Вот смотрите - Васюра Григорий Никитич, украинский каратель. Это он уничтожил Хатынь - показывает мне фотографию большого размера председатель того судебного заседания Виктор Глазков. - Посмотрите на его злые, пустые глаза. Уже тогда, в 86-ом «хатынское дело» произвело эффект разорвавшейся бомбы, ведь десятки лет сожженная деревня была символом зверств фашистов на территории Беларуси. На самого Васюру в восьмидесятых мы вышли случайно. Незадолго до этого громкого дела военный трибунал рассматривал дело изменника Родины Мелешко, который командовал одной из рот 118 карательного полицейского батальона - того самого, который одну за другой жег белорусские деревни. Именно тогда и всплыла фамилия Васюры.

В кротчайшие сроки сотрудники КГБ доставили пенсионера в Минск. Здесь и стали открываться первые подробности. Сразу же после войны за связь с немцами - как гласило обвинение - Васюра получил двадцать пять лет лагерей. Правда, отсидел только три года, после чего попал под амнистию - хатынский эпизод в то время так и не всплыл. После того, как Хрущёв озвучил доклад о культе личности Сталина, Васюра и вовсе стал чувствовать себя уверенно - утверждал, что его посадили за то, что был в плену. Ему поверили. Всё послевоенное время Васюра спокойно жил и работал в совхозе под Киевом, получал поздравления с днём победы, а на встречах с пионерами даже рассказывал о своём геройском прошлом. Когда же сотрудники органов госбезопасности приехали за «ветераном», Васюра твердил, что это некое недоразумение. Правда, когда в Минске началось предварительное следствие по «хатынскому делу» - пенсионер притих, ведь начали всплывать всё новые и новые факты его злодеяний.

ВСПОМНИТЬ ВСЁ

Позднее следствие установит: в первые дни войны связист Григорий Васюра попал в плен к гитлеровцам, добровольно перешел на их сторону, закончил школу пропагандистов, и уже спустя год работал в полиции оккупированного Киева, где через некоторое время и возглавил карательный батальон. Бойцов батальона, отличившегося особой жестокостью ещё в Бабьем ЯрУ, немецкое командование отправило в Белорусскую республику для борьбы с партизанами.

Васюра очень искусно защищался, - продолжает Виктор Глазков, - Где надо - ссылался на забывчивость, или всё помнил в деталях, но только не Хатынь. Вот, например, он вспоминал, как они жгли другую деревню - Осовы. Васюра рассказывал, как шли к этой деревне, какая была погода, какой мост проходили. Он до деталей помнил, как сгоняли людей в хлев, как пытались его поджечь, но пошел дождь - и так далее, т.е. всё до мельчайших деталей. Что же касается Хатыни, то говорил, что даже названия такого не помнит. Правда, затем, якобы Хатынь вспомнил, но там не был, и это может подтвердить жительница посёлка Плещеницы, где и стоял 118-й батальон, которым он командовал. Мол, именно 22 марта у него был с ней половой контакт. Но и тут он просчитался - мы нашли эту женщину, и она подтвердила, что роман у них действительно был, но в день сожжения Хатыни Васюра к ней не приходил. Затем Васюра говорил, что был в это время в отпуске в Киеве, где зачал с женой дочь. Мы провели экспертизу и вновь выяснили, что он нас обманывает. Так мы постоянно выводили его «на чистую воду».

ЖИВЫЕ СВИДЕТЕЛИ

На судебном заседание 86-го года в качестве свидетелей прошли двадцать шесть карателей. Их привезли в Минск со всего Советского Союза. Каждый из них к тому времени уже отбыл своё наказание за помощь немцам. Их до сих пор помнит журналист «Известий» Михаил Шиманский - единственный представитель печатного издания.

Каратели, естественно Васюру узнавали - говорит Михаил Николаевич, - Они рассказывали, как он отдавал команды, какие это были команды, каким оружием пользовался и как добивал раненых. Опознали Васюру и несколько жителей близ лежащих деревень. Говорили, что он всегда ходил такой весь вычищенный, выбритый, потянутый, вообщем, настоящий эсэсовец. Нужно сказать, что зал вообще постоянно реагировал - люди всё время выкрикивали различные реплики и даже порывались учинить самосуд.

Один за другим показания давали уцелевшие свидетели - не только хатынцы, но и жители других деревень. Кстати, после трагедии в Хатыни, в живых осталось шестеро: Иосиф Каминский (именно его скульптура с погибшим сыном на руках сегодня является главным монументом мемориала), Антон Барановский, Александр и Андрей Желобковичи, а также Владимир и Софья Яскевичи. Ещё две девочки из Хатыни - Татьяна Карабан и Софья Климович - спаслись по чистой случайности - ушли в гости в соседние деревни.

Впоследствии экскурсоводы также никогда не вспоминали, говорит Виктор Глазков, - что житель деревни по фамилии Иотко также не погиб. Полуобгорелый, он с тяжелейшими ожогами шел за карателями, и просил его пристрелить, так как мучаться не было сил. Они лишь улыбались ему в ответ и говорили, мол, зачем на тебя патроны тратить, ты и так через пару дней помрёшь как собака. Так и случилось - он умер через несколько дней.

Эмоциональное напряжение было настолько велико, что на процессе постоянно дежурил врач. Даже спустя десятки лет, свидетели вспоминали ужасающие детали зверств, как буд-то пережили их вчера.

Когда каратели вошли в дом, я тихонько сидела в погребе с картофелем, вспоминает на митинге-реквиеме - жительница Хатыни Софья Яскевич, - каратели зашли в дом, увидели, что всё уже разграблено, и не стали никого искать - так я и спаслась.
- А я до сих пор как закрою глаза, - дополняет её уцелевший Виктор Желобкович, - так и вижу: догорающий сарай, обгоревшие трупы своих сверстников и семьи. Люди хоронят близких один раз, а я всю жизнь, как у раскрытой могилы.

ДОЛГОЖДАННОЕ ПРИЗНАНИЕ

Не смотря на неопровержимые свидетельские показания, Васюра продолжал отпираться, даже когда все улики были против него. Саму же трагедию в Хатыни следствие восстановило практически по минутам. Утром 22 марта группа партизан специально повредила линию связи фашистов. Кто были эти партизаны и к какому соединению относились - следствие так и не установило. Посему и в деле они шли как «группа партизан». Народные мстители засели в засаду и ждали тех, кто будет эту связь восстанавливать. Из посёлка Плещеницы на ремонт линии выехал грузовик с немцами, которые, помимо восстановления связи, должны были сопровождать шефа роты полицейского батальона Ханса Вельке. Кстати, Вельке был олимпийским чемпионом 1936-го года по метанию ядра, любимчиком Гитлера. Партизаны расстреляли две машины, Вельке и два бойца погибли на месте, остальные фашисты не пострадали.

После убийства Вельке, тут же по тревоге был поднят немецкий карательный батальон оберфюрера СС Дерливангера, который находился в соседнем посёлке Логойск, и тот самый 118-й карательный, которым и командовал Васюра. Когда батальоны приехали на место происшествия, то тут же начали искать виноватых. В начале расстреляли случайных дровосеков из деревни Козыри - тень подозрения в нападении на немцев сразу пала на них, но затем, по следам на снегу каратели пришли именно в Хатынь.

Васюра до последнего не признавался, что был в Хатыни, говорит журналист Михаил Шиманский, - но когда понял, что отпираться уже бессмысленно, когда понял, что деваться ему некуда - бросил со злостью: «Да, я и Хатынь вашу жег! И я стоял у сарая и в упор расстреливал тех, кто пытался выжить!»
- Вместе с Васюрой хатынцев расстреливали именно каратели, - дополняет собеседника Виктор Глазков, - они стали вокруг сарая, расставили пулемёты. Кто-то строчил из них, кто-то из автоматов. Нам удалось максимально установить всех действующих лиц, которые уничтожили Хатынь и хатынцев - все они украинцы. Понимаете, здесь уже национальность не так важна, так как у предателей нет национальности и им нет оправдания. Это люди, которые приняли нацистскую идеологию, и которых сегодня мы называем фашистами.

Дело о начальнике штаба 118-го полицейского батальона Григории Васюре разбиралось более полутора месяцев, и заняло почти два десятка томов. Васюру признали виновным по всем пунктам обвинения, и приговорили к высшей мере наказания. В письмах советскому правительству, каратель просил заменить её на тюремное заключение, писал, что будет много работать и своим трудом - даже самым тяжким искупит свою вину. Но приговор оставили без изменения - расстрел.

За годы войны фашисты сожгли более шестисот белорусских деревень. 186 из них так и не восстановили. После окончания суда журналист Михаил Шиманский напишет большую статью о трагедии в Хатыни, где изложит все материалы судебного процесса. В «Известиях» его так и не напечатают, даже не смотря на перестройку - цитата - «по политическим и национальным соображениям». Правда о Хатыни станет известна только после распада СССР.

В ноябре-декабре 1986 года в Минске на улице Фрунзе, 4 в небольшом зале заседаний трибунала Белорусского военного округа судили Григория Васюру - одного из главных палачей Хатыни. Комитет госбезопасности поработал перед этим основательно, и 14 томов дела № 104 отразили множество фактов кровавой деятельности фашистского карателя.
Казалось бы, судебный процесс должен быть открытым, его следовало широко освещать. Этого не произошло. Почему?

На фото Васюра Григорий Никитич, командир отряда сжигавшего Хатынь, на самом судебном процессе.

В 1986 году мой собеседник Виктор Васильевич Глазков служил в трибунале БВО - подполковник юстиции, военный судья. Это он председательствовал на процессе над Васюрой, а до суда, выполняя тогдашние требования, подготовил обширную ознакомительную справку для ЦК Компартии Белоруссии. Результатом стало то, что на судебные слушания по распоряжению ЦК были допущены лишь двое пишущих журналистов из гософициозов. Но даже их отчеты в ту пору не увидели свет: запрет отдела агитации и пропаганды.
Что же такое рассказал подсудимый перед тем, как ему был заслуженно вынесен смертный приговор?.. Несколько слов о нем самом.
Васюра Григорий Никитович, 1913 года рождения, уроженец Черкасской области, начальник штаба 118-го полицейского батальона. До войны окончил Киевское военное училище связи, 22 июня встретил старшим лейтенантом, начальником связи укрепрайона 67-й стрелковой дивизии. С его слов, в одном из боев был контужен и пленен. Согласился перейти на службу к оккупантам. Награжден двумя немецкими медалями.
Военный юрист Виктор Глазков уверен: руку к тому, чтобы хатынские подробности не публиковались, приложили первые лица Беларуси и Украины Николай Слюньков и Владимир Щербицкий. Решили, что обнародование того факта, что Васюра - украинец, не будет красить соседнюю братскую республику. И вообще, мол, год неблагоприятный: Чернобыль надо замазывать, а тут еще одна головная боль…
Если бы процесс был открытым, то у широких, как принято говорить, масс неизбежно возникли бы вопросы, на которые коммунистические лидеры не могли или не хотели дать ответ. Проявился бы общественный интерес к труднообъяснимым обстоятельствам, а такую правду посчитали «избыточной».
Вот лишь некоторые эти обстоятельства.
Кто именно сжег Хатынь
Долгие годы в энциклопедиях писали (да и продолжают писать) так: «Хатынь сожжена немецко-фашистскими захватчиками». В популярных очерках и путеводителях обычно упоминали зондербатальон эсэсовца Оскара Дирлевангера (не имя, а жупел какой-то, аж вымолвить страшно: Дир-ле-ван-гер). Точности ради следует указать, что зла на Беларуси этот военный преступник действительно натворил немало. Однако именно в Хатыни самого Дирлевангера не было…
Наступили времена гласности, приоткрылись архивы, и у части публицистов модным стало «включать реверс». Мол, уже не немцы уничтожили Хатынь (немцы якобы там «и близко не стояли»), а исключительно полицейские из батальона украинских националистов. «У-у, чертовы хохлы!»
Бывали и совершенно бредовые суждения. В обширном публицистическом повествовании «Последняя ступень» известного русского писателя Владимира Солоухина центральный герой рассказывает, что в годы войны переодетые немцами отряды чекистов-бериевцев зверствовали в аулах Северного Кавказа, чтобы возбудить ненависть горцев к немцам. И далее: «Подозреваю, что и Хатынь сожжена тоже отрядами Берия. Уж очень похожий почерк. Никто ведь не видел, как жгли Хатынь».
Начать рассказ следует с принципиального уточнения юриста Глазкова: в Хатыни немцы именно близко стояли, поскольку являлись «параллельными» командирами (так называемыми шефами) в 118-м батальоне охранной полиции (Schutzpolizei). Батальон этот начал формироваться весной 1942 года под Киевом из числа завербованных советских военнопленных, перебежчиков и всякого уголовного сброда.
Однако назвать его чисто украинским нельзя: служили также русские, белорусы, представители иных национальностей. Когда батальон передислоцировался в Минск, а затем в близкое от Хатыни местечко Плещеницы, то на службу записались людишки из местных. Например, некий Иван Петричук из Плещениц стоял в день хатынской трагедии в оцеплении.
Обратимся далее к фамилиям. Когда в Хатыни каратели заперли людей в обложенном соломой сарае, то взял факел и поджег крышу переводчик из штаба батальона Лукович. За пулеметами, установленными перед дверями сарая, находились каратели Абдулаев (явно не украинец), Гуцило, Катрюк. Отдавал распоряжения, лично сгонял хатынских жителей и затем стрелял из автомата начальник штаба украинец Васюра. Всей операцией на месте руководили оба командира батальона - немец Эрих Кёрнер и Константин Смовский, поляк по национальности, в прошлом петлюровец.
Так как же отвечать на вопросы экскурсантов об «авторстве» Хатыни, если фашизм многонационален?..
Что произошло накануне трагедии
Вечером 21 марта 1943 года в Хатынь пришли пятеро молодых партизан из отряда «Мститель» (командир А.Морозов, начальник штаба С.Прочко) бригады «Народные мстители» (до июня 1943 года бригада называлась «Дяди Васи», в январе 1944-го ей присвоено имя погибшего командира В.Воронянского). Партизаны переночевали в деревне, позавтракали и спозаранку 22 марта сделали вылазку к шоссе Логойск - Плещеницы.
Операция эта не была спланирована, собственно, ее даже не санкционировало командование. Случился вольный рейд по «методике», которую в псевдопартизанской песне «Партизанская тихая» залихватски изложил Леонид Утесов: «Бей врага, где попало! Бей врага, чем попало!» Легко ему было из тыла выкрикивать такие призывы…
Действовали ребята «Дяди Васи» безалаберно-наотмашь - «где попало и чем попало». Не имелось плана отхода с маскирующим прикрытием местных жителей. Партизаны не заботились о том, чтобы не подставить здешний люд под ответный удар оккупантов. (Почему вообще советские партизаны «не любили» деревню Хатынь - история долгая и непростая. Про это обстоятельно написано в документальной книге Елены Кобец-Филимоновой «Распятая Хатынь».)
Если ехать из Минска, то Хатынь - по правую сторону километрах в пяти от шоссе, а непосредственно слева от перекрестка находится деревня Козыри. И напротив (!) этой деревни партизаны повредили линию связи. Решили дожидаться в засаде ремонтников.
В это время из Плещениц в Логойск двигалась автоколонна 118-го полицейского батальона в составе легковой машины и двух грузовиков. Партизаны обстреляли колонну, убив шеф-командира первой роты гауптмана Ганса Вёльке (уезжал в отпуск в Германию), пулеметчика Шнейдера, троих полицейских-украинцев и ранив еще двоих.
Затем партизаны отступили в сторону Хатыни, оставив на мартовском снегу вполне различимые следы…
Оккупанты пришли в ярость и первым делом обратили внимание на рубщиков леса - жителей деревни Козыри. Эти люди по приказу расчищали придорожную полосу недалеко от места обстрела. Беззащитные, ни в чем не повинные селяне были согнаны в колонну, которую погнали по шоссе. Затем среди людей спровоцировали панику, заставили их бежать и вослед открыли огонь, застрелив 26 человек.
То есть Хатынская трагедия состояла из двух частей, и первыми ее жертвами стали жители деревни Козыри.
Если по правде, по совести, то мемориал должен был получить название не просто «Хатынь», а, допустим, «Хатынь-Козыри». И начинаться он обязан был бы придорожным памятником убитым лесорубам…
Но знак у шоссе не поставили, о тех жертвах вообще приказали забыть. Ведь если бы памятник жителям Козырей появился как составляющая Хатынского мемориала, то тогда пришлось бы объяснять экскурсантам последовательность и причинно-следственную связь событий. Надо было бы рассказывать о партизанах, которые, мягко выражаясь, не всегда действовали правильно.
А кто у нас был тогда во главе республики? Герой-партизан Петр Машеров… Вот поэтому у поворота дороги на Хатынь вместо памятника безвинно погибшим козыревцам поставили ресторан «Партизанский бор».
И даже в 1986 году - перестройка и гласность! - очень неудобным показался для советских идеологов ряд фактов, выявленных на закрытом судебном процессе в Минске. Еще вчера травили Василя Быкова за его безжалостную правду о войне, а тут вдруг - подтверждения того, что было партизанское движение и была партизанщина…
Убитый Ганс оказался чемпионом Олимпиады 1936 года
Поднятый по тревоге 118-й полицейский батальон рьяно двинулся на Хатынь… Была среди всех прочих обстоятельств трагедии одна особенно «трудная в современном понимании» деталь: застреленный из засады шеф первой роты Ганс Вёльке (Hans Wölke ) являлся всемирно известным спортсменом - чемпионом Олимпиады 1936 года.
Местом проведения XI Олимпийских игр Берлин был избран еще до прихода Гитлера к власти. Фюрер решил, что Олимпиада способна поднять престиж его режима в глазах мировой общественности. На церемонии открытия летних Игр присутствовало около 110 тысяч человек. В первый же день публика приветствовала Ганса Вёльке, завоевавшего первую золотую медаль в толкании ядра (16,2 м, олимпийский рекорд) и ставшего первым в истории немцем, получившим олимпийскую награду в легкой атлетике.
Но другая сторона «медали» такова: Вёльке в оккупированной Беларуси был обыкновенным фашистом. Участвовал в карательных операциях, отдавал приказы об уничтожении деревень - это отражено в документах. На процессе 1986 года было представлено досье советской разведки на Вёльке. Гитлер посмертно повысил его в звании, назначил особую пенсию семье. Личность, популярная в Германии, и понятно, отчего 22 марта 1943 года взъярились каратели.
Однако наличие фигуры олимпийского чемпиона утяжеляло в понимании наших идеологов хатынскую схему. Надо было использовать слишком много слов, чтобы втолковать рядовым советским гражданам (как известно, очень любящим спорт вообще и олимпийцев конкретно), что кодекс олимпийской чести - одно дело, но конкретный обладатель высокого титула - совсем, может быть, другое.
Побоку все эти подробности! Закрыть информацию, да и дело с концом.
Расстрел за анекдот и «червонец» за убийства
Разоблачение Васюры происходило не так, как если бы про его полицейское прошлое вообще ничего не было известно, но потом вдруг спустя многие годы кто-то из жертв случайно на улице опознал своего мучителя. Такое бывает в легендах, но в жизни все сложнее.
Вскоре после войны каратель получил свой «червонец» лагерного срока за службу у немцев. Получил в числе многих других полицаев - тех, чье непосредственное участие в расстрелах не удалось доказать (следователи «дожали» Васюру лишь десятилетия спустя, собрав по крупицам показания десятков свидетелей).
А 17 сентября 1955 года вышел знаменитый Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны». Волюнтаристский указ этот, по оценкам многих, был скверно подготовлен. На основании его получили официальное прощение, что называется чохом, многие действительные военные преступники - Васюра в том числе.
Спрашивается, что это за страна такая, где одного человека могут поставить к стенке за анекдот, а другого - кровавого злодея - отпускают на волю?.. Появления такого вопроса товарищ Слюньков тоже допустить не мог.
Был полезен и фашистам, и коммунистам
После амнистии 1955 года Васюра приехал в село Великая Дымерка Броварского района Киевской области. Осмотрелся, обосновался, начал набирать общественный вес. Любопытно, что заделался он почетным курсантом Киевского высшего военного инженерного дважды Краснознаменного училища связи имени М.И.Калинина - того, что закончил до войны. Поздравления от командования, подарки к праздникам, выступления перед курсантами.
Удачно продвигалась и производственная карьера. Дослужился Васюра до должности заместителя директора крупного совхоза. Среди районного начальства слыл рачительным хозяином, твердым поборником трудовой дисциплины. Молодец мужик: кровь из носу, но дает план, снабжает Киев овощами! Материально жил неплохо, двум дочерям, учительницам по профессии, выстроил по дому.
Вот только местные люди ежились при упоминании Васюры. То, что в номенклатурной среде считалось строгостью, для рядовых тружеников села оборачивалось звериной жестокостью. В своем хозяйстве замдиректора совхоза мог до полусмерти избить уснувшего на дежурстве сторожа, выпившего тракториста…
С этим легко сопоставляется один эпизод военных лет, о котором рассказали на судебном процессе бывшие рядовые полицейские. Имелись в виду не палаческие зверства Васюры в деревнях Чмелевичи, Котели, Заречье, Боброво, Осовы, Маковье, Уборье и, разумеется, в Хатыни. Не то, как он самолично убивал евреев, прятавшихся в Налибокской пуще, или как на перроне станции Новоельня из-за пустяка застрелил мальчика-подростка. Нет, описывались отношения внутри батальона.
Рядовых полицейских регулярно посылали в окрестные села, чтобы награбить продуктов питания. Однажды Васюре показалось, что двое его подчиненных принесли маловато харчей, да к тому же от них попахивало спиртным. Начальник штаба привел полицейских к себе в кабинет и рукояткой пистолета мастерски повышибал им зубы - чтобы впредь поменьше ели сала. А потом приказал языками вычищать с пола собственную кровь.
Именно так Васюра обращался со «своими» - одинаково и в батальоне, и в совхозе. Могла возникнуть дикая мысль о том, что советский колхозно-совхозный строй вполне соответствовал таким, как хатынский палач. Пригодился и там, и там.
В Отечественную изменников больше, чем в «империалистическую»
Любопытное совпадение: немецкий командир 118-го батальона майор Кёрнер в Первую мировую воевал на белорусской территории. Теперь была та же земля и те же, в общем, люди. Но имелось одно существенное отличие: та давняя война, которую большевики прозвали империалистической и несправедливой, почему-то не произвела у нас огромных масс изменников. А теперь…
Военным историкам во времена гласности было позволено назвать цифры: кавказцев, туркестанцев, калмыков и татар воевало на стороне гитлеровцев 147 000 человек, эстонцев - 90 000, латышей - 89 000, литовцев - 21 500, белорусов - 12 500, украинцев - до 180 000, казаков - 94 500 и русских - 530 000 человек. Таким образом, через восточные формирования прошло до 1 164 500 человек.
Если наше дело правое и вообще наш строй самый лучший в мире, то отчего сотни тысяч «восточных добровольцев» воевали против своих народов или шли с оружием на народы-соседи? Открытый судебный процесс над виновниками Хатынской трагедии мог пробудить стремление многих разобраться в собственной истории.
* * *
Никуда не уйти от того факта, что Хатынский мемориал в решающей степени использовался как инструмент советской пропаганды. А пропаганду только в том случае можно считать эффективной, если она проста и доходчива, как удар кувалдой в лоб. Никаких детализирующих подробностей, способных навести на размышления. «Народ не любит, чтоб сложно!»
Метод выбора деревни Хатынь в качестве символьного объекта напомнил мне по ассоциации рассказ одного старого начальника заводского отдела кадров:
«Получаем к юбилею Октября наградную разнарядку: для работников нашего предприятия выделены один орден «Знак Почета» и одна медаль «За трудовую доблесть». По соображениям какой-то там высшей отчетности-статистики предписано, чтобы награждаемый орденом отвечал следующим анкетным данным: мужчина, ИТР, беспартийный, белорус. А «под медаль» требования другие: женщина, рабочая, член КПСС, небелоруска. Только так! И вот начинаем подбирать комбинации анкетных данных, просеиваем сотни личных дел. Иному мастеру по его реальным трудовым делам надо бы высший орден дать, ан нет, не подходит: беспартийный, да к тому же в годы ВОВ находился на временно оккупированной территории… Так вот и поступали: не к человеку подбирали награду, а к награде - человека».
Похоже, что обошлись с Хатынью в 1960-годы приблизительно так же: не памятник подобрали к погибшей деревне, а деревню к памятнику. Вколотили конкретную трагедийную судьбу конкретного людского поселения в прокрустово ложе изначально утвержденной концепции мемориала.
«Отформатировали».
Нужно было сделать советский аналог чешской Лидице, французского Орадур-сюр-Глан - и сделали. Гениально сделали. Не беда, что для этого понадобилось отсечь «лишнее», вульгарно упростить историю. Как прикажет отдел пропаганды ЦК родной коммунистической партии, такой и будет память о войне.
Опять же, географическое расположение Хатыни удобное: недалеко от Минска, по дороге организованные экскурсанты посетят Курган Славы, а далее их путь проляжет на Березинский заповедник и к озерам Витебщины. Индустрия туризма.
И еще одно непростое обстоятельство. Как-то странно созвучны два названия: Катынь, которая под Смоленском, и Хатынь в смежной Беларуси. Неужто кем-то предопределялась неизбежная путаница, подмена в массовом сознании одного понятия другим?.. От дальнейших рассуждений в этом направлении пока воздержусь. Полагаюсь на способность читателя мыслить самостоятельно…
У нас всегда было две правды: одна - для «масс», другая - для тех, «кому положено знать».
Но что тогда, если не пустословие, призывы «Вспомним всех поименно» и «Никто не забыт, ничто не забыто»?
http://naviny.by/rubrics/society/2008/03/24/ic_articles_116_156221/print/
От меня:
Выбор из деревень был огромный: сожжено 9200, не восстановлены 186. Почти без разницы, какую выбрать.
Списывать ВСЮ вину на косяк партизан это несерьезно, равноценно "мы сжигали заживо титушек за то, что они устраивали митинг в поддержку Януковича, и потому они виноваты".
И обратите внимание: с целью недопущения межнациональной розни власти БССР специально засекретили данные, что сжигали людей украинские пособники нацистов.
И ныне все вылезло...

В качестве свидетелей в общей сложности прошло 26 карателей, которые на тот момент уже отбыли свое наказание. Также свидетельствовали и уцелевшие жители Хатыни, которые описали экзекуцию во всех деталях. Некоторые из присутствующих на заседаниях пытались совершить самосуд над Васюрой. В ходе судебных разбирательств было установлено, что Васюра лично уничтожал мирных жителей, включая детей и стариков. Позже в некоторых источниках эта цифру определили в 360 человек. Несмотря на то, что его вину полностью доказали, Васюра отпирался до последнего. Судебные разбирательства затянулись на полтора месяца. И только, когда преступник понял, что отпираться больше некуда, он признал вину. Решение суда было непоколебимым – высшая мера наказания через расстрел. Даже после публичного осуждения Васюра всячески пытался смягчить свое наказание и писал ходатайства в правительство, чтобы ему дали возможность отработать вину тяжелым трудом в тюрьме. Решение суда оставили без изменений.

В марте исполнилось 80 лет со дня одной из самой жуткой трагедии ВОВ - сожжения деревни Хатыни. В советской истории принято говорить, что это преступление совершили немцы.

На самом деле Хатынь уничтожили русские и украинские каратели из бригады Дирлевангера. Командовал операцией хауптштурмфюрер СС Григорий Васюра. Последний каратель из этой бригады - Катрюк - живёт в Канаде.

На фоне даже самых отъявленных зверств нацистов в годы Второй мировой "опыт" бригады Оскара Дирлевангера отличался особой жестокостью. Участник Первой Мировой, доктор экономических наук в 1934 году был осуждён нацистами за педофилию и направлен в концлагерь. В 1936 году он попросился оттуда искупить преступление "кровью испанцев". В Испании он получил три награды, а также три ранения.

В 1940 он попадается на очередном преступлении - педофилии, и его старый друг Бергер (советник Гиммлера и старый гителеровский боевик), чтобы спасти Дирлевангера, предложил руководству создать бригаду СС из "разложившихся элементов".

Бригада начинает формироваться в 1940 году, её основу составляют осуждённые браконьеры. Браконьер в глазах Дирлевангера был идеальным членом его команды - хорошо знал лес, метко стрелял. Однако уже к концу 1940 года она начинает пополняться сначала анархистами и осуждёнными за изнасилования и прочие сексуальные преступления, а в 1941 году - и пациентами психиатрических клиник, в основном также страдавшими сексуальными расстройствами (эксгибиционисты, публично онанировавшие и т.п.).

Наконец, в 1943 году в бригаду влились кастрированные гомосексуалисты.

К январю 1942-го он набрал 200 человек, и с ними отбыл в Белоруссию. Его отряд неформально так и назывался "бригада браконьеров".


(Оскар Дирлевангер)

На месте Дирлевангер убедился, что 200 человек для полномасштабных операций против партизан ему не хватит. И он начал набор в бригаду советских коллаборационистов. Дирлевангер предпочитал брать самых отпетых людей - зарекомендовавших себя особо жестоким поведением в отношении своих товарищей в лагере для военнопленных, отсидевших в сталинском ГУЛАГе, членов семей "лишенцев" (попов, белогвардейцев и т.д.)

Уже в сентябре бригада Дирлевангера насчитывала: немецкую роту (150 человек) и немецкий мотоциклетный взвод (40 человек); 3 русских роты (450 человек), артиллерийский взвод (40 человек, половина немцы - половина русские). К концу 1943 года его бригада разрослась до 2000 человек, из которых 400 человек были немцы, около 1000 - русские, остальные украинцы, белорусы и латгальцы.

Первое "боевое крещение" бригада прошла 16 июня 1942 года, когда дотла была сожжена деревня Борки. Точнее, деревню сожгла его русская рота, за геройский вклад в операцию медалями были награждены 6 человек.

Жестокость бригады Дирлевангера брала оторопь даже у его начальства из СС. Так, после окончания антипартизанской операции "Фрида" (с 4 по 10 ноября 1942 года), в ходе которой было убито более 3000 гражданских лиц (из которых половина евреи) уполномоченный рейхсфюрера СС по борьбе с бандитизмом высказал мнение, что ликвидация партизан - не повод убивать мирное население. В качестве "наказания" Дирлевангер был отправлен в отпуск (с 28 декабря 1942 по 20 февраля 1943).

(Ниже на двух фото украинские полицейские):




Согласно немецким документам, с лета 1942 года по август 1943 года бригада Дирлевангера ликвидировала 15 тыс. "бандитов с оружием в руках", собственные потери части за этот период составили 92 человека убитыми, 218 ранеными и 8 пропавшими без вести. За это же время бригада уничтожила 123 населённых пункта на территории Минской, Могилёвской, Витебской областей, а также расстреляла и сожгла заживо около 20 тыс. мирных жителей.

Самым "знаменитым" стало сожжение деревни Хатынь. История этой трагедии такова.

В первые дни войны связист Григорий Васюра добровольно перешёл на сторону немцев, окончил школу пропагандистов и пошёл работать в полицию оккупированного Киева, где через некоторое время и возглавил карательный батальон. Бойцов батальона, отличившегося особой жестокостью ещё в Бабьем Яру, немецкое командование в декабре 1942 года отправило в Белоруссию для борьбы с партизанами.

22 марта 1943 года в 40 км от Минска партизаны обстреляли легковую машину, в которой ехал гауптман Ганс Вёльке. Он был чемпионом по толканию ядра Олимпиады 1936 года (и первым немцем, олимпийским чемпионом по лёгкой атлетике). Его смерть, а также ещё двух немцев, всполошила оккупационные власти.

Неподалёку находился 118-й украинский полицейский батальон, состоявший примерно в равной пропорции из русских и украинцев. Ему от немцев поступил приказ наказать за убийство Вёльке партизан. Начальником его штаба был хауптштурмфюрер СС (капитан) Васюра. Командовал батальоном некий Смовский. Но Смовский по болезни не смог участвовать в операции, и командование взял на себя Васюра.



(Ганс Вёльке на Олимпиаде 1936 года)

Полицаи быстро собрались на акцию, но идти в лес и ловить партизан им было лень, и они сначала расстреляли без разбору 27 жителей деревни Козыри. Но этого коллаборационистам показалось мало. Они вошли в деревню Хатынь, согнали её жителей в огромный сарай и, обложив его соломой, подожгли.

Когда под напором обезумевших людей дверь сарая рухнула, они принялись расстреливать выбегавших. Сам Васюра, вооружённый пистолетом и пистолетом-пулемётом, принял посильное участие в расстреле. В итоге было убито 152 человека, четверым удалось выжить (благодаря им всему миру и стало известно об этой трагедии).

В общей сложности, как считается, 118-й украинский полицейский батальон принял участие не менее, чем в 12 подобных карательных акциях.

После войны Васюра попал в "компетентные органы". Ему дали 25 лет (в 1952 году), но отсидел он только 3 года, выйдя из лагеря по амнистии 1955 года (в честь 10-летия Победы, по ней были освобождены практически все коллаборационисты).

Васюра вернулся к себе в Киевскую область, где стал заместителем директора совхоза. Более того, он выбил себе справку, что его осудили за то, что он попал в плен. Это позволило ему официально стать ветераном ВОВ и, соответственно, получать юбилейные медали, встречаться со школьниками, получать продуктовые наборы и т.д.

Сгубило Васюру то, что в 1985 году, на 40-летие Победы, он стал требовать себе орден Великой Отечественной войны. Тогда какой-то мелкий служащий в архивах военкомата обнаружил, что Васюра до сих пор числится пропавшим без вести. Стали копать и докопались. Повезло, что в то время обнаружили ещё одного ветерана ВОВ - некого Мелешко, который командовал одной из рот 118 карательного полицейского батальона. Этого Мелешко начали допрашивать в Минске, и он сдал Васюру, с которым они переписывались после войны.

На суд над Васюрой вызвали 26 свидетелей - карателей из его батальона. Их привезли в Минск со всего СССР. Каждый из них к тому времени уже отбыл своё наказание за помощь немцам (максимальный срок, который отсидел в сталинских лагерях один каратель из числа этих 26-ти - 8 лет).

Суд над Васюрой продолжался 1,5 месяца, на суде присутствовал только один журналист - от газеты "Известия". В итоге он сделал репортаж о Васюре, но газета его печатать не стала "по политическим соображениям".

Единственное отрадно, что Васюру всё же расстреляли.


(Григорий Васюра в 1986 году)

Перед этим судебный процесс над частью бригады Дирлевангера состоялся в Минске в 1978 году. Судили самых жестоких карателей - Федоренко, Гольченко, Вертельникова, Гонтаря, Функа, Медведева, Яковлева, Лаппо, Осьмакова, Сульженко, Трофимова, Воробья, Колбасина, Муравьёва. Как уже говорилось выше, они получили незначительные сроки (как "добавку" к тому, что было им присуждено после окончания ВОВ - фактически их судили дважды за одно и то же преступление, этим и объясняется мягкость приговора). Вот часть выступлений этих карателей в свою защиту:

"26 лет после войны я честно трудился, приносил пользу людям. Прошу 1/2 вклада оставить жене".

"За время службы в ГФП я, бесспорно, убил человек пять. Был награжден немецкой медалью, но я её сразу же выбросил".

"Граждане судьи! Я выходец из рабочей семьи, рано начал свою трудовую деятельность... Прошу учесть раскаяние и сохранить мне жизнь".

"После прихода Советской Армии я воевал против немцев, 20 лет трудился. Не имел замечаний, а наоборот, 6 грамот, избирался членом избирательной комиссии".

"Перед судом сейчас стоит другой Гольченко, искренне раскаянный, глубоко осознавший всю тяжесть совершённых мной преступлений, идеи мои только большой труд на благо народа".

"Прошу учесть мой преклонный возраст и медаль "За трудовую доблесть". Мне также было присвоено: "член бригады комтруда".

"В приговоре сказано, что я награждён четырьмя немецкими наградами, а у меня их было три..."

"Я не виноват, виновата война. Не было бы войны - не попал бы я в плен и не сидел бы теперь на скамье подсудимых".


(Обратите внимание, что коллаборациониста Пирога судили по Указу от 19.04.43, который гласил "О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях...". По ней Пирог получил 20 лет, но реально отсидел всего 10 лет)

"А наши вожди-сослуживцы, командиры ни один не сидел за злодеяния против советских граждан, были на воле до 1968 г. Спасибо нашим советским следственным органам за чуткость: не дали им тоже избежать от советского правосуда".

"Однако я хочу сказать, что мы сейчас не те, какими были 30 лет назад, и поэтому встает такой вопрос: каких же людей вы будете приговаривать - тех, которые были 30 лет тому назад, или тех, которые в течение более 25-ти лет честно трудились на благо всего нашего народа, которые в настоящее время имеют детей и даже внуков?!"

"Процесс моего перевоспитания начался задолго до ареста. Поэтому я не нуждаюсь в столь длительном тюремном заключении".

"Прошу учесть также, что моя жена всю войну была на фронте..."

ХХХ

До сих пор остаётся жив последний каратель Хатыни - 91-летний Владимир Катрюк. Он живёт в Канаде, под Монреалем, занимается пчеловодством. Сдался в плен французам в апреле 1945 года (на тот момент воевал в 36-й дивизии СС), недолго пробыл в фильтрационном лагере, пожил во Франции, в 1951-м выехал в Канаду.

Вот описание зверств, проводимых Катрюком в составе бригады Дирлевангера:

Стоявший в оцеплении рядовой С.Мышак видел, как Катрюк участвовал в сборе жителей деревни Хатынь: "Находясь в оцеплении в 30-50 метрах от села в центральной его части, я хорошо слышал крики и плач женщин, детей. Хорошо видел, что по селу ходили полицейские 118 батальона Солоп Сергей, Филиппов, Катрюк.

Наконец, все жители собраны; Катрюк помогает своим соратникам заталкивать жертвы в сарай, а потом вместе с офицерами становится напротив ворот сарая. Из показаний О. Кнапа: "Я хорошо видел, как Лукович поджёг факелом сарай, вернее, его соломенную крышу. Сарай загорелся. Люди в сарае стали кричать, плакать. Крики горевших и задыхающихся от дыма людей были страшные. Их невозможно было слышать. От них становилось жутко.

Я не мог переносить этого, поэтому ни одного выстрела по сараю не сделал. В основном по сараю стреляли из стоящего против ворот станкового пулемета и из автоматов Васюра, Мелешко, Лакуста, Слижук, Ильчук, Катрюк, Пасечник, Кмит, Панкив, Лукович, Филиппов.



(Владимир Катрюк в Канаде со своими ульями)

Хатынское убийство было не единственным преступлением, в котором участвовал Катрюк. Например, в мае 1943 года 118-й батальон участвует в карательной операции в Бегомльском районе. В деревне Вилейка часть нетрудоспособных жителей уничтожают. И вновь в этой акции принимает участие Катрюк. "Молодёжь сразу куда-то увели, - вспоминал военнослужащий 118-го батальона И.Козыченко. - Женщин с детьми загнали в отдельно стоявший в конце деревни сарай, расстреляли и сожгли в нём... Помню, что к месту расправы их конвоировали Мелешко, Лакуста, Лукович, Слижук, Катрюк".

Спустя несколько дней аналогичную картину Козыченко видит в деревне Осовы: "Когда мужчин, женщин, детей стали отводить от штаба, они начали кричать, почему только их гонят, староста тоже связан с партизанами... Присоединили старосту к другим арестованным гражданским лицам и погнали их к отдельно стоявшему в конце деревни сараю... Людей к сараю конвоировали Васюра, Мелешко, Лакуста, Слижук, Лукович,Катрюк, Кнап и другие полицейские первой роты... Помню, когда людей загнали в сарай, закрыли в нём, оцепили сарай полукругом и открыли по находившимся в сарае людям огонь со всех видов оружия". Стреляет по людям и Катрюк".

(Частично цитируется по книге "Русские эсэсовцы", Д.Жуков и И.Ковтун, изд-во Вече, 2010)

Два текста про Хатынь.

Неизвестные подробности известных событий

Евгений ГОРЕЛИК

Скорбная годовщина предстоит в этом месяце: 22 марта исполняется ровно 60 лет со дня убиения Хатыни - самой известной из сотен расстрелянных и заживо погребенных белорусских деревень. Со времени открытия здесь в июле 1969 года мемориала миллионы людей безмолвно прошли под тревожно-щемящий перезвон колоколов по пепельно-серым плитам некогда звеневшей детскими голосами деревенской улицы. У братской могилы они жадно вчитывались в обращенные к сердцам и памяти живых слова павших: "Люди добрые, помните: мы любили жизнь и родину нашу, и вас, дорогие. Мы сгорели живыми в огне. Наша просьба ко всем: пусть горечь и грусть станут силой и мужеством, чтобы смогли увековечить вы мир и покой на Земле. Чтобы нигде и никогда в вихре пожаров жизнь не умирала!"

Несколько поколений экскурсоводов привычно взволнованными голосами повествовали им об истории трагедии, доходчиво и в деталях объясняли, где, что и как происходило, старательно донося до людей ту правду, которую им позволено было знать. Затем нагрянули перестройка с демократизацией, чуть-чуть приоткрылись секретные фонды архивов, на ранее недоступные для широкой публики судебные процессы стало возможным пригласить репортеров и фотокорреспондентов.

Вот и мне (неожиданно не только для меня, но, видимо, и для всех журналистов БелТА, где я служил в ту пору главным редактором) было однажды оказано такое доверие. Случилось это в ноябре 1986 года: заведующий отделом пропаганды ЦК КПБ С. Павлов положил передо мной несколько страничек "обвинительного заключения по уголовному делу №104" и, помолчав, как-то мрачно, без свойственного ему энтузиазма и напора, сказал: "Почитай, подумай. Потом посидишь на суде, послушаешь, что будут говорить свидетели и обвиняемый. О Хатыни скажешь вскользь, подробней о других, малоизвестных акциях карателей. Готовый материал принесешь на визу мне".

Примерно то же самое, как оказалось, он говорил и собкору "Известий" по Белоруссии М. Шиманскому, которому тоже выдал экземпляр заключения и "добро" на участие в процессе. Обменявшись информацией, мы пришли к выводу, что инициатива, скорее всего, исходила не от самого Савелия Ефимовича, а была спущена ему в порядке директивы сверху.

В день вынесения приговора бывшему начальнику штаба 118-го полицейского батальона Григорию Васюре, а случилось это в канун 1987 года, оба отчета о процессе - и мой, и Шиманского - с утра лежали у Павлова на столе. Обычно он возвращал идущие в номер объемные материалы до обеда, чтобы их можно было вовремя передать в редакции и не сорвать графики выхода газет. На этот раз ответа из ЦК мы ждали до вечера, потом еще день и еще: 31 декабря нам преподнесли новогодний подарок: "Считайте, что никакого задания вы не получали, публикаций о процессе не будет".

Их действительно не было почти до самой кончины Советского Союза. Зато затем, когда исчезли шлюзы партийного надзора, с собственной "правдой о Хатыни" к читателям устремились сотни публицистов новой волны, вооруженных, как правило, одним-двумя реальными фактами. Первый - в Хатыни отличился 118-й полицейский батальон. Второй, самый привлекательный, - в батальоне было много украинцев.

Несколько интервью дал председательствовавший на процессе В. Глазков, в каждом из которых постарался подчеркнуть руководящую и направляющую роль в случившемся Г. Васюры. С читателями "Народной газеты" (№116 от 16.06.93г.) он поделился таким откровением: "Не могу сказать, что немцы не причастны к трагедии Хатыни. Они были подручными полицейского батальона и присутствовали в деревне с начала карательной операции. Но главным исполнителем трагедии стал Васюра".

Подхватившие эстафету "суровых разоблачений" и неожиданных открытий авторы затем легко обходились вообще безо всякого упоминания о немцах. А весь свой праведный гнев обрушивали исключительно на головы украинцев - и тех, что служили в полиции, и родившихся спустя десятилетия после войны.

Григорий Васюра

Дороги, которые они выбирали

:Обвиняемый сидит на небольшом возвышении, отгороженном от публики деревянным барьером, опустив седую голову и почти не поднимая глаз. На вопросы отвечает односложно, путаясь в именах, названиях и датах. Председательствующий часто помогает ему вспомнить то или иное событие, зачитывая его же, Васюры, показания следствия от 1952 и 1974 годов.

Несколько оживляется, когда рассказывает о службе в Советской Армии, о том, как он, старший лейтенант, начальник связи укрепрайона стрелковой дивизии, вместе со своими бойцами вступил в бой с немцами, как был контужен и затем пленен, какие муки претерпел, проведя восемь месяцев в различных лагерях для советских военнопленных. С явной неохотой вспоминает об учебе в школе пропагандистов Восточного министерства Германии, по окончании которой был направлен в оккупированный гитлеровцами Киев, о добровольном поступлении на службу в формировавшийся там 118-й полицейский батальон, где ему сразу предложили командование взводом.

О передислокации батальона в Минск, а затем в Плещеницы говорит вяло, односложно, но тут же оживляется и подробно, в деталях вспоминает, как после ухода в партизаны с группой единомышленников начальника штаба Коровина-Корнийца его, Васюру, командир батальона майор Эрих Кёрнер, не колеблясь, назначил на эту ответственную должность.

На вопрос, что входило в обязанности начальника штаба, отвечает: тактическая и строевая подготовка, назначение и проверка караулов, воспитательная работа с личным составом. : Нет, на боевые операции не выезжал, в Хатыни не был: Прокурор полковник А. Пашков пытается помочь подсудимому вспомнить: "Но на допросах в 1952 году вы показали, что помогали командованию в проведении карательных операций в Плещеницком, Бегомльском, Борисовском, Новогрудском и других районах. Даже на карте маршрут движения батальона обозначили!"

Васюра долго молчит, потом вдруг заявляет: "Вышло все из головы!" Зато о структуре батальона рассказывает подробно и не без удовольствия, называет фамилии командиров подразделений и даже отдельных бойцов:

Всего было 3 стрелковые роты, минометный и хозяйственный взводы плюс два расчета 45-миллиметровых пушек. Каждая рота состояла из трех взводов, взводы - из отделений. Общая численность - 270 человек. Командовал батальоном майор Эрих Кёрнер, имел свой штаб из немцев, которым руководил Эмиль Засс. Дублером командира был Константин Смовский, поляк, бывший петлюровец. Тоже держал собственный штаб, который подчинялся, однако, все тому же Кёрнеру. Дублировалось также начальство рот и взводов. Например, первой ротой командовали Ханс Вёльке (его потом застрелили партизаны) и Винницкий, второй - Герман (не знаю, имя это или фамилия) и Франчук, третьей - Мюллер и Нарадько. Всего в батальоне служило около сорока немцев.

Зачем нужны были наши дублеры? Чтобы доводить до подчиненных команды, которые спускали немцы. Например, перед операцией нас вызывает Кёрнер и ставит конкретную задачу. Моя обязанность - передать ее дальше по цепочке, чтобы рядовые знали, куда наступать и как наступать.

Вопрос прокурора: "Судя по анкетам, большинство ваших подчиненных до этого служили в Красной Армии, прошли через немецкий плен, их нет нужды водить за ручку?"

Васюра: "Да, служили. Но это была шайка бандитов, для которых главное - грабить и пьянствовать. Возьмите комвзвода Мелешку - кадровый советский офицер и форменный садист, буквально шалел от запаха крови. Повар Мышак рвался на все операции, чтобы позверствовать и пограбить, ничем не брезговали командир отделения Лакуста и писарь Филиппов, переводчик Лукович истязал людей на допросах, насиловал женщин: Все они были мерзавцы из мерзавцев. Я их ненавидел!"

Несколько дней длился допрос Васюры, во время которого он охотно рассказывал о "подвигах" других карателей и напрочь забывал обо всем, что касалось его персоны. Когда же аргументами из показаний прошлых лет, выписками из документов его, что называется, припирали к стенке, угрюмо молчал, бросая в сторону прокурора колючие взгляды, либо машинально повторял спасительное: "Все вышло из головы".

:Председательствующий просит пригласить в зал пострадавших.

"Как они нас жгли и расстреливали"

Первым входит Виктор Андреевич Желобкович, инженер-технолог одного из конструкторских бюро Минска. В марте 1943 ему было без малого девять лет.

В тот день перед обедом мы с отцом пошли в пуню, чтобы приготовить корове трасянку - смесь сена с соломой. Вдруг услышали выстрелы. Побежали в хату, позвали остальных и всей семьей спрятались в погребе. Через некоторое время каратели выбили в погребе дверь и приказали нам выходить на улицу. Мы вышли и увидели, что из других хат тоже выгоняют людей. Нас повели к колхозному сараю, который стоял чуть в стороне, на возвышении. Мы с матерью оказались у запертых снаружи дверей сарая, я видел через щели, как подносили к стенам солому, затем поджигали ее. Когда рухнула догоравшая крыша и от пламени стала вспыхивать одежда, все рванулись к воротам и выломали их. По устремившимся в пролом людям со всех сторон начали стрелять стоявшие полукругом каратели.

Мы отбежали от ворот метров на пять-шесть, мама сильно толкнула меня, и мы оба упали на землю. Я хотел подняться, но она прижала мою голову: "Не шевелись, сынок, полежи тихонько". Меня сильно ударило что-то в руку, потекла кровь. Я сказал об этом маме, но она не отвечала - была уже мертва. Сколько я пролежал так, не знаю. Все вокруг горело, даже шапка на мне начала тлеть. Потом я понял, что каратели ушли, стрельба прекратилась, еще немного подождал и поднялся.

Сарай догорал, вокруг лежали обугленные трупы. Кто-то простонал: "Пить..." Я побежал, принес воды, но она не понадобилась - на моих глазах один за другим хатынцы умирали страшной, мученической смертью... (Голос начинает дрожать, он надолго замолкает.)

После паузы, отвечая на вопрос председательствующего, поясняет, что карателей было много, только к ним во двор пришло четверо. Говорили они на немецком, русском и украинском языках. "В живых из тех, кто был в сарае, осталось пятеро: Каминский Иосиф, Барановский Антон, я и две девушки - Климович Юля и Федорович Мария. Обожженных, полуживых, их обеих увезли на хутор Хворостени, к родственникам, которые их выходили. Но в августе того же 43-го сюда снова нагрянули каратели. Марию убили и бросили в колодец, Юлю вместе с хозяевами сожгли в хате. Антона, раненного в обе ноги, вылечили в партизанском отряде. Уже после войны, спустя много лет, он уехал на целину и погиб там при загадочных обстоятельствах.

Живым выбрался из-под обгоревших трупов и Казимир Иотко, обезумевший погнался за карателями, просил, чтобы пристрелили. Умер на следующий день. Чуть больше недели прожили 20-летний Петр Карабан и мой однофамилец Витя Желобкович, который всего на год старше меня. Из моей семьи погибли отец Андрей Иванович, мать Анна Викентьевна, братья Иван и Степан, младшая сестра Аня".

Приглашают в зал Александра Петровича Желобковича, военного пенсионера из Гродно, которому ко времени трагедии исполнилось 13 лет. Он рассказывает, как накануне, 21 марта, вечером в Хатынь пришли партизаны, остановились на ночлег в их доме, а рано утром ушли к шоссе на операцию. Он проводил их до гравийки Плещеницы - Логойск, сам вернулся домой и лег спать. Проснулся от криков: "Немцы!" Выбежал во двор и увидел, что деревню со всех сторон цепью окружают военные в желтых и зеленых мундирах.

Мать в крик: "Быстро садись на коня, скачи в лес!" Промчался я метров сто, может, двести, не удержался и упал в подтаявший снег. Торопливо дополз до леса, поднялся и побежал к родственникам в деревню Замостье, что в семи километрах от Хатыни. С дядей мы поехали туда, но до темноты вынуждены были просидеть в лесу: над нашей деревней стоял густой черный дым и слышны были выстрелы. Утром нашим глазам предстала жуткая картина: там, где раньше стояли дома, чернели только печи и дымоходы, курились кое-где серые пепелища, а на месте колхозной "адрыны" и рядом с ней - обгоревшие тела моих односельчан, взрослых и детей.

Через два дня жители окрестных деревень похоронили всех погибших в трех братских могилах. В одну из них легла вся моя семья: отец, мать и четыре сестры".

По просьбе председательствующего А. Желобкович уточняет, что вернувшиеся с операции партизаны говорили о подорванных ими одной легковой и двух грузовых машинах с гитлеровцами.

Документ. Из журнала боевых действий партизанского отряда "Мститель":

"22.03.43 г. Находившиеся в засаде на шоссе Логойск - Плещеницы первая и третья роты уничтожили легковую машину, убито два жандармских офицера, несколько полицейских ранено. После отхода с места засады роты расположились в д. Хатынь Плещеницкого района, где были окружены немцами и полицейскими. При выходе из окружения потеряли убитыми три человека, четверо - ранено. После боя фашисты сожгли д. Хатынь.

Командир отряда А. Морозов,начальник штаба С. Прочко".

Еще одного потерпевшего просят дать показания - Владимира Антоновича Яскевича, мастера Минского автозавода. В марте 1943-го ему тоже было всего 13 лет.

Увидев окружавших деревню карателей, он бросился бежать к своему дому, от которого находился примерно в двухстах метрах. Но тут же над его головой засвистели пули, и он понял, что добежать не успеет. Упал на землю, дополз до ямы, в которой с осени хранили картофель, и затаился в ней. Вскоре к яме подошли два немца с автоматами в руках. Он стал плакать, проситься, чтобы не убивали его, они о чем-то поговорили между собой и ушли.

"Уже под вечер я услышал сигнал трубы и понял, что каратели уходят. Выбрался из ямы и побежал к дому, увидел догорающие бревна, подумал, что, возможно, родные спрятались в лесу. Долго бродил между деревьями, кричал, но никто не отзывался. Пошел в деревню Мокредь к своему дяде - Яскевичу Иосифу. Через некоторое время туда пришел и Иосиф Каминский, раненный и обгоревший, рассказал, что и как произошло".

И наконец, показания еще одного потерпевшего. Иосиф Иосифович Каминский не выступал в суде - он умер в 1973 году. Но тысячи людей, бывавших в Хатыни, могли услышать его рвущий душу рассказ. У меня в блокноте сохранилась запись беседы с ним в день открытия мемориала - 5 июля 1969 года.

- :Я ў кузнi быў. У хаце - жонка з сынам _ дачка, што з Мiнску прыехала з малым дзiцём. Наляцелi карнiкi, штурхаюць, б"юць, гоняць нас на вулiцу: Загналi ў хлеў, што на водшыбе стаяў, _ завалай заперлi. Бачу, падпалiлi страху, агонь на людзей сыплецца, сена, салома загарэлicя, душацца людцы. Я сыну кажу: "Лезь, Адасiк, на сцяну!" Падсабiў яму, ён на той бок перакулiўся. Чую - страляюць: Як агнём апякло - няўжо на смерць адправiў сыночка?!

Раптам дзверы расчынiлiся. Людзi кiнулiся ў праход, а гэтыя з кулямёта б"юць. Я ўпаў на зямлю, на мяне забiтыя павалiлiся, _ прадыхнуць нельга. Але варушу плячыма - тады я здаравейшы быў, - стаў паўзцi пакрысе наперад. Толькi да парога дапоўз, страха абвалiлася, агонь на ўсiх: Метраў пяць яшчэ адпоўз ад дзвярэй, мяне ўдарыла па плячах, я _ знепрытомнеў: Ачуняў, як нехта з карнiкаў даў мне ботам у твар: бачыце - нiводнага зуба няма.

Як цiха стала, я Адасiка знайшоў: "Уставай, кажу, яны паехалi ўжо:" Стаў яго паднiмаць, а ў яго кiшачкi вывальваюцца: Я iх збiраю, збiраю, а ён просiць: "Пiць, пiць:" Не дай бог нiкому зведаць тое, што выпала нам:

"Так мы их убивали"

Свидетелями на процессе по обвинению Г. Васюры выступили около двух десятков его бывших сослуживцев и подчиненных, были зачитаны показания многих из тех, кто не смог приехать в Минск либо был к этому времени уже в мире ином. Сидели бывшие каратели впереди, в их "зоне" всегда были свободные стулья, но ни разу, несмотря на жуткую тесноту в зале, никто не пожелал сесть рядом с ними.

Вызывается свидетель Козынченко!

Невысокого роста седой старик держится нарочито раскованно и молодцевато. Вся грудь в наградах. Медали "За победу над Германией", юбилейные - к 20-летию и 30-летию Победы, "60 лет Вооруженных сил СССР", "Ветеран труда", еще какие-то знаки. Возмущенный прокурор А. Пашков требует немедленно снять награды. Козынченко упирается, говорит, что он получил их за участие в боях против немцев, но потом уступает нажиму прокурора и кладет медали на стол, рядом с 14 томами уголовного дела, в которых его имя упоминается не раз.

Рядом со мной сидит следователь из КГБ, он смущен столь неожиданной публичной демонстрацией прокола в работе его коллег. Неохотно объясняет, что когда в 1945 году огромной массе изменников Родины давали по 10-25 лет, кто-то забыл уведомить об этом военкомат, и там продолжали числить карателя Козынченко в списках победителей.

Из показаний Степана Сахно:

Хорошо помню тот день. Утром мы получили приказ выехать в сторону Логойска и устранить повреждение на телефонной линии. Командир первой роты Вёльке вместе с ординарцем и двумя полицейскими ехал в легковой машине, мы - на двух грузовиках. Когда подъезжали к Большой Губе, из леса неожиданно ударили из пулеметов и автоматов по оторвавшейся от нас легковушке. Мы бросились в кювет, залегли и открыли ответный огонь. Перестрелка продолжалась всего несколько минут, партизаны, видимо, сразу отошли. Легковушка была изрешечена пулями, Вёльке и двое полицейских убиты, несколько - ранены. Мы быстро наладили связь, доложили о случившемся своему начальству в Плещеницах, потом позвонили в Логойск, где дислоцировался эсэсовский батальон Дирлевангера. Получили приказ задержать лесорубов, которые работали неподалеку, - возникло якобы подозрение об их связях с партизанами.

Лакуста со своим отделением погнал их в Плещеницы. Когда на дороге показались машины - это к нам спешили основные силы батальона, - люди бросились врассыпную. Им, конечно, не дали уйти: более 20 человек были убиты, многие - ранены.

:Вместе с эсэсовцами прочесали лес, нашли место партизанской засады. Там валялось около сотни гильз. Затем цепью двинулись на восток, к Хатыни.

Показания Остапа Кнапа:

После того, как мы окружили деревню, через переводчика Луковича по цепочке пришло распоряжение выводить из домов людей и конвоировать их на окраину села к сараю. Выполняли эту работу и эсэсовцы, и наши полицейские. Всех жителей, включая стариков и детей, затолкали в сарай, обложили его соломой. Перед запертыми воротами установили станковый пулемет, за которым, я хорошо помню, лежал Катрюк. Поджигали крышу сарая, а также солому Лукович и какой-то немец.

Через несколько минут под напором людей дверь рухнула, они стали выбегать из сарая. Прозвучала команда: "Огонь!" Стреляли все, кто был в оцеплении: и наши, и эсэсовцы. Стрелял по сараю и я.

Вопрос: Сколько немцев участвовало в этой акции?

Ответ: Кроме нашего батальона в Хатыни было около 100 эсэсовцев, которые приехали из Логойска на крытых машинах и мотоциклах. Они вместе с полицейскими поджигали дома и надворные постройки:

Из показаний Тимофея Топчия:

На месте гибели Вёльке у Большой Губы (говорят, там теперь ресторан "Партизанский бор" стоит) мне бросилось в глаза множество людей в длинных черных плащах. Тут же стояло 6 или 7 крытых машин и несколько мотоциклов. Потом мне сказали, что это эсэсовцы из батальона Дирлевангера. Было их около роты.

: Когда вышли к Хатыни, увидели, что из деревни убегают какие-то люди. Нашему пулеметному расчету дали команду стрелять по убегавшим. Первый номер расчета Щербань открыл огонь, но прицел был поставлен неправильно, и пули не настигали беглецов. Мелешко оттолкнул его в сторону и сам лег за пулемет. Убил ли он кого, не знаю, мы не проверяли.

:Все дома в деревне, прежде чем сжечь, разграбили: забрали более-менее ценные вещи, продукты и скот. Тащили все подряд - и мы, и немцы.

В один из вечеров, заранее договорившись, я встретился с Т. Топчием в гостинице трибунала, где на время суда поселили бывших карателей. В комнате было шумно, весело, на столе стояли бутылки - "братья по оружию" обмывали долгожданную встречу.

Мы вышли в коридор, и Топчий, не ожидая вопросов, стал рассказывать, как попал в плен, как хотелось выжить, потому и согласился пойти на службу к гитлеровцам. Как во Франции перебежал к партизанам, а потом в тяжелейших условиях воевал в Алжире:

Вы правы, я изменник, подлец, я спасал свою шкуру, - торопливо говорил он. - Но в 19 лет так хочется жить! Да, я был солдатом в стане врага, исполняя команды, стрелял и грабил. И все же я не считаю себя извергом и палачом. Я всего лишь послушный исполнитель чужих приказов.

Он считает, что хотя бы частично искупил свою вину, 8 лет "оттрубив" на каторжных работах. К тому же всегда охотно сотрудничал со следствием, назвал имена более 100 сослуживцев, которые сохранились в его дневниковых записях. На свободе он старался принести как можно больше пользы людям: честно трудился, учился сам и учил других, откликался на любую просьбу о помощи:

Я слушал эту исповедь и молчал, потому что не знал, что можно сказать человеку, который однажды и навсегда сам выбрал свою судьбу.

Из показаний Ивана Петричука:

Мой пост был метрах в 50 от сарая, который охранял наш взвод и немцы с автоматами. Я хорошо видел, как из огня выбежал мальчик лет шести, одежда на нем пылала. Он сделал всего несколько шагов и упал, сраженный пулей. Стрелял в него кто-то из офицеров, которые большой группой стояли в той стороне. Может, это был Кёрнер, а может, и Васюра.

Не знаю, много ли было в сарае детей. Когда мы уходили из деревни, он уже догорал, живых людей в нем не было - дымились только обгоревшие трупы, большие и маленькие. Эта картина была ужасной. Я должен подчеркнуть, что деревню сожгли немцы, приехавшие из Логойска, а мы им только помогали. Правда, грабили мы ее вместе. Помню, что из Хатыни в батальон привели 15 коров.

Документ.

"Окружному начальнику СС и полиции Борисовского района:

Доношу следующее: 22.03.43 между Плещеницами и Логойском бандами была разрушена телефонная связь. Для охраны восстановительной команды и возможной расчистки завалов на дороге в 9.30 были направлены 2 взвода первой роты 118-го полицейского батальона под командованием гауптмана охранной полиции Х. Вёльке.

Примерно в 600 м за д. Большая Губа им встретились рабочие, которые заготавливали лес. На вопрос, не видели ли они бандитов, последние ответили отрицательно. Когда же отряд проехал еще 300 м, он подвергся с востока сильному пулеметному и оружейному обстрелу. В завязавшемся бою пали гауптман Вёльке и трое украинских полицейских, еще двое полицейских были ранены. После короткой, но ожесточенной перестрелки противник отошел в восточном направлении (на Хатынь), забрав убитых и раненых.

После этого командир взвода бой прекратил, т. к. для продолжения акции собственных сил было недостаточно. На обратном пути упомянутые выше лесозаготовители были арестованы, т. к. возникло подозрение, что они пособничали противнику. Несколько севернее Б.Губы часть захваченных рабочих пыталась бежать. При этом нашим огнем были убиты 23 человека. Остальные арестованные доставлены на допрос в жандармерию в Плещеницы. Но т. к. их вину не удалось доказать, они были освобождены.

Для преследования отошедшего противника были направлены более крупные силы, в т. ч. подразделения батальона СС Дирлевангера. Противник тем временем отошел к д.Хатынь, известной своим дружелюбием к бандитам. Деревня была окружена и атакована со всех сторон. Противник при этом оказал упорное сопротивление и вел огонь из всех домов, так что пришлось применить тяжелое оружие - противотанковые пушки и тяжелые минометы.

В ходе боевых действий наряду с 34 бандитами убито много жителей села. Часть из них погибла в пламени.

Эрих Кёрнер,майор охранной полиции".

Конечно же, Э. Кёрнер заметно преувеличивает потери противника, которые просто не мог подсчитать. Тут он не оригинален - точно так же поступали и наши партизаны. Историки, детально изучавшие их отчеты, полагают, что если бы все приведенные там цифры были истинными, Германия должна была капитулировать как минимум в 1943 году. К этому времени, судя по партизанской статистике, у Гитлера не оставалось уже и сотни солдат. В остальном Э.Кёрнер прав, в том числе и когда говорит об активном участии в акции подразделений Дирлевангера.

Готовя эти заметки, я десятки раз перелистал все свои записи, прослушал диктофонные кассеты, отыскал массу публикаций о хатынской трагедии и вообще о зверствах нацистов на белорусской земле. Но так и не понял: зачем понадобилось разделять фашистов по национальному признаку? Фашизм, как и терроризм, не имеет национальности. Это давно устоявшийся, подтвержденный временем и, к сожалению, миллионами загубленных жизней факт.

Если следовать логике сторонников "украинского приоритета" в хатынской трагедии, то как в таком случае расценивать уничтожение минского гетто, сотворенное в основном руками карателей 13-го батальона СД, укомплектованного преимущественного белорусами из Шарковщинского, Глубокского и других районов? Мне довелось освещать процесс над двумя его "бойцами" - Борщевским и Котовичем, которые точно так же, как украинцы Васюра, Дзеба, Ефименко, Скрипка, Качан, русские Варламов, Хренов, Егоров, Субботин, осетин Искандеров и армянин Хачатурян из 118-го батальона, по приказу гитлеровцев прицельно стреляли в детей и женщин во многих селах Минской и Витебской областей, в защитников восставшей Варшавы. Какого цвета след оставили на белорусской земле многонациональные, подобно команде Дирлевангера, батальоны, бригады, дивизионы во главе с Кохом, Мюллером, Голлингом, Пелльсом, Зиглингом и другими "фюрерами"?

:Наше общество привыкло уже к разоблачительным откровениям обуянных нерастраченной смелостью публицистов и самоучек-аналитиков, потому чаще всего спокойно воспринимает их шумную и беспорядочную пальбу по прошлому. Но когда бьют прицельно, выверенно и по самым болевым точкам, таким, как Куропаты или Хатынь, это не может не оставлять шрамов на сердце и в памяти...