потрясающей картины. От столовой ничего не осталось, вагон Ксении, Миши и Беби совершенно соскочил с пути и повис наполовину над насыпью. Он страшно поврежден, пол и одна стена сорваны и через открытое пространство Беби и Нана (миссис Элизабет Франклин. – В.Х. ) были выброшены на откос, также невредимы. Большой вагон Папа и Мама сильно помят, пол очень скривлен и вообще внутренность его представляет хаос, так как вся мебель и все вещи сброшены со своих мест и свалились в углы в общую кучу. Вагоны – кухня и буфет, и вагон 2-го класса сильно исковерканы, и в них-то произошли главные ужасы. Почти все находившиеся в них убиты или тяжело ранены. На кого я первым наткнулся, это было на бедную Камчатку, которая лежала уже мертвою; мне стало невыразимо грустно [за] бедного Папа, как он впоследствии будет скучать без этой доброй собаки; хотя как-то совестно говорить об этом, когда рядом лежало 21 тело самых лучших и полезных из людей. Раненых было всего 37 чел. Мама все время, не переставая, обходила раненых, помогала им всем, чем могла и всячески утешала, ты себе представляешь их радость!

Но всего мне не написать, Бог даст, когда снова увидимся, многое еще расскажем вам. Из Харькова пришел санитарный поезд, и увезли наших раненых в клинику.

Уже совсем стемнело, когда мы вошли в Курский поезд и поехали назад. На ст. Лозовая был отслужен молебен, и затем панихида. Два дня спустя была трогательная встреча в Харькове, где навестили все раненых. На другой день в Москве были у Иверской Б[ожией] М[атери], в Успенском Соб[оре] в Чудовом мон[астыре]. Приехали в Гатчино 21-го с великою радостью быть, наконец, дома. А пока прощай. Мой дорогой дядя Сергей. Крепко Вас трех обнимаю.

Через месяц после железнодорожной катастрофы, т. е. 17 ноября 1888 года, император Александр III писал своему брату великому князю Сергею Александровичу: «Прости мне, милый Сергей, что до сих пор не отвечал тебе на твои два письма; первое длинное и очень интересное из Иерусалима, а второе из Афин. По возвращении сюда я завален был работой и письмами и не мог найти времени. – После нашего столь счастливого и великолепного путешествия по Кавказу и Черному морю, мы радовались возвращаться домой, и выехали из Севастополя счастливые, веселые и в лучшем настроении духа после столь отрадных впечатлений. – Вечер был дивный, летний; Севастополь со своими чудными бухтами и всей эскадрой на рейде, освященные лучами заходящего солнца и дым от салюта тоже розовый от заката, представляли чудную картину и под этим дивным впечатлением оставили мы наш чудный юг! Но Боже, что предстояло нам на завтрашний день! Через что Господу угодно было нас провести, через какие испытания, моральные муки, страх, тоску, страшную грусть и, наконец, радость и благодарение Создателю за спасение всех дорогих сердцу, за спасение всего моего семейства от мала до велика! Что мы перечувствовали, что мы испытали и как возблагодарили Господа, ты можешь себе представить! Этот день не изгладится никогда из нашей памяти. Он был слишком страшен и слишком чуден, потому что Христос желал доказать всей России, что Он творит еще чудеса и спасает от явной погибели верующих в Него и в Его великую милость» .

После трагического происшествия с царской семьей многие поговаривали о проблеме преемственности прав на Российский престол. Закон о престолонаследии, принятый императором Павлом I в 1797 году, устанавливал ряд обязательных условий для претендентов на корону самодержца. Во-первых, монарх должен быть православным. Во-вторых, монарх должен быть только мужчиной, пока существуют лица мужского пола в Императорском Доме. В-третьих, мать и жена монарха или наследника должны были еще до своей свадьбы перейти в православие, если они исповедовали другую веру. В-четвертых, монарх или наследник должны заключить «равный брак» с женщиной из другого «правящего дома»; в противном случае «неравный брак» закрывал путь к царскому трону не только этой супружеской чете, но и их наследникам. Кроме того, существовало еще одно обязательное условие, что будущий претендент на престол мог жениться лишь с разрешения правящего императора.

В связи с этими событиями великий князь Михаил Николаевич по большому секрету поведал государственному секретарю А.А. Половцову о разговоре с императором Александром III, который состоялся 18 января 1889 г. Половцов записал в своем дневнике:

«Вел. кн. Михаил Николаевич рассказывает, что в прошлую среду Государь долго говорил с ним о том, что вел. князья должны жениться исключительно на православных, и в доказательство неудобства противного ссылался на то, что могло произойти в случае иного исхода борской катастрофы. Если бы все они были убиты, то, по мнению Государя, на престол должен бы вступить не Владимир Александрович, отказавшийся от престола при женитьбе на лютеранке, а старший сын его – Кирилл. Какую бы все это произвело путаницу! Вел. кн. Михаил Николаевич собирается переговорить обо всем этом с министром двора Воронцовым, но я убедительно прошу его сохранить этот разговор с Государем в глубокой тайне» .

Однако, если к этому мнению относиться достаточно строго, то видно, что оно не соответствовало всем выше перечисленным требованиям закона о престолонаследии. Если великий князь Владимир Александрович был женат на лютеранке, что закрывало ему путь к престолу, то дети (рожденные в таком браке) тоже лишались этих прав.

Что касается великого князя Кирилла Владимировича (1876–1938), то он при своей женитьбе нарушил закон о престолонаследии по двум пунктам. Против воли Государя и канонов Православной церкви 8 (25 сентября) октября 1905 г. великий князь Кирилл Владимирович женился в Баварии на своей разведенной двоюродной сестре великой княгине Виктории Федоровне (1876–1936), урожденной принцессе Виктории Мелите Саксен-Кобург-Готской. Император Николай II лишил его титула и званий, запретив въезд в Россию. Однако через короткое время титул великого князя Кириллу Владимировичу был возвращен. Брак был признан Императорской фамилией только 15 июля 1907 г.

По этому случаю великий князь Константин Константинович 15 июля 1907 года с возмущением записал в своем дневнике: «“Снисходя к просьбе Владимира…”, – так сказано в указе Сенату, – Государь признал брак Кирилла. Жену его повелено называть великой княгиней Викторией Федоровной, а их дочь Марию княжной императорской крови. Странно все это! При чем здесь просьба Владимира? И как может эта просьба узаконить то, что незаконно? Ведь Кирилл женился на двоюродной сестре, что не допускается церковью… Где же у нас твердая власть, действующая осмысленно и последовательно? Страшнее и страшнее становится за будущее. Везде произвол, поблажки, слабость» .

Приведем еще одно свидетельство. В 1912 году, когда младший родной брат царя, великий князь Михаил Александрович (1878–1918), вопреки запрету Государя самовольно женился морганатическим браком на Н.С. Брасовой и встал вопрос об его лишении титула и прав на трон, то в это дело вмешался великий князь Николай Михайлович (1859–1919). Он направил 16 ноября 1912 г. письмо императору Николаю II, весьма любопытное по содержанию: «Много я передумал о том положении, которое создается от брака Миши. Если он подписал или подпишет акт отречения, то это весьма чревато последствиями и вовсе не желательными. Ведь Кирилл, как женатый на двоюродной сестре, тоже уже потерял свои права на престол и в качестве heriticr presomptif явится Борис. Если это будет так, то я прямо таки считаю положение в династическом смысле угнетающим.

Осмеливаюсь выразить такое суждение: Тебе, как Государю и главе семейства, вверены судьба наших семейных законов, которые Ты можешь изменять в любое время. Но я иду еще дальше. Во всякое время, одинаково, Ты имеешь право изменить также закон о престолонаследии… Так, например, если Ты пожелал бы передать право наследства в род Твоей старшей сестры Ксении, то никто и даже юристы с их министром юстиции, не могли бы Тебе представить какие-либо доводы против такого изменения закона о престолонаследии. Если я позволяю себе говорить и излагать на бумаге такого рода соображения, то единственно потому, что возможное отречение от Престола Миши, я считаю просто опасным в государственном отношении.

Весь Твой Николай М[ихайлович] » .

Историк Г.М. Катков приводит сведения о том, что тетка Михаила Александровича великая княгиня Мария Павловна (1854–1920) считала, что младший брат царя стоит на пути ее собственных детей, из которых старший – Кирилл Владимирович – мог бы быть следующим престолонаследником.

Кроме того, не стоит забывать, что великий князь Кирилл Владимирович одним из первых нарушил присягу императору в мятежные дни февраля 1917 года, когда привел Гвардейский экипаж и признал верховенство Государственной думы. Хотя многие из сторонников Кирилла Владимировича (провозгласившего себя императором в изгнании) пытались оспорить или оправдать его «позорное поведение», чем были возмущены многие из династии Романовых, включая в свое время царскую чету. Однако это тема для особого обстоятельного разговора, к чему мы еще вернемся позднее.

Сам великий князь Владимир Александрович (1847–1909) утверждал, что он никаких бумаг не подписывал “об отречении от трона”, а его младший брат Алексей Александрович (1850–1908) поддерживал его, заявляя, что Государь оказался в данном случае не прав. Нам думается, что самодержец Александр III имел веские основания и знал, о чем говорил, а его супруга императрица Мария Федоровна повторила его слова после Февральской революции, в эмиграции, в связи с претензиями великого князя Кирилла Владимировича на Российский престол. Не правда ли, эта “маленькая тайна” последних представителей правящей династии Романовых в какой-то степени напоминает “тайну завещания” императора Александра I (1777–1825). В этом завещании права наследника престола, великого князя Константина Павловича (1779–1831), передавались в пользу его младшего брата Николая Павловича (1796–1855). Все это, как известно, послужило впоследствии поводом для восстания Декабристов на Сенатской площади Санкт-Петербурга в 1825 г.


7 февраля 2015 года исполняется 34 года со дня страшной авиакатастрофы, унесшей жизни замечательных людей, патриотов, профессионалов.
7 февраля 1981 года, на военном аэродроме в городе Пушкино, потерпел крушение самолет, на борту которого находилось 54 человека.
В их числе все высшее руководство КТОФ, офицеры, матросы и гражданские лица.

7 февраля 2015 года, в 12.00 в Николо-Богоявленском Морском Соборе (Никольская площадь, 1/3)
состоится памятная ежегодная панихида, где родные, близкие, друзья, однокашники погибших вспоминают дорогих сердцу людей.

Пока жива память, они живы!

Комитет вдов Командования КТОФ,
Администрация Портала Герои ВМФ."

Специально полностью цитирую обращение и выкладываю материал заранее, чтобы показать, что память, даже о самых страшных вещах, НУЖНА и СВЯЩЕННА…

7 февраля 1981 года, после успешного окончания командно-штабных учений, в авиакатастрофе на военном аэродроме города Пушкина Ленинградской области, погиб практически весь руководящий состав Краснознаменного Тихоокеанского флота. За этими сухими фактами – страшная трагедия, нанесшая непоправимый удар не только советскому флоту, но и всем вооруженным силам великого государства. Стоит ли говорить о безмерной боли, которую причинила эта авиакатастрофа родным и близким, друзьям и сослуживцам тех, чей жизненный путь оборвался вместе с прерванным полетом злосчастного самолета.

В этой самой страшной в истории Военно-Морского Флота авиакатастрофе погибли 50 человек, в том числе 44 военнослужащих из них 13 адмиралов и 3 генерала, бóль­шая часть командования Тихоокеанского флота и его основных объединений, 11 капитанов 1 ранга и один полковник, 6 старших и 7 младших офицеров, мичман, прапорщик, старший матрос и 6 гражданских лиц, из них 5 женщин.

После этой катастрофы, самолет «Ту-104» был окончательно снят с эксплуатации в Вооруженных силах СССР. С гражданских рейсов этот самолет «сошел» еще раньше, в 1979 году. За 5 лет выпуска (с 1955 по 1960 год) была построена 201 машина. Последний раз в воздух Ту-104 поднялся 11 ноября 1986 года, когда одна из сохранившихся в летном состоянии машин перегонялась на вечную стоянку в Ульяновский музей гражданской авиации.

За время эксплуатации с самолетами Ту-104 связано 37 летных происшествий, в том числе 21 – с человеческими жертвами. Один самолет был сбит зенитной ракетой во время учений под Красноярском. В катастрофах Ту-104 погибло 1140 человек…

Официальной версией, полученной на основании почти полугодового расследования, остается вывод, оформленный секретным приказом Министра Обороны, о том, что самолёт упал из-за нарушения центровки в результате неправильного крепления груза и размещения пассажиров в салоне. По просьбе родственников всех погибших, кроме трёх человек, похоронили в Ленинграде на Серафимовском кладбище, 46 человек в братской могиле мемориала и Ломакину Т. В. рядом с мемориалом в отдельной могиле. Генерал-лейтенант авиации Павлов Г. В. похоронен в Киеве, а супруги Макаренко Е. В. и Макаренко Б. Н. на Морском кладбище во Владивостоке. Похороны на Серафимовском кладбище прошли 12 февраля.

Сегодня невозможно объяснить, почему не был объявлен общенародный траур. За все годы Великой Отечественной войны в ВМФ не было такого количества жертв высшего офицерского состава. Информационный прорыв произошёл только в 90-х годах прошлого века, но, к сожалению, большинство публикаций в периодической печати и тогда, и сегодня рассчитано на сенсацию, грешит неточностями, а порой и прямыми выдумками и искажением фактов. Безусловно, положительную роль в освещении событий того периода и восстановления памяти о людях, погибших в авиакатастрофе, сыграла изданная в 2005 году книга «Прерванный полет. Трагедия Тихоокеанского флота 7 февраля 1981 года». Книга увидела свет благодаря, в первую очередь, усилиям вдов погибших адмиралов – Тихоновой Нины Ивановны и Чулковой Тамары Ивановны, а также поддержке командования Военно-Морского Флота России. В неё вошли воспоминания, документы, свидетельства очевидцев трагедии и другие материалы.

  1. Спиридонов Эмиль Николаевич . Командующий Тихоокеанским флотом, адмирал.
  2. Белашев Виктор Григорьевич . Командующий 4-й флотилией подводных лодок ТОФ, вице-адмирал.
  3. Павлов Георгий Викторович . Командующий ВВС ТОФ, генерал-лейтенант авиации.
  4. Сабанеев Владимир Дмитриевич . Член Военного совета – начальник политического управления ТОФ, вице-адмирал.
  5. Тихонов Василий Федорович . Командующий Приморской флотилией разнородных сил ТОФ, вице-адмирал.
  6. Данилко Степан Георгиевич . Начальник штаба – первый заместитель командующего ВВС ТОФ, генерал-майор авиации.
  7. Коновалов Владимир Харитонович . Начальник 3 управления ВМФ войск Дальнего Востока, контр-адмирал.
  8. Корбан Владимир Яковлевич . Заместитель командующего по боевой подготовке – начальник управления боевой подготовки ТОФ, контр-адмирал.
  9. Леонов Геннадий Федорович . Начальник разведки ТОФ, контр-адмирал.
  10. Махлай Виктор Петрович . Командир эскадры подводных лодок ТОФ, контр-адмирал.
  11. Митрофанов Феликс Алексеевич . Начальник оперативного управления – заместитель начальника штаба ТОФ, контр-адмирал.
  12. Николаев Виктор Антонович . Член Военного совета – начальник политотдела Сахалинской флотилии ТОФ, контр-адмирал.
  13. Пирожков Рэмир Иванович . Начальник штаба – заместитель командующего 4-й флотилии подводных лодок ТОФ, контр-адмирал.
  14. Постников Василий Сергеевич . Член Военного совета – начальник политотдела Приморской флотилии разнородных сил ТОФ, контр-адмирал.
  15. Рыков Владимир Васильевич . Член Военного совета – начальник политотдела ВВС ТОФ, генерал-майор авиации.
  16. Чулков Джемс Константинович . Командир 10-й ОПЭСК ТОФ, контр-адмирал.
  17. Асеев Владислав Петрович , капитан 1 ранга.
  18. Бережной Виктор Карпович . Начальник политотдела 10-й ОПЭСК ТОФ, капитан 1 ранга.
  19. Волк Саул Григорьевич . Начальник отдела оперативного управления штаба ТОФ, капитан 1 ранга.
  20. Граф Евгений Григорьевич . Заместитель начальника отдела оперативного управления штаба ТОФ, капитан 1 ранга.
  21. Лобачев Юрий Григорьевич . Заместитель начальника отдела штаба тыла ТОФ, капитан 1 ранга.
  22. Морозов Владислав Игнатьевич . Начальник отдела противолодочных сил штаба ТОФ, капитан 1 ранга.
  23. Пивоев Владимир Ильич . Член Военного Совета – начальник политотдела 4-й флотилии подводных лодок ТОФ, капитан 1 ранга.
  24. Погосов Борис Погосович . Начальник информационного центра разведки ТОФ, капитан 1ранга.
  25. Прокопчик Анатолий Васильевич . Начальник штаба – первый заместитель командующего Приморской флотилии разнородных сил ТОФ, капитан 1 ранга.
  26. Туробов Юрий Николаевич . Начальник штаба – заместитель командира 8-й ОПЭСК ВМФ, капитан 1 ранга.
  27. Цыганков Владимир Дмитриевич . Старший офицер отдела оперативного управления штаба ТОФ, капитан 1 ранга.
  28. Чеканский Казимир Владиславович . Начальник стоматологического отделения Военно-морского госпиталя – главный стоматолог ТОФ, полковник медицинской службы.
  29. Делибатаньян Артур Арович . Заместитель главного штурмана ВВС ТОФ, подполковник авиации.
  30. Инюшин Анатолий Иванович . Командир отряда управления авиационной дивизии ВВС ТОФ, подполковник авиации. Командир корабля ТУ-104.
  31. Подгаецкий Георгий Васильевич . Старший офицер отдела ПВО штаба ТОФ, капитан 2 ранга.
  32. Сорокатюк Владимир Дмитриевич . Начальник оперативного отдела – заместитель начальника штаба ВВС ТОФ, подполковник.
  33. Бабкин Анатолий Иванович . Старший офицер штаба тыла ТОФ, капитан 3 ранга.
  34. Субботин Виталий Алексеевич . Штурман авиационного отряда ВВС ТОФ, майор. Член экипажа ТУ-104.
  35. Науменко Сергей Иванович . Военный летчик-истребитель из Новосибирска, капитан.
  36. Рупасов Михаил Николаевич . Начальник технико-эксплуатационной части отряда авиационного полка ВВС ТОФ, капитан. Член экипажа ТУ-104.
  37. Акентьев Александр Николаевич . Военный летчик-истребитель из Новосибирска, старший лейтенант.
  38. Барсов Анатолий Владимирович . Техник группы обслуживания РТО ВВС ТОФ, старший лейтенант. Член экипажа ТУ-104.
  39. Зубарев Валентин Иосифович . Старший техник группы регламентных работ и ремонта радиотехнической аппаратуры ВВС ТОФ из Советской Гавани, старший лейтенант.
  40. Послыхалин Владимир Александрович . Помощник командира корабля – правый летчик ВВС ТОФ, старший лейтенант. Член экипажа ТУ-104.
  41. Шевченко Геннадий Геннадьевич . Адъютант командующего ТОФ, старший лейтенант.
  42. Амельченко Борис Иванович . Порученец члена Военного совета – начальника политуправления ТОФ, мичман.
  43. Вахтеев Анатолий Иванович . Командир огневых установок авиаполка ВВС ТОФ, прапорщик. Член экипажа ТУ-104.
  44. Дворский Виктор Степанович . Чертёжник штаба ТОФ, старший матрос.
  45. Ломакина Тамара Васильевна , жена первого секретаря Приморского крайкома КПСС Ломакина В. П.
  46. Спиридонова Валентина Павловна , жена командующего ТОФ адмирала Спиридонова Э. Н.
  47. Левкович Анна А. , машинистка оперативного управления штаба ТОФ.
  48. Морева Елена Александровна , дочь начальника связи ТОФ А. Морева.
  49. Макаренко Б.Н. , сын начальника снабжения Приморского крайисполкома Н. Макаренко.
  50. Макаренко Е.Н. , жена Макаренко Б. Н.

В начале 2014 года открылся сайт «Герои ВМФ. Прерванный полет», (http://geroi-vmf.ru/index.html), в создании и поддержке которого принимают участие, в том числе, родные погибших. Именно поэтому, привожу версию событий, изложенную на этом сайте. Уверен, родные всегда ближе к истине, чем писатели и журналисты…

«Большой сбор»
Это был ежегодный оперативно-мобилизационный сбор руководящего состава всех флотов СССР под управлением главнокомандующего ВМФ Адмирала Флота Советского Союза Сергея Георгиевича Горшкова. В 1981 году он проходил с 1 по 7 февраля в Ленинграде. 30 января делегация ТОФ вылетела из Владивостока на военном самолете флотской авиации Ту-104. Неделю спустя, 7 февраля, этим же самолетом они должны были лететь назад.
В тот день, по окончании сбора, Главнокомандующий ВМФ СССР на совещании руководящего состава флота подвел итоги прошедшего года. Тихоокеанцев признали лучшими по всем показателям боевой учебы. С хорошим настроением военно-морские руководители стали собираться домой. Пользуясь случаем, старались прихватить из центра то, что в те годы для флота было дефицитом. Кто-то раздобыл дефицитную бумагу разных форматов (тонна-полторы), кто-то выбил запас карт (еще полтонны), кому-то удалось достать служебную аппаратуру и т.д. В итоге самолет оказался существенно перегруженным. Именно это обстоятельство впоследствии склонило стрелку весов в сторону версии о нарушении центровки вследствие перегрузки.
Перед взлетом
Руководящий состав Тихоокеанского флота ожидал вылета во Владивосток. В тот день с военного аэродрома в Пушкине отправлялись по домам и руководители всех остальных флотов. Утром отбыли североморцы, с которыми, кстати, полетел и начальник штаба ТОФ — Герой Советского Союза вице-адмирал Р. А. Голосов (он поехал навестить сына, который служил на Северном флоте, что, собственно, и спасло ему жизнь). Следом за ними должны были вылетать дальневосточники, затем черноморцы.
Отлет командования тихоокеанцев и черноморцев был намечен на послеобеденное время. Их провожали высокопоставленные адмиралы, генералы, представители Ленинградского обкома и горкома КПСС, многочисленные депутаты...
Военный аэродром был, казалось, битком набит служебными машинами. Вдоль взлетно-посадочной полосы группами шли люди — провожающие. Все оживленно разговаривали, очевидно, обмениваясь впечатлениями. Для них было расчищено от снега специальное место, с которого лучше всего виден взлетающий самолет Тихоокеанского флота.
На аэродроме слегка пуржило, шел небольшой снежок, дул какой-то нехороший ветер. Впрочем, полеты не отменялись. ТОФовский Ту-104 стоял особняком — не в конце взлетной полосы, где была стоянка самолетов Балтийского, Северного и Черноморского флотов, а в начале. Около 16 часов по ленинградскому времени он двинулся оттуда в сторону взлетной полосы, через 200 метров вышел на старт и пошел на взлет

Катастрофа

На стартовом командном пункте аэродрома в отличие от оживленно радостного настроения провожающих царила напряженная атмосфера. За неделю пребывания Ту-104 на аэродроме личный состав устал расчищать снег, охранять «персональный» самолет, грузить во чрево реактивной машины дефицитное для флота имущество, которое удалось раздобыть в Ленинграде: рулоны бумаги, карты, аппаратуру связи, телевизоры...

На СКП находился полковник М. Он руководил взлетом авиалайнера. Устало опустившись в крутящееся кресло, полковник с высоты многоэтажного дома наблюдал за последними приготовлениями к вылету. В голове крутилась мысль: скорее бы отправить гостей.

Пробило 15 часов. В помещение зашел еще один военный. Он с удивлением сказал: «Самолет перегружен, а они все вталкивают. Вздумали в последний момент вкатить туда рулоны типографской бумаги! Ведь можно не взлететь».

Полковник М. промолчал. Пусть грузят, что хотят, лишь бы побыстрее. Вылет и так задерживался.

Наконец от ожившего Ту отъехал трап и донесся звук реактивных двигателей. Экипаж прогревал движки.

Прошу разрешения на рулежку. Я — «Борт». «Борт» тихоокеанцев запрашивал СКП.

Я — ... Рулежку разрешаю, — ответил в микрофон полковник М. Авиалайнер нехотя сдвинулся и пополз на место старта.
Затем, опробовав движки на всех режимах, командир запросил разрешения на взлет. Взлет разрешаю, — опять отреагировал полковник.

Самолет начал разбег. Машина тяжело набирала скорость. Длина разбега груженого авиалайнера равнялась почти одному километру. И в самом конце разбега, когда командир корабля уже оторвал от бетона переднюю стойку шасси, случилось непредвиденное. Ту-104 повело вправо от ВПП...

Замершие в шоке провожающие наблюдали, как осевший самолет на огромной скорости сошел с бетонки и зацепил правой плоскостью капонир-обваловку (насыпные валы между самолетами высотой 6 м), где когда-то базировались истребители. А дальше случилось страшное: машину на бешеной скорости развернуло на 90 градусов и перевернуло через крыло. Моментально вспыхнуло 30 тонн керосина. Лава из частей авиалайнера, горящего керосина и земли кувыркалась и катилась еще не один километр...

Причины трагедии

Комиссию по расследованию причин катастрофы возглавил главком ВВС маршал авиации П. С. Кутаков. Самой первой версией было подозрение, что отказала система управления. Впоследствии, по мере сбора информации, версий стало больше. Не исключалась и диверсия. Но официальной точкой зрения на причины катастрофы, которая легла в основу изданного в результате тщательного расследования секретного приказа, стала другая.

Перегрузка самолета в тот роковой день стала первой частью из упавших на чашу весов допущенных нарушений, и стрелка качнулась в сторону беды...

Положение усугубило то, что удовлетворенные полученной высокой оценкой по итогам года радостные пассажиры и экипаж не проконтролировали расположение груза внутри фюзеляжа самолета. Комиссия установила, что центровка общей массы оказалась за установленными пределами — ближе к хвосту. Это ухудшило аэродинамику (устойчивость) самолета, что не ощутимо на земле, но проявляется сразу после отрыва шасси от бетонки. Последней ошибкой было то, что экипаж начал взлет на несколько сот метров раньше, чем это следовало делать. Командир экипажа — опытный первоклассный летчик, летавший именно на этом самолете более 10 лет, стал выполнять взлет по входившей тогда в моду зарубежной «экологической» методике — как можно круче набор, чтобы быстро увести от земли гром ревущих двигателей. В результате самолет оказался, как говорят пилоты, «подорван» на меньшей (чем нужно было для перегруженного лайнера) длине разбега и на меньшей скорости.

На 8 — 10 секунде полета, когда подъемная сила, уменьшаясь вследствие крутого набора высоты тяжелого лайнера, сравнялась с его весом, наступило то самое неустойчивое равновесие, которое в полете ведомо только летчикам-испытателям, проверяющим устойчивость новой машины. Но строевым пилотам подходить к подобным режимам категорически запрещено — особенно с пассажирами на борту.

Последним фактором, опрокинувшим и самолет, и судьбы членов экипажа и пассажиров, стал сильный встречно-боковой ветер. Зная о нем и предполагая парировать снос, летчики дали элероны вправо — на ветер. И именно туда, вправо, повалился многотонный лайнер.

Ни руководитель полетов, ни кто-то другой из группы руководства полетами не успели произнести ни слова. Лишь штурман корабля, сидящий в стеклянном носу лайнера, сначала с тревогой, а затем с ужасом прокричал несколько раз: «Куда? Куда?! Куда?!» Он, конечно, не мог представить, что эта страшная фигура — крен почти отвесно к земле — выполняется вне воли летчиков. Испытатели потом говорили, что спасти положение на первых мгновениях правого крена мог лишь энергичный поворот штурвала влево и от себя, чтобы вывести корабль в горизонтальный полет и набрать скорости. Так «блинчиком» уходили после взлета в войну перегруженные бомбами тяжелые бомбардировщики.

При расследовании этой трагедии выяснилось, что аналогичные «голубочки» на взлете происходили на этапе освоения самолета Ту-16, военного аналога аэрофлотскому Ту-104. В 60-х годах погибло несколько экипажей, взлетавших из аэропорта Североморск. Но этот горький опыт не был учтен.

Расследование катастрофы Ту-104 длилось несколько недель и проходило в напряженных спорах между представителями КБ Туполева, бывшего командования ВМФ и МО, летчиков-испытателей. «Стрелочником», однако, был назначен командир авиационной дивизии, базирующейся на Дальнем Востоке, полковник Яковлев. В работе совещания он не принимал участие и в момент беды находился за десятки тысяч километров от места события. Но самолет Ту-104 входил в отряд управления этой дивизии, и этого оказалось достаточно, чтобы московские начальники свалили на него всю вину.

Что касается командира экипажа подполковника Анатолия Ивановича Инюшина, то по признанию всех, кто его знал, в том числе и нового после случившейся трагедии командования ВВС ТОФ, он был первоклассным летчиком, знающим свое дело. На флоте его ценили и уважали. Именно он всегда возил ответственных лиц. Ему было 52 года. Подполковникам, как известно, положено увольняться в запас в 45 лет. Значит, его мастерство и опыт были востребованы. Говорят, что еще перед вылетом из Владивостока Инюшин сказал: «Ну, все, последний рейс, и списываемся оба — я и Ту-104». Мог ли человек с таким опытом и мастерством совершить грубейшую ошибку? Поверить в это невозможно. И экипаж был у него грамотный...

На этом можно было бы и закончить, если бы не одно НО.

Во многих интернет-источниках, в виденной мной телепередаче, зачастую и в обсуждениях на форумах, которые мне удалось почитать, вина, прямо или косвенно, возлагается на экипаж.

В той же «Вики» кратко написано – «ошибка экипажа». Все знают, что командир корабля – «первый после бога», не секрет также, что центровка самолета – «зона ответственности» экипажа. Но все ли, «кивающие» на это, пробовали когда-нибудь возразить ПЕРВОМУ ЛИЦУ (пусть даже собственной компании, завода, Совета?). Нет, не поворчать в курилке, а просто сказать: «Я ЭТОГО ДЕЛАТЬ НЕ БУДУ». Пробовали? Получилось? Тогда я готов выслушать комментарии.

В качестве же аргумента приведу тексты из еще двух источников, авторы которых тоже «не таксисты и не парикмахеры».

« По окончании длительных разборов, в штаб флота прилетел генерал-полковник авиации Мироненко, тогда командующий авиацией ВМФ. Расстелив на столе вычерченную на ватмане распечатку информации «черного ящика», он поведал о причинах катастрофы. Рассказ его запомнился накрепко.

Самолет был полностью исправен, не перегружен. По весу мог бы еще взять до двух тонн. Однако бесконтрольная загрузка вещей (а в Ленинграде много чего накупили) привела к нарушению центровки самолета. Оказалась сильно перегруженной хвостовая часть.

Почему экипаж допустил столь грубейшее нарушение при подготовке к вылету, теперь можно лишь гадать. Согласно инструкции по управлению ТУ-104, после достижения при разбеге скорости около 220 км/час командир создавал рулями угол отрыва 6 градусов и самолет взлетал. По данным «черного ящика», самолет оторвался от полосы на скорости 185 км/час без перекладки пилотом рулей для создания взлетного угла.

Причиной этого и была запредельная центровка на хвост. Не достигнув необходимой скорости отрыва, самолет был неустойчив на взлете. Дул достаточно сильный встречно-боковой ветер, который способствовал выводу самолета из рав-новесия и появлению крена на правый борт. Попытки пилотов выровнять крен результата не давали, а перекладка рулей затрудняла набор скорости. Крен достиг 90 градусов, и, судя по всему, правое крыло «чиркнуло» за какое-то препятствие, то ли столб, то ли крышу капонира.

Самолет перевернулся на спину и рухнул с высоты около 50 метров, сразу превратившись в пылающий костер. Пленка самописца зафиксировала надрывно удивленный крик штурмана: «Куда, куда, куда!?» и истошный вопль диспетчера командного пункта: «Крен равняйте, крен!» Удар, конец!

За тихоокеанцами должны были вылетать балтийцы. Попрыгав в машины, офицеры бросились к месту падения, километрах в полутора от конца взлетной полосы. Увы! Жар полыхавшего керосина близко не подпускал. Полная заправка, 30 с лишним тонн, горела дольше часа. Расчет пожарной машины во время отправки самолетов смотрел телевизор, воды в ней не оказалось. А может, удалось бы хоть одну жизнь спасти! Нет, «менталитет» у нас не тот, авось все и так обойдется! Оранжевое пламя с траурной каймой черного дыма пожирало останки людей. Живыми оставались только апельсины, раскатившиеся от места пожарища, оранжевые, как осколки пламени.

Нет! Не надо нам при катастрофах и происшествиях кидаться на поиски сионистско-масонских и прочих «пятых колонн». Мы были, есть и долго будем для самих себя «пятой колонной», если не вытравим на генном уровне самые дрянные, наверное, черты характера — пренебрежение законами природы и общества, наплевательское отношение к жизни людей, стремление полагаться на авось, когда требуется строжайшее следование законам и правилам, уже оплаченным кровью и потом предшествующих поколений. Не сумеем — вымрем как мамонты, не успевшие адаптироваться к быстрой смене условий обитания. Жить, как наши далекие предки, на просторах древней Руси, полагаясь на Бога да авось и лениво почесывая затылок, недопустимо в эпоху космических скоростей, атомной техники и нанотехнологий.

После трагедии было предписано перевозки пассажиров на военных самолетах осуществлять с взвешиванием багажа, с использованием привязных ремней и прочего, давно применяемого в гражданской авиации. Командующим объединениями на одном самолете со своими первыми заместителями не летать. Правильные требования! Ну и что? Через год снова стали летать вместе, через два забыли про взвешивание багажа, а потом и все вернулось на круги своя. До новых катастроф, ребята!

«Я 16 лет летал на Ту-16, аналоге Ту-104. На 185 км/ч (как звучит в фильме) он летать, в принципе, не может. У него посадочная скорость 235–270 км/ч, а скорость отрыва 270–325 км/ч в зависимости от веса. С весами, близкими к максимальным, на 180–200 км/ч начиналась разгрузка передней стойки шасси с выводом самолета на угол 4 градуса, разбег продолжался с данным (постоянным) углом и лишь при достижении скорости отрыва, очень плавным движением штурвала «на себя» самолет выводился на угол 7–8 градусов, в конце создания которого и происходил отрыв самолета от ВПП. Тяговооружённость самолета в пределах 0.3–0.35 иного и не позволяла. После отрыва вертикальная скорость набора высоты (до разгона скорости и уборки закрылков) не превышала 5 м/с (летом, в жару, вообще 2–3 м/с).

Сразу после катастрофы ходили разговоры, что бардак при загрузке борта был неимоверный. Куча адмиралов, все командуют, экипаж пытается довести порядок загрузки, но его просто посылают «на ┘», хамски указывая летчикам: ваше место – возле ┘ штурвалов, а «здесь все с «мухами» на погонах». Второй пилот да и командир вновь возражают, после чего их сразу несколько адмиралов «снимают», «увольняют» и просто «размазывают». Кто для «целого» адмирала второй пилот, да и какой-то командир экипажа, хоть и подполковник? Тем более что со сборов «вожди» редко улетали трезвыми.

Кроме всего прочего рассказывали, что приехавший «очень не в духе» командующий ТОФ пожелал в своем салоне (расположенном в передней части самолета) лететь один, в результате чего из салона «в хвост» было выставлено еще с десяток человек. Хотя сделать было нужно с точностью до наоборот: начиная с самых задних рядов набиться как «сельди в бочку» в переднюю часть салона (стоя, сев на колени друг другу, как угодно), освободив заднюю часть салона по максимуму, а обратно по местам рассредоточиться только после выполнения взлета.

Трудно сказать, что было бы с командиром экипажа Инюшиным, откажись он выполнять полет. Предполагаю, что в лучшем случае все члены экипажа стали бы пенсионерами прямо в самолете.

В фильме нет мнений летчиков, но любой сколько-нибудь опытный пилот сказал бы, что на разбеге из-за центровки, превышающей предельно-заднюю, по мере нарастания скорости (против аэродинамики не попрешь) самолет просто сам «сел на хвост» и сам оторвался от земли на скорости, почти вдвое меньшей расчетной скорости отрыва. Либо, что более вероятно, самолет оторвался не на 185, а на 285 км/ч. На Ту-16 (Ту-104) не было бустеров или гидроусилителей, потому усилий летчиков (отдачей штурвала «от себя» для предотвращения преждевременного отрыва) при этом не могло хватить для парирования мощнейшего стремления самолета задрать нос. Так как отрыв произошел на скорости, меньшей эволютивной (наименьшей, на которой он способен лететь), да еще и с запредельным (и постоянно самопроизвольно увеличивающимся) углом атаки, далее (по той же аэродинамике) он и должен был упасть. А точнее сказать, это и не было взлетом как таковым, но было катастрофой на взлете из-за преждевременного, самопроизвольного отрыва самолета от ВПП по причине запредельной задней центровки.

Смею предположить, что командир экипажа рассчитывал, что, отдав перед взлетом штурвал от себя, он сможет удержать самолет на разбеге в трехточечном положении до достижения расчетной скорости отрыва (или даже несколько больше расчетной), после чего очень плавно приподнять нос самолета и с небольшим углом оторвать машину от ВПП на скорости больше расчетной. Запас на Ту-16 допустимой предельно-задней центровки от задней-критической в 10% позволил бы ему при такой методике взлета «обмануть» неправильную загрузку, но, как я слышал еще в 1981 году, покатившиеся по проходу после начала разбега рулоны бумаги привели к выходу центровки за пределы не только предельно-допустимой, где самолет еще управляем, но и критической, где машина уже неуправляема.

У любого самолета на переднюю стойку шасси приходится не более 7–10% веса. Адмиралов могло спасти только одно. Если бы они загрузили еще пару рулонов бумаги или пару-тройку мебельных гарнитуров, то самолет бы «сел на хвост» прямо на стоянке. Тогда, конечно, как и в фильме, обвинили бы во всем и «выпороли» несчастный летный экипаж, но хотя бы «въехали», что самолет – это «аптекарские весы», коромысло которых лежит на некоем условном, весьма небольшом по ширине бруске. И оно (коромысло) параллельно земле (и не падает) только в случае, если на обеих чашах весов примерно равные массы. Ширина бруска в данном примере и есть разрешенный «зазор» между предельно-передней и предельно-задней центровками. Перегрузишь нос – не сможешь оторвать переднюю стойку шасси от земли на взлете, не хватит длины ВПП, самолет не взлетит ни на какой скорости. Перегрузишь хвост – повторишь то, что было в фильме, так как за пределами допустимых центровок самолет неуправляем.

Неоднократно упоминаемое в фильме положение самолета после отрыва, вставшего «крестом», только лишний раз убеждает, что центровка превышала предельно-заднюю. Экипаж при этом бессилен.

52 пассажира – это 5200 кг. До 9000 кг (макс. загрузка) – 3800 кг. В самолет же запихали груза тонн десять, если не больше. А в фильме у всех прямо или иносказательно звучит вопрос: «Куда это экипаж смотрел, почему допустил?» А кто у экипажа спрашивал и кто его слушал?

Начальникам любого ранга, если они не слышали о такой науке, как аэродинамика, следует хотя бы ознакомиться с приказом министра обороны по правилам выполнения воздушных перевозок в авиации Вооруженных сил, где написано: все пассажиры обязаны беспрекословно выполнять требования членов экипажа. А также, что никто не имеет права вмешиваться в действия экипажа в полете, в том числе и лица, в распоряжение которых экипаж выделен. Скольких катастроф удалось бы избежать, если бы адмиралы и краснолампасные генералы хотя бы эти два пункта не только знали, но еще и соблюдали.

Лет 5–6 назад, точно не помню, вышел приказ МО РФ, которым был отменен целый ряд приказов о наказании летных экипажей, преимущественно имеющих отношение к полетам транспортных вертолетов в Чечне. Многие из генералов получили в том же приказе «фитили» от МО РФ. Речь идет о том, что экипажам транспортной авиации либо ставили незаконную (невыполнимую) задачу, либо требовали в полете изменить маршрут, выполнить незапланированные посадки и т.д. А когда экипаж осмеливался заявить, что он обязан выполнять по авиационным законам только то, к чему он готовился, и что «подписано» на данный полет, его обвиняли в трусости, в неподчинении и даже, вынув пистолеты, грозили отдать под трибунал «за невыполнение боевого приказа». А после вылета снимали, увольняли, обвешивали взысканиями... Масса летчиков пострадала. Вынужден был сам министр обороны вмешаться, чтобы защитить летчиков и указать «боевым» генералам на свой же приказ о правилах воздушных перевозок.

Попробуйте «качать права» в самолете гражданской авиации, там быстро «успокоят», несмотря на любое количество звезд на погонах. А чем отличается экипаж транспортного самолета (вертолета) «в погонах»? Только тем, что он в этих самых погонах, но «работает» почти по тем же «правилам» и даже летает по тем же воздушным трассам, что и самолеты ГА. Делайте то, что сказал (разрешил) экипаж, – будете живы. Будете «умничать», очень рискуете попасть в некролог.

Об ушедших либо – хорошо, либо – ничего. Но не хотелось бы повторения трагедий.

Вместо заключения.

Кто-то (может быть – не один), как всегда, сделал ошибку. Люди погибли. Но они служили своей стране.

Вечная им память!

Я хорошо помню эту трагедию. В то время я служил на Северном флоте (я в этом блоге как-то писал об этом...). Все в видеоролике сказано правду. Не согласен я только с тем, что все это было тайной.

Возможно в прессе и не все факты расследования освещались в полном объеме... да и нужно ли это было людям, далеким от авиации и флота?... Думаю, что нет...

Мы, военные, были оповещены о катастрофе немедленно. Во-первых, все, действительно, в первый момент подумали, что началась война... погиб практически весь командный состав одного из мощнейших в мире, на то время, Тихоокеанского флота... невольно такие мысли закрадывались...

Ход расследования, особенно выводы комиссии, нам тоже практически online доводились. Конечно, все это было под грифом "секретно", но тем не менее тайной не было... и никто никому не врал... Выводы комиссии по расследованию авиакатастрофы были именно такие, как сказано в этом видеоролике...

Конечно, переживали все мы... такая трагедия могла случиться с каждым из нас... да и погибших, их семьи было жаль...

А дело было так...

Самолет Ту-104 командующего Тихоокеанским флотом Советского Союза адмирала Эмиля Спиридонова возвращался со штабных учений, в которых принимало участие руководство всех флотов Советского Союза, и вез с собой секретнейшие документы, морские карты и прочую документацию. Помимо самого Спиридонова на борту были еще 49 человек.

Среди них 16 адмиралов. (Для сравнения — в ходе боев Второй мировой войны советский флот потерял четырех адмиралов. А тут сразу, в один страшный миг — 16!)

Мгновенно созданная государственная комиссия перебирала все версии. Думали: «А что если самолет взорван? Что если потенциальный противник специально обезглавил Тихоокеанский флот? Что если это начало войны?..» Возникло и предположение, что террористический акт мог организовать какой-то одиночка.

Так что же на самом деле произошло на борту военного самолета? Почему погибло командование Флота? В фильме принимают участие случайно не попавшие на тот злополучный рейс члены высшего командования Тихоокеанского флота, родственники погибших, очевидцы трагедии.

События перед авиакатастрофой

В феврале 1981 года в Ленинградской военно-морской академии был назначен оперативный сбор высшего командного состава всех флотов СССР. Во главе сбора стоял лично командующий ВМФ СССР Сергей Горшков. Целью сбора являлось проведение командно-штабных учений без задействования реальных сил.

В числе прилетевших 30 января 1981 года на военный аэродром в городе Пушкин офицеров флота был и весь высший командный состав Тихоокеанского флота СССР, прилетевший на самолёте Ту-104 из Владивостока. В течение недели проходили учения, затем, 7 февраля, были подведены итоги, по которым руководство Тихоокеанского флота СССР было признано лучшим. Руководство ТОФа начало собираться домой. Утром 7 февраля 1981 года домой отправилось и руководство Северного флота СССР. В числе пассажиров этого самолёта в Североморск вылетел и начальник штаба Тихоокеанского флота, которому было разрешено навестить своих родственников, живших в Североморске. Чудом избежал гибели и командующий Камчатской военно-морской флотилией, который вылетел рейсом «Аэрофлота».

Авиакатастрофа

В 16 часов 7 февраля 1981 года самолёт Тихоокеанского флота вышел на исполнительный старт. При выполнении взлёта Ту-104 отделился от ВПП с большим углом атаки. Поднявшись на высоту 45—50 метров, самолёт с интенсивно нарастающим креном свалился на правое крыло, ударился о землю и взорвался. Неподалеку от места катастрофы в снегу был обнаружен старший лейтенант техник Зубарев , случайно оказавшийся в кабине самолета, и которого от удара выкинуло через носовой фонарь. По дороге в больницу он скончался. Остальные находившиеся на борту люди погибли во время взрыва.

Список погибших

Экипаж

Инюшин Анатолий Иванович. Командир отряда управления авиационной дивизии ВВС ТОФ, подполковник авиации.

Послыхалин Владимир Александрович. Помощник командира корабля — правый лётчик ВВС ТОФ, старший лейтенант.

Субботин Виталий Алексеевич. Штурман авиационного отряда ВВС ТОФ, майор.

Рупасов Михаил Николаевич. Начальник технико-эксплуатационной части отряда авиационного полка ВВС ТОФ, капитан.

Барсов Анатолий Владимирович. Техник группы обслуживания РТО ВВС ТОФ, старший лейтенант.

Вахтеев Анатолий Иванович. Командир огневых установок авиаполка ВВС ТОФ, прапорщик.

Пассажиры

Спиридонов Эмиль Николаевич. Командующий Тихоокеанским флотом, адмирал.
Белашев Виктор Григорьевич. Командующий 4-й флотилией подводных лодок ТОФ, вице-адмирал.
Павлов Георгий Васильевич. Командующий ВВС ТОФ, генерал-лейтенант авиации.
Сабанеев , Владимир Дмитриевич. Член Военного совета — начальник политического управления ТОФ, вице-адмирал.
Тихонов Василий Федорович. Командующий Приморской флотилией разнородных сил ТОФ, вице-адмирал.
Данилко Степан Георгиевич. Начальник штаба — первый заместитель командующего ВВС ТОФ, генерал-майор авиации.
Коновалов Владимир Харитонович. Начальник 3 управления ВМФ войск Дальнего Востока, контр-адмирал.
Корбан Владимир Яковлевич. Заместитель командующего по боевой подготовке — начальник управления боевой подготовки ТОФ, контр-адмирал.
Леонов Геннадий Федорович. Начальник разведки ТОФ, контр-адмирал.
Махлай Виктор Петрович. Командир эскадры подводных лодок ТОФ, контр-адмирал.
Митрофанов Феликс Александрович. Начальник оперативного управления — заместитель начальника штаба ТОФ, контр-адмирал.
Николаев Виктор Антонович. Член Военного совета — начальник политотдела Сахалинской флотилии ТОФ, контр-адмирал.
Пирожков Рэмир Иванович. Начальник штаба — заместитель командующего 4-й флотилии подводных лодок ТОФ, контр-адмирал.
Постников Василий Сергеевич. Член Военного совета — начальник политотдела Приморской флотилии разнородных сил ТОФ, контр-адмирал.
Рыков Владимир Васильевич. Член Военного совета — начальник политотдела ВВС ТОФ, генерал-майор авиации.
Чулков Джемс Константинович. Командир 10-й ОПЭСК ТОФ, контр-адмирал.
Асеев Владислав Петрович. Капитан 1 ранга.
Бережной Виктор Карпович. Начальник политотдела 10-й ОПЭСК ТОФ, капитан 1 ранга.
Волк Саул Григорьевич. Начальник отдела оперативного управления штаба ТОФ, капитан 1 ранга.
Граф Евгений Григорьевич. Заместитель начальника отдела оперативного управления штаба ТОФ, капитан 1 ранга.
Лобачев Юрий Григорьевич. Заместитель начальника отдела штаба тыла ТОФ, капитан 1 ранга.
Морозов Владислав Игнатьевич. Начальник отдела противолодочных сил штаба ТОФ, капитан 1 ранга.
Пивоев Владимир Ильич. Член Военного Совета — начальник политотдела 4-й флотилии подводных лодок ТОФ, капитан 1 ранга.
Погосов Борис Погосович. Начальник информационного центра разведки ТОФ, капитан 1ранга.
Прокопчик Анатолий Васильевич. Начальник штаба — первый заместитель командующего Приморской флотилии разнородных сил ТОФ, капитан 1 ранга.
Туробов Юрий Николаевич. Начальник штаба — заместитель командира 8-й ОПЭСК ВМФ, капитан 1 ранга.
Цыганков Владимир Дмитриевич. Старший офицер отдела оперативного управления штаба ТОФ, капитан 1 ранга.
Чеканский Казимир Владиславович. Начальник стоматологического отделения Военно-морского госпиталя — главный стоматолог ТОФ, полковник медицинской службы.
Делибатаньян Артур Арович. Заместитель главного штурмана ВВС ТОФ, подполковник авиации.
Подгаецкий Георгий Васильевич. Старший офицер отдела ПВО штаба ТОФ, капитан 2 ранга.
Сорокатюк Владимир Дмитриевич. Начальник оперативного отдела — заместитель начальника штаба ВВС ТОФ, подполковник.
Бабкин Анатолий Иванович. Старший офицер штаба тыла ТОФ, капитан 3 ранга.
Науменко Сергей Иванович. Военный лётчик-истребитель из Новосибирска, капитан.
Акентьев Александр Николаевич. Военный лётчик-истребитель из Новосибирска, старший лейтенант.
Зубарев Валентин Иосифович. Старший техник группы регламентных работ и ремонта радиотехнической аппаратуры 570 авиаполка 143 мрад ВВС ТОФ из Советской Гавани, старший лейтенант.
Шевченко Геннадий Геннадьевич. Адъютант командующего ТОФ, старший лейтенант.
Амельченко Борис Иванович. Порученец члена Военного совета — начальника политуправления ТОФ, мичман.
Дворский Виктор Степанович. Чертёжник штаба ТОФ, старший матрос.
Ломакина Тамара Васильевна. Жена первого секретаря Приморского крайкома КПСС Ломакина В. П.
Спиридонова Валентина Павловна. Жена командующего ТОФ адмирала Спиридонова Э. Н.
Левкович Анна А. Машинистка оперативного управления штаба ТОФ.
Морева Екатерина Александровна. Дочь начальника связи ТОФ А. Морева.
Макаренко Б. Н. Сын начальника снабжения Приморского крайисполкома Н. Макаренко.
Макаренко Е. Н. Жена Макаренко Б. Н.

7 февраля 1981 года под Ленинградом (Санкт-Петербургом) разбился транспортный самолет Ту-104. Погибло почти все руководство Тихоокеанского флота: 17 адмиралов и генералов. Всего катастрофа унесла 52 жизни.

В начале февраля 1981 года в Военно-морской академии в Ленинграде назначили оперативно-мобилизационный сбор руководящего состава всех флотов ВМФ. Возглавлял это мероприятие главком ВМФ адмирал Флота Советского Союза С.Г. Горшков. Высшее руководство флотов принимало участие в командно-штабных учениях без привлечения реальных сил.

Все шло по плану. 30 января руководители Тихоокеанского флота (ТОФа) прилетели на военном самолете флотской авиации Ту-104 из Владивостока в Ленинград. Через неделю этим же самолетом им предстояло вернуться домой.

«Когда они уходили, а мы ведь все жили в одном доме, - вспоминала Тамара Чулкова, вдова контр-адмирала Джемса Чулкова, - мой муж уже внизу стоял, а муж Светланы Бережной Виктор (капитан 1-го ранга. - И.М.) только выходил из квартиры. Он был не в фуражке, а в шапке. И ему кто-то сказал: „Что ж ты в шапке! Моряк должен быть только в фуражке!“ И Виктор Карпович побежал наверх… А я стою и думаю: ну зачем он вернулся?! Это ведь такая нехорошая примета».

Сбор в Ленинграде пролетел незаметно. Через неделю адмирал Горшков подвел итоги. На учениях тихоокеанцев признали лучшими. В хорошем настроении они стали собираться домой.

Нина Тихонова, вдова вице-адмирала Василия Тихонова, командующего Приморской флотилией Тихоокеанского флота, позже говорила о своих плохих предчувствиях: «У нас дома был кактус, который всегда расцветал в мае. Это такое красивое зрелище. И тут вижу: ветка будто застыла. А потом увидела, что кактус выбросил цветок. Знаете, кактус цвел те последние сутки, что были отведены мужу. Как будто осветил его жизнь. Причем обычно он расцветал в шесть часов вечера, а через сутки отцветал. А тут распустился в 23.00 - и ровно в это время на следующий день отцвел. Я посмотрела на часы и сказала сыну: „Если завтра мы нашего папу увидим, то будем самыми счастливыми людьми на свете“.

Утром 7 февраля вылетели североморцы и с ними - начальник штаба ТОФа, которому разрешили навестить родственников на Севере. Удалось избежать гибели и командованию Камчатской военной флотилии - им посчастливилось попасть на рейс Аэрофлота. Затем поднялись в небо и другие самолеты.

Около 16 часов к исполнительному старту военного аэродрома в городе Пушкин двинулся Ту-104 Тихоокеанского флота. В тот день шел снег, мела даже небольшая пурга, но полеты не отменялись. На борту транспортного самолета находились командующий флотом адмирал Эдуард Спиридонов, командующий авиацией флота генерал-лейтенант Георгий Павлов, 17 адмиралов и генералов, другие пассажиры (среди них - супруги Спиридонова и секретаря крайкома партии Ломакина). Всего вместе с экипажем на Ту-104 летели 52 человека.

Военно-морские руководители, собираясь домой, прихватили с собой из центра дефицитные товары. В итоге Ту-104 оказался существенно перегруженным. Положение усугубилось тем, что экипаж не проконтролировал расположение груза внутри фюзеляжа самолета. Позже комиссия установила, что центровка общей массы оказалась за установленными пределами - ближе к хвосту. Это ухудшило аэродинамику самолета, что неощутимо на земле, но проявляется сразу после отрыва шасси от бетонки. Последняя ошибка - что экипаж начал взлет на несколько сот метров раньше, чем следовало. Командир экипажа - первоклассный пилот, опытный, проработавший на самолетах подобного типа более 11 лет, - стал выполнять взлет по входившей тогда в моду зарубежной «экологической методике»: как можно круче набор, чтобы быстро увести от земли гром ревущих двигателей.

На 8-й секунде полета, когда подъемная сила, уменьшаясь вследствие крутого набора высоты тяжелого лайнера, сравнялась с его весом, наступило то самое неустойчивое равновесие, которое в полете ведомо только летчикам-испытателям, проверяющим устойчивость новой машины. Последним фактором, опрокинувшим и самолет, и судьбы членов экипажа и пассажиров, стал сильный встречно-боковой ветер. Зная о нем и предполагая парировать снос, летчики дали элероны вправо - на ветер. И именно туда, вправо, заваливался многотонный лайнер.

Ни руководитель полетов, ни его подчиненные не успели произнести ни слова. Лишь штурман корабля, сидящий в стеклянном носу лайнера, сначала с тревогой, а затем с ужасом прокричал несколько раз: «Куда? Куда?! Куда?!!» Он, конечно, не мог представить, что эта страшная фигура - крен почти отвесно к земле - выполнялась не по воле летчиков. Испытатели потом говорили, что спасти положение на первых мгновениях правого крена мог лишь энергичный поворот штурвала влево и от себя, чтобы вывести судно в горизонтальный полет и набрать скорость.

Старший офицер Оперативного управления штаба ТОФа Виктор Гамага, провожавший в тот черный день товарищей, свидетельствовал: «Набрав скорость и не доходя примерно треть до конца ВПП, самолет начал взлетать, но на высоте всего около 30 метров почему-то накренился на правое крыло… Так и не выйдя за пределы взлетной полосы, самолет перевернулся, упал, мгновенно взорвался. Спастись не удалось никому».

Погибли командующий флотом, почти все его заместители, половина личного состава штаба, командование флотской авиации, флотилий, бригад и эскадр. В одночасье Тихоокеанский флот остался практически без командования.

А в это время во Владивостоке их ждали, готовили им праздничный стол. «…У меня все почему-то из рук валилось, - вспоминает Нина Тихонова. - Я то за салаты бралась, то за тесто… Помню, посуду какую-то разбила… Вдруг подъехала машина, стали выходить люди в адмиральских шапках. Я открыла дверь со словами: „Василия Федоровича нет?“ Они отвечают: „Нет“. Я только и смогла сказать: „Я так и знала“ - и упала в обморок. Потом пришла в себя и услышала: „Нина Ивановна, их никого нет“. Я почему-то решила, что у него сердце не выдержало из-за тех аварий, что случились с кораблями. А ведь оказалось, что учения прошли хорошо и о тайфуне никто и не вспоминал».

«Мы очень готовились к встрече наших мужей, - рассказывает вдова капитана 1-го ранга Виктора Бережного Светлана. - К тому же должны были отметить один радостный момент - присвоение Джемсу Константиновичу Чулкову звания вице-адмирала. Перед приездом мужей Тамара Ивановна зашла ко мне и сказала: „Ты знаешь, я достала утку, разморозила, должна поставить в печку… и не могу. Просто не знаю, что со мной происходит“.

А 8 февраля открылась дверь и в квартиру вошли люди в черных шинелях. Они не сразу сообщили нам о гибели мужей. Вначале сказали только: «Вы знаете, самолет взлетел, но… нам еще ничего не сообщили… мы вам потом расскажем…» Тут Тамара Ивановна схватила фотографию Джемса и упала. «Его больше нет! Он погиб!» Ее все стали успокаивать. А я не могла понять, отчего она так - ведь еще ничего не ясно.

Потом нам говорили всякие казенные слова… У меня внутри словно все сжалось, и я просто ничего не чувствовала. Осознание боли пришло только через сутки. Тогда я каждой своей клеточкой почувствовала, что мужа больше нет».

Родным и близким погибших приходили соболезнования от военных различного ранга, в том числе от министра обороны СССР. Тем не менее достоянием общественности эта трагедия не стала. Более того, летевших на похороны родственников предупредили, чтобы они не рассказывали о причине гибели мужей.

По телевидению и в прессе о катастрофе не сообщили. Единственная газета, которая поместила маленькую заметку о случившемся, - «Красная звезда». На предпоследней странице написали, что в авиакатастрофе разбились командующий Тихоокеанским флотом Э.Н. Спиридонов, начальник политуправления Тихоокеанского флота вице-адмирал В.Д. Сабанеев, командующий Военно-Воздушными Силами Тихоокеанского флота генерал-лейтенант авиации Г.В. Павлов и другие. А «другие» - это еще 49 человек, среди которых - 17 адмиралов и генералов и 15 старших офицеров.

Родственникам сказали, что тела опознаны и нужны вещи, в чем погибших хоронить. Потом сообщили, что они будут кремированы. 10 февраля родственники вылетели из Владивостока в Ленинград, а похороны состоялись 12 февраля. Вечером после похорон все улетели домой.

Вскоре после катастрофы вдовы были на приеме у нового командующего Тихоокеанским флотом Владимира Васильевича Сидорова и спросили у него, почему в свидетельствах о смерти мужей написано «умер», а не «погиб при исполнении служебных обязанностей». Командующий ответил, что по гражданскому закону формулировки «погиб» не существует. Лишь спустя шестнадцать лет - 3 марта 1997 года - родственники получили документ: офицеры погибли при исполнении служебных обязанностей.

Семьям выдали по тысяче рублей на взрослого человека и по пятьсот - на несовершеннолетних детей. Вышло также постановление о назначении персональных пенсий союзного значения вдовам адмиралов и генералов. Семьям предложили выбрать любой город Советского Союза. В Ленинград (ныне Санкт-Петербург) уехали 26 семей. Другие выбрали Москву, Владивосток, Киев, Севастополь.

Много лет спустя на кладбище появился памятный мемориал. Раньше на стеле было выбито: «Военным морякам тихоокеанцам». Теперь добавили: «Погибшим при исполнении служебных обязанностей 7.02.1981 года» - и выбили православный крест.

Расследование трагедии длилось несколько недель и проходило в напряженных спорах между представителями КБ Туполева, бывшего командования ВМФ и МО, летчиков-испытателей. Тем не менее виновным признан командир авиационной дивизии полковник Яковлев, базирующийся на Дальнем Востоке. В работе совещания он участия не принимал и в момент беды находился за десятки тысяч километров от места события. Однако самолет Ту-104 входил в отряд управления подчиненной ему дивизии, и этого оказалось достаточно, чтобы обвинить его в гибели самолета и людей.

Официальная версия - нарушение центровки - до сих пор вызывает споры. Проанализировав радиообмен экипажа с КДП, эксперты сделали вывод, что катастрофа произошла вследствие несимметричного выпуска закрылков и появившегося крена, для парирования которого не хватило элеронов.

7 февраля 1981 года под Ленинградом (Санкт-Петербургом) разбился транспортный самолет Ту-104. Погибло почти все руководство Тихоокеанского флота 17 адмиралов и генералов. Всего же катастрофа унесла 52 жизни. В начале февраля 1981 года в Военно-морской академии в Ленинграде назначили оперативно-мобилизационный сбор руководящего состава всех флотов ВМФ. Возглавлял это мероприятие главком ВМФ адмирал Флота Советского Союза С.Г. Горшков. Высшее руководство флотов принимало участие в командно-штабных учениях без привлечения реальных сил. Все шло по плану.

В этой самой страшной в истории Военно-Морского Флота авиа катастрофе погибли 52 человека, в том числе 16 адмиралов и генералов:

  • командующий КТОФ адмирал Э.Н.Спиридонов,
  • начальник политуправления КТОФ вице-адмирал В.Сабанеев,
  • командующий авиацией КТОФ генерал лейтенант Г. Павлов,
  • начальник разведки КТОФ контр-адмирал Г.Леонов,
  • заместитель командующего КТОФ по боевой подготовке контр-адмирал В.Корбан,
  • командующий Приморской флотилией вице-адмирал В.Тихонов,
  • командир 10-й оперативной эскадры контр-адмирал Д.Чулков,
  • начальник оперативного управления штаба КТОФ контр-адмирал Ф. Митрофанов,
  • командующий 4-й флотилией ПЛ контр-адмирал В.Белашев,
  • начальник ставки Верховного главнокомандующего в Улан-Удэ контр-адмирал В. Коновалов,
  • заместители командующего авиацией КТОФ генерал майор авиации В.Рыков и генерал майор авиации С.Данилко,
  • ЧВС Приморской флотилии контр-адмирал В. Постников,
  • ЧВС Сахалинской флотилии контр-адмирал В. Николаев,
  • начальник штаба 4-й флотилии ПЛ контр-адмирал Р.Пирожков,
  • командир соединения ПЛ контр-адмирал В. Махлай.

30 января руководители Тихоокеанского флота (ТОФа) прилетели на военном самолете флотской авиации Ту-104 из Владивостока в Ленинград. Через неделю этим же самолетом им предстояло вернуться домой. «Когда они уходили, а мы ведь все жили в одном доме, - вспоминала Тамара Чулкова, вдова контр-адмирала Джемса Чулкова, - мой муж уже внизу стоял, а муж Светланы Бережной Виктор, капитан 1-го ранга, только выходил из квартиры. Он был не в фуражке, а в шапке. И ему кто-то сказал «Что ж ты в шапке! Моряк должен быть только в фуражке!» И Виктор Карпович побежал наверх… А я стою и думаю ну зачем он вернулся! Это ведь такая нехорошая примета». Сбор в Ленинграде пролетел незаметно. Через неделю адмирал Горшков подвел итоги. На учениях тихоокеанцев признали лучшими. В хорошем настроении они стали собираться домой. Нина Тихонова, вдова вице-адмирала Василия Тихонова, командующего Приморской флотилией Тихоокеанского флота, позже говорила о своих плохих предчувствиях «У нас дома был кактус, который всегда расцветал в мае. Это такое красивое зрелище. И тут вижу ветка будто застыла. А потом увидела, что кактус выбросил цветок. Знаете, кактус цвел те последние сутки, что были отведены мужу. Как будто осветил его жизнь. Причем обычно он расцветал в шесть часов вечера, а через сутки отцветал. А тут распустился в 23.00 - и ровно в это время на следующий день отцвел. Я посмотрела на часы и сказала сыну «Если завтра мы нашего папу увидим, то будем самыми счастливыми людьми на свете».

Утром 7 февраля вылетели североморцы и с ними - начальник штаба ТОФа, которому разрешили навестить родственников на Севере. Удалось избежать гибели и командованию Камчатской военной флотилии - им посчастливилось попасть на рейс Аэрофлота. Затем поднялись в небо и другие самолеты. Около 16 часов к исполнительному старту военного аэродрома в городе Пушкин двинулся ТУ-104 Тихоокеанского флота. В тот день шел снег, мела даже небольшая пурга, но полеты не отменялись. На борту транспортного самолета находились командующий флотом адмирал Эдуард Спиридонов, командующий авиацией флота генерал-лейтенант Георгий Павлов, 17 адмиралов и генералов, другие пассажиры (среди них - супруги Спиридонова и секретаря крайкома партии Ломакина). Всего вместе с экипажем на Ту-104 летели 52 человека. Военно-морские руководители, собираясь домой, прихватили с собой из центра дефицитные товары. В итоге Ту-104 оказался существенно перегруженным. Положение усугубилось тем, что экипаж не проконтролировал расположение груза внутри фюзеляжа самолета. Позже комиссия установила, что центровка общей массы оказалась за установленными пределами - ближе к хвосту. Это ухудшило аэродинамику самолета, что неощутимо на земле, но проявляется сразу после отрыва шасси от бетонки. Последняя ошибка - что экипаж начал взлет на несколько сотен метров раньше, чем следовало. Командир экипажа - первоклассный пилот, опытный, проработавший на самолетах подобного типа более 10 лет, - стал выполнять взлет по входившей тогда в моду зарубежной «экологической методике» как можно круче набор, чтобы быстро увести от земли гром ревущих двигателей. На 8-й секунде полета, когда подъемная сила, уменьшаясь вследствие крутого набора высоты тяжелого лайнера, сравнялась с его весом, наступило то самое неустойчивое равновесие, которое в полете ведомо только летчикам-испытателям, проверяющим устойчивость новой машины. Последним фактором, опрокинувшим и самолет, и судьбы членов экипажа и пассажиров, стал сильный встречно-боковой ветер. Зная о нем и предполагая парировать снос, летчики дали элероны вправо - на ветер. И именно туда, вправо, заваливался многотонный лайнер. Ни руководитель полетов, ни его подчиненные не успели произнести ни слова. Лишь штурман корабля, сидящий в стеклянном носу лайнера, сначала с тревогой, а затем с ужасом прокричал несколько раз «Куда Куда! Куда!!» Он, конечно, не мог представить, что эта страшная фигура - крен почти отвесно к земле - выполнялась не по воле летчиков. Испытатели потом говорили, что спасти положение на первых мгновениях правого крена мог лишь энергичный поворот штурвала влево и от себя, чтобы вывести судно в горизонтальный полет и набрать скорость.

Старший офицер Оперативного управления штаба ТОФа Виктор Гамага, провожавший в тот черный день товарищей, свидетельствовал «Набрав скорость и не доходя примерно треть до конца ВПП, самолет начал взлетать, но на высоте всего около 30 метров почему-то накренился на правое крыло… Так и не выйдя за пределы взлетной полосы, самолет перевернулся, упал, мгновенно взорвался. Спастись не удалось никому». Погиб командующий флотом, почти все его заместители, половина личного состава штаба, командование флотской авиации, флотилий, бригад и эскадр. В одночасье Тихоокеанский флот остался практически без командования. А в это время во Владивостоке их ждали, готовили им праздничный стол. «У меня все почему-то из рук валилось, - вспоминает Нина Тихонова. - Я то за салаты бралась, то за тесто… Помню, посуду какую-то разбила… Вдруг подъехала машина, стали выходить люди в адмиральских шапках. Я открыла дверь со словами «Василия Федоровича нет» Они отвечают «Нет». Я только и смогла сказать «Я так и знала» - и упала в обморок. Потом пришла в себя и услышала «Нина Ивановна, их никого нет». Я почему-то решила, что у него сердце не выдержало из-за тех аварий, что случились с кораблями. А ведь оказалось, что учения прошли хорошо, о тайфуне никто и не вспоминал». «Мы очень готовились к встрече наших мужей, - рассказывает вдова капитана 1-го ранга Виктора Бережного Светлана. - К тому же должны были отметить один радостный момент - присвоение Джемсу Константиновичу Чулкову звания вице-адмирала. Перед приездом мужей Тамара Ивановна зашла ко мне и сказала «Ты знаешь, я достала утку, разморозила, должна поставить в печку… и не могу. Просто не знаю, что со мной происходит». А 8 февраля открылась дверь и в квартиру вошли люди в черных шинелях. Они не сразу сообщили нам о гибели мужей. Вначале сказали только «Вы знаете, самолет взлетел, но… нам еще ничего не сообщили… мы вам потом расскажем…» Тут Тамара Ивановна схватила фотографию Джемса и упала. «Его больше нет! Он погиб!» Ее все стали успокаивать. А я не могла понять, отчего она так - ведь еще ничего не ясно. Потом нам говорили всякие казенные слова… У меня внутри словно все сжалось, и я просто ничего не чувствовала. Осознание боли пришло только через сутки. Тогда я каждой своей клеточкой почувствовала, что мужа больше нет». Родным и близким погибших приходили соболезнования от военных различного ранга, в том числе от министра обороны СССР. Тем не менее достоянием общественности эта трагедия не стала. Более того, летевших на похороны родственников предупредили, чтобы они не рассказывали о причине гибели мужей. По телевидению и в прессе о катастрофе не сообщили. Единственная газета, которая поместила маленькую заметку о случившемся, - «Красная звезда». На предпоследней странице написали, что в авиакатастрофе разбились командующий Тихоокеанским флотом Э.Н. Спиридонов, начальник политуправления Тихоокеанского флота вице-адмирал В.Д. Сабанеев, командующий Военно-Воздушными Силами Тихоокеанского флота генерал-лейтенант авиации Г.В. Павлов и другие. А «другие» - это еще 49 человек, среди которых - 17 адмиралов и генералов и 15 старших офицеров. Родственникам сказали, что тела опознаны и нужны вещи, в чем погибших хоронить. Потом сообщили, что они будут кремированы. 10 февраля родственники вылетели из Владивостока в Ленинград, а похороны состоялись 12 февраля. Вечером после похорон все улетели домой. Вскоре после катастрофы вдовы были на приеме у нового командующего Тихоокеанским флотом Владимира Васильевича Сидорова и спросили у него, почему в свидетельствах о смерти мужей написано «умер», а не «погиб при исполнении служебных обязанностей».

Командующий ответил, что по гражданскому закону формулировки «погиб» не существует. Лишь спустя шестнадцать лет - 3 марта 1997 года - родственники получили документ, офицеры погибли при исполнении служебных обязанностей. Семьям выдали по тысяче рублей на взрослого человека и по пятьсот - на несовершеннолетних детей. Вышло также постановление о назначении персональных пенсий союзного значения вдовам адмиралов и генералов. Семьям предложили выбрать любой город Советского Союза. В Ленинград (ныне Санкт-Петербург) уехали 26 семей. Другие выбрали Москву, Владивосток, Киев, Севастополь. Много лет спустя на кладбище появился памятный мемориал. Раньше на стеле было выбито «Военным морякам тихоокеанцам». Теперь добавили «Погибшим при исполнении служебных обязанностей 7.02.1981 года» - и выбили православный крест. Расследование трагедии длилось несколько недель и проходило в напряженных спорах между представителями КБ Туполева, бывшего командования ВМФ и МО, летчиков-испытателей. Тем не менее, виновным признан командир авиационной дивизии полковник Яковлев, базирующийся на Дальнем Востоке. В работе совещания он участия не принимал и в момент беды находился за десятки тысяч километров от места события. Однако самолет Ту-104 входил в отряд управления подчиненной ему дивизии, и этого оказалось достаточно, чтобы обвинить его в гибели самолета и людей. Официальная версия - нарушение центровки - до сих пор вызывает споры. Проанализировав радиообмен экипажа с КДП, эксперты сделали вывод, что катастрофа произошла вследствие несимметричного выпуска закрылков и появившегося крена, для парирования которого не хватило элеронов.