Поэт негромкой славы. Вильгельм Кюхельбекер. Другие поэты пушкинской поры

Пушкинская пора в русской поэзии охватывает период 1810-1830-х годов и называется так, безусловно, по имени её ярчайшего поэта — Александра Сергеевича Пушкина. При этом каждый настоящий любитель и знаток поэзии знает, что поэтическая эпоха не сводится к творчеству одного, даже гениального, поэта.

Поэзия Пушкина вырастала из русского поэтического слова, создаваемого многими поэтами. Среди них были и выдающиеся, признанные мастера русской поэзии, которые внесли огромный вклад в её развитие, такие как Г.Р. Державин и В.А. Жуковский или К.Н. Батюшков и Е.А. Боратынский, и поэты, менее известные нашим современникам, но оказавшие значительное влияние на Пушкина, — П.А. Вяземский, Д.В. Давыдов, А.А. Дельвиг, Н.М. Языков и другие. Исследователи обнаруживают в поэзии Пушкина общие черты с творчеством поэтов его времени: мотивы, образы, поэтические обороты, выражения. И младшие современники Пушкина чутко усваивают его поэтический язык и идеи, прежде всего это М.Ю. Лермонтов, Ф.И. Тютчев, А.А. Фет. Поэзия развивается только в преемственности, поэтому определяющее значение имеет не отдельное имя, а общий национальный дух и культура, её порождающие.

Творчество Батюшкова

В поэзии Пушкина отмечается творческая перекличка с произведениями его старшего современника Константина Николаевича Батюшкова. Поэзию Батюшкова отличают звучность, певучесть, лёгкость — черты, которые затем получат развитие в стихах Пушкина. Сам Пушкин говорил о поэзии Батюшкова: «Звуки итальянские! Что за чудотворец этот Батюшков». Лёгкость стихов Батюшкова сочетается с философичностью, свойственной анакреонтической поэзии, мастерски усвоенной им и под влиянием которой находился сам Пушкин. К сожалению, мы не знаем, какой высоты достигла бы поэзия Батюшкова в зрелые годы, поскольку последние двадцать семь лет жизни поэт был тяжело болен.

Чувство разлуки с родными местами и возлюбленной Батюшков великолепно выражает в элегии «Разлука» (1815). Читая это стихотворение, постарайтесь найти общие черты с элегией Пушкина «Погасло дневное светило...» (1820).

Поэтический рисунок стихотворения «Разлука», безусловно, послужил основой для ритма пушкинской элегии «Погасло дневное светило...» (1820). Чередование строк шестистопного и четырёхстопного ямба, рефрены, ритмические повторы — все эти поэтические находки получат своё развитие у Пушкина.

Батюшков часто сетовал, что его поэзия не отражает характер автора. Возможно, это так, однако стихотворение «Ты хочешь мёду, сын?..» (1821) выражает идеал жизни поэта так же чётко, как и мужественность его характера. Графически стихотворение напоминает пирамиду устремлений в жизнь, достичь вершины которой поэт призывает человека. Такое впечатление возникает благодаря метрической организации строк: четырёхстопный ямб (со слов «Венца победы») сменяется шестистопным ямбом двух последних строк. По смыслу стихотворение представляет собой философское наставление: только смелость и решительность принесут желаемое, человек не должен колебаться, он действует — решает Бог. Характер стихотворения точно соответствует боевой молодости Батюшкова, активного участника сражений против Наполеона.

Творчество Давыдова

Плеяду поэтов-воинов ярче многих представляет знаменитый воин, герой Наполеоновских войн Денис Васильевич Давыдов. Сын боевого офицера, Давыдов с детства находится рядом с отцом, первая памятная встреча для девятилетнего мальчика — встреча с великим русским полководцем А.В. Суворовым, который тогда пожелал ему большой военной карьеры. Пожелание исполнилось с такой степенью точности, что военная слава затмила незаурядный поэтический талант Давыдова, самобытность которого признавали современники. Белинский называл Давыдова «самым ярким светилом второй величины на небосклоне русской поэзии».

Некоторые особенности поэзии Давыдова заслуживают особого внимания. Прежде всего это его большой вклад в развитие военной и патриотической темы, изображение в военных стихах настоящего русского характера, с его широтой и размахом. Преданность царю, обожание Родины, неукротимая ненависть к её врагам, удаль и бесстрашие, презрение к смерти, вольная жизнь — вот мотивы, слагающие задорную и мужественную «Песню» гусара Давыдова (1815). Другая заметная черта поэзии Давыдова — народность, способность выразить душевные переживания русского человека. В стихотворении «Листок» (перевод элегии французского поэта Арно, конец 1810-х годов) «странническая» судьба лирического героя показана через мотив, который характерен для фольклорной поэзии, — сравнение с листком, оторванным от могучих корней. Настроение «Листка», в отличие от «Песни» («Я люблю кровавый бой...»), иное — в нём слышатся интонации жалобы и стойкости перед тяжёлой участью, свойственные фольклору. Думается, что Лермонтов, создавая своё стихотворение «Дубовый листок оторвался от ветки родимой...», помимо фольклорных источников, держал в памяти и стихотворение Давыдова.

Творчество Дельвига

Заметной личностью в русской поэзии этого периода был рано ушедший из жизни близкий лицейский друг Пушкина, тонкий, вдохновенный лирик и ценитель гармонии античной поэзии Антон Антонович Дельвиг (1798-1831). В главе шестой «Евгения Онегина» Пушкин сравнивает вдохновение Ленского, сочиняющего перед дуэлью элегию, с «лирическим жаром» Дельвига. Поэтическая дружба лицеистов была настолько велика, что после окончания лицея Пушкин, Дельвиг и В.К. Кюхельбекер (позднее к ним присоединился Боратынский) организовали «литературное братство», объединившее молодых людей, которым была дорога свобода искусства.

Важной стороной литературной деятельности Дельвига были его критические статьи и издание литературного альманаха «Северные цветы» (1825-1829). За четыре года «Северные цветы» стали лучшим русским альманахом, в котором с тончайшим вкусом подбирались произведения и публиковались изысканные творения лирики: идиллии, песни, романсы, сонеты и другие. Знаток античной лирики, Дельвиг создаёт изящные стихи, исполненные гармонии и естественности. Жанр «русской песни», разрабатываемый Дельвигом, содержит мотивы измены, разлуки, настроения тоски, печали. Например, стихотворение «Русская песня» («Соловей мой, соловей...») (1825) оказалось настолько близко народному духу, что вскоре стало романсом, имеющим оригинальный фольклорный источник, (1798 1831) и многие наши современники даже не подозревают, кто был его настоящим автором.

Фольклорная основа песни очевидна: Дельвиг насыщает её фольклорными выражениями («тридевять земель», «синие моря», «жар-колечко», «миленький дружок»). Строй песни вместе с остальными песенно-народными элементами привлекал внимание своей музыкальностью. Она была положена на музыку выдающимися русскими композиторами А.А. Алябьевым и М.И. Глинкой.

Литературное братство Дельвиг утверждает в сонете-послании своему поэту-современнику Николаю Михайловичу Языкову, где объединяет великую русскую поэзию с именем Пушкина.

Творчество Боратынского

Одним из самых значительных поэтов того времени был Евгений Абрамович Боратынский, друг и соратник Пушкина, Дельвига, Кюхельбекера, Вяземского. Высочайшую оценку Боратынскому-поэту дал Пушкин: «...он шёл своей дорогой один и независим». Жизненная судьба Боратынского складывалась трудно, в юности он за нелепый проступок был лишён дворянских привилегий и в течение десяти лет восстанавливал их на военной службе. Талант Боратынского привлёк внимание сразу же после появления первых публикаций, широкую известность поэт приобрёл в 1826 году, после издания отдельной книжкой поэм «Эда» и «Пиры» и сборника стихотворений (1827).

Своеобразие поэзии Боратынского состояло в искусном сочетании художественной образности и отточенной мысли. Независимо от жанра, к которому он обращался, его поэтическое слово было точным, высказывавшим прежде всего суждение выверенное и рассудительное, желание ясное и осознанное. Такая поэтическая чёткость стала исключительной особенностью стиля Боратынского. Интересно, что Пушкин за всё время знакомства со стихами поэта не высказал ни одного критического замечания.

Перу Боратынского принадлежат ценнейшие для русской поэзии стихотворения, одним из них является шедевр, ставший известным романсом на музыку М.И. Глинки, — «Разуверение» (1821). В стихотворении обращает на себя внимание отчётливость, с которой поэт показывает своё разочарование и утрату веры в любовь, заполнявшую прежде его душу. Стихотворение построено на обращении к бывшей возлюбленной, в нём нет упрёка, а лишь просьба — понять его чувство потери и невозможность возрождения в его душе любви. Поэтическое чувство развивается в трёх планах-проекциях: в прошлом, настоящем и будущем. Каждый из них отмечен восклицательной фразой. Прошлое высказано в восклицании: «Все обольщенья прежних дней!»; настоящее связано с состоянием переживаемой горечи: «Раз изменившим сновиденьям!»; будущее же заключено в просьбе: «В его дремоте не тревожь!»

С присущей Боратынскому убедительностью различаются понятия «волненье» и «любовь»:

В душе моей одно волненье,

А не любовь пробудишь ты.

Глубока по мысли философская элегия, посвящённая судьбе поэта, — «Мой дар убог, и голос мой не громок...» (1828). Эта элегия — размышление о жизни человека и его роли в мире. Силу жить человеку даёт чувство своей востребованности, нужности. Мысль, может быть, простая и очевидная, но очень глубокая, если вдуматься: ценность жизни отдельного человека определяется значением его существования для других людей. А продолжение рассуждения о том, что его стихи дойдут до потомков, говорит не о тщеславии поэта; душа бессмертна, и поэт сможет общаться с последующими поколениями через свои стихи.

Другие поэты пушкинской поры

Культура любого большого народа насыщенна и неизмерима, и богатство её творят поэты, великие и малоизвестные. Говоря «поэты пушкинской поры», мы понимаем, что Пушкин сам является одним из них, а время названо его именем, поскольку оно стало поэтическим символом русской культуры.

Однако Пушкин в своём поэтическом творчестве едва ли достиг бы таких высот без элегий, баллад и переводов В.А. Жуковского, гибкости стиха К.Н. Батюшкова, ясности слога Е.А. Боратынского. Так, в элегии поэта Ленского в пушкинском романе «Евгений Онегин» отразился блестящий перевод элегии французского поэта Ш.-Ю. Мильвуа «Падение листьев», выполненный русским лириком М.В. Милоновым. Огромную роль в творчестве Пушкина сыграло постоянное общение с выдающимся поэтом и критиком князем П.А. Вяземским.

Важным явлением в русской поэзии стало творчество Н.М. Языкова, например его стихотворение «Пловец» («Нелюдимо наше море...», 1829), дышащее мощью морской стихии и проникнутое непобедимой волей русского человека.

Перу поэтов пушкинской поры принадлежат шедевры, ставшие частью нашей культуры; к ним относится стихотворение И.И. Козлова «Вечерний звон» (1827), давно вошедшее в наше культурное сознание как широко известный романс:

Вечерний звон, вечерний звон!

Как много дум наводит он...

В унисон гражданскому пафосу пушкинской поэзии звучат стихи поэтов-декабристов К.Ф. Рылеева, А.И. Одоевского, лицейского друга А.С. Пушкина — В.К. Кюхельбекера. В посвящении к поэме «Войнаровский» (1825), адресованном знаменитому писателю и декабристу А.А. Бестужеву (Марлинскому), Рылеев чеканной поэтической формулой выразил свою гражданскую позицию в стихах:

Ты не увидишь в них искусства,

Зато найдёшь живые чувства -

Я не Поэт, а Гражданин.

А молодой Александр Одоевский, находясь на каторге вместе с другими декабристами, на стихотворение Пушкина ссыльным декабристам «Послание в Сибирь» (1827) ответил пламенными стихами:

Струн вещих пламенные звуки

До слуха нашего дошли,

К мечам рванулись наши руки

И — лишь оковы обрели.

Мученический венец певца-пророка воспевает Кюхельбекер в стихотворении «Участь поэтов» (1823), предвосхищая пафос темы «поэт-пророк» у Пушкина и Лермонтова.

Среди многих других имён русских поэтов пушкинской поры нельзя не назвать вдохновенного юношу, ушедшего из жизни всего в двадцать два года, критика, мыслителя и друга Пушкина, поэта с искренним и чистым лирическим голосом и нежнейшими стихами — Д.В. Веневитинова. В его судьбе отразились и высокие чувства, и преданность поэзии, и любовь к жизни.

Источник (в сокращении): Москвин Г.В. Литература: 9 класс: в 2 ч. Ч. 2 / Г.В. Москвин, Н.Н. Пуряева, Е.Л. Ерохина. - М.: Вентана-Граф, 2016

КЮХЕЛЬБЕКЕР

Друг Пушкина и Грибоедова, собеседник Гете, которому внушил интерес к молодой тогда русской поэзии, запальчивый литературный критик (но, по отзыву Пушкина, «человек дельный с пером в руках»), филолог-эрудит, блестящий лектор - пропагандист вольности и русской литературы в Париже 192 , легендарный поэт-чудак, посмешище для литературных врагов и даже друзей, возможный прототип пушкинского Ленского... 193 Удачи и неудачи Кюхельбекера поучительны; его творческий путь отразил противоборство многообразных тенденций русской лирики в переломный для нее момент 194 .

Кюхельбекер, подобно другим декабристам, твердо стоял на просветительских позициях и при этом усвоил революционный смысл просветительства. Декабристы понимали совершенствование человека и общества как переделку, перестройку, преобразование. Их революционность опиралась на представление о целесообразности вмешательства в жизнь носителей «истины». Философский скептицизм затронул их очень слабо. Потому наиболее характерный тип декабриста - тип политического энтузиаста 195 .

Энтузиазм - основа личного психического склада Кюхельбекера, основа его жизненного поведения, политических убеждений, эстетических теорий.

Еще в Лицее Кюхельбекер сделал свой выбор между оформившимися к тому времени типами русской стихотворной речи (пафос XVIII века, лиризм и «поэтичность» Жуковского и Батюшкова, «устная» непринужденность и ирония Д. Давыдова). Задолго до того, как сложились его декабристские воззрения, Кюхельбекер стал ценителем патетического искусства. Высота тона для него всегда адекватна значительности содержания, определяет пафос, созвучный его просветительскому энтузиазму.

В разные годы, в разных обстоятельствах своей трагически складывавшейся судьбы, Кюхельбекер возвращается к одним и тем же проблемам. В 1824 году ему кажется неоправданным «чрезмерное» увлечение Байроном, так как «он живописец нравственных ужасов, опустошенных душ и сердец раздавленных; живописец душевного ада» 196 . Кюхельбекеру никогда не нравилась романтическая ирония. Он заметил в 1834 году: «Надоела мне, между прочим, судорожная ирония, с какою с некоторого времени обо всем пишут» 197 . В его собственных произведениях попытки в ироническом роде преимущественно неудачны (в «Шекспировых духах», отдельные места в «Ижорском» и др.).

Просветительский оптимизм принял у Кюхельбекера прямолинейные формы. Огорченный тем, что его критический отзыв о Байроне совпал по времени с известием о смерти поэта (1824), он в оде «Смерть Байрона» решил искупить свою неловкость и даже по-своему истолковать поэта, чья мировая скорбь была ему не по душе:

Бард, живописец смелых душ,
Гремящий, радостный, нетленный...

Ему был нужен «радостный» Байрон.

Во всем этом Кюхельбекер - плоть от плоти литературного декабризма.

Революционно-просветительское мировоззрение определило созданное декабристами направление в поэзии. Этот революционный романтизм, проникнутый высоким пафосом служения отечеству, был той почвой, на которой декабристский романтизм сближался с классицизмом.

Декабристская поэзия в большей мере тяготела к наследию классицизма, чем Д. Давыдов, даже Батюшков, не говоря о Жуковском. Объединение в декабристской поэзии принципов классицизма и романтизма связано со стремлением воплотить высокий героический идеал человека.

В «Законоположении» Союза благоденствия говорилось: «Описание предмета или изложение чувства, не возбуждающего, но ослабляющего высокие помышления, как бы оно прелестно ни было, всегда недостойно дара поэзии». Кюхельбекер, А. Бестужев, Рылеев воспользовались этим критерием для оценки творчества своих современников. Восхищаясь даром Пушкина, они, однако, не были в восторге от его тематики. «Зачем тебе из пушки стрелять в бабочку?», «Зачем вырезывать изображения из яблочного семечка, если у тебя резец Праксителя?» 198 Кюхельбекер, недовольный «господином Онегиным», как он его называл, сокрушался: «Ужели это поэзия?..»

В таком понимании «высокости» проявлялись и романтические понятия о возвышенном, о мечте, и отзвуки эстетики классицизма.

Именно Кюхельбекер более чем кто-либо иной отразил основную для эпохи литературную коллизию: классицизм - романтизм. А. Бестужев, писавший тогда преимущественно в прозе, - автор ультраромантических повестей. Основные искания Рылеева шли в области романтических лиро-эпических жанров («Думы», поэмы «Войнаровский», «Палей» и др.) 199 .

Ориентируя поэзию на просветительское понимание духовных ценностей, «идей», декабристы не могли принять мотивировку героики, предложенную Д. Давыдовым, - его «физиологизм». Они заняли скептическую позицию и по отношению к элегической школе, к Батюшкову и Жуковскому.

Начиная с лицейских лет Кюхельбекер все определеннее и настойчивее отстраняется от так называемой «легкой» поэзии. Различием литературных воззрений Ю. Н. Тынянов объясняет его постоянные конфликты с товарищами, в том числе с ближайшими друзьями - Пушкиным и Дельвигом. Среди лицеистов существовало мнение, что Кюхельбекер стоит как поэт выше Дельвига и должен занять место непосредственно после Пушкина 200 . Но все же его стихи постоянная мишень для очень злых насмешек. Дело было не столько в художественном уровне стихов, сколько в их направлении .

Из античных лириков Кюхельбекер более всех ценит торжественного Пиндара (оставленного в стороне Батюшковым). В немецкой литературе, в отличие от школы Жуковского, его привлекают не сентиментальные и предромантические течения, а поэмы немецкого классицизма XVIII века и Гете. В русской поэзии он выше всех ставит Державина и Гнедича, а не властителей дум Батюшкова и Д. Давыдова.

С Жуковским обстояло сложнее. Кюхельбекеру вначале импонировала нравственная высота его лирики, не укладывавшейся в понятие «легкости» и «мелочности». Он до начала 1820-х годов преклонялся перед Жуковским, а Жуковский даже позднее называл себя его «духовным отцом» 201 .

Среди стихотворений Кюхельбекера, написанных до переломного в его творчестве 1821 года, много подражаний Жуковскому. Это «Осень», «Элегия», «Зима», «К Лизе», «Призрак», «К моему гению», «Вдохновение», «К брату», «Ницца» и др.

Молодой поэт воспринимает у Жуковского нечто большее, чем мотивы элегического уныния. При всех симпатиях к классической поэзии, он явно увлечен новыми перспективами изображения душевной жизни. Расширение границ внутреннего мира в лирике дало ему, подобно молодому Пушкину, возможность изобразить гражданские эмоции как личные душевные переживания.

В стихотворении «К друзьям, на Рейне» (1821) поэт называет свободу «любовью души». В душе поэта - мысли об отечестве. Готовность к гражданскому самопожертвованию - внутреннее состояние. Стремление же воссоздать его приводит к лирическим интонациям Жуковского:

Легкий челн меня лелеет, -
Твердь небесная ясна;
С светлых вод прохлада веет, -
В душу льется тишина!
. . . . . . . . . . . .
Вам сей кубок, отягченный
Влагой чистой и златой,
Пью за наш союз священный,
Пью за русский край родной!

Так, при всех «архаистических» симпатиях, в своем лирическом творчестве Кюхельбекер вначале движется в русле поэзии нового типа. Отсюда иногда и его близость с Пушкиным:

О град бессмертья, муз и брани!
Отец народов, вечный Рим!
К тебе я простираю длани,
Желаньем пламенным томим.

(«Прощание») «Мы ждем с томленьем упованья || Минуты вольности святой...» («К Чаадаеву» Пушкина). Здесь еще более крайний случай - не лирический стиль Жуковского, а стиль «эротической» поэзии применен для целей гражданской поэзии 202 .

Снискавший вскоре известность как гонитель элегии и сторонник оды, Кюхельбекер на рубеже 1810-1820-х годов производил с элегией смелые эксперименты (некоторые из них - до Пушкина и иначе, чем у Пушкина). Сохраняя жанр, он видоизменял не только его тематику, но и стиль. И это давало интересные результаты.

Опыты Кюхельбекера важны тем, что он один из первых использовал заложенные в жанре элегии возможности тематического и стилистического разнообразия. Интонационный и лексический строй Жуковского является (что очень важно) основой, на которой распределяются дополнительные тоны и цвета.

Новшеством было введение патетики. Эмоциям Кюхельбекер придает напряженность и определенность. Радость тяготеет у него к ликованию, уныние - к трагизму.

Так! легко мутит мгновенье
Мрачный ток моей крови,
Но за быстрое забвенье
Не лишай меня любви...

Неразрывны наши узы!
В роковой священный час -
Скорбь и Радость, Дружба, Музы
Души сочетали в нас!

(«К***», 1817-1818)

Как видим, элегическое послание Кюхельбекера очень «энергично», проникнуто несвойственной этой жанровой традиции патетикой. С другой стороны, меланхолической теме увядания придан мрачно-скорбный колорит в элегии «Зима» (1816 или 1817):

Сердце заныло во мне, средь тягостных дум я забылся:
Спит на гробах человек и видит тяжелые грезы; -
Спит - и только изредка скорбь и тоска прилетают
Душу будить!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Всюду и холод и блеск. - Обнаженны древа и покрыты
Льдяной корой. Иду; хрустит у меня под ногою
Светлый, безжизненный снег, бежит по сугробам тропинка
В белую даль!

Стихи молодого Кюхельбекера о мечтах и о славе (мотивы тогда очень распространенные) отличаются эмоциональной и стилистической смелостью:

Вотще, спускаясь к изголовью,
Приникши к ложу твоему,
Она тебя в виденьях смелых,
В мечтах и грозных и веселых
Вела ко храму своему!

(«К самому себе», 1818)

Современный ему критик, П. А. Плетнев, оценил у Кюхельбекера «отважные приемы в изображении сильных чувствований, новость картин, созидаемых живым воображением» 203 . Кюхельбекер рано стал в оппозицию к «гладкому», гармоническому стиху; «гладкость» с его точки зрения - недостаток, а не достоинство. Не принимая стилистическую гармонию, молодой протестант скрещивает стилистически разнородные пласты языка. Сначала он делает это робко, затем смелее:

Ах, дорогой бесконечной
Для души, еще младой,
Для мечты моей беспечной
Представлялся путь земной!

Но умолкнет хохот громкий,
Высохнет мое вино; -
Так пируйте же, потомки,
Гробу всё обречено!

Может быть, мои череп белый
Пнет сердитою ногой
Старец, в скорбях поседелый,
Ныне собутыльник мой!

(«Песнь тления», конец 1810 - начало 1820-х годов)

Кюхельбекер обнаруживает тяготение к поэтическим тропам, к олицетворениям и метафорам, нехарактерным для «школы гармонической точности» (выражение Пушкина). Карамзинисты и Жуковский чуждались тропов 204 . Для них важно было, в частности, то, что скрещение прямых и переносных значений затрудняло возможности гармонических словосочетаний.

В стихотворении Кюхельбекера «Ночь» (1818-1820) метафоричен и сам образ ночи, и его отдельные детали:

Дети страданий дневных,
Грезы обстали меня, кивали главами призраки
Мертвые, суетный сонм...

Интересно, что Кюхельбекер придает довольно неожиданную экспрессию образу, взятому у Жуковского. В балладе Жуковского «Рыцарь Тогенбург» монастырь «светился меж темных лип». У Кюхельбекера «над дремлющей церковью рдеет || В сумраке пламенный крест».

Наиболее плодотворны искания Кюхельбекера в области «гражданственной» элегии. Примером служит его «Ницца» (1821). «Ницца» не была напечатана в свое время по цензурным причинам и, по-видимому, осталась тогда неизвестна Пушкину. Кюхельбекер попал в политическую опалу (власти были недовольны его лекциями о русской литературе, прочитанными в Париже), переезжал с места на место и, очевидно, не мог переслать «Ниццу» другу, находившемуся в южной ссылке. В 1829 году, когда Кюхельбекер отбывал одиночное заключение в крепости, «Ниццу» напечатали анонимно и с цензурными купюрами. Не все строфы этого стихотворения равноценны. Однако главное поэту удалось: человеческое сознание раскрыто здесь не как мир одного «рассудка», но как мир «души», где всеобщее становится своим, где гражданская скорбь - одно из сильнейших внутренних переживаний:

Край, любовь самой природы,
Родина роскошных Муз,
Область браней и свободы,
Рабских и сердечных уз!
. . . . . . . . . . . .
Здесь я видел обещанье
Светлых, беззаботных дней;
Но и здесь не спит страданье,
Муз пугает звук цепей!

Интимный лирический тон и одновременно общественный пафос характерны для этой элегии, где Италия рисуется не только как «область» душевных мечтаний, переживаний любви и красоты, но и «область» героической борьбы за вольность.

Кюхельбекер совмещает в «Ницце» поэтическую сладостность стиля Жуковского:

Дивною твоей луною
Был я по морю ведом... -

с очень свободными, оригинальными образами:

Гром завоет; зарев блески
Ослепят унылый взор;
Ненавистные тудески 205
Ниспадут с ужасных гор:
Смерть из тысяч ружей грянет,
В тысяче штыках сверкнет;
Не родясь, весна увянет,
Вольность, не родясь, умрет!..

Самое каноническое, казалось бы, выражение русской элегии («унылый взор») вспыхнуло новым смыслом.

Но дидактические представления классицизма оказались у Кюхельбекера слишком сильны. Тот путь, по которому он было пошел, не исключал, как мы видели, гражданский пафос содержания, но плохо мирился с дидактикой.

Кюхельбекер круто повернул в сторону. 1821 год - рубеж в его лирике. От элегии он возвращается к оде. На своем поэтическом знамени он пишет имя жестоко осмеянного карамзинистами архаического поэта Шихматова - выспреннего и до крайности риторичного. После стихов о «ненавистных тудесках», об увядании вольности и весны, о прекрасной стране, где «муз пугает звук цепей», Кюхельбекер, как говорили в старину, «запел»:

Века шагают к славной цели -
Я вижу их, они идут!

(«Греческая песнь») -

Элегия Кюхельбекера отличалась стилистическим разнообразием, включая в себя даже одическую лексику («ниспадут», «зарев блески», «грянет» и т. д.). Новую элегию удалось создать. Новую оду создать оказалось невозможно: прямолинейная дидактичность наглухо ее замкнула.

Друзья! нас ждут сыны Эллады!
Кто даст нам Крылья? полетим!
Сокройтесь горы, реки, грады -
Они нас ждут - скорее к ним!
Услышь, судьба, мои молитвы -
Пошли и мне, пошли минуту первой битвы!

(«Греческая песнь»)

Трудно преодолеть впечатление, что эти хорошие стихи все же беднее, чем незадолго перед ними написанные на ту же тему греческого восстания:

Да паду же за свободу,
За любовь души моей,
Жертва славному народу,
Гордость плачущих друзей!

(«К друзьям, на Рейне»)

Многие поэты пушкинской поры с резким неодобрением отнеслись к архаистическим крайностям Кюхельбекера: «Только в его голову могла войти... мысль воспевать... Грецию, где все дышит мифологией и героизмом, - славянорусскими стихами, целиком взятыми из Иеремия» 206 . В этом отзыве Пушкина подчеркивается неизбежная заданность всей структуры оды. «Кюхельбекер нередко называет прекрасным и высоким то, что должно называть бомбастом... - заметил Языков. - Красоты Шихматова, которых Кюхельбекер не доказывает, все заимствованы или из Священного писания, или из Ломоносова и Державина» 207 .

Языкову ясна причина художественной несамостоятельности «архаистов»: это - скованность жанром, препятствующая изменению угла зрения . «Красоты Шихматова», по мнению Языкова, «все состоят в словах и, следственно, не дают Шихматову права назваться оригинальным».

Кюхельбекер между тем теперь ценит в других и вырабатывает в себе оригинальность, состоящую именно «в словах». Более всего ему претит то, что и ранее им преодолевалось, - «сладостная» гармоничность словосочетаний. Он - за шероховатости, неправильности слога, несущие в себе стихию противоречий и беспокойства.

Например, совсем не по комической неловкости, а для того чтобы демонстративно попрать презираемые им критерии «хорошего вкуса» и «умеренности», Кюхельбекер пишет в послании Грибоедову:

Певец, тебе даны рукой судьбы
Душа живая, пламень чувства,
Веселье тихое и светлая любовь,
Святые таинства высокого искусства
И резво-скачущая кровь 208 .

Пушкин неоднократно высмеивал эту строку - она стала такой же мишенью для сатирических стрел, как первые, еще неумелые, лицейские стихи «Кюхли» 209 .

Развитый Батюшковым и Жуковским «поэтизирующий» принцип и лиризм все решительнее отрицаются Кюхельбекером: «Наши стихи не обременены ни мыслями, ни чувствами, ни картинами; между тем заключают в себе какую-то неизъяснимую прелесть , непонятную ни для читателей, ни для писателей, но всякий не-славянофил, всякий человек со вкусом восхищается ими» («Земля безглавцев») 210 . Кюхельбекер понимал, что отрицание права лирики на «неизъяснимую прелесть» и возврат к стихотворной архаике разделяют его как поэта с Пушкиным 211 .

Несмотря на отдельные новшества, ода Кюхельбекера в целом воссоздавала классический канон. Вернувшись к оде, Кюхельбекер вернулся и к соответствующей художественной концепции человека. Он одновременно пишет одическое «Пророчество» и дружеское послание «К Пушкину». В первом - гражданственный образ поэта выражен в предельно патетическом, «библейском» ключе:

Послание же «К Пушкину» (по поводу «Кавказского пленника») выдержано в интимной манере, местами даже сентиментальной:

Увы! как он, я был изгнанник,
Изринут из страны родной,
И рано, безотрадный странник,
Вкушать был должен хлеб чужой.

Показательно, что в лирическом сюжете этого послания фигурируют и ссылка Пушкина, и скитания Кюхельбекера, но вне гражданской значимости. Биографические подробности имеют «частный» характер. Потому проводимая поэтом параллель между собственной судьбой и судьбой пушкинского пленника не убеждает; совпадения производят впечатление случайных. Это сразу же было замечено Пушкиным: «Кюхельбекер пишет мне четырестопными стихами, что он был в Германии, в Париже, на Кавказе и что он падал с лошади. Все это кстати о Кавказском пленнике» 212 ,

Элегии «закупского» цикла 213 почти лишены гражданственности. В них нет и стилистического разнообразия, характерного прежде для элегий Кюхельбекера. Они камерны, что было несвойственно ранее элегическим опытам Кюхельбекера. «Закупский» цикл, в своем роде совершенный, - вполне традиционен. С профессиональным мастерством Кюхельбекер пишет «не хуже» Жуковского в гармоническом роде:

Священный сердцу уголок!
Там дышит все благоуханьем,
Там с розы сорванный листок
Кружится ветерка дыханьем.

(«Закупская часовня»)

Одновременно, в 1822-1825 годах, Кюхельбекер создает ряд гражданских стихов одического типа («Участь поэтов», «К Вяземскому», «Молитва воина», «К богу», «Смерть Байрона» и др.). Жанр сковал Кюхельбекера. Несмотря на все усилия внести свежую струю, стиль его оды оставался каноническим. Кюхельбекер резко нападает на элегию, считая ее возможности крайне ограниченными, в частности, высмеивает наскучившие «розы - морозы »; но у него самого в одах и поэмах непрерывно повторяется теперь другая рифма - «струны - перуны »...

Наиболее уязвим в «новой» оде был образ поэта, в значительной мере предопределенный жанром. Далее условного одического «исступления» характеристика образа поэта в оде Кюхельбекера не пошла: 214

Тогда (но страх объял меня!
Бледнею, трепещу, рыдаю;
Подавлен скорбию, стеня,
Испуган, лиру покидаю!..).

(«Смерть Байрона»)

Не пощадив Кюхельбекера, Пушкин спародировал его в «Оде его сиятельству графу Хвостову» (1825) и тогда же, в 4-й главе «Евгения Онегина», указал на бесперспективность архаического жанра:

Пишите оды, господа,
Как их писали в мощны годы,
Как было встарь заведено...

Однако, критикуя традиционную элегию, Кюхельбекер был отчасти прав. Патетический стиль, к которому Кюхельбекер стремился, для элегии неорганичен. Пафос же - неотъемлемое и извечное право поэзии. Он не является чем-то преходящим и не мог, не должен был исчезнуть вместе с классицизмом. В европейской поэзии, в других формах, он существовал задолго до классицизма. Но естественно, что возможности патетического стиля для русской лирики в первую очередь обусловливались ближайшей традицией в собственной литературе XVIII века. Роль Кюхельбекера и заключалась в том, что он сделал классицистическую «прививку» новой русской лирике.

Была и еще одна причина, по которой декабристская гражданственная поэзия тогда отказалась ориентироваться на элегию. Русская ода XVIII века основывалась на просветительски-оптимистическом мироощущении и по самой своей природе не могла быть ни пессимистичной, ни в сущности трагичной. В элегической же меланхолии изначально заложены возможности самого крайнего трагизма (напомним поздние элегии Баратынского).

У декабриста Кюхельбекера закономерно возникает литературная программа, где требования оптимистической гражданственности и пафоса соединяются воедино.

В своей нашумевшей статье 1824 года «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие» 215 Кюхельбекер прежде всего обвиняет элегическое направление в однообразии. «Прочитав любую 216 элегию Жуковского, Пушкина или Баратынского, знаешь все». Это суждение в принципе крайне несправедливо, но не забудем, что Кюхельбекер не приемлет элегическую тему разочарования, враждебную его темпераменту энтузиаста. Он обвиняет поэтов-элегиков: «Чувств у нас давно уже нет; чувство уныния поглотило все прочие». Критику-декабристу важнее то, что объединяет элегическую «школу» в целом, а не то, что отличает друг от друга отдельных ее представителей.

Кюхельбекер отстаивает теперь чистоту гражданской темы, полную отрешенность ее от личного элемента; такая «чистая культура» гражданственности, казалось ему, выигрывает в интенсивности. Кюхельбекер - за интенсивность. «В элегии, новейшей и древней, стихотворение говорит о самом себе, о своих скорбях и наслаждениях». «В оде поэт бескорыстен... он ликует о величии родимого края, мещет перуны в супостатов, блажит праведника, клянет изверга».

«Элегия никогда не окрыляется, не ликует». «Сила, свобода, вдохновение - необходимые три условия всякой поэзии».

Статья Кюхельбекера была принята современниками как одно из наиболее серьезных явлений в тогдашней литературной критике. Установлено, что в литературно-критических высказываниях Пушкина (даже 1830-х годов) есть из нее десятки реминисценций. Пушкин не принял положительную программу статьи 217 , но был под сильнейшим впечатлением ее полемической части. А Баратынский писал Кюхельбекеру: «Мнения твои мне кажутся неоспоримо справедливыми» 218 . Можно думать, что статья оказала известное воздействие на творческую эволюцию Баратынского. В 1825-1826 годах наступил кризис в его лирике, затем «новая эра», разрыв с жанром любовной элегии. При этом у Баратынского оказалась совсем иная, чем у Кюхельбекера, позиция в отношении просветительского оптимизма.

Критическое выступление Кюхельбекера сильнейшим образом способствовало преодолению жанровой ограниченности традиционной элегии (что, как мы видели, было возможно). Традиционная элегия постепенно становится уделом эпигонов. Удар, нанесенный ей Кюхельбекером, высвободил заложенные в элегии возможности обновления. Таков был еще один немаловажный результат статьи, неожиданный, вероятно, для ее автора.

Внутри декабристской литературы существовали серьезные различия между отдельными поэтами. Нельзя не учитывать и разновременность их прихода в литературу 219 , и наличие среди них разных группировок.

Во второй половине 1810-х годов сложилась группа П. А. Катенина и А. С. Грибоедова. В нее входили также А. А. Жандр и Н. А. Бахтин (последний не участвовал в движении декабристов). В 1821-1822 годах к ней примкнул В. К. Кюхельбекер. Для всей этой группы характерен повышенный интерес к поэзии классицизма, предпочтение высоких тем и жанров, обращение к античной и восточной тематике («Андромаха» Катенина и его переводы трагедий Корнеля и Расина, «Давид» Грибоедова и др.). Уже в 1816 году Катенин и Грибоедов вступили на путь резкой полемики со школой Жуковского.

Наряду с витийственным стилем трагедий и поэм, где широко употреблялись архаизмы и церковнославянизмы, поэты, принадлежавшие к этой группе, разрабатывали так называемый «простонародный» стиль (его образец - баллады Катенина).

Архаичность стиля сочеталась с «простонародностью» у Ф. Н. Глинки, пошедшего иным путем, чем Кюхельбекер. В своих «элегических псалмах» он пытался достичь торжественности без выспренности. Однако «простонародность» в его поэзии оказывалась слишком прозаичной 220 , и это мешало торжественности. В то же время у него нет сосредоточенного лиризма, поэтической взволнованности, свойственных элегическому стилю Жуковского. В 1820-х годах, когда интерес к новым формам лирики был особенно велик, поэзия Глинки привлекла внимание, но прозаичность, граничившая с вялостью, вызывала недовольство и критики и Пушкина 221 .

Иные поиски отличали декабристских поэтов, группировавшихся в 1823-1825 годах вокруг «Полярной звезды» (Рылеев, А. Бестужев, юный А. Одоевский). Они избегали понятной лишь ценителям, по-своему изысканной архаики, а также простонародной «грубости» языка 222 и в целом не порывали с карамзинистской литературной культурой. Самостоятельное место в декабристской поэзии занимал Н. И. Гнедич, близкий катенинской группе своим интересом к «гражданственной» древности, но в то же время строго соблюдавший принципы современной ему «изящной простоты».

В ранней поэзии одного из крупнейших декабристских поэтов, Рылеева, гражданская и элегическая темы, гражданский и элегический стиль существовали раздельно и не сливались. Это разграничение сохраняется и в более зрелых его стихах начала 1820-х годов («К временщику», «А. П. Ермолову», «Видение», «Гражданское мужество», «На смерть Байрона», «Воспоминания», «Исполнились мои желанья...», «Покинь меня, мой юный друг...», «Ты посетить, мой друг, желала...»). В лирике Рылеев позже, чем Кюхельбекер, только с 1824 года начинает «гражданственное» преобразование элегии.

«Гражданственные элегии» (или элегические послания 223) Рылеева - назовем их так условно - это «Стансы» А. А. Бестужеву (1824), «Я не хочу любви твоей...» (1824-1826); к ним примыкает дружеское послание «Бестужеву» (1825) и адресованное ему же лирическое посвящение к поэме «Войнаровский».

Различие с Кюхельбекером состоит в том, что Рылеев в этих стихотворениях больше придерживается традиционных для элегии образов, интонаций, стиля.

Общеизвестен стих Рылеева из посвящения к поэме «Войнаровский» - «Я не поэт, а гражданин...», которым оно заканчивается. Однако весь предшествующий текст посвящения (двадцать строк!) представляет собой вполне традиционное элегическое послание. Поэт был «странником грустным, одиноким», «сиротой», он «бродил» по свету «с тоской глубокой...» и т. д., пока дружба не примирила его с людьми:

Незапно ты явился мне:
Повязка с глаз моих упала;
Я разуверился вполне,
И вновь в небесной вышине
Звезда надежды засияла... 224

Пользуясь стилем элегической «разочарованности», поэт повествует, как он преодолел разочарование, как нашел родственную «душу».

Бросается в глаза, что Рылеева больше, чем Кюхельбекера, занимает в элегии психологическая тема. Он явно стремился создать «психологический портрет» революционера. Это важно. К сожалению, в своей лирике Рылеев не пошел далее нескольких опытов (зато близкие задачи он успешно решал в «Думах» и поэмах).

Другое стихотворение, «Стансы», отражает разочарование Рылеева в позиции некоторых «осторожных» и умеренных декабристов. Вполне «политическое» разочарование выражено следующим образом:

Слишком рано мрак таинственный
Опыт грозный разогнал,
Слишком рано, друг единственный,
Я сердца людей узнал.
Все они, с душой бесчувственной,
Лишь для выгоды своей,
Сохраняют жар искусственный
К благу общему людей...

В стихотворении шесть строф; за исключением второй из приведенных, они все несут на себе сильнейший отпечаток элегизма. В поисках средств психологической лирики Рылеев обращается к поэтике Жуковского, используя даже его интонации:

Отымает наши радости
Без замены хладный свет,
Вдохновенье пылкой младости
Гаснет с чувством жертвой лет.

(Жуковский , «Песня»)

Опыты «психологической» лирики Рылеева находились в стадии становления. Примечательно его послание 1825 года «Бестужеву». Здесь Рылеев даже вносит в свой авторский образ легкий оттенок «самовольства», почти романтической капризности, роднящих его уже не с Жуковским, а с А. Бестужевым и Вяземским 225 . Но единством интимно-шутливого и торжественного утверждается «душевный» смысл гражданских убеждений:

Моя душа до гроба сохранит
Высоких дум кипящую отвагу;
Мой друг! Недаром в юноше горит
Любовь к общественному благу...
...Так и ко мне, храня со мной союз,
С улыбкою и ласковым приветом,
Слетит порой толпа вертлявых муз,
И я вдруг делаюсь поэтом. 226

Наиболее сильно выраженным чувством является в стихах Рылеева любовь к свободе; важнейшим свойством души - гражданственность интересов. Рылеев пишет настоящие «любовные стихи» - не о любви к женщине, а о любви к родине. Характерно стихотворение «Я не хочу любви твоей...» (1824), где многие элементы стиля связаны со стилем любовного послания, хотя поэт и отрекается в нем от женской любви. Лирический сюжет отличается некоторой непоследовательностью. Как в любовной элегии, героиня в первых строфах идеализирована, при этом даже противопоставлена самому поэту:

Моя душа твоей не стоит.

Полна душа твоя всегда
Одних прекрасных ощущений.

Но в задачу поэта-декабриста вовсе не входило прославлять «кротость души» в ущерб «суровым мнениям». И Рылеев, нарушая логику данного вначале «конфликта», поворачивает лирический сюжет в совершенно ином направлении. «Чувство нежное» оказывается далее не столь важным по сравнению с «отмщением» и «боевыми тревогами». К концу стихотворения уже героиня недостойна поэта, так как равнодушна к «страждущей отчизне»:

Любовь никак нейдет на ум:
Увы! Моя отчизна страждет,
Душа в волненьи тяжких дум
Теперь одной свободы жаждет.

Это типичная «гражданственная элегия», новый жанр, отчетливо сохранивший, однако, следы своего происхождения из элегии Жуковского 227 .

Рылеев не экспериментирует, как Кюхельбекер, с одой. Но и у него одический стиль - в гораздо более смягченном виде - источник патетических интонаций. Рылеев, если бы его творчество не было трагически оборвано, явился бы, по-видимому, истинным предшественником Лермонтова. По-лермонтовски звучит стихотворение «Гражданин». Это очень личное стихотворение - и вместе с тем в нем гражданственный пафос исключителен по напряженности:

Я ль буду в роковое время
Позорить гражданина сан...

Рылеев обладал сильным лирическим даром, о чем свидетельствуют стихи, написанные им уже в крепости:

И плоть и кровь преграды вам поставит,
Вас будут гнать и предавать,
Осмеивать и дерзостно бесславить,
Торжественно вас будут убивать...

(«Е. П. Оболенскому» - «О милый друг, как внятен голос твой...»)

Опыт лирики Кюхельбекера, конечно, учитывался Рылеевым. Но несомненно и то, что Рылеев не только в «Думах» и поэмах, но и в лирике был ближе, чем Кюхельбекер, к романтизму. Впрочем, и Рылеев и Кюхельбекер были убеждены в превосходстве над лирикой стихотворного эпоса и драмы. Рылеев в лирическом роде писал совсем мало, целиком отдав себя эпическим «думам» и поэмам.

«Возможна ли поэма эпическая, которая бы наши нравы, наши обычаи, наш образ жизни так передавала потомству, как передал нам Гомер нравы, обычаи, образ жизни троян и греков?» 228 На этот свой вопрос Кюхельбекер отвечал утвердительно. Требования, которые он предъявлял к эпосу (и драме), были основательны; последующая история литературы, грандиозные успехи русского романа и драматургии это подтвердили. Но ошибкой было ожидать нового «чуда» от старых жанров классицизма - героической поэмы и трагедии. Жанровые пристрастия Кюхельбекера теснее всего связывали его с классицизмом.

В фантастических «Европейских письмах» путешественник, странствующий по Европе в XXVI столетии, говорит о Камоэнсе, что он, «конечно... далеко отстоит от Гомера, Вергилия и некоторых эпиков золотого века российской поэзии» 229 . Этот золотой век героического эпоса должен в России, по Кюхельбекеру, еще наступить. Его предтечами он считал осмеянных карамзинистами поэтов архаистического лагеря. Пусть, по его мнению, им не удавалось в целом оставаться на высоте избранного жанра, но верность этому жанру внушила им отдельные «превосходные» стихи. Последние же, в свою очередь, свидетельствуют о не исчерпанных еще возможностях героического эпоса. Такова примерно логика Кюхельбекера. Находить отдельные «бесподобные» стихи в громоздких архаических конструкциях было для него не только поэтическим наслаждением, но и доказательством правомерности самих этих конструкций. Он радовался удачным стихам Шатрова, Мерзлякова, даже Хвостова 230 .

«Может быть, - писал он в «Разборе поэмы князя Шихматова «Петр Великий», - во всей российской словесности нет произведения, которое бы представляло столько отдельных красот». Пушкин отвечал ему по этому поводу (не зная, что его письмо будет последним перед декабрьской катастрофой и до Кюхельбекера уже не дойдет): «Князь Шихматов, несмотря на твой разбор и смотря на твой разбор, бездушный, холодный, надутый, скучный пустомеля... ай-ай, больше не буду! Не бей меня» 231 . «Бездушный» - так Пушкин начинает эту шутливую и неумолимую характеристику; в противоположность другу, он сторонник «неизъяснимой прелести» стихов...

В этой книге, посвященной лирике, мы не касаемся эпических и драматических произведений, в том числе в поэзии Кюхельбекера. За исключением трагедии «Аргивяне», его стихотворный эпос и драма не могут считаться удачными. Не помогло и то, что, теоретически будучи сторонником старых жанров, он в области эпоса и драмы часто экспериментировал. В отличие от лирики, это не дало положительных результатов: Кюхельбекер слишком эклектически и художественно неоправданно соединял разнородное. Например, в «Ижорском» использованы образы 2-й части «Фауста», трагедий Шекспира, пушкинского «Евгения Онегина», средневековых религиозных мистерий... Как это ни странно, поэту мешала страстная, профессиональная увлеченность теорией словесного искусства - он слишком «мудрил» 232 .

В стихотворной драме и эпосе Кюхельбекер сильнее там, где более следует традиции. «Аргивяне» - в своей второй, к сожалению не полностью дошедшей до нас редакции, - может быть, наша лучшая «классическая» трагедия.

Замечательно то, что во второй редакции «Аргивян» Кюхельбекер стремится воссоздать не тип трагедии европейского классицизма, а тип подлинной античной трагедии. Особенно этому способствовали «хоры» - искусные лирические партии, с экспрессивным чередованием «голосов» и ритмов.

Хор
В праздник Феба Гиакинфом
Увенчай себе главу!
Гиакинф - наперсник Феба!
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
О ты, подземный Зевс, Аидоней ужасный,
Над бездной Тартара воздвигший свой престол,
Прими мой трепетный глагол.

С лица земли прекрасной
В пустынный, воющий и полный мрака край
Меня до времени не увлекай!
1-й Корифей
Но строгие Парки, не внемля, прядут;
По прихоти нить начинают и рвут!..

Хоры «Аргивян» - один из наиболее серьезных и удачных опытов воссоздания у нас духа и стиля античной поэзии.

Поэт-декабрист Кюхельбекер считает самым ценным в античности свободолюбие, готовность к гражданскому подвигу и самопожертвованию. Это определило героический сюжет «Аргивян», достойных того, чтобы их не только изучали, но и читали.

Вместе со стремлением передать формы античного театра и тип сознания человека античности Кюхельбекер вступил в область романтических интересов. «Аргивяне» отражают свет, идущий из двух источников - классического и романтического 233 .

Поэзия Кюхельбекера по своей целенаправленности и общим художественным принципам едина. После 1825 года, в одиночном заключении и ссылке, еще более возросло его высокое представление об искусстве, которое для него осталось теперь единственным даром жизни. В мрачной обстановке одиночной камеры, в нищей жизни ссыльного Кюхельбекер переживает творчество как священнодействие.

В его лирике - частые жалобы на измену вдохновения, страх перед потерей творческих сил.

Монументальные произведения поздней поры уступают «Аргивянам». В них заметна утрата чувства меры и времени, хотя они вполне «профессиональны». Развилось несвойственное поэту прежде многословие, даже сентиментальность («Сирота»). Нужен был непрерывный контакт с литературой и жизнью. Между тем Кюхельбекер должен был часто довольствоваться лишь перечитыванием старых журналов.

Лирика, требовавшая в первую очередь самоуглубления, выдержала. «Поздний» Кюхельбекер вырос в крупного поэта. Его стихи по характеру и манере разнообразны (временами пестры). Поэт выражает себя, как когда-то, в манере Жуковского, - теперь принятого безоговорочно, даже вместе с поэтическим мистицизмом («Луна», «Вопросы», «Луч из-за облак», «Поминки», «Не вином заздравной чаши...», «Росинка», «Ночь», «Ветер» и др.). Как и раньше, ведущая роль в лирике Кюхельбекера отдана оде, чаще всего выдержанной в стиле ломоносовских «духовных од», псалмов. Полное перечисление было бы слишком громоздким (назовем «Тень Рылеева», «На 1829 год», «К брату»). Архаический колорит свойствен сонетам цикла «Герой и певец», обширным стихотворениям «Единоборство Гомера и Давида», «Ветхозаветные песнопевцы» и др. В последекабрьские годы новый импульс получают у Кюхельбекера, как и во всей русской поэзии, романтические тенденции - одно из следствий кризиса рационалистического понимания мира.

Обнаружились бурные романтические мотивы в тематике и стиле стихотворений «Клен», «Море сна», «Родство со стихиями». В них лермонтовские ноты - до Лермонтова; «слышится» даже Тютчев: «О, как бы себя по вселенной разлил!..» - в «Родстве со стихиями» (1834).

В этом мастерском стихотворении и менее «почетное» родство - с Бенедиктовым, сборник которого выйдет на целый год позднее. Вместе с тем хронологически где-то недалеко от этих близких к поэтической натурфилософии опытов - «простонародная» баллада в духе Катенина «Пахом Степанов». Превосходны стихи на библейские темы, ассоциативно связанные с судьбой декабристов («Плач Давида над Саулом и Ионафаном» 234):

Слез душа моя, о брат мой, жаждет;
По тебе скорбит душа моя,
По тебе болезнует и страждет:
Одинок отныне в мире я.

«Поздняя» лирика Кюхельбекера переживала свой период становления, продолжавшийся до самой смерти поэта (он умер сорока девяти лет). Среди пестрых и довольно разнородных тенденций явственно пробивала себе путь лирика нового типа. По жанру это чаще всего послания или медитации, генетически восходящие к элегии, но очень свободные по тематике и стилю. Нет сомнения, что отношение Кюхельбекера к «карамзинистскому» направлению и к Жуковскому в 1830-1840-х годах еще раз изменилось, стало более положительным. Постепенно несколько строже становится отношение к «небрежному» Катенину 235 .

Психологическая лирика у многих поэтов-декабристов, не у одного Кюхельбекера, пришла в 1830-х годах на смену оде. У Кюхельбекера в ней сплетены история мира и собственной жизни, размышления о Священном писании, гражданская скорбь, чувства любви и дружбы. «Малый», внутренний мир оказался способным вместить огромный «внешний» и тем самым по праву стал в лирической поэзии основным предметом изображения.

И жаль мне невольницы милой отчизны, -

говорится в очень личном стихотворении «Усталость».

Один из вещих гулов я
Рыданий плача мирового, -

так в ультраромантической форме провозглашается единство в лирике «внутреннего» и «внешнего» («К Виктору Юго...»).

Высокие гражданственные ценности окончательно утвердились в русской поэзии как неотъемлемая часть «жизни души». «Все для души», - говорил когда-то Карамзин. Он, конечно, не предполагал, что в это все войдет даже революционная идея.

Горька судьба поэтов всех племен;
Тяжеле всех судьба казнит Россию:
Для славы и Рылеев был рожден,
Но юноша в свободу был влюблен...
Стянула петля дерзостную выю.

(«Участь русских поэтов»)

Глубоко личная «влюбленность в свободу» и трагическая торжественность «славы» и «дерзостной выи» смогли теперь стоять рядом. В стихотворениях «Участь русских поэтов», «Памяти Грибоедова», «Тени Пушкина» гражданская скорбь воплощена как скорбь личная,

Блажен, кто пал, как юноша Ахилл,
Прекрасный, мощный, смелый, величавый,
В средине поприща побед и славы,
Исполненный несокрушимых сил.
Блажен! Лицо его всегда младое,
Сиянием бессмертия горя,
Блестит, как солнце вечно золотое,
Как первая эдемская заря...

Это - то самое «ликование», которого всегда желал в поэзии Кюхельбекер. Оно теперь углублено психологически, проникнуто лиризмом и трагизмом («А я один средь чуждых мне людей...» и т. д.).

Характерно, что во многих стихах Кюхельбекера по-новому фигурирует «ангел вдохновенья» («Измена вдохновения», «Второй разговор с Исфраилом», «Исфраилу»). В этом смысле интересно и стихотворение «Святому Димитрию Ростовскому». Оно представляет собой дружеское послание к «святому», «покровителю», как к другу и брату. Здесь торжественна именно интимность :

Я часто о тебе с друзьями говорю,
Я привлечен к тебе таинственным влеченьем,
В незаходимую ты погружен зарю,
Но близок ты ко мне любовью и жаленьем.

Угодник господа! Какая связь, скажи,
Между тобою, муж, увенчанный звездами,
И мною, узником грехов и зол и лжи,
В дрожь перепуганным своими же делами.

К тебе влекуся, - но и ты влеком ко мне.
Ужели родственны и впрямь-то души наши,
И ты скорбишь в своей надзвездной вышине,
Что я, твой брат, пью жизнь из отравленной чаши.

В лучших поздних стихах Кюхельбекера преобладает разговорность интонации и лексики, «естественность» беседы с читателем. И все же поэт не без оснований записывает в «Дневнике» 1832 года: «Нахожу, что в мыслях своих я мало переменился» 236 . Ему по-прежнему враждебен гармонизирующий стиль. Он - за «шероховатость», способствующую разнообразию и пафосу. Обращаясь вслед за многими романтиками к «демонической» теме, он как основной признак своего Демона характеризует его речь:

По языку я узнавал его;
Его холодный, благозвучный лепет
Рвал струны сердца моего.

(«Агасвер»)

Стиль лучших стихов позднего Кюхельбекера одновременно торжествен и непринужден, патетичен и прост по языку. Этот стиль отражает сложную гамму мыслей и переживаний, трагическое мироощущение русского поэта в последекабрьской России, его верность героическому прошлому, усталость от «жизненной работы», готовность к новым, тяжким трудам:

Работы сельские приходят уж к концу,
Везде роскошные златые скирды хлеба;
Уж стал туманен свод померкнувшего неба,
И пал туман и на чело певцу...

Но ныне мирный сон товарищей счастливых
В нас зависть пробуждает. - Им шабаш!

Шабаш им от скорбей и хлопот жизни пыльной,
Их не поднимет день к страданьям и трудам...
...Нам только говорят: - иди! иди!
Надолго нанят ты, еще тебе не время...

(«Работы сельские приходят уж к концу...»)

Даже в монументальных стихотворных жанрах, обреченных на забвение, мощно пробивается лирическая стихия:

Итак, мое построено преддверье,
Но совершу ли здание когда?
Быть может, подвиг мой - высокомерье,
Огонь и дар мой, может быть, мечта;
Паду - и посмеется мне безверье,
Посвищут мне надменные уста...

(«Давид»)

Литературная судьба Кюхельбекера при жизни сложилась трагично. Он не нашел признания даже в собственной семье, у неграмотной жены, которой его интеллектуальные интересы были недоступны.

Немногие старые друзья и единомышленники, с которыми изредка общался Кюхельбекер, были уверены, что как поэт он потерпел полное поражение. Декабрист И. И. Пущин считал, что «Ижорский» - «от начала и до конца нестерпимая глупость» 237 . Не нашел одобрения громоздкий, в десяти песнях, «Давид», с его эпической архаикой. Кюхельбекер - не из тех поэтов, кто легко обретает признание. Он слишком часто шел наперекор течению. Он сочинял грандиозную мистерию «Ижорский» - в годы торжества Гоголя и натуральной школы, начала лирики Некрасова. Он упорствовал. И даже Пущин, один из самых близких к нему людей, его и Пушкина лицейский товарищ, с досадой и не без злорадства писал в связи с популярной тогда повестью В. Соллогуба «Тарантас»: «Мы... проглотили эту новинку; теперь я посылаю ее в Курган: пусть Кюхельбекер посмотрит, как пишут добрые люди легко и просто...»

Кюхельбекер до конца своей жизни сохранил презрение к легковесности, «несерьезности» отношения к поэзии. Поэта он продолжал считать «пророком», цель поэзии видел в служении высоким идеалам гражданственности, нравственности, красоты. В эпоху кризиса декабристского просветительства он с негодованием относился к крайностям романтического индивидуализма, к субъективистской «игре» с поэзией. Если когда-то ему казалось, что даже Пушкин бывает «не на высоте» своего призвания, то теперь и Пушкин, и связанные с ним имена окружены для него особым ореолом. Он писал о Подолинском: «Это не Баратынский, ни даже Языков, но все же человек старой пушкинской школы, для которого поэзия высокое искусство, а не заикание полупьяного мальчишки» 238 .

Батюшков К.Н. Родился К. Н. Батюшков 18 мая 1787 года в дворянской
семье.
Воспитывался в Петербурге, в частных пансионах, где
хорошо изучил иностранные языки, основательно
познакомился с литературой и сам начал писать стихи.
По воспоминаниям современников, облик Батюшкова
точно отвечал представлениям людей начала XIX в. о
том, каким должен быть поэт.
Бледное лицо, голубые глаза, задумчивый взгляд. Он
читал стихи негромким, мягким голосом, в глазах его
светилось вдохновение.
3

О.Э. Мандельштам - Батюшкову

Словно гуляка с волшебною тростью,
Батюшков нежный со мною живёт,
Он тополями шагает в замостье,
Нюхает розу и Дафну поёт.
Ни на минуту не веря в разлуку,
Кажется, я поклонился ему,
В светлой перчатке холодную руку
Я с лихорадочной завистью жму.
Он усмехнулся. Я молвил: «Спасибо»,И не нашёл от смущения слов:
Ни у кого – этих звуков изгибы…
И никогда – этот говор волов!
Наше мученье и наше богатство
Смело с собой он принёс Шум стихотворства и колокол братства,
И гармонический проливень слёз.
4

Жуковский Василий Андреевич

5

Жуковский В.А.

«У нас писатель с гением сделал бы больше Петра
Великого». Поэт придавал исключительное значение
содержанию, цели искусства.
Сын пленной турчанки и русского помещика, он с
глубоким сочувствием относился к судьбам
крепостных интеллигентов.
Более половины всего написанного Жуковским
составляют переводы.
Жуковский открыл русскому читателю Гете, Шиллера,
Байрона, Вальтера Скотта, Уланда, Бюргера, Саути, бр.
Гримм, Юнга и многих других менее значительных, но
не менее известных тогда западноевропейских поэтов
и писателей.
6

А.С. Пушкин – «Жуковскому» (1818)

Ты прав, творишь ты для немногих,
Не для завистливых судей,
Не для сбирателей убогих
Чужих суждений и вестей,
Но для друзей таланта строгих,
Священной истины друзей...
...Кто наслаждение прекрасным
В прекрасный получил удел
И твой восторг уразумел
Восторгом пламенным и ясным.
7

Давыдов Денис Васильевич

8

Давыдов Евграф Владимирович

9

Давыдов Д.В.

Давыдов создал всего около пятнадцати
«гусарских» песен и посланий. Объем
его творчества вообще невелик, но след,
оставленный им в русской поэзии,
неизгладим.
Манера Давыдова навсегда осталась
исключительной благодаря своей
прямолинейности.
10

Романс

Не пробуждай, не пробуждай
Моих безумств и исступлений,
И мимолетных сновидений
Не возвращай, не возвращай!
Не повторяй мне имя той,
Которой память – мука жизни,
Как на чужбине песнь отчизны
Изгнаннику земли родной.
Не воскрешай, не воскрешай
Меня забывшие напасти,
Дай отдохнуть тревогам страсти
И ран живых не раздражай.
Иль нет! Сорви покров долой!
Мне легче горя своеволье,
Чем ложное холоднокровье,
Чем мой обманчивый покой.
1834
11

Дельвиг Антон Антонович

12

Д. Самойлов «Стихи о Дельвиге»

Дельвиг… Лень…Младая дева… Утро…
Слабая метель…
Выплывает из напева детской ёлки канитель.
И к чему на самом деле нам тревожить дух
времён!
Белокурые метели… Дельвиг… Дева…
Сладкий сон… …
Нет – нет, не зря хранится идеал,
принадлежащий поколенью!..
О Дельвиг, ты достиг такого ленью, чего
трудом не каждый достигал!
13

Дельвиг А.А.

Мемуары, письма, стихотворения донесли до
нас облик Дельвига - ленивца, сонливого и
беспечного.
Родился Антон Дельвиг 6 августа 1798 года в
Москве. Он происходил по отцу из старинного,
но обедневшего рода прибалтийских баронов.
Учился Дельвиг сначала в частном пансионе, а
затем в Царскосельском лицее, где ближайшим
товарищем его был А. С. Пушкин.
14

Вяземский Петр Андреевич

15

Вяземский П.А.

«Да сколько я вам раз, милостивые государи и
безмилостивые деспоты, сказывал, что я не
хочу писать ни как тот, ни как другой, ни как
Карамзин, ни как Жуковский, ни как Тургенев,
а хочу писать как Вяземский...»
В отличие от лирического героя Давыдова,
образ автора в поэзии Вяземского сугубо
интеллектуален. При этом острота интеллекта
в стихах Вяземского, так же как храбрость у Д.
Давыдова, представляется свойством натуры.
16

Вяземский П.А.

Вяземский на склоне лет казался себе самому
лишь обломком прошлых поколений, но это не
так.
Начавший одно из своих лучших
стихотворений словами «Я пережил и многое и
многих...», умерший через сорок один год
после смерти Пушкина, он за эти четыре
десятилетия вместе с русской лирикой
приблизился к новым поэтическим рубежам,
открывшимся уже после его смерти.
17

Кюхельбекер Вильгельм Карлович

18

Кюхельбекер В.К.

Друг Пушкина и Грибоедова, собеседник Гете,
которому внушил интерес к молодой тогда
русской поэзии, запальчивый литературный
критик (но, по отзыву Пушкина, «человек
дельный с пером в руках»), филолог-эрудит,
блестящий лектор - пропагандист вольности
и русской литературы в Париже, легендарный
поэт-чудак, посмешище для литературных
врагов и даже друзей, возможный прототип
пушкинского Ленского...
19

Кюхельбекер В.К.

Кюхельбекер, подобно другим декабристам, твердо
стоял на просветительских позициях и при этом усвоил
революционный смысл просветительства.
Декабристы понимали совершенствование человека и
общества как переделку, перестройку, преобразование.
Наиболее характерный тип декабриста - тип
политического энтузиаста.
Энтузиазм - основа личного психического склада
Кюхельбекера, основа его жизненного поведения,
политических убеждений, эстетических теорий.
20

Языков Николай Михайлович

21

Языков Н.М.

Языков с самого начала своего поэтического поприща
готовился к славе и триумфам.
«Придет время, когда будет у меня много, очень много
нового и когда стихи мои будут во сто крат
достойнее...»
«И тогда... о, тогда много, очень много, может быть,
прекрасного меня ожидает...»
«Только дай мне бог здоровья, а я наделаю чудес в
мире литературном... все пойдет у меня в гору, время
запляшет по моей дудке...»
В письмах к родным Языков полностью сосредоточен
на своих талантах и успехах в настоящем и будущем.
22

Языков Н.М.

Свойством натуры является у Языкова и
свободолюбие.
Языков был близок здесь не к традиции Байрона,
создавшего первый в европейской литературе
свободолюбивый характер, а к Денису Давыдову.
Давыдов и Языков - в этом их оригинальность -
рисуют не общеромантический тип «исключительной»
личности, а «национальный характер», овеянный
романтикой удали и сильных страстей.
Языков делал это осознанно и упорно. Все свойства
«натуры» подаются в его стихах как свойства русского
национального характера.
23

Баратынский Евгений Абрамович

24

Баратынский Е.А.

«Читая стихи Баратынского, не можешь
отказать ему в своей симпатии, потому
что этот человек, сильно чувствуя, много
думал, следовательно жил, как не всем
дано жить»,- писал о Баратынском
Белинский.
25

Баратынский Е.А.

Е. А. Баратынский родился 19 февраля 1800
года в Тамбовской губернии, в дворянской
семье.
В 5 лет мальчик выучился русской грамоте, а в
6 лет хорошо говорил по-французски и поитальянски.
Позже продолжил обучение в Петербурге
сначала в частном пансионе, а затем в
Пажеском корпусе.
26

Поэты пушкинской поры

Своим творчеством они способствовали развитию
национальной литературы.
Они усовершенствовали стихосложение, внесли много
новых тем – социальных, исторических, личных -,
приблизили поэзию к народу.
Но главная их заслуга в том, что они чутко
откликались на нужды и интересы своего народа,
пропагандировали идеи патриотизма, выступали в
защиту прав и достоинства человека.
И стихи их близки нам сегодня искренностью своих
чувств.
27

Дмитриев Михаил Александрович (1863)

«Нынче время переходное!»Просветители твердят.
Мне уж это слово модное
Надоело, виноват.
– В слове мало утешения,
Слово – звук, вопрос не в том!
Пусть их просто, без зазрения,
Скажут вслух: куда идём? …
Вот как будем с переходами
Мы без хлеба – что тогда?
Перед умными народами
Будет стыдно, господа!

Определения «друг Пушкина», «поэт пушкинской поры» навсегда прикреплены к имени Вильгельма Карловича Кюхельбекера . Встретившись в 1811 г. в Царскосельском лицее, будущие великий русский поэт и поэт-декабрист на всю свою жизнь сохранили искреннее и нежное чувство дружбы.

Поэт Кюхельбекер, большая часть сочинений которого не была опубликована и осталась в рукописях, уже в лицейские годы восхищался поэтическим талантом Пушкина. Быстро завоевавший славу Пушкин «более всех прочих помнил о … затворнике» Кюхельбекере, на долгие годы оказавшемся узником после революционных событий 1825 г. А.С.Пушкин прилагал все усилия, чтобы, хотя бы анонимно, вернуть «лицейской жизни милого брата» в литературу, отправлял ему в Сибирь книги и свои сочинения.

В. Кюхельбекер родился в Петербурге 21 июня 1797 г. в семье образованного и делового дворянина Карла Генриха Кюхельбекера. Поэт говорил: «Я по отцу и матери точно немец, но не по языку», и считал «первыми наставниками в русской словесности» своих нянек и кормилицу. После смерти отца родственник семьи М.Б.Барклай-де-Толли, герой Отечественной войны, устроил Вильгельма в открывшийся в Царском Селе лицей.

Постоянно погруженному в собственные мысли «чудаку» нелегко пришлось здесь на первых порах. Рассеянный и вспыльчивый, Кюхельбекер был предметом постоянных насмешек лицеистов. Его дразнили, называли «уродом пресовершенным», сочиняли на него эпиграммы.

Пушкин, тоже иногда посмеивавшийся над неуклюжим Кюхлей, скоро смог разглядеть заслуживающие высокого уважения свойства его характера и ум. Никогда слово Кюхельбекера не расходилось с делом. Прямодушный, добрый, самоотверженный в любви и дружбе Вильгельм щедро делился с другими своими знаниями по истории, философии и литературе. По словам А.С.Пушкина, совместные чтения с «живым лексиконом» и «вдохновенным комментарием» помогли ему узнать много нового.

У Вильгельма Кюхельбекера поначалу получались неумелые косноязычные стихи. «Когда на что решусь, уж я не отступаю!» — именно к нему обращены слова начинающего пятнадцатилетнего поэта А.Пушкина. Эти слова следует считать одним из важнейших жизненных принципов Кюхельбекера, который, учась всю жизнь, превратился в подлинного русского поэта и борца за свободу.

Первое стихотворение лицеиста Кюхельбекера было напечатано в журнале «Амфион» в 1815 г., затем его произведения регулярно появлялись на страницах повременных изданий. Обладающий поэтическим дарованием В.К.Кюхельбекер не стал известным поэтом, так как «затерялся» в окружении блестящих мастеров-стихотворцев. Но, встав на нелегкую поэтическую стезю, он никогда не пожалел об этом: «… горесть, неволя, бедность, болезни душевные и телесные с поэзиею я предпочел бы счастию без нее» .

Энтузиаста-словесника Кюхельбекера, прививавшего своим воспитанникам не только литературный вкус, но и беззаветную любовь к Отечеству, горячо любили ученики Благородного пансиона, где довелось ему преподавать после окончания Лицея. Сблизившись с и вступив незадолго до революционных событий в Северное тайное общество, он оказался в числе участников восстания на Сенатской площади. Не способный обидеть и мухи добряк готов был за общее благо отдать жизнь, погибнуть, чтобы спасти друзей.

Причисленного к преступникам, достойным казни, Вильгельма Кюхельбекера помиловали, заменив казнь суровым наказанием. С волнением вспоминал А.С.Пушкин последнюю встречу с лицейским товарищем в 1827 г., когда в присутствии жандармов арестант Кюхельбекер и поэт бросились в объятия друг друга.

Много работал В. Кюхельбекер в трудные годы тюрьмы и ссылки, его творческая энергия была неиссякаема. Лирика поэта стала глубокой по мысли, более ясным стал ее язык. Главными темами произведений были темы высокого назначения поэта и дружбы. По-новому была переосмыслена поднимаемая ранее тема трудной судьбы стихотворцев. «Горька судьба поэтов всех времен» , — писал он, вспоминая Рылеева, Грибоедова, Пушкина в стихотворении, созданном незадолго до смерти.

Беспросветными оказались последние годы жизни В.К. Кюхельбекера. Чтобы адаптироваться к условиям жизни в Сибири, ему не хватило здоровья, стойкости, средств. Поэт умер от чахотки 23 августа 1846 г. в Тобольске.

Он оставил после себя большое собрание неопубликованных стихотворных и прозаических произведений. «Дневник» узника и поселянина Кюхельбекера свидетельствует о широте и глубине его взглядов, о таланте критика и публициста.

В 1930 г. архив В. Кюхельбекера был приобретен ученым и писателем , создавшим на основе этого материала роман «Кюхля», написавшим ряд исследований о жизни и творчестве поэта. Благодаря трудам ученого, имя В.К.Кюхельбекера приобрело широкую известность, так как ценные архивные материалы потерялись в годы ленинградской блокады.

Галина Максимова

Урок 33 -

Тексты к уроку.

А.Пушкин.

1814. К Батюшкову. («Философ резвый и пиит…»)

1827. «Во глубине сибирских руд…»

Е.Баратынский

1821. Разуверение. («Не искушай меня без нужды…»)

1823. Две доли. («Дало две доли провидение…»)

1834. «Весна, весна! как воздух чист!...»

1835. Последний поэт. («Век шествует путем своим железным…»)

К.Батюшков.

1810. Элизий. («О, пока бесценна младость…»)

1815. Мой гений. («О память сердца. Ты сильней…»)

1815. Разлука. («Напрасно покидал страну моих отцов…»)

1819 -1820. «Есть наслаждение и в дикости лесов…»

1821. Изречение Мельхиседека. («Ты знаешь, что изрек, / Прощаясь с жизнию,

Седой Мельхиседек?»)

Д.Давыдов

1815. Песня. («Я люблю кровавый бой…»)

А.Дельвиг

1821(1822) Элегия. («Когда, душа. Просилась ты / Погибнуть иль любить…»)

1825. Русская песня. («Соловей мой, соловей / Голосистый соловей!»)

А.Кольцов

1831 .Песня пахаря.(«Ну! Тащися, сивка…»)

1837. Лес. («Что, дремучий лес, / Призадумался…»)

1840. Разлука. (На заре туманной юности…»)

В.Кюхельбекер

1827. Тень Рылеева. («В ужасных тех стенах, где Иоанн…»)

1845. Участь русских поэтов. («Горька судьба поэтов всех племен…»)

А.Одоевский.

1828-1829. «Струн вещих пламенные звуки…»

А.Полежаев

1828. Песнь погибающего пловца. («Вот мрачится Свод лазурный!..»)

К.Рылеев.

1824. Посвящение А.Бестужеву из поэмы «Войноровский». («Как странник грустный,

Одинокий, / В степях Аравии пустой…»)

Н.Языков.

1829. Пловец. («Нелюдимо наше море…»)

Урок 33. Поэты пушкинской поры

«Издревле сладостный союз

Поэтов меж собой связует:

Они жрецы единых муз;

Единый пламень их волнует».

А. Пушкин «К Языкову»

У. Сегодняшний урок мы посвятим особому кругу литераторов, который получил в истории литературы название «поэты пушкинской поры». Кто эти поэты и почему их так называют?

^ ПОЭТЫ ПУШКИНСКОЙ ПОРЫ

Если исходить из прямого значения слов, то «пушкинская пора» – это период времени, когда жил и творил А. С. Пушкин. И «поэтами пушкинской поры» называют авторов, которые были современниками великого поэта.

Но в науке о литературе поэтами пушкинской поры считают тех, кто входил в один с Пушкиным литературный круг и чье творчество близко по духу творчеству самого поэта. У историков литературы нет единого мнения о том, каков должен быть «список» поэтов пушкинской поры. Так, в этот список не включают Василия Жуковского (1783–1852), вошедшего в литературу значительно раньше Пушкина и считавшего себя его учителем. А Константина Батюшкова (1787–1855), который также старше Пушкина, одни ученые считают поэтом пушкинской поры, а другие, на том же основании, что и Жуковского, к таковым не относят. Вместе с тем старших друзей Пушкина, таких, как Денис Давыдов (1784–1839) и Петр Вяземский (1792–1878) большинство историков включает в круг поэтов пушкинской поры. Несмотря на все эти разногласия, список поэтов достаточно обширен.

Это прежде всего лицейские друзья Пушкина ^ Антон Дельвиг (1798–1831) и Вильгельм Кюхельбекер (1797–1846), а также выпускник Московского университета Дмитрий Веневитинов (1805–1827).

Другие поэты, относимые к этому кругу, учились в кадетском корпусе или прошли службу в армии. Это ^ Кондратий Рылеев (1795–1826), Александр Бестужев (1797–1837), Александр Полежаев (1804–1838), Александр Одоевский (1802–1839), Евгений Баратынский (1800–1844), Николай Языков (1803–1846).

Особое место в этом списке поэтов-дворян занимает бедный мещанин Алексей Кольцов (1809–1842), который в своем творчестве ориентировался на поэзию пушкинского круга.

^ КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ БАТЮШКОВ

Константин Николаевич Батюшков родился в Вологде в старинной дворянской семье. После окончания пансиона в 1802 году он поступил на службу в министерство народного просвещения. В 1807 году поэт участвовал в качестве ополченца в войне с Наполеоном, в 1808 году в составе русской армии воевал со шведами. В 1812 году болезнь помешала поэту вступить в армию, но в следующем году, как только здоровье улучшилось, он принял участие в сражениях. В 1818 году Батюшков получил назначение в дипломатическую миссию в Неаполь. В 1822 году он тяжело заболел. Душевная болезнь мучила его в течение тридцати с лишним лет, пока смерть от тифа не избавила поэта от тяжелых страданий.

^ А.Пушкин «К Батюшкову»

У. Начнем с творчества Константина Николаевича Батюшкова. Вспомните стихотворение Пушкина «К Батюшкову» (1814), с которым вы знакомились в 6-м классе, изучая тему «Пушкин и мировая культура».

Вспомним все вместе отрывок из этого стихотворения (читает).

1814. А.Пушкин. К Батюшкову.

^ К БАТЮШКОВУ

(Отрывок)

Философ резвый и пиит1,

Парнасский2 счастливый ленивец,

Харит3 изнеженный любимец,

Наперсник4 милых аонид5,

Почто на арфе златострунной

Умолкнул, радости певец?

Ужель и ты, мечтатель юный,

Расстался с Фебом6 наконец?

Уже с венком из роз душистых,

Меж кудрей вьющихся, златых,

Под тенью тополов ветвистых,

В кругу красавиц молодых,

Заздравным не стучишь фиалом1,

Любовь и Вакха2 не поешь,

Довольный счастливым началом,

Цветов парнасских вновь не рвешь;

Не слышен наш Парни3 российский!..

Пой, юноша.[..]

^ У. Пушкин обращается к Батюшкову, упрекая его в том, что…

Д. Что тот ленится писать стихи.

<1810> Элизий

О, пока бесценна младость

Не умчалася стрелой,

Пей из чаши полной радость

В час вечерний с тихой лютней,

Славь беспечность и любовь!

А когда в сени приютной

Мы услышим смерти зов,

То, как лозы винограда

Обвивают тонкий вяз,

Так меня, моя отрада,

Обними в последний раз!

Так лилейными руками

Цепью нежною обвей,

Съедини уста с устами,

Душу в пламени излей!

И тогда тропой безвестной,

Долгу, к тихим берегам,

Сам он, бог любви прелестной,

Проведет нас по цветам

В тот Элизий, где все тает

Чувством неги и любви,

Где любовник воскресает

С новым пламенем в крови,

Где, любуясь пляской граций,

Нимф, сплетенных в хоровод

С Делией своей Гораций

Гимны радости поет.

Там, под тенью миртов зыбкой,

Нам любовь сплетет венцы

И приветливой улыбкой

Встретят нежные певцы.

У. Мотивы какой поэзии явно видны в этом стихотворении?

Д. Анакреонтические – воспевание любви, радости жизни.

<1815> Мой гений

^ МОЙ ГЕНИЙ

О память сердца!5 Ты сильней

Рассудка памяти печальной

И часто сладостью своей

Меня в стране пленяешь дальной.

Я помню очи голубые,

Я помню локоны златые

Небрежно вьющихся власов.

Моей пастушки несравненной

Я помню весь наряд простой,

И образ милый, незабвенный

Повсюду странствует со мной.

Хранитель-гений мой – любовью

В утеху дан разлуке он:

Засну ль? Приникнет к изголовью

И усладит печальный сон.

У. Какие чувства вызывает у ЛГ память сердца, а какие – память рассудка? Какова общая тональность элегии? На какой эмоциональной ноте она заканчивается?

<1815> Разлука

У. Теперь послушайте еще одно стихотворение Батюшкова. Оно называется «Разлука». О чем оно? Какое настроение в нем выражено?

РАЗЛУКА

Напрасно покидал страну моих отцов,

Друзей души, блестящие искусства

И в шуме грозных битв, под тению шатров

Старался усыпить встревоженные чувства.

Ах! Небо чуждое не лечит сердца ран!

Напрасно я скитался

Из края в край, и грозный океан

Кругом меня роптал и волновался;

Напрасно, от брегов пленительных Невы

Отторженный судьбою,

Я снова посещал развалины Москвы,

Москвы, где я дышал свободою прямою!

Напрасно я спешил от северных степей,

Холодным солнцем освещенных,

В страну, где Тирас1 бьет излучистой струей,

Сверкая между гор, Церерой2 позлащенных,

И древние поит народов племена.

О милой, сердцу незабвенной3,

Которой имя мне священно,

Которой взор один лазоревых очей

Все – неба на земле – блаженства отвергает

И слово, звук один, прелестный звук речей

Меня мертвит и оживляет.

<1819 -1820> «Есть наслаждение и в дикости лесов…»

У. К какому жанры вы отнесете следующее стихотворение (читает):

Есть наслаждение и в дикости лесов,

Есть радость на приморском бреге,

И есть гармония в сем говоре валов,

Дробящихся в пустынном беге.

Я ближнего люблю, но ты, природа-мать,

Для сердца ты всего дороже!

С тобой, владычица, привык я забывать

И то, чем был, как был моложе,

И то, чем ныне стал под холодом годов.

Тобою в чувствах оживаю:

Их выразить душа не знает стройных слов,

И как молчать об них – не знаю.

^ Д. Пейзажная лирика.

У. И только?

Д. Очень интересные размышления: Он размышляет о том, что природа дороже ему, чем люди. ЛГ не находит слов, чтобы выразить свои чувства, свое отношение к природе. Но и молчать о них он не может.

У. Мы уже говорили о том, что тематическая классификация лирики по темам – про любовь, про природу, про дружбу и т.д. слишком формальна и поверхностна. Многие стихотворения значительно шире и глубже. Вот и в этом стихотворении мы находим не только любование природой, но и размышление о сложных отношениях природы и человека. А если в стихотворении важное место занимает размышление, то черты какой лирики в нем проявляются?

^ Д. Черты философской лирики.

У. Необходимо также добавить, что это стихотворение – вольный перевод 178 строфы четвертой песни «Паломничества Чайльд-Гарольда» Байрона.

<1821> Изречение Мельхиседека.

^ ИЗРЕЧЕНИЕ МЕЛЬХИСЕДЕКА1

Ты знаешь, что изрек,

Прощаясь с жизнию, седой Мельхиседек?

Рабом родится человек,

Рабом в могилу ляжет,

И сметь ему едва ли скажет,

Зачем он шел долиной чудной слез,

Страдал, рыдал, терпел, исчез.

У. Стихотворение «Изречение Мельхиседека» считается последним, написанным поэтом до психической болезни. О чем размышляет ЛГ? Какие чувства испытывает?

У. Сравните стихотворения Батюшкова, написанные в разное время его творческого пути. Что происходит в душе его ЛГ со временем? О чем он думает? Что он чувствует? Какие изменения происходят в его внутреннем мире?

Ученики высказывают свои соображения, подтверждая их текстом.

^ ДЕНИС ДАВЫДОВ

(1784 – 1839)

У. Поэт Денис Васильевич Давыдов родился в старинной дворянской семье. В 1801 году переехал в Петербург и стал юнкером кавалергардского полка. Большую часть жизни он провел на службе в армии и вышел в отставку в 1823 году в чине генерал-лейтенанта. В Отечественную войну он первым подал записку «о выгоде партизанского действия» и создал большой партизанский отряд, воевавший в тылу французской армии. Давыдов был беззаветно храбрым гусарским офицером, умным военачальником. Он стал народным героем.

Литературное творчество Давыдова включает стихи, прозу, мемуары.

1815. Песня.

У. Основной темой его лирики после 1806 года становится особый образ жизни военных – гусарство. Лирический герой, созданный поэтом, - лихой гусар, певец-воин, прямой и храбрый, озорной и бесшабашный. Тема гусарства переросла у Давыдова рамки анакреонтики, приобрела черты патриотизма и вольнолюбия.

Вот, например, как выразилось это в стихотворении «Песня» (читает):

Я люблю кровавый бой,

Я рожден для службы царской!

С вами век мне золотой!

Я люблю кровавый бой,

Я рожден для службы царской!

За тебя на черта рад,

Наша матушка-Россия!

Пусть французишки гнилые

К нам пожалуют назад!

За тебя на черта рад,

Наша матушка-Россия!

Станем, братцы, вечно жить

Вкруг огней, под шалашами,

Днем – рубиться молодцами,

Вечерком – горилку пить!

Станем, братцы, вечно жить

Вкруг огней, под шалашами!

На постеле господином,

Ждать конца под балдахином

И всечастно умирать!

О, как страшно смерть встречать

На постеле господином!

То ли дело средь мечей!

Там о славе лишь мечтаешь,

Смерти в когти попадаешь

И не думая о ней!

То ли дело средь мечей:

Там о славе лишь мечтаешь!

Я люблю кровавый бой

Я рожден для службы царской!

Сабля, водка, конь гусарской,

С вами век мне золотой!

Я люблю кровавый бой,

Я рожден для службы царской!

У. Какие жизненные ценности утверждает ЛГ в этом стихотворении?

^ ПОЭТЫ- ДЕКАБРИСТЫ

У. Ряд поэтов круга Пушкина составляли поэты-декабристы Кондратий Рылеев, Александр Бестужев, Александр Одоевский, Кондратий Кюхельбекер. Самым решительным из них был Кондратий Федорович Рылеев.

^ КОНДРАТИЙ ФЕДОРОВИЧ РЫЛЕЕВ

Кондратий Федорович Рылеев родом из небогатой дворянской семьи. В 1814 году окончил кадетский корпус; в 1814–1815 годах находился за границей и некоторое время жил в Париже. В это время под влиянием передовых идей складывается его мировоззрение. Позже, в своих показаниях по делу декабристов, он отмечал: «Свободомыслием первоначально заразился во время похода во Францию в 1814 и 1815 годах…». В 1821 году был избран заседателем Петербургской уголовной палаты, где проявил безукоризненную честность и высокое мужество. В 1824 году перешел на службу в Российско-Американскую торговую компанию. В это время Рылеев сблизился с членами Союза благоденствия, а в 1823 году его приняли в тайное Северное общество. Тогда же вместе со своим другом А. А. Бестужевым начал издавать альманах «Полярная звезда». Рылеев был центральной и самой радикальной фигурой в Северном обществе. Он выступал за введение в России республиканского правления, за освобождение крестьян от крепостной зависимости. Вскоре стал одним из руководителей Северного общества. Он возглавил декабрьское восстание и в 1826 году вместе с четырьмя другими декабристами – П. И. Пестелем, П. Г. Каховским, М. П. Бестужевым-Рюминым, С. И. Муравьевым-Апостолом – был повешен.

В своем литературном творчестве Рылеев – романтик. Поэт выдвинул на первый план идею активной борьбы за переустройство общества, за свободу. Он создал ряд стихотворений-дум, родственных по жанровым особенностям русским историческим песням. Дума «Смерть Ермака» («Ревела буря, дождь шумел…») стала популярной народной песней.

1824. «Я ль буду в роковое время…»

Я ль буду в роковое время

Позорить Гражданина сан

И подражать тебе, изнеженное племя

Переродившихся славян?

Нет, не способен я в объятьях сладострастья,

В постыдной праздности влачить свой век младой

И изнывать кипящею душой

Под тяжким игом самовластья.

Пусть юноши, своей не разгадав судьбы,

Постигнуть не хотят предназначенья века

И не готовятся для будущей борьбы

За угнетенную свободу человека.

Пусть с хладною душой бросают хладный взор

На бедствия своей отчизны

И не читают в них грядущий свой позор

И справедливые потомков укоризны.

Они раскаются, когда народ, восстав,

Застанет их в объятьях праздной неги

И, в бурном мятеже ища свободных прав,

В них не найдет ни Брута1, ни Риеги2.

1824. Посвящение А.Бестужеву из поэмы «Войноровский»

<ПОСВЯЩЕНИЕ А. А. БЕСТУЖЕВУ

^ ИЗ ПОЭМЫ «ВОЙНОРОВСКИЙ»>

Как странник грустный, одинокий,

В степях Аравии пустой,

Из края в край с тоской глубокой

Бродил я в мире сиротой.

Уж к людям холод ненавистной

Приметно я в безумии дерзал

Не верить дружбе бескорыстной,

Внезапно ты явился мне:

Повязка с глаз моих упала;

Я разуверился вполне,

И вновь в небесной вышине

Звезда надежды засияла.

Прими ж плоды трудов моих,

Плоды беспечного досуга;

Я знаю, друг, ты примешь их

Со всей заботливостью друга.

Как Аполлонов строгий сын,

Ты не увидишь в них искусства:

Зато найдешь живые чувства;

Я не Поэт, а Гражданин.

^ У. К какому жанру относятся стихотворения Рылеева, помещенные в учебнике?

Д. Это гражданская лирика.

У. Какую гражданскую позицию утверждает ЛГ?

^ АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ ОДОЕВСКИЙ

(1802 – 1839)

У. Еще один член Северного тайного общества – Александр Иванович Одоевский. Он служил в конногвардейском полку и во время восстания командовал заградительной цепью на площади. Был приговорен к 12 годам каторги в Сибири. Туда Пушкин отправил свое послание «Во глубине сибирских руд…». И именно Одоевский написал в ответ стихотворение «Струн вещих пламенные звуки…». В августе 1837 года Одоевского определили рядовым в Кавказский корпус, Умер он на Кавказе от малярии.

Лирика Одоевского, преимущественно гражданская, обладает выраженными романическими чертами. После 1825 года центральным образом стихотворений поэта становится герой, гибнущий за свободу. Его произведения приобретают философское звучание.

^ ВИЛЬГЕЛЬМ КАРЛОВИЧ КЮХЕЛЬБЕКЕР

Вильгельм Карлович Кюхельбекер – поэт, драматург и литературный критик. Родился в Петербурге, в обрусевшей немецкой семье. В 1811 году поступил в Царскосельский лицей, его друзьями стали Дельвиг и Пушкин. В 1820 году Кюхельбекер совершил поездку за границу, посетил Германию, Италию, Францию. В Париже он с успехом читал лекции о русской литературе. В Германии познакомился с Гете. В 1825 году в Петербурге Кюхельбекер вступил в Северное общество. После поражения декабрьского восстания пытался бежать из России, но был схвачен в Варшаве. Его приговорили к смертной казни, которую заменили 20 годами каторжных работ. Затем и эта мера была изменена – 10 лет Кюхельбекер провел в одиночном заключении, а в 1835 году его сослали в Сибирь. Больной туберкулезом, потерявший зрение Кюхельбекер скончался в Тобольске.

Ранние произведения поэта тяготеют к сентиментализму. Постепенно в его стихотворениях начинают преобладать гражданские и вольнолюбивые настроения. В поэзии Кюхельбекера своеобразно сочетались гражданские традиции классицизма и просветительства с веяниями революционного романтизма. В лирике поэт предстает певцом-гражданином, борцом за народное благо. ЛГ Кюхельбекера выступает против тирании, готов смело вступить в бой и принять смерть. После 1825 года в творчестве Кюхельбекера все чаще звучат ноты отчаяния и скорби.

1827. Тень Рылеева.

^ ТЕНЬ РЫЛЕЕВА

В ужасных тех стенах, где Иоанн,

В младенчестве лишенный багряницы,

Во мраке заточенья был заклан1

Булатом ослепленного убийцы –

Во тьме, на узничном одре, лежал

Певец, поклонник пламенный свободы2.

Отторжен, отлучен от всей природы,

Он в вольных думах счастия искал.

Но не придут обратно дни былые:

Прошла пора надежд и снов,

И вы, мечты, вы, призраки златые –

Не позлатить железных вам оков!

Тогда (то не был сон) во мрак темницы –

Небесное видение сошло –

Раздался звук торжественной цевницы3 –

Испуганный певец подъял чело:

На облаках несомый,

Явился образ, узнику знакомый.

«Несу товарищу привет

Из той страны, где нет тиранов,

Где вечен мир, где вечный свет,

Где нет ни бури, ни туманов.

Блажен и славен мой удел:

Свободу русскому народу

Могучим гласом я воспел,

Воспел и умер за свободу!

Счастливец, я запечатлел

Любовь к земле родимой кровью –

И ты, я знаю, пламенел

К отчизне чистою любовью.

Грядущее твоим очам

Разоблачу я в утешенье –

Поверь, не жертвовал ты снам:

Надеждам будет исполненье!»

Раздвинул стены, растворил затворы –

Воздвиг певец восторженные взоры –

И видит: на Руси святой

Свобода, счастье и покой.

^ У. Во что верит ЛГ Кюхельбекера? В какой момент жизни герою стихотворения является образ Рылеева?

У. «19 октября» - день лицейской годовщины. Александр Пушкин неоднократно посвящал свои стихотворения этой памятной для всех лицеистов дате:

Как и Пушкин, Кюхельбекер посвятил свое стихотворение этому дню. (Читает.)

Блажен, кто пал, как юноша Ахилл,

Прекрасный, мощный, смелый, величавый,

В средине поприща побед и славы/,

Исполненный несокрушимых сил!

Блажен! Лицо его, всегда младое,

Сиянием бессмертия горя,

Блестит, как солнце вечно золотое,

Как первая эдемская заря.

А я один средь чуждых мне людей

Стою в ночи, беспомощный и хилый,

Над страшной всех надежд моих могилой,

Над мрачным гробом всех моих друзей,.

В то гроб бездонный, молнией сраженный,

Последний пал родимый мне поэт…

И вот опять Лицея день священный;

Но уж и Пушкина меж вами нет.

Не принесет он новых песней вам,

И с них не затрепещут перси ваши,

Не выпьет с вами он заздравной чаши:

Он воспарил к заоблачным друзьям.

Он ныне с нашим Дельвигом пирует;

Он ныне с Грибоедовым моим:

По них, по них душа моя тоскует;

Я жадно руки простираю к ним!

Пора и мне! Давно судьба грозит

Мне казней нестерпимого удара:

Она того меня лишает дара,

С которым дух мой неразрывно слит.

Так! перенес я годы заточенья,

Изгнание, и срам, и сиротство;

Но под щитом святого вдохновенья,

Но здесь во мне пылало божество!

Теперь пора! Не пламень, не Перун

Меня убил; нет, вязну средь болота,

Гроб давят нужды и забота,

И я отвык от позабытых струн.

Мне ангел песней рай в темнице душной

Когда-то созидал из снов златых;

Но без него не труп ли я бездушный

Средь трупов столь же хладных и немых?

^ Участь русских поэтов. 1845.

Горька судьба поэтов всех племен;

Яжелее всех судьба казнит Россию:

Для славы и Рылеев был рожден:

Но юноша в свободу был влюблен…

Стянула петля дерзостную выю.

Не он один; другие вслед ему,

Прекрасной обольщенные мечтою,

Пожалися годиной роковою…

Бог дал огонь их сердцу, свет уму.

Да! Чувства в них восторженны и пылки:

Что ж? их бросают в черную тюрьму,

Или болезнь наводит ночь и мглу1

На очи прозорливцев вдохновенных;

Или рука любезников презренных2

Шлет пулю их священному челу;

Или же бунт поднимет чернь глухую3,

И чернь того на части разорвет,

Чей блещущий перунами4 полет

Сияньем облил бы страну родную.

У. Кюхельбекер начал печальный для русской поэзии список. Можете ли вы его продолжить?

^ АНТОНАНТОНОВИЧ ДЕЛЬВИГ

(1798 – 1831)

У.. Антон Антонович происходил из семьи обрусевших немецких баронов. Родился он в Москве. В 1811 году поступил Царскосельский лицей, где сблизился с с Кюхельбекером и Пушкиным. Некоторое время спустя после окончании лицея он примкнул к оппозиционной молодежи – подружился с Рылеевым и Бестужевым. В 1830 году Дельвиг основал свою газету. Деятельное участие в создании газеты принял Пушкин. Поддержали газету Жуковский, Крылов, Вяземский. Но просуществовала газета недолго: в 1831 году газета была закрыта. В том же году Дельвиг заболел и скончался.

Дельвиг приобрел известность своими элегиями, романсами и русскими песнями. Дельвиг, как отмечал Пушкин, стремился к гармонической, классической стройности.

Стихотворение «Элегия» было положено на музыку А.Алябьевым. М.Глинкой. М. Яковлевым, а «Русская песня» - А. Алябьевым.

<1821 или 1822> Элегия.

Когда, душа, просилась ты

Погибнуть иль любить,

Когда желанья и мечты

К тебе теснились жить,

Когда еще я не пил слез

Из чаши бытия, -

Зачем тогда, в венке из роз,

К теням не отбыл я!

Зачем вы начертались так

На памяти моей.

Единый молодости знак,

Вы, песни прошлых дней!

Я горько долы и леса

И милый взгляд забыл, -

Мне слух мой сохранил!

Не возвратите счастья мне,

Хоть дышит в вас оно!

С ним в промелькнувшей старине

Простился я давно.

Не нарушайте ж, я молю,

Вы сна души моей

И слова страшного люблю

Не повторяйте ей!

1825. ^ Русская песня.

Ты куда, куда летишь,

Где всю ночку пропоешь?

Кто-то бедная, как я,

Ночь прослушает тебя,

Не смыкаючи очей.

Утопаючи в слезах?

Ты лети, мой соловей,

Хоть за тридевять земель,

Хоть за синие моря,

На чужие берега;

Побывай во всех странах,

В деревнях и в городах:

Не найти тебе нигде

Горемышнее меня.

У меня ли, у младой,

Дорог жемчуг на груди,

У меня ли, у младой,

Жар-колечко на руке,

У меня ли, у младой,

В сердце маленький дружок.

В день осенний на груди

Крупный жемчуг потускнел,

В зимнюю ночку на руке

Распаялося кольцо,

А как нынешней весной

Разлюбил меня милой.

^ АЛЕКСАНДР ИВАНОВИТЧ ПОЛЕЖАЕВ (1804 – 1838)

ГИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ ЯЗЫКОВ (1803 – 1846)

У. А теперь проверим, как вы выполнили дома задание № 19 в тетради.

Задание 19.

1828^ . А. Полежаев «Песнь погибающего пловца