Это был легендарный проект атомной подводной лодки, родившийся в ходе сумасшедшей военной гонки между СССР и США. Обидные провалы и жесткие выводы, авантюрные приказы и настоящий героизм моряков, шпионские подводные слежки и засады подо льдом - история лодок серии 671 полна драматизма и острых сюжетов, по которым можно снять не один триллер мирового уровня.

В рамках проекта было построено и спущено на воду сорок восемь субмарин с разным боевым оснащением и постоянными усовершенствованиями. Это был важнейший этап в советском военном судостроении: именно во время жесткого противостояния с США отечественные верфи научились делать подводные лодки высочайшего класса.

Когда все началось

Это было после Второй мировой войны. Первая атомная подводная лодка в мире появилась лишь в 1954 году, это был знаменитый американский «Наутилус» с максимальной подводной скоростью 23 узла. Он сумел проплыть подо льдами к Северному полюсу, завоевав себе почетное место в истории мирового подводного флота.

СССР отстал от «Наутилуса» на четыре года: в 1958 году на воду спустили «Ленинский комсомол» - советскую первую атомную подводную лодку, способную под водой обогнать американца без каких-либо усилий: ее подводная максимальная скорость была уже 30 узлов.

Стороны работали в неравных условиях. Если предыдущий лодочный проект под номером 627 создавали, опираясь на опыт с дизельными кораблями и скудную информацию от американцев, то лодки второго поколения делались с учетом собственного нелегкого опыта. Уже в то время снабжение расходными материалами и сопутствующим оборудованием проводилось по совершенно разным каналам и принципам. Американцы могли выбирать лучшие образцы электроники или, к примеру, орудий для стрельбы по всему миру - хоть в Японии, хоть в Швеции. Наши же ребята работали только с отечественными производителями с понятными трудностями.

Исторический толчок: конфуз в Саргассовом море

В 1962 году мир замер в ожидании развязки крупнейшего американо-советского конфликта по поводу размещения на Кубе советских ядерных ракет. Соединенные Штаты Америки ввели строгий морской карантин, чтобы перекрыть советским морским судам путь к Кубе. Советское руководство немедленно ответило на такой демарш. Приказ был жестким и экстренным: прорвать морскую блокаду с помощью советских подводных лодок.

К кубинским берегам срочно вышли четыре дизельных лодки, усиленных ядерными торпедами и оснащенных новейшими тактическими советскими разработками, позволяющими уклоняться от противника под водой. Так казалось советским подводникам.

Закончилось все катастрофически. В Саргассовом море наши лодки были быстро обнаружены с помощью гидрофонов новейшей американской системы слежения Sosus. Американцы начали сбрасывать на лодки гранаты, не давая подняться на поверхность воды, что для дизелей жизненно необходимо. В дикой жаре и при нехватке кислорода подводники падали в обморок.

Дело кончилось тем, что лодка Б-130 первой была вынуждена подняться на поверхность воды на виду у всех. Это был отчаянный и смелый жест капитана подлодки, который послал шифровку с убийственным текстом о вынужденном всплытии, сломанном дизеле и разряженной батарее. И о том, что Б-130 окружили четыре американских эсминца. Следом за этой шифровкой пришли сообщения от остальных экипажей с примерно таким же содержанием. Авантюра, храбрость, полная неудача - вот самые подходящие слова для короткого резюме, которое в итоге оказалось жестоким и одновременно эффективнейшим уроком. Ведь именно с этого обидного провала начался путь знаменитых атомных подводных лодок 671.

Выводы и новые задачи для субмарин второго поколения

Уровень осведомленности советских подводников, которые участвовали в Карибском кризисе, был нулевым: ведь они были уверены, что в штабе ВМФ СССР сидит американский шпион. И только поэтому американские корабли смогли так быстро обнаружить наши дизели.

У советских первого поколения ракеты были катастрофически малой дальности. По этой причине им пришлось идти на прорыв морской обороны США - стрелять издалека они не умели. Для их охраны нужны были лодки нового типа с совершенно новой задачей: охотиться не за надводными кораблями, а за подводными лодками противника. Нужны были новые подводные охотники - истребители для защиты ракетоносцев.

Главными критериями были определены подводная скорость, глубина погружения и маневренность. Отсюда и особая форма лодок проекта 671 - все под функции и задачи. Отсюда и "рыбная" шифровка серий.

Проект 671 «Ерш»: новые подводные охотники

Знаменитый ленинградский «Малахит» - никакая не ювелирная фирма, как можно было бы подумать. Это серьезнейшее конструкторское бюро, которому поручили разработку новых подводных лодок проекта 671. Главной задачей была борьба с американскими стратегическими субмаринами, которые являлись по своей сути подводными ракетоносцами. Плавая подо льдами, они были неуязвимы. А крупнейшие и стратегические города СССР Москва, Мурманск, Ленинград и Севастополь были под постоянной угрозой удара ракетой.

Обстановка была напряженной, прессинг со стороны руководства был огромным, скорость проекта была фантастической. Дело осложнялось еще и новыми неприятностями с американской стороны: там тоже не дремали.

Уже в 1963 году американцы спустили на воду новый класс субмарин «Лафайет». По своим функциям они являлись специализированными ракетоносцами. Их главной особенностью была фантастическая бесшумность. Советская локаторная аппаратура засекала их на расстоянии всего нескольких километров. Такая ситуация могла привести к нонсенсу: подводная лодка 671 могла устареть еще до своего рождения. Решение, конечно, нашли. Пришлось создавать новый процесс загрузки торпед: он теперь стал полностью автоматизированным. Многое в этом проекте делалось в советском судостроении впервые, этот момент был по-настоящему прорывным.

Технические характеристики и проекта 671 под названием «Ерш» были следующими:

  • длина и ширина лодки 95 и 11,7 метров соответственно;
  • глубина погружения 320 метров;
  • атомная силовая установка с мощностью турбин в 30 000 лошадиных сил;
  • подводная скорость 32 узла;
  • способность плавания в автономном режиме - 50 суток.

Из вооружения "ершики" были снабжены минами в количестве 36 штук и двумя ракетами SS-N-15.

Первое боевое крещение

Подводное противостояние новых подводных охотников проекта 671 и американских стратегических субмарин превращалось в интереснейшую хронику, по которой можно было бы снять отличный остросюжетный сериал.

Американцы держали под своим контролем практически половину Антарктики благодаря отличной модифицированной системе «Sosus». В их базе данных хранились записи всех шумов, производимых советскими судам вплоть до гражданских кораблей. А уж по каждой подводной лодке были составлены настоящие развернутые шумовые портреты. Тактика обнаружения также изменилась. Американцы не сообщали, что обнаружили советскую субмарину, вместо этого они продолжали контролировать ход лодки скрытно, буквально висели на хвосте, как в шпионском романе. Они могли это делать, потому что были бесшумными, как кошки.

Как же наши новые субмарины при таком непростом раскладе? Они проявили себя с самого начала отлично. При прорывах противолодочных блокад (что и было их главной функцией) "ерши" оказались вполне эффективными. Шумели они, конечно, сильно в сравнении с американскими лодками, но зато уж по скорости и ходовым качествам обгоняли всех и легко уходили от преследования. Иными словами, первая боевая задача в стартовой серии подводных лодок проекта 671 была выполнена. Конструкторы с моряками справились на отлично.

Проект 671 РТ «Семга»

В начале 70-х пришла новая беда. Наши подводные охотники 671 серии оказались в роли дичи - на них самих началась охота. Дело было в очередной модернизации вооружения ВМФ США. На их лодках появились новые ракеты с разделяющей боевой частью. Но не они стали главной проблемой, а так называемая ракета-торпеда - противолодочное оружие с повышенной дальнобойностью. Эта ракета-торпеда в воде двигалась как типичная торпеда. Затем она выходила из воды и превращалась в ракету, которая летела в положенную точку. В этой точке от нее отходила специальная боевая часть, которая взрывалась на нужной глубине в воде.

У конструкторов бюро «Малахит» вновь появилась срочная задача «догнать и обогнать». Советский ответ пришел через год: это была модифицированная лодка 671 с аббревиатурой РТ под шифром «Семга». Главным ее преимуществом был новый ракетный комплекс «Вьюга» с увеличенной дальностью полета ракеты до 40 км, мощным калибром и ядерной боевой головкой.

"Семга" была способна уничтожить лодки противника в нескольких километрах от эпицентра. Дополнительным вооружением стали аппараты для торпед повышенной мощности с калибром 650 мм. Лодки удлинили на целый отсек, повысилась комфортность пребывания экипажа. Хорошо поработали с пресловутой шумностью: сумели снизить ее в пять раз, что, впрочем, было все равно недостаточным. На фото подводная лодка 671 проекта РТ.

В 1975 году случилась курьезная история. Отдел обороны ЦК КПСС срочно созвал всех конструкторов - подводников на экстренное совещание. Их встретил прокурор с официальной жалобой в руках. Жаловался офицер ВМФ, работающий в приемном аппарате. Он считал, что главная проблема всех лодок проекта 671 в виде высокой шумности (а это было именно так) является следствием запланированных действий конструкторов. Дело закончилось подробнейшим разбором полетов, после которого конструкторы пообещали перебрать все возможные варианты снижения шумности. Правильное решение в конце концов нашли. Главные источники шума - турбину и турбогенераторы разместили на амортизаторах внутри специальной камеры. Впоследствии такую схему размещали на всех следующих лодках. Первый же выход бесшумной лодки 671 РТ навел переполох среди американцев: атлантическое и антарктическое спокойствие они потеряли навсегда.

У "Семги" были отличные технические характеристики:

  • длина 102 м и ширина 10 м;
  • возможность погружения на 350 м;
  • силовая атомная установка мощностью в 30 000 лошадиных сил;
  • подводная скорость 30,5 узлов;
  • возможность автономного плавания 60 суток;

Вооружение было более чем серьезное: 12 торпедных аппаратов разного калибра и две ядерных ракеты SS-N-16.

Проект 671 РТМ: а теперь "Щуки"

Эта серия - чрезвычайно интересный проект со всех точек зрения, его полезно было бы изучать в университетах в рамках производственного менеджмента. Прежде всего, это была попытка (весьма успешная в итоге) выжать из двух проектов 671 и 671 РТ все, что только возможно. Дело в том, что параллельно уже полным ходом строились субмарины третьего поколения - принципиально новые проекты 945 и 971 с кардинальным снижением уровня шумности и мощным комплексом вооружений.

В устройство подводной лодки проекта 671 РТМ были введены новейшие мощные гидроакустические и навигационные комплексы. Новые средства связи были на мировом уровне. Также были установлены два атомных реактора со значительным повышением мощности. Усовершенствования коснулись всех систем лодки. С учетом таких трансформаций подводная лодка РТМ 671 плавно перешла в категорию субмарин третьего поколения.

Легендарная «Щука» - самая продвинутая опция проекта. проекта 671 РТМ представляла собой многоцелевую атомную субмарину. Всего под аббревиатурой РТМ было выпущено 26 моделей - целая серия лодок с великолепными техническими характеристиками, среди которых:

  • предельная глубина погружения 600 м;
  • максимальная подводная скорость 31 узел;
  • два мощных реактора по 31 000 лошадиных сил каждый.

В автономном плавании лодка могла находиться в течение 80 суток. Команда экипажа требовалась уже более солидного размера - примерно 100 человек.

Главным же преимуществом подводной лодки 671 проекта РТМ было ее вооружение: крылатые ракеты «Гранат», 24 торпеды или 34 мины - в зависимости от модификации конкретной лодки. Такая комплектация в сочетании со скоростью и плавучестью делала серию РТМ уникальной. Атомный реактор подводной лодки отвечал всем требованиям безопасности.

В итоге проект 671 вышел очень грамотным с технической эволюционной точки зрения: его началом было создание новой лодки второго поколения, а концом стала трансформация субмарин 671 РТМ в подводные корабли новейшего третьего поколения.

Строились АПЛ проекта 671 РТМ на двух заводах: знаменитом Адмиралтейском объединении в Санкт-Петербурге и Судостроительном заводе имени Ленинского Комсомола в Комсомольске-на-Амуре. Финальная доводка производилась на заводе «Звездочка» и на базе в Большом Камне.

Паритетная гонка вооружений под водой

Исторически проект атомной подводной лодки проекта 671 РТМ по срокам совпадал с началом американской программы постройки многоцелевых АПЛ третьего поколения типа SSN-688. В итоге они стали самой массовой серией субмарин в мировой истории подводного флота (всего было выпущено 62 единицы). На фото атомная подводная лодка «Лос-Анджелес» - головной корабль со скоростью 31 узел и вооружением из 26 торпед. Он был спущен на воду в 1976 году.

Совпадение сроков, конечно, не было случайным. Дело в том, что американские атомные субмарины в то время были значительно лучше советских лодок по уровню скрытности и акустическим возможностям. Разрыв постепенно сокращался, но не исчезал полностью.

Американцам тоже было над чем поработать: они уступали советским аналогам в максимальной скорости подводного хода, да и боевая живучесть с маневренностью у "щук" были выше. По уровню вооружения обе серии могли поспорить, но у советских 671 РТМ определялось относительное преимущество.

Немаловажным было и то, что для обслуживания лодок серии 671 РТМ требовалось меньше народу. Таким образом, за счет компактного экипажа условия обитаемости на борту были намного выше. Может показаться, что данный критерий не относится к ключевым. Но если учитывать многомесячные автономные рейды субмарин, к примеру, подо льдом, условия обитаемости выходят по своей значимости на первый план: это состояние и настроение экипажа.

В целом по оценкам независимых экспертов субмарины 671РТМ и SSN-688 были примерно равноценными. Можно сказать, что гонка двух условных противников по усовершенствованию и оборонной мощи шла параллельно, оба участника шли примерно на равных.

Про американские атомные подводные лодки в мировой прессе писали много. Даже среди обывателей это был известный и обсуждаемый проект. О советских подводных лодках проекта 671 не знал практически никто в силу традиционной чрезвычайной скрытности советских подводников. Даже сейчас информация о них ограничена узкими профессиональными ресурсами. Трудно отыскать в сети, к примеру, качественные фото атомной подводной лодки класса «Щука».

Поэтому многолетняя история подводных «догонялок» двух стран-соперниц также остается за тайными шторами. А зря, интереснейших случаев было много. Один из самых ярких - крупная операция «Апорт» в Атлантическом океане в 1985 году, когда советские подводники «умыли» своего условного противника - ВМФ США. Все напоминало настоящую охоту с засадой, что вполне закономерно: весь проект 671 создавался именно для охоты на вражеские подводные лодки.

В конце мая из базы Западная Лица на Кольском полуострове в океан выплыли три красавицы охотницы класса РТМ с двумя примкнувшими к ним лодками 671 других модификаций. Само собой, такую атомную подводную команду американская морская разведка не могла не заметить. Заметили, но… потеряли. Искали всей разведкой самым интенсивным образом. Единственным американским успехом стало обнаружение лодки К-488, лишь когда она уже возвращалась домой на базу. А наши красавицы тем временем занимались своими перманентными боевыми задачами: следили за ракетными субмаринами и противолодочной авиацией ВМФ США во время их патрулирования. В итоге американцы без успеха охотились за командой лодок 671 РТМ в течение целого месяца. «Апорт» завершился 1 июля 1985 года.

Операция «Атрина» была для советских подводников принципиальной и важнейшей в политическом смысле. На этот раз в ней участвовала «великолепная пятерка» известных субмарин К-244, К-255, К-298, К-299 и К-524. Пятерка лодок имела поддержку в виде морской авиации и пары разведывательных кораблей, снабженных специальными гидроакустическими системами с антеннами. Как и в прошлый раз, американцы знали о выходе лодок, но сразу же потеряли их в Атлантическом океане. Охота началась снова, подтянули все силы обнаружения в виде трех поисковых групп с привлечением британских кораблей. Лодки ушли незамеченными и достигли того самого злополучного Саргассова моря.

Американцы сумели найти контакт с лодками лишь через восемь суток с начала операции. Они приняли "щук" за ракетные подводные крейсеры, по поводу чего серьезно волновались. Все эти действия проводились в период пика холодной войны.

Итоги операций «Апорт» и «Атрина» показали, что ВМФ США не сможет обеспечить эффективного противодействия АПЛ нового поколения проекта 671 РТМ при их массированном использовании.

Это была важнейшая победа советского военного флота. Вот что значит делать правильные вводы. Подводники всегда умели это делать.

Еще одной известной героической страницей стало подледное плавание знаменитой невероятной сложности лодки К-524. Задачей было переплыть из Северного Ледовитого океана в Атлантический с обходом острова Гренландия с северо-востока. Этот переход стал легендой, а капитан Протопопов В.В. получил звезду Героя Советского Союза.

Шумность. Обшивка. Акустика. Списывать…

К величайшему сожалению, да. Всему приходит конец, и легендарные охотницы подводные лодки проекта 671 "Ерш", "Семга" и "Щука" не стали исключением. Вопрос их модернизации рассматривался командованием ВМФ России самым серьезным образом несколько лет назад. Это был конкурс проектов модернизации "щук", где прорабатывались все возможные варианты.

Все дело в высокой шумности лодок - критерии, по которому 671 серия проигрывала американским «Лос-Анджелес» еще во времена бешеной гонки усовершенствований.

Цена модернизации лодки была бы примерно равной стоимости новой лодки. Нужно было бы менять всю начинку, включая новейшие гидроакустические системы и, конечно, сами реакторы. Обшивка также нуждалась бы в серьезнейшей доводке.

Таким образом, модернизация была признана бесперспективной. К 2015 году лодки были списаны. Знаменитый проект 671 подводных лодок закончился. Подводники помнят и ценят его, это было славное время для полета инженерной мысли, технических находок и подвигов подводников, которые до сих пор мало кому известны.

Вишневский Вадим, ученик 2 класса

В работе рассказывается история создания подводных лодок в России.

Скачать:

Предварительный просмотр:

Чтобы пользоваться предварительным просмотром презентаций создайте себе аккаунт (учетную запись) Google и войдите в него: https://accounts.google.com


Подписи к слайдам:

Подводные лодки Работу выполнил: Вишневский Вадим, ученик 2 «А» класса ГБОУ школы № 683 Приморского района

узнать больше о своих родственниках, и х нелёгкой профессии; познакомиться с историей подводного флота в России; где строят лодки; какие в нашем городе есть музеи, посвященные истории подводного флота. ЦЕЛЬ ПРОЕКТА:

ПЛАН: I. Почему я заинтересовался подводными лодками. II. История создания подводной лодки: 1.Первая подводная лодка в России. 2.Первая боевая подводная лодка. 3.Атомные подводные лодки. III. Заводы, конструирующие подводные лодки, в Санкт-Петербурге. IV. Музеи подводного флота в Санкт-Петербурге. V. Заключение.

Мой дедушка, Леонид Николаевич, моряк-подводник, служил в Гаджиево на подводной лодке К-19. Ушел на пенсию в звании капитана II ранга.

Мой дядя, Олег Анатольевич, моряк-подводник, служил в Гаджиево, заканчивал Военно-морское училище подводного плавания им. Фрунзе в Санкт-Петербурге.

Мой папа - капитан III ранга, Александр Леонидович, закончил Военно-морское училище подводного плавания в Санкт-Петербурге.

«Потаённое» судно

Памятник первой российской подводной лодке в курортном пригороде Санкт-Петербурга - Сестрорецке.

Подводные лодки Джевецкого – первая в мире серия боевых подводных аппаратов.

Памятник подводной лодке Джевецкого установлен в Гатчине в месте испытания второй модели подводной лодки.

Первая боевая подводная лодка «Дельфин»

Подводная лодка К-19 - первый советский атомный ракетоносец

Самая большая атомная подводная лодка «Акула», она же «Тайфун», была спроектирована в ЦКБМТ «Рубин» и построена на заводе Адмиралтейские верфи, в Санкт-Петербурге. Строительство началась в 1960 году. Она была построена в рекордно короткие сроки - за 5 лет.

ОАО «Адмиралтейские верфи» Судостроительный завод «Северная верфь» Кронштадтский морской завод Балтийский завод

Центральный военно-морской музей

Первый в России музей подводного флота находится по адресу: Кондратьевский проспект, 83/1. Музей был открыт в 1993 году и носит имя моряка-подводника Александра Маринеско.

Мемориальный комплекс подводной лодки Д-2 « Народоволец» является уникальным памятником истории отечественного кораблестроения и героических действий подводников в годы Великой Отечественной войны.

Плавучий музей подводной лодки С-189 наб. Лейтенанта Шмидта, напротив Морского корпуса Петра Великого, м. Василеостровская

Музей истории подводного флота в здании Военно-морского училища подводного плавания.

В год 300-летия Санкт-Петербурга школе, ГОУ СОШ № 134, было присвоено имя героя-подводника, старшего помощника командира АПРК " Курск«, Дудко С.В. В связи с этим в школе создан музей " Из истории подводного флота России".

Предварительный просмотр:

Выступление Вишневского Вадима,

ученика 2 «А» класса школы № 683 Приморского района.

Тема: «Подводные лодки»

Цели и задачи:

Узнать больше о своих родственниках, их нелёгкой профессии;

Узнать историю подводного флота в России;

Где строят лодки;

Какие в нашем городе есть музеи, посвященные истории подводного флота.

План:

I. Почему я заинтересовался подводными лодками.

II. История создания подводной лодки:

1.Первая подводная лодка в России.

2.Первая боевая подводная лодка.

3.Атомные подводные лодки.

III. Заводы, конструирующие подводные лодки, в Санкт

Петербурге.

IV. Музеи подводного флота в Санкт-Петербурге.

V. Заключение.

Здравствуйте, меня зовут Вишневский Вадим. Я – ученик

2 «А» класса 683 школы.

Слайд 1

Моя тема: «Подводные лодки».

Тема была выбрана мною не случайно. Как и многие мальчишки, я интересуюсь военной техникой. А главное, в моей семьей выросло не одно поколение моряков-подводников.

Слайд 2

Мне захотелось больше узнать о своих родственниках, их нелёгкой профессии, узнать историю подводного флота в России, где строят лодки и какие в нашем городе есть музеи, посвященные истории подводного флота.

Слайд 3

Мой дедушка – Леонид Николаевич, капитан II ранга, служил на первой атомной подводной лодке К-19 в Гаджиево, город в Мурманской области, названный в честь героя моряка-подводника Магомета Гаджиева.

Слайд 4

Мой дядя – Олег Анатольевич, тоже моряк-подводник, служил в Гаджиево, как и мой дедушка.

Слайд 5

Мой папа - капитан III ранга, Александр Леонидович, закончил Военно-морское училище подводного плавания в Санкт-Петербурге.

А мой двоюродный дедушка – контр-адмирал, Николай Николаевич.

Слайд 6

В России всегда был интерес к подводному плаванию. Первую лодку, ее тогда называли «потаённым» судном, попытался создать плотник Ефим Никонов. Это было при Петре I. Через несколько лет созданный образец прошел испытания на Галерном дворе, судно опустили на воду, но при этом повредили ему днище. Работы были прекращены, а неграмотный изобретатель был послан на верфи плотником.

Слайд 7

Памятник первой подводной лодке находится в Сестрорецке.

Слайд 8

Подводные лодки Джевецкого – первая в мире серия боевых подводных аппаратов. Применялись в 1880-е годы для обороны российских военных портов на Балтийском и Черном морях, также использовались во время русско-японской войны 1904-1905 годов.

Слайд 9 Памятник подводной лодке Джевецкого установлен в Гатчине.

Слайд 10

Первая боевая подводная лодка «Дельфин» была спроектирована Бубновым в 1900 году и служила для подготовки первых русских подводников. За время русско-японской войны 17 дней провела в море и совершила боевой поход.

Слайд 11.

Подводная лодка К-19 - первый советский атомный ракетоносец, на котором служил мой дедушка и совершил немало походов. За многочисленные аварии лодка имела на флоте прозвище «Хиросима». Лодка была спущена на воду в 1959 году.

Слайд 12.

Самая большая атомная подводная лодка «Акула», она же «Тайфун», была построена в 1960 году в рекордно короткие сроки - за 5 лет. Подводная лодка высотой с 9-этажный дом и длиной почти в два футбольных поля. Проект «Акула» стал самой большой подводной лодкой в мире, лодка занесена в книгу рекордов Гинесса.

Слайд 13.

В Санкт-Петербурге много заводов, занимающихся конструированием и ремонтом подводных лодок. Среди них:

"Адмиралтейские верфи" - старейшая судостроительная верфь России, На заводе были построены лодки проекта «Акула».

Судостроительный завод «Северная верфь » является одним из лидирующих предприятий оборонной промышленности России.

Балтийский завод построил первую боевую подводную лодку «Дельфин», а также подводную лодку С-189, в которой в настоящее время создан плавучий музей.

Также у нас есть Кронштадтский морской завод , который производит бронированные военные суда, делает ремонт и совершенствует корабли.

Слайд 14.

В нашем городе имеется более 100 морских музеев. Старейшим является Центральный военно-морской музей, созданный в 1709 г. по указу Петра I.

Слайд 15.

Первый в России музей подводного флота, открывшийся в Петербурге в 1993 году, носит имя моряка-подводника Александра Маринеско, Это Герой Советского Союза, совершивший немало подвигов во имя Родины.

Слайд 16.

Мемориальный комплекс подводной лодки Д-2 "Народоволец" является уникальным памятником истории отечественного кораблестроения и героических действий подводников в годы Великой Отечественной войны .

Слайд 17.

Интересен, как детям, так и взрослым, плавучий музей подводной лодки С-189. Это – последняя на территории Российской Федерации средняя дизельная подводная лодка. Она 35 лет находилась в составе Балтийского флота, но в 90-х годах пришла в негодность и затонула в Кронштадте. Но лодку решили сохранить и открыли в ней музей. В отсеках лодки сохранена реальная обстановка службы и быта советских подводников.

Слайд 18.

Также в Санкт-Петербурге существует музей истории подводного флота, находящийся в здании Военно-Морского училища подводного плавания, которое заканчивал мой папа. Училище воспитало 13 Героев Советского Союза и 4 Героя России.

Слайд 19.

В год 300-летия Санкт - Петербурга школе, ГОУ СОШ № 134, было присвоено имя героя-подводника, старшего помощника командира атомной подводной лодки "Курск", Сергея Дудко. В связи с этим в школе создан музей "Из истории подводного флота России".

Слайд 20.

12 августа 2000 года подводная лодка «Курск» затонула в Баренцевом море, тайна ее гибели неизвестна до сих пор.

Я понял, что профессия подводника трудна и опасна, потому что море не прощает ошибок, и члены экипажа несут ответственность друг за друга. Нужно быть собранным и внимательным. Подводники – смелые и надежные люди, никогда не бросят друга в беде!

Подводники – особый народ!

Сам для себя я еще не решил, кем хочу стать в будущем, но мне очень интересна и близка профессия моряка-подводника.

Спасибо за внимание!

Слайд 21 – Фильм

В книге «Судьбы военнопленных — Советские военнопленные в Финляндии в 1941-1944 гг.» исследуются причины высокой смертности в финских лагерях для военнопленных. Исследователь Миркка Даниэльсбакка утверждает, что финские власти не ставили целью истребление военнопленных, как это происходило, например, в нацистской Германии, но, тем не менее, голодная смерть сдавшихся в плен солдат стала результатом действий лиц, ответственных за условия содержания в лагерях.

Молодые финские историки активно работают над устранением «белых пятен» финской истории. Тема советских военнопленных изучена довольно хорошо, но целостного академического исследования на эту тему до последнего времени написано не было.

Во время войны 1941-1944 гг., которую в Финляндии называют «Войной-продолжением» (название подразумевает, что война 41-44 гг. является логическим продолжением развязанной СССР в 1939 году Зимней войны), в финский плен попало около 67 тысяч бойцов Красной Армии. Примерно каждый третий из них, то есть свыше 20 тысяч человек, умерли в финских лагерях — цифра, сравнимая со смертностью в немецких, советских и японских лагерях для военнопленных.

Но Финляндия в годы войны не была тоталитарной страной, как нацистская Германия или коммунистический СССР, а западной демократией. Как же тогда получилось, что потери среди пленных были такими большими?

Ответ на этот вопрос ищет молодой финский историк Миркка Даниэльсбакка. В своей недавно вышедшей книге «Судьбы военнопленных — Советские военнопленные 1941-1944», (издательство Tammi 2016) она заявляет, что Финляндия старалась соблюдать международные правовые нормы, касающиеся обращения с военнопленными, и пленные, которые попали на финские фермы, как правило, выжили, и многие даже с теплотой и благодарностью вспоминали время, проведенное в финских крестьянских хозяйствах. Тем не менее, голодная смерть стала участью очень многих сдавшихся в плен советских солдат.

Явное противоречие между воспоминаниями современников о хорошем отношении к военнопленным и неопровержимый факт высокой смертности и послужило для Даниэльсбакка основным толчком к написанию сначала докторской диссертации, а затем и научно-популярной книги.

— Меня сильно интересовало явление, которое можно было бы называть «злом, которое происходит без чьего-либо умысла» или «непреднамеренным злом», в отличие от зла, которое имело место быть в гитлеровской Германии или Советском Союзе, — говорит Даниэльсбакка.

Как она пишет в своей книге, в Финляндии никто не отрицает факта высокой смертности среди советских военнопленных, но о причинах этого явления до сих пор нет единого мнения. Продолжаются споры о том, было ли это трагическим стечением обстоятельств или результатом осознанной политики.

По мнению Даниэльсбакка, простого и однозначного ответа на этот вопрос нет. Она утверждает, что финские власти не ставили целью истребление военнопленных, как дело обстояло, например, в нацистской Германии, но, тем не менее, голодные смерти сдавшихся в плен солдат стали результатом действий лиц, ответственных за условия содержания в лагерях.

Центральный вопрос исследования можно было бы сформулировать так: «каков был «путь к злу» для лиц, допустивших такое большое количество смертей в лагерях для военнопленных»?

Психосоциальный фактор повлиял на высокую смертность

Традиционно при обсуждении высокой смертности в финских лагерях упоминаются такие факторы, как нехватка продовольствия в первую военную зиму 1941-1942 гг., а также неподготовленность финских властей к столь большому количеству пленных.

Даниэльсбакка не отрицает этого, но она также обращает внимание на такие трудно поддающиеся измерению и конкретизации факторы человеческого бытия, как психология, биология и социология человека, его склонность к самообману и категоризации. Все это способствовало к тому, что отношение к пленным стало негуманным, и их стали рассматривать не как заслуживающих сострадания несчастных ближних, а как обесчеловеченную массу.

По заявлению Даниэльсбакка, именно война является той средой, которая снимает с человека привычные ограничения общепринятых норм морали и подталкивает его к действиям, которые им не планировались. Именно война делает из рядового «нормального человека» жестокого карателя, который способен созерцать страдания другого равнодушно и даже со злорадством.

Почему же тогда такой высокой смертности среди военнопленных не было в лагерях в Великобритании и США, где ответственные за условия в лагерях тоже действовали в условиях войны?

— То, как к пленным относились на финских фермах, сравнимо с отношением к пленным в подобных условиях, например, в Великобритании. Здесь большого различия нет. Но в Финляндии, в отличие от Британии, встречалось крайне негативное отношение к русским, так называемая ненависть к русским, «ryssäviha». В этом отношении Россия была для Финляндии «удобным врагом», и военной пропаганде было легко создать образ врага. То, что пленных рассматривали как массу, снизило степень эмпатии к ним, и именно в этом ярко проявляется воздействие среды, — говорит Даниэльсбакка.

Встречавшееся в 20-30-х годах, а также в годы войны в Финляндии ярко негативное отношение к Советскому Союзу и к русским имело глубокие корни в истории сложных взаимоотношений Финляндии и России. В нем нашло отражение недоверие и страх перед восточным соседом, вторгшийся в Финляндию в 1939 году, а также кровавые события гражданской войны 1918 года, негативные воспоминания о политике русификации в составе Российской империи и так далее. Все это способствовало формированию негативного образа «русского», который частично отождествлялся с образом страшного и подлого «большевика» (для немногочисленных финских фашистов — «жидобольшевика»).

При этом Даниэльсбакка напоминает, что жесткая националистическая, ксенофобская и расистская идеология не была редкостью в те годы. Больше всего «преуспели» в этом вопросе, конечно, национал-социалисты в Германии, но и в таких западных демократиях, как Великобритания и США, были свои «болевые точки». Как пишет Даниэльсбакка, например, премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль равнодушно наблюдал за тем, как «несчастный народ Бенгали» умирал от голода.

Аргумент о нехватке продовольствия не вполне состоятелен

Традиционно в качестве основной причины высокой смертности в финских лагерях упоминается нехватка продовольствия. Указывается на зависимость Финляндии от поставок зерна и продовольствия из Германии, которая использовала их в качестве инструмента давления на финские власти. Сторонники этой теории не преминут напомнить, что и гражданское население не ело досыта в ту зиму.

Контекст

Финляндия мечтала о реванше

Reflex 29.06.2016

The Independent Barents Observer 20.06.2015

Зимняя война и ее отзвуки

Sveriges Radio 05.02.2015

Зимняя война

ИноСМИ 02.12.2014 Миркка Даниэльбакка считает, что подобное объяснение высокой смертности среди советских военнопленных корректно лишь отчасти. Во многом к высокой смертности привели тяжелые работы, на которые при скудном питании гнали пленных.

— Аргумент о нехватке продовольствия — хороший аргумент, все верно. Военнопленные были последними в цепи продовольственного обеспечения. Нехватка продовольствия сказывалась и в других закрытых учреждениях, например, в психбольницах, где смертность также росла. Но финские власти могли влиять на уровень смертности, на то, умирает ли пленных 10 или 30 процентов. Недоедание было причиной смертности, но еще большей причиной стал тяжелый труд. Финны в общем-то поняли это зимой 41-42 года, когда пленные стали умирать от полного истощения. По этой причине я считаю, что нехватка продовольствия не является единственной или главной причиной высокой смертности. Да, это было часть причины, но если бы она была настоящей причиной, то тогда бы у нас росла смертность и среди гражданского населения.

В своей книге автор для сравнения приводит такие цифры: в годы войны в финских тюрьмах от голода умерло по меньшей мере 27 человек (сидящие по уголовным статьям), а в одной только психбольнице Никкиля в Сипоо скончалось 739 человек, многие из них от голода. В целом уровень смертности в муниципальных домах для душевнобольных достигала 10 % в военные годы.

Решение вернуть пленных с ферм в лагеря оказалось для многих роковым в первую военную зиму

Пик смертности в лагерях пришелся на конец 1941 — начало 1942 года. Именно в этот период большинство пленных содержалось в лагерях, в то время как до этого, летом и осенью 1941 года, а также после этого, с лета 1942 года большинство пленных работало и жило на финских фермах. Роковым для пленных оказалось решение финских властей в декабре 1941 года вернуть пленных с ферм в лагеря. Такое решение было во многом принято из-за страха перед нежелательными изменениями в настроениях фронтовиков и гражданского населения. Оказывается, финны в первую военную осень стали слишком положительно относиться к военнопленным!

— В конце 41 года стали думать, что нахождение военнопленных на фермах оказывает деморализующее воздействие на настроения финских солдат на фронте. Опасались возникновения отношений между пленными и финскими женщинами, и с осуждением говорили о том, что к пленным относятся слишком мягко. Подобное писалось, например, в финских газетах. Но никаких реальных оснований для такого страха не было. Доказательств опасности, исходящей от пленных, не было. В целом, это был странный период. Уже весной 1942 года пленных снова стали отправлять на фермы, чтобы те помогали крестьянам в весенних полевых работах, и после этого многие пленные проживали на фермах круглый год.

Уже в течение 1942 года смертность в финских лагерях резко пошла на убыль и более не возвращалась к прежним показателям. Поворот к лучшему стал результатом нескольких обстоятельств, говорит Миркка Даниэльсбакка.

— Первое — это то, что война затянулась. Когда летом 41-го года отправлялись на войну, думали, что она закончится быстро, к осени, но этого не произошло. Уже к началу 42-го года стали возникать мысли о том, что война не закончится окончательным поражением Советского Союза, и в Финляндии стали готовиться к длительной войне. Разгром немцев в Сталинграде стал окончательным подтверждением этого. После этого финны стали готовиться к будущему и к тому, что Советский Союз всегда будет рядом. Также международное давление сыграло свою роль. В Финляндии стали думать о том, как негативные новости повлияют на репутацию страны. Свою роль в улучшении положения военнопленных сыграла также угроза эпидемии сыпного тифа весной 1942 года. Это привело к тому, что финны отказались от перемещения пленных из одного лагеря в другой. Ведь именно в таких ситуациях состояние пленных резко ухудшалось. Также изменение положения на фронте, а именно переход от наступательной фазы к позиционной войне, и связанное с этим резкое сокращение потерь среди финских солдат, привело к тому, что финны уже не думали, что враг заслуживает сурового обращения, — говорит исследователь.

В ситуацию в лагерях в 1942 году вмешался и Международный Красный Крест. Лично маршал Маннергейм в начале марта 1942 года написал в адрес организации письмо с просьбой о помощи. Еще до письма, в январе 42-го года, пленные получали посылки от Красного Креста, которые содержали, в частности, продовольствие и витамины. Весной того же года через организацию начала поступать помощь, но следует признать, что ее объем никогда не был значительным.

Примечательно, что поскольку Советский Союз не предоставлял через Международный Красный Крест информацию о пленных финнах в своих лагерях и не разрешал визиты к ним представителей организации, в Финляндии решили, что необходимости делать то же самое на основе взаимности нет. В целом, советские власти не проявляли интереса помогать своим пленным через Красный Крест, так как по тогдашним советским законам военного времени попасть в плен вообще считалось преступлением.

Тайные расстрелы пленных? Маловероятно, считают финские историки

Но были ли голод и тяжелая работа единственной причиной высокой смертности в финских лагерях? Какую роль в этом играли насилие и нелегальные расстрелы? Недавно в России поднимался вопрос о возможных массовых тайных расстрелах советских военнопленных в оккупированной финнами Карелии. В СМИ писали, в частности, о том, что в лесном массиве Сандармох неподалеку от Медвежьегорска, где находятся тайные захоронения жертв массовых политических репрессий 1937-38 годов, могут находиться и массовые захоронения советских военнопленных, находившихся в финском плену в годы войны. В Финляндии эту версию не считают правдоподобной, и такого же мнения придерживается и Миркка Даниэльсбакка.

— Об этом очень трудно найти достоверную точную информацию. Исследователь Антти Куяла изучал нелегальные расстрелы военнопленных и пришел к выводу, что примерно 5 % смертей военнопленных стали результатом таких действий. Это, конечно, тоже много, но намного меньше, чем, например, в гитлеровской Германии. Существует возможность, что незарегистрированных смертей было больше, чем 2-3 тысячи, о которых говорится в финских исследованиях, но события после войны, например, вердикты Верховного суда и действия Контрольной комиссии союзнических войск, не дают оснований полагать, что насильственных смертей было намного больше. По этой причине я считаю версию о тайных расстрелах советских военнопленных в Карелии маловероятной. Теоретически это возможно, но на практике — маловероятно.

Где найти информацию о родственниках, оказавшихся в финском плену в годы войны?

Картотека военнопленных в настоящее время находится в Национальном архиве. Информацию о родственниках можно запросить по электронной почте: [email protected]

Основная часть запросов выполняется на платной основе.

Cведения о советских военнопленных, погибших в плену во время Зимней войны и Войны-продолжения и о гражданских лицах, умерших в лагерях восточной Карелии, можно найти в созданной Национальным архивом виртуальной базе данных «Судьбы военнопленных и интернированных лиц в Финляндии в 1935-1955 гг.». Информация составлена на финском языке, руководство по поиску информации представлено на русскоязычной странице базы данных.

11 февраля 1940 года началось генеральное наступление Красной Армии в результате которого была прорвана Линия Маннергейма и в итоге финны были вынуждены подписать мирное соглашение на советских условиях.
Свой взгляд на советско-финляндскую войну я отразил в небольшом очерке «Зачем Финляндия спровоцировала Зимнюю войну?»
Сейчас я хотел обратить внимание на один момент, о котором не пишут антисоветчики – о количестве пленных.
Если брать официально принятую в современной России версию событий советско-финляндской войны, то в ходе боёв в Финляндии в окружении попадали 163-я, 44-я, 54-я, 168-я,18-я стрелковые дивизии и 34-я танковая бригада. Это огромная масса людей!!!

Причем личный состав 44-й стрелковой дивизии в основном погиб или попал в плен. Ещё хуже сложилась судьба окруженных 18-й стрелковой дивизии и 34-й танковой бригады.
Цитирую «Википедию»: «В итоге из 15 000 человек из окружения вышли 1237 человек, половина из них раненые и обмороженные. Комбриг Кондратьев застрелился».

В то же время известно, что по окончании Зимней войны стороны обменялись пленными: на Родину вернулись 847 финнов (20 остались в СССР) и 5465 советских солдат и командиров.
Это тоже официальные цифры!

Огромная масса советских военнослужащих находилась в окружении, несколько соединений были полностью разгромлены, а в плену у финнов оказалось всего пять с половиной тысяч красноармейцев.

Не удивляет?

При этом не побывав ни в одном «котле» финны умудрились «сдать» в советский плен почти тысячу своих военнослужащих.
Я, конечно, понимаю, что русские не сдаются, но даже в Брестской крепости, большинство окруженных красноармейцев сдалось и только небольшая часть продолжала сопротивление длительное время.
До сих пор читателей ужасают официальные цифры числа погибших и пропавших без вести бойцов Красной армии. Меня эти цифры смущали всегда. Какое-то дикое несоответствие: огромное количество красноармейцев попавших в котлы, разгромленные и почти полностью уничтоженные целые дивизии и такое мизерное число пленных.
Как такое получилось?

Удивляет и то, что дать объяснение этому феномену никто, нигде никогда не пытался. Во всяком случае мне о таких попытках ничего не известно.

Поэтому выскажу своё предположение: несоответствия в цифрах погибших и пленных возникли из-за того, что в плен попало значительно больше советских солдат и офицеров, чем сообщили финны. Если брать обычные цифры Великой Отечественной войны количества пленных в котлах, в финских «котлах» в финский плен должны были попасть десятки тысяч советских военнослужащих.

Куда они исчезли?

Возможно, финны их казнили.
Отсюда и произошли такие огромные потери Красной армии в убитых и столь мизерные потери пленными. Финны в военных преступлениях признаваться не хотят, а наши историки, к цифрам подходят не критически. Что финны напишут, то и берут на веру. Потому что команды критиковать Финляндию не было. Вот если бы в Зимней войне наши воевали с турками, то тогда - да.
А в финской теме актуальность пока отсутствует.

Виктор Борисович КОНАСОВ родился в городе Великом Устюге. Учился в педагогическом училище, служил в армии.

Закончил исторический факультет Вологодского государственного педагогического института. Работал в училищах и школах Вологды.

Защитил кандидатскую и докторскую диссертации. Известен своими трудами в области военного плена, автор более 100 книг и научных статей, опубликованных в России и за рубежом. Проректор по научной работе Вологодского института развития образования, профессор, доктор исторических наук. Избран академиком Академии военно-исторических наук, руководителем Северного отделения Центра военной истории Института Российской истории РАН.

События 105-дневной советско-финляндской войны (30 ноября 1939 г. - 12 марта 1940 г.) долгое время замалчивались. Скорее всего потому, что эта война не принесла славы русскому оружию. В планы Кремля входило не столько обеспечение безопасности советских границ в районе Ленинграда, сколько приведение к власти так называемого правительства Финляндской Демократической Республики - правительства во главе со ставленником Москвы, секретарем исполкома Коминтерна Отто Куусиненым. СССР был признан агрессором и исключен из Лиги Наций. Слишком дорогой ценой досталась победа: убито, пропало без вести и умерло от ран почти 127 тысяч человек, получили тяжелые ранения, контузии и обморожения без малого 265 тысяч человек. Несложный арифметический подсчет показывает, что каждый день страна теряла более 1 200 человек убитыми и более 2 500 покалеченными. А между тем И.В.Сталин, словно готовя страну к еще более жутким испытаниям, на совещании командного состава РККА 17 апреля 1940 г. многозначительно произнес: “Финнов победить - не Бог весть какая задача”.

Готовясь к быстрой, победоносной войне с Финляндией, органы НКВД намечали разместить в плену, как минимум, 26 500 солдат и офицеров. Для этого по приказу наркома Л. П. Берии от 1 декабря 1939 г. предписывалось развернуть девять приемных пунктов в Карелии, Мурманской и Ленинградской областях. В Ивановской, Смоленской, Сумской, Вологодской областях, а также в Мордовии и Карелии для приема военнопленных выделялось по одному лагерю. Однако за все время войны в советском плену оказалось не более 900 финнов, всех их встречал и провожал Грязовецкий лагерь в Вологодской области. Остальные пять за ненадобностью пришлось распустить.

Не отягощенные религиозным дурманом, местные власти решили разместить пленных в стенах бывшего Корнильево-Комельского монастыря в 7 км от Грязовца. В канун нового 1940 г. три каменных корпуса и семь деревянных зданий ощетинились двумя рядами колючей проволоки. Выросли часовые вышки, а дорогу к некогда святой обители перекрыл шлагбаум. Кажется, все было готово к тому, чтобы новоявленный лагерь принял согласно разнарядке 2500 солдат противника. Однако к 7 января 1940 г. из приемного пункта военнопленных в Сестрорецке в бараки Корнильево-Комельского монастыря поступило всего 99 финнов (4 офицера, 16 младших командиров, 78 рядовых и один диверсант). Всем прибывшим, дабы не простудились, налили по 100 граммов водки, угостили щами и гречневой кашей на подсолнечном масле, выдали на руки сахар. Столь трогательную заботу о военнопленных объясняют, как минимум, два обстоятельства. Во-первых, к вежливому обращению с разоруженным противником обязывала переданная по телеграфу инструкция НКВД. Во-вторых, теплый прием должен был помочь выполнить установку Москвы - убедить финских рабочих и крестьян, одетых в солдатские шинели, повернуть оружие против собственного правительства капиталистов-эксплуататоров.

По прошествии нескольких десятилетий бывший военнопленный Тадеус Сарримо так напишет о своем пребывании в Грязовецком лагере: “Ухаживали за нами хорошо. Раненым давали чистые бинты. Мы были сыты. Кормили в лагере хорошо. В комнатах у военнопленных был шкаф, где они хранили хлеб и сахар. Санитарные условия были хорошие. Вшей было очень мало. Ночью люди играли в карты и шашки. Днем не работали”.

Впрочем, это, как и некоторые другие заявления явно идеализируют истинное положение вещей. Командированный в Грязовец по распоряжению заместителя наркома НКВД инструктор Управления по делам военнопленных А.З. Кальманович в своем отчете записал: “Помещения в лагере оборудованы нарами сплошной системы в один, два и три яруса без соблюдения требуемых в них проходов. Скученность контингента делает невозможным уборку помещений. На одного военнопленного приходится всего лишь 0,6 кв. м. жилой площади. Одеял и простыней для военнопленных нет” . Остался недоволен гость из Москвы и тем, что пленные не обеспечены шашками и шахматами, нет газет на финском языке, а опросные листы оформлены только на 58 военнопленных из 99 поступивших. Начальству пришлось доказывать, что одной переводчице Л.Р. Каупинен, откомандированной в лагерь несколько дней назад из Управления НКВД Карелии, справиться с таким объемом работы крайне сложно.

Оказавшись за колючей проволокой, пленные стали выражать недовольство по поводу того, что им не дают возможности переписываться с семьями. Действительно, советское руководство, не подписавшее Женевскую конвенцию об обращении с военнопленными 1929г., проигнорировало предложение президента Международного комитета Красного Креста Макса Губера, в котором выражалась готовность МККК быть посредником в передаче официальных справок о судьбе солдат, оказавшихся в руках противника. Между тем финские офицеры потребовали от руководства лагеря разрешить военнопленным переписываться с родственниками через нейтральные страны Эстонию и Латвию . Однако этот наглый, по разумению начальства, демарш белофинских провокаторов был оставлен без внимания.

Политработники и сотрудники оперативного отдела Управления военнопленных НКВД СССР увязывали подобные выходки с плохо организованной в лагере политико-воспитательной работой и наличием среди пленных большой прослойки шюцкоровцев - членов военизированной финской националистической организации. В телеграмме комиссара Управления по делам военнопленных полкового комиссара С.В. Нехорошева, адресованной комиссару Грязовецкого лагеря, говорилось: “В вашем отчете ничего не говорится ни о работе стенной печати, ни о руководстве работой комсомола. Почему бы партийной организации не поставить вопрос о необходимости повысить качество агитационно-массовой работы среди военнопленных?”

Особое возмущение сотрудников центрального аппарата НКВД вызвал тот факт, что на изучение биографии “выдающегося деятеля всех времен и народов” товарища И.В. Сталина политработники лагеря отвели всего одно занятие, тогда как эта актуальная тема требует не менее 8 часов учебного времени”. Вразумляя подчиненных, полковой комиссар С.В. Нехорошев одновременно направил в Грязовец директиву о политической работе среди военнопленных. В этом документе вина за начавшуюся войну целиком возлагалась на “бывшее Финляндское правительство”. Выражение “бывшее правительство” употреблено в данном случае вовсе неслучайно. В Лиге наций нарком иностранных дел В.М.Молотов, ничуть не смущаясь, заявил, что СССР признает законным только народное правительство Финляндской Демократической Республики, с которым у него заключен договор о дружбе и взаимопомощи.

“Разъясните, что доблестная непобедимая Красная Армия, - говорилось далее в директиве, - имеет задачу освободить финский народ из-под власти политических картежников, агентов иностранного капитала, потопивших в море крови демократическую свободу трудового народа, превративших Финляндию в белогвардейскую, самую черную страну в Европе” .

По совету Москвы 27 шюцкоровцев, этих, по определению наркома обороны К.Е. Ворошилова, “вышколенных и натасканных на травле и ненависти к большевистской России членов белогвардейской организации”, начальник лагеря старший лейтенант госбезопасности Волков поместил отдельно от других военнопленных. Увы, не помогло. Финны неожиданно начали жаловаться на плохое питание и требовать увеличения хлебного пайка. Офицеры же, ссылаясь на свой долг заботиться о солдатах даже в плену, составили соответствующее заявление. Пришлось разъяснить, что “никакие ходатайства приниматься не будут, а о солдатах позаботится советское правительство” .

Проявляя служебное рвение, начальство изъяло у военнопленных Евангелие и шовинистическую литературу. Вместо этого им был рекомендован список трудов К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина, И.В. Сталина и его ближайших соратников В.М. Молотова и Л.П. Берии. Культурный уровень были призваны повысить произведения классиков мировой и русской литературы: М. Сервантеса, И. Гете, А.С. Пушкина, И.С. Тургенева, А.П. Чехова, других писателей и поэтов.

В январе-феврале и в начале марта 1940 г. в Грязовецкий лагерь почти ежедневно поступали небольшие партии финнов по 30-40 человек каждая. На 1 апреля в лагере находилось 598 человек. Помимо трех лейтенантов, шести прапорщиков, младших командиров и рядовых, среди пленных были добровольно воевавшие на стороне Финляндии шведские летчики - командир эскадрильи Пер Стегнер и прапорщик Оне Юнг (о судьбе Юнга, чей самолет был сбит под Ухтой, кинематографисты из Швеции не так давно сняли документальный фильм - прим. К.В.), а также две женщины - финки Урасмаа Сиркко-Лииса и Уутела Эстер Эрикки. Среди поступающих пленных то и дело встречались шюцкоровцы. Многие в ходе допросов заявляли о своей принадлежности к политическим партиям и общественным организациям Финляндии. Оказался в числе пленных и выходец из рабочих, член финской компартии рядовой Онни Сааринен, хотя, согласно сталинской установке о международной пролетарской солидарности, должен был бы сражаться на стороне народного правительства Отто Куусинена. Мировое общественное мнение в своем большинстве реагировало на войну СССР с Финляндией негативно, правда, в ряде случаев эта реакция имела импульсивный характер. Особо отличались на поприще критики в адрес СССР буржуазные партии, требовавшие всесторонней помощи стране Суоми. Некоторые средства массовой информации беззастенчиво шли на дезинформацию и откровенный подлог. Так, агентство “Юнайтед Пресс” поместило на своих страницах фотографию двух рыдающих финских женщин, сыновья которых погибли в госпитале в результате варварской бомбардировки, учиненной русскими летчиками. Впоследствии, однако, выяснилось, что на снимке были изображены две американки, наблюдавшие за пожаром в Чикаго.

Помещались на страницах буржуазных газет и всевозможные измышления об ужасах русского плена. В частности, по этой причине в штатное расписание Грязовецкого лагеря ввели должность фотографа. Он день за днем запечатлевал жизнь военнопленных за колючей проволокой, разумеется, исключительно в розовых тонах. На фотографиях можно было увидеть довольных и веселых финнов. Одни неспешно прогуливаются по лагерной территории, вторые азартно играют в шахматы и домино, третьи увлеченно читают в библиотеке книги и газеты, четвертые с аппетитом поглощают дополнительную порцию обеда. Трудно сказать, насколько эффективно использовались эти снимки в контрпропаганде, но их общее количество внушительно - 610 экземпляров.

В феврале 1940 г. в Грязовец была командирована группа опытных политработников, оперативников и переводчиков под руководством старшего инструктора политотдела УПВИ НКВД батальонного комиссара Д.И. Лисовского. Дмитрий Иванович в отчете на имя своего начальника майора госбезопасности П.К. Сопруненко писал, что финны своим положением в плену довольны. Многие уже не верят в то, что за колючей проволокой их все равно ждет мучительная смерть, а поджог финских деревень и сел - дело рук красноармейцев.

Особенно благоприятное впечатление на инструктора из Москвы произвели собственноручно написанные заявления финских коммунистов и социал-демократов о солидарности с правительственной политикой СССР. В отчете приводится следующее заявление, которое сделал военнопленный Ясколайнен Хатски-Абель: “Положением в плену я доволен, тепло, пищи достаточно. Я состоял в социал-демократической партии, мой отец - коммунист. В наших газетах писали: “СССР ограбит финский народ и сделает Финляндию своей колонией. В Советском Союзе нет хлеба, русский народ голодает. Красноармейцы всех пленных убивают, в лучшем случае вас сошлют в Сибирь на каторгу”. Я понял, что все это обман. 6 декабря я узнал о народном правительстве, которое действительно защищает интересы трудящихся масс, и у меня возникла мысль о побеге на сторону Красной Армии”.

Навязчивая идея легализовать народное правительство Финляндской Демократической Республики, “Договор о дружбе и взаимопомощи” с которой был опубликован в газетах “Правда” и “Известия” 3 декабря 1939 г., долго не покидала советское руководство. За неделю до окончания войны, т.е. 5 марта 1940 г., полковой комиссар УПВИ НКВД С.В. Нехорошев направил комиссару Грязовецкого лагеря старшему политруку Н.С. Сазонову пакет пропагандистских материалов на финском языке. Среди этих материалов были “Декларация народного правительства Финляндии”, карта границ Финляндии с Советским Союзом, являвшаяся приложением к договору, заключенному между правительством СССР и народным правительством Финляндии, а также “Обращение к солдатам финской белой армии”, сделанное бойцами и командирами 1-го корпуса финской народной армии. Кстати, граждан Финляндии в “народной” армии не было, корпус, которым командовал комдив Аксель Анттила, формировали из российских финнов и карелов в возрасте от 18 до 40 лет.

В “Обращении к солдатам финской белой армии” говорилось: “Освобожденный народ уже образовал для страны новое Финляндское Народное правительство и создал первый корпус - будущую финскую народную армию. Мы, солдаты финской Народной армии, приветствуем Вас - рабочих и крестьян, одетых в солдатские шинели финской белой армии. Мы воюем не против Вас, а против угнетателей финского народа. Долой врагов финского трудового народа - этих подлых бандитов, сжигающих крестьянские дома и рабочие жилища! Долой провокаторов войны - агентов иностранных империалистов! Долой правительство шайки банкира, дельца Рюти и “мясника” Маннергейма! К победе и славе, молодая финская народная армия, защитница жизней, жилищ и собственности всех трудящихся!”

Однако к такой лозунговой пропаганде пленные финны были мало восприимчивы. Тем более, что 12 марта 1940 г. СССР подписал мирный договор с действительно законным правительством Финляндии. И теперь все усилия политработников были направлены на то, чтобы осуществить малореальную задачу - идейную перековку военнопленных в оставшиеся до репатриации дни. 25 марта 1940 г. лагерь получил звуковую кинопередвижку, и пленные каждый вечер смотрели такие фильмы, как “Мы из Кронштадта”, “Ленин в 1918 году”, “Ленин в октябре”, “Чапаев”, “Щорс”, “Великое зарево”, прославлявшие победы Красной Армии и могущество страны социализма. К огорчению начальства эти кинокартины, даже с субтитрами на финском языке, какого-либо всплеска политических эмоций у военнопленных не вызывали. Люди, наблюдавшие действо на экране, просто отдыхали и наслаждались игрой актеров.

Не добились особых успехов и оперативники. В архивах Карелии не так давно обнаружены списки завербованных военнопленных, которых после соответствующей подготовки в 1941 г. забросили в Финляндию. Дальнейшее изучение документов показало, что эффективность работы новоявленных агентов была крайне низкой. Одни вскоре были арестованы, другие сознавались в своей вербовке и давали подробную информацию об их подготовке в советских разведшколах.

4 апреля 1940 г. в Выборге начала работать смешанная советско-финляндская комиссия по обмену военнопленными. Передача пленных осуществлялась главным образом на железнодорожной станции Вайниккала. Но предварительно подавляющее большинство финских военнопленных из приемных пунктов и лагерей направлялось сначала в Грязовецкий лагерь. Здесь шли последние приготовления к отправке на родину: оформлялись документы, оперативники пытались выявить в оставшееся время шпионов и диверсантов, медики старались срочно поставить на ноги больных. 19 апреля 577 финнов покинули стены Корнильево-Комельского монастыря. Накануне представитель СССР в смешанной комиссии по обмену комбриг В.Н. Евстигнеев телеграфировал начальнику 3-го отдела штаба Ленинградского военного округа: “Прошу перевезти 600 человек военнопленных финнов из лагеря на станцию Грязовец. Эшелон подать на станцию Грязовец Северной железной дороги из расчета, что он к 9 часам 20 апреля 1940 г. должен быть на черте границы у станции Вайниккала на железной дороге Выборг-Симола. Эшелон конвоем и продовольствием будет обеспечен лагерем военнопленных”.

Из советского плена финны возвращались на родину как герои. Соотечественники встречали их цветами, воинские заслуги отмечались наградами, об узниках коммунистической России писала финская пресса. Несколько человек изъявили желание остаться в Советском Союзе и были отправлены в распоряжение компетентных органов в Москву. 10. мая 1940 г. в Грязовецкий лагерь поступила телеграмма: “Для доклада наркому немедленно нарочным вышлите характеристики на 19 военнопленных финской армии, отказавшихся переходить на финскую сторону, обязательно указав мотивы отказа” . Среди тех, на кого были запрошены характеристики, были Суутани Отто Матти, Маннонен Леви Микко, Пуссила Юрье Хейкки и другие финны, а также три гражданина Финляндии - русские по национальности.

Плен времен так называемой “Зимней войны” не был долог для финских солдат. Уже к маю 1940 г. все они оказались на родине. В книге учета Грязовецкого лагеря числятся имена и фамилии 600 человек, но в этом списке нет указаний на то, что кто-то из пленных финнов умер. Между тем из документов центрального аппарата НКВД следует, что в плену скончалось 13 граждан Финляндии, правда, по именам и фамилиям названы только трое умерших. Финская сторона считает, что цифра, приведенная в документах ведомства Л.П. Берии, занижена. Так или иначе, но место погребения даже 13 финнов до сих пор неизвестно.

22 июня 1941 г. войска фашистской Германии вторглись на территорию СССР. Началась самая кровопролитная битва в истории человечества. 26 июня войну Советскому Союзу объявила Финляндия. Правительство внушало народу, что договор с Москвой от 12 марта 1940 г. был навязан стране с позиции силы и что война Финляндии с СССР - это война за восстановление незаконно попранных границ, война за честь и независимость маленького государства. Выступить против Советского Союза была готова Карельская армия, в состав которой входили 13 дивизий и 3 бригады. Еще две финские дивизии были переданы в расположение немецкой армии “Норвегия”. Будучи союзницей фашистской Германии, Финляндия воевала против Красной Армии прежде всего на Карельском и Ленинградском фронтах.

Еще в самом начале войны СССР и Финляндия, получив телеграмму президента Международного комитета Красного Креста Макса Губера, договорились при посредничестве МККК осуществлять обмен списками военнопленных, оказывать им гуманитарную помощь, организовать переписку с родственниками. Однако вскоре правительство Советского Союза отказалось от услуг Международного комитета Красного Креста, поскольку собственные военнопленные по секретному приказу Ставки Верховного Главнокомандования № 270 от 16 августа

1941 года были объявлены предателями и изменниками Родины. Разрешать переписку врагам народа, обеспечивать их гуманитарной помощью - нет, на это Сталин и его ближайшее окружение пойти не могли! Для финских военнопленных данное обстоятельство оборачивалось крушением надежды на какую-либо связь с родиной. Ведь при отсутствии принципа взаимности в двухсторонних отношениях пленные не могут рассчитывать на помощь и поддержку со стороны своего государства.

Количество финских солдат и офицеров, оказавшихся в руках Красной Армии в войну 1941 - 1944 гг. (в сентябре сорок четвертого Финляндия приняла решение выйти из войны), по данным НКВД, составило 2476 человек. Наибольшее количество финских военнопленных, как и в Зимнюю войну, было сконцентрировано в Вологодской области. Через лагеря, лагерные отделения, лагпункты и спецгоспиталя прошло 1972 финских солдата и офицера. В лагере № 158 в Череповце и его лагерных отделениях в Вологде, Устюжне, Чагоде побывало 1806 человек, в лагере № 150 в Грязовце - 79 человек и в лагпункте на станции Вожега - 87 человек. Лечение военнопленные финны получали в спецгоспитале № 1825 и в спецгоспитале № 5091 (оба в Череповце). Тот и другой имели хирургическое, терапевтическое и инфекционное отделения. Периодически одних финских военнопленных переводили в Спасозаводской лагерь № 99 (Казахстан), Оранский лагерь № 74 (Горьковская область), Красногорский лагерь № 27 (Московская область), Бокситогорский лагерь № 157 (Ленинградская область), других - конвоировали в места заключения в Мордовскую АССР, Коми АССР и Особый лагерь № 5 НКВД СССР.

Все сведения о количестве пленных, месте их постоянного жительства, семейном и служебном положении, профессиональном и социальном статусе, партийной и политической принадлежности хранились в учетно-регистрационном отделе лагеря. Ниже приведены данные на финских солдат и офицеров, находившихся в Череповецком лагере № 158 по состоянию на 10 апреля 1944 года.

Сведения о военнопленных

Всего содержалось 235
в т.ч. по воинскому званию: Лейтенанты 3
Кандидаты в офицеры 1
Старшие сержанты 1
Младшие сержанты 16
Капралы 26
Матросы 1
Солдаты 173
Гражданские лица 14
Профессиональная принадлежность
в мирное время:
Разнорабочие 54
Лесорубы 25
Сельскохозяйственные рабочие 24
Крестьяне, ведущие индивидуальное хозяйство 23
Плотники 19
Лица, не имеющие профессии 8
Выходцы из сословия военных, интеллигенции и т.д. 82
Принадлежность к партийным и
общественно-политическим:
организациям
Шюцкор 14
Социал-демократическая партия Финляндии 6
Коммунистическая партия Финляндии 4
Союз дружбы и мира с СССР 2
Коммунистический союз молодежи 2
Союз рабочей молодежи 1
Партийная принадлежность не установлена 206
Проживающие: В провинциальных городах и сельской местности 200
В центральных городах 35
Военнопленные примкнувшие к антифашистскому движению 36

Одной из самых насущных сторон жизни военнопленных за колючей проволокой была проблема питания. Нормы их суточного довольствия в годы Великой Отечественной войны и в послевоенный период неоднократно пересматривались, в зависимости от экономической ситуации в стране, то в сторону уменьшения, то в сторону увеличения. Так, согласно директиве УПВИ НКВД СССР от 16 декабря 1942 г., начальник Череповецкого лагеря № 158, где в то время, помимо военнопленных немцев, содержалось около 70 финнов, ввел своим приказом новые нормы суточного довольствия. Всем военнопленным, выполнявшим работы внутри лагеря, выдавалось по 600 граммов хлеба. Лишние 100 граммов полагались перебежчикам и солдатам, добровольно перешедшим на сторону Красной Армии. Кроме того, дополнительно получить такое же количество хлеба могли пленные, работавшие на заготовке и вывозке леса, занятые на сельскохозяйственных и земляных работах. А вот лицам, попавшим на гауптвахту, не позавидуешь. Их суточный паек ограничивался всего 300 граммами хлеба.

Что касается набора основных продуктов, то ежедневно военнопленным должны были выдавать по 30 граммов мяса (офицеры - 50 граммов), по 13 граммов растительных и животных жиров (офицеры - 20 граммов), по 10 граммов сахара (офицеры - 20 граммов). Более богатый ассортимент продуктов полагался больным, особенно страдавшим цингой и пеллагрой. В их рационе, в отличие от рациона остальных военнопленных, фигурировали пшеничный хлеб, сухофрукты, молоко, дрожжи. Количество отпускаемых мясных продуктов, в зависимости от поставленного врачами диагноза, колебалось от 70 до 150 граммов.

Нормы питания, полагавшиеся военнопленному, еще не гарантировали ему безбедного существования. Происходило это по причинам самым прозаическим, таким, как несвоевременная поставка продуктов питания, особенно в период осенней распутицы, хищение продуктов обслуживающим персоналом, воровство среди самих военнопленных. Находясь в Череповецком лагере, известный летчик-ас второй мировой войны Эрих Хартманн, сбивший 352 советских самолета, в своем письме жене признавался: “Все голодают. Умывальников никаких, только деревянные корыта, приспособленные для этого. Как выглядят люди, живущие в таких условиях, догадаться нетрудно. Дистрофия - явление всеобщее... Германский офицерский корпус буквально спустил штаны. Полковники воровали, превращались в предателей, сдавали своих товарищей, становились информаторами НКВД”.

Да, борьба за лишний кусок хлеба, дополнительную порцию жидкого супа или мерзлую картофелину была обыденным явлением лагерной жизни. Выжить в экстремальных условиях пленным не раз помогали сердобольные жители окрестных деревень и сел. В родительский дом А.М. Ефименко заглядывал финн из лагеря № 158, предлагавший свои услуги по хозяйству. Будучи маленькой девочкой, Аля хорошо запомнила, как он обучал ее финской песенке, начинавшейся со слов: “Пиу-пау, пиу-пау”. В памяти Е. П. Пахомовой отложился финн из этого же лагеря, которого все звали Отто. “Он, когда выдавалось время, любил поработать на конюшне, - рассказывает Евдокия Павловна, - видел, конечно, как наши женщины тянули непосильную ношу, выполняли всю мужскую работу. Пленные жалели нас, а мы жалели их”.

В экстренных случаях начальники лагерей в пределах отпущенного им лимита могли увеличивать норму отпуска продуктов физически ослабленным военнопленным, прибегали к иным чрезвычайным мерам. Так, осенью 1942 г. в лагере № 158 наблюдались вспышки эпидемических заболеваний, резко увеличилось количество дистрофиков. В этой связи начальник лагеря капитан госбезопасности В.Н. Королев 11 ноября 1942 г. подписал приказ, согласно которому увеличивалось число мест в оздоровительной команде. В эту команду, где питание было более полноценным и калорийным, попало и несколько тяжелобольных финских военнопленных. Одновременно приказом предусматривались следующие меры: оборудование лазарета на 25 коек, строительство еще одной уборной, своевременная выдача мыла и кипяченой воды. Наконец, такой факт: вопреки всем инструкциям УПВИ НКВД начальник лагеря разрешил на свой страх и риск производить подъем пленных не в 6 часов утра, а в 7; отбой не в 23, а в 21.

С осени 1944 г. больных и раненых финнов, наряду с другими иностранными военнопленными, стали обслуживать два череповецких госпиталя - спецгоспиталь № 1825 и спецгоспиталь № 5091. Ранее они предназначались для воинов Красной Армии. Их перевод на лечение раненых и больных вражеских военнопленных был мерой вынужденной и явно своевременной. В отчете госпиталя № 5091, который возглавлял в этот период капитан медицинской службы П.В. Угрюмов, говорится: “Все военнопленные из лагеря № 158 прибывали в крайне истощенном состоянии. 14 января 1945 г. поступило 258 человек, умерло 90 человек. Прибыло 10 февраля 100 человек, умерло 62. Прибыло 17 февраля 20 человек, умерли все. Высокий процент смертности объясняется тем, что лагерь направлял наиболее тяжелых дистрофиков, которые, несмотря на все принятые меры в госпитале, погибали ввиду того, что дистрофия перешла уже в необратимую форму”.

Особенно много финнов умерло в ноябре 1944 года в госпитале № 1825. Из 53 умерших военнопленных, как свидетельствует подписанная заместителем главного врача официальная справка, 29 были солдатами финской армии. Основными причинами летального исхода в документе названы дистрофия, туберкулез, пневмония.

Длительное пребывание пленных в товарных вагонах, практически не отапливаемых, не оборудованных самым необходимым, было еще одной из причин массовой гибели людей. Тяжелые испытания выпали на долю финских военнопленных, прибывших поездом в госпиталь № 1825 из Петрозаводска 15 декабря 1944 года. В отчете сказано: “...Поступившие 74 человека находились в очень тяжелом состоянии, а именно: военнопленные не могли держаться на ногах, падали, один был принят уже умершим, четверо других умерли в течение ночи. Сразу же было предположено, что многие из них в ближайшее время скончаются”.

Вместе с тем не стоит излишне драматизировать картину событий прошлого. Обеспечение военнопленных питанием, лекарственными препаратами, медикаментами было приравнено к нормам обеспечения раненых и больных воинов Красной Армии. И если снабжение финских военнопленных в чем-то уступало снабжению советских солдат и офицеров, то видеть в этом чей-то злой умысел просто наивно. В отличие от пленных раненым красноармейцам вскоре предстояло снова взять в руки автомат или винтовку, чтобы вести тяжелые бои с грозным противником.

В спецгоспитале № 1825 к услугам бывших вражеских солдат и офицеров были физиотерапевтическое лечение, рентгенотерапия, витаминотерапия, пятикратное питание с повышенной калорийностью, переливание крови, лечебная физкультура и гигиеническая гимнастика. Кроме того, при госпитале имелось свое подсобное хозяйство, в котором особенно охотно работали именно финские военнопленные.

Всего на территории Советского Союза, по официальным данным НКВД, за период 1941-1944 гг. умерло 403 финских военнопленных. В Вологодской области их скончалось 110 человек. Из этого количества 62 умерли в лагерях, 47 - в спецгоспитале № 1825 и 1 - в спецгоспитале № 5091. Большое количество умерших в Вологодской области в сравнении с другими регионами (Московская, Горьковская, Ивановская области, Казахстан, Мордовия и республика Коми) имеет свое объяснение. Именно в лагерь № 158 в Череповце и № 150 в Грязовце, в госпитали Череповца № 1825 и № 5091 чаще всего попадали с фронта тяжело раненые и физически ослабленные финские военнопленные. Промедление с их госпитализацией или же дальнейшая эвакуация в тыл явно нетранспортабельных больных неизбежно повлекли бы за собой летальный исход.

Если в зимнюю войну финские военнопленные работали, как правило, внутри лагеря, благоустраивая территорию и бараки, обслуживая столовую, кухню, подсобные помещения, то в Великую Отечественную войну дело обстояло иначе. Советский Союз только в 1941 г. потерял около 6 млн. человек. В Красную Армию была мобилизована почти вся трудоспособная часть населения. Нет ничего удивительного в том, что в такой ситуации правительство СССР вынужденно было прибегнуть к широкомасштабному использованию труда военнопленных, в том числе - солдат и офицеров финской армии.

Руководство УПВИ НКВД СССР подготовило целый ряд документов о трудовом использовании военнопленных. Инструкция УПВИ НКВД от 17 июля 1942 г, к примеру, устанавливала четыре группы трудоспособности военнопленных. Первая группа - годные к выполнению любых физических работ, вторая - годные к труду средней тяжести, третья - годные к легкому физическому труду, четвертая - инвалиды, годные к выполнению только специальных работ.

Справедливости ради следует сказать, что требования инструкций, приказов и директив Москвы соблюдались далеко не всегда. Так, в лагере № 158 военнопленные 3 группы трудоспособности выводились на общие работы, в то время как трудиться они могли только на легких работах, допуск к которым определял медперсонал. Лишь в ноябре 1942 г., ввиду крайне плохого физического состояния лагерного контингента, начальство внесло незначительные коррективы: запретило вывод военнопленных 3 группы трудоспособности на производственные объекты при температуре ниже 15 градусов. С другой стороны, вопреки инструкции наркома внутренних дел от 24 марта 1942 г. о 12 часовом рабочем дне, начальник лагеря под свою ответственность установил в эти дни 10 часовой рабочий день.

Работали финские военнопленные на самых различных объектах. В Череповце строили речной порт и судоремонтный завод, трудились на заводе “Красная Звезда”, возводили жилые дома в районе площади Металлургов. В Устюжне наводили мост через реку Мологу. В Чагоде работали на местном стеклозаводе, в Вологде - на льнокомбинате, в Грязовецком и Вожегодском районах - на лесозаготовках. В лагере № 158 было организовано производство предметов ширпотреба, в том числе - мебели и финской стружки.

Условия труда везде были разными. Особенно тяжело приходилось тем, кто трудился на лесоповале, строительстве дорог и мостов. Жить финским и немецким военнопленным, занятым на этих работах, зачастую приходилось в наспех сколоченных из горбыля бараках. Осенняя сырость, сменявшаяся крепкими морозами, становилась причиной скоротечной пневмонии и туберкулеза. Неудивительно, что при строительстве моста через реку Мологу и прокладке земельного полотна на тракте Вологда-Ярославль военнопленные систематически не выполняли норм выработки. Данное обстоятельство зафиксировано в отчете Вологодского областного дорожного отдела за 1944 год.

Поведение финнов в лагерях военнопленных принципиально отличалось от поведения, к примеру, немецких солдат и офицеров. Они, как показали наблюдения оперативников и лагерной администрации, были очень трудолюбивы, дисциплинированы, держались обособленно от военнопленных других национальностей, общались, как правило, только между собой. Не питали симпатий к немцам за их надменный, поучительный тон в поведении с окружающими и легкое, пренебрежительное отношение к женщинам, запомнившееся еще со времен расквартирования германских войск в Финляндии.

Изучением пленных наряду с советскими спецслужбами занимались финские коммунисты-политэмигранты. В представленных ими в Москву отчетах говорится о том, что финнам свойственно чувство собственного достоинства, строгость нравов. Они не любят торопиться, стараются принимать хорошо обдуманные и взвешенные решения, отдают предпочтение мирному труду, а не военной службе. Религиозные чувства у финнов развиты слабо, они ощущают культурно-историческую общность со странами Скандинавии и Эстонией, с большим уважением относятся к США и Великобритании. К России испытывают чувство недоверия и вражды.

В свою очередь, лагерное начальство не скрывало своего резко отрицательного отношения к тем финским военнопленным, в которых оно видело шюцкоровцев. 15 августа 1941 г. руководство Грязовецкого лагеря № 150 докладывало в Москву о том, что среди 79 пленных финнов имеются шюцкоровцы - прапорщики Паури Хейкки и Пулкинен Кейс, крайне враждебно настроенные к СССР. Случалось, чтобы создать видимость активной работы по выявлению антисоветских элементов, в шюцкоровца “превращали” независимого в своих политических суждениях офицера или же склонного к острым дискуссиям представителя какой-то буржуазной партии или общественной организации.

Суровый лагерный быт могла бы скрасить переписка с родственниками. Однако в нарушение Женевской конвенции об обращении с военнопленными 1929 г. и собственного “Положения о военнопленных” писать финнам на родину до окончания военных действий запретили. Лишь изредка в Финляндию по инициативе Главного политуправления РККА отправлялись письма антифашистов, которые должны были способствовать разложению финского тыла. Официально переписку разрешили после того, как 19 сентября 1944 г. между СССР и Финляндией было заключено Соглашение о перемирии. Писать военнопленным разрешалось на открытках Красного Креста не более 25 слов. Категорически запрещалось упоминать о местонахождении лагеря, о смерти кого-либо из военнопленных. Цензура не пропускала также письма, в которых содержалось явное недовольство политикой СССР.

В посланиях родственников из Финляндии чаще всего высказывалась озабоченность состоянием здоровья близких людей и сроками их возвращения домой. Цензорская служба выдавала пленным такие письма, если только не усматривала в них антисоветское содержание. Одновременно брались на заметку почтовые отправления, свидетельствовавшие о лояльном отношении их авторов к СССР. К примеру, финский военнопленный Тойвонен Ээро Иосиф из лагеря № 158 получил в 1945 г. письмо, в котором были такие строки: “Отношение к Советскому Союзу, тем более среди рабочего населения, лучше, чем когда бы то ни было. И это лишь только потому, что Советский Союз относится к Финляндии великодушно, хотя сейчас мог бы поступить с Финляндией как только захочет как победитель”. Выдержки из таких писем в пропагандистских целях эпизодически публиковались на страницах советской прессы.

Из лагерей военнопленных многие немцы, румыны, венгры, австрийцы старались попасть в центральную антифашистскую школу в поселке Оранки Горьковской области, приступившую к работе в мае 1942 года. Здесь в течение трех месяцев изучались такие темы, как “Уроки двух лет войны гитлеровской Германии против Советского Союза”, “Разоблачение теории и практики немецкого фашизма”, “Советский Союз - страна социализма”, “Задачи борьбы немецких антифашистов за свободную независимую Германию”, “Задачи антифашистского актива в деле перевоспитания военнопленных”. Быть слушателями этой школы финских военнопленных, по причине их малочисленности, не удостоили. Антифашистские взгляды им прививали на занятиях и семинарах лагерные политработники. При этом особое внимание уделялось послевоенному устройству Финляндии, которую предлагалось строить по советской модели. Впрочем, практика показала, что даже представители пролетарских масс негативно, а то и враждебно воспринимают коммунистическую идеологию. Многие слушатели отрицательно высказывались против коллективной собственности. В целях противодействия таким “незрелым настроениям” к проведению занятий стали привлекать видных финских политэмигрантов - Куусинена, Антикайнена, Пакканена, Серкунена.

30 июня 1942 г. в лагере № 242 Горьковской области состоялась 1-я интернациональная конференция военнопленных. На конференции присутствовало 856 антифашистов - немцев, австрийцев, чехов, финнов и румын. Делегаты приняли “Призыв к солдатам всех национальностей”, содержавший такие строки: “Направляйте ваше оружие против нашего общего врага, против плутократов, банкиров и фашистских псов, против Гитлера, Геринга, Гиммлера, Антонеску, Маннергейма, Хорти и их прихвостней, а не против свободолюбивых народов”. Этот документ подписали 790 военнопленных лагеря № 242, в том числе немцев, австрийцев, чехов - 272, финнов и румын - 518 человек. И хотя в тексте документа чувствуется рука советских политработников, сам факт добровольного волеизъявления налицо. Попытки фашиствующих элементов сорвать конференцию провалились. Принятый на конференции “Призыв к солдатам всех национальностей” отказалось подписать 65 человек - явное меньшинство.

Вскоре состоялась еще одна конференция - на этот раз 1-ая конференция финских военнопленных. Проходила она в Череповце в лагере № 158. Пленные, разделяющие антифашистские взгляды, приняли “Декларацию к народу и армии Финляндии”, призывавшую покончить с войной, преступным правительством и идущим на поводу у Гитлера финским генералитетом. Разумеется, такие конференции, организуемые советскими властями, стимулировали рост антифашистских рядов. Начавшееся в июле 1942 г. наступление немцев на линии Воронеж-Сталинград-Кавказ лишь временно приостановило этот процесс. Осенью инициатива вновь переходит в руки Красной Армии, лагерная администрация начинает более смело поощрять свой актив, и, как следствие, к концу 1942 г. в лагерях военнопленных насчитывается уже 1967 антифашистов, в том числе 124 финна.

Еще в сентябре 1939 г. по приказу наркома внутренних дел Л.П. Берии в лагерях были созданы оперативно-чекистские отделения. Такие отделения предназначались “для выявления среди военнопленных контрреволюционных формирований и освещения настроений военнопленных”. Для решения этих задач в каждом лагере создавалась сеть осведомителей и агентов из числа завербованных солдат и офицеров. В осведомители и агенты шли пленные, надеявшиеся получить за свои услуги дополнительное питание, какие-то поблажки в режиме труда и отдыха. По идейным соображениям, особенно в 1941-1942 гг., на сотрудничество с властями шли немногие, из числа финнов - единицы.

Начальник управления НКВД по Вологодской области полковник госбезопасности Свиридов направил 7 марта 1944 г. начальнику оперативного отдела лагеря № 158 майору госбезопасности И.П. Ленькину директиву, в которой давалась неудовлетворительная оценка агентурно-осведомительной работе. По мнению Свиридова, эта работа свелась к изучению анкет и опросных листов военнопленных. Между тем не исключено, что многие финны скрывают свое истинное лицо, утаивают свою службу в разведывательных подразделениях финской армии, политических и государственных органах Финляндии. В этой связи предлагалось выявить лояльно настроенных финнов, провести с ними работу на предмет вербовки и сделать наиболее надежных лагерными агентами и осведомителями. Одновременно предлагалось уже сейчас брать на заметку пленных, представляющих интерес в качестве “закордонных агентов”, т.е. агентов, которым предстоит работать на советские спецслужбы в Финляндии после завершения войны.

Качество агентурно-осведомительной работы среди финских военнопленных волновало не только областное начальство, но и Москву. 20 марта 1944 г. заместитель начальника оперативно-чекистского отдела УПВИ НКВД полковник Л.Н. Швец предложил начальникам лагерей загрузить работой практикантов, прибывших в их распоряжение с курсов иностранных языков при высшей школе НКГБ.

В связи с увеличением объема работы с финскими военнопленными в сентябре 1944 г. (в этот период начинается оформление документов на репатриацию) заместитель начальника оперативно-чекистского отдела УПВИ НКВД полковник госбезопасности А.М. Белов потребовал: “Командированных в лагерь слушателей института иностранных языков разбить по парам, организовать с их помощью подробный опрос всех прибывающих финнов”. Далее предписывалось выявить шюцкоровцев, получив от каждого данные о том, в какой местной организации он состоял, какую конкретно контрразведывательную деятельность эта организация вела и кто ее возглавлял.

21 сентября 1944 г. УПВИ НКВД выражает недовольство по поводу плохо организованной оперативно-розыскной работы в лагере № 150 в Грязовце. В документе говорится: “Среди поступивших военнопленных без сомнения имеются гласные сотрудники разведывательных и контрразведывательных органов, полицейских учреждений Финляндии и их секретная агентура”. По мнению Москвы, эти лица оказались в лагере, имея специальные задания. Им поручено формировать антисоветские настроения среди пленных финнов, распространять ввиду предстоящей репатриации угрозы в отношении тех пленных, которые лояльно относятся к советским властям, а также распознавать завербованных нами агентов. В завершающей стадии послания из Москвы звучал неприкрытый упрек: “В лагере до сих пор не выявлен и не разоблачен ни один официальный сотрудник или агент финских разведывательных и контрразведывательных органов”.

Действительно, дела по разоблачению шюцкоровцев, сотрудников полиции, агентов разведки и контрразведки Финляндии шли у местных оперативников далеко не блестяще. В докладной записке на имя заместителя начальника УПВИ НКВД СССР комиссара госбезопасности Н.Д. Мельникова отмечалось, что по состоянию на 10 апреля 1944 г. в лагере № 158 содержится 235 человек. Среди них путем допросов и агентурной работы выявлено 14 шюцкоровцев, 6 членов социал-демократической партии, 4 члена компартии, 2 члена коммунистического союза молодежи, 2 члена Союза дружбы и мира с СССР, 1 член Союза рабочей молодежи. Согласитесь, что слова о “выявлении путем допросов и агентурной работы” членов компартии, коммунистического союза молодежи звучат по меньшей мере странно. Скорее всего, оперативники сумели взять на заметку только враждебно настроенных к советскому строю лиц, в разряд которых, наряду с шюцкоровцами, попали даже 4 коммуниста. Разоблачить хотя бы одного финского разведчика или контрразведчика, сотрудника полиции или высокопоставленного офицера военного ведомства сотрудникам оперативно-чекистского отдела так и не удалось.

Гораздо лучше, на первый взгляд, обстояли дела с вербовкой лагерных агентов и осведомителей. Согласие на сотрудничество, как говорилось в докладной записке, получено от 60 человек. Однако высокие показатели фигурировали, увы, только на бумаге. На деле же, как показывают отчеты завербованных лиц, эффективность их работы по освещению настроений военнопленных, поиску военных преступников, шпионов и диверсантов была очень низкой.

В процессе агентурной работы с военнопленными у оперативников появлялась информация о гражданах СССР, сотрудничавших с врагом. В частности, были получены данные на 8 человек, служивших в финской армии. Все они проживали в Ленинградской области, семь по национальности были финнами, один - русским. В ноябре 1941 г. с помощью военнопленных был изобличен и арестован финн Кайнелайнен, он же Дмитриев Иван Иванович. Будучи гражданином Финляндии, он еще в 1932 г. был заброшен в СССР, обосновался в Ленинграде, где и выполнял различные задания разведывательного характера. В 1944 г. была арестована агент Пашкова. Следствие установило, что она, являясь жительницей Оштинского района Вологодской области, в период вражеской оккупации контактировала с финскими солдатами. После освобождения района от захватчиков стала проводить среди земляков антисоветскую агитацию. Осуждена на 10 лет исправительно-трудовых лагерей.

Если в случае с завербованным немецкой разведкой гражданином Кайнелайненом усматривается самый настоящий шпионаж, то законность привлечения по печально известной статье 58-10 (антисоветская пропаганда и агитация) колхозницы Пашковой вызывает серьезные сомнения. Ныне хорошо известно, что под эту статью в годы войны попадали даже те, кто якобы клеветал, что в блокадном Ленинграде люди тысячами умирают с голоду.

Прискорбно, но в ряде случаев за колючей проволокой оказывались финны, воевавшие на стороне Красной Армии. 12 июня 1945 г. заместитель начальника ГУПВИ НКВД комиссар госбезопасности Т.Н. Ратушный направил начальнику отдела по делам военнопленных УНКВД Вологодской области запрос об экипаже финской шхуны “Грета”. Судьбой матросов Аалто, Рэннблад, Андерсон и машиниста Сирвиэ интересовалась находившаяся в Хельсинки Союзная Контрольная Комиссия в Финляндии, во главе которой стоял секретарь ЦК ВКП(б) А. А. Жданов. Оказывается, все интересующие высокую инстанцию лица в октябре 1944 г. принимали участие в Моонзундской десантной операции Балтийского флота. И ошибку, связанную с нахождением за колючей проволокой ни в чем не повинных, наоборот, отличившихся людей, следовало быстро исправить. При этом следовало выдвинуть более-менее правдоподобную версию, объясняющую общественности, почему воевавшие на советской стороне финские матросы впоследствии почти 9 месяцев находились в плену СССР.

19 сентября 1944 г. в 12 часов дня в Москве состоялось знаменательное событие в истории советско-финских отношений. Секретарь ЦК ВКП(б) А.А. Жданов от имени правительств СССР и Великобритании, с одной стороны, министр иностранных дел К. Энкель, министр обороны Р. Вальден, начальник генерального штаба Э. Хейнрис, генерал-лейтенант О. Энкель от имени правительства

Финляндии, с другой стороны, подписали Соглашение о перемирии. В документе говорилось, что Финляндия немедленно освободит из плена всех советских и союзных военнопленных. Одновременно с этим СССР и союзные державы передадут Финляндии ее бывших солдат и офицеров.

Соглашение о перемирии положило начало массовой репатриации финских военнопленных из Советского Союза. При этом в первую очередь репатриировались инвалиды и дистрофики, т.е. лица, которых нельзя было использовать на работах по восстановлению народного хозяйства СССР. Шанс в числе первых оказаться на родине имели и финны, зарекомендовавшие себя как антифашисты и передовики производства. Исходя из этих критериев, финского летчика лейтенанта Лемминки Урья Элиса, попавшего в плен 4 августа 1943 г., репатриировали уже 14 октября 1944 года. Вообще репатриация в эти дни проходила в порядке обмена финских военнопленных на советских. Но при этом пленные, завербованные оперативниками, могли вернуться на родину только после согласования с Москвой. 24 ноября 1944 г. в адрес заместителя начальника оперативного отдела УПВИ НКВД полковника Л.Н. Швец на этот счет ушло спецсообщение. В нем говорилось, что из использовавшихся на агентурной работе в лагерях Карело-Финской ССР и Ленинградской области военнопленных в Финляндию в порядке обмена пока намечено репатриировать 15 человек.