Соединение изобразительной точности и элементов сказочности обнажено в стихотворении Заболоцкого «Весна в лесу» (1935).
Анализ стихотворения «Весна в лесу»
Лирическое описание весеннего пейзажа, в форме обращения к милому другу, неизвестному адресату, начинается сравнением работы весны с лабораторией и каждого «маленького растеньица» — с «колбочкой живой», соответственно научным представлениям, и опирается на точный зрительный образ, сама влага становится «солнечной», как бы поглощает в себя солнце.
Дальше лаборатория становится сказочной, появляется сказочный химик, врач, семейный человек — грач. Затем происходит смысловой скачок. Вместо внимательного грача, похожего на врача, появляется глухарь, «нелюдимый, как дикарь», и сопоставляется с «идолищем»; вместо лаборатории — таинственные леса с мифологическими образами. С этими образами, однако, контрастирует «странный» прозаизм, присущий именно Заболоцкому: глухарь «колышет потроха». Прозаизм, в котором содержится метонимическая деталь с несколько сдвинутым, остраненным смыслом.
В следующем четверостишии — уже внутри этих таинственных лесов появляется третий лик весеннего ландшафта, опять резко контрастирующий с предыдущим: «... солнца празднуя восход, / С причитаньями старинными / Водят зайцы хоровод».
В одном весеннем пейзаже описаны четыре лика природы, очень разных, но в рамках единого хронотопа, единой описательно-лирической песенно-разговорной интонации. Каждому лику природы отведено ровно по две строфы. В последних двух строфах — комментарий, вывод, обобщение. Здесь уже интонация прямого авторского высказывания и вместе с тем обобщающего итогового описания, в котором появляется еще один, пятый лик природы — лик самого солнца. И подчеркиваются «чудеса» реальной весны.
Анализ стихотворения «Начало зимы» Заболоцкого
Чуть раньше — в стихотворении «Начало зимы» — пейзаж также изображен системой метафор-олицетворений, еще более насыщенных и предметной и психологической конкретностью, но гораздо более сложных. Процесс замерзания реки превращается в процесс умирания огромного живого существа, его мук, агонии, описанных с точностью поэта, как бы врача и как бы ландшафтоведа. В четкой временной последовательности, но в двух переплетенных планах — природном и квазипсихологическом.
И в эту последовательность опять включено присутствие лирического «я» как наблюдателя и отчасти комментатора, несколько более активного, чем в «Весне в лесу», движущегося вместе с движением лирического события не только во времени, но и в пространстве.
Река как олицетворенное существо становится предметно-психологическим образом-символом диалектики всей жизни, смерти и «сознания» природы и сопереживания человека. В заключительной строфе образ умирания реки сопоставляется с образом окружающей природы и с движением самого человека.
Опять появляется на сцене «я», наблюдатель-рассказчик, появлением которого начинается стихотворение:
И я стоял у каменной глазницы,
Ловил на ней последний отблеск дня…
Но здесь этот наблюдатель уже уходит, а не приходит. Подобно уходу из жизни умирающей речки. Контраст-параллель между уходом и приходом выражает диссимметрическое строение композиции всего стихотворения. Уточняется и отрезок времени, с которым связано лирическое событие. А появление каких-то «огромных внимательных птиц» вскрывает опять ощущение тайны, недоговоренности, скрытой символичности умирания одушевленной речки. Отсюда, например, замечательный образ: «уходящий трепет размышленья». Образ имеет двойную силу: материализации, опредмечивания психологического процесса и, наоборот, скрытого параллелизма предметных и психологических явлений; уходящий трепет подобен уходящему трепету волнения и течения реки при замерзании.
Николай Алексеевич Заболоцкий
Каждый день на косороге я
Пропадаю, милый друг.
Вешних дней лаборатория
Расположена вокруг.
В каждом маленьком растеньице,
Словно в колбочке живой,
Влага солнечная пенится
И кипит сама собой.
Эти колбочки исследовав,
Словно химик или врач,
В длинных перьях фиолетовых
По дороге ходит грач.
Он штудирует внимательно
По тетрадке свой урок
И больших червей питательных
Собирает детям впрок.
А в глуши лесов таинственных,
Нелюдимый, как дикарь,
Песню прадедов воинственных
Начинает петь глухарь.
Словно идолище древнее,
Обезумев от греха,
Он рокочет за деревнею
И колышет потроха.
А на кочках под осинами,
Солнца празднуя восход,
С причитаньями старинными
Водят зайцы хоровод.
Лапки к лапкам прижимаючи,
Вроде маленьких ребят,
Про свои обиды заячьи
Монотонно говорят.
И над песнями, над плясками
В эту пору каждый миг,
Населяя землю сказками,
Пламенеет солнца лик.
И, наверно, наклоняется
В наши древние леса,
И невольно улыбается
На лесные чудеса.
Для образной структуры произведений Заболоцкого характерны иносказательные конструкции, устанавливающие связи между природными объектами и научно-техническими достижениями. В тексте «Осени» просторные рощи уподобляются «большим помещениям» или «чистым домам», засохшая листва именуется «веществом», а солнечный свет — «массой».
В стихотворении 1935 г. научную тему предваряет лирическое вступление, обращенное к «милому другу» — адресату, привычному для русской традиции. Картины пробуждающейся природы не оставляют субъекта речи равнодушным: об его увлеченности сообщает личная форма глагола «пропадать». В зачине конкретизирована позиция лирического «я», который наблюдает за увлекательными изменениями со склона холма.
Изображение многоликого образа природы открывается яркой метафорой, отождествляющей весенний лес с лабораторией. Поэт развивает оригинальный троп: каждое растение сравнивается с колбочкой, в которой бурлит «влага солнечная». Научные опыты проводит грач, аккуратный и внимательный специалист. В концовке фрагмента структура образа птицы претерпевает семантический сдвиг: грач выступает не только дотошным ученым, но и заботливым родителем.
Фольклорные мотивы определяют идейно-образное наполнение сценок, составляющих содержание остальной части текста. Центральное место в каждом из миниатюрных фрагментов отведено олицетворенным образам птиц и животных. Ряд начинает описание токующего глухаря, который сравнивается с дикарем и языческим кумиром. Свободолюбивый, воинственный, страстный — таков портрет жителя лесной глуши. Его чувственная песня напоминает рокот, а сила любовного порыва передается при помощи выразительной натуралистичной детали — «колышет потроха». В этом примере читатель сталкивается с семантическим преобразованием существительного, значение которого отдаляется от общеязыкового.
Следующая сценка посвящена заячьему хороводу. Словно язычники, зверьки собрались в круг, чтобы отпраздновать восход солнца. Плавные движения сопровождаются обрядовыми песнями, «причитаньями старинными». Трогательные и беззащитные персонажи напоминают лирическому субъекту малышей, и это сравнение обнаруживает безыскусственный, по-детски восторженный взгляд субъекта речи. Описание завершается классическим мотивом жалоб на несправедливую заячью долю, который характерен для русской сказочной традиции.
Нарядную картину «лесных чудес» завершает образ солнца, пламенеющий лик которого царит над пространством и благосклонно взирает на своих подопечных, с искренней радостью встречающих тепло.
Каждый день на косогоре я
Пропадаю, милый друг.
Вешних дней лаборатория
Расположена вокруг.
В каждом маленьком растеньице
Словно в колбочке живой,
Влага солнечная пенится
И кипит сама собой.
Эти колбочки исследовав,
Словно химик или врач,
В длинных перьях фиолетовых
По дороге ходит грач.
Он штудирует внимательно
По тетрадке свой урок
И больших червей питательных
Собирает детям впрок.
А в глуши лесов таинственных,
Нелюдимый, как дикарь,
Песню прадедов воинственных
Начинает петь глухарь.
Словно идолище древнее,
Обезумев от греха,
Он рокочет за деревнею
И колышет потроха.
А на кочках под осинами,
Солнца празднуя восход,
С причитаньями старинными
Водят зайцы хоровод.
Лапки к лапкам прижимаючи,
Вроде маленьких ребят,
Про свои обиды заячьи
Монотонно говорят.
И над песнями, над плясками
В эту пору каждый миг,
Населяя землю сказками,
Пламенеет солнца лик.
И, наверно, наклоняется
В наши древние леса,
И невольно улыбается
На лесные чудеса.
Н. А. Заболоцкий
Вы прочитали стихотворение Н. А. Заболоцкого о весне. Если бы вам предложили охарактеризовать его од-ним словом - какое бы вы выбрали: хорошее? доброе? весёлое? тёплое? И, добавим, лукавое . Потому что за видимой, почти детской простотой и улыбкой скрыты вполне серьёзные и очень важные мысли автора.
Прочитайте внимательно первое четверостишие. При всей несложности его содержания в нём всё непросто, всё с лукавинкой: рифмой соединены слова, которые в другом тексте, пожалуй, никогда рядом не встретишь: косогор - из словаря негородского, деревенского жите-ля, а лаборатория - это из области науки, из «учёной» лексики. Но смотрите, как естественно они уживаются в рифме горе я - атория , рифме тоже непростой, со-ставной, богатой, с длинным созвучием гласных. А ещё после косогора - книжное и даже поэтическое обраще-ние милый друг , а рядом со строгими словами располо-жена, лаборатория народно-поэтическое определение «вешних дней ». Для читателя, хоть чуточку внимательно-го к языку, эта игра словами ясно видна и забавна. Но ему понятно также, что это не просто игра, что мягкая ирония поэта сродни тому чувству, которое мы испыты-ваем, рассказывая о чём-то важном и дорогом, боясь при этом впасть в выспренность и патетику. Иными словами, первое четверостишие настраивает наше восприятие на нужную волну, заставляя прочитать всё стихотворение с улыбкой, но и с удвоенным вниманием.
А дальше - больше. Слова разных стилей не только смешиваются, но и «обмениваются» своими свойства-ми. Вот совсем непоэтическое слово растение (у Пуш-кина, например, не встречается ни разу), оно скорее на-учное - но ведь у Заболоцкого не растение , а растеньи-це - милым, маленьким, родным оно становится благо-даря суффиксу. И химическая колба - не колба , а кол-бочка , да ещё живая ; в ней не жидкость , не вода , а вла-га - которая пенится и кипит (так про влагу никогда не говорили!), да ещё кипит сама собой - как в сказке.
И вот появляется совершенно замечательный грач. Он нарисован поэтом как бы вполне реалистически: так и видишь, как он ходит, склонив голову к земле, сверкая перьями - такими чёрными и блестящими, что они отли-вают фиолетовым. Но ведь при этом похоже, что он действительно что-то изучает, штудирует, что он умеет от-личать червей питательных от всех прочих. Что-то он зна-ет. Получается, что такой ряд: химик - врач - грач - выстроен не совсем в шутку, а немножко и всерьёз.
А вот кто смешон, так это глухарь, хоть и описан он словами из страшных сказок (глушь лесов, идолище древнее ): распевая свои весенние лю-бовные песни, он совсем разум потерял - ничего не видит и не слышит вокруг (недаром говорится: как глухарь на току ). Не очень-то он симпатичен автору - иначе откуда бы взялось такое сниженное «колышет потроха »?!
Милые и симпатичные зайцы, похожие на маленьких ребят, уж очень робки: и место у них поплоше (кочки под осинами), и радуются они тихо и робко, водя хоровод «с причитаньями старинными» (а что, у них своя история?).
А в конце автор заставляет нас поднять глаза, взглянуть на небо и оттуда, с высоты, увидеть весь праздник весны - вместе с солнцем. Для него поэт находит в своих неисчерпаемых запасах самые высокие и торжественные слова: лик, пламенеет . Солнце - источник тепла, света, самой жизни. Оно и само живое: не только восходит и наклоняется - оно радуется и улыбается весенним земным чудесам. Оно живое, как и всё в этом стихотворении. Живое и разумное - и это уже не шутка. Заболоцкий верил в возможность развития разума во всех живых существах - в растениях и животных, он ощущал единство человека и природы. Не поняв этого, вы никогда не поймёте поэзии Заболоцкого, не поймёте, откуда взялись его «Школа жуков» и Лошадиный институт, не оцените его метафор в таком, например, отрывке:
А на краю природы, на границе
Живого с мёртвым, умного с тупым,
Цветут растений маленькие лица,
Растёт трава, похожая на дым.
Прочитайте его стихотворения «Детство», «Ночной сад», «Всё, что было в душе.», «Лебедь в зоопарке» и вы поймёте, что без соприкосновения с мыслями Заболоцкого, его поэзией ваша жизнь была бы не полна.
«Весна в лесу» Николай Заболоцкий
Каждый день на косороге я
Пропадаю, милый друг.
Вешних дней лаборатория
Расположена вокруг.
В каждом маленьком растеньице,
Словно в колбочке живой,
Влага солнечная пенится
И кипит сама собой.
Эти колбочки исследовав,
Словно химик или врач,
В длинных перьях фиолетовых
По дороге ходит грач.
Он штудирует внимательно
По тетрадке свой урок
И больших червей питательных
Собирает детям впрок.
А в глуши лесов таинственных,
Нелюдимый, как дикарь,
Песню прадедов воинственных
Начинает петь глухарь.
Словно идолище древнее,
Обезумев от греха,
Он рокочет за деревнею
И колышет потроха.
А на кочках под осинами,
Солнца празднуя восход,
С причитаньями старинными
Водят зайцы хоровод.
Лапки к лапкам прижимаючи,
Вроде маленьких ребят,
Про свои обиды заячьи
Монотонно говорят.
И над песнями, над плясками
В эту пору каждый миг,
Населяя землю сказками,
Пламенеет солнца лик.
И, наверно, наклоняется
В наши древние леса,
И невольно улыбается
На лесные чудеса.
Анализ стихотворения Заболоцкого «Весна в лесу»
Для образной структуры произведений Заболоцкого характерны иносказательные конструкции, устанавливающие связи между природными объектами и научно-техническими достижениями. В тексте «Осени» просторные рощи уподобляются «большим помещениям» или «чистым домам», засохшая листва именуется «веществом», а солнечный свет - «массой».
В стихотворении 1935 г. научную тему предваряет лирическое вступление, обращенное к «милому другу» - адресату, привычному для русской традиции. Картины пробуждающейся природы не оставляют субъекта речи равнодушным: об его увлеченности сообщает личная форма глагола «пропадать». В зачине конкретизирована позиция лирического «я», который наблюдает за увлекательными изменениями со склона холма.
Изображение многоликого образа природы открывается яркой метафорой, отождествляющей весенний лес с лабораторией. Поэт развивает оригинальный троп: каждое растение сравнивается с колбочкой, в которой бурлит «влага солнечная». Научные опыты проводит грач, аккуратный и внимательный специалист. В концовке фрагмента структура образа птицы претерпевает семантический сдвиг: грач выступает не только дотошным ученым, но и заботливым родителем.
Фольклорные мотивы определяют идейно-образное наполнение сценок, составляющих содержание остальной части текста. Центральное место в каждом из миниатюрных фрагментов отведено олицетворенным образам птиц и животных. Ряд начинает описание токующего глухаря, который сравнивается с дикарем и языческим кумиром. Свободолюбивый, воинственный, страстный - таков портрет жителя лесной глуши. Его чувственная песня напоминает рокот, а сила любовного порыва передается при помощи выразительной натуралистичной детали - «колышет потроха». В этом примере читатель сталкивается с семантическим преобразованием существительного, значение которого отдаляется от общеязыкового.
Следующая сценка посвящена заячьему хороводу. Словно язычники, зверьки собрались в круг, чтобы отпраздновать восход солнца. Плавные движения сопровождаются обрядовыми песнями, «причитаньями старинными». Трогательные и беззащитные персонажи напоминают лирическому субъекту малышей, и это сравнение обнаруживает безыскусственный, по-детски восторженный взгляд субъекта речи. Описание завершается классическим мотивом жалоб на несправедливую заячью долю, который характерен для русской сказочной традиции.
Нарядную картину «лесных чудес» завершает образ солнца, пламенеющий лик которого царит над пространством и благосклонно взирает на своих подопечных, с искренней радостью встречающих тепло.
