Краснокнижных серых китов на территории России добывать нельзя. Впрочем, есть одно исключение: коренные народы Севера, для которых вылов морских млекопитающих - это традиционный промысел. рассказывает, когда чукчи начали добывать китов и почему продолжают делать это до сих пор.

Жесть как она есть

Сначала может не происходить ничего целыми днями, в течение которых чукотские китобои сидят на берегу моря и пристально наблюдают, не появится ли вдалеке фонтанчик, который выбрасывает при всплытии кит, избавляясь от использованного на глубине воздуха.

И это сигнал: охотники садятся в лодки, берут на изготовку гарпуны и направляются к месту, где был замечен кит. Шансов уйти у него практически нет, ведь животное это достаточно медлительное, неспособное развить скорость моторного судна. Ничего романтичного в охоте на кита нет - это «убийство, совершенно первобытное», как писал в своем Facebook писатель , которому повезло лицезреть процесс воочию. Одни аборигены забивают животное гарпунами, другие стреляют в него из ружей, стараясь попасть в легкое. «Это было чистое рубилово. Мясо. Жесть как она есть», - вспоминал Багиров.

Чукотские китобои единственные в России имеют право добывать этих животных в рамках сохранения обычаев и традиционного уклада жизни северных народов - не в коммерческих целях. Из-за применения моторных лодок и современного оружия, конечно, этот промысел теперь выглядит совсем иначе, чем сто лет назад, но без него коренные жители утратят свою идентичность.

«Китов мы добываем для еды. А иначе мы будем голодать. И вот еще что - мы не можем жить без этой еды. Организм у нас так устроен. Как вы, русские, не можете без хлеба», - говорит один из них. О том, что организм чукчей требует китового мяса (как и организм русского человека - хлеба), можно поспорить, но оно действительно является одной из важнейших составляющих рациона этих людей. Многотонная туша серого кита способна кормить чукотский поселок всю зиму.

До нашей эры

Когда коренные народы Севера стали добывать китов? Сложно поверить, но, судя по всему, это произошло в XV-XIII веках до нашей эры. Именно этим временем датируются следы древней цивилизации, найденные на Чукотке, в селе Нунлигран, в 90-е годы прошлого века.

Исследователи, приехавшие в этот населенный пункт, обнаружили под слоем почвы добротную одежду и обувь из шкур морских животных, искусно сделанные лодки и дома. Оказалось, что древние люди создавали произведения искусства, имели собственную религию и жили по календарю.

Киты и другие морские животные играли очень важную роль не только в поддержании жизнедеятельности племени, но и в развитии цивилизации. Иметь достаточно мяса не только для пропитания, но и для заготовок на долгое время - значит располагать большим количеством времени для саморазвития и обустройства быта.

Ученые, исследовавшие древнюю культуру, отмечали, насколько тонко и аккуратно изготовлены бытовые предметы - ложки, иглы, посуда… Казалось, будто у этих людей было налажено фабричное производство!

Отдельного внимания заслуживает качество их охотничьего снаряжения. Например, в конструкции гарпунов использовались поворотные наконечники, к которым привязывался линь, крепившийся к лодке. Когда кит был загарпунен, наконечник срывался с древка, оставался в теле жертвы и за счет шпоры с обратной стороны вставал поперек раны - так, чтобы животное не могло уйти. Потом туша транспортировалась к берегу при помощи надувных поплавков из шкур нерпы.

Посланник бога

Поселение народа Уненен (так его назвали исследователи) было уничтожено три тысячи лет назад мощным землетрясением, но местные аборигены продолжали добывать морских животных. Самой желанной добычей был огромный гренландский кит, которого буквально боготворили, ведь его туша могла предоставить еду и топливо для небольшого поселения на целую полярную зиму. Из костей этого животного строили жилища, сушилы для лодок и сооружения религиозного назначения.

«Я думаю, бог или еще кто-то там наверху гренландского кита сделал специально для нас. В древности без него не выжить. Он и дом, и еда, и корм для собак, и тепло для людей. И потом, на китов глядеть очень интересно, но главное - полезно и необходимо, чтобы полноценным человеком и охотником стать. Киты дают нам спокойствие и красоту жизни», - рассказал коренной житель региона Николай Гальгаугье.

Сейчас аборигенам разрешается по квотам вылавливать небольшого серого кита, популяция которого относительно многочисленна, несмотря на то, что он, как и гренландский, занесен в Красную книгу. Тем не менее коренные жители, хотя и очень редко, ловят гренландских китов.

Фото: Robert King / Globallookpress.com

В последний раз это произошло в сентябре 2017 года. Тогда жители села Лорино поймали в Беринговом море 15-метрового гренландского кита - второго за последние три года. Ловили его полдня, а для того, чтобы поднять тушу на берег, пришлось собрать всю имеющуюся в населенном пункте технику. После этого кита разделали, а мясо его заморозили в холодильниках на зиму.

Понятно, что раньше никаких холодильников у аборигенов не было. Куски туши гренландского кита заквашивали и сохраняли в специальных полуподземных мясных ямах в незамороженном состоянии. А вот мясо серого кита хранить таким образом нельзя - протухнет. Поэтому его закладывали глубже, в вечную мерзлоту, которая и была своеобразным «холодильником».

Киты и самобытность

Так или иначе, традиционные промыслы влияют на популяцию краснокнижных китов. «Зеленые» всего мира борются за полный запрет добычи этих животных. Смогут ли прожить аборигены без китового мяса? Конечно, ведь в поселках есть магазины, на полках которых всегда есть еда. С голоду не помрут.

«Тогда зачем добывать китов, моржей и нерп? - задается вопросом в своем блоге путешественник Евгений Басов. - Аргумент - право народа на самобытность. Никто не вправе ограничивать этнос в вопросах самосохранения». Если запретить морской промысел коренному жителю Чукотки - куда он пойдет, в чем найдет смысл жизни? Без этого рода деятельности народ просто исчезнет, растворится в других.

«Большая часть чукчей и эскимосов живут в маленьких селах, в которых жили их родители, родители их родителей, - продолжает Басов. - В мировоззрении жителей побережья единственным правильным трудом считается профессия охотника. Он кормилец не только семьи, но и всей общины. Что может быть приятнее родителю, чем услышать от соплеменников: "Твой сын стал настоящим охотником" - и при этом показать на iPhone, как он гарпунит кита. Это круче, чем олимпийские медали, президентские гранты и тысяча ящиков сгущенки».

Понимают это и власти. В 2010 году государство предоставило общинам морских зверобоев Чукотки оборудование, необходимое для охоты, - ведь к тому времени имевшееся у них практически пришло в негодность. А поскольку никому, кроме коренных народов, этот промысел не нужен (он осуществляется исключительно в некоммерческих целях), поддерживать их самобытность больше некому.

Гарпуном – ответ неверный. Правильный ответ: копьем. Для ранних китобоев гарпун не служил орудием убийства, он использовался для прицепления к киту линя (веревки). Метал гарпун профессиональный гарпунщик, стоя на носу гребной шлюпки и упершись коленом в специальный вырез на банке. Дождавшись, пока расстояние между лодкой и китом сократится до шести метров, гарпунщик бросал в жертву гарпун. На конце гарпуна закреплялась веревка в 150 саженей (275 м) длиной, пропитанная животным жиром (чтобы лучше «травиться»), аккуратно смотанная и уложенная в большой чан между скамьями для гребцов. Кроме того, веревку регулярно поливали водой, чтобы при разматывании та не загорелась от трения.

Когда вся веревка вытягивалась, китобоев ждало «нантакетское катание на санях». Это когда загарпуненный кит тащит судно со скоростью 42 км/ч – быстрее в те годы человек по воде передвигаться просто не мог. (В XIX веке остров Нантакет, расположенный у побережья штата Массачусетс, был центром китобойного промысла Северной Атлантики.) Проходило много часов, прежде чем кит наконец выбивался из сил и лодка подходила к нему поближе. Вот тогда-то место гарпунщика занимал капитан или его помощник и наносил жертве смертельный удар копьем (бросок копья считался прерогативой исключительно офицеров). Крик «There’s fire in the chimney!» («Дым из трубы!») означал, что из дыхала кита бьет кровь и конец близок.

После этого тушу подтягивали к кораблю, привязывали цепью и начинали «обдирать» – резать прямо с палубы с помощью острых инструментов с удлиненной ручкой. Нередко работа превращалась в состязание «кто быстрей» со стаями акул, вырывавших из туши куски ворвани, пока «мясники» орудовали ножами. Ремесло гарпунщика считалось настолько опасным, что норвежцы допускали к нему лишь неженатых мужчин.

Все изменилось в 1868 г., когда норвежский инженер Свен Фойн придумал гарпунную пушку. Разрывная граната на конце гарпуна – вот она-то действительно убивала кита, а саму пушку теперь можно было ставить хоть на палубе больших паросиловых судов. Это была революция в китобойном промысле: гарпунная пушка Фойна сделала возможной охоту на более быстрых и более мощных китов, таких как рорквалы (от норвежского royrkvaL «бороздчатый кит», из-за рядов гребней, идущих по всей длине нижней части кита, подобно нитям автомобильной шины) – голубые (или синие) киты. Впоследствии Фойн предложил модернизированный вариант взрывающегося гарпуна, который накачивал туши китов-полосатиков воздухом, поскольку до этого они тонули сразу же после выстрела.

Синий кит (или блювал, большой полосатик) стал самым прибыльным из всех возможных уловов: 27-метровое животное давало 15 900 литров жира. К 1930-м гг. ежегодное число истребляемых синих китов достигло 30 000. И когда в 1966 г. Международная китобойная комиссия объявила мораторий на охоту на синих китов, их популяция сократилась с 186 000 (1880 г.) до 5000 особей.

Кит Моби Дик из одноименного романа (1851) Германа Мелвилла имел реальный прототип – кашалота-альбиноса по кличке Мока Дик, которого часто видели неподалеку от чилийского острова Мока. Тело его было буквально истыкано дюжиной гарпунов – «сувениров» от сотни схваток с китобоями в 1830-1840-х гг.

В 2007 г. коренные жители Аляски убили на охоте гренландского кита и обнаружили в его ворвани застрявший наконечник и фрагменты гарпуна-гранаты, датированного 1880 г. Это означает, что эта особь прожила не менее 130 лет.