1. Выделяю сражение за Смоленск в отдельную тему. Вначале привожу очень интересное описание событий 4-го и 5-го августа 1812 года их непосредственного участника, обер-квартирмейстера 6-го пехотного корпуса Д.С. Дохтурова Ивана Петровича Липранди.
    Автор дает и общую оценку сражения за Смоленск, которую можно обсудить. Любопытны подробности гибели генерала Скалона, которому установлен памятник в Лопатинском саду.

    Замечания И.П. Липранди на «Описание Отечественной войны 1812 года» Михайловского-Данилевского // Харкевич В. 1812 год в дневниках, записках и воспоминаниях современников. Материалы Военно-учетного архива Главного штаба. Вып. II. 1 и 2 западные армии. Главная армия. Вильна, 1903. С. 7-15.

    4-го августа, когда в Смоленске находился корпус Раевского, Наполеон, не только что не делал приступов, но и не напирал сильно. Действие же его артиллерии ограничивалось по войскам вне стен, а в город в этот день не было пущено ни одного ядра. Притом же на стр. 96 говорится, что кирасиры и четыре полка гренадер, прибывшие на помощь к Раевскому, не были введены в дело, потому что: «французы не делали натиска, а поддерживали сражение стрелками и пушечной пальбой», что действительно и было так, ибо ни приступов, ни битья стен не было.
    Несомненно, если бы Наполеон сделал для завладения Смоленском 4-го августа то же усилие, которое он употребил 5-го числа, то город был бы взят. Причину слабых действий Наполеона 4-го числа приписывали тогда тому, что он полагал нас решившимися в этом первом на пути его русском городе принять генеральное сражение, и потому, овладев 4-го числа Смоленском, он терял к этому надежду. Говорили даже, что по предложению Понятовского все корпусные начальники французских войск будто бы тайно условились между собою, что в то время, когда будут пить за здоровье Наполеона (в этот день праздновалось его рождение), то чтобы после трех залпов по городу из многочисленных батарей, которые они хотели выставить, вдруг броситься на Смоленск, сорвать его и поднести, как букет, Наполеону. Приводили даже слова, употребленные Понятовским для соглашения маршалов. Он будто бы сказал: «это будет самый приятнейший букет, который армия может только поднести Наполеону в день его рождения». Но будто бы Наполеон, узнавши эти замыслы, строго запретил исполнение. Вот, по крайней мере, что все тогда говорили.
    Во всяком случае, однако же, если бы Наполеон овладел 4-го числа Смоленском, то, полагаю, плоды сего стоили бы генерального сражения, если бы оно кончилось в его пользу. Надежды его на генеральное сражение продолжались и 5-го числа за полдень: а тогда только, узнав, что знатная часть армии отступает уже по Московской дороге (2-я армия), он двинул войска на приступ Смоленска. Но можно ли предполагать, чтобы Наполеон думал, что мы перейдем Днепр в Смоленске и, оставляя эту реку в тылу нашем, дадим генеральное сражение? А чтобы принять оное на противоположном берегу, то занятие Смоленска было ему необходимым, и он, конечно, воспользовался бы овладеть им еще 4-го числа.
    Я смею думать, что замыслы его тут сошли с ним в гроб. Чем более рассматриваем обоюдное положение дел этого времени, тем более теряемся в заключениях. Не распространяясь в подробностях, мне кажется, что и здесь мы много обязаны Всевидящему Оку, избавившему нас от большой беды, начиная от 30-го июля, или от самого прибытия к Смоленску, до Дорогобужа.
    4-го числа поздно Дохтуров получил приказание с корпусом из Дивас наипоспешнее следовать в Смоленск и сменить до света корпус Раевского. Тяжести велено было оставить на правом берегу Днепра. Я был послан для принятия мест от 7-го корпуса.
    Приехав в Смоленск в час по полуночи (с 4-го на 5-е августа), я нашел Раевского на террасе, лежащей над Молоховскими воротами. Его тотчас разбудили. Я объявил ему цель моего прибытия. Он подозвал к себе генерал-майора Паскевича, бывшего тут же на террасе и, сказав: «Слава Богу, нас сменяют», приказал ему показать места, занимаемые его корпусом; приказал также рассказать выгоды и неудобства местного расположения полков и присовокупил, что, по мере как полки 6-го корпуса будут сменять его полки, тотчас выходить, не ожидая общего сбора. Генерал Паскевич дал мне некоторые наставления для передачи войскам, которые расположатся в разных местах. Наставления эти заключались более в замечаниях, сделанных им во время действия 4-го числа и пр. – в точности я не помню, потому что они ничего не заключали важного. Между тем был призван генерального штаба штабс-капитан фон-Визин, бывший при 27-й дивизии, и, еще не помню, офицер, которым генерал-майор Паскевич объявил волю корпусного командира, чтобы они указали места, занимаемые каждым полком его корпуса; с ними я послал офицеров, прибывших со мною из каждого полка. Генерал-майор Паскевич проехал некоторое расстояние по своим войскам и потом послал со мною штаб-офицера.
    Окончив все, я прибыл к мосту. Вскоре корпус подошел. Перейдя мост, офицеры, принявшие места для своих полков, повели их прямым путем чрез город. Час до свету 6-й корпус уже занял места, и войска 7-го корпуса, предназначенные выйти из Смоленска, тотчас выступили.
    С рассветом 5-го числа началась перестрелка в цепи стрелков, расположенных вне города. Перестрелка эта все более и более усиливалась, по мере сгущения французской передовой цепи. В 10-ть часов приехал Барклай де Толи и остановился на террасе Молоховских ворот, откуда окрестность открывалась на довольно большое пространство. Вправо от помянутых ворот, за форштадтом, расположен был Уфимский полк. Там беспрерывно слышны были крики «ура!», и в то же мгновение огонь усиливался. В числе посланных туда с приказанием – не подаваться вперед из предназначенной черты, был послан и я с подобным же приказанием. Я нашел шефа полка этого, генерал-майора Цыбульского, в полной форме, верхом в цепи стрелков. Он отвечал, что не в силах удержать порыва людей, которые после нескольких выстрелов с французами, занимающими против них кладбище, без всякой команды бросаются в штыки. В продолжение того времени, что генерал-майор Цыбульский мне говорил это, в цепи раздалось «ура!» Он начал кричать, даже гнать стрелков своих шпагою назад; но там, где он был, ему повиновались, и в то же самое время в нескольких шагах от него опять слышалось «ура» и бросались на неприятеля. Одинаково делали и остальные полки этой дивизии (24-й) – Ширванский, Бутырский, Томский, 19 и 40 егерские – формированные из сибиряков и в первый раз здесь сошедшиеся с французами.
    Ровно до трех часов битва ограничивалась перестрелкою; изредка со стен Смоленска пускали ядра в неприятеля, когда замечали его скопление. С французской же стороны пушечных выстрелов по городу не было, и, потому в нем было все спокойно: трактиры и кондитерские были открыты, ресторация Чапа была полна; мороженую разносили по улицам, и мы с Молоховских ворот посылали за нею.
    Дохтуров, отобедав тут же, где сидел, взяв кожаную подушку, лег отдохнуть. Артиллерийский штабс-капитан Синельников, стоявший с 4-мя орудиями на террасе Молоховских ворот, отыскал какую-то дверь и сделал из нее навес, чтобы оградить от солнца старика. Весь штаб в веселых и самых беспечных разговорах находился тут. Перестрелка в цепи ослабла.
    Между нами был капитан барон Люце (Прим.: Прусак, пред тем только вступивший в наш генеральный штаб, и, не имея еще мундира, носил партикулярный сюртук.), который, заметив в зрительную трубу, что в кустарниках, лежащих за форштадтом, происходило какое-то движение на значительном пространстве (казалось, что строилась артиллерия ), тотчас сел на лошадь и выехал за ворота, чтобы ближе удостовериться, в чем дело. В это самое время возвратился с правого фланга из передовой цепи полковник Монахтин и сказал: «Кажется, французы зашевелились». Едва он выговорил эти слова, как взвилась у неприятеля (по направлению дороги в Красный) ракета – это было в исходе третий час. Все внимание наше обратилось туда. Мы увидели горизонт чернеющимся от неприятельских войск. Через несколько минут – вторая ракета. Полковник Монахтин разослал тотчас многих офицеров, бывших на ординарцах, с приказаниями к войскам быть готовыми к общему бою, потому что не со всех мест можно было видеть вдаль окрестности и потом, обратясь ко мне, сказал: «Однако, господа, надо разбудить Дмитрия Сергеевича». Не успел сделать двух шагов, как взвилась третья ракета, а с нею вместе около 200 ядер и гранат полетели из батарейных орудий в город. Несколько ударились в террасу, нами занимаемую.
    Дохтуров тотчас спросил лошадь. Мы выехали за ворота. Неприятель усиливал действие своей артиллерии навесно. Густые цепи его стрелков начали напирать на наших; колонны их проходили в интервалы расположенных батарей. Город загорелся во многих местах. Завязалась сильная перестрелка. Наша артиллерия открыла действие по колоннам – нельзя было и помышлять о действии против неприятельских орудий. Огонь их был губителен. Синельников потерял три комплекта людей.
    В это самое время неприятельская конница атаковала нашу, стоявшую на левом фланге. Начальник ее, граф С…, не долго мог сопротивляться; мертвецки пьяный и упавши с лошади, он бросился с драгунами своими в полном беспорядке в Молоховские ворота, потеряв генерал-майора Скалона. Это произвело беспорядок, которого невозможно было уже и исправить впоследствии.
    Ворота с внутренним проломом вправо – довольно длинны и темны. Чрез них тянулись раненые из дела; драгуны проскакивали, сшибая с ног все, что было на пути их. Панический страх, их объявший, поддерживался жесточайшим огнем неприятельской артиллерии; зубцы стен отваливались, осыпая смертельно находившихся под их падением. Та часть пехоты, которая видела быстрое и беспорядочное удаление драгун, думала, что приказано отступать, и, теснимая многочисленным неприятелем, начала было подаваться к воротам. В это-то время Дохтуров слез с лошади, вынул шпагу и остановился пред наружным отверстием ворот – пехота остановилась и обратилась на неприятеля. Тут я приехал от главнокомандующего, к которому Дохтуров посылал меня донести о происходящем.
    Я нашел Барклая де Толли на правой стороне Днепра у церкви. Он приказал мне передать генералу Дохтурову следующие слова: «Скажите Дмитрию Сергеевичу, что от его мужества зависит сохранение всей армии и более». Дохтуров, выслушав это, вскрикнул: «Сакермент! Что я один сделаю? Поезжай опять и проси сикурс». Я поскакал вновь. Город горел; гранаты везде лопались; по всем улицам ядра рикошетировали. Треск от огня, разрушающиеся стены, падающие трубы от ударов ядер, стекла – все на каждом шагу угрожало гибелью; улицы были наполнены тянувшимися ранеными, их провожатыми; многие лежали убитыми на улицах, как равно и лошади; беготня и вопли жителей разного пола и возраста. На мосту, также обстреливаемом, я встретил принца Евгения Виртембергского, идущего на помощь к Дохтурову. Узнав, где он, принц поскакал вперед.
    Приехавши к Барклаю де Толли и доложив мне порученное, он объявил, что сикурс послан. После нескольких, сделанных мне вопросов он подозвал цесаревича Константина Павловича и велел ему отправить еще что-то. Я видел только гвардейских егерей, которых и оставил у моста.
    Возвратясь к Дохтурову, я нашел уже войска принца вступившими в дело, но французы тогда были уже отбиты и более не предпринимали приступа; многие врывались к воротам, и множество было тут убито. Наши вступили в стены, и за оными вблизи были только стрелки.
    У нас убиты: шеф 11-го егерского полка генерал-майор Бала и шеф драгунского полка Скалон – пулями оба в голову.
    До глубокой ночи продолжался огонь артиллерии. Два часа до света войска очистили Смоленск…

  2. Спасибо тебе Кузьмич за интересное чтиво.
  3. извините...а много тут народа, кто копает по 12-му году?
  4. Выкладываю новые воспоминания. Д.В. Душенкевич в 1812 г. был унтер-офицером Симбирского пехотного полка, входившего в 27-ю дивизию Д.П. Неверовского. После отступления дивизии от Красного в составе своего полка Душенкевич принимал участие в обороне Смоленска.

    Душенкевич Д.В. Из моих воспоминаний от 1812 до 1815 года // 1812 год в воспоминаниях современников. Под ред. Тартаковского А.Г. М.: Наука, 1985. С. 111-112.

    Сражение при Смоленске.
    День и ночь провели в поле, охраняя Смоленск и в г. Смоленске ожидая неприятеля, который слишком, однако, был августа 4-го осторожен, не налегал до 4-го августа, а сего числа 4-го и 5-го исходила близь города местами порядочная перестрелка, в продолжение которой я видел славную черту смолян, углубившуюся в памяти моей: граждане обоих полов стремились за стены к полям боя; хватали на руки раненых, срывали с себя одежды, обвязывали их раны оными, орошая слезами усердного сожаления, и уносили в город с мест опасных; следующая ночь проведена покойно; на другой день, 5-го августа, закипела осада Смоленска.
    Генерал Раевский, наш командир, под начальством коего мы в Смоленской битве находились, был весьма доволен нашими действиями и в рассыпном бою, выхваляя воинов сими словами: «Ай, новички, молодцы, чудо, как с французами ознакомились». Эту лестную похвалу мне удалось самому слышать: будучи в стрелках за немецкою киркою, был посылаем на батарею, где находился генерал Раевский.
    В 10 час. утра по Киевской дороге долго вздымалась густая пыль, - корпус маршала Даву, приближаясь, поворачивал направо, к лесу, дефилируя в глазах наших мимо выехавшего навстречу оному Наполеона; их «Vive L"Empereur!» долетало до нас, и подтверждение передовой французской цепи удостоверили о том. В час пополудни началось общее наступление. Сражение жаркое в день осады Смоленска многосложно и разнообразно; позволю себе припомнить только то виденное, в котором сам был участвующим. Нам приказано шаг за шагом с боем отступать к Малаховским воротам; когда же. по свершении отступления нашего, французы заняли форштат и поместились в домах, из которых стреляли по нас, стоящих на эспланаде, Неверовский приказал уничтожить там засевшего неприятеля и сжечь форштат; охотники, взяв палительные у артиллеристов свечи, подбежали к домам, зажгли оные и в ту же минуту атаковали каждый дом. Французы с поляками, там находившиеся, редко который спасся. Наши солдаты брали в плен некоторых французов, но все поляки были жертвами мщения и презрения. Сражение повсюду усиливалось более и более; за уничтожением форштата французы пытались открытою силою - дистанционными колоннами, беглым маршем стройно подведенными, атаковать наши ворота, но общий голос «Ребята, в штыки! Ура!» опрометью поворотил французских удальцов за сгоревший форштат, в овраги, там находившиеся, после чего они начали бомбардировать город, а нам велено взобраться на стены, оный окружающие.
    Какому ужасному смятению внутри стен был я свидетель: жители, прежде надеявшиеся отражения неприятеля, оставались в городе, но сегодняшнею жестокою усиленною атакою убедились, что завтра город не будет наш. В слезах отчаяния кидались в храм Божией матери, там молятся на коленях, потом спешат домой, берут рыдающие семейства, оставляя жилища свои, и в расстройстве крайнем отправляются через мост. Сколько слез! Сколько стонов и нещастий, наконец, сколько жертв и крови!!
    Мы с трудом взобрались на стены по обрушенным самим временем ходам, заняли все бойницы и какую величественно-грозную картину обозревали! Начинало вечереть: пыл сражения вокруг не укрощался; превращенный в пепел форштат. как пламенное озеро разделял нас от французских полчищ, густо обнявших и почти непрестанно порывающихся занять Смоленск; во многих местах пылал уже древний город, а догорающие башни стен его с треском и шумом сильным валились на нас, окружавших оные. Поистине виды жалостные со всех сторон поражали глаза и сердце россиян. Наконец, наступила ночь, бой общий прекратился, кроме стражи, в цепи местами делали порывы.
    В час пополудни нам приказано с такою осторожностию оставить стены, чтобы неприятель того не заметил; и потом провели нас по опустошенному городу к мосту на Днепр, устланному соломою, с другими заготовлениями для сожжения оного. Пред рассветом мост запылал, французы [в] ту минуту бросились с музыкою атаковать, но, не нашед никого, кроме отступающих, в ариергард оставленных казаков, превратили атаку на парадное вступление в обгорелые стены полуразрушенного Смоленска; наши же войска пошли от него далее, с кручиною, даже приметным ропотом.

    Добавлено: 1217771678
    Еще одно свидетельство офицера 27-й дивизии о сражении за Смоленск. Это воспоминания офицера 50-го егерского полка Николая Ивановича Андреева.

    Андреев Н.И. Воспоминания офицера 50-го егерского полка // Русский Архив. 1879. Т. 3. С. 186-189.

    Смоленская битва.
    Я уже сказал, что генерал Неверовский дал знать от Красного главнокомандующему, что неприятель идет к Смоленску. Посему немедленно был послан корпус Раевскаго и пришел к свету в Смоленск, а часть кавалерии ночью; оттого я и видел Литовский уланский полк. Раевский принял и нас в команду, сам остановился у Малаховских ворот и поставил на возвышенности батарею. Неприятель с рассветом дня сделал сильный натиск на город множеством стрелков; прежде сего пустил в город множество ядер, бомб и гранат, так что город во многих местах загорелся. Дело сие было на рассвете. Наш 1-й баталион, бывший под Красным и в ретираде от онаго в резерве, поставлен в огороды, в стрелки; но как неприятельских стрелков было гораздо более, то наш несчастный баталион из тысячи человек в течение ¼ часа вышел едва ли с 300 человеками: остальные были переранены, так что и одной роты нельзя было набрать. Он и оставался где-то в городе оба дня сражения. Неприятель обложил весь город по Днепр. Наша первая армия стояла на горе за Днепром, а вторая билась два дни упорно, так что из первой армии дан был сикурс: 3-я дивизия Коновницына и лейб-егерской полк. Это угодно было Цесаревичу, который сам был при первой армии. С начала сражения наш баталион отправился на правый фланг города или за город к кладбищу. Мы были весь день в стрелках по мелким кустам. Я был послан к генералу Раевскому просить помощи, ибо мы с 4-х до 10 часов утра были одни и потеряли значительно людей, к тому же по обширности места удержать неприятеля не могли. Генерал приказал из дивизии принца Виртембергскаго полку Киевскому идти со мною, а после полудни была не только наша дивизия, да и много пехотных полков на пункте том, где мы несколько часов держались с баталионом. Отрядом нашим командовал генерал Оленин. Хотя я постоянно не был в стрелках, но по обязанности адъютанта водил по очереди из резерва роты в стрелки, что еще хуже: я был на лошади и в не высоких кустах мог быть верною целью. Весь день сражались неимоверно стойко, но к вечеру не могли вынести сильного напору и ретировались в город. Тогда генерал Оленин остановил бегущих, велев вывести орудие на улицу. Люди остановились и прогнали неприятеля, а драгуны после докончили, и на ночь город остался за нами. С рассветом на другой день также потеха возобновилась, но нас посылали только четыре раза в стрелки; баталион убавился более половины. Два ротные командира наповал были убиты один из них убит возле своего дома, поручик Кунцевич, двое тяжело ранены, а прочих офицеров со мною на лицо из 21-го оставалось 8.
    Мы отдыхали на валу городском и смотрели, как сильно колоны подвигаются во множестве к городу; ибо нам и кусты все были видны с возвышения, как на тарелке. Утром, часов в 11-ть, командир Одесского полка полковник Потулов, увидя меня сидящего с офицерами на земле, пригласил к себе закусить. Мы выпили водки и съели хорошей ветчины и телятины. Он очень был грустен, сказал, что вчерашний день у Малаховских ворот убили его любимую лошадь и, взяв меня и адъютанта своего Аксентьева за руки, пошел ближе к валу, где у нас стояли пушки, посмотреть, как смело подымаются на гору Французы; но едва успели мы подойди к концу горы, как несчастный полковник был убит наповал, держа нас за руки. Пуля прошла в грудь на вылет в сердце, и он не сказал ни слова. Степан Степанович Потулов служил прежде капитаном в Преображенском полку, полковником произведен там же и назначен шефом Одесского полка, был умен и необыкновенной доброты. Весь полк о нем плакал; об офицерах и говорить нечего: он их баловал и был отцом для них. Тут же его и похоронили у стены Смоленска. Верно, родные в последствии сделали ему памятник, но память о нем долго оставалась и по преданию в полку.
    Сражение продолжалось до поздней ночи два дня, равно упорное, и удивительно, как могла наша вторая армия, из 6 дивизий с небольшим, держаться так долго в стенах Смоленска. Город не был укреплен, кроме что имеет каменную стену почти такую же, как в Пскове. Первый день приступа неприятеля по большой части все были Поляки и Итальянцы; но на второй всех племен. Зрелище ужасное! Город горит, людей бьют, крик, стон, стукотня и трескотня с пожаром, и это до того присмотрелось, что мы могли есть и спать, не думая ни о чем. Под вечер вынесли из собора образ Смоленской Божией Матери, которая и была при армии не знаю долго ли, но пред сражением Бородинским 25-го Августа ее носили по рядам солдат обеих армий. Ночь с 5-го на 6-е Августа все было тихо, баталион наш был в передовой цепи на том же месте, поротно. Я не спал и вздумал проехать вдоль реки к мосту. Не знаю, что меня завлекало видеть руины и узнать, будет ли или есть ли первая армия в Смоленске; ибо мы все роптали, что армия за городом хладнокровно смотрит на бой, а нам худо держаться. Подъезжая к мосту, вижу, что проходит войско. Я подъехал на мост, и штаб-офицер свиты его величества спрашивает у меня, нет ли там войска, откуда я приехал? Я сказал, что других не знаю, а есть наш баталион в цепи на правом фланге. Он просил меня скакать и велеть баталиону немедля бегом прибыть сюда, ибо армия выходит из города и что он сей час зажигает мост, прежде чем будет рассветать, чтобы мост был уничтожен. Я прискакав объявил нашему майору Антонову, который долго не решался оставить без приказа своих начальников свой пост; но по убеждению моему велел подвигаться. Чрез четверть часа прискакал адъютант наш навстречу с приказанием идти бегом, что мост сожгут, и едва мы перебежали оной, как его взорвали, но бывший пред нами взвод Одесского полка, которому не дано было знать и быть может и еще подобные, остались: так и взяты в плен. Там был мой знакомый порутчик Крутов; но я не знал тогда, и было каждому до себя. И так по случаю, что мне вздумалось проехаться, наш баталион и я спаслись от плена. То было Провидение Всевышнего. Я, проводя последний день в стрелках, был удивлен по возвращении на место к баталиону: опустя руку в карман и вынув табакерку, заметил, что она разбита в дребезги, над карманом пробито. Осмотрел лошадь и нашел сзади в седле пулю, завязшую в обруче железном, а у казенной моей лошади в первый день сражения отбило копыто, когда я ее вел в поводу,. указывая место 8-й роте где наши стрелки. Сражение каждое есть велико для того, кто участвует в нем, потому что и одним выстрелом может повалить, как говорят, виноватого. Не умолчу об одном случае и верю, что есть предчувствие. У порутчика 8-й роты нашего баталиона была тетка, и у нее на форштате свой дом. После сражения стрелки сменяются для отдыха довольно часто, тетка его приносила ему и нам, завтраки, и он более 15-ти раз в два дни был в стрелках с удовольствием, брал пленных, был примерной храбрости офицер, в последний же раз около вечера пришла его очередь, он пошел к майору и убеждал его не посылать. Майор спросил, не болен ли он? - «Что ж, Иван Дмитриевич, я совершенно здоров; но тоска ужасная, идти не хочу, робость напала». Тот его убеждал и просил идти, сказывая, что ему будет стыдно и что он его за храбрость под Красным и в Смоленске представит к Владимиру с бантом. Пошел Кунцевич и против обыкновения простился со всеми нами, но едва рассыпались его стрелки, как был поражен пулей на повал. Я велел после его искать, чтобы похоронить, и что же? Его вечером принесли всего ограбленного: сапоги, сюртук и все сняли Французы. Мы его похоронили на дворе его дома. Несчастная тетка его, бедная женщина, была неутешна и с нами вышла из города, а после мы ее потеряли из виду. Еще такой же был случай с прапорщиком, и тот убит!
    Мы пошли из Смоленска, и на рассвете уже неприятели заняли город и отыскивали переправы; кажется, что они простояли в нем дня два.

  5. Хочу обратить внимание на историческую паралель между 1812 и 1941 годом.Руские воиска и там и тут топчатся под витебском рудней,а неприятель в это время наносит удар через красный.В 1812 Смоленск и армию Барклая спас подвиг дивизии Неверовского задержавшей французов,в 1941 подвиг 57 Тб Смоленска не спас война уже не та была.Но сценарий удара на СМоленск прямо один и тот же как под копирку.
  6. А задержал ли Неверовский наполеоновские войска? Насколько я понимаю, он старался лишь спасти дивизию от разгрома. Из-за бездарной суеты Мюрата ему это в основном удалось сделать. Вот и все. Никакого сдерживания французов не было. Мифотворчество это.
  7. Как это небыло если авангард армии -конница Мюрата,вместо быстрого марша на Смоленск целый день бодалась с Неверовским,неся при этом ощутимые потери.И Наполеон так и несмог поверить что там всего одна девизия.
  8. андерсон , зачем нужен был быстрый марш Мюрата на Смоленск, ежели полтора дня (4 и часть 5 августа) войска Наполеона потом стояли возле города, не предпринимая попыток штурма? Если бы хотели с хода взять Смоленск, взяли бы. Один корпус Раевского 4 августа Смоленск не удержал бы. Смотри первое сообщение в теме.
    Я открыл отдельную тему по дивизии Неверовского. Так что если хочешь и дальше дисскутировать, перемещайся туда. Еще раз подтверждаю свое мнение: "сдерживание французских войск" дивизией Неверовского - это миф.
  9. Дело в том что Наполеон тоже незнал что Барклай еще под Рудней,а "доблесный "Багратион уже смылся под Дрогобуж оставив Смоленск.Пока разобрался в обстановке,уже подошли подкрепления от Барклая.А вот если бы Мюрат не потерял челый день бодаясь с Неверевским и был у Смоленска 3 августа,город былбы взят 4 со всеми вытекающими последствиями.
  10. андерсон , а ты настырный, однако. Еще раз говорю, о дивизии Неверовского есть отдельная тема. Давай поговорим там. В теме есть и два описания этих событий от непосредственных участников. Кто там кого сдерживал и кто с кем бодался, понять можно. Откуда ты взял, что Багратион 3-4 августа (или даже раньше) был под Дорогобужем? Это не так. Не путай общественность.
  11. А гдеже был доблесный Багратион 3 августа? Просвети меня убогого.Помоему он успешно отступал на Дрогобуж.При этом оставив непрекрытой старую смоленскую дорогу.Аль может он аки лев у стен Смоленска сражался??
  12. прошу обратить внимание, и в 1812г. и в 1941г. выйгрыш времени на пути к Смоленску был утерян из-за последующего "стояния" под Смоленском. Напрашивается предположение, подобный ход действий был ошибочным
  13. Дело в том что соединение двух русских армий в Смоленске -всего лиш легенда,армии соединились лиш под Дорогобужем,перед тем как попытались выбрать поле для генерального сражения на реке Ужа.Которое несостаялось так как штабные работники русской армии выбрали позицию для армии так что она должна была бы стоять лицом к Москве а задом к неприятелю.Когда сей казус выяснился,сражение отменили и стали драпать дальше.Были ли штабные агентами Наполеона или просто идиотами неизвестно досих пор.
  14. Ребята, блин, спорим о фактологии, причем по тем фактам, о которых и спорить-то нечего. Русские армии соединились у Смоленска! Не нужно опровергать общеизвестный факт.
    Какое такое время было потеряно у Смоленска мне непонятно. Для чего это время было нужно? Что был какой-то особый стратегический план, который нужно было торопиться выполнить? Да нет же. Искали просто удобную позицию для генерального сражения, не более того. Шмяк , поясни что ты хотел сказать, а то лично мне твой пассаж о потере времени непонятен.
    Андрон , не могу понять твоего пристрастия к генералу Петру Ивановичу Багратиону. Он не был выдающимся военным стратегом (на мой взгляд), можно упрекнуть его во вздорности, самодурстве, но в его личной храбрости и патриотизме вроде бы никто не сомневается. Если ты имеешь претензии к нему по этой части, то обоснуй свое мнение.
    Теперь о том, где же находился Багратион в период сражения за Смоленск.
    2 августа армия Багратиона двигалась по Руднянской дороге. Предполагали, что Наполеон будет наступать со стороны Рудни. Последним из Смоленска в сторону Рудни выступал корпус Раевского. Только случайно перехватив адъютанта Неверовского, спешившего с рапортом к Багратиону, Раевский узнал о нападении французов на 27-ю дивизию. Раевский после этих известий получил приказ от Багратиона вначале остановиться, а потом двигаться на выручку Неверовскому.
    Таким образом, корпус Раевского входил во 2-ю армию Багратиона, и 4-го августа Смоленск обороняли войска именно Багратиона! И хорошо обороняли.
    3 августа Багратион выступил обратно к Смоленску, он пришел к Катыни, где приказал наводить мосты для переправы через Днепр.
    4 августа около полудня войска 2-й армии Багратиона подошли к Смоленску. На помощь Раевскому была послана 2-я кирасирская дивизия и 4 полка 2-й гренадерской дивизии. В ночь на 5 августа обе армии сосредоточились против Смоленска на высотах правого берега Днепра. Вечером в Смоленск прибыли Багратион и Барклай де Толли. При обсуждении позиции у Смоленска главнокомандующие признали ее неблагоприятной. Было принято решение отступить на более выгодную позицию для принятия генерального сражения. При этом 1-я армия Барклая оставалась защищать Смоленск, а вторая отступала к Дорогобужу и прикрывала дорогу на Москву. Корпус Раевского был сменен в Смоленске корпусом Дохтурова из 1-й армии. Рано утром 5 августа 2-я армия Багратиона выступила по московской дороге. При этом Багратион считал, что Смоленск нужно защищать до последнего. Из письма Багратиона императору Александру: «Надеюсь, что военный министр, имея пред Смоленском готовую к действиям всю первую армию, удержит Смоленск. А я, в случае покушения неприятеля пройти далее на московскую дорогу, буду отражать его».
    5 августа 2-я армия отошла за реку Колодню, 6-го августа главная квартира армии прибыла в Пневу Слободу, не доходя Соловьевой переправы.
    Багратиона можно упрекнуть в том, что при отступлении он оторвался от 1-й армии, оставил в арьергарде слишком маленький отряд, неспособный серьезно прикрыть московскую дорогу, в случае прорыва к ней французской армии. Однако несогласованность действий, конфронтация Багратиона с Барклаем постоянно сопровождали движение двух русских армий, и отступление от Смоленска – не исключение. При желании увидеть какой-то злой умысел, можно считать Багратиона агентом Наполеона, что, конечно, абсурдно.
    Ошибочная диспозиция 1-й армии была не на реке Уже (точнее за Ужей), а непосредственно перед Дорогобужем (12 августа). Это достаточно известный факт, описанный у непосредственных участников событий и в исторических трудах. Никакого предательства тут не было. Генерал-квартирмейстер полковник Толь, который выстроил 1-ю армию тылом к неприятелю, в последующем благополучно занимал командные должности.
    Современники и историки объясняли грубейшую и нелепейшую ошибку Толя тем, что накануне при осмотре диспозиции за Ужей Багратион публично отчитал генерал-квартирмейстера за пререкания с Барклаем по поводу удобства позиции, избранной для генерального сражения. Толь находился в состоянии глубокого нервного потрясения от публичной выволочки, вот он в расстройстве чувств все и перепутал. Еще бы! Барклай при всех генералах и брате императора обозвал его мальчишкой и грозился разжаловать в солдаты. Как тут не вспомнить некоторых маршалов и генералов Красной Армии, унижавших своих подчиненных… История повторяется.
    Никого не хочу учить и тем более поучать. Давайте строго следовать фактам. Спорить можно по достоверности фактов и оценке событий.
  15. Дополняю предыдущий пост важным документом, который позволяет лучше понять ситуацию конца июля - начала августа вокруг Смоленска.

    Исходящий журнал штаба генерала Барклая де Толли по секретной части, с 15 мая по 6 сентября 1812 г. // Отечественная война 1812 года. Отд. I. Переписка русских правительственных лиц и учреждений. Т. XVII. Боевые действия в 1812 году (Журналы военных действий и переписки – июнь-декабрь). СПб., 1911. С. 159-160.

    25 июля 1812 года. Письмо главнокомандующего и военного министра генерала от инфантерии М.Б. Барклая де Толли императору Александру I.

    Его Императорскому Величеству, №605.
    Имею счастие всеподданнейше донести Вашему Императорскому Величеству, что обе Западные армии после весьма затруднительных движений, несмотря на деланные неприятелем на каждом шагу преграды, совершили свое соединение, и так теперь все военные сухопутные силы Вашего Величества находятся при Смоленске, от предприятий коих зависеть будет судьба России, почему я нужным счел пригласить к военному совету Его Императорское Высочество Царевича Великого Князя Константина Павловича, генерала князя Багратиона, начальников главных штабов и генерал-квартирмейстеров обеих армий и предложил им, какие нам должно предпринять наступательные действия. Единогласно положено в сем совете идти всеми соединенными силами на Рудню, яко на центр расположения неприятельских войск, кои находятся в Орше, Бабиновичах, Любавичах и Инкове, а Наполеон по последним известиям находится в Витебске.
    Причины, кои заставили нас взять сии решительные меры, суть следующие: 1) неприятель поспешно старается усредоточить свои силы, кои еще тянутся по разным направлениям, а особенно артиллерию, которая совсем осталась назади. Если дадим ему время к совершенному сосредоточению всех своих войск, тогда он превосходными противу нас силами может армии наши атаковать под Смоленском, где местоположение таково, что нет вовсе позиции, в которой бы можно было поставить войско в боевой порядок и дать сражение, напротив того, по дороге к Рудни откроются нам местоположения выгодные. 2) Чтобы выиграть время к вооружению внутри Государства новых войск, необходимо нужно стараться неприятеля в его предприятиях останавливать, сие не может иначе совершиться, как только одними наступательными действиями. 3) Если ограничим себя только тем, чтобы обойти левый фланг неприятеля, то произвесть сие можем одною только частию обеих армий, ибо прямую Московскую дорогу нельзя никак оставить без прикрытия, потому что неприятель найдет способ обратить все свои силы на отдельную часть армий и прорваться. 4) В случае удачи, война возьмет совсем другой оборот, а буде бы против моей надежды случилась неудача, тогда останется нам свободная ретирада чрез леса, в тылу у нас остающиеся, кои для сего заняты будут арьергардом.
    Итак, Всемилостивейший Государь! Храбрые войска Ваши сего числа приготовляются к решительным действиям. Авангарды формируются и идут впереди и завтра поутру в 2 часа выступают армии. Авангарды сформированы сильные и будут находиться в полумарше от армии впереди, дабы тотчас опрокинуть неприятельские передовые посты, и рекогносцировать позиции его, прежде нежели колонны армии подойдут. Принеся теплые молитвы Всемогущему, с помощию его идем истреблять врага, но между тем чувствуем важность сего предприятия и без нужды армии твои, Государь, опасности не подвергнем.

  16. Поясню по потере времени. Это не из области истории, а из области стратегии, военного искусстава. Сначала Наполеон. Если что-то путаю, прошу прощения.
    Армия Наполеона имела хорошую конницу. Что такое конница? Об этом очень долго спорили, как и о механизированных войсках. Тем не менее, использование легкой конницы в качестве рейдерского инструмента, в качестве инструмента быстрого проникновения в тыл и захвата глубоких тыловых позиций рассмтаривалось всерьез, хотя, апофеоза данное направление достигло уже в Первую мировую войну. Чем хороша конница в прорыве? тем, что передвигаясь гораздо быстрее пешего войска, она способна опережать противника в развертывании, не давать ему возможности организовывать оборону в тылу и последовательно отходить. В примере со Смоленском мы видим, что конница Мюрата вышла на дальние подступы к Смоленску, когда он фактически не оборонялся, основные силы русских армий не подошли. Наполеон все время до Бородинского сражения владел иннициативой, владел ею прежде всего потому, что смог навязать свой план действий противнику и постоянно поддерживал высокий темп движения, фактически исключавший перехват иннициативы противником. Оставалось самое малое - превратить выйгрыш времени в выйгрыш качества, разгром армии противника. Именно здесь Наполеон безнадежно проиграл, поскольку от Смоленска начал последовательно ввязываться в позиционные сражения, венцом чего и стало Бородино, перечеркнувшее все предыдущие успехи Наполеона. Почему перечеркнувшие? Потому что если бы не двухдневная задержка под Смоленском, Наполеон конницей к концу боев за город, к утру 7 августа, уже был бы в районе Вязьмы, перехватив все пути отхода русских армий к столице. Бородина бы не была просто потому, что русская армия осталась западнее. Для России это было бы гораздо тяжелее того сценария, который имел место в действительности.
    Задержка под Смоленском обернулась для Наполеона Бородино, а Бородино обернулось поражением. И все из-за того, что месье Бонапарт потерял выйгранное время, не смог перевести его в конечный итог любой военной компании - в разгором армии противника.
    в 1941.г Вермахт едва ли не один к одному повторил ошибку наполеоновской армии. За месяц пройдя расстояние от границы до Смоленска, совершив глубокий прорыв и безоговорчно владея иннициативой, немецкие войска вмесо поддержания темпа движения и прорыва к Вязьме ввязались в сначала сравнительно непродолжительные бои за сам город, а позднее - в протяженное сражение восточнее. Темп прорыва был потерян и как следствие - не состоялось превращение выйгрыша времени в выйгрыш качества - разгром противника. После Смоленского сражения Вермахт был обречен, Вяземский котел и наступление на Москву - следствие инерции, которые в стратегическом плане ничего не решали.
    В обоих случаях переломной точкой кампании был Смоленск. Очевидно, что обе армии переоценили его значение. И если для Наполеона это еще понятно, то Гитлер и верховное командование должны были обратить внимание на очевидное - Смоленск из-за развития техники уже перестал играть роль "ключей от Москвы", превратившись в обычный провинциальный центр.
  17. Наполеон изначально не планировал идти на Москву. Он не хотел завоевывать Россию, как это нам вбивали в головы школьные учебники истории. Его план состоял лишь в принуждении Александра к миру на условиях Наполеона. То есть он хотел подчинения России, а не ее завоевания. Привожу воспоминания двух французов, которые постоянно были рядом с императором. Это секретарь Меневаль и камердинер Констан. Эти документы позволяют лучше понять мысли и чувства Наполеона в период движения к Смоленску.

    Наполеон. Годы величия. (Воспоминания секретаря Меневаля и камердинера Констана). М.: Захаров, 2002.

    Клод-Франсуа Меневаль (1780-1842)

    Генеральный план Наполеона
    Покинув Вильно 18 июля, император надеялся вынудить Барклая де Толли, русского генерала, принять участие в крупном сражении. Наполеон устал от бесполезного преследования армии, чей командующий не мог решиться вступить с ним в бой.

    Звезда Наполеона начала уже закатываться
    В Витебске Наполеон провел две недели. В течение этого времени он распорядился воздвигнуть некоторые оборонительные сооружения и построить большую пекарню, тем самым дав повод для разговоров о том, что он вынашивает идею разбить воинский лагерь вокруг этого города и выбрать его в качестве опорного пункта всей линии обороны французской армии. Но не в его характере было завершить летнюю военную кампанию в июле месяце, даже не сумев вступить в контакт с армией неприятеля. Цель его двухнедельной остановки в Витебске заключалась в том, чтобы дать возможность отдохнуть армии, которая нуждалась в этом, и внимательно следить за передвижениями русских войск. Узнав, что они покидают окрестности Смоленска, чтобы выйти к позициям французской армии и атаковать ее, император в спешном порядке направил свою армию навстречу им.
    Русские, наконец, будут вынуждены вступить в сражение, чтобы защитить Москву. Тогда после этого будут заложены основы для заключения мира. Именно так думал император. Одна большая победа, и эта великая цель будет достигнута. Император Александр будет вынужден пойти на переговоры. Этим миром, добавлял Наполеон, будут завершены наши военные походы. Такой мир увенчает наши усилия и определит начало безопасности страны. Но звезда Наполеона уже начала закатываться.

    Луи-Констан Вери (1778-1845)

    Мысли Наполеона накануне русской кампании
    Я постараюсь здесь вспомнить о событиях, относящихся лично к императору, которые произошли во время его поездки меж границ Франции и Пруссии.
    Если мы попытаемся сравнить наш поход в Москву и наше возвращение оттуда, то какой в итоге мы получим печальный контраст! Нужно было видеть Наполеона в Дрездене, чтобы осознать мысль о той высочайшей точке, которую способно достичь человеческое величие. Там, более, чем когда-либо и где-либо еще, император был приветлив и любезен со всеми. Судьба милостиво взирала на него.
    Среди других подробностей нашего пребывания в Дрездене я помню о разговоре императора с маршалом Бертье, которого он вызвал к себе в очень ранний час. Когда маршал прибыл, Наполеон еще не встал с постели, но я получил приказ привести немедленно маршала к императору; и, пока я одевал императора, присутствовал при беседе между ними. Как бы я хотел запомнить весь разговор, но, по крайней мере, я уверен, что правильно передам одну поразившую меня, высказанную императором, мысль. Император заявил примерно следующее:
    «Я ничего плохого не хочу Александру; это не с Россией я веду войну, так же, как и не с Испанией. У меня есть только один враг - Англия, и это до нее я стараюсь всеми силами добраться до России. Я буду преследовать ее повсюду». Во время этой речи маршал обгрызал свои ногти, что было его постоянной привычкой.

    Наполеон в военно-полевых условиях
    Перед солдатами Наполеон делал вид, что абсолютно спокоен, но на самом деле он был далек от этого. Из услышанных мною оброненных им нескольких отрывочных фраз я понял, что император потому так горячо стремился дать настоящий бой противнику, что надеялся - император Александр вновь начнет зондировать возможность заключения мира. Я думаю, что Наполеон принял бы предложение о мире, но только после первой своей победы, и он никогда бы не согласился повернуть вспять после колоссальных усилий, потраченных на подготовку к войне, не одержав одну из тех великих побед, которая бы обеспечила ему достаточную славу в начавшейся военной кампании. По крайней мере он сам неоднократно об этом говорил.
    Император также часто говорил о врагах с показным презрением, которого на самом деле не испытывал, но делал это с той целью, чтобы приободрить офицеров и солдат, многие из которых не скрывали своего уныния.

    Витебск
    Когда мы прибыли в Витебск, за границей распространились слухи, что император довольствуется тем, что задержится в этом городе, чтобы организовать снабжение армии необходимыми средствами к существованию, и отложит на следующий год исполнение своих грандиозных замыслов в отношении России. Я не могу с полной гарантией сказать, каковы были его сокровенные мысли по этому поводу, но могу подтвердить то, что, находясь в соседней комнате, однажды слышал, как он говорил королю Иоахиму, что первая военная кампания в России завершилась и что на следующий год он будет в Москве, а через год в Санкт-Петербурге, и что вся война с Россией будет продолжаться три года.
    Во время нашего пребывания в Витебске стояла такая невыносимая жара, что император чувствовал себя совершенно измученным и не переставая жаловался на это. Я никогда и ни при каких обстоятельствах не видел, чтобы его так угнетала тяжесть собственной одежды. В своей комнате он почти не надевал мундира и часто, обессиленный, валился на кровать, чтобы отдохнуть. Этот факт могут подтвердить многие люди, поскольку он в таком виде часто принимал высших офицеров, хотя в его правилах было всегда появляться перед ними в мундире.
    Тем не менее жара, которая отрицательно сказывалась на его физическом состоянии, не влияла на его способность мыслить. Но те же люди, положение которых позволяло им лучше других знать характер императора, не могли не заметить, что источником его весьма мучительных раздумий в Витебске была.неопределенность в принятии решений: оставаться ли в Польше или без промедления двинуться дальше в глубь России. Пока он колебался, выбирая одно из этих решений, он почти всегда пребывал в мрачном настроении и отличался крайней молчаливостью.
    В этом состоянии нерешительности предпочтение императора в выборе между временной передышкой и началом активных действий не вызывало сомнений. И в конце совещания, в ходе которого, как говорили, его величеству пришлось столкнуться с сильным противодействием его плану, было принято решение о том, что нам придется двинуться вперед и начать наступление на Москву, от которой нас отделяло расстояние в двадцать дней походного марша. Среди тех, кто особенно горячо выступал против немедленного марша на Москву, назывались имена генерала Коленкура и генерала Мутона, а я лично могу подтвердить в качестве несомненного факта, что обер-гофмаршал двора Дюрок неоднократно пытался отговорить императора от осуществления этого проекта. Но все его попытки, натолкнувшись на волю императора, оказались бесполезными.

    Смоленск
    Мы шли по направлению к Смоленску. Русские только что эвакуировали его, после того как сильно разграбили город и сожгли большинство складов. Мы вошли в город при свете пламени пожаров, но они были ничто по сравнению с тем, что ожидало нас в Москве. В Смоленске я обратил внимание на два здания, которые показались мне исключительно красивыми: кафедральный собор и епископальный дворец, занимавший территорию, которая сама по себе представляла настоящий город.
    Добавлено: 1218991682
    Любопытные воспоминания генерала Марбо о битве за Смоленск. Они показывают, что и у французов с разведкой дела обстояли не лучшим образом. Вот поэтому строить выверенные тактические планы в таких условиях было крайне затруднительно. Если Ней шел к Смоленской крепости как на параде, о каком прорыве Мюрата к Смоленску можно говорить? Французы искали русские армии, Смоленск сам по себе им был не нужен.

    Марбо М. Мемуары генерала барона де Марбо / пер. с франц. - М.: Изд-во Эксмо, 2005. С. 562-564.

    15 августа, в свой день рождения, император устроил парад войскам, которые с энтузиазмом приветствовали его. 16 августа армия вступила в Смоленск - крепость, прозванную русскими Святой, потому что они считали этот город ключом к Москве и защитой всей своей империи. Древние пророки предсказывали великие несчастья для России в день, когда падет Смоленск. Это суеверие, заботливо поддерживаемое русским правительством, датируется той эпохой, когда город Смоленск, расположенный на Днепре, или Борисфене, был крайней западной границей Московии.
    Король Мюрат и маршал Ней, прибывшие первыми к Смоленску, неизвестно почему подумали, что неприятель покинул эту крепость. Донесения, посланные императору, заставили его поверить в это, поэтому он приказал авангарду войти в город. Нетерпеливый Ней ждал лишь этого приказа: он двинулся к воротам города с небольшим эскортом гусар, но вдруг на наших кавалеристов бросился казачий полк, скрывавшийся за небольшим холмом, покрытым кустарником. Казаки смяли наших кавалеристов и окружили маршала Нея. Они были так близко от него, что выстрел из пистолетов, произведенный почти в упор, разорвал ворот его мундира! К счастью, на помощь примчалась бригада Домманже и спасла маршала. И, наконец, прибытие пехоты генерала Разу позволило Нею достаточно близко подойти к городу, чтобы убедиться в том, что русские намереваются его защищать.
    Увидев на городских укреплениях множество пушечных стволов, генерал Эбле, один из самых способных офицеров, посоветовал императору обогнуть крепость, приказав польскому корпусу князя Понятовского переправиться через Днепр в 2 лье выше по течению. Однако Наполеон согласился с мнением Нея, утверждавшего, что Смоленск будет нетрудно взять, и отдал приказ начать атаку. Три армейских корпуса - корпус Даву, корпус Нея и корпус Понятовского - бросились со всех сторон на крепость, со стен которой начался смертоносный артиллерийский огонь. Однако он был менее силен, чем огонь батарей, установленных русскими на высотах противоположного берега. Началось очень кровавое сражение. Артиллерийский и ружейный огонь косил наши ряды, а наша артиллерия никак не могла разрушить крепостные стены. Наконец, с приходом ночи противник, смело защищавший свою землю пядь за пядью, был загнан в Смоленск, который русские приготовились покинуть. Но, отступая, они подожгли город во многих местах. У императора появилась надежда овладеть городом, где, как предполагалось, можно было взять большую добычу. Лишь на рассвете следующего дня французы проникли в крепость. Улицы были завалены убитыми русскими солдатами и покрыты дымившимися развалинами. Взятие Смоленска обошлось нам в 12 тысяч человек убитыми или ранеными! Этих громадных потерь можно было бы избежать, переправившись через Днепр вверх по течению, как предлагал генерал Эбле, потому что, боясь быть отрезанным, генерал Барклай де Толли, командующий армией противника, оставил бы крепость, чтобы отступить по направлению к Москве.
    После того как русские сожгли мост, они на короткое время обосновались на высотах правого берега и вскоре начали отступать по московской дороге. Маршал Ней со своим армейским корпусом преследовал их при поддержке дивизии Гюдена, входившей в состав корпуса маршала Даву. На небольшом расстоянии от Смоленска, при Валутиной, маршал Ней вошел в соприкосновение с русской армией, со всеми своими обозами скучившейся в узком проходе между холмами. Столкновение оказалось весьма серьезным. Это была настоящая битва, которая могла стать весьма гибельной для противника, если бы генерал Жюно, командующий 8-м корпусом, со слишком большим опозданием переправившийся через Днепр в 2 лье выше Смоленска, не отдыхал бы там двое суток, а примчался бы на гром артиллерии Нея, от которого он был всего лишь в 1 лье! Но, даже будучи предупрежден Неем, Жюно не двинулся с места! Напрасно адъютант Шабо от имени императора передал ему приказ идти на соединение с Неем. Напрасно Гурго приехал, чтобы подтвердить тот же приказ. Жюно не сдвинулся с места! Однако Ней, столкнувшийся с сильно превосходящими силами противника, ввел в действия последовательно все части своего корпуса и приказал дивизии Гюдена захватить очень хорошие позиции, занятые русскими. Этот приказ был выполнен с редкой храбростью, но сразу после первой атаки бравый генерал был смертельно ранен. Однако, продолжая сохранять свое великолепное хладнокровие, перед тем как умереть, он решил закрепить успех своих частей, которые столь часто приводил к победе, и назначил своим преемником генерала Жерара, хотя тот и был самым молодым бригадным генералом его дивизии.
    Жерар сразу же стал во главе дивизии и двинулся на врага, а в 10 часов вечера, потеряв 1800 человек и убив б тысяч русских, он оказался хозяином поля сражения, откуда русские поспешили уйти.
    На следующий день император прибыл в армейские части, которые столь храбро сражались. Он осыпал их почестями и назначил Жерара дивизионным генералом (позже он стал маршалом Франции). Генерал Гюден умер несколько часов спустя.
    Если бы Жюно захотел принять участие в сражении, он смог бы запереть русскую армию в узком проходе, где, попав меж двух огней, она была бы вынуждена сдаться, что привело бы к окончанию войны. Поэтому все пожалели о короле Жероме. Последний, хотя и был весьма посредственным генералом, скорее всего, пришел бы на помощь Нею. И все ждали, что Жюно будет строго наказан. Но он был первым офицером, которого Наполеон приблизил к себе и который был с ним во всех его кампаниях, начиная с осады Тулона в 1793 году. Император его любил, и он его простил. Это было несчастье, потому что требовалось наказать Жюно в назидание другим.
    Как только русским стало известно о взятии Смоленска, то со всех сторон стали слышаться упреки в адрес генерала Барклая де Толли. Он был немцем. Нация осуждала его за то, что он не проявил достаточно смелости и решимости в ведении войны. Для защиты старинной Московии требовали московского генерала. Император Александр, принужденный уступить, доверил главное командование всеми своими армиями генералу Кутузову, пожилому человеку с малыми способностями, известному тем, что был разбит при Аустерлице, но имевшему одно достоинство, которое в создавшихся обстоятельствах выглядело важным: он был исконно русским человеком, что давало ему большое влияние как на воинские части, так и на широкие народные массы.

  18. Представляю взгляд на осаду Смоленска со стороны армии Наполеона. Воспоминания французской стороны предваряю представлением главных действующих лиц, упомянутых в текстах.

    Действующие лица:
    Русская армия
    Барклай де Толли Михаил Богданович (1761-1818) – генерал-фельдмаршал, военный министр и командующий 1-й Западной армией.
    Багратион Петр Иванович (1765-1812) – генерал, командовал 2-й Западной армией.
    Тормасов Александр Петрович (1759-1819) – генерал, командовал 3-й Западной армией.
    Дохтуров Сергей Дмитриевич (1756-1816) – генерал, в 1812 г. командовал 6-й пехотной дивизией армии Барклая де Толли.
    Паскевич Иван Федорович (1782-1856) – генерал, в 1812 г. 26-й пехотной дивизией корпуса Н.Н. Раевского.
    Корф Федор Карлович (1774-1823) – генерал, командовал 2-м кавалерийским корпусом армии Барклая де Толли.

    Армия Наполеона
    Ней Мишель (1769-1815) – маршал Франции, один из лучших полководцев наполеоновской армии, в 1812 г. командовал 3-м корпусом главных сил. Носил титул герцог Эльхингенский.
    Даву Луи Николя (1770-1823) маршал Франции, командовал 1-м корпусом главных сил, имел титул принца Экмюльского.
    Гиллемино Арман Шарль (1774-1840) – генерал, в 1812 г. командовал соединениями в корпусе Богарнэ.
    Жюно Жан Андош (1773-1813) – генерал, в 1812 г. командовал 8-м корпусом главных сил. Носил титул герцог Абрантес.
    Понятовский Жозеф Антон (1763-1813) – маршал Франции, племянник последнего польского короля, командовал 5-м корпусом главных сил, состоящим из польских и саксонских войск.
    Доманже Жан Батист (1769-1848) – генерал, командовал кавалерийской бригадой дивизии Шастеля.
    Разу Жан Николя (1772-1820) – генерал, командовал пехотной дивизией 3-го корпуса Нея.
    Моран Шарль Антон Луи Алексис (1771-1835) – генерал, командовал пехотной дивизией корпуса Даву.
    Гюден Шарль Этьен (1768-1812) – генерал, командовал 3-й пехотной дивизией корпуса Даву, в сражении при Валутиной горе был смертельно ранен.
    Мюрат Иоахим (1767-1815) – маршал Франции, командовал кавалерией резервной армии, носил титул короля Неаполитанского.
    Бертье Луи Александр (1753-1815) – маршал Франции, начальник штаба наполеоновской армии, носил титул «принц Невшательский».
    Шварценберг Карл Филипп (1771-1820) – австрийский фельдмаршал, командовал вспомогательным австрийским корпусом.
    Коленкур Огюст Жан Габриэль (1772-1812) – генерал, младший брат Армана Коленкура, посла Франции в России (носил титул «герцог Виченцский»).
    Герцог Беллуно (Беллунский) – титул маршала Франции Виктора Клода Виктора Перина (1764-1841), командовал 9-м корпусом главных сил.
    Рапп Жан (1771-1821) – генерал-адъютант Наполеона.
    Ледрю Франсуа (1770-1844) – генерал, командовал пехотной дивизией корпуса Нея.
    Маршан Жан Габриэль (1765-1851) – генерал, командовал пехотной дивизией корпуса Нея.

    Воспоминания приводится по следующему источнику: Россия первой половины XIX в. глазами иностранцев / Сост. Ю.А. Лимонов. Л.: Лениздат, 1991. С. 92-113.
    Первая публикация на русском языке: Французы в России. 1812 год по воспоминаниям современников-иностранцев. Ч. 1-3. Сборник составлен С.П. Мельгуновым, А.М. Васютинским, А.К. Дживелеговым. М., 1912.
    Даты приводятся по новому стилю, который использовался в Западной Европе. В России еще был в ходу старый стиль. Расхождения между ними составляли 12 дней.

    Генерал Жомини:
    Утром 16-го числа (августа) Ней с авангардом подошел к Смоленску. Император шел невдалеке за ним. Замечено было менее укрепленное место, и был отдан приказ взять его приступом. С редкой неустрашимостью бросились сюда три колонны, неприятель встретил их с удивительным хладнокровием. Паскевич из половины своей дивизии устроил засаду в овраге, а вторую половину укрыл за бруствером артиллерийской цитадели. Два раза храбрецы Нея переходили рвы и достигали откосов контрэскарпа цитадели, и оба раза они были отброшены благодаря вовремя присланным резервам Раевского и Паскевича. Корпус Дохтурова занял южные предместья. Французские полки тоже постепенно приближались, и к ночи под стенами Смоленска расположились лагерем около 230 000 человек. Не имея возможности взять город приступом, Наполеон решил обойти его Он поручил генералу Гиллемино отыскать переправу через реку выше города, чтобы перекинуть мост и отрезать неприятелю путь к Москве Жюно с вестфальцами должен был это исполнить, но он заблудился и не мог этого сделать. Между тем разгорелся серьезный бой под Смоленском, так что этот проект был оставлен. Очень может быть, что благодаря близости армии Багратиона, которая стояла по дороге к Москве, проект этот был трудноисполним, но это был один из лучших исходов, и необходимо было бы попытаться это сделать.
    17-ю был горячий день! Русские генералы, расположившись на возвышенном правом берегу Днепра, выслали свежий корпус, состоящий из 30 000 человек, чтобы сменить отряд Раевского Император думал, что они намереваются вступить в открытый бой, и приготовился принять их, но, видя, что они не хотят сами перейти в Наступление, приказал начать атаку. Слева Ней атаковал цитадель, справа, с верховья Днепра, наступал Понятовский, а Даву в центре атаковал Рославские предместья. Такая атака с разных сторон представляла массу опасностей, так как атакующие подвергались огню ста орудий, расположенных по берегу Днепра. Однако Понятовскому под защитой батареи удалось добраться до бреши, пробитой в стене города, а Ней почти завладел цитаделью. В центре Даву после ужасной битвы выбил из предместий Дохтурова. Но, несмотря на все усилия храбрецов, ничего нельзя было сделать, около самого города, который неприятель мужественно защищал, Наполеон велел собрать всю запасную артиллерию, чтобы пробить брешь в стене, но напрасная попытка - ядра застревали в этих огромных каменных стенах, не производя им никакого ущерба. Единственная возможность пробить брешь была бы, если сконцентрировать огонь на одну из круглых башен, но мы не имели никакого понятия о толщине их стен.
    Так как наши гранаты произвели пожары в городе, дома которого были по большей части деревянные, и так как неприятель потерпел большой урон и не хотел дать нам сражение вне города, то Барклай решил отступить ночью, предоставив Корфу прикрывать его отступление. И он действительно отступил, но, уходя, поджег сначала дома, не сгоревшие еще от наших гранат.
    Въезд Наполеона в Смоленск был еще более зловещ, чем это было даже в Вильне, несмотря на то, что наше вступление в Вильну сопровождалось ее полным разрушением. Вся армия считала Смоленск концом своего утомительного похода. Все рассчитывали войти в город, изобилующий всем необходимым, и здесь отдохнуть, как следует. Все отважные, рискованные предприятия действуют на чернь совершенно особенным образом. Войска, утомленные тяжелым и гибельным походом, видя, как цель этого похода все от них удаляется и удаляется, начали беспокоиться, вспоминая огромное расстояние, отделяющее их от Франции; было решено остановиться в Смоленске, но теперь это стало невозможным. Немудрено, что войска упали духом!
    Этот город русских считался у иностранцев главным базисом всего государства, и на него были обращены с надеждой все взоры французской армии, и теперь этот город представлял из себя лишь огромный костер, покрытый трупами и ранеными. Пожар, причину которого трудно выяснить, уничтожил половину города; жители бежали...
    С большим трудом завоеванный и покинутый своими жителями город не мог, конечно, избежать разграбления, и все то малое, что осталось в нем, сделалось жертвой солдат, раздраженных постоянными лишениями. Единственный священник, оставшийся в городе и не желавший покинуть своей паствы, доказал нам своими ответами, как настроены были жители против французов, которых им описывали в самых черных красках. Все, что было связано с религиозным или патриотическим чувством,- все было сожжено. Можно было предвидеть, что ко всем лишениям, перенесенным нами в Литве, здесь еще присоединятся все ужасы национальной войны. Мы найдем здесь новую Испанию, но Испанию без полей, без виноградников, без городов; мы не найдем здесь, конечно, Сарагосы, так как все деревянные дома были во власти огня благодаря поджогам и гранатам, но не менее ужасные препятствия, только в другом роде, ожидали здесь наступающую армию...

    Барон Деннье:
    15 августа перед императором продефилировали все войска. Все были воодушевлены по поводу дня его рождения. Позабылись все прошлые невзгоды и стойко выдерживались теперешние лишения, с нетерпением ждали дня сражения в надежде, что мир будет наградой за все.
    Однако неприятель все отступал в полном порядке.
    16-го утром на горизонте перед нами открылся Смоленск. Мы все были уверены, что неприятель покинул город. Сам император разделял это убеждение, и, призвав на рассвете около трех часов утра генерала Коленкура, отдал ему приказ перенести в город главный штаб. Мне же было приказано находиться при нем.
    Мы отправились. Миновав дивизии 3-го корпуса, разбросанные колоннами по дороге, мы очутились в полуверсте от Смоленска, впереди первой стрелковой линии, обменивающейся с неприятелем ружейными выстрелами.
    Маршал Ней, недовольный медленным передвижением своего отряда, появился среди своих стрелков: это сам бог Марс - его вид, взгляд, его уверенность могут воодушевить самых трусливых. Вдруг отряд из 700 или 800 казаков, находящихся до сих пор под прикрытием земли и хвороста, с громким криком «ура!» бросается на нас. Смяв и обратив в бегство нашу кавалерию, они окружают маршала и генерала Коленкура; они так теснят их, что пуля, пущенная прямо в упор в герцога Эльхингенского, пробивает ему воротник мундира. Однако смятение продолжалось недолго, так как бригада Доманже оправилась и, освободив маршала, преследовала казаков до самого Смоленска; пехота генерала Разу подкрепила их и тем дала возможность маршалу дойти до самых стен города и убедиться, что русские намерены защищать его.
    Тем не менее император был настолько уверен, что защита Смоленска не могла быть серьезной и что русские не намеревались там удержаться, что он не придавал никакой веры рапортам, привозимым ему, до тех пор, пока генерал Коленкур не явился к нему сам и не подтвердил этого. Это обстоятельство объяснилось полным незнанием местности, отсутствием шпионажа и главным образом неправильными указаниями, получаемыми императором от людей, которые должны были знать страну.
    Однако же все-таки последовал приказ взять Смоленск приступом, как будто бы все должно было преклоняться перед императором и его фортуной.
    Печальная и пагубная самонадеянность!
    Во все время похода армия мужественно переносила всякие лишения, отважно подвергалась всевозможным опасностям, побеждала неприятеля при всевозможных обстоятельствах и полила своею кровью весь путь, по которому влекла ее судьба...
    Стены города были снабжены большим количеством орудий, но самый сильный и уничтожающий огонь шел с батарей, поставленных русскими на высотах внутри города. Император сам поставил нашу артиллерию на позиции, и атака началась. Неприятель, силы которого совершенно не убывали, оказал упорное сопротивление геройским усилиям наших солдат. Их гранаты и картечь опустошали наши ряды, и русские, то нападая, то отступая, отстаивали шаг за шагом каждую пядь земли до тех пор, пока уже к вечеру они быстрым натиском не были отброшены к стенам города; тогда наши метко направленными выстрелами усилились по всей линии, хотя все-таки не смогли пробить стен. Наконец наступила ночь, и, вместо того чтобы хоть немного успокоить нервы от всех пережитых сцен, она только усилила весь ужас дня, и вид горящего города, от которого скоро останутся только груды пепла, был благодаря темноте ночи еще ужаснее. Покидая город, русские подожгли его и оставили после себя только одни развалины Итак, исчезла надежда завладеть городом, который мы не без основания считали снабженным всем необходимым.
    Вечером дивизии Морана и Гюдена расположились в предместье и смогли войти в город лишь на следующее утро
    Между тем русские, отступая, сожгли мост, соединяющий петербургские предместья с городом, и заняли выгодные позиции по пути к Москве и Петербургу. Взятие Смоленска стоило жизни 12000 человек: теперь необходим был продолжительный отдых после такого урона.

    Франсуа:
    8 августа 1812 (года) наша дивизия вновь выступает в поход, 13 августа мы переходим Днепр, Борисфен греков 16-го французская армия идет тремя колоннами на Смоленск в шесть часов вечера она собрана у этого города 17-го в три часа утра, она поднимает оружие Линия застрельщиков 13-й легкой кавалерии нашей дивизии открывает огонь по левой стороне города, в то время как 1-й корпус главной армии маневрирует под огнем местной артиллерии. После нескольких часов маневров, все время под неприятельским огнем, мы захватываем площадку Большовки, на которой расставлена батарея из шестидесяти пушек. Во время этой операции наш полк получает приказ от маршала Даву идти вперед и нападать. Мы теряем много людей, строясь к сражению под пальбою пушек русских; но мертвые на своем месте, так как мы находимся на кладбище Другие полки нашей дивизии подвигаются за 30-м. Мы стоим на небольшом расстоянии от города, и потому наш полк обстреливается не только орудиями с вала, но еще пушками с башни которые нас сильно терзают. И страдаем мы от этого до такой степени, что полковник Бюке велит нам встать позади контрэскарпа рва, окружающего кладбище. Неприятель, стоящий выше, чем мы, продолжает осыпать нас ядрами и чем-то вроде гранат с тремя отверстиями. В два часа граната, изрыгающая пламя через свои три отверстия, падает пред моей ротой. Я бросаюсь на нее, схватываю ее руками и бросаю ее в колодец, который находится недалеко от меня позади. Я обжигаю себе немного руки и перед моей одежды. Мои начальники и весь батальон кричат: «Браво! Да здравствует капитан Франсуа!» Если бы эта граната разорвалась, она взорвала бы два зарядных ящика налево от батальона. Полковник Бюке, очень любивший меня, сделал по этому поводу представление обо мне, но меня опять забыли, как в нескольких других случаях, о которых я говорил. Моею наградой, той, которая была самая лестная для меня, было одобрение, громко выраженное моими начальниками и моими товарищами.
    В три часа орудия установлены по всей линии и выпускают адский огонь. В четыре часа начинается жаркая пальба по предместьям. В пять часов мы отталкиваем неприятеля, идем в штыки, добираемся до прикрытого пути. Тогда битва делается ужасною. Несмотря на убийственный огонь русской артиллерии, мы захватываем укрепленные предместья, действуя все штыками, доходя даже до самого жерла пушек.
    В шесть часов были установлены три батареи, в то время как мы продолжаем атаку прикрытого пути. Эти батареи начинают стрелять и посредством гранат, производящих пожар в городе и во многих башнях, заставляют русских покинуть эти башни. Мы мало подвигаемся на прикрытом пути, но две батареи, стреляющие анфиладой, заставляют наконец русских вернуться в крепость. Две роты минеров, поддержанные нашим полком, заняты копанием мотыгою у основания вала. В семь часов неприятель защищается уже слабо, и мы слышим большой шум, идущий от города, который весь объят пламенем. В час утра этот шум прекращается. Русские отступили на другой берег Днепра и занимают позиции на возвышенностях.
    В два часа гренадеры нашей дивизии входят в Смоленск: все улицы в огне и наполнены мертвыми и ранеными. Дивизии Морана и Фриана переезжают Борисфен на пароме, соблюдая полнейшее молчание, и взбираются, как козы, на возвышенности, где выстраиваются к сражению. Они долго перестреливаются с русским арьергардом. Наша кавалерия нападает на этот арьергард и побеждает его после сражения, данного 3-м корпусом.
    Потеря русских под Смоленском была 4000 убитых, 7000 раненых и 2000 пленников; наша потеря равнялась 1200 убитым и 3000 раненых, причем большая часть приходилась на долю нашей дивизии, которая принимала самое деятельное участие в этой битве. На долю 30-го выпало 90 убитых и 107 раненых.
    18 августа 1-й батальон 30-го входит в Смоленск с польским батальоном. Мы выстраиваемся для сражения на плац-параде, среди горящих домов. Полчаса спустя после нашего вступления расставляют посты и охрану в те магазины, которых пожар не достиг еще. Потом составляют козлы, и каждый ищет, что бы поесть, что отыскивается с трудом в городе, подожженном, опустошенном и потерявшем свое население. Мы находим некоторых жителей, которые говорят по-французски и помогают нам в наших поисках. В пять часов мы покидаем Смоленск. Мы переезжаем Борисфен, или Днепр, на пароме, и наша дивизия соединяется в большом саду на правом берегу реки. Мы уходим ночью и идем вдоль Днепра. Мы отбрасываем несколько сотен казаков, которые хотят нас тревожить.

    Дюверже:
    Смоленск явился пред нашими глазами со своими древними и толстыми стенами. Это был святой город. Религия заставляла русских старайся изо всех сил не дать ему подпасть под чужеземное иго, они выполнили свой долг. Французы нападали со своим обычным мужеством на людей, которые с яростью защищались. Нужно сказать, что русские были возбуждены обильными возлияниями водки: мы нашли на валах множество бочек, почти пустых. Французы, которым эта роскошь была запрещена, повиновались только духу чести, которая воодушевляет их в присутствии опасности; они стремились покончить с этим, достигнув решительной победы.
    Я продвинулся вперед чрез маленький лес, в конце которого легко было видеть движения обеих армий. Картечь, свалившая драгуна в нескольких шагах от меня, напомнила мне, что мне следовало бы умерить мое любопытство, и я вернулся назад к госпиталю. Туда только что привели артиллериста, которого молодой офицер поддерживал, и он горько рыдал; его рука была раздроблена; ампутация была произведена: во время операции несчастный призывал смерть громкими криками. Глухой шум вдруг возвещает о прибытии императора, который вскоре появился в сопровождении блестящего штаба. «Ваше Величество, - восклицает раненый, - подойдите ко мне, подойдите ко мне!» Наполеон слышит его и подходит. «Что тебе?» - говорит он ему. «Ваше Величество, трое из моих братьев были убиты на Вашей службе; видите, я сам теперь не в состоянии Вам долее служить; поручаю себя Вашей милости». - «Твое имя?» Наполеон сказал Бертье записать в его памятной книжке имя раненого, а раненый более не жаловался уже. В эту самую минуту прискакал галопом Мюрат; на нем был ментик, обшитый галуном; панталоны телесного цвета обрисовывали его формы, на голове была шляпа, украшенная богатым султаном. Ней, облеченный в свой мундир французского маршала, тоже только что прибыл. Оба отдали отчет в своих действиях своему начальнику, и после нескольких минут совещания каждый удалился.
    После двадцати четырех часов упорной и кровавой борьбы наши солдаты вошли в Смоленск, который был покинут русскими ночью. Довольно много домов не было охвачено пламенем: были употреблены все возможные усилия, чтобы остановить пожар. Я расположился биваком на ступенях одного храма; камень служил мне подушкой, и я глубоко заснул, завернув голову моим плащом.
    Мосты были восстановлены на Борисфене; армия совершила свой переход и пустилась в погоню за неприятелем. От семи до восьми тысяч раненых были покинуты русскими в слободе, которая находится на противоположном берегу; они все погибли, истребленные пожаром, который их соотечественники зажгли, чтобы задержать наше наступление. Я прошел среди этих останков людей и обломков домов, избегая, с религиозным уважением, наступить на трупы, обугленные огнем и ставшие почти детскими, и обходя со страхом рытвины, которые образовались на каждом шагу благодаря провалу погребов и колодцев и едва были прикрыты пеплом и углем.

    Де ла Флиз:
    Город подвергался со всех сторон страшному бомбардированию, и подземными минами взметнуло на воздух целые части стен. Неприятельская артиллерия не в состоянии была отразить это нападение и бросила свою позицию; русские решились отступить, потеряв 12 000 человек убитыми, ранеными и пленными, и перед отступлением зажгли город со всеми его магазинами. Общий пожар охватил город. Канонада прекратилась. Мы двинулись вперед и увидели императора: он слез с лошади у ворот города и стоял, окруженный несколькими генералами. Он отдавал приказания, как в это время из города выехали три кареты, направляясь в его сторону. Из карет вышли несколько русских в светло-зеленых мундирах с красным воротником; они держали шляпы в руках и низко кланялись императору. Наполеон поговорил с ними с четверть часа. То были русские гражданские власти и во главе их уездный предводитель дворянства. Они, как говорили, поднесли ключ города, объявляя, что армия русская выступила вон из города. Предавая его в руки императора, они умоляли Наполеона приказать подать помощь тысячам раненых, разбросанных по городу, и затем возвратились в город. Император вызвал вперед несколько дивизий для занятия Смоленска и приказал немедленно образовать группы врачей и лекарей со служителями из гвардии, с тем чтобы все они разделились по кварталам юрода, лечили бы всех раненых без разбора и свезли бы в госпитали. Приказание это было немедленно исполнено.

    Куанье:
    Около двух часов пополудни Наполеон приказал атаковать по всей линии; битва была одна из самых кровопролитных. Когда она уже завязалась, я был к нему призван. «Скачи сейчас же в Витебск с этим вот ордером, приказывающим всякому, к какому бы роду оружия он ни принадлежал, помогать тебе расседлывать лошадь. В случае необходимости сменить лошадь, все лошади в твоем распоряжении, исключая артиллерийских. У тебя есть лошадь?» - «Есть, государь, у меня их две». - «Бери обеих. Когда ты загонишь одну, пересаживайся на другую; вообще выполни дело со всей возможной быстротой. Я жду тебя завтра; теперь три часа, поезжай!» Я сажусь на лошадь. Граф Монтион говорит мне: «Время не терпит, мой друг, берите за повод другую лошадь, а первую потом бросите на пути». - «Но у меня они оседланы» - «Лучшее седло оставьте у моей прислуги и не теряйте ни минуты».
    Я лечу как молния, держа в руке повод другой лошади. Когда первая стала сгибаться подо мной, я соскакиваю наземь, в один миг расседлываю ее, седлаю другую и оставляю мое бедное животное на месте. Продолжаю свой путь. Въезжаю в лес и вижу там маркитантов, которые спешили к своему отряду. «Стой! Лошадь! Скорее! Оставляю вам свою. Страшно тороплюсь. Берите, расседлайте мою лошадь!» - «Вот четыре прекрасные польские лошади, - говорит маркитант, - какую хотите?» - «Вот эту! Седлай! Седлай! Время не терпит, у меня ни минуты свободной».
    Ах, как хороша была моя новая лошадь, как далеко она меня унесла! В этом лесу я нашел пост для охраны пути. Являюсь к начальнику поста и говорю: «Видите мой ордер? Скорее лошадь! Храните мою!»
    Я не терял ни часу, чтобы доскакать до Витебска. Передаю депеши начальствующему здесь генералу. Прочтя их, он говорит: «Дайте обедать этому офицеру, положите его на час на постель, приготовьте ему хорошую лошадь и вооруженного проводника. Около лесу вы найдете стоящий там полк Можно и в самом лесу, на сторожевом посту, переменить лошадь».
    Через час генерал приходит «Пакет для вас готов, поезжайте, мой храбрец. Если вы не замедлите в пути, то не потратите и 24 часов, включая сюда потерю времени на смену лошадей». Я еду на хорошей лошади и хорошо охраняемый. В лесу нахожу полк. Представляю полковнику ордер. Быстро прочитав его, он сказал: «Дайте вашу лошадь, адъютант, таков приказ императора. Расседлайте его лошадь, время не терпит».
    Я рассчитывал встретить в лесах кавалерийские пикеты, но их не оказалось. Все или разбежались, или были смяты. Я совершенно один, без спутника. Соображаю, замедляю шаг и довольно далеко от себя вижу стоящих на бугорке кавалеристов. Сворачиваю в сторону, чтобы не быть заметным, так как, конечно, это казаки, поджидающие врага. Пробираюсь дальше у самого леса. Вдруг оттуда выходит крестьянин и говорит мне: «Казаки!» Я ясно его разглядел, без всяких колебаний слезаю с лошади и, держа пистолет, подхожу к крестьянину, показывая ему в одной руке золото, в другой пистолет. Он понял и говорит мне: «Так! Так!», т. е. он хочет сказать этим: «Хорошо!» Положив золото в жилетный карман, взяв лошадь за уздечку в правую руку и продолжая держать пистолет в левой, я иду справа от моего русского, который ведет меня по тропинке. Проделав большой крюк, он опять выводит меня на дорогу со словами: «Нет, нет казаков!»
    Вижу березы и по ним узнаю свою прежнюю дорогу. Полный радости, даю три наполеона (наполеондора) моему крестьянину и сажусь на лошадь. Отчаянно гоню лошадь и, к счастью, достигаю какой-то фермы прежде, чем лошадь окончательно выбилась из сил. Влетаю во двор и вижу там трех молодых врачей, соскакиваю с лошади и бегу в конюшню. «Лошадь скорей! Оставляю вам свою. Читайте ордер».
    Еще раз сажусь на славную лошадь. Идет она хорошо, но мне потребуется по крайней мере еще одна, чтобы добраться до Смоленска. Между тем наступила ночь, и я ничего не видел перед собой. К счастью, встречаю четырех офицеров с хорошими лошадьми и проделываю опять ту же церемонию. «Взгляните, если можете прочесть, на этот ордер императора и перемените мне лошадь». Толстый господин, которого я принял за генерала, обратился к одному из своих спутников. «Расседлайте вашу лошадь и дайте ее этому офицеру Дело спешное, помогите ему». Я спасен. Въезжаю на поле битвы и отыскиваю императора.

    Смоленск после взятия

    Ложье:
    Единственными свидетелями нашего вступления в опустошенный Смоленск являются дымящиеся развалины домов; лежащие вперемешку трупы своих и врагов засыпают в общей яме.
    В особенно мрачном и ужасном виде предстала пред нами внутренность этого несчастного города. Ни разу с самого начала военных действий мы еще не видали таких картин; мы ими глубоко потрясены. При звуках военной музыки, с гордым и в то же время нахмуренным видом проходим мы среди этих развалин, где валяются только несчастные русские раненые, покрытые кровью и грязью. Наши уже подобраны, но сколько трупов, должно быть, скрыто под этими дымящимися грудами! Сколько людей сгорело и задохлось!
    На порогах еще уцелевших домов ждут группы раненых, умоляя о помощи. Подбирают наиболее пострадавших и переносят их на руках. Я видел повозки, наполненные оторванными частями тела; их везли зарывать отдельно от тел, которым они принадлежали! Город кажется покинутым. Немногие оставшиеся жители укрылись в церквах, где они, полные ужаса, ждут касающегося их постановления. На улицах встречаем в живых только французских или союзных солдат, уже водворившихся в городе. Они отправляются шарить по улицам, надеясь отыскать что-нибудь, пощаженное огнем.

    Лабом (командир батальона в корпусе принца Евгения Богарне):
    На другой день (19 августа) мы вошли в Смоленск по предместью, идущему вдоль реки; мы шли среди развалин и трупов; дворцы еще догорали и представляли собою только стены, потрескавшиеся от пламени; под их обломками виднелись почерневшие от дыма скелеты сгоревших жителей. Немногие уцелевшие дома были заняты солдатами, а на пороге их стояли их прежние хозяева с оставшимися членами своей семьи и оплакивали или умерших детей своих, или гибель всего имущества, добытого долгим и тяжелым трудом. Одни церкви доставляли некоторое утешение несчастным, оставшимся без крова. Собор, известный в Европе и очень почитаемый русскими, сделался убежищем бесприютных жителей, бежавших с пожарища. В этой церкви, возле самых алтарей, целые семьи лежали на лохмотьях; в одном месте умирающий старик вглядывался потухающим взором в лики святых, которым он молился всю жизнь; в другом невинные младенцы сосали грудь у матери, поблекшей от горя и обливавшей их слезами.
    Вся эта картина бедствия представляла поражающий контраст с видом армии, вступавшей во внутреннюю часть города. С одной стороны было горе побежденных, с другой - гордость победителей, одни все потеряли, другие обогатились добычей и, не испытав ни одного поражения, шли горделиво под звуки военной музыки, поражая ужасом и восхищением несчастные остатки покоренного населения.

    Комб:
    Осада Смоленска не задержала нас даже на три дня. На третий день город был уже пуст; но он горел, и соединительные мосты через Днепр были сломаны.
    Мы были принуждены пройти через этот пылающий ад. Достигнув берега реки, мы свели своих лошадей вниз по откосу и, не тратя времени на розыски брода, переправились через реку вплавь
    С целью помочь моему молодому нормандцу, которого я очень любил, я... поплыл рядом, поддерживая одной рукой патронташ и пистолет над поверхностью воды. Однако я вымочил себя совершенно напрасно, так как наши лошади почти повсюду доставали своими ногами дна; оставаясь подобно своим товарищам верхом, я вышел бы сухим, по крайней мере большею частью, но я был молод, полон сил и боялся болезни так же мало, как смерти.
    Впрочем, на другом берегу мы нашли пылавший уже костер, который способен был высушить целый фонтан.
    Старый город, куда мы пришли, состоял, как я уже заметил, сплошь из деревянных построек.
    Русская армия, надеясь, по-видимому, на более продолжительное сопротивление, эвакуировала в Смоленск раненных под Красным, Могилевом и во всех других предшествовавших боях
    И вот перед нашими глазами предстало ужасное зрелище.
    При приближении французской армии всех этих раненых собрали в Старый город.
    В первый же день осады несколько гранат вызвали здесь пожар. Сила атаки и стремительность преследования дали неприятелю лишь время разрушить мосты, но не позволили ему эвакуировать раненых; и эти несчастные, покинутые таким образом на жестокую смерть, лежали здесь кучами, обугленные, едва сохраняя человеческий образ, среди дымящихся развалин и пылающих балок.
    Многие после напрасных усилий спастись от ужасной стихии лежали на улицах, превратившись в обугленные массы, и позы их указывали на страшные муки, которые должны были предшествовать смерти.
    Я дрожал от ужаса при виде этого зрелища, которое никогда не исчезнет из моей памяти. Задыхаясь от дыма и жары, взволнованные этой страшной картиной, мы поспешили выбраться за город.
    Казалось, что я оставил за собою ад.

    Ларрей (известный врач, главный хирург французской армии):
    Штурм Смоленска был одним из самых кровопролитных, какие только мне удавалось видеть. Ворота, бреши в стенах, главные улицы города - все это было завалено трупами и умирающими, и притом почти исключительно русскими, потери которых были громадны. Трудно исчислить огромное количество трупов, которые отыскивали постепенно и в городских ямах, и в пригородных оврагах, и по берегу реки, и под мостами. Мы с (о) своей стороны потеряли 1200 чел. убитыми и 6000 чел. ранеными; при этом большей части раненых первая помощь была оказываема на самом поле битвы по мере того, как их приносили. Я сделал в походном госпитале массу операций; оттуда мы уносили раненых со всей возможной поспешностью в 15 обширных зданий, превращенных в госпитали. Одни из последних находились поблизости от главных пунктов сражения, другие помещались в слободах, третьи и самые обширные - в городе.
    Как и в Витебске, мы ощущали большой недостаток в необходимых материалах. Мне, как и раньше, приходилось измышлять разные средства, чтобы чем-нибудь заменить недостающее. Так, вместо белья, которое мы, исключая белье раненых, израсходовали в первые же дни, я пользовался бумагой, найденной в архиве, здание которого было обращено в госпиталь. Пергамент заменял лубок, пакля и тонкая береста - корпию, на бумагу же клали раненых. Но зато как много приходилось работать, какие затруднения надо было преодолевать! Горожане почти все разбежались, а большая часть удобных зданий погибла от пожаров или была разграблена.
    Большую помощь оказывали мне коллеги главного штаба и гвардии. День и ночь мы перевязывали пострадавших от огня и холодного оружия людей, и, несмотря на недостаточность наших материалов, все операции мы успевали делать в течение первых суток после поранения...
    Большое число больных и раненых, как французов, так и русских, сильно затрудняло дело по продовольствию госпиталей. Русские лежали вперемешку с нашими и пользовались одинаковым с ними уходом.
    Кое-как удалось спасти от огня и грабежа значительное количество самых необходимых медикаментов, а также вина и водки. В окрестные деревни мы послали добыть мяса и провизии. Из резервных походных госпиталей нам прислали белья и корпии. Все эти средства, а также неусыпный надзор наших хирургов помогли выздороветь всем легкораненым, а тяжелораненые получали необходимый уход. Однако месяц спустя в провизии стал ощущаться недостаток, и только муки было довольно, так как несколько обозов ее было доставлено из отдаленных местностей. Военные, не раненные в нижние конечности, еще могли мириться с этим недостатком, но другие сильно страдали.
    Необходимость обеспечить помощь почти 10000 раненых русских и французов, собранных в госпиталях Смоленска, а также мое внутреннее убеждение, что армия после такого крупного успеха и с началом осенних дождей не пойдет далеко на север, побудили меня оставить в Смоленске кроме всех военных врачей резерва 5 отделений наших легких походных госпиталей.

    Брандт:
    На следующий день, 23 августа, император произвел смотр корпусу Понятовского и обнаружил при этом ту же щедрость на награды. Несомненно, он хотел изгладить воспоминание о жестоком и несправедливом нагоняе, какой он задал князю в первые дни кампании в ответ на заявленные им претензии по поводу задержки жалованья и припасов. Письмо это, почти оскорбительное по тону, тайно распространено было во множестве экземпляров. Говорили также о посещении князем и его генералами императорского бивака перед взятием Смоленска. Император сначала принял их довольно хорошо. Но скоро, недовольный сведениями, которые ему давали относительно убыли наличного состава войск с момента начала кампании, он запальчиво сказал начальнику главного штаба, генералу Фишеру:
    - Но, черт возьми! Куда же вы дели своих людей?
    - Государь! Недостаток припасов, утомление...
    - А! Вы все поете мне ту же песню; почему же другие корпуса не потеряли половины своего состава в дороге? Но я отлично знаю, отчего все это происходит; вы только и хороши со своими варшавскими танцовщицами. (Некоторые уверяли даже, что он употребил еще более характерное слово.)
    К этому добавляли, что Понятовский, задетый этой новой выходкой, готов был покинуть армию. Наконец, ходили еще слухи, что после этого смотра, 21-го числа, когда император обнаружил большую благосклонность к полякам, Понятовский отправился к нему вместе с Даву и на коленях умолял разрешить ему двинуться к Киеву для организации поголовного ополчения в бывших польских областях; но император с запальчивостью отклонил его просьбу и будто бы грозил даже расстрелять его, если он будет настаивать на своем проекте. Я воспроизвожу это происшествие, не ручаясь за его достоверность, в такой форме, в какой я слышал его в тот же день в Смоленске, от людей, обычно хорошо осведомленных...
    После нас дошла очередь до старой гвардии, которую я мог в этот день разглядеть на досуге. С той поры мне приходилось видеть более красивые войска, но никогда - более внушительные. Смешное приключение, случившееся за несколько дней до этого у нашего полковника с одним из этих старых солдат, отлично показывает, каково было их положение в армии, положение, принуждавшее даже офицеров высокого чина считаться с ними.
    Дело было на биваке. Я был у нашего полковника Хлусевича, который как раз брился около входа в палатку. Чашка, полная воды, стояла на столе около него. Вдруг в палатку врывается огромный белый пудель и без всякого стеснения принимается лакать воду из чашки. Ни полковник, ни я не успели пошевельнуться, как следом появляется гренадер старой гвардии и, пробормотав себе в усы: «Извините, господа», принимается привязывать веревку к шее собаки. Собака отбивается, опрокидывает наземь чашку; а надо сказать, что на этой лагерной стоянке было необычайно много пыли и весьма мало воды. «Видали ли вы когда-либо подобного нахала?» - сказал взбешенный полковник, схватив за плечи и вытолкав из палатки пораженного изумлением гренадера, который исчез вместе со своей собакой...
    Полковник и думать перестал об этой истории, как вдруг два часа спустя гренадер вернулся назад в сопровождении офицера главного штаба; оба были в парадной форме. «Господин полковник,- сказал офицер, - вы поставили в очень неловкое положение почтенного человека, который пользуется уважением всего своего полка. Я являюсь от лица маршала Бертье, чтобы уладить эту неприятную историю, заранее уверенный, что достаточно будет одного слова разъяснения с вашей стороны».- «Действительно,- сказал, не смущаясь, полковник,- я давеча погорячился: я сейчас уже пожалел об этом и немедленно сказал бы это этому почтенному человеку, если бы он не исчез так быстро. Я очень рад, что это посещение избавляет меня от необходимости отыскивать его, чтобы сказать ему, как я раздосадован тем, что так грубо обошелся с ним. Ну, а теперь, не правда ли, гренадер, вы ничего больше не имеете против меня?»- прибавил он, протянув руку ворчуну, который сердечно пожал ее, заявляя, «что получил самое лучшее удовлетворение в мире». Полковник, который в глубине души был совершенно доволен, сказал мне потом, что он охотно покорился из страха, как бы эта история не имела дурных последствий для полка. Может быть, она повредила бы и его производству, потому что как раз в ту пору шла речь о его переводе в гвардию; действительно, он был назначен майором второго полка легкой кавалерии...

  19. Судя по всему не оценил государь героизма защитников нашего города:

    Все боевые отличия, пожалованные за ОВ, имеют одну общую надпись: "За отличие при поражении и изгнании неприятеля из пределов России в 1812 году".
    Этим самым войска награждались за доблесть, проявленную ими с первого и до последнего дня
    этой славной кампании: за подвиги, оказанные в отдельных сражениях наград не жаловалось.
    Исключение составляют - отличие 3-го гренадерского Перновского (за Вязьму), 11-го
    пехотного Псковского, 61-го пехотного Владимирского полков (оба за Городечню) и
    5-й конной батареи (за Красный, где номера и ездовые во главе с поручиком Никитиным
    пошли в конном строю в атаку и захватили фр. батарею). Смоленск, Бородино и Полоцк не упомянуты ни разу.

    А.А.Керсновский История русской армии. т.1

  20. А вот как описывает Смоленское сражение Бантыш-Каменский в биографии Барклая де-Толли.

    2-го Августа аваогардъ Маршала Нея атаковалъ городъ Красный, занятый войсками Генералъ-Maiopa Невъровскаго: послъдний, опасаясь быть совершенно отръзанным многочисленною неприятельскою кавалерiею, началъ отступать къ Смоленску. Пъхота его, вновь набранная, построилась въ две коллонны, впереди которыхъ шелъ Харьковскiй драгунскiй полкъ; весь отрядъ простирался только отъ семи до восьми тысячь человекъ. На нихъ устремились тридцать полковъ кавалерiйскихъ; часть легкой конницы опередила даже голову его колонны и сбила Харьковскiй драгупскiй полкъ. Невъровскiй прiнялъ его въ промежутокъ своихъ пъхотныхъ колоннъ, соеднилъ ихъ въ сомкнутый каре, мужественно отбивался, устоялъ противъ сорока нападешй легкой навалерiи, потерялъ 5 пушекъ и до 1500 человекъ, выбывшихъ изь строя; но успълъ сохранить большую часть войскъ своихъ и заставил?», вечеромъ, Французовъ прекратить пресльдованiе.
    Армии наши шли къ Смоленску, въ которомъ находился Генералъ-Леитеиантъ Раевскi съ 16,000 войскомъ. 4 Августа, въ 9 часовъ утра, Наполеонъ подступилъ къ этому городу,- покушался взять его приступомъ, былъ отбитъ съ значительнымъ урономъ. Около полудня Князь Бяграттонъ явился съ своею армiею, подкръпилъ Генерала Раевскаго 2 гренадерскою дивизiею Принца Карла Мекленбургскаго. Въ продолженi цълаго дня происходила взаимная канонада. Вечеромъ Французская армия, состоявшая изъ 185,000 человъкъ подъ ружьемъ, построилась на высотахъ лъваго берега река Днепра. Тогда прибылъ къ Смоленску Барклаи де-Толли съ первою apMieю и занялъ высоты праваго берега. Оба Главнокомандующие Pycскie, опасаясь потерять сообщенiе свое съ Москвою, решились потянуться въ лево: Барклаи де-Толли взялъ на себя оборону Смоленска; Князь Багратiонъ попеченiе о безопасности Московской дороги. Генералъ-Лейтенаптъ Раевский, съ войсками, состоявшими подъ его начальством^, присоединился ко второй армии; въ Смоленскъ вступилъ Генералъ Дохтуровъ съ 6 пЬхотнымъ корпусомъ, усиленнымъ 3 пехотною дивизиею Генералъ-Лейтенанта Коновицина.
    5-го Августа, въ 8 часовъ по полуночи, Дохтуровъ сдълалъ общую вылазку противъ неприятеля, который подступилъ почти къ самымъ стенамъ города; вытеснилъ французовъ изъ Мстиславльскаго а Рославльскаго предместий, прогналъ въ поле. По приказанию Главнокомандующего сильныя батареи были поставлены на правомъ берегу Днъпра, выше и ниже Смоленска, дабы поражать во.Флангь неприятеля во время атаки восточныхъ или западныхъ частей крепости.
    Въ два часа по полудни Наполеонъ приказалъ атаковать Смоленскъ съ разныхъ сторонъ. Heприятель, опрокинувъ бригаду Рускихъ драгуновъ, стоявшую впереди предместья Рачевки, занялъ ближайшую возвышенность къ верхнему мосту, поставилъ на ней батарею о 60 оруд!яхъ, навель ихъ на мость; но былъ остановленъ сильною пальбой съ праваго берега Днепра. Между тьмъ, завязался жестокий бой. Дивизии Гюдена и Морана, построившись въ густыя колонны и предшестпуемыя многочисленною артиллериею, устремились на Мстиславльское и Рославльское предместия, и после упорнаго двухъ-часоваго боя овладели оными. Полки заняли Никольское предместье. Главнокомандующий подкрепилъ Генерала Дохтурова 4-ю пехотною дивизиею Принца Евгешя Виртембергскаго. Неприятель, овладъвъ предмьстиями, поставилъ тамъ на батареяхъ более 150 орудш, чтобы ломать городскую стену. Вечеромъ, колонны его сделали решительное нападение на Малаховския ворота, которыми и успели овладеть на короткое время: Коновницынъ и Приицъ Виртембергский, бросившись въ штыки на Французовъ, принудили ихъ отступить. Наполеонъ прибвгнулъ къ многочисленной артиллерии своей: городъ запылалъ въ разныхъ местахъ. Осажденные находились между ударами неприятельскими и пламенемъ сильнаго пожара. Вечеромъ Французы заняли Краснинское предместие; но были вытеснены оттуда 30 и 48 егерскими полками, которыми Главнокомандующий подкрепилъ Генералъ-Maiopa Лихачева. Въ 9 часовъ пальба утихла на всьхъ пунктахъ. Генерал Дохтуровъ удержалъ за собою городъ.
    Въ бояхъ подъ Смоленскомь, неприятель потерялъ до 20,000 человвкъ, выбывшихъ изъ строя. Уронъ съ нашей стороны также былъ значителен, особенно 5 числа простирался до 6,000 человъкъ. Генералъ Дохтуровъ съ 30,000 противуетоялъ 72,000, которыхъ Наполеонъ ввелъ въ двло (*). Онъ еще чувствавалъ большую слабость отъ болезни, когда Главнокомандующий послалъ спросить его: въ силахъ ли онъ действовать при оборони Смоленска?
    - и отвпчалъ Барклаю де-Толли: "Лучше умереть на поле, нежели на кровати (**).»
    Не смотря на успехи нашего оружия и убъждешя Князя Багратиона, чтобы Генералъ Барклай де-Толли продолжалъ оборону Смоленска, осторожный полководенл» решился оставить осажденный городъ, довольствуясь причиненнымъ вредомъ Наполеону. Онъ обдумалъ свой планъ: Императоръ Французовъ потянувшись въ право, могъ овладеть Московскою дорогою, которую вторая армиЯ, одна, не въ состояии была защитить съ успьхомъ; тогда обе армш Русския, оттесненныя къ городу Поръчью и северньмъ губерниямъ, отръзанныя отъ важнаго средняго пути дьйствш (***)« потеряли бы всякую связь сь плодородными полуденными губерниями. Уже полки наши отступали (6 Авг), какъ неприятель, перешедъ Днъпръ въ бродъ, овдадълъ Петербургскимъ предместиемъ: Барклай де-Толли приказалъ Генералъ-Лейтенанту Коновницыну отразить Французовъ и онъ мгновенно отбросилъ ихъ за рвку. Генералъ-Адъютаптъ Баронъ КорФъ, оставленный въ предмъстии съ сильнымъ арриергардомъ, держался въ немъ цълый день. Первая армиЯ пошла кь Поръчью; вторая къ Дорогобужу. Наполеонъ въъхалъ въ Смоленску представлявший одне только дымящаяся развалины.
    Ночью съ 6 на 7 Августа неприятель двинулся вслъдъ за Рускими, которыхъ надеялся опередить на Московской дороги. Маршалъ Ней вытъснилъ изъ деревни Горбуновой. Барклай-де-Толли немедленно велълъ Принцу Виртембергскому обратно занять этотъ важный пунктъ и ожидать тамъ прибьтя Генерала КорФа: послъ боя, продолжавшагося около двухъ часовъ, Французы были выгнаны изъ Горбуновой.
    Наполеонъ (7 числа) приказалъ Нею переминить направлеше и, чрезъ деревню Валутину-гору выдти на большую Московскую дорогу. Производя это движение, Ней встрътилъ, въ 10 часовъ утра, слабый отрядъ изъ 2,400 чел. пъхоты Генералъ-Maiopa Тучкова 3-го, который, желая спасти корпусъ Генерала Багговута, задержанный боемъ при Горбуновой дурною дорогой, решился съ горстью храбрыхъ воиновъ защищаться до последней крайности, несмотря на превосходное число неприятеля. Кровопролитный бой продолжался до трехъ часовъ по полудни. Тучковъ, после мужественнаго сопротивления, прннужденъ былъ отступить за речку Страгань, которою и прикрылся. Тогда онъ былъ подкрвпленъ 8-ю батарейными орудиЯми, тремя полками и однимъ батальономъ пехоты, двумя полками и двумя эскадронами кавалерии. Барклаи де-Толлн лично прибылъ на место сражения и, не смотря на невыгодное местоположение, на подоспъвшия къ Фрапцузавгь вспомогательныя войска, на поверхность неприятеля въ началъ двла, отразилъ сильныя атаки Нея, намеревавшагося разорвать нашъ центръ, ударилъ на него Въ штыки, опрокинулъ, прогналъ за речку Страгань, Въ это время Генералъ-Майоръ Тучкове 3-й (*), слиш-комъ подвергавшшся опасности, былъ пронзенъ штыкомъ и взятъ въ пленъ. Силы Фраицузовъ простирались до 35,000; нпаши, въ концъ боя, не превышали 15,000; со всемъ темъ неприятель потерялъ убитыми и ранеными 9000 человькъ; вь плЪнъ " взято 500 чел. - Съ нашей стороны выбыло изъ строя 5,000. 8 и 9 Августа первая армия перешла Днепръ и остановилась при Умолье; вторая прибыла къ Дорогобужу. Возстановивъ сообщение свое съ Москвою и съ внутренними губерниямн и видя себя снова въ связи съ Княземъ Багратиономь, Барклай де-Толли долгомъ счелъ не уклоняться болъе отъ генеральнаго сражения, которое одно могло прекратить успехи пеприятеля. Войско и народъ единогласно сего требовали. Распространилось въ Государстве явное неудовольств1е противъ отступательныхъ действий Главнокомандующаго первою армиею, между тъмъ, какъ онъ съ слабыми силами не могъ удержать стремительнаго нашествия Наполеона на Россию и, не безъ основательныхъ причинъ (какъ упомянуто выше), пожертвовалъ Смоленскомъ.
    Барклай де-Толли остановился (9 Августа) въ восьми верстахъ не доходя Дорогобужа, у Умолья, гда позиция показалась ему довольно выгодною для сражения. Наполеонъ подвигалъ изь Смоленска всь корпуса своей главной армии. Вице-Король угрожалъ обходомъ нашему правому крылу. Это побудило Главнокомандующего не принимать сражения въ Умольи. Ночью, съ 11 на 12 Августа, обе наши армии отступили къ Дорогобужу, где Барклай де-Толли и Князь Багратионъ провели все утро въ обозрении местности. Она найдена слишкомъ тесною. ApMии продолжали отступать къ Вязьмъ; appiepгардъ нашъ несколько разъ обращалъ назадъ неприятеля. 17 Августа Генералъ Милорадовичь вступилъ въ Гжатскъ съ корпусомъ изъ 14,466 человькъ пехоты и 993 чел. кавалерии. Главнокомандующий, подкрепленный значительнымъ резервомъ, расположился при Царевомъ-Займище: здъсь ръшено сразиться съ Наполеономъ; но въ тотъ день прибылъ, вечеромъ, въ главную квартиру Князь Кутузовъ а кончилось начальство Барклая де-Толли надъ первыми двумя apMiями.
    (*) Павель Алексвевичъ, нынб Члснъ Государственпаго Совт,та.-
    (*) Дмитрий Сергеевичь Дохтуровъ скончался въ 1816
    году. См. объ немъ въ биографии Князя Кутузова. (**) Описание Отечественной войны, ч. 2, стр. 113. (***) Ведущего отъ Вильны чрезъ Минскъ, Оршу и Смоленскъ па Москву.

Бой у деревень Иньково и Молево Болото

27 июля (8 августа) два казачьих полка обнаружили у деревень Иньково и Молево Болото два французских гусарских полка. Казаки с ходу грянули на неприятеля, опрокинули его и погнали к Рудне. Находившаяся в городке кавалерийская дивизия французов под командованием генерала Себастьяни поспешила на выручку отступающим. В это же время к месту боя подошел атаман Платов с семью полками казаков и двенадцатью конными орудиями. Французы попытались захватить русскую батарею, но их встретили картечью, а затем Платов неожиданно атаковал противника во фланг и кавалеристы Себастьяни бежали с поля боя. Их преследовали 8 верст. Платов доносил: «Неприятель пардона не просил, а российские войска, бывши разъярены, кололи и били его». Впрочем, 10 офицеров и 300 солдат все-таки пощадили и взяли в плен. Лишь на окраине Рудни казаков остановил сильный огонь французской артиллерии.

Но в целом наступление велось недостаточно решительно, и время для внезапного нападения на врага было упущено. Русское командование не имело достоверных сведений о противнике. Барклай-де-Толли опасался, что такой "предприимчивый полководец", как Наполеом, может внезапно совершить обходной маневр и окружить русские войска.Багратион он же предполагал, что французы могут двинуться к Смоленску юго-запада через Красный. Опасения обоих начальников были обоснованными, причем прав окалался Багратион.Французский император был хорошо осведомлен о расположении русских войск, знал он также и о том. что в Смоленске их нет. Талантливый полководец разработал хитроумный план окружения русских армий, стремясь навязать им генеральное сражение, разгромить и тем самым победоносно завершить войну с Россией. Сосредоточив в районе Орши более 180 тысяч войск. Наполеон стремительно двинулся в обход правого фланга русских, быстро переправился через Днепр У селения Россасно и 2 (14) августа 1812 г. направился к Смоленску. Его путь лежал через Красный, находившийся в 47 км от губернского центра.

Авангард «Великой армии» - три корпуса конницы Мюрята, а за ним и главные силы - пехотные корпуса Нея, Жюно и Понятовского - приблизились к городку и здесь неожиданно наткнулись на русских - 27-ю пехотную дивизию генерал-майора Дмитрия Неверовского, один драгунский и три казачьих полка. Еще в конце июля этот отряд был предусмотрительно выдвинут на краснинскую дорогу Багратионом.

Узнав о приближении огромных масс неприятеля, Неверовский молниеносно оценил обстановку и принял решение - хотя бы ценой гибели всего своего отряда не дать французам с ходу захватить Смоленск. Соотношение сил было чудовищно неравным: против 180-тысячной армии Наполеона Неверовский готовился выставить 7 тысяч человек при 14 орудиях. Ситуация усугублялась тем, что 27-я пехотная дивизия была сформирована накануне войны и подавляющее большинство ее солдат, вчерашних рекрутов, еще не участвовали в боях.

Скромными силами русский генерал распорядился так: один полк егерей с 2 пушками расположил в Красном; восточнее города, за оврагом, заняли позицию 2 пехотных полка, их правый фланг прикрыли казаки, а на левом фланге, где местность благоприятствовала атаке неприятельской конницы, Неверовский развернул батарею из 10 орудий и драгунский Харьковский полк; резерв - егерский полк с 2 пушками - отправил назад, чтобы занять переправу через речку Ивань у деревни Корытня, в 24 км от Смоленска.

Французы, обнаружив в Красном русскую пехотную дивизию, не восприняли ее всерьез. Им казалось, что достаточно одного удара - и она побежит или сдастся.

Бой начался в полном соответствии с планами маршалов Мюрата и Нея. Французская пехотная дивизия генерала Ледрю, в рядах которой находился сам маршал Ней, выбила из Красного русских егерей и захватила две пушки. Остатки егерского полка, отстреливаясь, отошли и присоединились к главным силам дивизии Неверовского. Русские драгуны попытались контратаковать, но конница Мюрата быстро опрокинула и рассеяла их, а затем французские кавалеристы напали на русскую батарею, изрубили артиллеристов и захватили еще пять пушек. Таким образом, русский отряд лишился части артиллерии, понес ощутимые потери в живой силе, над ним нависла угроза уничтожения. Французская пехота готовилась продолжить атаки с фронта, а конница выходила на фланги. Чтобы избежать окружения, Неверовский быстро перестроил свои части в два каре и стал отходить в сторону Смоленска по краснинской дороге. Мюрат как будто ждал этого и решил добить противника массированной кавалерийской атакой. Лавина французских драгун, гусар и улан - испытанных воинов - понеслась на жалкую горстку русских новобранцев. Это было эффектное зрелище: грозные всадники на послушных конях, в ярких мундирах, с развевающимися султанами на касках и киверах, блеск занесенных для удара клинков... Однако то, что произошло в следующие минуты, поразило Мюрата - русские хладнокровно подпустили кавалерию и вместо того, чтобы сдаться, как поступили бы в такой ситуации пруссаки или австрийцы, встретили её ружейными залпами в упор... Атака захлебнулись. Французская кавалерия отступила на исходные позиции. Вдоль русского строя промчался всадник с непокрытой головой, в расстегнутом зеленом мундире, с золотыми эполетами па плечах. Генерал Неверовский! Он кричал своим солдатам что-то явно ободряющее, и восторженный рев сотен глоток отвечал ему.

«Ура! 27-я дивизия не поддалась. Голубчики не струсили и не дали неприятелю торжествовать. Первое сражение, дивизия молодая, рекруты, но отделались. Хвала... Неверовскому...» - вспоминал русский офицер - участник боя.

Мюрат изумился и, приведя в прядок свои полки и эскадроны, вновь послал их на русское каре, и все повторилось - на кавалерию посыпался град пуль. Неудача... Вдоль большака росли березы, их стволы служили препятствием для атакующих и мешали сосредоточенному удару конницы. Тех же всадников, которые прорывались между деревьями, ждали штыки русских пехотинцев.

Неверовский медленно отступал, и это бесило Мюрата. Маршал утратил способность трезво соображать - он бросил конницу в третью атаку, затем в четвертую, пятую... Без результата! Атаки следовали через каждые 15 минут, но 15 тысяч конников Мюрата и 7 тысяч пехотинцев Нея никак не могли опрокинуть поредевшую русскую дивизию. Над Мюратом уже начали посмеиваться другие маршалы и генералы! Ней предложил ему разделаться с «русскими безумцами» артиллерией. Однако пришедший в исступление Мюрат отказался от предложенных 60 пушек и продолжал упрямо гнать в бой конницу, устилая телами кавалеристов и трупами лошадей обочины краснинской дороги. Маршалу во что бы то ни стало была нужна победа - оправдание перед Наполеоном за неудачи. Очень нелегко пришлось воинам Неверовского. Многочисленные нападения противника смешали полки; два каре превратились в одну сплошную и тесную колонну, ощетинившуюся штыками. Французы попытались преградить путь отступающим, обошли их и заняли деревню, расположенную по обеим сторонам дороги.Неверовский свернул с большака, обошел, в свою очередь, неприятельский заслон и повел дивизию дальше к Смоленску. Вечером 2 (14) августа донельзя измотанные маршем и непрерывным боем полки приблизились наконец к деревне Корытня, и, когда французские кавалеристы предприняли очередное нападение, отступавших поддержали огнем 2 орудия и егерский полк, предусмотрительно отправленный сюда Неверовским утром. Мюрат вообразил, что к русским подошло сильное подкрепление (у него в голове не укладывалось, что можно драться без всякой надежды на помощь!), и приказал прекратить атаки.

Дивизия генерала Дмитрия Неверовского совершила невозможное - она не только смогла устоять, отбив около 45 атак конницы неприятеля, но и на целые сутки задержала армию Наполеона, сорвав его план молниеносного броска на Смоленск. Эти выигранные сутки имели огромное значение для всего хода войны. Не будь Красного, возможно, не было бы Бородина и Березины...

Подвиг 27-й дивизии по заслугам оценила вся русская армия. Общие настроения выразил в докладе императору Александру I Багратион: «Нельзя довольно похвалить храбрости и твердости, с какою дивизия, совершенно новая, дралась против чрезмерных сил неприятельских... Примера такой храбрости ни в какой армии показать нельзя!» Увы, правительство слишком поздно спохватилось, чтобы отметить доблесть солдат Неверовского - награды за «краснинское дело» пришли в дивизию лишь в 1814 г., когда большинства участников тех событий, включая и самого генерала, павшего в «битве народов» под Лейпцигом, уже не было в живых.

Героизм русских потряс противника. «Это лев», - говорили французы о Неверовском, а его маневр назвали «львиным отступлением». Когда Мюрат, пытаясь «сохранить лицо», докладывал Наполеону о захваченных 7 русских пушках, император недовольно выговорил маршалу: «Я ждал всей дивизии... а не семи отбитых у них орудий».

Бой под Красным и «львиное отступление» к Смоленску стоили русским войскам немалых потерь - 1500 убитых, 800 раненых попали в плен. Французы заявили о потере 500 человек убитыми и ранеными, но думается, что эти цифры слишком занижены.

Получив известие о броске Наполеона на Смоленск, Багратион и Барклай-де-Толли поспешили к городу, но их армиям катастрофически не хватало времени, чтобы опередить неприятеля. Положение спасла случайность, которую можно назвать чудом. Последним из русских соединений Смоленск покинул 7-й пехотный корпус генерала Николая Раевского (из состава 2-й армии). Он успел отойти от города всего на 12 км и здесь, у деревни Ракитня, вечером 2 (14) августа получил приказ Багратиона возвращаться в Смоленск и оказать помощь дивизии Неверовского, атакованной превосходящими силами противника.

Раевский осознавал степень опасности, грозившей всей армии. Он совершил стремительный ночной переход, переправился через Днепр при свете факелов и на рассвете прибыл в Смоленск; дал войскам немного отдохнуть и затем повел их по краснинской дороге. Около полудня 3 (15) августа солдаты Раевского встретили отступающую из-под Красного 27-ю дивизию.

На военном совете командующий корпусом и генералы, командиры дивизий и бригад приняли решение вернуться в Смоленск и не допустить в него неприятеля. Раевского не смутило то обстоятельство, что он имел всего 15 тысяч человек против всей армии (180 тысяч) Наполеона. Смоленск надо было удержать!

В ночь на 4 (16) августа русские войска заняли оборону: семь пехотных полков с 54 пушками расположились в предместьях, перед старой крепостью; в том месте, где в крепостной стене имелся разрыв, возвышалось земляное укрепление-Королевский бастион, здесь выстроились три полка 26-й пехотной дивизии, а на валах бастиона установили 18 орудий; один пехотный полк разместился непосредственно на крепостной стене и башнях; два полка выделили в резерв, и еще два взяли под охрану мосты через Днепр; шесть кавалерийских полков находились в охранении оборонительной позиции в Заднепровской части города.

Наполеон, убежденный, что в Смоленске находится лишь дивизия Неверовского, приказал шедшим в авангарде армии Мюрату и Нею захватить город.

Рано утром 4 (16) августа французы начали наступление. Благодаря численному превосходству конница Мюрата загнала за крепостные стены русскую кавалерию, и в атаку двинулась пехота Нея. Маршал шел в рядах атакующих.

Русские встретили неприятеля пушечными и ружейными залпами. Ядра, картечь и пули выкашивали французские колонны; одна пуля даже поразила Нея в шею, но маршала спас высокий и плотный воротник мундира. Невзирая на потери, французы упрямо шли вперед, смыкая ряды. Они выбили русские части из Краснинского предместья, однако уперлись в крепостную стену, оказавшуюся для них непреодолимой преградой, и, осыпаемые пулями русских стрелков, откатились назад. Началась ожесточенная перестрелка.

Главный удар наносился по центральному участку обороны - Королевскому бастиону. Полк из дивизии генерала Ледрю ворвался на валы укрепления. Ситуация для оборонявшихся была критической. Генерал Раевский бросился к месту прорыва неприятельских войск, но, когда прибыл на бастион, положение уже восстановили: командир 26-й дивизии генерал Паскевич возглавил контратаку солдат Орловского полка, которые выбили противника из бастиона штыками.Последовали новые атаки французов, но более они не смогли продвинуться ни на шаг. К неприятелю подходили новые части, а около 9 часов утра к Смоленску прибыл сам Наполеон. Раевский понимал: если враг навалится всеми силами, стянутыми к городу, его корпусу суждено погибнуть. И в этот момент генерал получил известие от Багратиона. «Друг мой, -писал князь, - я не иду, я бегу. Желал бы иметь крылья, чтобы скорее соединиться с тобой. Держись! Бог тебе помощник». Раевский держался...

Наконец в полдень в облаках пыли появились колонны головных частей 1-й и 2-й армий. Наполеон, увидев подходившие к Смоленску русские войска, не смог сдержать ликования: «Наконец-то они в моих руках!» Император жаждал генерального сражения и считал, что теперь-то уж точно вынудит русских принять его. Ночь он посвятил подготовке к битве. «Великая армия» полукольцом охватила город: на левом фланге стоял корпус Нея, в центре - корпус Даву, на правом крыле - корпус Понятовского и конница Мюрата, гвардия и корпус Богарне составили резерв, а корпус Жюно, находившийся на марше, по прибытии должен был усилить правое крыло. Действия войск готовились поддержать более 150 орудий. Как бы приглашая противника на битву, Наполеон отвел части Понятовского и Мюрата от Рачевского предместья, оставив свободное пространство - поле будущего боя.

Однако Барклай-де-Толли не пожелал ввязываться в генеральное сражение. Он счел слишком невыгодным соотношение сил и принял решение продолжить отступление в московском направлении, а для того, чтобы оторваться от преследования - подольше задержать французов у стен Смоленска. Эту задачу главнокомандующий возложил на 1-ю армию, расположив ее на правом берегу Днепра. В город же вошел корпус генерала Дохтурова, сменивший поредевшие дивизии Раевского. Дмитрий Дохтуров тяжело болел, но, когда Барклай послал спросить его, сможет ли генерал командовать войсками, ответил:: «Лучше умереть на поле чести, нежели на кровати».

Рано утром 5 (17) августа 2-я армия выступила из Смоленска. Ее марш не мог быть тайной для неприятеля, поскольку.московская дорога проходила по берегу Днепра и просматривалась с французских позиций. Осознав наконец, что русские уходят, Наполеон бросил наперерез 2-й армии корпус генерала Жюно, но не тут-то было - французы не нашли ни одного брода и не смогли форсировать реку. Тогда император приказал немедленно наступать на Смоленск, чтобы, овладев им, перебраться на правый берег Днепра, догнать русскую армию и навязать-таки ей генеральное сражение.

Во второй половине дня французы пошли в атаку. Части Дохтурова удерживали предместья в течение двух часов, но под натиском противника вынуждены были отойти в город. Пехотинцы заняли оборону на стенах, артиллерия - на бастионах крепости, и когда атакующие приблизились к укреплениям, их встретил ураганный огонь.

«...Наши... колонны оставили длинный и широкий кровавый след - массу раненых и убитых», - вспоминал адъютант Наполеона граф де Сегюр. Французы, не считаясь с потерями, пытались прорваться в Смоленск через Молоховские ворота, защищаемые 3-й дивизией генерала Коновницына. Под неприятельскими пулями и ядрами полегли расчеты четырех русских пушек, прикрывавших ворота, а сами орудия были подбиты, их заменили, но через несколько минут все повторилось. В ходе боя пушки и артиллеристов пришлось менять четыре раза. Полки дивизии обливались кровью. Гибли сотни солдат, десятки офицеров, погиб генерал Балл - командир бригады из сражавшейся рядом 7-й дивизии, получил пулевое ранение в руку и сам Коновницын, однако он не оставил поле боя и даже отказался от перевязки.

Барклай-де-Толли внимательно следил за ходом развернувшегося сражения. «...Барклай, - свидетельствовал очевидец, - вовсе не думал об опасности, коей он подвергался, и отдавал приказания с величайшим хладнокровием». Главнокомандующий послал Дохтурову подкрепление - дивизию принца Евгения Вюртембергского. Добравшись с четырьмя полками до Молоховских ворот, принц контратаковал французов, и его солдаты штыками отбросили пехоту Нея.

Успешно действовали русские войска и на левом фланге. Сражавшаяся в Рачевском предместье дивизия Неверовского оттеснила польскую пехоту корпуса Понятовского; в штыковом бою был убит один из его генералов - Грабовский. Здесь же погиб и русский генерал Скалон, командовавший отрядом из трех драгунских полков. Особенно губительным для врага оказался огонь русских пушек, установленных близ Никольских ворот, которыми лично управлял начальник артиллерии 1-й армии генерал Кутайсов.

Видя бесплодность атак, Наполеон велел пробить бреши в крепостных стенах Смоленска. Однако массированный обстрел из 150 орудий не привел к ожидаемому результату -пушки и гаубицы оказались бессильными перед мощью старинной крепости. И тогда французская артиллерия перенесла огонь на город. «Тучи бомб, гранат и чиненых ядер полетели на дома, башни, магазины, церкви, - писал очевидец, - и все, что может гореть, запылало!.. Опламененные окрестности, густой разноцветный дым, багровые зори, треск лопающихся бомб, гром пушек, кипящая ружейная стрельба, стук барабанов, вопль старцев, стоны жен и детей... Толпы жителей бежали из огня, полки русских шли в огонь...»

Сражение прекратилось с наступлением темноты. На военном совете большинство русских генералов предложили утром атаковать неприятеля - велика была жажда мщения, однако Барклай-де-Толли приказал покинуть город и продолжить отступление на восток. Защитники Смоленска перешли на правый берег Днепра. Вместе с воинами город покинуло и население.

Битва за Смоленск стала первым крупным сражением в Отечественной войне 1812 г. Обе стороны понесли в ней большой урон: русские, по разным данным, - от 6 до 10 тысяч, а Французы - от 6 до 15 тысяч (и даже до 20 тысяч) убитыми и ранеными.

На рассвете 6 (18) августа 1812 г. войска Наполеона заняли левобережную часть Смоленска. Де Сегюр вспоминал: «Армия... вошла в стены города. Она прошла эти дымящиеся и окровавленные развалины... с военной музыкой... Но свидетелей ее славы тут не было. Спектакль без зрителей, победа почти без плодов, кровавая слава и дым, окружавший нас, были как будто единственным результатом нашей победы и ее символом!»

Весь день 6 (18) августа французы пытались наладить переправы через Днепр и выбить из Петербургского предместья (Заднепровья) засевшие там русские части. С утра до вечера кипела ожесточенная артиллерийская и ружейная перестрелка. Особенно досаждала противнику меткая стрельба русских егерей. Подвиг одного из них описал французский офицер X. Фабер дю Фор: «В особенности между русскими стрелками выделялся своей храбростью и стойкостью один русский егерь, поместившийся как раз против нас, на самом берегу, за ивами, и которого мы не могли заставить молчать ни сосредоточенным против него ружейным огнем, ни даже действием одного против него назначенного орудия, разбившего все деревья, из-за которых он действовал, но он все не унимался и замолчал только к ночи, а когда на другой день при переходе на правый берег мы заглянули из любопытства на эту достопамятную позицию русского стрелка, то в груде искалеченных и расщепленных деревьев увидали распростертого и убитого ядром нашего противника, унтер-офицера егерского полка, мужественно павшего на своем посту». Имя героя история, увы, для нас не сохранила...

Продолжением Смоленского сражения стал бой у Валутиной горы. Ко времени вступления Наполеона в Смоленск 2-я русская apмия, возглавляемая Багратионом, отошла от города на 50 км по московской дороге и переправилась через Днепр. Отвести 1-ю армию оказалось труднее - французские войска, шедшие по пятам, стремились навязать ей бой на марше и разгромить. Положение русских осложнялось тем, что армия была разделена на две части. Одна из них, во главе с генералом Дохтуровым, смогла оторваться от неприятеля, но вторая - генерала Николая Тучкова, с которой находился и штаб Барклая-де-Толли, - утром 7 (19) августа наткнулась у деревни Гедеоновка на части маршала Нея. Завязался бой, в ходе которого Барклай едва не попал в плен: генерала и группу офицеров окружили польские уланы, но их разогнали вовремя пришедшие на помощь гусары из Изюмского полка под командованием капитана Льва Нарышкина. С большим трудом русские отбили нападение неприятеля, но угроза разгрома колонны не миновала. Положение спас отряд генерала Павла Тучкова, младшего брата начальника колонны. П. Тучков располагал весьма скромными силами - около 3 тысяч пехоты и кавалерии при 12 конных орудиях, но он прикрыл дорогу на восток, заняв исключительно выгодную позицию на Вал утиной горе. Маршал Ней атаковал русских тремя дивизиями (19 тысяч человек), но не смог их опрокинуть. Тучков дрался полдня, однако его войска в конце концов обессилели, и генерал доложил Барклаю, что не может более противостоять превосходящему в силе противнику. Барклай-де-Толли велел Тучкову возвращаться на позиции и умереть, но не отступать ни на шаг... Бпрочем, вскоре к поредевшему отряду подошло подкрепление, и теперь в бою участвовали 12 тысяч русских солдат и офицеров. Французы также усилились еще одной пехотной дивизией, и бой разгорелся с новой силой. Обе стороны несли ощутимые потери. Все фронтальные атаки французской пехоты успешно отражались. На переправе через реку Колодню русское ядро угодило в командира одной из неприятельских дивизий - генерал Гюден, участник всех походов Наполеона, получил смертельное ранение.

Не удалась и попытка конницы маршала Мюрата, и пехоты генерала Жюно сломить сопротивление русских ударом в их левый фланг. Обнаружив обходное движение французов, русское командование выдвинуло им навстречу кавалерийский корпус генерала Орлова-Денисова, который непрерывными контратаками сковал противника...

Вечером Ней вновь бросил в наступление четыре дивизии. Неприятель смог-таки потеснить измотанную многочасовым боем русскую пехоту. В этот переломный момент на помощь солдатам Тучкова пришли три полка во главе с генералом Коновницыным. Рукопашный бой продолжался уже в темноте. Генерал П. Тучков с горсткой солдат Екатеринославского полка оказался окружен французскими пехотинцами. В неравном бою русские воины пали. Самого генерала, раненного штыком в бок и получившего несколько сабельных ударов в голову, захватили в плен.

Сражение 7 (19) августа 1812 г. у Валутиной горы (известное и как «бой при Лубино») длилось 16 часов и закончилось лишь ночью. Задержав превосходящие силы Нея, Мюрата и Жюно, войска П. Тучкова, Орлова-Денисова и Коновницына, верные суворовскому принципу «сам погибай, а товарища выручай», дали возможность главным силам 1-й армии отойти по московской дороге к Днепру и переправиться через него у деревни Соловьево. Потери русских достигли 6 тысяч человек, французы лишились 8 тысяч солдат и офицеров.

После взятия Смоленска перед Наполеоном встал вопрос: что делать дальше? Поставленных целей он не достиг: русская армия вновь ускользнула, и навязать ей генеральное сражение не удалось, как и не удалось добиться мира от императора Александра. Огромные потери и необходимость оставлять гарнизоны для охраны коммуникаций изменили соотношение сил - «Великая армия» уже не имела подавляющего численного перевеса над русскими, местное население оказывало сопротивление, продвижение в глубь России затрудняло пополнение и снабжение армии.

Наполеон заколебался и решил было остановиться в Смоленске; он даже объявил своим маршалам об окончании военной кампании 1812 г. Однако вскоре отдал приказ о продолжении похода на Москву. Там он намеревался продиктовать свою волю побежденным и получить мир.

Тем временем обе русские армии вновь соединились на левом берегу Днепра за деревней Соловьево. Быстро преодолеть реку им удалось благодаря помощи местных крестьян, соорудивших два наплавных моста. Армии двинулись к Дорогобужу. Каждый день русский арьергард вел бои с головными частями следовавшего по пятам противника, нанося ему потери и выигрывая время для отхода главных сил. В этих боях особенно отличились казаки атамана Платова. Так, они успешно сдерживали французов на подступах к Соловьеву, а затем, когда мосты через Днепр были уничтожены, вброд перешли реку и заняли оборону в районе переправы. Когда же французы попытались воспользоваться бродом, их отогнали артиллерийским и ружейным огнем. Потеряв несколько часов, противник стал наводить мосты под прикрытием многочисленной артиллерии. Платов же отвел приданных ему егерей и пушки за пределы дальности стрельбы неприятельских орудий на новую позицию. Затем атаман хладнокровно дождался появления противника на левом берегу Днепра и притворным отступлением казаков подставил французов, неосторожно ринувшихся в преследование, под ядра и картечь русской артиллерии и пули егерей. Этот способ действий, изматывавший противника, применялся и отрядом генерала Коновницына, сменившим в арьергарде казаков.

Уход из Смоленска и продолжение отступления произвели тяжелое впечатление на русскую армию. Генералитет, войска требовали дать сражение, но Барклай-де-Толли, считавший, что для победоносного завершения войны необходимо сохранить армию, был неумолим - отступление продолжалось. 13 (25) августа русские оставили Дорогобуж, а 16 (28) августа - Вязьму.

Утром 17 (29) августа 1812 г. русские войска сосредоточились в районе села Царёво-Займище, в 40 км восточнее Вязьмы. Вечером этого дня сюда прибыл генерал от инфантерии Михаил Илларионович Кутузов, назначенный главнокомандующим всей армией.

«Кутузов приехал! - вспоминала об этом дне героиня войны «кавалерист-девица» Надежда Дурова. - Солдаты, офицеры, генералы - все в восхищении. Спокойствие и уверенность заступили место опасений; весь наш стан кипит и дышит мужеством». «Приехал Кутузов бить французов», - быстро разнеслась по полкам веселая присказка.Но уже на следующий день от нового главнокомандую. щего поступил приказ: «Отступать». «С приездом Кутузова все умы воспрянули и полагали видеть на другой день Наполеона совершенно разбитым, опрокинутым, уничтоженным... Между тем... мы слышим, что армия трогается назад. Никто не ропщет, никто не упрекает Кутузова- писал впоследствии участник тех событий.

Искусный полководец, смелый и решительный, в то же время осмотрительный и осторожный, Кутузов по достоинству оценил действия своего предшественника Барклая-де-Толли и счел невозможным дать генеральное сражение, не получив подкрепления, кроме того, позиция у Царёво-Займи-ща оказалась крайне неудобной для обороны.

Отступление к Гжатску сопровождалось ожесточенными арьергардными боями. Отряд Коновницына с трудом отбивался от беспокоивших его войск маршалов Мюрата и Даву. Задержать превосходящие силы противника удалось во многом благодаря мужеству русских пионеров - солдат инженерных войск: под огнем врага они ухитрились сжечь мосты через р. Гжать и тем самым остановили преследователей.

Чудеса храбрости в очередной раз продемонстрировали и русские кавалеристы. Один из отрядов конницы попал в окружение близ Гжатска. Казаки и драгуны с боем пробились из окружения и, оторвавшись от французов, немедленно устроили засаду. Когда же шедшая следом кавалерия противника поравнялась с ними, русские внезапно атаковали ее и заставили бежать с поля боя.

Гжатск был оставлен русскими войсками 20 августа (1 сентября). Они остановились недалеко от границы Смоленской и Московской губерний. Здесь у села Бородино 26 августа (7 сентября) 1812 г. произошло сражение, ставшее одним из самых кровопролитных в истории войн со дня изобретения огнестрельного оружия, - знаменитая Бородинская битва. 2 (14) сентября французы вошли в покинутую русской армией и населением Москву. «Великая армия» и ее предводитель император Наполеон торжествовали. «Какой славный день выпал нам на долю! Каким величайшим и самым блестящим воспоминанием станет этот день в нашей жизни! И чувствовали в этот момент, что взоры всего удивленного кира должны быть обращены на нас» и каждое из наших дви-ясений станет историческим», - писал де Сегюр. Однако опьянение успехом очень скоро прошло: московский пожар погубил город, к которому так стремилась «Великая армия», и в огне исчезли запасы продовольствия и фуража, а за спиной захватчиков разгоралось пламя партизанской войны.

Партизанское движение на Смоленщине

На территории Смоленщины захватчики столкнулись с мощным народным сопротивлением. Первоначально оно выражалось в отказе поставлять продовольствие и фураж для французской армии, но уже в августе 1812 г. сопротивление приобрело форму вооруженной борьбы.

В тех уездах, через которые проходили войска Наполеона, крестьяне стали создавать партизанские отряды. Они нападали на воинские подразделения и обозы неприятеля, уничтожали французских солдат и офицеров, захватывали их в плен, охраняли населенные пункты от набегов фуражиров и мародеров, вели разведку.

Иногда во главе партизан-крестьян стояли местные помещики. Так, в Духовщинском уезде дворянин Александр Лесли возглавил отряд из шестидесяти крестьян; затем его численность возросла до двухсот человек.

Большинством же партизанских формирований руководили наиболее решительные и авторитетные крестьяне. В Краснинском уезде успешно действовал отряд старосты одной из деревень Семена Архипова. Громя французские обозы на Краснинском большаке, партизаны Архипова не только парализовали военные перевозки, но истребили и пленили, по некоторым сведениям, более 3500 солдат и офицеров противника. Бесстрашно орудовал в Сычевском уезде женский партизанский отряд, созданный крестьянкой из хутора Горшково Василисой Кожиной. Женщины, девушки и подростки, вооруженные серпами, косами и вилами, беспощадно расправлялись с французами, оказывающими сопротивление, а сдавшихся в плен передавали русскому командованию. Вскоре партизаны «старостихи Василисы» с успехом стали использовать трофейное огнестрельное и холодное оружие. Имя народной героини было известно не только в России, но и в Европе.

Некоторые партизанские отряды возглавляли русские солдаты, по разным причинам отставшие от частей. Так, в Гжатском уезде крестьянским отрядом руководил солдат Елисаветградского гусарского полка Федор Потапов по прозвищу Самусь. Раненый, он попал в плен во время Бородинского сражения, но бежал. Оправившись от ран, Потапов собрал под своей командой около трех тысяч крестьян, с которыми нападал на транспортные колонны противника на смоленской дороге. В боях партизаны применяли даже артиллерию - трофейную пушку.

Одним из крупнейших отрядов, также действовавшим в районе Гжатска, командовал солдат Киевского драгунского полка Ермолай Четвертаков. В бою у села Царёво-Займище под ним убили коня, и Четвертаков оказался в плену, из которого через несколько дней бежал. Не имея возможности пробиться к своим, солдат решил продолжить борьбу с захватчиками в их тылу. На его призыв откликнулись жители деревни Задково. «Четвертак», как называли его крестьяне, наскоро обучил их премудростям военного дела. Вскоре возглавляемая им группа из пятидесяти человек, вооруженная самодельными пиками, топорами и дубинами, одержала первую победу - уничтожила подразделение французской кавалерии -12 кирасир, - умело устроив засаду на лесной дороге. Трофеями партизан стали 12 ружей, 24 пистолета, 12 палашей и 10 коней. Затем отряд разгромил неприятельский обоз, вынудив охрану бежать; было захвачено значительное количество огнестрельного оружия и партизан выросла до трехсот человек, Четвертаков разделил свои силы: одна часть народных мстителей несла охрану окрестных деревень от французов, а другая совершала рейды по тылам неприятеля, удаляясь от партизанской базы на многие десятки километров. В октябре 1812 г. отряд насчитывал до четырех тысяч человек и совершал нападения на достаточно крупные подразделения противника. Так, в конце октября партизаны разбили целый батальон французской пехоты и захватили две пушки. После бегства французов с территории Гжатского уезда Ермолай Четвертаков распустил свое войско и явился в полк. Солдат никому не рассказывал о своих делах в неприятельском тылу, и о его подвигах стало известно лишь в 1813 г., после того как гжатские крестьяне обратились к властям с просьбой отметить доблесть «Четвертака». Героя наградили высшей солдатской наградой - знаком отличия Военного ордена (Георгиевским крестом).

В районе Дорогобужа крестьян-партизан также возглавлял киевский драгун - унтер-офицер Ермолай Васильев. В первом бою он с шестьюдесятью крестьянами-добровольцами внезапно атаковал французский отряд из трехсот человек, который шел без охранения. Неожиданный удар поверг численно превосходящего и несравненно лучше вооруженного противника в панику. Часть солдат, побросав оружие, разбежалась, других партизаны уничтожили в рукопашной схватке. Увеличившийся вскоре до шестисот человек отряд Васильева истребил в боях более тысячи захватчиков, отбил у них шесть пушек и много другого вооружения.

В городе Поречье (Демидов) партизанский отряд создали горожане. Руководил им купец Никита Минченков. Совершив нападение на французский обоз или отряд фуражиров, Минченков, прекрасно знавший местность, всякий раз Умело уводил партизан из-под удара. Его подвиги правительство отметило высокой наградой - орденом Св. Георгия.

Возникли на Смоленщине и отряды самообороны. Считается что первый из них создали жители города Рославля. Он насчитывал до четырехсот бойцов, а возглавил его отставной капитан Завизин. Отряд активно противостоял неприятелю: громил подразделения фуражиров и шайки мародеров. Только в плен рославчане захватили более трехсот солдат врага. Когда же в сентябре 1812 г. крупное формирование противника ворвалось-таки в город, на помощь отряду самообороны пришли партизаны, действовавшие в округе под командованием князя Ивана Тенишева. Совместными усилиями рославчане и партизаны выбили из города французов, и более неприятель не предпринимал попыток захватить Рославль.

Всего же во время Отечественной войны 1812 г. на территории Смоленской губернии с врагом боролись 40 крестьянских партизанских отрядов - всего до 16 тысяч партизан. Они уничтожили и взяли в плен более 10 тысяч солдат и офицеров противника, захватили огромное количество оружия, боеприпасов, лошадей, снаряжения.Русское командование уже в начале войны осознало, насколько гибельна для противника так называемая «малая война». В августе 1812 г. Барклай-де-Толли призвал население Смоленской губернии «карать злодеев без всякой пощады». Горячо поддержал сопротивление захватчикам, ставшее всенародным, и М. И. Кутузов. Он стремился направлять и координировать действия партизанских отрядов, по возможности снабжать их оружием. Оценил Кутузов и инициативу подполковника Ахтырского гусарского полка Дениса Давыдова, предложившего направить в тыл французов для партизанских действий небольшие подвижные армейские отряды. Главнокомандующий выделил Давыдову пятьдесят гусар и сто пятьдесят казаков. Первый бой на территории Смоленщины армейские партизаны приняли в селе Царёво-Займи-ще. Разведчики обнаружили здесь неприятельский обоз из десяти фур с продовольствием и одной с патронами под охраной двухсот пятидесяти кавалеристов. Партизаны внезапно ворвались в село, и лишь около тридцати французов попытались оказать им отпор, остальные, охваченные паникой, стали искать спасения в бегстве. Рассеяв и уничтожив оборонявшихся, гусары и казаки захватили обоз и сто двадцать пленных.В сентябре 1812 г., получив подкрепление - 180 казаков, Давыдов дерзко атаковал неприятеля под Вязьмой: около ста французских солдат пали в бою, до шестисот пятидесяти человек оказались в плену, трофеями русских стали двадцать подвод с продовольствием и одиннадцать фур с боеприпасами. Захваченное оружие гусары и казаки передали партизанам-крестьянам, раздали освобожденным из плена русским солдатам.

Действия отряда Д. Давыдова обеспокоили французские оккупационные власти, и генерал Барагэ де Илье решил уничтожить армейских партизан, захватить Давыдова живым или мертвым. Однако партизаны ускользнули от посланного против них двухтысячного кавалерийского отряда и продолжали успешно орудовать в неприятельском тылу. В борьбе с захватчиками на территории Смоленщины отличились и другие армейские партизанские отряды. Одним из них командовал капитан Александр Сеславин, о котором поэт В. Жуковский писал: «Сеславин - где не пролетит с крылатыми полками: там брошен в прах и меч, и щит, и устлан путь врагами». Другой отряд возглавлял капитан Александр Фигнер - человек отчаянной храбрости, но, увы, и немалой жестокости: иной раз он не брал пленных, считая, что враг, пришедший в пределы России, не заслуживает ничего, кроме смерти...

В общей сложности на Смоленской земле удары по захватчикам наносили 10 армейских партизанских отрядов.

Партизаны Смоленщины причиняли огромный урон армии Наполеона. Штаб-квартира Кутузова сообщала: «Партизаны, рассеянные по всем дорогам... весьма удачно действуют, следствием их поисков есть совершенное почти лишение неприятеля фуража и провианта и множество... пленных».

Впрочем, немалые потери несли и партизаны, большинство из которых являлись необученными даже азам военного дела крестьянами, имевшими примитивное вооружение - топоры и дубины. В боях, от лишений и болезней погибли сотни народных мстителей. Некоторые руководители партизанских отрядов попали в руки неприятеля и были казнены; так погибли крестьянин Семен Архипов, отставной подполковник Павел Энгельгардт, чиновник Семен Шубин. Однако никакие, даже самые суровые, меры не помогли захватчикам подавить народное сопротивление. «Дубина народной войны,- писал великий Лев Толстой, - поднимаясь со всей своей грозной и величественной силой и не спрашивая ничьих вкусов и правил, не разбирая ничего, поднимала, опускала и гвоздила французов».

Боевые действия на Смоленщине во время контрнаступления русских войск осенью 1812 г.

К осени в ходе войны наметился перелом. Армия Наполеона в Москве оказалась окружена русскими партизанами, ополченцами, казаками и регулярными войсками со всех сторон. Император осознавал, что время работает против него -противник избегал генерального сражения, возможно, и усиливался, а поредевшие части его «Великой армии» таяли в навязанной русскими «малой войне» и в борьбе за существование на руинах сожженного города. Осенние дожди обещали вскоре смениться морозами знаменитой русской зимы...

Не дождавшись мирных предложений ни от императора Александра I, ни от главнокомандующего Кутузова, Наполеон покинул Москву 7 (19) октября 1812 г. Его 100-тысячная армия с 569 орудиями, отягощенная огромным обозом (большую часть которого составляли фуры, телеги и кареты с награбленным добром), двинулась на юго-запад, по направлению к Калуге. Император решил отступать к Смоленску по южным, не затронутым войной территориям, где он мог бы обеспечить свои войска продовольствием, фуражом, возможностью квартироваться в населенных пунктах.

О выступлении неприятеля из Первопрестольной и направлении его движения Кутузова немедленно известили партизаны. Его первой реакцией стали слова: «С сей минуты Россия спасена!» Полководец разгадал нехитрый замысел Наполеона. Русскую армию подняли по тревоге, и из Тарутинского лагеря она устремилась к городу Малоярославцу, чтобы преградить неприятелю дорогу на Калугу.

12 (24) октября произошло ожесточенное сражение за Малоярославец. Наполеон, столкнувшись с сосредоточенной в одном пункте и полной решимости драться русской армией, не рискнул на следующий день продолжить бой. 14 (26) октября, после тяжелых раздумий, он отдал приказ об отходе на северо-запад - на Можайск и далее на запад по Старой Смоленской дороге к Смоленску. Его первоначальный план отступления был сорван Кутузовым. Надежды на спасение «Великой армии» начали рушиться. Русский полководец окончательно вырвал инициативу из рук противника и вынудил французов повернуть на дорогу, пролегавшую по ими же разоренной местности.

Перспектива движения по Старой Смоленской дороге через покинутые населением деревни и села, где невозможно было достать продовольствие и фураж, пугала всех - от императора до последнего солдата в обозе.

Уже в самом начале своего скорбного и страшного пути солдаты Наполеона стали утрачивать человеческий облик. Так, миновав Бородинское поле, они проходили вблизи Колоцкого монастыря, где находились тысячи израненных в знаменитой битве французов, немцев, итальянцев и поляков. Калеки выползли на дорогу и со слезами протягивали руки к проходившим мимо товарищам, умоляя не бросать их. У императора, который вообще-то всегда отличался равнодушием к чужим страданиям, на сей раз дрогнуло сердце. Он велел разместить раненых в обозе с награбленным. Но скоро все они оказались на обочинах дороги Ц возничие без всякой жалости сбрасывали несчастных со своих фур и телег...

Вступление французских войск на территорию Смоленщины было отмечено новым злодеянием. Недалеко от Гжатска солдаты, конвоировавшие русских пленных, устроили массовую расправу над ними. Пленных уже давно не кормили» и, ослабевшие, они сковывали движение отступавших. Тела этих мучеников покрыли обочины дороги, валялись на проезжей части, и у всех были одинаково размозжены пулями или оружейными прикладами головы. Бесчеловечная жестокость взывала ропот даже среди офицеров штаба Наполеона.

Генерал Арман де Коленкур возмущенно заявил императору: «Так вот та цивилизация, которую мы несли в Россию! Какое впечатление произведет на неприятеля это варварство? Разве мы не оставляли ему своих раненых и множество пленных? Разве не на ком ему будет жестоко мстить?»
Русские вели параллельное преследование врага. Севернее Старой Смоленской дороги действовал отряд генерала Павла Голенищева-Кутузова; южнее ее орудовали подвижные отряды - казачьи полки генерала Матвея Платова, а также шли главные силы под командованием Михаила Илларионовича Кутузова; с востока противника теснил авангард армии, возглавляемый генералом Михаилом Милорадовичем. С войсками взаимодействовали партизаны.

С началом контрнаступления роль партизанских отрядов еще более возросла. Отрядам Давыдова, Сеславина, Фигнера, Ефремова, Ожаровского Кутузов поставил задачу «употребить все средства на уничтожение неприятельских обозов и нанесение ему всевозможного вреда». Главнокомандующий требовал «...нападать на неприятельские малые отряды, транспорты, по Смоленской дороге идущие, истреблять... неприятельские магазейны (склады)... фураж, и тем отнять все способы продовольствия...»

Темп преследования был чрезвычайно высок - до 30 км в день! По французским походным колоннам наносился удар за ударом. Их постоянно держали в напряжении. Французский офицер вспоминал, что едва на дороге возникал затор, как тут же появлялись казаки, «...из своих легких орудий... они бросали ядра в эту сумятицу и тем самым еще больше увеличивали ее». Ему вторил другой: «Сзади на нас нападают тучи казаков. Мы не можем сделать и тысячи шагов без того, чтобы не обернуться лицом к неприятелю»;.

Подталкиваемая штыками русской пехоты, пиками казаков и дубинами партизан, армия противника так ускорила свой марш, что русскому авангарду едва удалось догнать ее под Вязьмой.

Сражение под Вязьмой стало одним из важнейших в период контрнаступления. Командующий русским авангардом генерал Милорадович попытался окружить и разгромить арьергард французских войск - корпус маршала Даву. С частью своих сил он обошел противника, стоявшего у деревни Федоровское (в 10 км северо-восточнее Вязьмы) и перерезал ему путь к отходу. Атаман Платов атакой в лоб выбил Даву с занимаемых им на окраине деревни позиций, и над французским корпусом, зажатым с двух сторон, нависла угроза полного уничтожения. На выручку ему повернули корпуса генералов Богарне и Понятовского, до того отходившие к Вязьме. Французы получили преимущество в численности - 37 тысяч против 25 тысяч русских. Чтобы избежать удара с тыла, Милорадович отвел свои войска со Старой Смоленской дороги и занял фланговую позицию. Когда же корпус Даву стал отходить вдоль дороги к Вязьме, на него обрушился ураганный ружейно-артиллерийский огонь, а затем последовали атаки русской кавалерии и пехоты.

Даву тем не менее, прорвался к городу, его войска вместе с частями Нея, Богарне и Понятовского приготовились оборонять город. Французские маршалы приняли решение удержать Вязьму и расположились на высотах восточнее города.

Милорадович получил подкрепление и, хотя его авангард уступал врагу в численности, окружил город с трех сторон. Затем русские полки с развернутыми знаменами и барабанным боем пошли на штурм. Они выбили части неприятеля с позиций на окраинах Вязьмы и ворвались на улицы. Вместе с регулярными частями и казаками действовали партизанские отряды Сеславина и Фигнера. Сопротивление противника было сломлено. Потеряв в 10-часовом бою 6 тысяч человек убитых и раненых, 2,5 тысячи пленных, поредевшие французские корпуса стали поспешно отходить к Дорогобужу. Умело организованный русским командованием бой закончился убедительной победой, хотя уничтожить корпус Даву и не удалось. Русские потеряли 2 тысячи человек убитыми и ранеными.

Замечательный подвиг совершил при освобождении Вязьмы один из русских воинов - майор Трештатный, который спас группу русских пленных, запертых французами в помещениях подожженного ими Иоанно-Предтеченского монастыря и обреченных на мученическую смерть.

Поражение под Вязьмой оказало сильнейшее деморализующее воздействие на французскую армию. «Много солдат разбежалось... В рядах имелись большие опустошения. Надо было все переформировать, чтобы сплотить остатки нашей армии. Из каждого полка едва выходил один батальон, из батальона - взвод. У солдат не было ни их обычного места, ни товарищей, ни прежних начальников». В рядах «Великой армии» началось настоящее разложение: многие солдаты уже отказывались выполнять приказы командиров; в озера и болота, а то просто на обочины дороги, бросали не только награбленное добро, но и оружие; артиллеристы спешили избавиться от своих пушек и зарядных ящиков (тем более, что многие лошади пали или были съедены); между солдатами различных национальностей стали возникать столкновения при дележе обеда; мелкие подразделения разбредались по окрестностям в поисках еды и становились жертвами партизан. Иллюстрацией нравов, царивших в армии, является сцена, описанная де Сегюром: «...Изголодавшиеся солдаты бросались на павших лошадей и рвали их на куски; затем жарили на кострах из обломков повозок это окровавленное мясо и пожирали его». Всеми - маршалами, генералами, офицерами и рядовыми - овладела одна-единственная мысль: как можно скорее унести ноги из «этой неприветливой страны...»

В довершение всех бед «Великой армии» в начале ноября выпал снег и начались морозы, превратившие дальнейшее отступление в кромешный ад. Солдаты Наполеона (в основном уроженцы стран с мягким климатом) не имели зимнего обмундирования, обуви, то же, чем они располагали, давно пришло в негодность. Счастливыми оказались обладатели шуб и тулупов, отобранных у местных жителей, остальные укутывались в мешковину и иное тряпье...

Температура воздуха зимой 1812-1813 гг. оказалась на 5-8°С ниже нормы, и уже 1(13) ноября она упала до -23° С. Путь «Великой армии» теперь отмечался трупами тысяч солдат, замерзших на марше и на привалах. Ужасное зрелище представляла собой Старая Смоленская дорога: обочины были завалены брошенными повозками, пушками и зарядными ящиками, обглоданными тушами павших лошадей и людскими телами, постепенно заметаемыми снегом.

Часть артиллерийских орудий и захваченной в Москве добычи французы утопили в болотах и озерах, встречавшихся в окрестностях Смоленской дороги. Существует легенда, что по приказу Наполеона в одно из озер - Семлевское, находящееся между Вязьмой и Дорогобужем, - были брошены награбленные в Кремле сокровища и позолоченный крест с колокольни Ивана Великого. Попытки отыскать «клад Наполеона» на дне озера предпринимались с 1830-х гг., а в конце XX в. они проводились с использованием самого современного оборудования. Увы, никаких существенных результатов они не дали... Повышенное же содержание в воде меди и цинка краеведы объясняют тем, что здесь, возможно, отступающие утопили стволы пушек - после бегства французских войск недалеко от озера нашли сорок лафетов от орудий.

Нелегко пришлось и наступавшим русским войскам. Так же, как и французы, они шли через превращенную в пустыню местность, ночевали под открытым небом и несли немалые потери обмороженными, заболевшими и отставшими от своих частей, но не упускали возможности для нанесения очередного удара по врагу.

Так, уже 26 октября (7 ноября) 1812 г. войска генерала Милорадовича настигли у Дорогобужа и атаковали корпус маршала Нея, шедший в арьергарде «Великой армии».

Бой за Дорогобуж 26 октября (7 ноября) 1812 г. начался рано утром с удара передового отряда русских войск (два егерских и два кавалерийских полка) под командованием генерала Юрковского по переправлявшимся через р. Осьму французским частям. Оставив переправу, противник поспешил отойти в город. Здесь Нею удалось организовать оборону, расположив войска на городском валу и высотах. Он на некоторое время остановил наступающих, а один из французских полков даже пошел в контратаку. Маршал, человек большой отваги, лично принял участие в бою, и это придало мужество его солдатам.

Однако на помощь передовому отряду русских вскоре подошла пехотная дивизия генерала принца Вюртембергского. Около 14 часов после жаркого боя силами двух полков русские заняли валы старой крепости, немедленно установили на них артиллерию и, под прикрытием пушечного огня, стали вытеснять противника из города. Не желая быть отрезанным от главных сил, Ней приказал отступить. Уходя из Дорогобужа, французы бросили шесть орудий, но зато подожгли уцелевшие дома...

Отряд генерала Юрковского продолжил преследование неприятеля, опрокинул его заслон на переправе через р. Ужу и захватил еще 19 пушек и до 2 тысяч пленных, в основном обессилевших солдат, не оказавших никакого сопротивления. Облик умиравших от голода солдат противника, их мольбы о помощи оказались столь жалки, что многие русские воины отдали врагам свой хлеб.

Через день русские нанесли по неприятелю еще два ощутимых удара. Партизаны Д. Давыдова, А. Сеславина и А. Фигнера обнаружили французскую дивизию, выступавшую из Ельни в Смоленск. Соединением, сформированным из резервных частей, командовал генерал Барагэ де Илье. Дивизия растянулась почти на 20 км: ее авангард находился в селе Ляхово (около 40 км от Ельни), а главные силы - в районе деревень Холм и Балтутино. Командиры партизанских отрядов приняли решение использовать выгодную обстановку и уничтожить французский авангард в селе Ляхово. Численность расположившейся здесь бригады противника, которую возглавлял генерал Ж. Ожеро, партизаны оценили в 2,5 - 3 тыс. человек. Три же партизанских отряда насчитывали 1280 сабель и штыков при четырех орудиях. Чтобы создать перевес в силах, их командиры обратились за помощью к генералу графу Василию Орлову-Денисову, командиру войскового летучего отряда из двух тысяч казаков и драгун при четырех орудиях, действовавшего в районе Ельни. Утром 28 октября (9 ноября) Орлов-Денисов присоединился к партизанам и принял на себя командование объединенными силами.

Около часа дня партизаны перешли в наступление. Частью своего отряда Давыдов отрезал французский авангард от главных сил Барагэ де Илье. Другая часть, а также отряд Сеславина двинулись к Ляхову. Орлов-Денисов располагался на правом фланге наступавших и контролировал дорогу, ведущую через Долгомостье на Смоленск. Отряд Фигнера составлял резерв.

Обнаружив приближение русских, Ожеро вывел бригаду на окраину села и занял находящиеся здесь высоты. Его пехота вступила в перестрелку со спешенными казаками, но вскоре артиллерия партизан выбила ее с высот. Французы отошли ближе к селу, а партизаны тут же установили на возвышенности пушки. Их огонь стал более прицельным и эффективным. Ожеро с опозданием понял, что уступил противнику чрезвычайно выгодную позицию, и попробовал вернуть высоты. Две колонны французской пехоты при поддержке двух эскадронов конных егерей контратаковали русских. Партизаны позволили неприятелю отойти от села, после чего гусары Давыдова и уланы Фигнера опрокинули малочисленную французскую кавалерию» а пехоту загнали в лес, откуда ее выбили русские егеря. Французы вновь отошли к Ляхову и закрепились в нескольких сараях на его окраине. На предложение о сдаче они отвечали стрельбой, поэтому Давыдов приказал поджечь сараи. Неприятельская пехота бежала в село...

Генерал Барагэ де Илье узнал о появлении русских еще утром, но предпринять ничего не успел, поскольку вскоре со стороны Ляхова донеслись звуки боя: сильная ружейная стрельба и орудийная канонада. Генерал мог стянуть главные силы дивизии в кулак и обрушиться на партизан, но, не имея сведений о численности противника, действовал крайне пассивно и никакой помощи Ожеро не оказал. Впрочем, к окруженной бригаде из-под Долгомостья пытался пробиться небольшой сводный отряд, состоявший из пехоты и, возможно, трех эскадронов кирасир. Очевидно, отряд прикрывал транспортную колонну, направленную Ожеро в Смоленск. Надо отдать должное этой горстке французских солдат и офицеров. Когда они услышали стрельбу у себя за спиной, то имели возможность уйти и спастись, но не пожелали бросить в беде своих товарищей и двинулись обратно в сторону Ляхова. Генерал Орлов-Денисов атаковал их двумя казачьими и одним драгунским полками: частью противника изрубили, частью рассеяли; в руки партизан попал обоз с пороховыми ящиками и фурами, нагруженными фуражом и продовольствием.

Генерал Ожеро не воспользовался неожиданным отвлечением значительной части сил русских, для того чтобы прорваться на Смоленск или соединиться с Барагэ де Илье. Французы оставались в Ляхове, которое уже подожгла артиллерия партизан. Ожеро потерял надежду на успешное завершение боя, дрогнул и выслал к русским парламентера. С русской стороны в переговорах принял участие Фигнер. Знаменитый партизан от лица Орлова-Денисова потребовал немедленной сдачи в плен, угрожая в противном случае «совершением истребления»; при этом он заявил, что село окружают 15 тысяч(!) русских воинов. После некоторого колебания Ожеро и остатки его бригады сдались. Французские источники сообщают о сдавшихся 19 офицерах и 1650 солдатах (очевидно, не учитывая захваченных в плен в ходе боя). Партизаны рапортовали о пленении 60 офицеров и 2000 рядовых.

Бой под Ляховом - пример четкого взаимодействия, умелых и решительных действий армейских партизанских отрядов. Впервые за время контрнаступления русской армии в плен сдалась целая воинская часть противника во главе с генералом.

Наполеон пришел в ярость, узнав о «деле при Ляхове», так как очень рассчитывал на пополнение армии свежей дивизией; возмутил его и факт сдачи Ожеро (Как? Сдаться?! И кому? Партизанам!) Гнев императора пал на незадачливого Барагэ де Илье, которого он отстранил от должности и отправил под арест во Францию. Однако на родину опальный генерал так и не попал - переживания вызвали «нервную горячку», и она скоро свела его в могилу.

В этот же день войска атамана Платова настигли итальянский корпус Евгения Богарне, который по приказу Наполеона направлялся из Дорогобужа через Духовщину в Витебск.

Платов, убедившись, что неприятель отступает по духов-щинской дороге, последовал за ним. Когда противник подошел к р. Вопь и начал переправу по возведенному на скорую руку мосту, русская артиллерия открыла огонь по вражеским походным колоннам и обозам. В рядах итальянского корпуса возникла паника, неуправляемые массы солдат, упряжки с орудиями, обозные фуры устремились на мост, и он рухнул. Казаки воспользовались замешательством и стали теснить врага к реке, а несколько казачьих полков преодолели ее и появились на противоположном берегу. Возникла угроза окружения, и Богарне поспешил переправить через Вопь свою гвардию и переправился сам. Гвардейцы форсировали реку вброд: люди шли, увязая в топком дне, по плечи в воде, разгребая плавающие перед ними льдины... Выбравшись на сушу, итальянская гвардия отогнала казаков ружейным огнем, но построить новый мост не удалось, саперы выбились из сил, мешал и артиллерийский обстрел русских. Богарне пришлось бросить почти всю свою артиллерию и обоз. Оставшись на левом берегу, французские солдаты стали грабить повозки и экипажи в надежде найти съестное; артиллеристы взрывали зарядные ящики оставленных орудий; пламя освещало толпы людей, метавшихся по берегу реки и шарахавшихся от разрывов русских гранат... В этот день противник потерял 2 тысячи человек убитыми и 3,5 тысячи пленными, среди которых оказался и начальник штаба корпуса генерал Сансон, и 70 пушек.

Ночь с 28 на 29 октября (9-10 ноября) войска итальянского корпуса провели в заснеженных полях у костров, а на рассвете они двинулись к Духовщине. В голове колонны шла гвардия - менее 3 тысяч вооруженных и организованных солдат, за которыми тянулись толпы людей, мало напоминающие дивизии и полки. На флангах и в тылу отступавших гарцевали казачьи отряды, продолжавшие нападения на отставшие вражеские подразделения. Дисциплина в корпусе падала с каждой пройденной верстой - солдаты, завидев деревню, лежащую на пути, самовольно покидали строй, врывались в дома, отбирали у крестьян их скудные запасы продовольствия и тут же их поедали... Наконец Богарне достиг Духовщины, но и здесь отдыха неприятель не получил, так как казаки атамана Платова держали его в напряжении внезапными ночными и дневными ударами в течение двух дней. В итоге Богарне потерял еще около 1 тысячи пленными, несколько сотен убитыми, и его корпус полностью утратил боеспособность. Остатки некогда мощного формирования повернули к Смоленску.

Успешные действия казаков Платова были отмечены в приказе по армии главнокомандующим М. И. Кутузовым.

Этот приказ он подписал в городе Ельне, куда русские войска вступили 27 октября (8 ноября) 1812 г. Небольшой городок ве очень пострадал во время французской оккупации, а поспешно покидая его, неприятель успел сжечь лишь административные здания (корпус Присутственных мест). Кутузов со своим штабом находился в Ельне в течение трех дней. Отсюда я войска ушел и знаменитый приказ о преследовании наполеоновских войск, в котором полководец писал: «...Мы будем преследовать неутомимо. Настает зима, вьюга и морозы. Вам ли бояться их, дети Севера? Железная грудь ваша не страшится ни суровости погод, ни злости врагов. Она есть надежная стена Отечества, о которую все сокрушается... Пусть всякий помнит Суворова: он научал сносить и голод и холод, когда дело шло о победе и о славе русского народа. Идем вперед, с нами Бог, перед нами разбитый неприятель; да будет за нами тишина и спокойствие. Князь Г. (Голенищев) - Кутузов».

Отступающая «Великая армия» вступила в Смоленск 28 октября (9 ноября) 1812 г. Наполеон связывал с этим городом большие надежды. Здесь он рассчитывал дать отдых войскам, пополнить их за счет резервных частей и обеспечить продовольствием из складов, о создании которых неоднократно присылал распоряжение оккупационным властям. О настроениях армии, мечтавшей скорее добраться до спасительного города, писал маршал Бертье: «Все думают только о Смоленске...» Однако французов ждало горькое разочарование.

Увидев вдалеке крепостные стены и башни Смоленска, толпы солдат ринулись к городу. Их вид привел в смятение Смоленского гарнизона. Очевидец вспоминал: «Наши солдаты, прибывшие из Москвы, закутаны... в шубы мужские и женские в салопы или в шерстяные материи; головы и ноги обвернуты платками и тряпками. Лица черные; глаза красные, впалые, словом, нет в них и подобия I дат, а более они похожи на людей, убежавших из сумашедшего дома...* Чтобы многотысячные толпы озверевших от голода и холода людей не ворвались в город, перед ними заперли ворота! Тщетно они умоляли, угрожали, пробовали выломать ворота - охрана была неумолима. Первой в Смоленск вошла гвардия, сохранившая строй и порядок. Наполеон последние километры перед городом шел пешком, движение коней затруднялось гололедом. За закутанным в соболью шубу, надвинувшим меховую шапку на самые брови императором следовали маршалы, генералы и офицеры штаба.

Император вновь остановился в доме губернатора и не выходил отсюда до дня своего отступления из Смоленска. Поступившие доклады и известия повергли его в мрачное настроение. Оказалось, что накопленных на складах запасов продовольствия совершенно недостаточно, чтобы обеспечить им всю армию. Монарх обрушил проклятия на голову офицера, заведовавшего складами, и даже приказал расстрелять его! «Поставщику этому удалось спасти свою жизнь лишь после долгих молений на коленях перед Наполеоном!» - вспоминал де Сегюр. Продовольствие выдали в первую очередь гвардии и только затем впустили в Смоленск солдат и офицеров других корпусов. Они бросились к складам, в дверных проемах которых началась страшная давка; ослабевшие падали, и их затаптывали насмерть... Организовать раздачу удалось не везде | голодные люди просто разгромили склады. Те же, кто получил ржаную муку, сухие овощи и водку, не спешили идти в свой полки. «Счастливцы» стремились укрыться в развалинах, где с жадностью набрасывались на провизию, выделенную на несколько человек, съедали ее и... многим это стоило жизни. «Смоленск, который армия считала концом своих мучений, был только началом их», - горько сетовал французский офицер.

Не лучше обстояло дело и с расквартированием войск. Город жестоко пострадал во время августовских боев.

Немногие уцелевшие здания заняли штабы и гвардия, остальным пришлось обживать развалины или оставаться под открытым небом. После первой же ночевки руины домов и улицы оказались завалены трупами замерзших... Продолжалась деградация армии - с мертвых снимали одежду, у умирающих отбирали последние крохи продуктов. В отчаянном положении оказались раненые в госпитале. Их ничем не снабжали, и дело дошло до людоедства...

Наконец, не оказалось в Смоленске и резервов для пополнения армии.

Тревожили Наполеона и известия, полученные с других театров военных действий: на северо-западе русские под командованием генерала Витгенштейна разбили войска маршалов Удино и Сен-Сира под Полоцком, у села, Чашники и заняли Витебск, заставив капитулировать сильный французский гарнизон; с юга по дорогам, ведущим на запад, двигалась русская армия адмирала П. Чичагова; из района Ельни в обход Смоленска шли главные силы Кутузова. Возникла угроза окружения «Великой армии», и Смоленск мог стать для нее могилой. О длительном пребывании в городе, таким образом, не могло быть и речи, и Наполеон приказал продолжить отступление.

К этому времени он имел под ружьем около 38 тысяч солдат. Из-за нехватки лошадей пришлось объединить всю кавалерию в один отряд численностью 1,5 тыс. всадников, а также бросить в городе около 140 пушек, не считая утопленных в Днепре.

Армия выступила из Смоленска пятью эшелонами. 31 октября (12 ноября) на запад двинулись самые малочисленные корпуса Жюно и Понятовского (всего около 1,5 тыс. человек); 1 (12) ноября - Наполеон со своей гвардией (10-14 тыс.); 2 (14) ноября - корпус Богарне (5 тыс.); 3 (15) ноября - корпус Даву (6-10 тыс.); последним 5(17) ноября ушел Ней (3 тыс.). За каждым эшелоном следовали обозы и тянулись толпы безоружных, отставших от частей солдат и офицеров, маркитанты, торговцы и прочая накипь человеческая, кормившаяся при армии.

Перед отступлением из Смоленска Наполеон приказал взорвать крепостные стены и башни. Он заявил, что не желает задерживаться перед ними во второй раз, намекая на новый поход в Россию. Саперы заложили под башни мины и, уходя, подожгли запальные фитили. Чудовищной силы взрывы разрушили 8 башен, остальные удалось спасти благодаря мужеству русских солдат - егерей 20-го полка майора Горихвостова, которые ворвались в город и с риском для жизни обезвредили мины.

Кутузов решил воспользоваться распылением сил неприятеля, перекрыть ему путь на запад у Красного и разбить по частям.

Для осуществления своего замысла русский полководец выделил три отряда: генерал Тормасов (три пехотных корпуса и кавалерийская дивизия) получил приказ обойти Красный с юга и перерезать дорогу на Оршу; отряды генералов Голицына (пехотный корпус и кавалерийская дивизия) и Милорадовича (два пехотных корпуса и два кавалерийских корпуса) должны были наступать на Красный с юга и юго-востока. Свой командный пункт Кутузов разместил в 6 километрах юго-восточнее города, между деревнями Сидоровичи и Зуньково.

Наполеон обнаружил русских на подступах к Красному. Император находился в авангарде отступающей армии со своей гвардией, когда ее колонны обстреляла русская артиллерия. Он понял, что растянувшимся от Смоленска до Красного войскам грозит разгром, и, остановив гвардию, решил помочь двигавшимся следом корпусам Богарне, Даву и Нея. Обеспокоенный появлением на своем правом фланге летучего отряда русского генерала Ожаровского, император отбросил его внезапной атакой гвардии в ночь на 4 (16) ноября, а затем она же более суток сдерживала войска Голицына и Тормасо-ва. Но корпус Богарне это не спасло. Милорадович атаковал его в 12 км от Красного у деревни Мерлино. По колоннам войск приемного сына Наполеона открыла огонь русская артиллерия. Ядра и картечь, бившие в упор, выкашивали целые подразделения. Противник попытался развернуть свои орудия, но едва батарея итальянской гвардии показалась на поле боя, как ее тут, же атаковали и захватили русские кавалеристы. Не удалась и предпринятая Богарне контратака. Участвовавшая в ней 14-я дивизия полегла под огнем русских пушек и под клинками кавалерии. От окончательного истребления неприятельский корпус спасли сумерки. Ночью его остатки (около 2 тысяч человек), бросив орудия, обоз, раненых и ослабевших солдат, соблюдая полную тишину, прокрались между казачьими дозорами и окольным путем добрались до Красного. Впрочем, пользы от деморализованных, в большинстве побросавших оружие солдат было немного, и Наполеон приказал Богарне отступать далее на Ляды.

5 (17) ноября к Красному приблизился корпус Даву. Милорадович расположил свои части вдоль дороги, по которой двигался противник, и нанес по нему удар во фланг и тыл. Оставив тяжелое вооружение, обоз, солдаты Даву побежали с поля боя в сторону Красного. Чтобы помочь маршалу, Наполеон двинул на русских гвардию. Войска Голицына остановили ее артиллерийским огнем и контратаками. Даву же, обнаружив неприятеля, стоящего на подступах к Красному, отвел свои поредевшие части с дороги к деревне Маньково; здесь переправился через р. Лосвинку, а затем полями пробрался на соединение с Наполеоном. Среди трофеев, доставшихся русским, оказался и экипаж Даву, а также его маршальский жезл...

После этого боя Наполеон, опасавшийся оказаться в окружении, бросил на произвол судьбы арьергард - корпус Нея и поспешил выступить к Орше. Во главе отступавших шла императорская гвардия. Она сохранила боеспособность и смогла прорвать заслоны русских войск, состоявшие в основном из отрядов казаков и легкой конницы.

Арьергард Нея ожидало тяжелое испытание. Когда 6(18) ноября части корпуса приблизились к Красному, их окружили воины Милорадовича и Голицына. Нею предложили сдаться. Маршал отказался и повел своих солдат в атаку, чтобы прорваться на запад. Но огонь французской артиллерии был тут же подавлен русскими батареями, а на атакующую пехоту посыпались ядра, картечь и ружейные пули. Дивизия генерала Разу, шедшая во главе корпуса, погибла почти вся. Последовали удары русской кавалерии, пехоты, и измотанные, потерявшие всякую надежду на прорыв французы стали массово сдаваться в плен. Ней с трудом сколотил отряд численностью около 3 тысяч человек и в сгущающихся сумерках отошел на север. Его преследовали, но маршал смог перехитрить противника: он приказал разжечь костры, и преследователи решили, что французы разбили на ночь бивак. А Ней в темноте повел свой отряд дальше. Французы форсировали вброд р. Лосвин-ку и вскоре оказались на берегу Днепра. На реке уже образовался тонкий лед; отряд с огромным трудом переправился по его зыбкой, трещавшей поверхности и... оказался окружен конными полками атамана Платова. Сбившись в плотную колонну, отстреливаясь от казаков, солдаты Нея продолжили отступление. Оно было страшным: строй терзали ядра казачьих пушек, установленных на сани, отставших французов ждали казачьи пики и сабли. Сам маршал сражался как рядовой пехотинец с солдатским ружьем в руках.

Отбиваясь от шедших по пятам русских, продираясь через леса, Ней добрался до Орши. Он привел с собой всего 500 человек. В ставке Наполеона его уже считали погибшим...

Трехдневное сражение под Красным закончилось полным поражением армии Наполеона. Французы потеряли 5-6 тысяч убитыми и ранеными, количество пленных составило, по разным данным, от 14 до 26 тысяч человек, было брошено 116 пушек (по другим сведениям, 209). Русские потеряли около 2 тысяч человек.

Несмотря на убедительную победу, выполнить полностью план Кутузова не удалось - Наполеон сумел выскользнуть из ловушки с остатками войск. Впрочем, император французов не обольщался относительно будущего «Великой армии». Он видел, что она доживает последние дни, и поэтому приказал собрать, принести к нему знамена всех полков и сжечь...

Французы поспешно шли к р. Березине, где их ждала еще одна катастрофа. В декабре 1812 г. они были изгнаны за пределы России. Сильнейшая армия мира, возглавляемая «военным гением» Наполеоном, прекратила свое существование. М. И. Кутузов удовлетворенно отметил: «Война окончилась за полным истреблением неприятеля». 6 декабря 1812 г. фельдмаршал князь Кутузов был удостоен титула «Смоленский» за «...нанесенное в окрестностях Смоленска сильное врагу поражение, за которым последовало освобождение сего знаменитого града и поспешное преследуемых неприятелей из России удаление», как было сказано в императорском указе.

Последствия войны 1812 г.

Исключительно тяжелыми оказались для Смоленщины последствия войны. В боях, от ран, голода и болезней погибли десятки тысяч смолян. Дотла были испепелены города Красный, Вязьма, Гжатск, Духовщина; серьезно пострадал Дорогобуж, меньше Ельня и Рославль. Враг разграбил и разорил многие сотни сел и деревень.

Жуткое зрелище являл собой Смоленск. Участник Отечественной войны офицер-смолянин Ф. Глинка увидел его таким: «...Повсюду пепел и разрушение! Город весь сквозной; дома без кровли, без окон, без дверей. Пустота пугает; ветер свищет среди обгорелых стен; по ночам кажется, что развалины воют». Улицы Смоленска в первые недели после освобождения более напоминали поле боя: 140 разбитых и брошенных орудий, зарядные ящики, фуры и экипажи; кучи брошенного оружия; трупы людей и лошадей. Во избежание начала эпидемии город в первую очередь избавили от них -хоронили в огромных ямах, укладывая рядами и пересыпая каждый третий ряд известью; сжигали кучами вперемешку с дровами... Так убрали 31166 людских тел, но, когда весной 1813 г. стал таять снег, они вновь обнаружились в оврагах, в садах и огородах, среди развалин и даже в колодцах...

Из 2500 каменных и деревянных построек, существовавших в Смоленске до войны, были сожжены или разрушены около 2 тысяч; из 345 торговых лавок чудом уцелели лишь 28; уничтоженными оказались почти все промышленные и ремесленные предприятия. Население города сократилось с 15 до 7-10 тысяч человек.

Общий ущерб, нанесенный городу, оценивали почти в 6,5 миллиона рублей, а по губернии он достиг астрономической для начала XIX века суммы - 75 млн. рублей - свыше одной трети всех убытков, понесенных страной!

Потребовались долгие годы для того, чтобы Смоленщина оправилась от разорения.

Состоявшееся в начале августа, Смоленское сражение 1812 года было первой схваткой между русскими и французами, и хотя оно и не стало генеральным сражением, но все же превратилось в одно из самых драматических событий Можно с уверенностью сказать, что уже это столкновение армий положило начало перелому в ходе противостояния.

Хотя отступление русской армии к Москве не прекратилось, однако, после того, как Смоленское сражение завершилось, оно приняло уже несколько иной характер, и Наполеон начал понимать, что стремительного «блицкрига» не получится, и рано или поздно придется искать новые пути ведения войны и, возможно, даже поводы для перемирия.

Интересно, что хотя ни сам Наполеон, ни командующий Первой западной армией Михаил Барклай-де-Толли проводить Смоленское сражение не стремились, избежать его было практически невозможно. Наполеону необходимо было сделать передышку в своем стремительном продвижении по российской территории. Из-за необходимости обеспечивать себя продовольствием, французские войска сильно растянулись в стороны, и их нужно было опять собрать в единый кулак, одновременно попытавшись тем самым отрезать Первую западную армию Барклая-де-Толли от соединения со Второй армией, которой командовал Багратион, и одновременно их обеих от столицы.

Барклай-де-Толли же опасался вступать в прямое сражение с войсками французского императора зная, насколько натренированы и сильны его солдаты именно в таком способе ведения боевых действий. Он не хотел ослабить таким сражением боеспособность русских армий, осознавая, что продвижение неприятеля к Москве в любом случае остановить не удастся. Однако из-за настойчивого давления императорского окружения и собственного генералитета, обнадеженного именно кажущейся раздробленностью французской армии, ему пришлось согласиться на сражение под Смоленском.

4 августа пятнадцатитысячные русские войска отразили первый удар французов по Смоленску, сдержав их наступление и обеспечив возможность для Первой и Второй западной армии, к вечеру того же дня объединившихся в 120-тысячную группировку, подойти к городу и расположиться на высотах правобережья Днепра напротив 200-тысячной французской армии, укрепившейся на левом берегу.

Наутро Наполеон ожидал, что русские войска выйдут в поле для сражения по всей форме, но этого не произошло. Российский главнокомандующий, по-прежнему желающий сохранить армию любой ценой и не оказаться отрезанным от столицы, приказал отступить в сторону Москвы. Для того чтобы прикрыть отступление и сдержать натиск французских войск, были выделены корпуса Раевского и Дохтурова, и дивизии Неверовского, и Коновицина, которые в основном и участвовали в бою с французами. Потери армии Наполеона у Смоленска составили около 20-ти тысяч человек. Тогда как русская армия потеряла всего 10 тысяч бойцов.

На следующий день у Валутиной Горы - деревни, расположенной в 10-ти километрах от Смоленска, произошло столкновение между 3-тысячным отрядом русских, которым командовал генерал Тучков, и 40 тысячами французов из корпуса генерала Нея, посланным Наполеоном с целью перерезать коммуникации отходящей русской армии. Тучков, оценив опасность, которую представлял для русских маневр Нея, по собственной воле преградил дорогу французам своим небольшим отрядом, заняв очень удобную позицию у Смоленской дороги. Благодаря выгодности своего положения Тучкову удалось целый день сдерживать французов и даже периодически переходить в контратаки. Во время последней из них, которая происходила уже при свете луны, мужественный генерал был ранен штыком и попал в плен.

Однако усилия Тучкова не пропали даром. Русской армии удалось с успехом отойти. Таким образом, было завершено Смоленское сражение, длившееся в общей сложности два дня. Смоленск пал, но русская армия без существенных потерь переправилась через Днепр и отступила вглубь России, готовая к дальнейшим боевым действиям.

Багратион Раевскому: «Бог тебе помощник!»
Львиное отступление дивизии Неверовского, конечно, задержало французов, однако одна она даже под защитой стен смоленских мало бы что могла сделать против корпусов Нея и Мюрата, шедших за ней по пятам. Русских спасли, как всегда, случай и пьянство. Дело в том, что генерал Раевский со своим корпусом должен был присоединиться к основным русским войскам, но задержался под Смоленском более чем на три часа из-за принца Карла Мекленбургского. Последний после очередной пирушки не смог вовремя подняться и отдать приказ о выступлении 2-й гренадерской дивизии, что находилась под его командованием и должна была возглавлять колонну. Эта задержка позволила встретиться войскам Раевского и Неверовского и выяснить истинное положение дел, после чего было принято твердое решение защищать город до подхода основных сил князя Багратиона любой ценой, хотя бы против всей Великой армии.

Битва за Смоленск. Художник А. Адам 1815-1825 гг.

15 000 человек и 76 орудий, старые каменные стены, недостроенные бастионы, плохо защищенный мост через Днепр и деревянный город, совершенно неготовый к обороне - вот что в реальности имел в своем распоряжении генерал Раевский. В этом положении он, не имея ни приказа, ни полномочий защищать город, должен был суметь продержаться против почти всей французской армии под руководством самого гениального Наполеона. Для Раевского и большинства русских командиров было ясно, что шансов выдержать натиск французов у защитников Смоленска катастрофически мало, однако серьезный шанс задержать неприятеля есть. Войска Багратиона и Барклая уже спешили на помощь, но вряд ли сумели бы оказаться у стен Смоленска раньше Великой армии. Багратион писал Раевскому: «Дорогой мой, я не иду, а бегу, желал бы иметь крылья, чтобы скорее соединиться с тобою! Держись, Бог тебе помощник!»


Петер фон Гесс. Сражение при Смоленске. 17 августа 1812 года

Ход сражения под Смоленском
16 (4) августа в 6 утра началась бомбардировка города, в 8 часов в атаку пошли войска маршала Нея. Его дивизии расположились для атаки Краснинского и Мстиславского предместий, левым флангом упираясь в Днепр. На крайнем левом фланге шла вюртембергская 25-я пехотная дивизия Маршана, а на правом - кавалерия Груши из 3-го резервного кавалерийского корпуса.

Около 9 утра на поле сражения появился Наполеон, и французы тремя колоннами пошли в атаку. Центральная колонна двигалась на Королевский бастион, правая - атаковала Рославльское предместье и кладбище перед ним, а левая двигалась вдоль Днепра и должна была действовать против правого фланга русских. Наступление правой и левой колонн было остановлено, но в центре французам удалось ворваться на Королевский бастион. Завязалась рукопашная схватка, в ходе которой французы дважды завладевали бастионом, но подоспевшие русские резервы, в конечном счете, заставили Нея отступить. Французы временно прекратили попытки штурмовать крепость, ограничившись ружейной и артиллерийской перестрелкой.


Из книги А.И. Михайловского-Данилевского "Описание Отечественной войны в 1812 году" (Для увеличения нажмите на иллюстрацию)

Тем временем польским уланам Понятовского удалось захватить мост через Днепр, хотя окончательно выбить русских из оборонительной позиции у них так и не вышло. Казаки и литовские уланы, принимавшие участие в этой стычке с русской стороны, благополучно отошли к Никольскому предместью.

Глядя на частичные успехи своей армии, Наполеон решил, что генеральный штурм города следует начать на следующий день. Французский император ждал подхода к городу основных русских сил и намеревался дать генеральное сражение 17 августа, чтобы уже окончательно уничтожить русскую армию и закончить кампанию. В целом, бои 16 августа не были особенно кровопролитными: потери русских были около 1 000 человек, что было меньше даже чем потери дивизии Неверовского.

В течение дня к русским войскам подошла 2-я кирасирская дивизия, а около 7 часов вечера стали подходить основные силы Первой и Второй западных армий. На следующий день Наполеон должен был предпринять генеральный штурм города.

Почему Наполеон не овладел Смоленском
Вопрос о том, почему Наполеон в первый же день не овладел Смоленском и не воспользовался своим первоначальным планом, мучил еще современников войны, заняты им были и многие историки. Сам Раевский, находясь внутри города, недоумевал вялости атак французов, отсутствию общего наступления. Военный историк Липранди, принимавший участие в войне 1812 года писал, что «если бы Наполеон сделал для завладения Смоленском 4 августа то же усилие, которое употребил 5-го, то город был бы взят». Почему же французский император не последовал своему плану и не захватил город с наскока, дабы отрезать русским армиям путь к отступлению и навязать им вместе или по одной генеральное сражение?


Битва и взятие Смоленска войсками Наполеона в 1812 году. Художник Martinet и Couche, XIX в.

Один из французских командиров, барон Денье, говорит, что изначально Наполеон считал город покинутым: «16- го утром на горизонте перед нами открылся Смоленск. Мы все были уверены, что неприятель покинул город. Сам император разделял это убеждение и, призвав на рассвете около 3 часов утра генерала Коленкура, отдал ему приказ перенести в город Главный штаб». Но даже когда выяснилось, что в городе еще остались русские, которые готовы защищать город, как пишет Денье, Бонапарт, полагая их число незначительным, отдал приказ взять город приступом.

С другой стороны, граф Сегюр описывает, что, увидев с ближайшего холма «в облаке пыли длинные черные колонные и сверкающие массы оружия», французский император с радостью воскликнул: «Наконец-то, теперь они в моих руках!»

Видимо после провала идеи молниеносной атаки на Смоленск с целью отрезания войск от Москвы, Наполеон решает втянуть все русские войска в авантюру с обороной «святого русского города».

Хроника дня: Оборона Смоленска. Полоцк

Первая и вторая Западные армии
После того, как французы заняли Красный, а дивизия Неверовского отступила, появилась угроза захвата Смоленска . Чтобы избежать уничтожения тыла, русское командование в срочном порядке стягивало все силы к городу. В помощь Неверовскому Багратион направил Седьмой корпус Раевского.

Окрестности Смоленска были очень неудобны для действия неприятельской кавалерии. Для обороны Раевский использовал разрушенные городские укрепления XVII-XVIII веков. Краснинское предместье и Королевский бастион (крайняя южная оборонительная точка) защищали полки 26-й пехотной дивизии. На крепостных стенах расположился Виленский пехотный полк из 27-й дивизии Неверовского. Мстиславское предместье обороняли полки 12-й пехотной дивизии. Мост через Днепр защищал Симбирский пехотный и 41-й егерский полки. В резерве оставались 49-й и 50-й егерские полки. В ночь с 15 на 16 августа в город прибыли части 4-го резервного кавалерийского корпуса, которые были выделены для наблюдения за неприятелем. 16 августа - первый день боев под Смоленском.

Первый отдельный корпус Витгенштейна
Всю ночь с 15 на 16 французы отступали к Полоцку. Войска Удино и Сен-Сира отступали раздельными колоннами. Удино - через деревню Гамзелево, а Сен-Сир - через местечко Артейковичи на Полоцко-Невельской дороге. Русский авангард под командованием генерала Гельфрейха поздно вечером атаковал французов у корчмы Ропна, недалеко от деревни Гамзелево. Жаркая перестрелка и бой в лесу возле корчмы продолжалась около 3-х часов. К рассвету французы были выбиты из леса.

Третья обсервационная армия
Утром саксонский авангард возобновил боевые действия против расположенного у села Дивино арьергарда Чаплица. Весь день саксонцы предпринимали атаки, но русский арьергард удержал свои позиции. Ближе к вечеру бой завершился и арьергард подучил возможность продолжить отступление. Отступал Чаплиц к местечку Сумары.

Персона: Юзеф Понятовский (Жозеф-Антуан Понятовский, Юзеф Антоний Понятовский)

Юзеф Понятовский (Жозеф-Антуан Понятовский, Юзеф Антоний Понятовский) (1763-1813) - польский князь и генерал, маршал Франции.

Юзеф Понятовский был племянником короля Речи Посполитой Станислава Августа Понятовского. Начал он свою карьеру в австрийской армии, с 1789 г. занимался организацией польской армии. Первое победоносное сражение Понятовского, как, впрочем, и всей польской армии, не выигрывавшей сражений со времен Яна Собеского, - это битва под Зеленцами во время русско-польской войны 1792 года. Юзеф Понятовский, командовавший корпусом польской армии на Украине, отличился в том бою, за что, наряду с Тадеушем Костюшко, стал первым кавалером только что учрежденного ордена Virtuti Militari. Под начальством Т. Костюшко Понятовский участвовал в Польском восстании 1794 г. Когда восстание было подавлено, Понятовский отказался принять место в российской армии и был вынужден уехать в Вену, лишившись всех имений. Правда, Павел I, желая привлечь Понятовского на русскую службу, все имения ему вернул, но не получил должного ответа.

В 1806 г. Понятовский стновится главой городской милиции в Варшаве, где служит до прихода войск Мюрата, после чего переходит на службу к Наполеону. В 1807 г. стал военным министром великого герцогства Варшавского.

В кампании 1812 г. Понятовский командовал польским корпусом, участвовал в т.ч. в битве под Смоленском. Главное сражение Понятовского - это битва при Лейпциге в 1813 г., после нее он, единственный из иностранцев на службе императора, получил маршальское достоинство. Но судьба сыграла с ним злую шутку: через три дня после своего «тулона» он утонул в реке Вайсе-Эльстер, прикрывая отступление французской армии.

Наполеон отзывался о Понятовском с большим уважением, припоминая его «королевские» корни: «Настоящим королем Польши был Понятовский, он обладал для этого всеми титулами и всеми талантами… Это был благородный и храбрый человек, человек чести. Если бы мне удалась русская кампания, я сделал бы его королём поляков». В память о Понятовском установлена мемориальная плита на памятнике Битве народов.

Смоленское сражение 1812 года (4  августа - 6 августа ) - оборонительное сражение объединённой русской армии под командованием М. Б. Барклай-де-Толли с армией Наполеона за Смоленск .

После двухдневного сражения Смоленск был оставлен, и русские вынуждены были продолжить отход к Москве .

Энциклопедичный YouTube

  • 1 / 5

    План наступления против значительно превосходящей французской армии не всеми воспринимался однозначно. Клаузевиц , лично наблюдавший описываемые события как офицер русской армии, трезво оценивал шансы на успех:

    «Хотя это наступление русских едва ли привело бы к действительной их победе, то есть к такому сражению, в результате которого французы были бы вынуждены, по меньшей мере, отказаться от дальнейшего продвижения или даже отойти на значительное расстояние, но всё же оно могло развиться в отчаянную схватку…

    Всё предприятие в целом дало бы в конечном результате несколько блестящих стычек, значительное число пленных и, быть может, захват нескольких орудий; неприятель был бы отброшен на несколько переходов, и, что важнее всего, русская армия выиграла бы в моральном отношении, а французская - проиграла бы. Но добившись всех этих плюсов, всё же, несомненно, пришлось бы или принять сражение со всей французской армией, или продолжить своё отступление».

    Наступление Барклая-де-Толли на Рудню

    Для прикрытия на случай неожиданного движения французов с их правого фланга в Красном (в 45 км к юго-западу от Смоленска) был оставлен отряд генерал-майора Оленина , которому в подкрепление направлены свежеукомплектованная 27-я пехотная дивизия Неверовского и Харьковский драгунский полк . К северу от Смоленска, в районе Велижа и Поречья действовал специально сформированный летучий отряд барона Винценгероде .

    В расстоянии небольшого перехода от Рудни войска были остановлены на отдых. На ближних подступах к Рудне казаки генерала Платова столкнулись с сильным французским отрядом и опрокинули его, вселяя надежду на успех всего дела. Отовсюду приходили известия об опрокинутых французских пикетах. Затем пришла новость об отражении французами казачьего набега на Поречье (к северу от Смоленска). Это известие сильно обеспокоило Барклая-де-Толли . Не имея надёжных сведений о расположении французских корпусов, он остановил продвижение к Рудне и перевёл всю 1-ю армию на пореченскую дорогу. Там Барклай-де-Толли простоял ещё 4 дня. Если бы Наполеон имел в Поречье сильные войска, то они могли бы отрезать 1-й армии дорогу к отступлению. Выяснив, что слухи о сосредоточении французов в Поречье оказались ложными, Барклай всё-таки решился на продвижение к Рудне -14 августа .

    Скоро передовые казачьи разъезды сообщили, что французы оставили Поречье , а также Рудню и Велиж . Более того, местные жители сообщили, что французы 14 августа переправились на левый берег Днепра возле Расасни (географически в этом месте левый берег соответствует югу), то есть основную русскую армию и французов разделял теперь Днепр. Удар русских был направлен в пустоту.

    Современники крайне резко отзываются об осторожной медлительности главнокомандующего Барклая-де-Толли , упустившего шанс нанести французам хотя бы частичное поражение. Авторитет Барклая-де-Толли в войсках сильно пошатнулся, усилился его разлад с Багратионом .

    Наступление Наполеона

    Из перехваченного личного письма одного из русских офицеров Наполеон узнал о готовившемся наступлении, и поэтому заранее составил план ответных действий. План предусматривал объединение разрозненных корпусов, переправу всех сил через Днепр и захват Смоленска с юга. В районе Смоленска Наполеон мог либо переправиться снова на правый берег, и перерезать русским дорогу на Москву , либо втянуть русских в генеральное сражение, если Барклай-де-Толли решит защищать город. Из Смоленска Наполеон мог также перерезать дорогу на Москву перед Дорогобужем , совершив обходный манёвр без переправы через Днепр.

    При известии об успехе генерала Платова около Рудни французы начали обходной манёвр, и вышли всей армией в 180 тысяч солдат к Красному . По мнению Клаузевица , Наполеон совершил здесь крупнейшую ошибку в Русском походе 1812 года . Наполеон мог двинуться всей армией, которая в полтора раза превышала силы русских, на Смоленск прямой дорогой со стороны Витебска , не переправляясь через Днепр . Французская армия, находясь на правом берегу Днепра, гораздо сильнее угрожала Московской дороге, чем при переходе её на левый берег, где Смоленск (на левом берегу) и река на известном участке прикрывают эту дорогу. Смоленск был бы взят без боя.

    Основной целью Наполеона было создать условия для генерального сражения. Все предыдущие манёвры приводили лишь к отодвиганию русской армии на восток, что в общем ухудшало стратегически положение Наполеона. Возможно, именно «нерешительность» Барклая-де-Толли , за которую он подвергся чуть ли не травле современников, спасла русскую армию. Если бы русские увлеклись наступлением на Рудню и дальше, разбивая мелкие отряды, у них в тылу оказалась бы вся армия Наполеона.

    Упрекают меня, что я не маневрировал в 1812 году : я сделал под Смоленском тот же манёвр, как и под Регенсбургом , обошёл левое крыло русской армии, переправился чрез Днепр и устремился на Смоленск, куда прибыл 24 часами прежде неприятеля… Если б мы застали Смоленск врасплох, то, перешедши Днепр, атаковали бы в тыл русскую армию и отбросили её на север.

    14 августа. Бой под Красным

    Дивизия шла по дороге на Смоленск, заслоняясь придорожным лесом с флангов, иногда останавливаясь и отгоняя залпами французскую кавалерию. Французы охватили дивизию с двух сторон и с тыла, захватили часть посланной назад артиллерии, но остановить дивизию не могли. После атак углы каре расстраивались, тогда солдаты, оставшиеся вне рядов, падали под саблями вражеской кавалерии.

    Русских спасало отсутствие сильной артиллерии у французов. Отступление генерала Неверовского - один из самых широко известных эпизодов Отечественной войны . Недавно сформированная пехотная дивизия, наполовину состоящая из новобранцев, смогла спастись посреди моря неприятельской кавалерии, хотя и потеряла примерно 1500 солдат. Свой урон французы оценивают в 500 человек.

    Через 12 километров дорога вышла к деревне, где рвы и придорожный лес исчезли, и дальнейший путь лежал по открытой местности, на которой господствовала кавалерия. Дивизия была окружена и не могла двигаться вперёд. Оставалось пройти ещё 5 километров, чтобы соединиться с 50-м полком, находившимся впереди за речкой. Неверовский оставил здесь заслон, который был отрезан и погиб, прикрывая отход дивизии. За километр от речки открыли огонь 2 уцелевшие пушки. Французы, думая, что к русским прибыло подкрепление, прекратили преследование.

    Своим сопротивлением 27-я дивизия задержала продвижение французов, что дало время для организации обороны Смоленска .

    Начальное расположение войск

    17 августа

    Развёртывая штурм, наши атакующие колонны оставляли длинный и широкий след из крови, раненых и мёртвых.

    Говорили, что один из батальонов, повёрнутый флангом к русским батареям, потерял целый ряд в своём подразделении от единственного ядра. Двадцать два человека пали разом.

    Большая часть французской армии наблюдала за штурмом с окружающих высот и аплодировала атакующим колоннам, стараясь поддержать их морально.

    Около 2 часов дня Наполеон приказал польскому корпусу Понятовского атаковать Молоховские ворота и восточные предместья вплоть до Днепра . Поляки легко захватили предместья, но усилия их проникнуть в город остались бесплодными. Понятовский приказал было большой батарее стрелять по мосту на Днепре, чтобы прервать сообщения русских армий, но русская артиллерия из-за реки поддержала городские орудия и заставила поляков прекратить обстрел. По воспоминаниям генерала Ермолова , инспектировавшего в тот день войска в Смоленске , поляки понесли особенно тяжёлые потери от русского огня.

    18 августа

    На военном совете в ночь с 17 на 18 августа высказывались различные варианты дальнейших действий. Рассматривалось продолжение обороны, а возможно даже наступление на французов. Однако было сочтено нецелесообразным продолжать оборону сгоревшего города. Клаузевиц комментирует обстановку на 18 августа :

    «Барклай достиг своей цели, правда, чисто местного характера: он не покинул Смоленска без боя… Преимущества, которыми располагал здесь Барклай, заключались, во-первых, в том, что это был бой, который никоим образом не мог привести к общему поражению, что вообще легко может иметь место, когда целиком ввязываются в серьёзный бой с противником, обладающим значительным превосходством сил… Потеряв Смоленск, Барклай мог закончить на этом операцию и продолжить своё отступление».

    В ночь с 17 на 18 августа 1-я русская армия отошла к северу по дороге к Поречью , а Дохтуров успел очистить Смоленск и уничтожить мост. С утра 18 августа французы под прикрытием артиллерийских батарей перешли Днепр бродом около моста и заняли выгоревшее Петербургское предместье. Русский арьергард безуспешно попытался выбить французов, под охраной которых сапёры быстро восстанавливали мост.

    Чтобы дать возможность всей 1-й армии выйти на Московскую дорогу,