Сергей Есенин
"О красном вечере задумалась дорога..."
* * *
О красном вечере задумалась дорога,
Кусты рябин туманней глубины.
Изба-старуха челюстью порога
Жует пахучий мякиш тишины.
Осенний холод ласково и кротко
Крадется мглой к овсяному двору;
Сквозь синь стекла желтоволосый отрок
Лучит глаза на галочью игру.
Обняв трубу, сверкает по повети
Зола зеленая из розовой печи.
Кого-то нет, и тонкогубый ветер
О ком-то шепчет, сгинувшем в ночи.
Кому-то пятками уже не мять по рощам
Щербленый лист и золото травы.
Тягучий вздох, ныряя звоном тощим,
Целует клюв нахохленной совы.
Все гуще хмарь, в хлеву покой и дрема,
Дорога белая узорит скользкий ров...
И нежно охает ячменная солома,
Свисая с губ кивающих коров.
Читает Р.Клейнер
Рафаэ́ль Алекса́ндрович Кле́йнер (род. 1 июня 1939, д. Рубежное, Луганская область, УССР, СССР) - российский театральный режиссер, Народный артист России (1995 г.).
С 1967 по 1970 г. был актёром Московского Театра Драмы и Комедии на Таганке.
Есенин Сергей Александрович (1895-1925)
Родился Есенин в крестьянской семье. С 1904 по 1912 год учился в Константиновском земском училище и в Спас - Клепиковской школе. За это время им было написано более 30 стихотворений, составлен рукописный сборник “Больные думы” (1912), который он пытался опубликовать в Рязани. Русская деревня, природа средней полосы России, устное народное творчество, а главное - русская классическая литература оказали сильное влияние на формирование юного поэта, направляли его природный талант. Сам Есенин в разное время называл разные источники, питавшие его творчество: песни, частушки, сказки, духовные стихи, “Слово о полку Игореве”, поэзию Лермонтова, Кольцова, Никитина и Надсона. Позднее на него оказывали влияние Блок, Клюев, Белый, Гоголь, Пушкин.
Из писем Есенина 1911 - 1913 годов вырисовывается сложная жизнь поэта. Все это нашло отражение в поэтическом мире его лирики 1910 - 1913 годов, когда им было написано более 60 стихотворений и поэм. Наиболее значительные произведения Есенина, принесшие ему славу одного из лучших поэтов, созданы в 1920 - е годы.
Как всякий великий поэт, Есенин не бездумный певец своих чувств и переживаний, а поэт - философ. Как всякая поэзия, его лирика философична. Философская лирика - это стихи, в которых поэт говорит о вечных проблемах человеческого бытия, ведет поэтический диалог с человеком, природой, землей, Вселенной. Примером полного взаимопроникновения природы и человека может служить стихотворение “Зеленая прическа” (1918). Одно развивается в двух планах: березка - девушка. Читатель так и не узнает, о ком это стихотворение - о березке или о девушке. Потому что человек здесь уподоблен дереву - красавице русского леса, а она - человеку. Березка в русской поэзии - символ красоты, стройности, юности; она светла и целомудренна.
Поэзией природы, мифологией древних славян проникнуты такие стихотворения 1918 года, как “Серебристая дорога...”, “Песни, песни о чем вы кричите?”, “Я покинул родимый дом...”, “Закружилась листва золотая...” и т.д.
Поэзия Есенина последних, самых трагичных лет (1922 - 1925) отмечена стремлением к гармоническому мироощущению. Чаще всего в лирике ощущается глубокое осмысление себя и Вселенной (“Не жалею, не зову, не плачу...”, “Отговорила роща золотая...”, “Мы теперь уходим понемного...” и др.)
Поэма ценностей в поэзии Есенина едина и неделима; в ней все взаимосвязано, все образует единую картину “родины любимой” во всем многообразии ее оттенков. Это и является высшим идеалом поэта.
Уйдя из жизни в 30 лет, Есенин оставил нам чудесное поэтическое наследство, и пока живет земля, Есенину - поэту суждено жить с нами и “воспевать всем существом в поэте шестую часть земли с названьем кратким “Русь”.
«О красном вечере задумалась дорога...» Есенина С.А.
С.А. Есенин — признанный мастер создания среднерусского пейзажа, характерной особенностью которого является органическая связь мира природы с крестьянской жизнью. Эта черта ярко проявилась в стихотворении « », где уже в первой строфе возникает запоминающийся образ избы-старухи.
В творчестве новокрестьянских поэтов (кроме С.А. Есенина, к этому поэтическому течению относят также Н. Клюева, С. Клычкова и ряд других авторов) изба предстает особым и, пожалуй, самым главным символом крестьянского жизненного уклада. Существует даже понятие «избяной космос», в котором с образом избы связано значение центра мироздания. Издревле в жизни деревенского человека изба занимала основополагающее место, вокруг которого и вращались все остальные жизненные ценности.
В есенинском стихотворении образ избы одухотворен. Это подчеркивает метафора: «Изба-старуха челюстью порога Жует пахучий мякиш тишины». В ней также проявляется еще один важнейший образ крестьянской жизни — образ хлеба, так как слово «мякиш» ассоциативно связано именно с ним. Создается впечатление, что в избе пахнет свежим хлебом.
Эти строки передают очарование тихого деревенского вечера, неповторимого уюта сельского жилья. Изба, двор, хлев окружены атмосферой покоя и дремы, но центральной темой в стихотворении становится не любование красотой пейзажа, хотя С.А. Есенин, безусловно, создает поэтичную картину вечерней природы. Однако образ красного вечера здесь подчеркивает и другую тему — тему ухода человека в мир иной («Кого-то нет, и тонкогубый ветер О ком-то шепчет, сгинувшем в ночи», «Кому-то пятками уже не мять по рощам Щербленный лист и золото травы»). При этом автор пишет об ушедшем неопределенно, завуалировано. Возможно, в данном случае это своеобразный прием создания типизации, ведь «каждый в мире странник» (как напишет С.А. Есенин через восемь лет в стихотворении «Отговорила роща золотая... (1924)). Образ белой дороги в связи с этим приобретает широкое символическое значение жизненного пути каждого человека, по мере которого вокруг сгущается хмарь, а в конце человека ждет тог самый скользкий ров. Этот образ подчеркивает зыбкую границу между жизнью и смертью. Неслучайно в четвертой строфе возникает образ совы (по древним поверьям это предвозвестник смерти).
Умиротворенная картина, таким образом, оказывается обманчивой. Осенний холод, вечер предвещают скорый закат жизни. Тем более дорогим и уникальным в есенинском миропонимании выглядит этот красный вечер. Определение «красный», помимо цветового образа заката солнца, имеет дополнительное значение — «красивый».
С.А. Есенин чрезвычайно любил цветовые эпитеты, а в этом стихотворении они становятся центральным изобразительно-выразительным средством («красный вечер», «синь стекла», «желтоволосый отрок», «зола зеленая из розовой печи», «золото травы» и, наконец, «дорога белая»). Поэт невольно любуется всем этим калейдоскопом жизни и сравнивает себя с желтоволосым отроком, вспоминая детский наивный взгляд на мир.
Туман, холод, «пахучий мякиш тишины» — все эти образы создают неповторимый художественный эффект восприятия картины мира, при котором оказываются задействованы практически все органы чувств (зрение, слух, обоняние, осязание). Этот прием создает неповторимый эффект погружения в художественное пространство стихотворения.
При этом все детали пейзажа по-язычески обожествляются, наделяются душой и характером: дорога задумалась, изба жует «пахучий мякиш тишины», холод крадется, зола из печки обнимает трубу, ячменная солома нежно охает. И на фоне всей этой самобытной жизни вдруг слышится тягучий вздох. Может быть, это крик совы, а скорее — печальный вздох самого лирического героя, думающего о бренности всего живущего в этом прекрасном и гармоничном мире.
Художественное пространство в этом стихотворении представлено в разных ракурсах: лирический герой то смотрит на крестьянское хозяйство снаружи, то вместе с желтоволосым отроком пытается изнутри через синее стекло разглядеть «галочью игру».
Стихотворение «О красном вечере задумалась дорога...» имеет тщательную звуковую организацию. В нем есть прекрасные аллитерации («Сквозь синь стекла...» (с), «Зола зеленая из розовой печи...» (з)) и ассонансы («Кусты рябин туманней глубины..» (у)).
«О красном вечере задумалась дорога…» Сергей Есенин
О красном вечере задумалась дорога,
Кусты рябин туманней глубины.
Изба-старуха челюстью порога
Жует пахучий мякиш тишины.Осенний холод ласково и кротко
Крадется мглой к овсяному двору;
Сквозь синь стекла желтоволосый отрок
Лучит глаза на галочью игру.Обняв трубу, сверкает по повети
Зола зеленая из розовой печи.
Кого-то нет, и тонкогубый ветер
О ком-то шепчет, сгинувшем в ночи.Кому-то пятками уже не мять по рощам
Щербленый лист и золото травы.
Тягучий вздох, ныряя звоном тощим,
Целует клюв нахохленной совы.Все гуще хмарь, в хлеву покой и дрема,
Дорога белая узорит скользкий ров…
И нежно охает ячменная солома,
Свисая с губ кивающих коров.
Анализ стихотворения Есенина «О красном вечере задумалась дорога…»
Мастер пейзажной лирики, Сергей Есенин всегда отождествлял себя с природой, считая, что является ее неотъемлемой частью. Именно поэтому в его стихах, посвященных родному краю, образы любимых с детства мест тесно переплетаются с личными переживаниями. Рано покинув ело Константиново, где прошло его детство, поэт в течение всей своей жизни возвращается туда мысленно, а его воспоминания находят отображение в очень ярки и образных стихах.
В 1916 году Есенин написал стихотворение «О красном вечере задумалась дорога…», которое пополнило коллекцию произведений автора, посвященных родному краю. Поэту с присущей ему образностью и романтизмом удалось запечатлеть смену времен года и показать, как неслышной поступью приходит красавица-осень. Она нетороплива и изысканна в своем совершенстве, и с каждым мгновением окружающий мир буквально преображается, наполняя вечернюю тишину новыми звучанием. «Осенний холод ласково и кротко крадется мглой к овсяному двору», - отмечает поэт, восхищаясь опускающимися на землю сумерками, которые дарят непривычную свежесть и прохладу. Дни еще по-летнему теплые, однако вечера приносят с собой первые запахи осени. «Обняв трубу, сверкает по повети зола зеленая из розовой печи», - эта строчка указывает на то, что ночи уже холодны, и крестьяне вынуждены протапливать избы.
Между тем, жизнь в селе идет своим чередом, и уже мало кто вспоминает того светловолосого парнишку, который когда-то долгими осенними вечерами любил сидеть перед окном и наблюдать за «галочьей игрой». Однако сам сорванец, давно уже превратившийся в известного поэта, не только помнит то счастливое время, но и сожалеет ото, что уже не может ничего вернуть. «Кому-то пятками уже не мять по рощам щербленый лист и золото травы», - с грустью констатирует Есенин, понимая, что детство прошло, а взрослая жизнь оказалась совсем не такой радостной, какой рисовал ее себе вчерашний сельский мальчишка.
Однако больше всего Есенина угнетает тот факт, что в его отсутствие жизнь в Константиново продолжает течь размеренно и спокойно, словно бы ничего и не произошло. Все так же «нежно охает ячменная солома, свисая с губ кивающих коров», а в лесу «тягучий вздох, ныряя звоном тощим, целует клюв нахохленной совы». Но до золотоволосого мальчишки, который так любил рифмовать слова им слыл первым задирой на селе, никому нет дела. Лишь «тонкогубый ветер о ком-то шепчет, сгинувшем в ночи», и этот шепот отдается болью в душе поэта.
О КРАСНОМ ВЕЧЕРЕ ЗАДУМАЛАСЬ ДОРОГА
…Ромадин - один из художников, умеющих жить в полном ладу со счастьем.
К. Паустовский
Николай Михайлович Ромадин (род. в 1903 г.) - действительный член Академии художеств СССР, народный художник СССР, лауреат Государственной премии.
Чтобы природу полюбить, ее надо заметить.
Но чтобы передать эту любовь на полотне, мало зоркости глаза и дара живописца - необходимо еще особое состояние души, вызывающее ответное чувство: ощущение травинки, дерева, реки, облаков…
Вот стоит у самой воды ольха ("Ольха"). Под порывами ветра и дождей перепутались ее тонкие, почти безлистные, осенние ветви. Бегут к ней по холмистому серо-синему водному простору "барашки", мечется над ней рассерженное небо, а она, такая тонкая, растревоженная, бесстрашная и доверчивая… Как приглянулась художнику? Как выбрал он ее? Или она его выбрала? Может, за то выбрала, что приходил со своим мольбертом и в роскошные солнечные, и в хмурые дни. Может, за то, что смотрит он на природу счастливыми глазами. У каждой поры года для него свой характер и настроение.
"Весна" (цикл "Времена года"). Большие деревья гулко устремляются к розовым лоскутьям облаков в голубеньком небе. Малые сосенки, как ребятишки, бредут по пояс в темном кипящем соке талой воды… Счастливая радость пробуждения!..
"Лето" - полновесное, вечное. Зрелые белые облака и река в расцвете сил и красок приносят ощущение природной густоты, даже сытости, если хотите…
У каждого природного явления замечен художником свой, наиболее характерный, поражающий наше воображение миг. Мы удивляемся невесомости рождающихся облаков ("Облака"). Видим нарисованный дождь и вдруг явственно понимаем - это след особенно яростного удара воды по воздуху - удара, высекающего дождевую искорку.
Кажется, нигде не увидишь столько прекрасных закатов. Час расставания природы с уходящим днем - драматичный, напряженный, волнующий час. Вот падает на дремучий лес последний луч, и выступают из синеватой мглы вольные раскидистые деревья - в красном зареве; а отсветы зарева торжественными складками парчи уходят в глубь озера или реки. Последний взгляд, час последней встречи и неминуемой разлуки, час радостный, жаркий, тревожный - гимн великому лесу, великой природе. И если бы ты вдруг оказался тогда на том берегу, у того далекого костерка, что уже загорелся желтым пятнышком встречь ночи, - то следил бы с замиранием сердца, с возрастающим душевным ликованием за столь интенсивной светомузыкой, а родившееся настроение надолго бы стало обновляющей радостью.
Перед нами земля, которая вспоила и вскормила художника. Земля, любимая навсегда. Исхоженная тропинками, дорожками, дорогами… Для Николая Ромадина дорога - спутница, неотъемлемая часть пейзажа, след человека, его путь к Добру и Красоте.
"О красном вечере задумалась дорога…" И мы действительно видим затихшую, провожающую день дорогу. Над густыми тенями машут "красные крылья заката…".
О красном вечере задумалась дорога,
Кусты рябин туманной глубины.
Изба-старуха челюстью порога
Жует пахучий мякиш тишины.
Есенин, сказавший русскому пейзажу живые слова, - ; близок, дорог, священен для Ромадина. И мы находим в его картинах есенинские "розовость вод", "листву золотую", "алый свет зари"… Художник словно открывает истоки поэтического творчества поэта. "Есенин с дедом у костра", "Детство Есенина", "В родных местах Есенина"… Пестрый, богато и мягко изукрашенный лесной ковер; лошади, задумчиво стоящие в реке; дымка тумана - все это ликующее, утешающее, настраивающее на поэтический лад. Одна из последних картин - "Есенинская Русь" - приоткрытый заветный уголок души художника. Так любимое Ромадиным закатное солнце освещает деревенские избы на косогоре, лес, мальчишку на телеге, погоняющего лошадь… Есть в картине очарование загадки, проникновенность простоты и песенность поэзии.
Пабло Пикассо как-то сказал: "Не то важно, что художник делает, а важно, что он собой представляет…"
Картины Ромадина - это не только лирическое повествование о яркой красоте русской природы, но и "автопортрет" художника. Перед нами его настроения, переживания, радости - вся жизнь. Перед нами его трепетная и нежная душа. Побываете на выставке, обязательно остановитесь у "Новолунья": небольшое полотно, а сколько в нем прозрачной чистоты и свежести, какими чарующими видениями возникают в серо-голубоватом мире полузатопленные деревья!.. А в картине "Ночная тоска", где заколдована лунным светом призрачная деревня, угадываешь и иное состояние души художника.
Неоднократно пишет Ромадин распахнутое окно и свечу или лампу на подоконнике. И мы "видим", как он распахнул это окно, как смотрит в зыбкую синеву, где видны туманные очертания деревенских домишек, где пролегают пути-дороги, по которым ему шагать, наедине беседуя с природой. Не минуя ни золотого клена, ни рябины в снегу, ни простой дороги во ржи, ни прозрачного ручья, - потому что все открывается ему. И лесной ручей - простой, неказистый, но такой прозрачный и звенящий - журчит для него как одна из русских мелодий. "Общение с природой, - говорит художник, - просветляет сердце и голову, люди видятся добрее и ближе".
Его картины дарят нам именно это впечатление. Люди видятся добрее и ближе.
Кусты рябин туманней глубины.
Изба-старуха челюстью порога
Жует пахучий мякиш тишины.
Осенний холод ласково и кротко
Крадется мглой к овсяному двору;
Сквозь синь стекла желтоволосый отрок
Лучит глаза на галочью игру.
Обняв трубу, сверкает по повети
Зола зеленая из розовой печи.
Кого-то нет, и тонкогубый ветер
О ком-то шепчет, сгинувшем в ночи.
Кому-то пятками уже не мять по рощам
Щербленый лист и золото травы.
Тягучий вздох, ныряя звоном тощим,
Целует клюв нахохленной совы.
Все гуще хмарь, в хлеву покой и дрема,
Дорога белая узорит скользкий ров...
И нежно охает ячменная солома,
Свисая с губ кивающих коров.
Гой ты, Русь, моя родная,
Хаты - в ризах образа...
Не видать конца и края -
Только синь сосет глаза.
Как захожий богомолец,
Я смотрю твои поля.
А у низеньких околиц
Звонно чахнут тополя.
Пахнет яблоком и медом
По церквам твой кроткий Спас.
И гудит за корогодом
На лугах веселый пляс.
Побегу по мятой стежке
На приволь зеленых лех,
Мне навстречу, как сережки,
Прозвенит девичий смех.
Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою».
Не бродить, не мять в кустах багряных
Лебеды и не искать следа.
Со снопом волос твоих овсяных
Отоснилась ты мне навсегда.
С алым соком ягоды на коже,
Нежная, красивая, была
На закат ты розовый похожа
И, как снег, лучиста и светла.
Зерна глаз твоих осыпались, завяли,
Имя тонкое растаяло, как звук,
Но остался в складках смятой шали
Запах меда от невинных рук.
В тихий час, когда заря на крыше,
Как котенок, моет лапкой рот,
Говор кроткий о тебе я слышу
Водяных поющих с ветром сот.
Пусть порой мне шепчет синий вечер,
Что была ты песня и мечта,
Все ж, кто выдумал твой гибкий стан
И плечи - к светлой тайне приложил уста.
Не бродить, не мять в кустах багряных
Лебеды и не искать следа.
Со снопом волос твоих овсяных
Отоснилась ты мне навсегда
Мы теперь уходим понемногу
В ту страну, где тишь и благодать.
Может быть, и скоро мне в дорогу
Бренные пожитки собирать.
Милые березовые чащи!
Ты, земля! И вы, равнин пески!
Перед этим сонмом уходящих
Я не в силах скрыть моей тоски.
Слишком я любил на этом свете
Все, что душу облекает в плоть.
Мир осинам, что, раскинув ветви,
Загляделись в розовую водь.
Много дум я в тишине продумал,
Много песен про себя сложил,
И на этой на земле угрюмой
Счастлив тем, что я дышал и жил.
Счастлив тем, что целовал я женщин,
Мял цветы, валялся на траве
И зверье, как братьев наших меньших,
Никогда не бил по голове.
Знаю я, что не цветут там чащи,
Не звенит лебяжьей шеей рожь.
Оттого пред сонмом уходящих
Я всегда испытываю дрожь.
Знаю я, что в той стране не будет
Этих нив, златящихся во мгле.
Оттого и дороги мне люди,
Что живут со мною на земле.
Письмо матери
Ты жива еще, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!
Пусть струится над твоей избушкой
Тот вечерний несказанный свет.
Пишут мне, что ты, тая тревогу,
Загрустила шибко обо мне,
Что ты часто ходишь на дорогу
В старомодном ветхом шушуне.
И тебе в вечернем синем мраке
Часто видится одно и то ж:
Будто кто-то мне в кабацкой драке
Саданул под сердце финский нож.
Ничего, родная! Успокойся.
Это только тягостная бредь.
Не такой уж горький я пропойца,
Чтоб, тебя не видя, умереть.
Я по-прежнему такой же нежный
И мечтаю только лишь о том,
Чтоб скорее от тоски мятежной
Воротиться в низенький наш дом.
Я вернусь, когда раскинет ветви
По-весеннему наш белый сад.
Только ты меня уж на рассвете
Не буди, как восемь лет назад.
Не буди того, что отмечталось,
Не волнуй того, что не сбылось,-
Слишком раннюю утрату и усталость
Испытать мне в жизни привелось.
И молиться не учи меня. Не надо!
К старому возврата больше нет.
Ты одна мне помощь и отрада,
Ты одна мне несказанный свет.
Так забудь же про свою тревогу,
Не грусти так шибко обо мне.
Не ходи так часто на дорогу
В старомодном ветхом шушуне
Спит ковыль. Равнина дорогая,
И свинцовой свежести полынь.
Никакая родина другая
Не вольет мне в грудь мою теплынь.
Знать, у всех у нас такая участь,
И, пожалуй, всякого спроси -
Радуясь, свирепствуя и мучась,
Хорошо живется на Руси?
Свет луны, таинственный и длинный,
Плачут вербы, шепчут тополя.
Но никто под окрик журавлиный
Не разлюбит отчие поля.
И теперь, когда вот новым светом
И моей коснулась жизнь судьбы,
Все равно остался я поэтом
Золотой бревенчатой избы.
По ночам, прижавшись к изголовью,
Вижу я, как сильного врага,
Как чужая юность брызжет новью
На мои поляны и луга.
Но и все же, новью той теснимый,
Я могу прочувственно пропеть:
Дайте мне на родине любимой,
Все любя, спокойно умереть!
ПАСТЕРНАК
Мело, мело по всей землеВо все пределы.Свеча горела на столе,Свеча горела. Как летом роем мошкараЛетит на пламя,Слетались хлопья со двораК оконной раме. Метель лепила на стеклеКружки и стрелы.Свеча горела на столе,Свеча горела. На озаренный потолокЛожились тени,Скрещенья рук, скрещенья ног,Судьбы скрещенья.И падали два башмачкаСо стуком на пол.И воск слезами с ночникаНа платье капал.И все терялось в снежной мглеСедой и белой.Свеча горела на столе,Свеча горела.На свечку дуло из угла,И жар соблазнаВздымал, как ангел, два крылаКрестообразно.Мело весь месяц в феврале,И то и делоСвеча горела на столе,Свеча горела. * * * Никого не будет в доме, Кроме сумерек. ОдинЗимний день в сквозном проемеНезадернутых гардин. Только белых мокрых комьевБыстрый промельк маховой.Только крыши, снег и, кромеКрыш и снега, никого. И опять зачертит иней,И опять завертит мнойПрошлогоднее уныньеИ дела зимы иной,И опять кольнут донынеНеотпущенной виной,И окно по крестовинеСдавит голод дровяной.Но нежданно по портьереПробежит вторженья дрожь.Тишину шагами меря,Ты, как будущность, войдешь.Ты появишься у двериВ чем-то белом, без причуд,В чем-то впрямь из тех материй,Из которых хлопья шьют.Снег идет |
Про эти стихи |
Сосны |
Иней |
МАЯКОВСКИЙ
Дым табачный воздух выел. Комната - глава в крученыховском аде. Вспомни - за этим окном впервые руки твои, исступленный, гладил. Сегодня сидишь вот, сердце в железе. День еще - выгонишь, можешь быть, изругав. В мутной передней долго не влезет сломанная дрожью рука в рукав. Выбегу, тело в улицу брошу я. Дикий, обезумлюсь, отчаяньем иссечась. Не надо этого, дорогая, хорошая, дай простимся сейчас. Все равно любовь моя - тяжкая гиря ведь - висит на тебе, куда ни бежала б. Дай в последнем крике выреветь горечь обиженных жалоб. Если быка трудом уморят - он уйдет, разляжется в холодных водах. Кроме любви твоей, мне нету моря, а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых. Захочет покоя уставший слон - царственный ляжет в опожаренном песке. Кроме любви твоей, мне нету солнца, а я и не знаю, где ты и с кем. Если б так поэта измучила, он любимую на деньги б и славу выменял, а мне ни один не радостен звон, кроме звона твоего любимого имени. И в пролет не брошусь, и не выпью яда, и курок не смогу над виском нажать. Надо мною, кроме твоего взгляда, не властно лезвие ни одного ножа. Завтра забудешь, что тебя короновал, что душу цветущую любовью выжег, и суетных дней взметенный карнавал растреплет страницы моих книжек... Слов моих сухие листья ли заставят остановиться, жадно дыша? Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг. Александр Сергеевич, разрешите представиться. Маяковский. Дайте руку! Вот грудная клетка. Слушайте, уже не стук, а стон; тревожусь я о нем, в щенка смиренном львенке. Я никогда не знал, что столько тысяч тонн в моей позорно легкомыслой головенке. Я тащу вас. Удивляетесь, конечно? Стиснул? Больно? Извините, дорогой. У меня, да и у вас, в запасе вечность. Что нам потерять часок-другой?! Будто бы вода - давайте мчать, болтая, Будто бы весна - свободно и раскованно! В небе вон луна такая молодая, что ее без спутников и выпускать рискованно. Я теперь свободен от любви и от плакатов. Шкурой ревности медведь лежит когтист. Можно убедиться, что земля поката,- сядь на собственные ягодицы и катись! Нет, не навяжусь в меланхолишке черной, да и разговаривать не хочется ни с кем. Только жабры рифм топырит учащенно у таких, как мы, на поэтическом песке. Вред - мечта, и бесполезно грезить, надо весть служебную нуду. Но бывает - жизнь встает в другом разрезе, и большое понимаешь через ерунду. Нами лирика в штыки неоднократно атакована, ищем речи точной и нагой. Но поэзия - пресволочнейшая штуковина: существует - и ни в зуб ногой. Например вот это - говорится или блеется? Синемордое, в оранжевых усах, Навуходоносором библейцем - «Коопсах». Дайте нам стаканы! знаю способ старый в горе дуть винище, но смотрите - из выплывают Red и White Star"ы с ворохом разнообразных виз. Мне приятно с вами,- рад, что вы у столика. Муза это ловко за язык вас тянет. Как это у вас говаривала Ольга?.. Да не Ольга! из письма Онегина к Татьяне. - Дескать, муж у вас дурак и старый мерин, я люблю вас, будьте обязательно моя, я сейчас же утром должен быть уверен, что с вами днем увижусь я.- Было всякое: и под окном стояние, письма, тряски нервное желе. Вот когда и горевать не в состоянии - это, Александр Сергеич, много тяжелей. Айда, Маяковский! Маячь на юг! Сердце рифмами вымучь - вот и любви пришел каюк, дорогой Владим Владимыч. Нет, не старость этому имя! Тушу вперед стремя, я с удовольствием справлюсь с двоими, а разозлить - и с тремя. Говорят - я темой и-н-д-и-в-и-д-у-а-л-е-н! Entre nous.. чтоб цензор не нацыкал. Передам вам - говорят - видали даже двух влюбленных членов ВЦИКа. Вот - пустили сплетню, тешат душу ею. Александр Сергеич, да не слушайте ж вы их! Может, я один действительно жалею, что сегодня нету вас в живых. Мне при жизни с вами сговориться б надо. Скоро вот и я умру и буду нем. После смерти нам стоять почти что рядом: вы на Пе, а я на эМ. Кто меж нами? с кем велите знаться?! Чересчур страна моя поэтами нища. Между нами - вот беда - позатесался Надсон. Мы попросим, чтоб его куда-нибудь на Ща! А Некрасов4 Коля, сын покойного Алеши,- он и в карты, он и в стих, и так неплох на вид. Знаете его? вот он мужик хороший. Этот нам компания - пускай стоит. Что ж о современниках?! Не просчитались бы, за вас полсотни отдав. От зевоты скулы разворачивает аж! Дорогойченко, Герасимов, Кириллов, Родов - кар он однаробразный пейзаж! Ну Есенин6. мужиковствующих свора. Смех! Коровою в перчатках лаечных. Раз послушаешь.. но это ведь из хора! Балалаечник! Надо, чтоб поэт и в жизни был мастак. Мы крепки, как спирт в полтавском штофе. Ну, а что вот Безыменский?! Так... ничего... морковный кофе. Правда, есть у нас Асеев Колька. Этот может. Хватка у него моя. Но ведь надо заработать сколько! Маленькая, но семья. Были б живы - стали бы по Лефу соредактор. Я бы и агитки вам доверить мог. Раз бы показал: - вот так-то, мол, и так-то... Вы б смогли - у вас хороший слог. Я дал бы вам жиркость и сукна, в рекламу б выдал гумских дам. (Я даже ямбом подсюсюкнул, чтоб только быть приятней вам.) Вам теперь пришлось бы бросить ямб картавый. Нынче наши перья - штык да зубья вил,- битвы революций посерьезнее «Полтавы», и любовь пограндиознее онегинской любви. Бойтесь пушкинистов. Старомозгий Плюшкин, перышко держа, полезет с перержавленным. - Тоже, мол, у лефов появился Пушкин. Вот арап! а состязается - с Державиным...- Я люблю вас, но живого, а не мумию. Навели хрестоматийный глянец. Вы по-моему при жизни - думаю - тоже бушевали. Африканец! Сукин сын Дантес! Великосветский шкода. Мы б его спросили: - А ваши кто родители? Чем вы занимались до 17-го года?- Только этого Дантеса бы и видели. Впрочем, что ж болтанье! Спиритизма вроде. Так сказать, невольник чести... пулею сражен... Их и по сегодня много ходит - всяческих охотников до наших жен. Хорошо у нас в Стране Советов. Можно жить, работать можно дружно. Только вот поэтов, к сожаленью, нету - впрочем, может, это и не нужно. Ну, пора: рассвет лучища выкалил. Как бы милиционер разыскивать не стал. На Тверском бульваре очень к вам привыкли. Ну, давайте, подсажу на пьедестал. Мне бы памятник при жизни полагается по чину. Заложил бы динамиту - ну-ка, дрызнь! Ненавижу всяческую мертвечину! Обожаю всяческую жизнь!Прозаседавшиеся |
Дешевая распродажа |
БЛОК
* * * О, я хочу безумно жить: Всё сущее - увековечить,Безличное - вочеловечить,Несбывшееся - воплотить! Пусть душит жизни сон тяжелый,Пусть задыхаюсь в этом сне, -Быть может, юноша веселыйВ грядущем скажет обо мне: Простим угрюмство - разве этоСокрытый двигатель его?Он весь - дитя добра и света,Он весь - свободы торжество!