Чем прославился давыдов. Денис давыдов. Неудачи в любви

ИССЛЕДОВАНИЯ И МАТЕРИАЛЫ

А. Ю. Андреев

ИМПЕРАТОР И ЕГО УЧИТЕЛЬ: ЛИЧНЫЕ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ АЛЕКСАНДРА I И Ф. С. ЛАГАРПА1

Присутствие уроженцев Швейцарии в разных европейских странах всегда было заметным. Но во второй половине XVIII в. к традиционному «экспорту» оттуда солдат и часовых дел мастеров добавились еще и учителя, гувернеры и гувернантки, пользовавшиеся большим спросом в дворянских семьях от Тулузы до Санкт-Петербурга.

Востребованными оказались прежде всего франкоговорящие швейцарские жители, происходившие из области между Женевским озером (Леманом) и Юрскими горами, носившей название Ваадт-ланд (будущий швейцарский кантон Во). Знание французского языка, владение изящными манерами считалось здесь образцовым, а сама французская культура и образованность уже давно прописалась в этой земле: на берегах Лемана, вблизи Женевы и Лозанны, жили Вольтер, Ш. Боннэ, О. Б. де Соссюр, А. С. Шаванн и другие просветители; отсюда же был родом Ж. Ж. Руссо. В 1770-1780 гг. в Ивердоне выходила в свет «Энциклопедия, или универсальный словарь человеческих познаний», второй после труда Дидро и Даламбера подобный свод - выдающийся труд большой группы ваадтландских просветителей, в некоторых отношениях даже превосходивший французский первообраз.

Неудивительно поэтому, что швейцарский гувернер был приглашен и для воспитания юных внуков российской императрицы Ека-

1 Исследование выполнено в рамках проекта, поддержанного РГНФ, № 11-01-00301а.

терины II. Его звали Фредерик Сезар де Лагарп, он был уроженцем городка Ролль на Лемане. Ко двору он попал после окончания успешной воспитательной миссии в семействе Ланских (к которому принадлежал один из фаворитов императрицы). С шести лет будущий российский император Александр I учился у Лагарпа французскому языку, французской и античной литературе, истории, географии, началам философии и права. Воспитание прекратилось, когда Александру исполнилось семнадцать лет и он женился. Вскоре Лагарп покинул Россию, но с воцарением своего ученика он вновь навестил его и гостил у него в Петербурге восемь месяцев, с августа 1801 по начало мая 1802 г. Новая, но на этот раз последняя длительная встреча ожидала учителя и его ученика в 1814 г. , когда Александр I находился в Европе во главе русских войск, а живший тогда в Париже Лагарп прибыл к его свите и сопровождал императора вплоть до конца Венского конгресса1.

Казалось бы, рассказ об этих встречах должен укладываться в традиционные, естественные рамки жанра: старый учитель навещает своего прежнего питомца, чтобы насладиться его славой и успехами, а при случае и дать полезный совет, присущий мудрецу. Такой канон, восходящий еще ко времени Аристотеля и Александра Македонского, преобладает и в отечественной истории, в которой о свиданиях Лагарпа с Александром I обычно упоминается с аналогичными интонациями.

Между тем - и в этом утверждении заключен центральный тезис данной статьи - встречи между российским императором Александром I и швейцарцем Ф. С. Лагарпом не сводятся к простой схеме взаимоотношений «учитель - ученик». Эти отношения нельзя рассматривать в отрыве от политического контекста своего времени, и при ближайшем рассмотрении оказывается, что на самом деле, в каждом случае речь идет о встрече двух политических деятелей, имевших колоссальное влияние на судьбы своих стран.

1 В качестве наиболее полной и подробной биографии Лагарпа в отечественной историографии до сих пор не утратила актуальности работа: Сухомлинов М. И. Фридрих-Цезарь Лагарп, воспитатель императора Александра I // Исследования и статьи по русской литературе и просвещению: В 2 т. СПб., 1889. Т. 2. С. 37-142.

В этом смысле историческая взаимосвязь Александра I и Лагар-па уникальна - вряд ли еще можно подобрать другую пару политиков эпохи Просвещения и наполеоновских войн (причем принадлежавших к различным, даже входившим во враждебные друг другу альянсы, государствам!), один из которых с детства воспитывал бы другого. Следовательно, каждый раз, разбирая обстоятельства и результаты встреч российского императора и швейцарского патриота, мы имеем дело со сложным, запутанным клубком как политических, так и личных отношений, анализ которых может принести немало интересного.

В августе 1803 г. Лагарп написал весьма любопытный документ, проливающий свет на многие стороны его взаимосвязей с царственным учеником, - завещание или прощальное письмо, которое должны были передать Александру I уже после смерти швейцарца1. В нем, среди прочего, Лагарп завещал Александру медаль, которую в его честь «благодарные и свободные сограждане единодушно велели выбить после их освобождения»2.

По мысли Лагарпа, надписи на медали должны напоминать о странности его судьбы - о том, что «в краткие сроки можно быть и коронованным, и объявленным вне закона одними и теми же людьми, и что те, которых судьба призывает бороться с древним злом и отстаивать права человеческого рода, постоянно гонимы, пока живут, и в том, чтобы им воздали по справедливости, должны рассчитывать лишь на потомство»3.

Действительно, «странности» и, на первый взгляд, даже неразрешимые парадоксы присутствуют в судьбе Лагарпа. В 1783 г. прежний горячий республиканец и пламенный публицист, призывавший к освобождению от любого принуждения и деспотизма, принимает

1 Это письмо-завещение так и не было передано адресату; подробнее его текст и комментарий к нему см.: Андреев А. Ю. Прощальный урок. Фредерик-Сезар Лагарп и его завещание // Родина. 2011. № 7. С. 49-52.

2 Медаль была изготовлена 30 марта 1798 г. по решению временного Собрания кантона Леман (в будущем - Во, Ваадтланд), в знак признания решающей роли Лагарпа в провозглашении его независимости.

3 Correspondance de F.-C. de La Harpe et Alexandre I-er / Publiee par J. Ch. Biau-det et F. Nicod. Neuchâtel, 1978-1980 (далее: Correspondance...). Vol. 1. P. 82.

приглашение одной из величайших (по общему мнению XVIII в.) деспотий Европы и начинает воспитывать будущего самодержца. Затем уже придворный учитель с одиннадцатилетним стажем, покинув Петербург, Лагарп в 1795-1797 гг. возглавляет борьбу за «лемани чес кую республику» и становится одной из центральных движущих фигур для революционных событий на берегах Женевского озера1.

Когда в 1798 г. благодаря этой революции и вмешательству французских сил вся территория Швейцарии была объявлена Гельветической республикой, Лагарпа избирают членом ее высшего исполнительного органа - Директории (состоявшей всего из пяти человек), трижды возлагая на него переходящие от одного члена к другому обязанности президента Директории, т. е. формально - главы исполнительной власти в стране. Не изменяя своим республиканским убеждениям, Лагарп тем не менее во главе Директории проводил реформы «жесткой рукою», в авторитарном стиле, подавляя сопротивление противников. В итоге, 7 января 1800 г., после полутора лет пребывания у власти, Лагарп и его сторонники были свергнуты путем переворота, а спустя полгода, спасаясь от ареста, Лагарп бежал во Францию2.

Он смог потом ступить на швейцарскую землю лишь после ликвидации Гельветической республики в 1803 г. (когда и написал в родном городе Ролле упоминавшееся выше письмо-завещание в адрес Александра I). До окончания наполеоновских войн Лагарп жил большей частью во Франции и только после нового переустройства Швейцарии на Венском конгрессе наконец постоянно обосновался в кантоне Во, который во многом именно ему был обязан своим возникновением. До самой смерти в 1838 г. в Лозанне Лагарп был членом кантонального парламента.

Как же получилось, что учителем французского языка для юного наследника российского трона стал не просто пушкинский «мосье

1 Глинский Б. Б. Республиканец при русском дворе //Исторический вестник. 1888. Т. 34. № 10. С. 54-96.

2 «Я вошел в состав Директории под рукоплескания всей Гельвеции, и все силы свои употреблял на упрочение нашей свободы и независимости, невзирая на тысячи препятствий. Но полтора года спустя группа мятежников меня изгнала как тирана, а вскоре я был объявлен вне закона как заговорщик», - писал позже (17 апреля 1801 г.) Лагарп Александру I (Correspondance... Vol. 1. P. 234).

Бопре», а человек со взглядами республиканца и будущей карьерой видного европейского политического деятеля? Это не выглядит такой уж случайностью. Как упоминалось, в наибольшей цене среди учителей были франкоговорящие швейцарцы, которые у себя на родине, в Ваадтланде, испытывали очевидные притеснения со стороны патрицианских властей Берна, владевшего этой территорией с середины XVI в. Противоречия с «бернскими господами» не только Лагарпа, но и многих других его соотечественников подтолкнули к эмиграции, побуждая искать счастья при чужих дворах1. К тому же в традициях местного дворянства было давать детям последовательное «республиканское» образование: так, родители Лагарпа направили того в четырнадцатилетием возрасте в известную в Швейцарии частную школу в замке Гальденштейн, где юношей воспитывали в строгом соответствии с принципами римской республики. Проникнутый ее духом, пламенный защитник свободы, Лагарп выбрал для своих дальнейших занятий юриспруденцию, изучал римское право, сочинения Монтескье и современные гражданские законы, а в 1774 г. в Тюбингенском университете удостоился степени доктора прав2.

Именно такой носитель идей Просвещения и требовался Екатерине II для воспитания внука и наследника в духе продолжения ее дела по реформированию России. Уже прибыв в Петербург, Лагарп составил для императрицы несколько записок с изложением своих политических взглядов, в которых Екатерина с удовлетворением отметила созвучие с принципами собственных реформ. В частности, взгляды Лагарпа на просвещенную монархию были очень близки к екатерининским. Цель правления монарха он видел в том, чтобы «разработать кодексы законов, чтобы примирить слабых и сильных, навести порядок и установить царство справедливости», что должно одновременно усилить власть государя и сделать его подданных счастливыми и свободными. «Повсюду, где монарх ведет себя как первый слуга своей страны и отец своего народа, он надежнее за-

1 Подробнее см.: De l’Ours à la Cocarde. Ancien Régime et révolution dans le Pays de Vaud (1536-1798). Lausanne, 1998.

2 Сухомлинов М. И. Указ. соч. C. 44-51.

щищен законами и любовью своих подданных, нежели солдатами и крепостями»1.

Таким образом, появление Лагарпа в ряду учителей юного Александра стало следствием целенаправленного отбора, осуществленного Екатериной II, а с весьма высокой вероятностью результатом такого отбора становился не просто образованный швейцарский республиканец-просветитель, но еще и борец за свободу против несправедливой власти, «порабощавшей» его родину. Конечно, с такими взглядами Лагарпу нелегко было в сановном Петербурге. «Противоположность моих привычек с привычками тех людей, в обществе которых я находился, - писал Лагарп позже, - подала повод предполагать во мне гордость, которая казалась тем сильнее, что я не искал никаких повышений или наград; но лишь только убедились, что эта гордость не была способна поставлять препятствия другим, стали желать мне добра, и благорасположение ко мне сделалось до того общим, что я приобрел много друзей в этой чужой стороне, которая с тех пор стала для меня вторым отечеством... Мои принципы были так хорошо известны, что меня сейчас же могли включить в число людей, которых называли тогда демократами. Несмотря на то, меня нисколько не потревожили, и я, с своей стороны, старался избегнуть всяких неприятностей, заключившись совершенно в круге моих обязанностей, которые я продолжал ревностно исполнять»2.

Однако в годы пребывания в Петербурге Лагарп не оставлял мыслей о судьбе родной земли. Может быть, для русского двора действительно казалось, что все внимание швейцарца целиком обращено лишь к учебным предметам, но на самом деле в начале 1790-х гг. под воздействием событий Французской революции он с далекого севера призывал своих соотечественников сбросить ярмо угнетения, «принять решительные меры к разрушению их цепей»3. По собственному признанию, из Петербурга им было послано шестьдесят прокламаций на разных языках с целью «революционизировать» Швейцарию, их передавали из рук в руки и даже печатали в газетах (естественно,

1 Сухомлинов М. И. Указ. соч. С. 69; Biaudet J. Ch. Introduction // Correspondance..’. Vol. 1. P. 12-13.

2 Из записок Ф. Ц. Лагарпа // Русский архив. 1866. Вып. 1. С. 82.

’Тамже. С. 84.

без подписи)1. Лагарпа не остановило даже то, что «бернские господа» обратились к Екатерине П, выставив его как опасного заговорщика и потребовав его выдачи, но российская императрица, говоря словами Лагарпа, «не подумала, чтобы Гельветиец был достоин названия заговорщика за то, что вызвал тени древних освободителей и героев своего отечества»2.

Итак, еще в Петербурге Лагарп, по сути дела, начал свою деятельность в качестве политика и, неуклонно добиваясь эскалации революционных событий в Швейцарии, уже вступил на тот путь, который впоследствии приведет его к тому, чтобы возглавить республиканскую исполнительную власть.

Особенно плодотворными для будущей политической карьеры Лагарпа стали его первые годы после возвращения из России: с 1795 г. он поселился в женевских владениях, на самой границе с Ва-адтландом (ступать куда ему запрещали проскрипционные списки бернских властей), и с этой удобной позиции продолжал рассылать статьи, брошюры, петиции и обращения к соотечественникам. Его одновременные успешные переговоры в Париже стали одной из причин того, что в конце 1797 г. французская Директория объявила о своем покровительстве, защите безопасности и имущества жителей Ваадтланда. В ответ на это Лагарп призвал к немедленному объявлению независимости и действительно явился душой провозглашенной 24 января 1798 г. Леманической республики (среди трудов Лагарпа, в частности, есть инструкция для созыва ее Ассамблеи депутатов)3. Но в итоге вследствие вмешательства французских войск реализовался гораздо более крупный революционный проект: республикой, причем «единой и неделимой», сменявшей все прежнее кантональное устройство, была объявлена вся Швейцария4. Лагарпу это казалось

1 Анализ роли прокламаций в подготовке революции в Швейцарии см.: Tosato-Rigo D., Corsini S. (ed.) “Bon peuple vaudois, écouté tes vrais amis!” Discours proclamations et pamphlets diffuses dans le Pays de Vaud au temps de la revolution. Tausanne, 1999.

2 Из записок Ф. Ц. Лагарпа... С. 87.

3 WurglerA. Abwesender revolutionär - moderate Revolution: Frédéric-César de Ta Harpe und die Waadt (1789-1798) // Dossiers Helvetiques. Vol. 6. Basel, 2000. S. 140-159.

4 Böning H. Der Traum von Freiheit und Gleichkeit: Helvetische Revolution und Republik (1798-1803). Zürich, 2000.

верхом мечты - «объединение всех народностей Гельвеции в единственную нацию, с образованием единой республики»1.

Говоря о политическом опыте, полученном Лагарпом в Гельветической республике, следует подчеркнуть те задачи, которые пытались одновременно решать ее власти2. Среди них были отмена феодальных привилегий и установление гражданских свобод, реформа государственных учреждений и служб (например, создание единой почтовой системы), реформа законодательства и суда на основе передовых правовых концепций эпохи Просвещения, учреждение единой общегосударственной школьной системы, независимой от местных церковных и кантональных властей и предназначенной для воспитания «гельветических граждан»3.

Это была цельная, взаимосвязанная в своих отдельных элементах программа по обновлению или, иначе говоря, «модернизации» различных сторон государственной и общественной жизни страны - расставание со «старым режимом» и приведение ее в соответствие с потребностями новой эпохи. Но глухое, а иногда и открытое сопротивление населения сельских областей (при определенной поддержке республики в городах), нехватка денег и, наконец, вторжение иностранных войск - все это привело к тому, что многие проекты реформ так и остались на бумаге4.

Заметим, что оккупация русской и австрийской армиями в августе-сентябре 1799 г. северо-восточной части Швейцарии пришлась именно на президентство в Директории Гельветической республики Лагарпа, который был вынужден в резком тоне протестовать против того, что «русские солдаты, без всякого повода с нашей

Correspondance... Vol. 1. Р. 234.

2 Tosato-Rigo D. Frederic-Cesar de La Harpe entre reformes et revolution // Fre-deric-Cesar de La Harpe. 1754-1838 (sous la direction d’Olivier Meuwly). P. 147-160.

3 Rohr A. Philipp Albert Stapfer. Minister der Helvetischen Republik und Gesander der Schweiz in Paris 1798-1803 (Beitrage zur Aargauer Geschichte, 13). Baden, 2005.

4 «Никогда, пожалуй, ни одно правительство не подвергалось подобным испытаниям, - вспоминал потом Лагарп. - Внутренние враги затрудняли его деятельность, союзники предавали его, огромные армии вторгались на его территорию, и одно только деятельное усердие и непреклонное упорство помогало ему оставаться у власти. В течение марта, апреля, мая и июня 1799 года спал я в сутки не более одного часа» (Correspondance... Vol. 1. Р. 237).

стороны, пришли жечь наши дома и опустошать наши земли»1, посылая этот протест - о, вечные «странности» судьбы Лагарпа! - своему бывшему ученику, младшему брату Александра, великому князю Константину Павловичу, находившемуся тогда при штабе русских войск.

Насильственное удаление Лагарпа из Директории (во время пребывания в которой он, по собственному признанию, «постарел на десять лет»), вынужденное изгнание во Францию, где он дал Наполеону слово не участвовать в швейцарской политике, - таковы внешние обстоятельства его жизни к середине 1801 г., когда Лагарп, приняв приглашение Александра I, поспешил в Россию. Им, безусловно, владело чувство собственной нереализованности, но одновременно и ощущение накопленного большого политического опыта, который Лагарп готов был применять дальше.

Aero царственный ученик в начале своего правления испытывал явную нужду в таком опыте. Перед Александром I в 1801 г. стояли те же задачи обновления страны - приведения в единый порядок ее законодательства, административной, судебной системы и т. д. - что пыталась разрешить Гельветическая республика; вот только измерялись эти задачи уже российским масштабом.

В мыслях, в общем настроении Александр был готов к таким преобразованиям. Он давно впитывал уроки Лагарпа, который никогда не оставлял случая напомнить Александру о примерах правителей-реформаторов: «Траяна, Юлиана, Антонинов, Генриха IV, Фридриха II и Лоренцо Медичи», а из русских правителей - прежде всего Петра I2. О том, насколько полно Лагарп смог сформировать сознание молодого Александра, свидетельствуют пылкие слова последнего, обращенные к Лагарпу в день их расставания в мае 1795 г.: «Вам я обязан всем, кроме самого появления на свет»3.

О этом же говорят и рассуждения Александра при его первом знакомстве с князем Адамом Чарторыйским весной 1796 г.: «Александр сознался мне, что он ненавидит деспотизм повсюду, во всех его проявлениях, что он любит свободу, на которую имеют право все люди,

Correspondance... Vol. 3. Р. 635.

2Ibid.Vol. 2. Р. 84.

3 Ibid. Vol. 1. Р. 139.

что с живым участием следил за французской революцией, что, осуждая ее крайности, он желает республике успехов и радуется им. Он с благоговением говорил мне о своем наставнике, г-не Лагарпе, как о человеке высокой добродетели, истинной мудрости, строгих правил, сильного характера. Ему он был обязан всем, что в нем есть хорошего, всем, что он знает; ему в особенности он был обязан всеми началами истины и справедливости, которые он имеет счастье носить в своем сердце и которые развил в нем Лагарп»1.

Но помимо общности политических взглядов, молодого Александра и Лагарпа связывает в эти годы огромная человеческая близость. Александр видит в своем наставнике одного из немногих людей, которым может полностью довериться. Он часто пишет швейцарцу (с надежными оказиями), говоря в письмах такие вещи, которые не смог бы написать никому другому. Так, например, в феврале 1796 г. Александр дает совершенно уничижительную характеристику окружавшей его петербургской атмосферы конца екатерининского царствования: «Кругом непостижимое творится: все только и делают, что воруют, порядочного человека не сыскать, это ужасно»2. Часто пишет он Лагарпу о нежелании править, о том, что предпочитает тихую, спокойную жизнь где-нибудь на природе: «Я променял бы охотно звание мое на ферму подле Вашей, дорогой мой друг, или по крайней мере где-нибудь поблизости»3 (т. е. на берегах Женевского озера).

Наконец, 27 сентября (8 октября) 1797 г. - именно в те недели, когда Лагарп был полностью погружен в подготовку швейцарской революции, - Александр пишет ему знаменитое письмо о будущей конституции для России. Поразительное историческое сближение! Практически одновременно Лагарп с жаром добивался свободы для своей родины Ваадтланда, а Александр - для своей, России. «Я подумал, что если когда-нибудь наступит мой черед царствовать, тогда, вместе того чтобы покидать отечество, надобно мне попытаться сделать мою страну свободной и тем самым наперед помешать ей становиться игрушкой в руках безумцев. Размышлял я на сей счет очень

1 Русский двор в конце XVIII и начале XIX столетия: из записок князя А. Чар-торыйского. 1795-1805 / Предисл. К. Военского. М., 2007. С. 41.

Correspondance... Vol. 1. P. 157.

долго и пришел к выводу, что это будет наилучшей из революций, ибо совершится она законным правителем и закончится тотчас же после того, как конституция будет принята, а нация изберет своих представителей». А в подготовке такой «наилучшей из революций» Александр очень рассчитывает на помощь Лагарпа. Александр пишет: «...[я хотел бы] мнение Ваше обо всем этом узнать и попросить Вас нами руководствовать. О! Как был бы я счастлив, будь Вы нынче рядом со мной! Сколько услуг могли бы Вы мне оказать!»1.

Но очередной парадокс заключался в том, что именно результаты швейцарской революции прервали переписку Александра и Лагарпа. Последний потом явно указывал, что, став официальным должностным лицом в Директории, прекратил отправлять письма в Петербург, не желая прослыть в глазах своих противников «российским агентом»2. Как потом выяснилось, и Александр получил от своего отца, императора Павла I, строжайший запрет на переписку с Лагар-пом3.

Тем важнее кажется приезд Лагарпа в Россию в первые же месяцы царствования Александра. Их насильственно прерванный обстоятельствами диалог о конституции и других преобразованиях для России должен был получить теперь закономерное развитие.

Итак, еще раз подчеркнем: когдав августе 1801 г. Лагарп вновь свиделся с Александром в Петербурге, это был вовсе не визит «старика-учителя» (не говоря уже у том, что Лагарпу тогда исполнилось лишь 47 лет), но встреча двух преобразователей, объединенных общим пониманием необходимости «модернизации» политической жизни в своей стране (для одного - Швейцарии, для другого - России).

У Лагарпа с его огромными познаниями и политическим опытом были все шансы занять место «правительственного эксперта» по реформам, подобно тому как несколько десятилетий назад Екатерина II приглашала таких экспертов на русскую службу (например, уро-

1 Correspondance... Vol. 1. P. 215-217.

315 октября 1799 г. вышел указ Павла I Сенату о лишении Лагарпа, «который, по неистовому и развратному поведению его... начал явно участвовать в мятежах Швейцарии», российской пенсии, назначенной за воспитание великих князей (Глинский Б. Б. Указ. соч. С. 77).

женцев Австрийской монархии для реформ народного образования в России).

Однако реальное положение Лагарпа в Петербурге оказалось иным. Он сознательно отказался не только от повторного зачисления на русскую службу, но и вообще от любых внешних знаков, которые бы демонстрировали его влияние на императора или участие в подготовке реформ. Вероятно, свою роль в этом решении сыграло последовательное желание Лагарпа сохранять верность Гельветической республике. Позднее в «Записках» он отмечал: «Те, кто не знал меня, предполагали, что я хотел взять дань с его (императора. - A.A.) дружбы, доверия и богатства, словом, сыграть роль вельможи. Эти люди ошиблись. Я всегда старался действовать согласно тому, чего требовало от меня мое положение. Республиканцем прожил я двенадцать лет при дворе; республиканцем появился в нем снова, не смутив никого»1. Характерно, что Лагарп для официальных выходов в Петербурге надевал мундир директора Гельветической республики, не признавая тем самым свое свержение и пришедших ему на смену в Швейцарии «властей мимолетных, меняющих одна другую и одинаково незаконных».

Но таких официальных поводов для ношения мундира у Лагарпа было немного. Дело в том, что он решил избегать появлений при дворе, и, таким образом, все его общение с императором в эти восемь месяцев 1801-1802 гг. получило вообще частный характер. Александр I обычно навещал Лагарпа дважды в неделю (и поэтому из опасения пропустить очередной визит императора, для которых не могло быть установлено четкого расписания, Лагарп старался всегда быть дома и даже не ходил в гости к своим петербургским друзьям). «Очень часто, - пишет Лагарп, - император находил меня в домашнем халате, все выглядело как если бы юный друг пришел дружески поболтать со стариком, который его вырастил. Однако, именно в часы этих непринужденных бесед, избавленные от любопытного внимания придворных, так сказать, украдкой, между нами возбуждались те важные вопросы, которые приводили к возникновению моих писем и записок императору»2.

1 Из записок Ф. Ц. Лагарпа... С. 93.

В последней фразе имеются в виду проекты реформ, которые Ла-гарп составлял и передавал Александру по мере их общения. В сумме за весь период пребывания в Петербурге швейцарцем была проделана огромная работа: им было написано свыше 70 писем к Александру, ко многим из которых приложены многостраничные записки и проекты1. Они касаются самых разных отраслей преобразований: от реформ суда и сословных учреждений до международных дел.

Но приходится отметить, что далеко не всегда эти проекты оказывались действительно востребованными, а их идеи доходили до практического воплощения в России. Особенно жесткая оценка деятельности Лагарпа встречается в мемуарах князя Адама Чарто-рыйского, по словам которого, «пребывание Лагарпа в Петербурге в начале царствования Александра в действительности не имело серьезного значения, и сам он весьма мало оказал влияния на будущие реформы Александра».

Впрочем, за такой оценкой легко различимо неприятие Чаторый-ским и другими «молодыми друзьями» императора, членами т. н. Негласного комитета, той реальной и крепкой привязанности, которая объединяла императора и его учителя. Чарторыйский явно ошибается, когда говорит о «ничтожности» вклада Лагарпа в реформы: так, достаточно убедительно установлено, что именно швейцарцем была обоснована необходимость создания в России министерства народного просвещения (министерство с похожими функциями уже действовало в Гельветической республике). Тем не менее в Негласном комитете проекты Лагарпа наталкивались на сопротивление. Чарторыйский с явным удовлетворением вспоминал: «Он имел настолько такта, что сам не пожелал участвовать в наших собраниях... впрочем, из вежливости ему было сказано, что он считается членом нашего совета и что на собраниях наших для него заготовлено кресло»2. Несмотря даже на то, что публично члены Негласного комитета высказывали свою признательность Лагарпу за представленные им проекты.

cantonale et universitaire (BCU) de Lausanne. Fonds de La Harpe. Ba 5. P. 50; Ba 6. P. 51.

1В швейцарской трехтомной публикации переписки Александра I и Лагарпа письма петербургского периода 1801-1802 гг. занимают без малого 400 страниц, иначе говоря, большую часть первого тома.

2 Русский двор в конце XVIII и начале XIX столетия... С. 140.

наделе они пренебрегали ими1. Куда легче было тишком высмеивать швейцарского реформатора (так, по словам Чарторыйского, Лагарп слишком часто повторял о необходимости «регламентированной организации учреждений» (франц. organisation réglementaire), и эти слова для молодых друзей превратились в его насмешливое прозвище), чем разбираться в принципах, которые он закладывал в основание реформ.

Возможно, если бы отношения Лагарпа с Александром были более формальными, то его рукописи получили бы несколько большую сферу хождения внутри правительственного аппарата. Однако, как уже подчеркивалось, и для российского императора, и для швейцарца был важен именно личный аспект их общения. Памятуя о том, что Александр уже привык высказывать Лагарпу все то, что тяготило его душу и что царь не мог бы сказать никому другому, становится понятным: в их взаимоотношениях личные моменты, возможность «открыть сердце» являлись не менее, а, быть может, и более важными, чем общественно значимые, политические.

Так, среди неопубликованной части «Записок» Лагарпа поражает рассказ швейцарца о том, как Александр решился признаться ему в участии в заговоре, лишившем жизни его отца, императора Павла I. «По возвращении из Москвы (после состоявшейся в сентябре 1801 г. коронации. - А. А.) император пожелал побеседовать со мной конфиденциально о тех обстоятельствах, которые его вынудили занять трон его отца. Эти происшествия лежали тяжелым грузом на его сердце: ему необходимо было найти облечение, открыв другу с искренностью те мотивы, которые не позволили ему отстраниться от того, что от него требовали. Ему хорошо были известны серьезные поводы к общественному недовольству, давно уже он предвидел их тяжелые последствия, когда высказываемое всеми желание, которые можно назвать национальным, вдруг указало ему, что нация всецело на него полагается и зовет ее спасти. Ему цитировали разные примеры, чтобы оправдать то, что от него требовали. Павел I должен был уступить свое место преемнику, но на условии, что его персона

10 проекте Лагарпа по организации учебных заведений в России и причинах, по которым его реализация была фактически отвергнута «молодыми друзьями» царя см.: Андреев А. Ю. Ф. С. Лагарп и разработка реформы народного просвещения в России // Российская история. 2010. № 6. С. 40-47.

получит должное уважение и ничто не сможет заронить подозрения в отношении его преемника. Вожаки же переворота, должно быть, злоупотребили обстоятельствами, чтобы прибегнуть к такому образу действий, результатом которого стала смерть свергнутого монарха. Александр приходил в ужас от этого преступления, которое он не смог ни предвидеть, ни предотвратить и которого зачинщики и истинные подстрекатели, защищенные их соучастниками и даже общим мнением, должны были избегнуть наказания. Он изливал свою душу в мою, открывал мне дошедшие до его сведения подробности и глубоко меня расстроил, доказав невозможность наказать виновных, некоторые из которых еще осмеливались показываться в придворном кругу»1.

Видя такое полное и абсолютное доверие императора, его открытую душу, Лагарп и сам, отходя от политических тем, обращался к тому, чем так привык заниматься, - «воспитанию» своего ученика. От его внимания не ускользали малейшие детали поведения молодого императора (например, как именно он двигается, приветствует собравшихся придворных и т. д.2), и Лагарп делал ему соответствующие внушения. Но главным являлось не внешнее, а внутреннее, «сердечное воспитание». Особенно четко это высказано Лагарпом в письме-завещании 1803 г., из которого предельно ясно, что выше, чем конкретные навыки и умения, Лагарп ценил сам характер и личность Александра, видя в них залог успеха преобразований России.

«После десяти веков Провидению было угодно, чтобы в России родился человек, которого ей не так хватало для успешного, постепенного, лишенного смут развития цивилизации... Природа одарила Вас чувствительным, добрым и великодушным сердцем, превосходным умом, большим запасом спокойствия, величавой любезности и склонности к работе; разумеется, это великие дары. Вашему веку Вы обязаны знаниями, принципами, средствами. Наконец, и именно это Вас характеризует, Вы не думаете, что являетесь существом другого рода, чем люди, которыми управляете; Вы не думаете, что имеете право быть надменным; Вы их не презираете, напротив, Вы их любите, Вы снисходите к их ошибкам и страданиям, Вы торопитесь

1ВCU. Fonds de La Harpe. Ba 7. P. 92.

Correspondance... Vol. 1. P. 357.

прийти к ним на помощь; Вы, наконец, надеетесь быть им хорошим примером»1.

По сути, Лагарп идеализировал своего воспитанника, обращался к нему как к собственному «творению», как отец к сыну, а значит, лишался способности хладнокровно анализировать его поступки и конкретные результаты царствования2. «Личное» в отношениях учителя с царственным учеником явно брало верх над «политическим».

Означает ли это, что в политическом отношении Лагарп вообще ничего не смог сообщить Александру? Вовсе нет, напротив, пребывание Лагарпа в 1801-1802 гг. в Петербурге укрепило молодого царя в важном принципе: проводить реформы в России необходимо, не ослабляя, а напротив, в полной мере используя силу государственной власти (т. е. применительно к России - силу самодержавия). Такой опыт извлек Лагарп из собственной политической деятельности. Он вовремя предостерег Александра от того, к чему его подталкивали «молодые друзья», - от передачи части полномочий каким-либо коллегиальным органам, которые бы ограничивали волеизъявление императора. Совсем неодобрительно Лагарп отозвался о проекте российской конституции, подготовленной Чарторыйским (что лишний раз демонстрирует причины откровенной вражды последнего к швейцарцу). В предшествующие годы конституционные проекты революционного времени уже не раз проходили через руки Лагарпа, поэтому он мог с должным основанием судить о «безосновательности этого замысла, убедившей меня, что его породила голова юная и легкая, не отдавая себе отчета в том, что собой представляют 50 миллионов жителей России, а собрав без всякого обдумывания отдельные черты представительных органов, набранные случайно из тех стран, где их опробовали, и ничуть не волнуясь, применимо ли то в России»3.

‘Ibid. Vol. 2. P. 84.

2 Идеализацию образа Александра I Лагарп сохранил до конца жизни, что неоднократно отмечали общавшиеся с ним в Лозанне русские путешественники, см., например: Жуковский В. А. Полное собрание сочинений и писем / Под ред. О. Б. Лебедевой, А. С. Янушкевича. Т. 13: Дневники. Письма-дневники. Записные книжки 1804-1833. М., 2004. С. 354.

’BCU. Fonds de La Harpe. Ba 6. P. 52.

Еще один ключевой принцип, который Лагарп практически познал на собственном опыте и который также стремился передать своему ученику, - постепенность реформ, внимание к традициям, характеру народа и существующих у него учреждений, пусть даже именно их и требуется обновить в ходе «модернизации». Так, в первом же письме, отправленном Лагарпом Александру после восшествия того на престол, звучит мотив «умеренности», осторожности в преобразованиях, необходимости узнавать и тщательно наблюдать за текущим ходом дел: «Остерегусь Вам давать советы. Один только решусь высказать, мудрость которого проверил я в течение тех полутора лет, когда, на мою беду, возложили на меня почетную обязанность управлять государством; вот в чем он состоит: сколько-нибудь времени предоставьте административной машине работать, как прежде, наблюдайте за ходом ее, а реформы начните, лишь когда убедитесь совершенно в их необходимости. Поспешайте медленно, как писали Вы мне в письме от 27 сентября 1797 года»1 (имеется в виду уже упоминавшееся знаменитое письмо Александра о конституции).

Но и в «последнем наставлении», высказанном в письме-завещании 1803 г., данный мотив повторяется со ссылкой на негативные последствия петровских реформ: «Желая поскорее увидеть Россию, приученную к иностранным обычаям, Петр I нанимал на службу слишком много иностранцев и не видел, что народ с уже определившимся характером нужно длительным образом обрабатывать лишь инструментами, извлеченными из его же недр, и с помощью учреждений, стремящихся постепенно сформировать новую породу людей»2.

Итак, главный «политический урок» Лагарпа, переданный Александру в первые месяцы царствования, - умеренность в проведении реформ и необходимость сохранения при этом сильной самодержавной власти (принципы, которых трудно было бы ждать от создателя швейцарской республики, рожденной революцией, но таков уж очередной парадокс Лагарпа!3).

"Correspondance... Vol. 1. P. 229.

2 Ibid. Vol. 2. P. 84 (курсив Ф. С. Лагарпа).

3 Позднее в примечании к одному из писем к императору Лагарп отмечал, что только его враги, боявшиеся человека, который говорит самодержцу правду, всегда пытались выставить его необузданным «новатором», чьи советы могли сбить с пути императора и всю Россию (Ibid. Vol. 1. P. 504).

В то же время большая человеческая привязанность к Александру заставляла Лагарпа высоко ценить личную сферу их отношений и мешала воспринимать характер и поступки императора критически (хотя при этом Лагарп мог абсолютно здраво оценивать легкомысленность и незрелость «молодых друзей» царя). Щепетильность Лагарпа, с которой он охранял эту сферу, желая внешне всячески отстраниться от подготовки российских реформ и оставаться представителем Гельветической республики, отчасти способствовала тому, что многие проекты Лагарпа, детально им разработанные, так и не были востребованы.

Даже сам отъезд Лагарпа из России - преждевременный с точки зрения развития преобразований, основной механизм которых был пущен в ход лишь спустя несколько месяцев, после создания министерств в сентябре 1802 г., - был вызван именно названной щепетильностью и имел корни в личной сфере отношений. Как швейцарец объяснял в неопубликованной части своих «Записок», «с марта <1802 г.> я заметил, что усилия, которые я предпринимал, чтобы остаться в тени, не смогли избавить меня от действий недоброжелателей, которые по-своему интерпретировали мою частную переписку с императором и особенно еженедельные беседы, коими он удостаивал мое жилище. Я счел разумным сообщить об этом Александру в письме от 8 марта 1802 г. и дать ему почувствовать необходимость моего удаления. Его дружба долго отказывалась поверить в то, что от этой близости между российским императором, выдвигающим благотворные реформы для своего народа, и иностранцем, известным уже в течение долгого времени аналогичными принципами, могут случиться серьезные неудобства. Мудрый образ действий, с которым начало трудиться новое правительство, принес благоприятные результаты, но те, кто страшатся устранения злоупотреблений, коих выгоды использовались ими до тех пор бесконтрольно, содрогнулись, видя, что пришел их срок, и не зная, на кого свалить вину открыто, глухо указывали на иностранца как на того, кто внушает эти проекты»1. Поэтому Лагарп боялся, что его пребывание в России будет вредить самому успеху реформ, что им будут препятствовать только потому, что они «исходят от иностранца», и поэтому просил

"ВСи. Ктск с!е Ьа Нагре. Ва 9. Р. 181.

императора отпустить его, надеясь, что и вдалеке от России сможет дальше приносить ей пользу1.

Последним примером из этого ряда, показывающим влияние личных причин Лагарпа на его решения в Петербурге, является его предложение передать письмо Александра I первому консулу Франции, генералу Бонапарту Здесь необходимо пояснить, что сам Лагарп был увлечен личностью и деятельностью Наполеона, действия которого к тому же имели решающее значение для успеха революции в Ваадтланде и последующего установления Гельветической республики. Накануне вступления французских войск в Швейцарию, приблизительно в декабре 1797 г., состоялась личная встреча Лагарпа с Наполеоном, которую первый описал так: «Он поразил меня точностью своих вопросов и ответов и талантом сводить предметы обсуждения к самым простым понятиям. Вследствие двухчасового разговора, бывшего весьма оживленным, я удалился убежденным, что этот человек призван к самому высокому предназначению и ему заранее следует извинить те амбиции, что пробивались в разговоре»2.

Поэтому желание сблизить Александра и Наполеона, двух людей, которыми Лагарп тогда восхищался, несмотря на всю сомнительность этого предприятия с точки зрения большой европейской политики началаXIX в., было у швейцарца вполне искренним3. Перед самым отъездом Лагарпа из Петербурга 8 мая 1802 г. Александр написал Наполеону короткое письмо, где выражал ему «свои дружеские чувства» и искреннюю надежду «установить самое близкое согласие между двумя правительствами и устранить все, что могло бы повредить этому согласию»4. И хотя Лагарп рассчитывал, что такое письмо поможет длительному «поддержанию мира в Европе», а также распространению «просвещения и свободных учреждений», в итоге оно так и не было передано. Вернувшись в Париж, швейцарец

"Correspondance... Vol. 1. P. 509.

2 Цит. по: Coppet et la Révolution de Suisse 1797-1803. Coppet, 2003. P. 72.

3 Отметим, что с точки зрения русского дипломатического корпуса это однозначно интерпретировалось как подтверждение донесений из Парижа о том, что Лагарп прибыл в Россию в качестве «агента Бонапарта» (Biaudet J. Ch. Op. cit. P. 21-22).

4Correspondance... Vol. 1. P. 610-611.

увидел в новых действиях Наполеона шаги к «всемирному господству и абсолютизму» и добровольно отказался от своей посреднической миссии1.

Итак, причуда истории неразрывно соединила две фигуры из стран, совершенно разных по своим размерам, природе, климату, религии, народным характерам и т.д.

Лагарп и Александр I - швейцарец и русский; республиканец и самодержец; один - освобождающий свою родину от вековой тирании и несправедливости чужих господ, другой - мечтающий о таком же освобождении своей страны от клейма деспотизма и рабства (крепостного права). До определенного времени их объединяла несомненная общность принципов, которая объяснялась тем, что Ла-гарпу действительно удалось передать юному Александру свой образ мыслей и жизненные установки. К их новой встрече в 1801 г. , обсуждению которой была посвящена большая часть настоящей статьи, Лагарп получил еще и бесценный политический опыт, которого так недоставало Александру. Вместе они готовы были приняться за «модернизацию» России.

Но действия Лагарпа-реформатора в Петербурге, его многочисленные проекты преобразований нельзя рассматривать в отрыве от сферы их личных взаимоотношений, искренних, практически отеческих чувств, которые наставник (кстати, не имевший собственных детей) питал к своему ученику. Впрочем, нельзя делать и обратное: сводить их общение в Петербурге к модели «старый учитель в гостях у юного друга» - в таком случае пропадает та огромная, поис-тине титаническая работа, которую проделал Лагарп по подготовке российских реформ. Причины же того, что результаты этой работы оказались не столь плодотворными, лежат глубоко в характерах обоих людей. Как это было свойственно концу ХУ1П - началу XIX в., чувство взяло верх над разумом, личные аспекты отношений взяли верх над чисто политическими, и Лагарп предпочел удалиться, хотя до конца жизни хранил в своих воспоминаниях идеальный образ российского императора, запечатленный им в те месяцы. Впрочем, история их отношений повторилась еще раз, только теперь с полной

Соггеврог^апсе... Уо1.1. Р. 611-612.

переменой ролей: в 1814 г. уже Александр I тайком от своего окружения общался с Лагарпом и сообщал ему свои решения, о которых еще не догадывались многие европейские дипломаты, а именно то, что образованные благодаря швейцарской революции новые кантоны (Во, Ааргау, Тессин) будут сохранены, несмотря на общее желание политиков Венского конгресса провести «реставрацию» дореволюционных порядков1.

В конечном счете, именно личным отношениям Александра и Лагарпа обязана своими контурами современная Швейцария.

1 Глинский Б. Б. Указ. соч. С. 91; Сухомлинов М И. Указ. соч. С. 137-138.

А. Б. Григорьев

ЗАГАДКИ СОЧИНЕНИЯ «МОЛОТОК НА КНИГУ “КАМЕНЬ ВЕРЫ”»

Издание преосвященным Феофилактом (Лопатинским), архиепископом Тверским и Кашинским, в 1728 г. фундаментального труда покойного митрополита Стефана (Яворского), местоблюстителя патриаршего престола, «Камень веры», в котором, наряду с подробнейшим богословским анализом разногласий между Православной и протестантскими Церквями, можно было прочитать призывы к полному запрету и государственному преследованию инославного прозелитизма и катехизации на канонической территории Русской Православной Церкви, вызвало шквал критики со стороны протестантских богословов, справедливо увидевших в воззрениях Яворского и Лопатинского опасность для себя и своих единоверцев. Защиту книги взял на себя архиепископ Феофилакт (Лопатинский), самый малоисследованный русский богослов XVII в., а после его заключения и смерти - митрополит Рязанский и Муромский священ-номученик Арсений (Мацеевич), один из известнейших полемических богословов середины XVII в.

Полемика между Иоганном Буддеем1 со стороны протестантизма, Бернардом Риберой2 со стороны католицизма и Феофилактом (Лопатинским)3 со стороны православия еще ждет своего вдумчивого и ответственного исследователя. А; вот защита «Камня веры» митрополитом Арсением (Мацеевичем)4 связана с критической руко-

1 Epístola apologética pro ecclesia Lutherana contra calumnias et obtrectationes Stephani Javorcii Rezanensis et Muromiensis metropolitae ad amicum Mosque degent-emscripta a Ioanne Francisco Buddeo. Ienae, 1729.

2 Ribera B. Responsum ant-apologeticum ecclesiae catholicae contra calumniosas blasphemias... Viennae, 1731.

3 Феофилакт (Лопатинский), архиеп. Апокрисис, или Возражение на письмо Будцея (ОР БАН РФ. Собр. Яков. № 51).

4 Арсений (Мацеевич), митр. Возражение на пашквиль лютеранский, нареченный «Молоток на книгу “Камень веры”», который молоток показался быть восковый, яко воск от лица огня, сиречь, от Слова Божия и самыя истины исчезнувший (Ярославский государственный архив. Ф. 59. Ед. хр. 1048).

9 мая 1795 года, прощаясь с уезжавшим на родину другом, Александр произнес ставшую потом знаменитой фразу: Лагарпу он обязан всем, кроме своего появления на свет. Зная, что за ним следят, великий князь незаметно покинул дворец и инкогнито в наемной ямской карете приехал на квартиру Лагарпа. Александр заключил друга в объятия и горько заплакал. "Прощание наше было мучительно"

Неизвестный художник. Ф.-С. Лагарп. 1830-е гг. Фото: РодинаНеизвестный художник. Ф.-С. Лагарп. 1830-е гг. Фото: Родина

Что дружба? Легкий пыл похмелья,
Обиды вольный разговор,
Обмен тщеславия, безделья
Иль покровительства позор1.
Александр Пушкин

"Дружба ж., дружество ср. взаимная привязанность двух или более людей, тесная связь их; в добром смысле, бескорыстная, стойкая приязнь, основанная на любви и уважении; в дурном, тесная связь, основанная на взаимных выгодах. В дружбе правда"2.
Владимир Даль

Мог ли быть искренний и преданный друг у великого князя Александра Павловича, ставшего впоследствии цесаревичем и наследником всероссийского престола, а затем - императором?

Нет, конечно, и пушкинские строчки не о нем. У государя нет и не может быть истинного друга; "покровительства позор" - это не дружба.

Безусловно, нет, и "Толковый словарь" Владимира Ивановича Даля не про него. У самовлюбленного и двуличного Александра I, "властителя слабого и лукавого", не могло быть никакой стойкой приязни к кому бы то ни было.

Вот только и первое, и второе утверждение - исторические мифы. Они опровергаются многочисленными фактами, недавно введенными в научный оборот. У императора был настоящий друг. Его швейцарский наставник Фредерик-Сезар Лагарп.

Белая ворона при дворе

Профессор МГУ Андрей Юрьевич Андреев и его коллега из Лозанны госпожа Даниэль Тозато-Риго проделали титаническую работу и подготовили к печати капитальный трехтомник - полную переписку Александра I и Лагарпа (1754-1838). Швейцарцы почитались в Европе образцовыми гувернерами, и нет ничего удивительного в выборе императрицы Екатерины II наставника для любимого внука. Так убежденный республиканец Лагарп стал служить при русском императорском дворе.

Между Лагарпом, которому был пожалован чин премьер-майора русской армии, и его маленьким подопечным сразу установились доверительные отношения. Наставник учил великого князя многим полезным вещам...:

-Беспорядок и небрежение в делах ненавистны.

-Будущий государь должен уметь работать самостоятельно.
-Вставать надо в шесть утра.

-Развлечения должны помогать трудиться.
-Не дозволяйте себя обманывать.

-Не поддавайтесь отвращению к власти.
-Монарху следует посещать художественные галереи и поощрять искусства.

-Царь должен быть для своих подданных образцом любящего мужа.
-Будущему государю в своей повседневной деятельности следует брать пример с геометров: "возьмите себе за правило суждение не прежде высказывать, чем все без исключения факты изучите"...

Гордый швейцарец чванился своей независимостью. Он не искал покровителей, не принимал участия в борьбе придворных группировок. Но при этом постоянно по-мещански считал деньги, скрупулезно подчеркивая тот печальный факт, что его жалованье постоянно уменьшается из-за колебаний курса ассигнационного рубля по отношению к полновесной серебряной монете.

Такой человек воспринимался при дворе как белая ворона.

Когда Лагарп напомнил двору о святости заключенного с ним договора, ему прислали пятьсот рублей в качестве компенсации. Швейцарец расценил это как подачку и гордо отказался. Камердинер, принесший деньги, рассчитывал, вероятно, на щедрые чаевые, но не получил ничего...

К. Хойер (?). Великий князь Павел Петрович и великая княгиня Мария Федоровна с сыновьями Александром и Константином. 1781. Фото: Родина

Интрига императрицы

Стоит ли удивляться, что после этой истории Лагарп не мог добиться ни лошадей, ни экипажа из придворной конюшни, которые полагались ему по контракту. Все придворные служители составляли одну семью, единое братство; наставник великого князя в одночасье испортил отношения со всеми. Но заносчивый швейцарец даже не догадался об этом. И продолжал давать своему ученику уроки свободомыслия, республиканских принципов и либерализма.

Именно Лагарпу будущий император написал знаменитое письмо из Гатчины от 27 сентября (8 октября) 1797 года, в котором сформулировал свою заветную мечту: "Когда же мой черед придет, тогда надобно будет - разумеется, постепенно - подготовить нацию к тому, чтобы избрала она своих представителей и приняла свободную конституцию, после чего я власть с себя сложу полностью и, если Провидению угодно будет нам способствовать, удалюсь в какой-нибудь тихий уголок, где заживу спокойно и счастливо, видя благоденствие моей отчизны и зрелищем сим наслаждаясь. Вот каково мое намерение, любезный друг"3.

Вдумаемся: цесаревич доверил Лагарпу важнейшую государственную тайну! Наставнику или учителю так не пишут. Так пишут только другу - близкому и единственному.

Прощание инкогнито

Неожиданная отставка Лагарпа и его удаление от двора стали серьезным ударом для великого князя Александра. Будущему государю преподали наглядный урок политического лукавства. Он узнал реальную цену высокопоставленным придворным и важным вельможам и сделал горький вывод: я не хотел бы иметь этих господ своими лакеями.

Он подарил швейцарцу два миниатюрных портрета, украшенных брильянтами, - свой и супруги Елизаветы Алексеевны. Впоследствии, когда швейцарцы воздвигнут обелиск в память Лагарпа, на камне они выбьют от имени императора всероссийского: "Всем, чем я являюсь, я обязан швейцарцу"7.

Но и Лагарп был многим обязан ему: "Бесспорно, он был сделан не из того теста, что все прочие государи, раз в течение трёх десятков лет дозволял простому гражданину адресовать себе письма... в каждой строчке коих видна откровенность, даже между равными редкая"8.

Письма, которыми они обменялись при расставании, цепляют за сердце...

Письмо великого князя Александра Лагарпу. 1795 г. Фото: Родина

Великий князь Александр - Ф.-С. Лагарпу

Прощайте, дорогой друг мой! Как горько мне к Вам эти слова обращать! Помните, что оставляете Вы здесь человека, который Вам предан, который не находит слов, чтобы Вам свою признательностью выразить, который обязан Вам всем, кроме рождения своего на свет.
...Будьте счастливы, любезный друг, этого желает Вам человек, к Вам сердечно привязанный, Вас уважающий и питающий к Вам почтение неизъяснимое.
Едва разбираю, что пишу. В последний раз говорю Вам: прощайте, лучший из друзей, не забывайте меня.
Александр

Супруга моя поручила передать Вам, что до конца своих дней будет помнить обо всем, что Вы для нее сделали...
Еще раз: дорогой друг мой, благодетель.
Ф.-С. Лагарп - великому князю Александру
9 мая 1795 г.

... У меня нет слов, Ваше Высочество, чтобы выразить, насколько глубоко запечатлены в моем сердце бесценное Ваше дружество, Ваши деяния, коротко говоря, все обхождение Ваше со мною. Посещение, каким Вы меня вчера удостоили, преисполняет мне душу радостью и печалью, и разумеется, никогда не забуду я всего, что Вы мне сказать изволили.
Ваши речи, Ваши чувства, все, что до Вас касается, навеки в сердце моем запечатлены. Записка же Ваша меня до глубины души растрогала. О дорогой мой Александр, позвольте назвать Вас так, дорогой мой Александр, сохраните дружеское Ваше расположение, кое Вы мне столько раз доказывали, а Вам до последнего вздоха верен буду.
...Однако пора кончать. Обнимаю Вас мысленно в надежде когда-нибудь сие еще раз не только на словах сделать. Верьте, что до конца моих дней пребуду я Вам другом - раз уж Вы меня сего звания удостоили, - самым преданным и самым верным из всех Ваших друзей и слуг.
Ф.-Сезар де Лагарп.

P.S. После своего восшествия на престол император Александр поспешил выписать швейцарца в Петербург. Лагарп не замедлил приехать. Дважды в неделю император приезжал к своему единственному другу, чтобы обсудить неотложные государственные дела. "Дней Александровых прекрасное начало" невозможно представить себе без Лагарпа.

После победы над Наполеоном и взятия Парижа, в момент своего наивысшего личного торжества, Александр Благословенный вновь вспомнил о своем наставнике и друге, пожаловав ему орден Св. Андрея Первозванного - высшую награду Российской империи.

К друзьям

Пусть искатель гордой славы

Жертвует покоем ей!

Пусть летит он в бой кровавый

За толпой богатырей!

Но надменными венцами

Не прельщен певец лесов:

Я счастлив и без венцов

С лирой, с верными друзьями.

Пусть богатства страсть терзает

Алчущих рабов своих!

Пусть их златом осыпает,

Пусть они из стран чужих

С нагруженными судами

Волны ярые дробят:

Я без золота богат

С лирой, с верными друзьями.

Пусть веселий рой шумящий

За собой толпы влечет!

Пусть на их алтарь блестящий

Каждый жертву понесет!

Не стремлюсь за их толпами -

Я без шумных их страстей

Весел участью своей

С лирой, с верными друзьями.

Дмитрий Веневитинов

Основные реформы, осуществленные при Александре I:

Указ «О вольных хлебопашцах»;

Министерская реформа;

Подготовка плана реформ М. Сперанским;

Дарование Конституций Польше и Бесарабии;

Подготовка проекта российской Конституции и программы отмены крепостного права;

Учреждение военных поселений.

Целью данных реформ было совершенствование механизма государственного управления, поиск оптимальных вариантов управления для России. Главными особенностями данных реформ были их половинчатый характер и незавершенность. Данные реформы привели к незначительным изменениям в системе государственного управления, но не решили главных проблем - крестьянского вопроса и демократизации страны.

В 1809 г. Александр I поручил подготовить новый план реформ Михаилу Сперанскому - заместителю министра юстиции и талантливому юристу-государствоведу. Целью планируемых М. Сперанским реформ было придание российской монархии «конституционного» внешнего вида, не меняя ее самодержавной сути. В ходе подготовки плана реформ М. Сперанским были выдвинуты следующие предложения:

при сохранении власти императора ввести в России европейский принцип разделения властей;

для этого создать выборный парламент - Государственную Думу (законодательную власть), Кабинет министров (исполнительную власть), Сенат (судебную власть);

Государственную Думу избирать путем всенародных выборов, наделить ее законосовещательными функциями; наделить императора правом, при необходимости, распускать Думу;

разделить все население России на три сословия - дворяне, «среднее состояние» (купцы, мещане, горожане, государственные крестьяне), «рабочий люд» (крепостные, прислуга);

наделить избирательным правом только дворян и представителей «среднего состояния»;

ввести систему местного самоуправления - в каждой губернии избирать губернскую думу, которая бы формировала губернскую управу - исполнительный орган;

Сенат - высший судебный орган - формировать из представителей, избираемыми губернскими думами, и, таким образом, сосредоточить в Сенате «народную мудрость»;

Кабинет министров из 8 - 10 министров предоставить формировать императору, который бы лично назначал министров, и которые были бы лично ответственны перед самодержцем;

связующим звеном между тремя ветвями власти - Государственной Думой, судебным Сенатом и Кабинетом министров сделать особый орган - Государственный совет, назначаемый императором, который бы координировал работу всех ветвей власти и был бы «мостом» между ними и императором;

на вершине всей системы власти должен был стоять император - наделенный широкими полномочиями глава государства и арбитр между всеми ветвями власти.

Из всех главных предложений Сперанского на деле была реализована только их небольшая часть:

в 1810 г. создан Государственный совет, который стал назначаемым императором законодательным органом;

в это же время усовершенствована министерская реформа - все министерства были организованы по единому образцу, министры стали назначаться императором и нести перед ним персональную ответственность.

Остальные предложения были отвергнуты и так и остались планом.

Несмотря на частичные изменения в системе управления государством, реформы Александра I не решили главных вопросов:

отмены крепостного права;

принятия Конституции;

Фредерика Лагарпа в России помнят как воспитателя одного из монархов - Александра I, а вот в Швейцарии - как выдающегося государственного деятеля, который оставил заметный след в истории своей родины.

Фредерик Сезар де Лагарп родился 6 апреля 1754 года в небольшом и приветливом городке Ролль близ Лозанны, расположенном на северном берегу Женевского озера. Его семья принадлежала к местной элите. Получив образование в знаменитом Тюбингенском университете, 20-летний доктор права Лагарп устроился адвокатом при высшей апелляционной палате в Лозанне. Но вдруг в 1782 году добросовестного адвоката выдворили из Швейцарии. Что же произошло?

Свободу «стране Во»!

Первый период жизни Лагарпа в Швейцарии совпал с тиранией олигархической республики германоязычного Берна, где политически полноправными были лишь бернские знатные семьи. Они-то по сути и определяли состав однопалатного собрания, которое принимало законы, совершенно не учитывавшие интересы жителей юго-запад-ной части Швейцарии. К этим землям примыкала и родина Лагарпа - территория Лозанны, население которой говорило по-французски.

Они называли свою малую родину «страной Во» (le Pays Vaud). Многие из них,в том числе и Лагарп, пытались обосновать права этой «страны» на отделение от «старшего брата». А все потому, что бернские цеховые привилегии, дававшие им право платить меньшие налоги, чем обитателям «страны Во», лишали заработка искусных часовщиков из Лозанны. Бернские чиновники так и норовили побольше содрать с франкоязычных соседей.

Взбунтовавшись против наглой несправедливости, Лагарп предложил соотечественникам простой выход: коль бернская демократия хороша только для Берна и ближайших окрестностей, то от них необходимо отделиться. Власти, разоблачив молодого юриста, писавшего памфлеты, которые сегодня были бы признаны сепаратистскими, выслали его прочь из Швейцарии.

Опальный Фредерик направился в Италию, где его приметил немецкий публицист Фридрих Мельхиор Гримм и рекомендовал Екатерине II. Во второй половине XVIII века швейцарские гувернеры и преподаватели пользовались высочайшим доверием в России. Они слыли серьезными и скромными работниками, а также владели изящными манерами, что не могло не привлекать семьи русского дворянства. Поэтому неудивительно, что франкоговорящий швейцарский житель был приглашен и для воспитания юного внука российской императрицы.

Учитель и его ученик быстро нашли общий язык. Суждения Лагарпа о народной свободе и справедливости завораживали и впечатляли юного монарха, но отнюдь не царский двор. Особенно недоволен новым учителем был цесаревич Павел, раздраженный политическими и моральными сказками, наполнявшими детское воображение идеями в духе либерализма.

Фредерик не переставал вести политическую деятельность на родине даже из своего убежища - России. О чем не замедлили известить Екатерину II швейцарские власти. Но царица до поры до времени не обращала внимания на эти доносы. Охлаждение к швейцарцу наступило лишь после того, как Лагарп отказался выполнить ее особое поручение - уговорить воспитанника стать наследником престола в обход отца, не угодного государыне Павла...

В 1795 году Лагарпу пришлось покинуть Россию. Впрочем, на прощание Екатерина II возвела Фредерика в чин полковника и назначила ему пожизненную пенсию.

Гельветическая республика

После Петербурга Фредерик Лагарп (под влиянием революции избавившийся от дворянской частицы «де» в своем имени) обосновался в Париже. Как раз в это самое время армия Наполеона триумфально приближалась к швейцарским границам. Видя это, Фредерик начал свою игру. Он подстрекал французское правительство вмешаться в швейцарские дела. С помощью Директории он намеревался добыть независимость «стране Во». Своих земляков он призывал к решительному отделению от Берна, только в таком случае они будут свободны... и 24 января 1798 года это произошло. Спустя четыре дня в Швейцарию вторглись французские войска - старая Швейцарская Конфедерация распалась.

12 апреля 1798 года в Арау, под контролем французского правительства, была провозглашена Гельветическая республика, состоявшая из 22 кантонов (другими словами, территориально-административных единиц), включая Во. Конституция ее была составлена по образцу французской. Теперь все, несмотря на свое сословие, были равны перед законом. Упразднилось феодальное право, были сняты все таможенные барьеры внутри страны. Исполнительная власть состояла из пяти человек, одним из которых был назначен Лагарп. Впоследствии именно эти пять человек отвечали за внутригосударственный строй.

Между тем причин для торжества у Лагарпа не было. Французы фактически поработили Гельветическую республику, наложив на нее огромные контрибуции. Как ни пытался Лагарп образумить «союзников», уверяя их, что грабительские поборы склоняют швейцарцев на сторону противников Франции - австрийцев и русских, все было тщетно.

Чтобы хоть как-то исправить ситуацию, Лагарп даже решился на государственный переворот. В ночь с 8 на 9 декабря 1799 года он планировал добиться провозглашения себя первым консулом республики, стабилизировать положение в стране и избавиться от иноземного завоевателя. Но план провалился: власть окончательно перешла к французам, а самого Лагарпа доставили в Париж, где Бонапарт настойчиво попросил его более не вмешиваться в политику.

Потерпевший фиаско Фредерик обосновался в поместье близ Парижа, пристально и с глубочайшим огорчением следя за событиями в Швейцарии.

29 января 1803 года Наполеон официально заявил: «Европой признано, что Италия, Голландия и Швейцария стоят под властью Франции... Я никогда не потерплю в Швейцарии иного влияния, кроме своего, хотя бы это мне стоило 100 000 человек». Таков был его неизменный прием: выставлять в виде последнего аргумента острие своего меча...

Последняя битва

К середине 1801 года Лагарп принял приглашение Александра I и поспешил в Россию. Единственное, чем он мог помочь своей родине, - тайно поддерживать своего бывшего ученика Александра I в борьбе с Наполеоном, что он и делал. В Историческом архиве Санкт-Петербурга находится письмо Лагарпа к императору Александру I, датированное 22 февраля 1812 года: «...я надеюсь, государь, что Вы в состоянии противостоять грозе... Сделайте популярным Ваше дело, государь, и Вы найдете новых Пожарских, новых Сухоруких, если Вы сами не отречетесь от себя, если Вы найдете патриотических, энергичных и храбрых советников, истинных русских, девизом которых станет: победить или погибнуть».

После того как союзные войска сбросили пронаполеоновский режим в Швейцарии, Александр I смог отблагодарить своего учителя. Он поддержал Лагарпа на Венском конгрессе и признал независимость кантона Во, ради которой столько времени сражался Фредерик Лагарп. Но победа вновь оказалась горькой.

Новый Федеральный договор не дал Швейцарии свободы больше, чем при Наполеоне. Теперь в стране не было единой столицы: Федеральный совет заседал поочередно в Берне, Цюрихе и Люцерне, перемещаясь из города в город каждые два года... Да что говорить, в Швейцарии стали использовать 20 разных мер длины! «Федеральный договор - постыдный документ, содержащий в себе все, что неизбежно приведет к гражданской войне», - с горечью писал Лагарп в своих мемуарах. Так и получилось, но уже после его смерти.

Последние годы жизни «борец за свободу и независимость» провел в Лозанне, где и скончался 30 марта 1838 года. Спустя шесть лет в его честь был назван небольшой искусственный остров на Женевском озере. На нем был воздвигнут обелиск со словами Александра I: «Всем, что аз есмь, обязан швейцарцу».

Александра Шепель

Д.В. Давыдов принадлежит древнему дворянскому роду, ведущему свою историю от татарского мурзы Минчака, выехавшего в Москву в начале XV века. Отец, Василий Денисович Давыдов (1747-1808), служил бригадиром (командиром 2х-3х или более полков) под командованием А. В. Суворова, а мать была дочерью харьковского генерал-губернатора Е.Щербинина. Значительная часть детских лет Дениса Давыдова прошла в военной обстановке в Малороссии и на Слобожанщине, где служил его отец.

О детстве будущего героя известно, что сам великий полководец А.В. Суворов, будучи в гостях в имении Давыдовых, заметил Дениса: «этот удалой, будет военным, я не умру, а он уже три сражения выиграет» . Эти слова определили будущее мальчика, военная карьера Дениса Давыдова началась в 1801 году. Несмотря на отсутствие природных данных (небольшой рост, унаследованный от отца) он поступает в кавалергарды, где за пару лет продвигается в чинах и обнаруживает в себе поэтический талант, особенно в части написания сатирических басен. В конце концов, за басню «Голова и ноги» в 1803 году Давыдов был разжалован до ротмистра и переведен в гусары в Белорусский гусарский полк в Подольской губернии на Украине. По тем временам это считалось позором для гвардейца, но поэту понравилось такая перемена, в его творчестве стали преобладать «зачашные песни», прославляющие буйные гусарские пирушки, разгул и веселье.

Единственным минусом этой службы была невозможность попасть на фронт в период войн с Наполеоном 1806-1807 годов. Давыдов был готов на всевозможные ухищрения, говорят, что он напугал фельдмаршала М. Ф. Каменского по потери рассудка, пробравшись к тому ночью. При помощи влиятельных покровителей Д.В. Давыдову все-таки удалось попасть на фронт в должности адъютанта генерала П.И. Багратиона.

Денис Васильевич с исключительной храбростью сражался в 1806-1807 с французами в Пруссии, в 1809 со шведами в Финляндии, в 1809-1810 с турками в Молдавии и на Балканах, за что был награжден орденами и знаками отличия.

Самой значимой военной кампанией в его жизни стала война 1812 года. За пять дней до Бородинского сражения он предложил применить партизанские действия против французских транспортов и солдат. Успешно действуя со своим отрядом, он разбивал французские обозы, брал пленных и вооружал отбитым у врага оружием крестьян, создавая из них новые партизанские отряды.

Опыт Давыдова позднее был использован партизанскими отрядами А.Н. Сеславина, А.С. Фигнера и др. Однако первая вылазка Давыдова могла закончиться для него печально – крестьяне окружили отряд и чуть не убили героя. Сам Давыдов в записках “Дневник партизанских действий 1812 г.” объясняет это так: «Сколько раз я спрашивал жителей по заключении между нами мира: ‘Отчего вы полагали нас французами?’ Каждый раз отвечали они мне: ‘Да, вишь , родимый (показывая на гусарский мой ментик), это, бают, на их одежду схожо .’ - ‘Да разве я не русским языком говорю?’. - ‘Да ведь у них всякого сбора люди!’ - Тогда я на опыте узнал, что в народной войне должно не только говорить языком народа, но приноравливаться к нему в его обычаях и в его одежде. Я надел чекмень, стал отпускать бороду и заговорил языком ему понятным».

Войну Денис Васильевич закончил в чине генерал-майора и признанным народным героем. Слава о нем распространилась далеко за пределы России, даже у шотландского поэта и романиста Вальтера Скотта в кабинете был портрет Давыдова.

После войны и возвращения из Европы в Россию у Давыдова начались неприятности на службе и в личной жизни. Он был понижен до звания полковника, едва не лишился своей гордости – знаменитых усов (героя чуть не перевели в егерскую бригаду, а егеря не имели право на гусарские усы). Усы спасло только личное письмо-прошение царю – храбреца вернули в гусарский полк в чине генерал-майора. Примерно в это же время Давыдов пережил несколько разочарований в любви и только в 1819 году женился на дочери покойного генерала Н.Чиркова, Софье Николаевне.

Однако на литературном поприще ему сопутствовал успех. Д.В. Давыдов писал стихи и печатался в лучших журналах и альманахах, стал членом литературного общества "Арзамас" и находился в дружеских отношениях с А.С. Пушкиным, В.А. Жуковским, П.А. Вяземским. Он тесно общался с декабристами, хотя и отказался вступить в их общество, считая, что Россия не доросла до конституции.

Последние годы жизни Д. В. Давыдов провел в имении в селе Верхняя Маза. Здесь он продолжал заниматься творчеством, составлял военно-исторические записки, занимался воспитанием своих 9 детей и домашним хозяйством.

22 апреля 1839 года Денис Васильевич скоропостижно скончался от удара. Похоронен поэт-партизан на Новодевичьем кладбище в Москве.

Денис Васильевич Давыдов (16 июня 1784 г., Москва - 22 апреля 1839 г., село Верхняя Маза, Сызранский уезд, Симбирская губерния) - идеолог и командир партизанского движения Отечественной войны 1812 г., русский поэт.

Детство

Знаменитый представитель «гусарской поэзии» являлся потомком старинного рода Давыдовых. Отец Дениса служил под командованием А. Суворова. Детство Давыдова прошло на Украине, где служил его отец, который командовал полтавским полком. Не удивительно, что Денис рано заинтересовался военным делом.

В детстве он восхищался Александром Суворовым. Когда мальчику было 9 лет, он познакомился со знаменитым полководцем. Тогда Александр Васильевич сказал, что Денис «будет бравым военным».

После восшествия на престол Павла I благополучию Давыдовых пришел конец. Пришлось продать имение, а выбравшись из долгов, отец Дениса купил небольшую деревню Бородино (во время Бородинского сражения она сгорела). Тем не менее, отец определил Дениса в кавалергарды.

Военная карьера и творческий путь

1801 г. – начал службу в гвардейском кавалергардском полке, находившемся в Петербурге. Правда, когда Давыдов явился определяться в полк, его не хотели принимать из-за маленького роста. Но остроумие, обаяние и скромность помогли ему найти протекцию.

За восполнение пробелов в образовании юного Давыдова взялся Александр Каховский. Он составил для молодого кавалергарда специальную учебную программу, посвященную фортификации, военной истории, картографии, экономике и российской словесности.

1802 г. – произведен в корнеты.

1803 - стал поручиком. В это же время Д. Давыдов начал писать басни и стихи. В первых он часто высмеивал государственных деятелей. Именно из-за сатирических стихов его перевели из гвардии в Белорусский гусарский полк. Но в гусарах Денису понравилось. Поэтому вскоре сатирические басни сменили «зачашные песни». Удручало Давыдова лишь то, что его полк не принимал участия в сражениях с французами. Но Денис решил попасть на фронт любой ценой.

1806 г. – Давыдов ночью проник к М. Каменскому, главнокомандующему русской армии, чтобы потребовать отправки на фронт. Но это было зря, ведь Каменского сняли с поста из-за помутнения рассудка. Некоторые исследователи считают, что он спятил после ночного визита Давыдова. Слава о гусаре дошла до Марии Нарышкиной, фаворитки царя. Именно она и помогла Давыдову отправится на фронт.

1807 г. – назначен адъютантом к П. Багратиону. До этого Давыдов в одном из своих стихов высмеивал длинный нос Багратиона, поэтому побаивался встречи с генералом. Завидев Дениса, Багратион упомянул о старой шутке. Но Давыдов не растерялся, ответив, что писал о его носе исключительно из зависти. Позднее, когда Багратиону докладывали, что вражеские войска «на носу», он переспрашивал: «На чьем носу? Если на моем, то можно отобедать, если же на Давыдовом, то по коням!».

Денис Давыдов находился при Багратионе в сражении при Прейсиш-Эйлау. По мнению Багратиона, один бой был выигран лишь благодаря Давыдову, который в одиночку бросился на французских улан. За этот бой поэт впервые получил орден Св. Владимира, трофейную лошадь и бурку от Багратиона. Он отличился и в других битвах, за что был награжден золотой саблей и орденами. Во время заключения Тильзитского мира Денису довелось увидеть Наполеона.

1808 г. – состоял в армии, действовавшей в Финляндии.

1809 г. – состоя при Багратионе, который командовал войсками в Молдавии. Денис Давыдов участвовал в боевых операциях против турецкой армии.

1812 г. – был подполковником в Ахтырском гусарском полку. За несколько дней до Бородинского сражения Давыдов предложил Багратиону идею партизанского отряда. Её он позаимствовал у испанских партизан. Логика была проста: Наполеон был уверен, что победит Россию за 20 дней - на столько он и взял провианта. Если же отбирать фураж, обозы и ломать мосты, то у французов начнутся большие проблемы.

Правда, сперва отряд Давыдова попал в засаду, которую устроили крестьяне. В результате он чуть не погиб. Ведь крестьяне плохо разбирались в военной форме, а русские офицеры часто говорили по-французски. Поэтому Давыдов решил надеть мужицкий кафтан и отпустить бороду. На одной из вылазок его отряда в плен было взято 370 французов. Его успехи убедили Кутузова в важности партизанской войны.

Наполеон ненавидел Давыдова и при возможном аресте приказал сразу же расстрелять его. Ради поимки Дениса он выделил отряд в 2 тыс. всадников. Давыдов сумел загнать этот отряд в ловушку. О храбрости Давыдова слагали легенды. Когда российские войска занимали какой-либо город, то все жители спрашивали о нём. За бой при подходе к Парижу, решивший исход сражения, Давыдову был присвоен чин генерал-майора.

После 1812 года

После войны 1812 г. у Давыдова начались неприятности. Так, ему сообщили, что присвоение чина генерал-майора было ошибкой и перевели в Орловскую губернию, где он должен был служить командиром конно-егерской бригады. Егеря не носили усов, поэтому Давыдов написал царю, что не может выполнить приказ. В результате его назначили в гусарский полк и вернули чин генерал-майора.

1814 г. – командовал Ахтырским гусарским полком, отличился в битве при Ла-Ротьере.

1815 г. – становится членом «Арзамаса» под прозвищем «Армянин». Вместе с Вяземским и Пушкиным и Давыдов представляет отделение арзамасского кружка. Тогда же становится начальником штаба пехотного корпуса.

1827 г. – с успехом действует против персов.

1831 г. - участвовал в военной кампании против польских повстанцев. Получил чин генерал-лейтенанта. Больше воевать он не собирался.

Последние годы жизни Давыдов провел в с. Верхняя Маза. Здесь он занимался творчеством и вёл переписку с В. Жуковским, А. Пушкиным и другими писателями. Помимо этого он часто охотился и работал над военно-историческими записками. Также Давыдов выстроил винокуренный завод.

Литературная деятельность Дениса Васильевича выразилась в ряде стихотворений и в прозаических статьях. Он создал себе репутацию «певца-воина». Её поддерживали и друзья Давыдова, в частности Пушкин. Он любил воспевать быт гусарства: любовные интриги, вино и буйный разгул. Примером таких стихотворений являются:

«Гусарский пир»;
«Послание Бурцову»;
«Песня старого гусара».

Давыдов первым начал использовать профессионализмы. Позднее эту традицию продолжил Пушкин.

22 апреля 1839 г. – Денис Васильевич скончался апоплексическим ударом в имении Верхняя Маза. Он погребен на кладбище Новодевичьего монастыря. Софья Николаевна пережила мужа на 40 лет.

Первой любовью Давыдова стала Аглая де Грамон. Но девушка вышла замуж за его двоюродного брата. Потом он полюбил балерину Татьяну Иванову. Он часами стоял под её окнами, но Татьяна выбрала своего балетмейстера.

Ещё одной его избранницей стала Лиза Злотницкая. Её родители поставили условие – исхлопотать у государя казенное имение. Он его получил, но пока хлопотал, Лиза увлеклась князем Голицыным. Давыдов снова получил отказ. Тогда друзья Дениса подстроили ему встречу с Софьей Чириковой. В 1819 г. Денис и Софья обвенчались. Как только у них появились дети, Денис все меньше тянулся на войну. Он сказывался больным, уходя в многомесячные отпуска. В их браке родилось 9 детей.

В 1831 г. Давыдов влюбился в племянницу своего сослуживца Евгению Золотарёву. Он был на целых 27 лет старше девушки. Роман длился 3 года. В итоге Евгения вышла замуж, а Денис вернулся в семью.

По словам князя П. Вяземского, Денис Давыдов до самой смерти сохранял молодость сердца и нрава. Его считали душой дружеских бесед.

Знаменитый поручик Ржевский появился благодаря стихотворению «Решительный вечер», написанному Давыдовым в 1818 г.

Давыдов ходатайствовал о перезахоронении П. Багратиона на Бородинском поле.

Считается, что именно Давыдов был прототипом Василия Денисова из романа «Война и мир».

В 1980 г. о Давыдове была снята кинокартина «Эскадрон гусар летучих». Ему же посвящена книга А. Белянина «Охота на гусара».