(1823 1900) русский философ, социолог, публицист, теоретик революционного народничества. Псевдонимы Арнольди, Доленги, Кедров, Миртов, Стоик, Столетов, всего около 60.
Родился 2 июня 1823 в с.Мелихово Великолуцкого у. Псковской губ в семье потомственных дворян. Получив домашнее образование, поступил в Петербургское артиллерийское училище, где считался лучшим учеником М.Остроградского, академика военных наук. После окончания училища в 1842 был оставлен при нем репетитором, затем преподавателем математики. В 18441846 преподавал математические предметы в военных учреждениях Петербурга.
Революции 18481849 в европейских странах стали стимулом для духовного созревания Лаврова. Под их влиянием он написал ряд антиправительственных стихотворений (Пророчество , К русскому народу ), которые выслал в Лондон А.И.Герцену, немедленно их опубликовавшему. Энциклопедически образованный, с 1852 он начал публиковать статьи по вопросам военной техники, физико-математических наук, естествознания, педагогики, философии. Жил литературным трудом и преподаванием истории и иностранных языков как домашний учитель, лишившись наследства из-за ссоры с отцом (тот был недоволен его женитьбой на вдове с двумя детьми).
С 1857 сотрудничал в петербургских изданиях «Отечественные записки», «Библиотеке для чтения», «Русское слово». Его статьи по остро-полемичным вопросам современности печатались в «Колоколе» Герцена, в них Лавров писал о необходимости уничтожения крепостного права и улучшении положения крестьян.
В 1858 был произведен в полковники, получил ученую степень профессора, стал помощником редактора «Артиллерийского журнала». В рамках разработки собственной «практической философии», основу которой составлял, по его словам, «антропологизм» как универсальное философское осмысление мира, основанное на критике религиозного идеализма и ориентированное на человека как части вселенной, вышли в свет его статьи: Гегелизм (1858), Очерки вопросов практической философии: личность (1860), Три беседы о современном значении философии (1861).
В 1861 принял участие в редактировании Энциклопедического словаря, составленного русскими учеными и литераторами ; вскоре стал его главным редактором. К этому времени относится и сближение Лаврова с Н.Г.Чернышевским, Н.К.Михайловским и другими революционными демократами, в том числе создателями первой организации «Земля и воля».
Разойдясь с идеологами «Современника» по философским вопросам, Лавров принимал участие в организованных и проводимых ими акциях: выступал на студенческой сходке 1861, подписывал публичные протесты против ареста народника М.Л.Михайлова, против проекта университетского устава, лишавшего университеты права на автономию. В тот же год стал одним из организаторов и старшин литературного «Шахматного клуба», ставшего центром собраний либеральной интеллигенции.
В 1862 сблизился с Чернышевским, Н.В.Шелгуновым, но их попытки призывать крестьян к революции («К топору!») не одобрял, считая возможным мирное осуществление «гармонии интересов личности из господствующего класса и интересов большинства подчиненного класса», ставил вопрос об осуществлении на практике «законов нравственности».
В 18641866 был негласным редактором «Заграничного вестника». В апреле 1866 после покушения Д.В.Каракозова на Александра II был арестован, в 1867 сослан в Тотьму, а потом в г.Кадников Вологодской губ.
В 18681869 в журнале «Неделя» опубликовал одно из самых известных своих произведений Исторические письма , в котором сформулировал «субъективный метод в социологии», ставший, по отзывам современников, «евангелием социально-революционной молодежи». Прославлял «человеческую мысль как единственную активную силу, превращающую культуру в цивилизацию».
В феврале 1870 друзья (среди которых был Г.А.Лопатин) помогли ему бежать из ссылки. Эмигрировал с семьей в Париж, там был принят в члены Антропологического общества. Осенью вступил в Международное Товарищество рабочих (I Интернационал), в 1871 стал участником Парижской коммуны.
В 1871 по поручению коммунаров выехал в Лондон, где сблизился с К.Марксом и Ф.Энгельсом. Признавая пролетариат важной социальной силой, Лавров оставался при мнении, что в развитии России главную роль играет крестьянство. В 18731875 он выпускал непериодическое издание «Вперёд», в 18751877 газету с тем же названием (издавались в Цюрихе и Лондоне). Статьи Лаврова о «реальном миросозерцании против миросозерцания богословского», о «борьбе труда против праздного пользования благами жизни», о «равноправности против монополии» свидетельствовали о том, что он стал сложившимся социальным эгалитаристом, сторонником социального равенства.
Считал главной своей задачей пропаганду идей революции среди крестьян, поэтому близкое ему направление в народничестве именуют, вслед за В.И.Лениным, «пропагандистским». Он разделял народнические воззрения на крестьянскую общину как основу будущего общественного строя, настаивал на приоритете социальных проблем перед политическими, развивал идею самобытности и неповторимости исторического пути России. Выступая против анархизма, бунтарства, революционного авантюризма М.А.Бакунина и заговорщицкой тактики П.Н.Ткачева, Лавров полагал, что «революционное насилие возможно до определенного минимума». При этом, по его мнению, «перестройка русского общества должна быть осуществлена не только с целью народного блага, не только для народа, но и посредством народа».
В 1878 установил связь с польским и русским революционным подпольем, был инициатором групповых собраний русской революционной эмиграции, пропагандирующих «практические действия русских социалистов в России». Связанный с 1879 и с «Черным переделом», и с «Народной волей», он принял на себя представительство последней за границей. Полагая, что социальная революция выйдет в России не из города, а из села, призывал интеллигентов готовить пропагандистов из народа, но сам склонялся также к признанию террора как метода борьбы с самодержавием.
В 1882 вместе с В.И.Засулич выступил организатором «Красного Креста Народной воли», видя в ней «единственную в России революционную партию». Был выслан властями из Парижа, но под другой фамилией вновь вернулся в этот город. Живя там, постоянно публиковался в заграничных и русских журналах «Отечественных записках», «Деле», «Знании», используя разные псевдонимы.
В 18831886 был редактором «Вестника „Народной воли"» (вместе с Л.А.Тихомировым).
Поддерживал личные отношения и переписку со множеством русских и зарубежных социалистов из Франции, Польши, Германии, Сербии, Хорватии, Чехии, Болгарии, Англии, скандинавских стран, США. Вместе с Г.В.Плехановым участвовал в организации народнической «Русской социально-революционной библиотеки».
С 1889 делегат от России на Международном социалистическом конгрессе в Париже, участник создания «Социалистической библиотеки» Цюрихского литературного социалистического фонда. В том же году присутствовал на Парижском конгрессе II Интернационала, где сделал доклад о развитии социалистических идей в России. В нем он одним из первых указал на начало массовой пролетарской борьбы в стране.
В 18921896 принимал участие в издании Материалов для истории русского социально-революционного движения . Изучая историю социалистических учений, разрабатывал собственную теорию рабочего социализма, основанную на принципах общей собственности, всеобщего труда и автономной светской общины. Отмечал роль марксизма в научном социализме, но скептически относился к деятельности социал-демократов в России и к плехановской группе «Освобождение труда».
Определив свое мировоззрение как «антропологизм», Лавров считал себя наследником мировой социально-теоретической мысли, начиная с Протагора и древних скептиков и кончая О.Контом, Л.Фейербахом, Г.Спенсером, неокантианцами. Позднее на него оказали влияние некоторые идеи Маркса. В философских сочинениях Лаврова царил дух «позитивной философии»: обосновывалось решающее значение научного знания, решительно критиковались различные формы метафизики. Отсюда брала начало и непримиримость Лаврова к вульгарному материализму немецких естествоиспытателей (К.Бюхнера, Л.Фохта).
Лавров не был эпигоном европейского позитивизма и материализма. Его философские и социологические взгляды были достаточно самостоятельны и оригинальны. В центре его миропонимания всегда стояла некая «критически мыслящая личность», способная овладевать новыми взглядами и обладающая жестким нравственным стрежнем. Передовую интеллигенцию «небольшую группу личностей» он считал двигателем общественного прогресса, но довольно расплывчато представлял ее стремящейся «к воплощению в общественных формах истины и справедливости». Полагая, что только единение интеллигенции с народом может создать «нравственный социализм», он писал: «мы не хотим насильственной власти на смену старой... Будущий строй русского общества... должен воплотить в дело потребности большинства, им самим сознанные и понятые». Социализм, по его мнению, был «неизбежный результат современного процесса экономической жизни», и более, чем иные концепции общественного блага, соответствовал нравственному идеалу человечества. Но осуществить переход к нему должна была помочь «сельская община и артельные союзы». Парижскую Коммуну он называл образцом социалистического государства.
Противоречивые взгляды Лаврова стали своеобразным промежуточным звеном от материализма Чернышевского к субъективизму Михайловского. «Лавризм» был раскритикован Плехановым и Лениным. Но ряды последователей Лаврова в России оставались весьма сплоченными; на его позиции нередко переходили и социал-демократы, отошедшие от практической деятельности и занявшиеся так называемым «культурничеством» (пропагандой).
В последние годы он жизни написал ряд обобщающих трудов: Опыт истории мысли Нового времени (начатый в 1898 и оставшийся незаконченным); Народники-пропагандисты 18731878 (был опубликован уже после его смерти в 1907). Остались незавершенными Задачи понимания истории и История мысли с размышлениями о революции и нравственности .
Лавров умер в Париже 25 января (6 февраля) 1900, его похороны на кладбище Монпарнас сопровождала восьмитысячная процессия. У могилы выступали социалисты многих стран.
Собрание сочинений Лаврова вышло в 14-ти выпусках в 19171920.
В 1923 его именем была названа улица в Петербурге.
Ирина Пушкарева , Лев Пушкарев .
ЛИТЕРАТУРА Володин А.И., Итенберг Б.С. Лавров
. М., 1981
Итенберг Б.С. П.Л.Лавров в русском революционном движении
. М., 1988
Васильев А.В. На рубеже третьего тысячелетия: к 125-летию издания «Исторических писем» П.Л.Лаврова
. М., Мариуполь, 1995
Журнал и газета П. Л. Лаврова «Вперед» (1873-1877). Значительно больший размах в сравнении с «бакунистами» имела издательская деятельность группы П.Л. Лаврова. В 1870 г. после удачного побега из ссылки Лавров появляется за границей, в Париже. Здесь он принимает участие в событиях Парижской Коммуны, вступает в I Интернационал. В Лондоне знакомится с К. Марксом, Ф. Энгельсом и впоследствии поддерживает с ними контакты. В 1873 г. в Цюрихе под редакций Лаврова выходит журнал «Вперед!» , ставший одним из наиболее влиятельных заграничных органов печати. С инициативой его издания выступили «чайковцы», имевшие в Цюрихе собственную типографию, в которой работали многие обучавшиеся в этом городе русские студенты. По воспоминаниям М. Сажина, к 1872 г. русская колония в Цюрихе очень расширилась, чуть ли не до 150 человек. Средства на издание поступали как от чайковцев, так и от кружка последователей Лаврова из Петербурга. Известно, что под влиянием рассказов Лаврова о девушках-революционерках, которые впоследствии были обвинены по процессу 50-ти, поддержку изданию стал оказывать И.С. Тургенев. Лавров был приглашен для руководства журналом как человек, известный к тому времени своим журналистским опытом. Особую известность принесли ему опубликованные в 1868–1869 гг. в газете «Неделя» «Исторические письма», где он изложил теоретическую программу. Особенно привлекательной для молодежи показалась высказанная им мысль о долге интеллигенции перед народом и необходимости вернуть этот долг. Согласившись руководить журналом, Лавров приступил к выработке программы и ее согласованию с различными группами, что оказалось делом непростым. По воспоминаниям М. Сажина, он и другие сторонники Бакунина отнеслись к программе Лаврова иронически и даже негативно, слишком она расходилась с их настроениями и убеждениями и была, по их оценке, «крайне суха, теоретична и совершенно оторвана от жизни». «В общем, – пишет Сажин, – и у меня, и у товарищей осталось впечатление от программы, что журнал Лаврова есть совершенно чуждое нам по духу предприятие... Между прочим, мне припоминается один из отзывов об этой программе, исходящий из среды “чайковцев”, который характеризует отношение к журналу Лаврова в России: зачем нам иметь “Вестник Европы” за границей, когда он уже есть в Петербурге?». Сажин, впрочем, зная, что у Лаврова, в отличие от поклонников Бакунина, были налажены связи с Россией, дал согласие на соредакторство. Однако когда Бакунин не одобрил его решения, отказался от предложения Лаврова. Между «бакунистами» и «лавристами» развернулась полемика по многим принципиальным вопросам. В первом номере, который вышел 1 августа 1873 г., Лавров выступил со статьей «Вперед! Наша программа», где изложил свои взгляды, которые по сути выражали идеи правого крыла народничества. Не случайно поэтому, в силу умеренности позиций руководителя издания, многие русские эмигранты поначалу восприняли его «типичным либералом». Программа журнала «Вперед!» нацеливала на подготовку социальной революции путем длительной пропаганды социалистических идей в народе силами интеллигенции. Лавров не исключал возможности заговора или стихийного бунта, но считал, что без предварительной подготовки они, в случае успеха, могут привести только к утверждению буржуазного строя. Ячейкой будущего общества он видел русскую общину. Сходясь с «бакунистами» в отрицании государственности, Лавров расходился с ними во взглядах на организацию восстания. Революция, по его мнению, должна иметь подготовленных руководителей. Таким образом, программа «Вперед!» была направлена против анархических взглядов Бакунина, убежденного в готовности народа к революции, а также против заговорщической тактики П.Н. Ткачева. В качестве «непериодического обозрения» журнал выходил отдельными толстыми книжками по мере их изготовления: в 1873 г. вышла одна книга, в 1874 г. – две (вторая, т.е. №3, вышла уже не в Цюрихе, а в Лондоне), в 1876 и в 1877 гг. – по одной (№4 и 5). Каждый номер (за исключением №4) состоял из двух отделов. В первом публиковались большие статьи программного характера. Их авторами, как правило, были Лавров и секретарь редакции В.Н. Смирнов. Иногда в первом отделе помещались и другие публикации. Так, в марте 1874 г. была напечатана статья Н.Г. Чернышевского «Письма без адреса», запрещенная в 1862 г. к публикации в «Современнике». Во втором отделе, занимавшем половину объема каждого номера, помещались статьи, корреспонденции и письма из России. Под рубрикой «Летопись рабочего движения» публиковались материалы, освещающие события революционного движения за границей. К концу 1874 г. связи редакции с Россией значительно расширились. По воспоминаниям М.К. Элпидина, издания доставлялись в Россию через пограничных контрабандистов тюками по 20 и 40 кг. Корреспонденция же поступала с «оказией». Переписку Лавров вел через «гр. Потоцкого», который на самом деле оказался «московским сыщиком Балашевичем, замаскировавшимся в графы». Этот сыщик получал тогда 1000 франков в месяц от III отделения. Письма приходили из разных городов России. Увеличился и приток денежных средств. Это позволило Лаврову приступить к изданию газеты. В январе 1875 г. в Лондоне выходит первый номер газеты «Вперед!», задуманной как «двухнедельное прибавление к журналу по текущим вопросам русской жизни и международного рабочего движения в различных странах». Вскоре газета превратилась в основной орган лавровской группы. Она имела четкую структуру. Названия рубрик перешли из журнала. За передовой статьей, как правило, следовали публикации под рубриками «Что делается на родине?» и «Летопись рабочего движения». В конце обычно помещались «Извещения корреспондентам» и «Библиографические известия». Постоянно обновляются формы подачи материала. В отделе «Что делается на родине?» помещаются разнообразные тематические обозрения. Так, в 1875 г. в шести номерах (январь-апрель) появляются обзоры под заголовком «Гниль старого и рост нового», а в конце этого же года (№20, 21, 24) серия публикаций «С птичьего полета»; возникают новые рубрики: с февраля 1876 г. вводится рубрика «Из памятных книжек старых сотрудников», а с мая систематически печатаются обозрения внутренней жизни под заголовком «За две недели». Выходила газета регулярно, 2 раза в месяц, и за два года существования (с января 1875 по декабрь 1876 г.) было выпущено 48 номеров от 16 до 24 страниц в каждом. Наиболее активным автором журнала и газеты был сам Лавров. Много писали для изданий секретарь редакции В.Н. Смирнов и цюрихский студент Н.Г. Кулябко-Корецкий, помогавший в организации доставки «Вперед!» в Россию. Печатались в изданиях также Г.А. Лопатин, украинский эмигрант С.А. Подолинский. Публиковались отдельные произведения Н.П. Огарева и Г.И. Успенского. Непродолжительное время во «Вперед!» сотрудничал П.Н. Ткачев, но после отказа Лаврова предоставить ему равные права в руководстве журнала порвал с ним. Хорошо налаженные связи с Россией позволяли регулярно помещать в газете содержательные обозрения и информацию о ее внутренней жизни, политических событиях (например, о демонстрации у Казанского собора 6 декабря 1876 г., устроенной землевольцами и др.). В редакцию приходило такое множество писем и корреспонденции из России, что часть из них приходилось помещать в виде хроники, а некоторые оставались неиспользованными. Обширные контакты Лаврова с деятелями западноевропейского рабочего движения предоставляли для газеты богатейший материал о событиях в Европе. Маркс и Энгельс давали по просьбе Лаврова отзывы на его статьи, сообщали сведения, которые можно было бы использовать в газете. Издания «Вперед!» распространялись в России рядом революционных кружков и, в первую очередь, петербургским, члены которого именуются обычно «лавристами». Они же поддерживали издание и материально. «Впередовцы» жили коммуной, нередко впроголодь, так как средства, получаемые из России, с трудом покрывали расходы на издание. В период между 1870 и 1875 г. «Вперед!» был единственным органом революционной бесцензурной печати, поэтому, несмотря на преобладание в это время бакунинских, «бунтарских» настроений и на несогласие многих радикально настроенных участников движения с политической линией Лаврова, читательский круг «Вперед!» был достаточно обширным и разнородным по своему составу. Еще предпринимая издание журнала, Лавров стремился избежать замкнутости и сектантства направления, сделать издание выразителем взглядов широких революционных кругов. Правда, оговаривалось, что в случае публикации мнений, не совпадающих с программой «Вперед!», редакция оставляет за собой право поместить свой комментарий. Появившиеся в 1875 г. «Работник» бакунистов и «Набат» ткачевцев не смогли по распространенности составить конкуренцию лавровским изданиям. Тираж журнала составлял в 1875 г. 2000 экземпляров, а тираж газеты в 1876 г. достиг 3000. С «Вперед!» постоянно полемизировали российская пресса (особенно активно – «Московские ведомости» М.Н. Каткова), эмигрантская печать, на издания Лаврова ссылались также и европейские газеты. Влияние П.Л. Лаврова и его изданий было настолько значительным, что он находился под неусыпным контролем не только российских властей, но и европейских государств. Так, в 1876 г. Бисмарк запретил продажу «Вперед!» в Германии. О роли Лаврова в эмиграции свидетельствует постоянное внимание к нему со стороны русской заграничной агентуры, руководитель которой П.И. Рачковский не раз сообщал в Петербург о необходимости «исследовать образ мыслей Лаврова, так как он при данных условиях оказывается наиболее авторитетным». Рачковский не гнушался фабрикацией различных документов с подписью Лаврова, призванных представить его ренегатом и тем самым расколоть движение. «Вперед!» оказал значительное влияние на русскую молодежь. По словам В. Фигнер, он «дал сильный толчок (...) умам, вызвав много споров и вопросов». Но все же многие сторонники радикальных учений считали «лавризм» слишком абстрактной теорией и критически относились к проповеди Лаврова о необходимости «всестороннего развития личности» и предварительной научной подготовки участников движения. На это указывал М.П. Сажин («Он был прежде всего теоретик-философ»); это отмечал С.М. Степняк-Кравчинский, обвинивший Лаврова в отсутствии «революционного инстинкта» и писавший ему в 1875 г.: «Вы человек мысли, а не страсти. Ну, а этого недостаточно. (...) Мы хотим действия более решительного, более быстрого, мы хотим непосредственного восстания, бунта»; этот же упрек в теоретичности воззрений адресовал ему впоследствии В.И. Ленин. В 1876 г. в связи с разногласиями внутри редакции и с кружком «лавристов» в Петербурге по вопросам тактики и организации революционной борьбы Лавров выходит из редакции. Причиной разрыва стала личная неудовлетворенность Лаврова, связанная с неудавшейся попыткой сделать «Вперед!» центром всех революционных сил в России, а также с провалом «хождения в народ» и следовательно, тактики «пропагандистов». Еще одной причиной Н.Г. Кулябко-Корецкий называет отчуждение Лаврова во «впередовской» коммуне от «нигилистов», плебейские замашки которых он с трудом переносил. Порвав с «Вперед!» (последний, пятый, номер журнала вышел в 1877 г.), Лавров отошел от народнической фракционной борьбы и стал фактически духовным лидером русской революционной эмиграции, хранителем традиций Герцена. Следование герценовской традиции проявлялось не только в осмотрительности и взвешенности политических позиций Лаврова, его неприятии «нигилизма» молодых и стремлении избегать крайностей в революционных действиях, их неподготовленности. Ближе всех к Герцену Лавров стоял и в развитии традиций Вольной русской прессы – в содержании, идеях и типологических чертах изданий. В материалах следственного дела Лаврова хранятся издания Вольной русской типографии. А.В. Никитенко писал о Лаврове: «Любовь к “человечеству” почерпнул он в сочинениях новейших социалистов... Прежде “Колокол” был для него источником великих истин и убеждений». В условиях 1870-х годов Лавров развивает темы Герцена о России и Западе, ведет полемику с российской и европейской прессой. Не случайно поэтому поколение 80-х годов, вспоминая о предшествующих десятилетиях, чаще всего выделяло «Колокол» и «Вперед!».
- Издания «Священной дружины» («Вольное слово», «Правда»).
Один мой знакомый, московский помещик (как Александр Николаевич), часто бывающий за границей, ездил недавно в Симбирскую и Тамбовскую губернии (у него, как у Александра Николаевича, поместья в разных губерниях), где он не был года два. Он не мог прийти в себя от перемены, произошедшей в помещичьем кругу, - 19-ое февраля иссушило их и положило в лоск. «Едва я мог узнать старых приятелей, те же люди, но баски полопались; кто ногу тащит, кто водки не пьет, кого совсем перекосило, нет веселья, все сердятся, желчные, исхудалые; солон пришелся им манифест!» Полопавшиеся баски должны остаться в истории вместе с ослушным днем и желанным часом.
Посмотрите,...как нашему брату жутко приходится среди этого мужицкого народа - его не поймешь. - Хаотическая путаница варвар ства. - Да, да, совершенно роковая путаница. Племя троглодитов Геро дота (нем.).
Дарвин, автор знаменитой книги « On species », должен быть доволен: у нас открывается или, лучше, нарывается новый вид чиновниче ства. К русским немцам и немецким русским прибавляются русские альзасцы, т. е. такие русские немцы, которые, оставшись с нравственным немецким акцентом, предались французской страсти - решительных мер, центра лизации, просвещающего насилия, исправляющего беззакония, и все это с сохранением тяжелой, немецкой Plumpheit (неуклюжести) и русского нахальства. - Мы еще займемся их фауной...
Мы напоминаем нашим читателям, что Адриани напечатал в 30-х годах превосходный рассказ о своей тюрьме под заглавием: « M é moires p ’ un prisonnier d " Etal ». Какое было бы прекрасное дело перевести «За писки» Адриани вместо бледных и, во всяком случае, равнодушных романов второстепенных английских писателей.
Что такое этот татарский набор, можно ясно видеть из превосходных статей « Daily Telegraph ».
Предупреждая полицейский скептицизм и не желая компрометировать друзей наших, мы присягаем нашей честью и совестью, что письмо это писано к нам русскими офицерами из Польши . Что касается до письма к редактору « Ind é pendance », у нас только копия, присланная из Варшавы другими офицерами. Тех и других братски благодарим и от всей души прижимаем к нашей груди.
Издатели «Колокола».
Кстати, за выпущенными поляками, оставившими Францию, бро сился чиновник всероссийского III отделения, чтоб следить что и как. Экие шалуны - денег - то куры не клюют !
Не is fortunate in his subjects, for we believe a more patient and long-suffering race does not exist. But his subjects are eminently unfortunate in their king. In his invasion of their rights we look in vain for the talent which gilds great offences («The Times», January 17, 1863)
«Сев. пчела» от 11(23) января, не знаем по каким необходимостям, напечатала удивительную корреспонденцию из Варшавы, там между прочим сказано:
«Об этом рекрутском наборе я намерен поговорить в моем следующем письме, потому что его нужно рассматривать в связи с другими, и приведшими и настоящими, обстоятельствами и со всею политикою графа Велепольского. Теперь достаточно будет сказать вам, что в самой Варшаве набор должен коснуться 2000 людей подозрительных и находящихся на замечании у властей. Некоторые ожидают но этому случаю больших смут. Могу уверить вас наперед, что ничего не будет и что спокойствие в Варшаве не будет нарушено, вопреки уверениям партии действия, которая, если верить слухам, объявила, что скорее решится чертя голову произвести восстание, чем дать осуществиться этому набору, который лишит ее целого легиона ее приверженцев и последователей».
Хороши официозные пророки! Но важнейшее тут - это сознание, что набор коснется именно подозрительных людей, - лучше бы разрешить полиции просто бить их до смерти на улицах.
«Я был виноват перед ним, любезный Бертран, - говорит Робер Макер, - но... но я простил ему!»
Ген. консул г-н Берг шлет привет гг. Трюбнеру и К 0 и покорнейше просит их сделать ему одолжение и сообщить адреса г-на В. Кельсиева, г-на Павла Машкулова и г-на Николая Жуковского, если их местопребывание известно гг. Трюбнеру и К 0 . Вышеназванные господа, по-видимому, живут в Лондоне. Г-н Кельсиев около двух лет тому назад проживал в № 3, Britannia - terrace , Fulham road , S. W. (англ.). - Ред.
Мы знаем подробности об несчастном убийстве солдат при началь ном восстании, знаем их от очевидца. Мы со временем расскажем этот печальный эпизод с именами; вред, произведенный этим вовсе не приготовленным событием, был огромен; поляки сами с отчаянием порицали поступок одного из отдельных начальников. С тех пор мы спрашиваем «Моск. ведом.», III отделение и главный штаб Константина Николаевича, гд е же было что-нибудь подобное, где это повторилось, какие доказатель ства, что тут был план? Гнусно сильному звать на помощь не только пру ссаков, но клевету.
Автор «Видений св. Кондратия», статьи «Что такое государство?» в 1 кн. «Полярной звезды» и пр.
Т. е. «Прерванные рассказы», «Тюрьма и ссылка», «С того берега», «Письма из Франции и Италии».
Н. Трюбнер вообще принес большую пользу русской пропаганде, и имя его не должно быть забыто в «Сборнике русской типографии». Сверх вторых изданий «Полярной звезды» и всех наших книг, Н. Трюбнер предпринял сам целый ряд новых изданий на русском языке: Стихотворения Н. Огарева, Записки Екатерины II , Записки кн. Дашковой, Записки Лопухина, кн. Щербатов и Радищев и пр.
В другом месте нашего листа мы выписываем из III отделения «Русского вестника» несколько ругательств против прокламации и фразу из манифеста правительствующей редакции. Пусть читатели сами измерят глубину падения московских доктринеров.
В 1835, во время моей ссылки в Вятскую губернию, я нашел в уездном городе Сарапуле прекрасно составленную библиотеку, в которой получались все новые книги и журналы на русском языке. Участники брали эти книги на дом и имели читательную залу. Все это было заведено, с невероятными усилиями, жертвами и с огромной настойчивостью, уездным лекарем, вышедшим из Московского университета. Фамилия его , кажется , Чудновский .
Nous sommes une immense spontanéité ... l"intelligence russe est i"intelligence impersonnelle par excellence.
Tchaadaieff . Lettres a Al . Tourgueneff .
«Его ухода давно желала старорусская, или, что то же самое, немецкая партия в Петербурге» (англ.). - Ред.
Кстати к грабежам и разбою - интересно посмотреть, какими инвалидными средствами правительство опровергнет отвратительную историю с английским купцом Финкенштейном, - подробности ее в «Теймсе» и других журналах.
Нам досадно и совестно, что мы так часто поминаем «Моск. ведом.», тем больше что статьи против нас их издателей дают этому характер личный. Возрастающий цинизм этой черной газеты делает невозможным молчание. Мы смело говорили, что в русской литературе еще не было ничего подобного ни во времена Ф. Булгарина, ни во времена предшественника г. Каткова - К. Шаликова. Есть граница, перед которой обыкновенно проданная литература останавливается, лицемерно или искренно, в свирепом требовании преследований, деспотических мер, казней и пр. Героическая редакция «Моск. вед.» не знает этих порогов, останавливающих робкие и слабые души. Напр.:
«Хотим ли мы удовлетворить нынешним притязаниям польского патриотизма и пожертвовать ему существованием России? В таком случае надобно нам выводить из Царства Польского войска, отступать все далее и далее к Уральскому хребту и готовиться к мирной кончине. Если же этого мы не хотим, если всякая мысль о чем-либо подобном кажется нам нелепостью и приводит нас в негодование, то никто, ни даже сами поляки не вправе были бы сетовать на правительство, если б оно сочло нужным принять более решительные меры для того, чтоб избавить Польшу от бесплодного и изнурительного раздражения, а Россию от лишней траты крови и сил в борьбе, которая может превратиться в европейскую войну. В настоящее время всякое наружное угождение национальному чувству в Царстве Польском станет гибелью и для Польши, и для России. Война, так война; военное положение, так военное положение. При теперешнем ходе дел правительство имеет полное основание сосредоточить все власти в Царстве Польском в руках людей, недоступных обольщениям польского патриотизма и революционным устрашениям. До тех пор пока не прекратится восстание, пока порядок в Царстве Польском не будет восстановлен, всякая уступка национальному чувству будет не примирять нас с поляками и Европой, а, напротив, только усиливать вражду, распаляя с одной стороны требования, а с другой заставляя прибегать все более и более к жестоким мерам для их отражения. Итак, прежде всего державы желают прекращения происходящих теперь смут в Польше, а потом, в будущем, устранения причин, которые их порождают. Этого именно желает и сама Россия, и желает, конечно, гораздо искреннее, чем любая из трех держав, жалующихся на польские смуты» («Моск. ведом.», 19 апр.).
«На России лежит обязанность как можно скорее отнять у них всякий повод к жалобам. Польское восстание тревожит эти державы, - они должны быть довольны, если оно будет как можно скорее прекращено. Одни военные усилия России оказываются пока недостаточными для этого; акт верховного милосердия не обезоружил мятежников; чтобы можно было хотя отчасти удовлетворить жалобы великих держав, приходится принять меры административного порядка, которые лишили бы революционный польский комитет возможности вооружать новые шайки наместо разбитых, взымать с этой целью налоги, устрашать мирных граждан казнями, или, вернее, тайными убийствами. Административные средства, существующие в Царстве с 1861 года, до сих пор оказывались для этой цели недостаточными; если и по истечении срока амнистии мятеж не прекратится и существующие административные средства не начнут действовать с большим успехом, то, очевидно, необходимо будет установить в Царстве, на время мятежа и войны, русскую военную администрацию, которая, как можно надеяться, скоро покончит с польским восстанием» («Моск. вед.», 20 апр.).
Каков P è re Duchesne III отделения!
Не знаем, чему больше дивиться - бездушию мысли, смелости признаться в ней за какую бы цену то ни было или шаловливой иронии второго отрывка, напоминающей иронию поручика Жеребятникова над несчастным арестантом, которого ведут наказывать. «Ну, так ради сиротских слез твоих милую я тебя. - Катай его, жги его, лупи, лупи, обжигай, - еще ему, крепче сироте, - ха, ха...»
Не забудьте, что поручик Жеребятников не проповедовал английского парламентаризма, свободы печати, уважения к личности.
Адрес Московского университета написан старо-семинарским тяжелым слогом. Замечательно, что все остальные адресы не только лучше написаны, но человечественнее. В них говорят об освобождении крестьян, об амнистии, о преобразованиях. В университетском адресе ничего подобного, раболепие его не смягчено ни одним словом.
«Теймс» и «Экспресс» говорили о какой-то тайной прокламации с « Evening Star », о первом листе журнала «Свобода», издаваемого «Землей и Волей». Мы только что получили «Свободу» и напечатаем ее в следующем листе.
В иностранных газетах сказано, что в случае войны начальство над русской армией будет предложено Муравьеву-Карскому, генералу очень способному; в тех же газетах было сказано, что послали за Амурским.
«Бунты могут быть везде, но бунт еще не революция. Поэтому ее устроить у нас нет никакого средства. Вот поджечь дом, кого-нибудь исподтишка зарезать - это дело осуществимое. За этим иногда не углядишь» («Н<аше> В<ремя>»).
Каково извинение должностного и сильно озабоченного наблюдателя/
Да ведь как упорно! «Сев. почта», « Journal de St .- P é tersbourg », а потом « Nord » и др., опровергая « Opinion Nationale », говорят, что министерство внутренних дел не рассылало образцовых форм для адресов и возбудительных речей. На это мы отвечаем почтенным редакторам, что у нас цел печатный оригинал циркуляра, полученного нами из Петербурга и перепечатанного в «Колоколе», л. 164. Мы готовы подвергнуть его экспертам для определения шрифта, бумаги и пр... Le jeu est faitl Mr. Le Ministre, угодно - с ?
Во Франции и Австрии когда отбирали оружия, все же их не крали, а выдавали билеты. В числе оружий могут быть охотничьи ружья, старинные, наследственные и пр., большой цены.
О вторичном приезде ученого корреспондента III отделения собственной е. в. канцелярии мы уведомили в свое время поляков и русских друзей наших английскими журналами.
Мы взяли имена пострадавших из русских газет. По иностранным прибавляют еще несколько убитых виленским злодеем - в том числе графа Платера и помещика Лешкович.
То есть самым неосновательным образом расстреливать, как два года тому назад расстреляли несчастного еврея в Одессе.
Какие же это особенные тяги несут у нас издатели? Что они - пошли на войну или пожертвовали полсостоянья? Не разорился ли уж издатель «Моск. ведом.»? Не проиграл ли Павлов на бивуаках «Наше время»? В Англии мы платим и income - tax (подоходный налог) и другие поборы, здесь других тяг не требуют. Конечно, мы в Европе гости, но во Франции меня трактовали совершенно за своего, и высылали, и осматривали бумаги, и не пускали десять лет.
На этой лодке были большей частию молодые люди, большая часть французов и итальянцев; когда не было больше никакого спасения, они громко прокричали на общем им языке: « Vivat Polonia !» <«Да здравствует Польша!»> и погибли.
Есть что-то бесконечно возмутительное в постоянном противупоставлении русского дворянства польской шляхте, точно оно в самом деле было демократичнее ее. Не тем ли, что соединяло в себе все хлопское перед Царем со всем шляхетным относительно хлопа? Да и давно ли же отняли из бесчеловечных рук помещиков-секарей русских крестьян? Ложь и постоянная ложь! Мало что нам выдумали целую хлестаковскую историю петровского периода, нам выдумывают настоящее и наговорят до того, что кто-нибудь и поверит.
Воображение привыкло у нас до того ко всем ужасам, что страш ные образы пыток и истязаний являются первыми в голову. Один мирный фельетонист, который пишет вовсе не о Муравьеве и не о Польше, а о прогулке в Кронштадте, вот как выражается о непогоде, застигнувшей его: «Это была не та буря, про которую Пушкин говорит:
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя.
Нет! А это был такой раздирающий душу и нервы рев, как если бы положить рядом батальон солдат и нещадно начать пороть его батожьем; тогда бы, мне кажется, это было несколько похоже»! Возьмите все лите ратуры, от Саади и Гафиса до Диккенса и Гюго, и вы но найдете подоб ного сравнения.
«Кёльнская газета», напр., рассказывает о конфискации именья, принадлежавшего фамилии Комар , за то, что из их фамилии какой-то молодой человек 16 лет был взят в числе повстанцев.
Мы взяли этот образчик как один из самых характеристичных, хотя и сознаемся, что муравьевские приказы, предложения, распоряжения по этой части следовало бы перепечатать под заглавием «Энхиридион Сполиации» - это образцовый кодекс отобрания собственности у целого сословия по мелочи. Если будущий Пугачев предпочтет такие воровские и нечистые средства откровенному объяснению , то ему стоит только муравьевские распоряжения перевести на свой язык, и ни один русский помещик не ускользнет, и ни один больше рубашки да разве трубки с собой не унесет.
Вёдрин тряхнул стариной и после двадцатилетнего молчания хватил и свой адрес - я, дескать, тоже Валуев!
В 1847 я еще успел видеть два-три превосходные создания Фредерика Леметра, и его я охотно поставил бы в стороне от больше или меньше талантливого гаерства парижских театров; но по мере старости и потери настоящих сил Фредерик Леметр заменял их преувеличением и впадал в такое неделикатное ставление точек на i , что я на него смотрел, как на развалину, ярко раскрашенную пестрыми красками, в том роде, как наше художественное правительство, бывало, белит и размазывай памятники. В исторических воспроизведениях и в необыкновенной спетости игры Th éâ tre Fran ç ais сделал много; великих артистов он не развил, но развил необыкновенно умных артистов и превосходную труппу, играющую прескверные пьесы. Мы преимущественно говорим о мужчинах: женщинами европейская сцена богаче. Несмотря на все немецкие воз гласы русских ценовщиков, Рашель была великая художница, а Франция реставрации, Франция Беранже, последняя веселая Франция, имела своим живым, веселым, гениальным представителем - Дежазе. Ред. napoletane 1863. Сочувствие это обоюдно. Когда Фердинанд I плелся с австрийским обозом, чтоб после Мюрата занять трон своих праотцев, австрийский генерал - рассказывал мне известный Пене - при переходе через неаполитанскую границу доложил королю, что ему следует лично принять начальство и въехать в Неаполь без иностранного войска, которое будет его охранять па благородной дистанции; Фердинанд не хотел ни под каким видом «подвергать себя такой опасности». «Да чего в. в. боится, - сказал, наконец, выведенный из терпения генерал, - разве вы не знаете, что неаполитанцы - страшные трусы?» - «Знаю - отвечал король, - Anch " io sono ведом.») письмо к польскому правительству. Не имея перед глазами самой брошюры, выписываем из «Моск. ведом.» место, относящееся до нас. «Г-н Герцен и К 0 (кого он считает в этой компании, мы не знаем, издатели „Колокола" не составляют целую компанию с г. Герценом, их только двое - Герцен и Огарев) уверяли, что находятся во главе обширного заговора, обнимающего целую Россию, и простирали свое фанфаронство до того, что предлагали Польше содействие какого-то русского революционного комитета». Г-н Питкевич рассказывает, что польские патриоты требовали у этих господ доказательств их влияния. Но, продолжает он, «вместо всяких доказательств редакторы „Колокола" могли представить только хвастливые уверения в своем революционном могуществе; а потому, без всяких церемоний и не щадя их самолюбия, они устранили их как отъявленных вралей». Г-н Питкевич очень доволен, что польские патриоты не уронили своего достоинства формальным союзом с вралями; но, продолжает он, «зачем же польские патриоты не были настолько проницательны, чтоб убедиться, что не только роль признанных вождей русского восстания, на которую претендовал лондонский триумвират, но и самые элементы восстания, которые, по их уверениям, будто бы существуют в России, - чистая выдумка? Где эти симпатии студентов к польскому делу, тайные общества, составленные русскими офицерами, решение, будто принятое солдатами не сражаться с братьями поляками, стачка раскольников для ниспровержения верховной власти? Все это существовало только в хвастливых столбцах “Колокола", редакторы которого лгали, и лгали заведомо, для того только, чтобы доставить себе ребяческое удовольствие прослыть вождями могущественной революционной партии...»
Как ни противно нам касаться до поры до времени некоторых вопросов и как ни противно дотрогиваться до этой выписки, удобренной как следует самой крепкой и жирной катковиной, нельзя же терпеть такой вредной лжи, такой полной клеветы. Пусть укажут хоть одну строку «Колокола», «Полярной звезды» или чего бы то ни было из наших изданий, в которой бы мы себя выдавали «вождями могущественной революционной партии», в которой бы мы говорили, что Россия готова восстать, подстрекали поляков и пр. Но, печатая одно, мы могли писать и говорить другое. А потому мы просим всех поляков и неполяков, бывших в сношениях с нами, привести хоть одно слово, сказанное нами в смысле цитаты. Мы позволяем все нескромности, развязываем все языки. Само собою разумеется, что, цитируя «Колокол», надобен № листа, а цитируя человека, надобна его фамилья.
Повторять по этому поводу наши убеждения, которые мы повторяли сто раз, мы не станем. Печатать документы, и притом подписанные, не время. Но чиновники брошюрного департамента нас обязали бы искренно, сказавши, кто эти поляки, устранившие нас, и устранившие с такой ловкостью, что мы по простоте сердечной и не заметили этого. Не те ли, которые писали подметные письма с поддельной печатью народного польского правительства?
Мы очень рекомендуем нашим читателям брошюру, вышедшую несколько месяцев тому назад в Париже, под заглавием « La Pologne et Страница 1333 повторяется в комплекте «Колокола» дважды. Последняя страница л. 161 также была обозначена 1333-й.
В этом году исполняется 110 лет с начала первой русской революции. На нелегальных собраниях рабочих (маевках, посвященных 1 мая) и в ходе революционных событий 1905-06 годов среди восставших рабочих Москвы, Петербурга и других городов России пользовалась популярностью песня «Рабочая марсельеза», в которой были следующие строки: «Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног, Нам враждебны златые кумиры, ненавистен нам царский чертог. Вставай, поднимайся рабочий народ! Иди на врага, люд голодный. Раздайся клич мести народной! Вперед! Вперед! Вперед!» Автором этого поэтического произведения исполнявшегося на мотив французской Марсельезы, написанного в 1875 году и ставшего своего рода русским революционным гимном, был Петр Лавров, ученый, философ и поэт, видный идеолог революционного народничества.
Петр Лаврович Лавров родился в 1823 году в дворянской семье полковника и зажиточного помещика, в Псковской губернии. В 1842 году после окончания Артиллерийского училища преподавал в нем математику. Позже стал профессором Петербургской артиллерийской академии, получив звание полковника. В 50-х годах выступает как публицист в различных журналах на разнообразные темы. В круг его интересов входили философия, социология, антропология, политика, нравственность, история литературы, искусства и религии. Затем сближается с Николаем Чернышевским, участвует в народнической организации «Земля и воля». За публикацию стихотворений в приложении «Колокола» Александра Герцена Лавров был сослан в 1866 году в Вологодскую губернию. Здесь им были написаны знаменитые «Исторические письма», которые, по словам философа Николая Бердяева, стали моральным катехизисом народнической интеллигенции. В 1870 году Лавров эмигрирует и, поселившись в Париже, участвует в деятельности Антропологического общества и становится членом Первого Интернационала.
В 1871 году Лавров принимает активное участие в Парижской коммуне, выступает как автор одного из обращений «К гражданам Парижской коммуны». В целях организации помощи осажденной Парижской коммуне ездил в Лондон, где познакомился с Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом. После кровавого подавления коммунаров Лавров в 1875 и 1879 годах пишет две работы, посвященные анализу причин поражения Парижской коммуны. Будучи связан многолетней дружбой с Марксом и Энгельсом и участвуя в Первом Интернационале, он осуществлял связь с революционерами в России, редактировал важнейшие народнические издания журнал и газету «Вперед» (1873 - 76), вместе с Плехановым принимал активное участие в издании «Социально-революционной библиотеки» опубликовавшей Манифест коммунистической партии и другие работы Маркса и Энгельса, труды Чернышевского и Лассаля.
В 1879 году нелегальная народническая «Земля и воля» раскололась на «Народную волю» (А.Желябов, С.Перовская, В.Фигнер, Н.Морозов), выступавшую за революционный террор и более умеренный «Черный передел» (Г. Плеханов). 1 марта 1881 года членами «Народной воли» разрывным снарядом на Екатерининском канале в Петербурге был убит император Александр II. Курс ограниченных и непоследовательных реформ, сменился на политику авторитарных контрреформ императора Александра III.
С 1881 года вместе с Верой Засулич П.Лавров стал заграничным уполномоченным Красного Креста «Народной Воли», за что в феврале 1882 года выслан французским правительством из Франции. Переехав в Лондон, редактировал вместе с Львом Тихомировым по предложению народовольческого Исполнительного комитета «Вестник Народной Воли» (1883 - 86). Лавров был участником Первого конгресса II Интернационала в 1889 году. Сотрудничал с Георгием Плехановым, но после его перехода на марксистские позиции разошелся с основанной им в 1883 году группой Освобождение труда» во взглядах относительно перспектив и движущих сил революции в России.
В отличие от Бакунина и Ткачева выступал за тщательную подготовку социальной революции, как народных масс, так и сознательных революционеров. Критиковал Ткачева за бланкистскую концепцию революции как заговора и его «якобинство». Лавров был идеологом так называемого «хождения в народ», начавшегося с 1874 года, когда молодые радикалы, рискуя жизнью, шли пропагандировать в русской деревне революционные и социалистические идеи. Именно поэтому его направление получило наименование пропагандистское. В свою очередь Петр Ткачев, сторонник идей Огюста Бланки, который с 1873 года сотрудничал с журналом «Вперед», разошелся с Лавровым в тактических вопросах, обвиняя его в либерализме и призывая революционное меньшинство делать революцию, а не готовиться к ней.
Николай Бердяев писал, что в России «создался своеобразный тип «кающегося дворянина», который сознавал свой социальный, а не личный грех, грех своего социального положения и в нем каялся».
Владимир Ленин выделял три характерные черты народничества: признание капитализма в России упадком, регрессом; признание самобытности русского экономического строя вообще и крестьянина с его общиной, артелью; игнорирование связи «интеллигенции» и юридико-политических учреждений страны с материальными интересами определенных общественных классов.
Историки делят революционное народничество на три основных направления. Пропагандистское, которое возглавлял Петр Лавров, заговорщическое или бланкистское, во главе с Петром Ткачевым и анархистское идейными вождями которого были Михаил Бакунин и Петр Кропоткин.
В то же время Николай Бердяев в работе «Истоки и смысл русского коммунизма» предложил весьма широкое толкование народничества как общественного явления средины и второй половины ХIХ века в России. По его мнению, представители религиозного народничества, к которым он относил и славянофилов, «верили, что в народе скрыта религиозная правда, а народничество безрелигиозное и часто антирелигиозное (Герцен, Бакунин и народники социалисты 70-х годов) верило, что в нем скрыта социальная правда».
П.Лавров был оригинальным философом. Вначале он стоял на позициях «детерминизма в форме теистического фатализма» считая поэзию призванной сыграть примирительную роль между религией и наукой. Затем переходит на атеистические позиции, пишет работу «Антропологическая точка зрения в философии» (1862), критикуя идеализм и материализм, называет свою позицию антропологической. Лавров находился под влиянием идей позитивизма и агностицизма, провозглашая скептический принцип, отрицающий познание сущности вещей, в рамках которого как «духовная субстанция», так и «материальная субстанция» объявлялись непознаваемыми. В познании объективного материального мира человек не может выходить за пределы мира явлений познаваемого человеческим опытом. Из его философских воззрений органически вытекала и теория субъективной социологии, согласно которой решающую роль в общественном прогрессе играют критически настроенные личности, руководствующиеся передовыми нравственными идеалами.
По Лаврову критерий общественного прогресса состоит в росте человеческой солидарности, все более полном воплощении в человеческом общежитии идей равенства и справедливости, который выступает как нравственный идеал критически мыслящей личности.
Проблемам социологии и разработке оригинальной концепции социальной революции мыслитель посвятил «Очерки практической философии», «Кому принадлежит будущее», «Опыт истории мысли нового времени», «Задачи социализма», «Переживания доисторического периода», «Задачи понимания истории». «Проект введения в изучение эволюции человеческой мысли».
Особое значение Лавров придавал роли нравственного начала в революции «Социальная революция и задачи нравственности» (1884). Критикуя анархизм Бакунина и его последователей, Ларов в работе «Государственный элемент в будущем обществе» (1876) выступал за установление революционной диктатуры после свершения социалистического переворота. Наоборот, утверждает Лавров, государственный элемент может существовать с развитием рабочего социализма в течение длительного исторического периода и в тоже время он должен быть сведен до возможного минимума.
По Лаврову нравственная обязанность социалиста бороться против социальной несправедливости современного мира, подготовить и осуществить социальную революцию в интересах трудящихся. Социализм - общественная теория, разработанная передовыми умами человечества, выступает за такую перестройку общества, которая раз и навсегда покончила бы со всеми формами угнетения человека человеком и организовала бы общество на принципах добровольного сотрудничества и взаимовыгодной кооперации.
Под влиянием рабочего движения, идей Маркса и Энгельса и деятельности Интернационала Лавров отводил решающую роль в социальной революции на Западе пролетариату. В России он возлагал надежды на крестьянские массы и деревенскую общину, с ее отсутствием частной земельной собственности.
Объявляя себя сторонником «рационального патриотизма» в «Исторических письмах», размышляя о роли нации в историческом прогрессе, исходя из своего субъективного метода, Лавров решающую роль отводит критически мыслящим личностям, которые, по его убеждению, придают нации в целом прогрессивный или реакционный характер, выступая в роли «рациональных патриотов» или обскурантов.
Большую роль в подготовке социального переворота Лавров отводил организованной революционной партии, фактически предвосхищая идеи Ленина о партии нового типа. «Тот, кто деморализует партию, вносит в ее ряды партизанство и сепаратизм, фракционность, раздор и разложение, тот изменник социалистическим идеалам» - считал Лавров. Он выступал за объединение в рядах социалистической партии как промышленных, так и земледельческих рабочих. «Социальная революция в России - утверждал Лавров, - должна быть подготовлена тайной организациею революционных сил, действующей путем пропаганды и агитации, пока они не будут достаточно велики для производства обширного революционного взрыва».
Петр Лаврович Лавров скончался в Париже 25 января 1900 года. Похоронен на кладбище Монпарнас. После победы февральской революции в России Временным правительством «Марсельеза» была утверждена в качестве государственного гимна 2 марта 1917 года по старому стилю — через 5 дней после отречения от престола Николая II. Первое время она исполнялась под оригинальную французскую мелодию, но затем композитор А.К. Глазунов видоизменил музыку так, чтобы она лучше соответствовала русскому тексту Петра Лаврова.
Революционное народничество в целом оказало огромное влияние на дальнейшее развитие демократического и социалистического движения в России в начале ХХ века. Его исторический романтизм и революционный максимализм способствовал радикализации общественных настроений в стране. Неслучайно советский писатель Юрий Трифонов назвал свой исторический роман, посвященный русским революционерам народовольцам - «Нетерпение».
