2.2. Штурманский офицерский класс в составе Специальных курсов командного состава флота

В октябре 1923 г. Реввоенсоветом Республики было принято решение о возобновлении деятельности Высших специальных курсов командного состава флота (ВСККСФ), в состав которых вошли артиллерийский, минный, штурманский и подводный классы. Приказом Реввоенсовета № 2702 от 15 декабря 1923 г. было объявлено Положение о ВСККСФ, по которому курсы были отнесены к разряду высших учебных заведений.

К преподаванию в Штурманском классе были привлечены известные педагоги и ученые Военно-морской академии и Военно-морского училища, а также специалисты Гидрографической службы, многие из которых читали ранее ту или иную дисциплину в Соединенных классах. По мореходной астрономии - Н.Н. Матусевич и А.П. Белобров; по навигации, лоции и мореходным инструментам - Н.Ф. Ваганов, Н.А. Сакеллари и Н.Ф. Рыбаков; по тактической навигации - Н.Н. Зубов и П.А. Домогаров; по навигационным приборам - Д.С. Михайлов и Б.И. Кудревич; по девиации - Б.П. Хлюстин и С.И. Фролов; по морской описи - П.В. Мессер и П.А. Бровцын; по организации штурманской службы и службы связи - Е.Е. Шведе и В.К. Казанский; по метеорологии и океанографии - Ю.М. Шокальский и М.В. Никитин; по тактике - Н.Н. Струйский.

Заведующим Штурманским классом был назначен известный штурман, преподаватель Военно-Морской академии Н.А. Сакеллари (с 1924 по 1932 г. - начальник гидрографического факультета Военно-Морской академии, флагман 2 ранга, доктор военно-морских наук, профессор).

В конце декабря 1923 г. в Штурманский класс были зачислены 15 слушателей. В марте 1924 г. Штурманскому классу были переданы из Военно-Морской академии приборы и мореходные инструменты для оборудования лабораторий, книги и пособия.

В целях совершенствования учебных планов и согласования вопросов преподавания отдельных дисциплин в марте 1924 г. на ВСККСФ были созданы предметно-методические комиссии. В состав комиссии по кораблевождению вошли: Н.Н. Матусевич, Н.А. Сакеллари, Б.П. Хлюстин, К.С. Ухов, Н.Н. Зубов, Н.Ф. Рыбаков, Н.Н. Струйский, Е.Е. Шведе, Б.И. Кудревич и М.В. Никитин. Председателем комиссии был избран Н.Н. Матусевич.

В 1926–1930 гг. для преподавания в Штурманском классе курса маневрирования и тактических игр привлекается старший штурман линкора «Марат» В.Ф. Чернышев, хорошо зарекомендовавший себя во время учебы на классах в 1925/26 гг.

В октябре 1927 г. заведующим Штурманским офицерским классом был назначен преподаватель ВМУ им. М.В. Фрунзе А.П. Гедримович (в 1921 – 1925 гг. – флагманский штурман и начальник Гидрографической службы Черноморского флота).

В 1929 г. для ведения курсов «маневрирование», «электронавигационные приборы», «морская тактика и организация штурманской службы» в качестве приватных педагогов Штурманского класса приглашаются Н.М. Аранов, Б.П. Новицкий и Д.П. Малинин. Продолжают успешно проводить занятия Н.А. Сакеллари, Н.Н. Матусевич, Б.И. Кудревич, Б.П. Хлюстин, С.И. Фролов, М.В. Никитин, А.П. Белобров, Н.А. Бровцын.

Учебная практика во второй половине 20-х годов проводилась в июне – августе. Сначала слушатели направлялись на 3-4 недели в Кронштадт или Петергоф. Здесь одна неделя отводилась на практические девиационные работы, сначала на берегу, а затем на вспомогательных судах – в море. Вторая неделя – на ознакомление с морской обсерваторией, службой времени и гидрографической службой флота. Затем в течение двух недель проводились береговые астрономические наблюдения и занятия по гидрографической съемке и промеру акватории порта и береговой черты.

После этого слушатели направлялись в 1,5 – 2-х месячное заграничное плавание, в основном, на пароходах Совторгфлота под руководством преподавателей класса.

В 1924 г. учебная практика проводилась на посыльном судне «Воровский». Это был первый дальний поход корабля возрождаемого Российского Флота по маршруту Архангельск – Владивосток через Суэцкий канал с заходами в Плимут, Неаполь, Порт-Саид, Аден, Коломбо, Сингапур, Гонконг и Кантон. Руководителем учебной практики и старшим штурманом перехода был назначен Н.А. Сакеллари. Им и его помощником Н.Ф. Рыбаковым были оборудованы два штурманских поста, обеспечивших благоприятные условия для несения штурманской вахты 15 слушателей. Кроме этого, слушатели исполняли обязанности вахтенных начальников. С 12 июля по 19 ноября 1924 г. корабль прошел 13 927 миль.

Анализируя результаты этого похода, Н.Ф. Рыбаков писал: «Только дальние заграничные плавания вырабатывают настоящего моряка. Если для всего личного состава нужны дальние плавания, то для подготовки таких специалистов, как штурмана, большие походы, безусловно, необходимы: без них нет возможности выработать хорошего штурмана, который должен получить большую практику и в астрономических и в навигационных определениях места корабля в море и в изучении морской лоции».

В 1925 г. слушатели Штурманского класса участвовали в заграничном походе крейсера «Аврора» и учебного судна «Комсомолец» по маршруту Ленинград – Архангельск – Мурманск - Ленинград с заходами в порты Норвегии. В 1927 г. - в учебном плавании на пароходе «Декабрист» по маршруту Ленинград – Квебек (Канада) – Ленинград. В 1928 г. учебная практика была проведена на пароходе «Котовский» по маршруту Ленинград – Одесса. В 1929 г. - на пароходе «Роза Люксембург» по маршруту Новороссийск – Ленинград.

В 1930 г. слушатели сначала участвовали в плавании на посыльном судне «Дозорный» по Онежскому и Ладожскому озерам, а с 1 июля по 15 сентября на транспорте «Волховстрой» по маршруту Ленинград – Поти с заходами в Копенгаген, Ньюкасл-апон-Тайн и Лондон.

По воспоминаниям слушателя выпуска 1930 г. М.Д. Куликова (флагманского штурмана Тихоокеанского флота в 1939 – 1940 гг. и ВМФ в 1947 г.,): «…летняя практика слушателей штурманских классов в 1930 г. была очень продуманной. Помимо традиционных работ по девиации, астрономии и упражнений по маневрированию, было организовано плавание в шхерах Онежского озера. В это плавание был приглашен, наверное, единственный в своем роде специалист по морскому рисованию, В.И. Лепко, командовавший миноносцем «Расторопный» еще при обороне Порт-Артура. Его работы – виды берега со стороны моря с указанием направления и расстояния – имелись в некоторых лоциях, изданных ГУ ВМФ».

Среди выпускников Штурманского класса 1925–1930 гг. были: И.С. Юмашев (военно-морской министр СССР в 1950–1951 гг., герой Советского Союза), Ю.А. Пантелеев (командующий ТОФ в 1950–1956 гг.), В.А. Фокин (1-й зам. ГК ВМФ в 1962 - 1964 гг.), В.А. Андреев (командующий ТОФ, начальник тыла ВМФ в 1961 – 1968 гг.) В.А. Алафузов (начальник ГМШ в 1944 – 1945 гг.), А.Н. Петров (начальник штаба БФ и 8 ВМФ в 1943 – 1951 гг.), В.А. Петровский (начальник ГС ВМФ в 1944 – 1947 гг.); флагманские штурмана флотов Я.Я. Лапушкин, Ю.В. Ладинский, К.В. Никонов, А.Е. Пастухов, П.П. Глазков, И.К. Палилов, М.Д. Куликов, известные педагоги и ученые Н.И. Сигачев (доктор тех. наук, профессор), Н.М. Аранов, В.Ф. Чернышев; командиры соединений, адмиралы В.Г. Фадеев, П.И. Болтунов, М.Г. Соловьев, А.И. Заяц, Н.Ф. Заяц.

Оценка качества подготовки офицеров-штурманов в эти годы свидетельствует о том, что прекрасно подобранный педагогический состав Штурманского класса успешно готовил высококвалифицированных специалистов. В начале 30-х годов в соответствии с количественным ростом флота значительно увеличилось и число слушателей в штурманском классе - с 10…15 до 30…50 командиров.

В связи со строительством большого подводного флота в феврале 1932 г. из 29 слушателей штурманского класса были выделены 20 офицеров для обучения по подводному профилю. В июле этого года был произведен второй (летний) набор в класс штурманов-подводников на ускоренный курс обучения.

В мае 1930 г. заведующим Штурманским офицерским классом был назначен начальник штаба бригады эсминцев Морских Сил Балтийского моря И.А. Положинцев.

В 1931 г. существенно был изменен характер проведения учебной практики на флотах. Командующий ВМС приказал расписывать всех слушателей по Морским Силам, назначать исполняющими должности соответствующих корабельных специалистов. Подобное проведение практики со слушателями штурманского сектора в 1931–1932 гг. оказалось недостаточно эффективным. Поэтому уже с 1933 г. вернулись к практическому плаванию на учебных кораблях под руководством преподавателей.

Среди выпускников 1931 – 1932 гг. были такие известные в будущем штурмана и командиры соединений, как: В.Ф. Андреев (начальник оперативного отдела ГШ ВМФ в 1968-1972 гг.), И.Д. Елисеев (зам. начальника ГШ ВМФ в 1965-1975 гг.), В.И. Сурабеков (начальник штаба СФ в 50-е годы), Ф.Ф. Булыкин (флаг. штурман ВМФ в 1943 – 1947 гг.), Э.В. Вальтер (флаг. штурман СФ в 1936 г.), С.Ф. Белоусов (флаг. штурман БФ в 1936 - 1938 гг.), командиры кораблей и соединений А.А. Батырев, В.И. Котельников, В.Д. Нечкин, А.М. Богданович, Л.П. Хияйнен, Н.И. Морозов.

В июле 1932 г. отдельные классы СККС были переформированы в секторы (факультеты). Приказом начальника Курсов были утверждены кафедры при специальных секторах, в том числе кафедра штурманской службы .

Командиром штурманского сектора и начальником кафедры штурманской службы был назначен преподаватель Штурманского класса, А.И. Хирвонен (Градов). В феврале 1933 г., после назначения А.И. Хирвонена заместителем начальника учебно-технического отдела СККС, командиром штурманского сектора становится старший штурман линкора «Октябрьская Революция» А.Ф. Янсон, один из легендарных комиссаров Гражданской войны.

Учебная практика в 1933 г. проводилась с мая по сентябрь месяц. Сначала на Каспийской флотилии, на канонерской лодке «Альтфатер», а затем на Балтийском флоте, на учебном судне «Ленинградсовет».

В конце 1932 г. при СККС были организованы параллельно основным курсантские секторы из краснофлотцев (в том числе штурманский из 11 моряков). Для обучения в курсантских секторах направлялись моряки, пользовавшиеся правами двухгодичного срока службы и прошедшие на флоте годичный курс ускоренной командирской подготовки. Срок обучения был установлен в 12 месяцев, из них – 2 месяца практического плавания. В основной штурманский класс прием производился два раза. В первую группу были приняты 16 офицеров-штурманов, во вторую - 11.

Очередной набор в штурманский сектор (декабрь 1933 г.), учитывая большой некомплект штурманов на флоте, оказался незначительным. На учебу были направлены только 6 командиров. Поэтому для пополнения флота специалистами-штурманами в декабре 1933 г. был произведен специальный дополнительный набор из командного состава Совторгфлота и студентов морских техникумов Ленинграда, Одессы, Ростова и Херсона (44 слушателя), а в ноябре 1934 г. - из студентов Ленинградского морского техникума (36 слушателей).

Значительная нагрузка в этот период легла на плечи преподавательского состава. Знания многих слушателей, особенно студентов морского техникума, оказались весьма слабыми. Поэтому в первые месяцы обучения приходилось, как в начале 20-х годов, большое внимание уделять основам математики, электротехники и навигации. Особенно сложные задачи приходилось решать при обеспечении учебной практики.

Практическое плавание слушателей спецнабора проводилось в августе-ноябре 1934 г. и в апреле-сентябре 1935 г. на кораблях Балтийского и Черноморского флотов: крейсере «Коминтерн», учебных судах «Ленинградсовет», «Комсомолец», «Свирь», канонерских лодках Каспийской флотилии и на бригаде эсминцев Балтийского флота.

В числе выпускников 1933/35 гг. были: И.Г. Иванов, В.Ф. Яросевич (главные штурмана ВМФ в 1949 - 1956 гг. и в 1958 - 1960 гг.), Г.М. Горбачев, Б.И. Цезаревич, Ю.П. Ковель, Б.Н. Иосифов, Е.М. Симонов, А.В. Забелло, Б.Н. Леднев, В.М. Климов (флагманские штурмана флотов), В.Н. Алексеев (1-й зам. начальника ГШ ВМФ в 1965 - 1975 гг.), В.А. Ерещенко (начальник оперативного управления ЧФ); командиры кораблей и соединений Л.И. Городничий, Г.В. Катунцевский, П.А. Сидоренко, А.И. Маринеско, В.Н. Ерошенко, П.А. Мельников, В.Д. Афонин, Е.Н. Алексеев, А.Н. Гордеев.

В эти годы преподавателями кафедры штурманской службы становятся флагманский штурман штаба Черноморского флота П.П. Глазков, флагманские штурмана соединений Балтийского флота Ю.В. Ладинский и С.Н. Тархов, старший штурман линкора «Марат» А.А. Романовский.

Опыт учебно-методической работы на СККС за прошедшие 15 лет был реализован в изданных в 1933 г. «Указаниях по вопросам методики и организации учебного процесса на СККС». Основными видами учебного процесса при прохождении учебной дисциплины считались: курсы лекций; самостоятельная работа слушателей; групповые и индивидуальные занятия в специальных кабинетах, лабораториях, на кораблях и в частях; зачеты; летняя стажировка и практика на Морских силах.

Содержание и методика чтения лекций в штурманском секторе предварительно обсуждались на заседании кафедры штурманской службы. Чтение лекций поручалось начальнику кафедры, а также старшим руководителям по поручению командира сектора. Курс лекций вел один педагог, а его смена категорически запрещалась. В начале учебного года командир сектора устанавливал перечни лекций, подлежащих стенографированию. Стенограммы лекций и краткие тезисы раздавались слушателям с таким расчетом, чтобы они могли их использовать как самостоятельный материал при проработке данной темы. Перед зачетной сессией проводились обзорные лекции по наиболее трудным разделам курса, с выделением важных узловых вопросов.

В начале января 1934 г. приказом начальника СККС был утвержден новый состав самостоятельных и отдельных кафедр. Кафедры штурманской и гидрографической служб были объединены в самостоятельную кафедру кораблевождения.

Руководителем кафедры кораблевождения был назначен флагманский штурман штаба Балтийского флота Б.П. Новицкий, штатными преподавателями - Д.П. Малинин, И.А. Положинцев и три специалиста-гидрографа – Г. Матвеев, А. Клочков и Минин.

По воспоминаниям слушателей Б.П. Новицкий обладал исключительным педагогическим талантом излагать сложные вопросы простым и доступным языком. Кроме этого, он умел прекрасно использовать пространство классной доски для отображения чертежей, рисунков, формул и записей. Причем, делал это необыкновенно четко и аккуратно. По окончании лекции на доске оставался ее краткий конспект.

В ноябре 1935 г. кафедра кораблевождения переименовывается в кафедру кораблевождения и обеспечения мореплавания. На нее возлагается ведение таких дисциплин, как: навигация, лоция, мореходная астрономия, девиация, мореходные инструменты, электронавигационные приборы, гидрография, геодезия, гидрология, ограждение морей, служба погоды, организация и боевая подготовка БЧ-1, организация гидрографической службы.

В феврале 1936 г., после перевода А.Ф. Янсона в штаб Балтийского флота, командиром штурманского сектора был назначен начальник учебно-технического отдела Курсов Н.Н. Сясин.

В 1936 – 1937 гг. учебная практика слушателей штурманского сектора проводилась на Балтийском и Северном флотах. В 1936 г. - на учебном судне «Свирь» по Балтийскому морю. В 1937 г. - поход на «Свири» по маршруту Мурманск – Кронштадт.

В числе выпускников 1936 и 1937 гг. были: В.Г. Паршин (флагманский штурман Черноморского флота в 1941 - 1942 гг.), А.Н. Калитенко (флагманский штурман эскадры надводных кораблей Черноморского форта в 1941-1942 гг.), В.Д. Шандабылов (зам. начальника ГУ ВМФ в 1956–1973 гг.).

В октябре 1937 г. курсы перебазировались в специально выстроенный комплекс зданий на Малой Охте. При штурманском секторе были созданы кабинеты навигации, мореходных инструментов, девиации и лаборатория электронавигационных приборов. В 1938 г., после перевода к новому месту службы Б.П. Новицкого, начальником кафедры кораблевождения был назначен флагманский штурман Черноморского флота П.П. Глазков.

К лету 1938 г., с учетом предложений Государственных экзаменационных комиссий 1936 и 1937 гг., учебные суда были оснащены новыми отечественными ЭНП, а практическое плавание спланировано на кораблях, совершавших межфлотские переходы.

Так, с 27 июля по 17 октября 1938 г. 20 слушателей Штурманского класса участвовали в переходе гидрографических судов «Полярный» и «Партизан» по маршруту Ленинград – Плимут – Бостон – Колон (Панамский канал) – Сан-Франциско – Датч Харбор (Алеутские острова) – Петропавловск-Камчатский - Владивосток. За 112-е суток плавания было пройдено 15328 миль. Остальные слушатели участвовали в нескольких походах учебного судна «Свирь» по Балтийскому морю, а затем в переходе из Кронштадта в Мурманск.

В 1938/39 учебном году для прохождения учебной практики 10 слушателей–штурманов в середине мая 1939 г. были назначены на должности штурманов дивизиона базовых тральщиков. С 14 июня по 24 августа они приняли участие в переходе 4-х тральных кораблей по маршруту Кронштадт – Плимут – Норфолк (США) – Колон (Панамский канал) – Сан Франциско – Датч Харбор (Алеутские острова) - Владивосток. Штурманское обеспечение похода длиной 15336 миль было успешно выполнено.

В августе 1939 г. приказом народного комиссара ВМФ курсы переименовываются в Высшие специальные курсы командного состава РК ВМФ (ВСК). В конце 1939 г. старшими преподавателями кафедры кораблевождения назначаются известные штурмана и командиры контр-адмирал Ю.В. Шельтинга и капитан 2 ранга Н.Ф. Пароменский, в апреле 1940 г. – капитан 1 ранга А.А. Паскин.

В качестве приватных педагогов для проведения занятий по отдельным дисциплинам приглашаются опытные специалисты. По службе погоды - военный инженер 1 ранга В.А. Снежинский, по электронавигационным приборам – Б.И. Кудревич и Д.К. Михайлов.

В 1940 г. практическое плавание слушателей штурманского отдела проводилось на учебных кораблях «Свирь» и «Ленинградсовет». На них слушатели совершили несколько походов по Балтийскому морю с заходами в порты прибалтийских республик, вошедших в состав СССР, – в Таллин, Ригу, Либаву и Вентспилс.

В октябре 1940 г. Ученым Советом ВВМКУ им. М.В. Фрунзе было присвоено ученое звание «ассистент» преподавателям Штурманского офицерского класса Ю.В. Шельтинге и Н.Ф. Пароменскому.

Опыт советско-финской войны широко использовался в обучении и воспитании слушателей. На кафедре кораблевождения особое внимание уделялось разработке вопросов навигационного обеспечения артиллерийских стрельб по берегу, минных постановок, высадки десантов, проводки кораблей за тралами. Свои первые исследования по решению задач маневрирования на маневренном планшете с учетом циркуляции корабля выполнил П. Глазков. Совместно с К. Никоновым и А. Загурьяновым им были разработаны Правила совместного плавания. И.А. Положинцев предложил новые способы выполнения девиационных работ, которые нашли широкое применение в годы Великой Отечественной войны.

В предвоенные годы набор в штурманский класс ВСК был существенно увеличен. В последнем предвоенном году в штурманский отдел были приняты 55 офицеров. С началом войны в короткий срок был произведен досрочный выпуск 45 слушателей-штурманов.

Выпускники штурманского офицерского класса трех предвоенных лет приняли активное участие в морских и сухопутных сражениях Великой Отечественной войны. В их числе были В.И. Дмитриев (флагманский штурман Тихоокеанского флота в 1953 - 1966 гг.), А.С. Алексеев (флагманский штурман Северного флота в 1953 – 1956 гг.), В.Н. Дукальский (флагманский штурман Черноморского и Балтийского флотов в 1947 - 1956 гг.), В.Ф. Паластров (флагманский штурман Северного флота в 1952 - 1953 гг.), Е.П. Соломатин (помощник флагманского штурмана Черноморского флота в 1944 – 1947 гг., начальник кафедры кораблевождения ВСОК ВМФ в 1952 – 1970 гг.).

Всего с 1918 по 1941 г. штурманский офицерский класс окончили около 580 штурманов.

В декабре 1937 года после снятия наркома ВФМ флагмана первого ранга Владимира Виктрова, новым наркомом флота стал Петр Александрович Смирнов

К этому моменту была основательно проведена чистка на Черноморском и Балтийском флоте. И хотя в целом вражеская группа уцелела, позиции троцкистов и «правых» сильно

После ареста флагмана Кожинова, новым командующим ЧФ стал Смирнов-Светловский Пётр Иванович

Только через один год выяснится что он тоже троцкист и замешан в антисоветском заговоре, но в 1937 году он пользовался доверием

Он был предсьтавителем старого поколения—большевик с 1914 года, был доверенным лицом наркомвоеннмора Л.Троцкого

С января 1938 года командующим ЧФ стал Ива́н Степа́нович Юма́шев, представитель нового поколения, он не был революционером и не был троцкистом


Новым командующим Балтофлота стал Ива́н Степа́нович Иса́ков, он занял место арестованного троцкиста Сивкова

В итоге в целом чистка себя оправдывала, но затем начались разрушительные процессы на флоте

Предстояло провести еще две чистки

--чистка Северного флота, где было очень много троцкистов

--чистка тихоокеанского флота, где троцкистов было мало

Чистка в ТОФ

Для проведения «чистки» Тихоокеанского флота в начале апреля 1938 года во Владивосток приехал глава недавно образованного Наркомата ВМФ бывший начальник Политуправления РККА Смирнов.

Смирнов Пётр Александрович

По свидетельству командующего ТОФ, в то время флагмана 2 ранга Николая Герасимовича Кузнецова нарком еще на вокзале заявил ему:

«Я приехал навести у вас порядок и почистить флот от врагов народа».
Остановился Смирнов на квартире члена военного совета ТОФ Я.В. Волкова, своего старинного приятеля. \

В первый день работы наркома на Тихоокеанском флоте Кузнецову пришлось дожидаться его в штабе ТОФ до поздней ночи, так как тот с утра знакомился с обстановкой в крае в местном управлении НКВД.

Когда Смирнов наконец появился, молодой командующий доложил ему о положении на флоте. Доклад Кузнецова произвел на наркома благоприятное впечатление. Но на просьбу о помощи флоту, в том числе в стабилизации кадровой ситуации, Смирнов реагировал вяло: пообещал обсудить этот вопрос позднее.

А на следующий день нарком в присутствии Кузнецова стал вершить судьбы военных моряков, заподозренных в нелояльности и вредительстве. Командующий ТОФ вынужден был пассивно наблюдать за происходящим. Арестовали тогда многих командиров, в том числе будущего героя Новороссийска Г.Н. Холостякова.

Обратимся к страницам мемуаров адмирала Н.Г. Кузнецова. Он пишет, что

«…в апреле 1938 года я получил телеграмму, что на флот прибывает новый, только что назначенный нарком ВМФ П.А. Смирнов. Я ждал встречи с ним.

Надо было доложить о нуждах флота, получить указания по работе в новых условиях. Мы понимали, что реорганизация Управления Военно-Морскими Силами связана с большими решениями по флоту. Страна начинала усиленно наращивать свою морскую мощь.

Одновременно о созданием наркомата был создан Главный военный совет ВМФ. В его состав вошли А.А. Жданов, П.А. Смирнов, несколько командующих флотами, в том числе и я. Но пока на заседания совета меня не вызывали.

В то время поездка с Дальнего Востока в Москву и обратно отнимала не менее двадцати суток. Начальство, видимо, не хотело из-за одного заседания на такой срок отрывать меня от флота. Словом, я считал приезд нового наркома вполне естественным и своевременным, тем более что на Северном флоте и на Балтике он уже побывал. Но все вышло не так, как я предполагал.

Официальная цель приезда в телеграмме была указана: разобраться с флотом. Однако, как стало ясно позже, это означало – разобраться в людях, и мы поняли, что он будет заниматься прежде всего руководящим составом. Так и получилось.

«– Я приехал навести у вас порядок и почистить флот от врагов народа, – объявил Смирнов, едва увидев меня на вокзале.

Нарком поставил главной задачей перебрать весь состав командиров соединений с точки зрения их надежности. Какие, спрашивается, были основания ставить под сомнение наши преданные Родине кадры?

Остановился нарком на квартире члена военного совета Я.В. Волкова, с которым они были старинными приятелями. Первый день его пребывания во Владивостоке был занят беседами с начальником управления НКВД. Я ждал наркома в штабе. Он приехал лишь около полуночи.

Не теряя времени, я стал докладывать о положении на флоте. Начал с главной базы. Весь ее район на оперативной карте был усеян условными обозначениями. Тут было действительно много сил. Аэродромы, батареи, воинские части располагались вдоль побережья и на многочисленных островах. Соединения кораблей дислоцировались в бухте Золотой Рог и в ближних гаванях.

Но чем дальше на север, тем слабее защищались опорные пункты и базы. Отдельные участки побережья находились по договору в руках японских рыбаков, и это еще больше осложняло положение. Я видел, что нарисованная мною картина произвела на Народного Комиссара большое впечатление. Но когда я стал говорить о нуждах флота, П.А. Смирнов прервал меня:

– Это обсудим позднее.

«Ну что ж, – подумал я, – пускай поездит, посмотрит своими глазами. Тогда будет легче договориться».

– Завтра буду заниматься с Диментманом (начальником краевого управления НКВД. ). – сказал Смирнов в конце разговора и пригласил меня присутствовать.

В назначенный час у меня в кабинете собрались П.А. Смирнов, член Военного совета Я.В. Волков, начальник краевого НКВД Диментман и его заместитель по флоту Иванов. Диментман косо поглядел на меня и словно перестал замечать. В разговоре он демонстративно обращался только к наркому.

Я впервые увидел, как решались тогда судьбы людей. Диментман доставал из папки лист бумаги, прочитывал фамилию, имя, отчество командира, называл его должность. Затем сообщалось, сколько имеется показаний на этого человека. Никто не задавал никаких вопросов. Ни деловой характеристикой, ни мнением командующего о названном человеке не интересовались.

Если Диментман говорил, что есть четыре показания, Смирнов, долго не раздумывая, писал на листе: «Санкционирую». И тем самым судьба человека была уже решена. Это означало: человека можно арестовать.

В то время я еще не имел оснований сомневаться, достаточно ли серьезны материалы НКВД. Имена, которые назывались, были мне знакомы, но близко узнать этих людей я еще не успел. Удивляла, беспокоила только легкость, с которой давалась санкция.

…Я ходил под тяжелым впечатлением от арестов. Мучили мысли о том, как это люди, служившие рядом, могли стать заклятыми врагами и почему мы не замечали их перерождения? Что органы государственной безопасности могут действовать неправильно – в голову все еще не приходило. Тем более я не допускал мысли о каких-то необычных путях добывания показаний.

Нарком провел два дня в море, побывал в Ольго-Владимирском районе. В оперативные дела он особенно не вникал. Может быть, ему, человеку, не имевшему специальной морской подготовки, это было и трудно. Зато он очень придирчиво интересовался всюду людьми, «имевшими связи с врагами народа»…

Пребывание Смирнова подходило к концу. К сожалению, решить вопросы, которые мы ставили перед ним, он на месте не захотел, приказал подготовить ему материалы в Москву. Я заготовил проекты решений. Смирнов взял их, но ни одна наша просьба так и не была рассмотрена до самого его смещения, на месте нарком решил лишь один вопрос, касающийся Тихоокеанского флота, но и это решение было не в нашу пользу.

Речь шла о крупном соединении тяжелой авиации. Во Владивостоке Смирнов сказал мне, что командование Особой Краснознаменной Дальневосточной армии просит передать это соединение ему.

Я решительно возражал, доказывал, что бомбардировщики хорошо отработали взаимодействие с кораблями, а если их отдадут, мы много потеряем в боевой силе. Смирнов заметил, что авиация может взаимодействовать с флотом и будучи подчиненной армии.

– Нет, – возражал я. – То будет уже потерянная для флота авиация.

Я сослался на испанский опыт, показавший, как важно, чтобы самолеты и корабли были под единым командованием. Все это не приняли в расчет. Приказ был отдан, нам оставалось его выполнять. Потом Смирнов признался мне. что принял решение потому, что его уговорил маршал Блюхер. Наши «уговоры» на наркома действовали меньше…

…Можно было привести десятки трагических эпизодов, когда уже после отъезда Смирнова, который, очевидно, увез с собой «обстоятельный» материал, были арестованы командующий морской авиацией Л.И. Никифоров и член военного совета флота Я.В. Волков.

Арест последнего даже в той обстановке мне казался невероятным. Он был в отличных отношениях со Смирновым и, кажется, мог доказать свою невиновность…»

Николай Гересимович Кузнецов, командующий ТОФ не был троцкистом и в ТОФ антисоветских элементом было мало.

Он писал что наркома Смирнова не волновали дела флота, он занимался только чистками.

Сразу после возвращения Смирнова с Дальнего Востока, 22 апреля 1938 года, арестовали Викторова.

Сначала на допросе флагман флота 1 ранга отрицал какую бы то ни было вину в антисоветской деятельности, но потом вдруг в протоколе допроса появляется такая запись:

«Я прошу не давать мне очных ставок. Я буду говорить правду... В заговор я был завербован Гамарником в 1933 году», и далее:

«Гамарник мне говорил о неправильности политики партии, которая ведет страну к гибели, о зажиме в партии всякой свободной мысли и о гонениях против тех, кто имеет смелость не соглашаться с политикой Сталина».

Основная задача «подрывной работы по флоту» преподносилась так:

«приведение его в небоеспособное состояние и лишение флота возможности активных действий во время войны».

Так сломался второй (после В.М. Орлова) флагман флота 1 ранга. Больше никому из морских военачальников не довелось носить это звание…



Чистки на Северном флоте

Настал черед Северного флота. Как и на других флотах, прежде чем арестовать командующего флагмана 1 ранга Константина Ивановича Душенова, были репрессированы люди из ближайшего окружения командующего.

29 декабря 1937 года взяли под стражу помощника командующего флотом бригинтенданта Павла Афанасьевича Щетинина. Член большевистской партии с июня 1917 года, Щетинин активно боролся за победу Советской власти, избирался членом судовых комитетов и членом Гельсингфорского флотского комитета.

И вот теперь, через 20 лет после Октябрьской революции, он попал в тюрьму. В течение девяти месяцев длилось следствие.

21 сентября 1938 года военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Щетинина к высшей мере наказания. Одним из главных оснований вынесения расстрельного приговора был представленный суду акт о проводимой подсудимым вредительской деятельности.
Следом за Щетининым арестовали командира подводной лодки капитана 2 ранга Леонида Рейснера.

Руководители политуправления флота неоднократно вели «профилактические беседы» с Рейснером. Говорил с ним и Душенов.

Но Рейснер, признавая кое-какие ошибки, в целом взглядов не менял. А во второй половине 1937 года они уже расценивались как «политически чуждые». К тому же ему ставили в вину семейные связи: он был братом известной писательницы и активной участницы Гражданской войны Ларисы Рейснер, которую уже после смерти (умерла она в 1926 году) стали обвинять в связях с троцкистами.

Лариса Рейснер была известной сторонницей Льва Троцкого, Рейснеры были его верными сподвижниками

Этот факт имел тогда, возможно, решающее значение в дальнейшей судьбе Рейснера. Его после длительного пребывания в тюрьме 6 мая 1941 года приговорили к 15 годам лагерей, где он и умер в том же году.

Одновременно с Рейснером рассматривался вопрос об увольнении с флота Дрыкина и Сидер-Брока.

Дрыкин, начальник одного из отделов штаба флота, опытный, добросовестный, хорошо знающий свое дело командир, в 20-е годы некоторое время примыкал к троцкистской оппозиции. Этого он никогда не скрывал и раскаивался в случившемся. Тем не менее это не спасло его от ареста.

Сидер-Брок служил сначала в Архангельском военном порту, затем в штабе Северного флота. Это был человек с очень сложной биографией, с длинным и тяжелым «хвостом», как говорили тогда. В конце 1917 - начале 1918 года он примыкал к левым эсерам, затем даже находился недолго в колчаковской армии.

Начальник Интендантского училища ВМС капитан 1 ранга Ю.С. Сидер-Брок

Он был эсером и служил в армии Колчака, но репрессирован все-таки не был

Но, перейдя добровольно в Красную Армию воевал всю Гражданскую войну, был принят в большевистскую партию. Согласно указаниям сверху он тоже подлежал увольнению.

Душенов вступился за этих трех командиров. Он доказывал П. Байрачному и П. Клиппу (члену военного совета и начальнику политуправления Северного флота), что уверен в безусловной честности и преданности Дрыкина и Сидер-Брока, что их ошибки в прошлом не могут служить основанием для увольнения, а что касается Рейснера, то, хоть его настроения и подлежат осуждению, его можно перевоспитать.

Соглашаясь в основном с Душеновым, политуправление флота ссылалось на указание свыше и продолжало настаивать на увольнении попавших под подозрение командиров.

К.И.Душенов активно выгораживал всех троцкистов в Северном флоте, в итоге он сам на этом погорел, был арестован и расстрелян

После долгих споров руководители Северного флота решили обратиться за советом к наркому ВМФ Смирнову. Но он был очень занят в то время срочными делами и отправил их к начальнику политуправления наркомата М. Шапошникову, который принял сторону политуправления Северного флота. Душенову, как вспоминали очевидцы его разговора с комфлота, он сказал:
- Рекомендую вам, Константин Иванович, не упорствовать. Вы не правы, и, кроме неприятностей, это вам ничего не принесет.
Тем не менее Душенов остался при своем мнении. Тогда Байрачный предложил ему посоветоваться с Андреем Ждановым - секретарем ЦК ВКП(б) и Ленинградского обкома, который в Политбюро курировал флот, а в 1938 году стал членом Главного военного совета ВМФ.

Придя в Смольный, руководители Северного флота сначала доложили Жданову о состоянии дел на флоте, ответили на его вопросы, а потом попросили разрешить их спор. Выслушав мнение каждого из руководителей флота и уточнив характеристики этих трех командиров, подлежащих увольнению, Жданов сказал:
- То, что они хорошо работают, еще ничего не доказывает. Я бы им доверять не стал, раз они были троцкистами или как-то связаны с ними.
Душенов хотел возразить, но Жданов дал понять, что вопрос исчерпан, и, пожелав счастливой дороги, попрощался с руководителями Северного флота.»


Андрей Жданов курировал гражданский и военно-морской флот, нещадно вел борьбу с троцкистами.

Но сам Жданов при этом был лидером группы, которая ставила своей целью реставрацию капиталистических отношений.

Эта группа была разоблачена лишь в 1950 году.

Вскоре Рейснер, а затем Дрыкин были арестованы. Что касается Сидер-Брока, то он избежал ареста, воевал во время Великой Отечественной войны и в звании контр-адмирала вышел в отставку.
К маю 1938 года аресты на Северном флоте достигли апогея. 16 мая был экстренно вызван в Москву старый большевик член военного совета флота Петр Порфирьевч Байрачный. Сразу после прибытия на вокзал в Москве он был арестован. Осужден и расстрелян 19 августа 1938 года.

Теперь настал черед и самого командующего Северным флотом.

Его арестовали 22 мая 1938 года вместе с Клиппом на станции Волховстрой, когда они следовали из Мурманска в Ленинград по вызову Андрея Жданова.

На следствии выяснилось, что Душенов обвинялся в том, что

«он с 1934 г. являлся активным участником антисоветского заговора.

Занимая должность командующего Северным флотом, Душенов по заданию антисоветской организации проводил вредительство, направленное на понижение боевой мощи флота и на поражение его в войне, а также вел подготовку к вооруженному восстанию боевых единиц против Советской власти.

Был в курсе террористической деятельности, направленной в отношении руководителей партии и правительства, поддерживал преступные связи с бывшим командующим Черноморским флотом И.К. Кожановым».

На суде, который состоялся почти два года спустя, 3 февраля 1940 года, Душенов категорически отверг нелепые клеветнические обвинения. Тем не менее герой Октября был расстрелян на следующий день.

Уже после ареста Душенова были арестованы другие командиры Северного флота:

--начальник штаба флота капитан 1 ранга Павел Спиридонович Смирнов

--начальник отдела боевой подготовки штаба флота капитан 2 ранга Сергей Сергеевич Рыков

--заместитель командующего флотом по строительству капитан 1 ранга Иван Иванович Сынков

-- командир бригады подводных лодок капитан 1 ранга Константин Николаевич Грибоедов

--флагманский артиллерист штаба флота капитан 2 ранга Василий Александрович Александров

Большинство из них были осуждены к длительным сроках заключения, а Сынков и Грибоедов - расстреляны.

Аресты не обошли стороной и военные флотилии.

Еще в начале 1938 года были арестованы командующий Каспийской военной флотилией флагман 2 ранга Дмитрий Павлович Исаков, начальник штаба флотилии Н. Унковский. Дело об их участии в антисоветском военно-фашистском заговоре было настолько не состоятельно, что 7 декабря 1940 года военный трибунал ЗакВО в отношении всех четверых вынес оправдательный приговор.

К сожалению, прокурор СССР 16 июля 1942 года, то есть уже во время Великой Отечественной войны, когда опытные офицеры были буквально на вес золота, вновь направил их дело на рассмотрение Особого совещания с предложением о назначении обвиняемым наказания в виде пяти лет заключения каждому.

Главный аргумент:

«интересы государственной безопасности в условиях военной обстановки диктуют необходимость изолировать на период военного времени обвиняемых от общества ».

Так они и сгинули. Возможно, при перевозке заключенных на барже через Каспий, когда в воздухе свирепствовала немецкая авиация. Одну из таких 32 затонувших барж вынесло на берег в 60-е годы.

Не менее трагично сложилась судьба командования Амурской военной флотилии. 13 марта 1938 года в Москве при выходе из вагона поезда, следовавшего с Дальнего Востока, был арестован командующий АКВФ флагман 1 ранга Иван Никитич Кадацкий-Руднев.

Его приговорили к высшей мере наказания 28 июля того же года. 11 мая 38-го был арестован начальник штаба флотилии капитан 2 ранга Николай Иванович Николайчик и вскоре расстрелян.

К длительному сроку заключения был приговорен командир Имановского речного отряда капитан 2 ранга Петр Андреевич Сюбаев.

В третью волну, в ноябре 1938 года был уволен в запас А.А. Иконников. 8 декабря 1938 года он был арестован и умер в заключении 22 июля 1942 года.

Были репрессированы такие известные подводники-черноморцы, как командиры бригады подводных лодок Васильев Г.В и Моралев Н.К. (приговорен к расстрелу 01.11.1938); командир подлодки "Шахтер" и учебного отряда подводного плавания ЧФ Кузнецов К.М. (впоследствии командовал бригадами ПЛ ТОФ и КБФ); командир 3-й бригады подлодок ЧФ, впоследствии командующий Дунайской военной флотилией вице-адмирал Холостяков Г.Н.; минер подлодки "Политработник" (1927-1929) Ивановский Н.С., который позднее, в 1942-1943 командовал 2-й бригадой подлодок КБФ, а в 1943-1947 стал начальником подводного плавания ТОФ, контр-адмиралом.

Репрессиями были вырваны со службы и из жизни Лавинский М.Н., командир дивизиона подлодок ЧФ, (приговорен к расстрелу 01.11.1938); Рублевский И.А., начальник штаба бригады подводных лодок ЧФ, (приговорен к расстрелу 01.11.1938); Ижбулатов Р.А. командир дивизиона подлодок ЧФ, (приговорен к расстрелу 18.04.1938) и другие

В результате первой и второй волны «чисток» к лету 1938 года на флоте были арестованы почти все флагманы.

Дело Смирнова

В июне 1938 года совсем внезапно настал черед главного чистильщика флота наркома П.А.Смирнова......

Возглавлять наркомат Военно-Морского Флота Смирнову довелось ровно полгода, как и Политуправление РККА…

Так сказать день в день, ибо 30 июня 1938 года он был арестован и препровожден во внутреннюю тюрьму НКВД.

Там его уже ожидали начальник 2-го Управления НКВД комбриг Н.Н. Федоров со своим помощником майором госбезопасности В.С. Агасом.

Комбриг Н. Федоров

Основную ставку Федоров и Агас делали на показания ранее арестованных бывших сослуживцев Петра Александровича, хорошо знавших его прежде всего по Белорусскому и Ленинградскому военным округам, а также по ПУРККА и наркомату ВМФ – И.П. Белова, А.С. Булина, А.И. Егорова, С.П. Урицкого, Д.Ф. Сердича, Б.У. Троянкера, Ф.С. Мезенцева, П.С. Иванова, И.И. Сычева и других.

Контр-адмирал Мезенцев был вместе с Смирновым и военными РККА изобличен в участии в заговоре

Его Смирнова обвиняли

«в участии в военно-фашистском заговоре и принадлежность к белорусско-толмачевской оппозиции 1928 года;

вербовочную работу по вовлечению в заговор новых членов; вредительскую деятельность по ослаблению боевой мощи Красной Армии и политико-морального состояния ее личного состава.

Принятие руководства военно-фашистским заговором по военно-политической линии (после смерти Гамарника).»

«С приездом в БВО Смирнова там стала действовать подпольная контрреволюционная организация, руководимая Смирновым П.А…

Дважды присутствовал при антисоветских разговорах, проводимых Смирновым, в которых он высказывал мысль против НКО – что он не способен руководить армией… Лично встречался со Смирновым и тот рассказал, что цель организации – устранение от руководства армией Ворошилова, сохранение троцкистских кадров, вербовка новых членов. Таким образом, в военный заговор первый раз был вовлечен Смирновым П.А., и второй – Булиным А.С.».

Или показания корпусного комиссара М.Р. Шапошникова, полученные от него за неделю до ареста Смирнова.

Надо отметить, что Шапошников являлся выдвиженцем, так сказать протеже Смирнова: именно его, начальника отдела ПУРККА, рекомендовал Петр Александрович для утверждения ЦК ВКП(б) на самую высшую политическую должность во вновь создаваемом наркомате Военно-Морского Флота СССР.

Сделать это было нетрудно – Смирнов, уходя из ПУРККА, имел возможность выбрать себе заместителя по политической части. И выбор этот он сделал в пользу Михаила Шапошникова, зная того много лет по совместной службе в различных округах.

ЦК и НКВД знали о их близости и понимали что Шапошников это ключ к Смирнову.

И вот перед ним показания Шапошникова, в которых тот пишет,

« что его, тогда начальника организационного отдела Политуправления РККА, вызвал к себе Смирнов и поставил задачу «всемерно разоблачать троцкистов, чтобы зашифровать свою деятельность».

«ему совместно со Смирновым удалось добиться назначения на ответственные военно-политические посты в РККА ряда заговорщиков.»

К числу последних он отнес

«корпусного комиссара Я.В. Волкова – члена Военного совета ТОФ, дивизионного комиссара Н.А. Юнга – члена Военного совета СибВО, а также дивизионных комиссаров А.В.Тарутинского – члена Военного совета УрВО, И.М. Горностаева – начальника политуправления КВО, И.И. Кропачева – начальника политуправления ОКДВА, Ф.С. Мезенцева – члена Военного совета Черноморского флота.»

Михаил Шапошников признался что он участник антисоветского заговора и в нем состоит сам нарком ВМФ П.Смиронов

Следователи, организовывали для Смирнова очные ставки, в том числе с И.П. Беловым и А.С. Булиным – его заместителем по ПУРККА, подсовывая ему все новые и новые показания арестованных, уличавших бывшего военно-морского министра во множестве мыслимых и немыслимых грехов.

Так, комдив Д.Ф. Сердич свидетельствовал, что Смирнов, будучи начальником политуправления БВО, окружил себя троцкистами (Н.А. Юнг, Р.Л. Балыченко и другие). Далее Сердич утверждал:

«…Хотя мне никогда никто прямо не говорил о том, что Смирнов является участником антисоветского заговора, однако, ряд фактов характеризует его с антисоветской стороны…»

К таким фактам Сердич отнес и то, что Смирнов допускал отрицательные высказывания в адрес руководства страны.

А..С.Булин оказался одним из членов выявленной "головки" заговора в высшем политуправлении РККА

О подобных словесных выпадах Смирнова упоминается и в показаниях бывшего начальника Разведуправления РККА комкора С.П. Урицкого, который 18 июня 1938 года утверждал, что

"в период чистки партии в 1928–1929 годах в СКВО по вине члена Реввоенсовета округа (то есть П.А. Смирнова) было скомпрометировано значительное количество коммунистов, между тем троцкисты, например как Д.А. Шмидт и некоторые другие проходили ее без всякой задержки. "

А такие известные в Красной Армии командиры, как И.Р. Апанасенко, Е.И. Ковтюх, были якобы ошельмованы и доведены до озлобления. А делалось это, по версии Урицкого, для того, чтобы оторвать командиров от партии, доказать, что они не сыновья ее, а всего лишь нелюбимые пасынки

Смирнов продолжал стоять на своем, отвергая все обвинения в свой адрес.

Но уже 3 июля он пишет заявление на имя Ежова, в котором подтверждает свое участие в заговоре.

А также говорит, что на очных ставках с Беловым, Булиным и другими заговорщиками он не признавал себя виновным, но теперь, после мучительных размышлений, решил дать признательные показания…

«со слов своего заместителя по ПУРККА Антона Булина он знал начальника секретариата Ворошилова корпусного комиссара И.П. Петухова как одного из особо законспирированных участников военного заговора»

Однако руководству Особого отдела такого свидетельства оказалось мало – для них какой-то там начальник канцелярии наркома, пусть и обороны, пусть и самого Ворошилова, был мелкой сошкой.

Так нужен был выход если не на самого наркома, то хотя бы на его заместителей, которые фактически все до единого были у них на прицеле: следствию важно было вскрыть новый большой заговор в руководстве Красной Армии.

Должность первого заместителя в это время исполнял командарм 1-го ранга И.Ф. Федько.

Вот на него то и решили выйти через Смирнова, который в заявлении от 5 июля сообщил, что он с 1937 года был связан по заговору с Федько, об участии которого в заговоре он узнал впервые годом раньше от И.П. Белова.

Чем больше давал признательных показаний Смирнов, тем более разгорался аппетит у следователей. Впереди было еще полгода времени до суда.

Скажем только, что установленные законом сроки следствия по его делу приходилось продлевать несколько раз, что и делал принявший к производству дело Смирнова на заключительном этапе старший лейтенант госбезопасности И.Р. Шинкарев.

По ходу следствия Смирнов от части ранее данных им показаний отказывался, другую же часть – уточнял.

Например, на допросе 19 августа 1938 года он заявил, что его показания месячной давности (от 17–19 июля) о разговоре с Уборевичем об открытии фронта противнику в случае войны не соответствуют действительности.

«…Никаких разговоров об открытии фронта с Уборевичем я никогда не вел… Со мной Уборевич об этом не говорил. Записал я эту формулировку, не обдумав как следует, и в момент несколько напряженный для меня лично, скорее всего по слабости духа».


Смирнов тесно был связан с Уборевичем и нач.генштаба Егоровым


Бывший нарком Военно-Морского Флота утверждал, что его показания от 17–19 июля в части установления связи по заговору со своим заместителем – П.И. Смирновым-Светловским, не соответствую действительности, так как он узнал о его участии в заговоре от маршала А.И. Егорова. Клеветническими назвал Петр Александрович свои собственные показания об участии в заговоре морских военачальников – Столярского, Курехина, Сынкова, П.С. Смирнова, Москаленко и других.

А в целом многостраничное дело Смирнова пухло день ото дня. Заставили его признаться и в активной вербовочной работе, благо что возможностей для этого у него, по мнению следствия, было предостаточно. Что и нашло свое отражение в протоколах допросов и в обвинительном заключении.

В орбиту вербовочной деятельности Смирнова попал практически весь высший комначсостав военных округов, в которых он в течение многих лет был членом РВС и начальником политического управления, а также ПУРККА и наркомата ВМФ.

Вилка разброса здесь действительно велика: от инструкторов отделов политуправления округа до помполита Военно-Морской академии, военного прокурора БВО и комиссара Академии Генерального штаба.

Были проведены очные ставки. Например, встреча на очной ставке 13 июля 1938 года Смирнова, с Федько.

Первый утверждает, что

"об антисоветской деятельности и участии Федько в заговоре он узнал сначала от командарма Белова, а затем при личном разговоре, состоявшемся дважды."

При этом якобы Федько просил Смирнова узнать содержание «компромата» на него за период пребывания в ОКДВА. Федько же, в свою очередь, всех этих показаний Белова и Смирнова не подтвердил и заявил, что участником заговора он никогда не был. Энкаведешники устроили Смирнову очную ставку даже с наркомом Ворошиловым.

Хотя вернее будет определить ее как допрос Смирнова с участием в нем Ворошилова, которому по ходу.разговора следователь задавал вопросы, касающиеся предыдущей службы и поведения подследственного. К чести наркома обороны, он не поспешил облыжно поливать грязью бывшего своего заместителя по политчасти.

Дабы не пересказывать многочисленных протоколов допросов и очных ставок, личных заявлений и многих других документов следственного дела, обратимся только к одному из них, так сказать итоговому – обвинительному заключению.

Но сначала, следует воспроизвести еще один, важный документ, характеризующий поведение Петра Смирнова после почти годичного тюремного испытания. Дело в том, что следствие по делу Смирнова, было окончено в начале февраля 1939 года, о чем ему и было объявлено 9-го числа.

При выполнении данной процессуальной операции Петр Александрович, подтвердив свою принадлежность к антисоветскому военному заговору, вместе с тем заявил, что часть его показаний не соответствует действительности.

В частности, он отрицал свое участие в белорусско-толмачевской группировке, проведение вредительской деятельности в армии и получение на это указаний от Гамарника, вовлечение в заговор И.И. Коржеманова (до ареста в 1938 году работал начальником отдела кадров штаба БВО.. ), наличие антисоветской связи с рядом лиц, указанных в материалах дела.

Вот как протокольно выглядит это заявление:

«Вопрос : Чем Вы можете дополнить материалы расследования?

Ответ : Свою вину я, как участник антисоветского военного заговора, признаю, но считаю необходимым внести следующие исправления в протокольные записи, как не соответствующие действительности, как не просмотренные мною при подписи или вынужденно неправильно данные мной показания: период белорусско-толмачевский освещен неправильно, в белорусско-толмачевской группировке я не участвовал и к ней не примыкал.

Наоборот, будучи в 1928 г. начальником пуокра в СКВО, получив белорусско-толмачевскую резолюцию, на специально собранном совещании командного и политического состава округа, которое проводилось в Пятигорске, я выступил с докладом, осуждающим белорусско-толмачевскую группировку в армии, как неправильную и политически вредную.

По моему же предложению была принята соответствующая резолюция, которую можно найти в делах пуокра и ПУРа за 1928 год.

На состоявшемся Пленуме Ревсовета Союза в 1928 году специально обсуждался этот вопрос, я и там выступал против белорусско-толмачевских настроений, что подтвердил и нарком Ворошилов на очной ставке и впоследствии на всех совещаниях я последовательно придерживался этой же позиции

Это ведь было в тот момент, когда выступали с белорусско-толмачевскими взглядами открыто, следовательно, не было оснований для ухода в подполье и двурушничанья.

Я резко выступал против перегибов в проведении единоначалия, в связи с этим часть политработников, разделяющих взгляды белорусско-толмачевцев, поддерживала меня. Никакой подпольной контрреволюционной работы на базе белорусско-толмачевских настроений я не вел до вступления в заговорщическую организацию, т.е. до 1933 года, когда белорусско-толмачевцы были для этой цели использованы.

Поэтому весь первый раздел показаний от 17 июля является неправильным, в большинстве написанным не мной, а Агасом (следователем). Естественно, неверна также и та запись, где говорится, что начальники пуокра Кожевников, Кучмин, Васильев, Берман знали меня, как белорусско-толмачевца.

Шифреса (начальника Военно-хозяйственной академии, армейского комиссара 2-го ранга.) я как белорусско-толмачевца не знал. Исаенко и Трегубенко (начподивы СКВО), как белорусско-толмачевцы, упомянуты неправильно, а также об их правых взглядах мне ничего не было известно. Запись в протоколе, что я был уволен из РККА, неправильна, так как я из РККА никогда не увольнялся, а был командирован на курсы марксизма. Упоминание Вайнера (Л.Я. Вайнер в первой половине 30 х годов командовал в БВО 3 м кавалерийским корпусом.

Впоследствии, до своего ареста в августе 1937 года – комкор, военный советник при Главкоме (министре) Монгольской Народной Армии. ), как связанного по заговору с Уборевичем, неправильно, так как мне это не было известно. О Вайнере и Сердиче (он сменит Вайнера на посту командира 3-го кавкорпуса.), как о заговорщиках, мне стало известно из официальных материалов после их ареста.

Указаний Зиновьеву (начальнику политуправления УрВО, корпусному комиссару. ) об установлении им связи по заговору с Гарькавым (командующим войсками УрВО в 1935–1937 годах. ) и Головиным (председателем Уральского облисполкома. . ) на Урале я не давал. С Румянцевым (секретарем Западного обкома ВКП(б). ) по линии заговора никакой связи я не устанавливал, а следовательно, и о лицах, связанных с ним по заговору, он не мог мне говорить. Это показание вынужденное.

ъОб участии Румянцева в заговоре я узнал только после его ареста… С Зыкуновым (начальником отдела руководящих партийных органов политуправления ПВО.) и Рудзитом (работником этого политуправления.) непосредственной связи по заговору не было, а о них, как участниках заговора, мне было известно со слов Немерзелли (заместителя Смирнова, в ЛВО, корпусного комиссара. . ).

Никаких указаний о вредительской деятельности от Гамарника, я не получил и никакой работы вредительской по БВО и ЛВО я не проводил. Наоборот, резко ставил и продвигал эту работу в плоскости ее резкого улучшения, о чем знает и Жданов (первый секретарь Ленинградского обкома ВКП(б), секретарь ЦК ВКП(б).) и Ворошилов. Об упоминаемых участниках заговора в мотомехчастях по Ленинграду мне стало известно, лишь после их ареста.

О Шапошникове Б.М. сказано в протоколе с натяжкой. Он, безусловно, несет ответственность за недостатки и вредительство в ЛВО, но о его лично сознательном участии я сказать ничего не могу.

О Примакове и Германовиче (комкоры. Первый из них до ареста работал заместителем командующего войсками ЛВО, а второй – армейским инспектором того же округа. ) мне Гамарник не говорил, как о заговорщиках, и по заговору я их не знал. Наоборот, я принимал участие в разоблачении Примакова и ставил вопрос перед наркомом и на партсобрании. Булин мне не говорил, как об участниках заговора, о Сидорове (ответственном секретаре партийной комиссии при ПУРККА, корпусном комиссаре.), Ланда (ответственном редакторе газеты «Красная звезда. ), Сычеве (начальнике политуправления БВО, дивизионном комиссаре. )…

Упоминание Ермольчика (военкома 6-го авиакорпуса, дивизионного комиссара . ), как заговорщика, в разговоре с Беловым неправильно. О Ермольчике, как участнике заговора, мне ничего не было известно. Наоборот, Ермольчик подавал заявление на Белова, в котором изобличал Белова, что последний его пытался вербовать в заговор. Письмо мной было передано наркому.

Запись в протоколе о Гореве (бывшем военном атташе СССР в Испании. ) неправильна… Юнг (член Военного совета СибВО, дивизионный комиссар. . ) сообщал мне об Антонюке (командующем войсками СибВО, комкоре. ), как о бывшем троцкисте, у которого был расстрелян брат, но об установлении личной связи по заговору не упоминал.

Мне неизвестен Максимов (нач. 7 отдела Штаба РККА), как участник заговора, а известна его личная связь – тесная интимная с Куйбышевым (командующим войсками ЗакВО, комкором.) и Мезисом (членом Военного совета БВО, армейским комиссаром 2-го ранга. ). О Петухове (для особых поручений при наркоме обороны, корпусном комиссаре.. ), как о заговорщике, Булин мне не говорил, и как заговорщика я Петухова не знал.

Булин лишь говорил, что Петухов является человеком Гамарника, что я понял в заговорщическом смысле. Указаний Иванову (комиссару Оршанской авиабригады) об установлении связи с Киверцевым (заместителем начальника политуправления БВО, бригадным комиссаром. ) я не говорил, а говорил об установлении его связи с Зиновьевым.

Красильникова, Русанова (заместителя начальника Управления связи РККА, дивинженера. ) и Васенцовича (начальника штаба ОКДВА, комдива.) я Федько не называл и он мне не говорил, а также никогда между нами не упоминался, как заговорщик, Максимов.

Разговора с Гричмановым (председателем Ленинградского облисполкома.) прямо о заговорщической работе в ЛВО не было и об участии моем в заговоре он вряд ли знал. Я не говорил ему, но антипартийные разговоры были…

Об окончании следствия мне объявлено, с материалами следствия ознакомился. Ответ на вопрос записан с моих слов правильно, протокол мною прочитан.

П. Смирнов.

Об окончании следствия объявил старший следователь ОО ГУГБ НКВД СССР старший лейтенант госбезопасности

Шинкарев»

В заявлении Смирнова совсем не упоминается корпусной комиссар Я.В. Волков, член Военного совета ТОФ, попавший в тюрьму через день после ареста Петра Александровича. Об их приятельских отношениях уже упоминал адмирал Н.Г. Кузнецов, добавив при этом, что Волков мог доказать свою невиновность.

И тот действительно пытался ее доказать в течение полутора десятка лет в различных инстанциях, в том числе и самых высоких (Президиум Верховного Совета СССР. Верховный Суд СССР, OK ВКП(б), аргументирование опровергая предъявленные ему обвинения.

Например, в заявлении на имя И.В. Сталина, написанном в мае 1945 года, Волков в числе других отрицает и показания на него, данные П.А. Смирновым.

«Бывший нарком Флота Смирнов П.А., по неизвестным для меня причинам, дал враждебное, явно клеветническое показание, что он вовлек меня в преступную военную антисоветскую организацию и что я по его заданию, с 1934 года проводил вредительскую работу в Военно-Морской Академии по подготовке кадров для В.М. Флота….

Ни одного слова правды в показаниях Смирнова нет и не может быть, это злостная клевета, никем и ничем не подтверждаемая, обреченного врага, очернить и замазать человека, который не только делом, но и словом и мыслью не виноват перед своей Родиной, партией и Советской властью на протяжении свыше 20 лет работы.

Как на суде, так и на неоднократном следствии я категорически отрицал показания Смирнова, как явно враждебные и клеветнические. Одновременно я не скрывал и говорил правду, что периодически встречался со Смирновым, когда он был начальником политуправления ЛВО, что он в моем представлении и понимании был порядочный человек и работник, так как за ним ничего отрицательного и преступного не замечал.

И последнее, почему в последний раз своего посещения ТОФа по должности Наркома Флота в апреле-мае 1938 года, если допустить мою преступную связь с ним, то на собрании комсостава он всячески дискредитировал меня и мою работу и тут же назначил начальником политуправления и членом Военсовета Лаухина, а я уже работал на ТОФе более 6 месяцев, и в вагоне на лично поданный мною рапорт об уходе с работы всячески меня ругал и поставил условие, что если я не возьму рапорт обратно, то он меня арестует как врага народа, как бегущего от трудностей и не желающего работать.

При таком взгляде я вынужден был взять рапорт обратно, о чем горько сожалею»

По отбытии срока заключения (10 лет ИТЛ) Волков в июле 1948 года был направлен в административную ссылку в город Енисейск, где работал дежурным электромонтером на судоверфи вплоть до своей реабилитации в конце 1954 года.

...........................

Обратившись же к содержанию обвинительного заключение по делу Смирнова, можно проследить реакцию следственной части Особого отдела ГУГБ НКВД на заявление подследственного от 9 февраля 1939 года.

В итоге констатирующая часть обвинительного заключения выглядит следующим образом:

«…Смирнов Петр Александрович, 1897 года рождения, уроженец Кировской области, Белохолуницкий завод, русский, до ареста – нарком Военно-морского Флота, обвиняется в том, что:

1) с 1928 года входил в состав троцкистской организации, так называемой «белорусско-толмачевской оппозиции».

2) в 1933 году был завербован в антисоветский военный заговор Гамарником являлся одним из руководящих участников заговора и проводил работу по срыву боеспособности РККА и обеспечению поражения Советского Союза в войне с фашистскими странами с целью свержения Советской власти и реставрации капитализма, т.е. в преступлениях, предусмотренных ст.58 п.1«б» и 11 УК РСФСР.

Следственное дело подлежит направлению в Военную Коллегию Верховного суда СССР – для судебного разбирательства»

Итак, преступные деяния П.А. Смирнова были квалифицированы как изменнические, вредительские с отягощающим довеском, в виде 11-го пункта 58 й статьи.

Этих двух пунктов (и даже одного из них) вполне хватало для получения «законных» девяти граммов в затылок или висок. К тому же на первой странице обвинительного заключения по делу Смирнова кем-то из высшего руководства, чье решение подлежало неукоснительному выполнению членами суда (это чувствуется по содержанию и интонации резолюции), накануне судебного заседания сделана надпись: «Пропустить по закону от 1.ХII.34».

Подпись неразборчива, но это точно не подпись Сталина. Такую резолюцию мог наложить, вероятнее всего, или Прокурор ССОР Вышинский, или председатель Военной Коллегии Ульрих. Или же нарком внутренних дел Л.П. Берия.

Лаврентий Берия ставший наркомом провел пересмотр дела и полностью убедился в виновности Смирнова

Закон от 1 декабря 1934 года не оставлял никаких надежд на жизнь подсудимому и предполагал только одно – смерть.

Смирнов, как это отмечено в протоколе судебного заседания, виновным себя признал (на суде ему, помимо пунктов 1«б» и 11 58 й статьи, довесили еще и пункт 8 той же статьи), свои показания на предварительном следствии подтвердил.

Расстреляли П.А. Смирнова 23 февраля 1939 года – на следующий день после суда. Определением Военной коллегии Верховного суда СССР от 16 мая 1956 года дело было прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления.

Что с ним случилось в 1938–1939 годах и какова его дальнейшая судьба – о том не знали не только члены семьи П.А. Смирнова, сами подвергшиеся репрессиям и всевозможным ограничениям, но этого не смог узнать и член правительства – нарком ВМФ адмирал Н.Г. Кузнецов. В своих воспоминаниях он пишет, что уже работая в Москве в должности наркома, неоднократно пробовал узнать, что же произошло со Смирновым.

Что тут было правдой – сказать не могу. Больше я о нем ничего не слышал.

Вольно или невольно, но он действительно выбивал хорошие кадры, советских командиров Будучи там, на месте, он действительно решал судьбы многих, и если он действительно не занимался умышленным избиением кадров, то почему не хотел прислушаться к «обвиняемым» или даже ко мне, комфлоту, и сделать объективные выводы?»

Петр Смирнов признался что умышленно репрессировал честных советских командиров,чтобы разрушить боеспособность флота

17 февраля 1848 года в Баку в семье коллежского ассесора Александра Андреевича Смирнова родился сын - Иван.

В 1864 году зачислен в Морской кадетский корпус кадетом младшей роты.

17 апреля 1868 года Приказом по Морскому ведомству после успешно сданных выпускных экзаменов Иван Смирнов произведен в гардемарины.

В 1869 году семья Смирновых уехала из Баку.

17 апреля 1870 года после 2 лет плаваний Смирнов И.А. Высочайшим Приказом произведен в мичманы.

В 1883 году лейтенант Смирнов И.А. плавал старшим офицером корвета «Сокол».

Капитан 2-го ранга Смирнов И.А. служил старшим офицером крейсера «Память Меркурия» в 1885 году.

В 1886-1890 г.г. - командир новой канонерской лодки «Черноморец». КЛ «Черноморец» вступила в строй Черноморского флота в 1888 году.

На 1 января 1891 года - Капитан 1-го ранга, Флаг-капитан штаба старшего флагмана Черноморской флотилии.
27.03.1893 г. - 1893 г. - Флаг-капитан штаба командующего Практической эскадрой Черного моря.
17.04.1893 г. - 1895 г. - Флаг-капитан берегового штаба старшего флагмана Черноморской флотской дивизии.
28.05.1894 г. - 1894 г. - Флаг-капитан штаба командующего Практической эскадрой Черного моря.

01.01.1895 г. - 1897 г. - Командир 35-го флотского экипажа.

01.01.1895 г. - 1897 г. - Командир строящегося эскадренного броненосца "Ростислав".

Православного вероисповедания.

Женат:

Смирнов Иван Александрович изображен в сюртуке гражданского образца с эполетами, со знаками орденов Св. Владимира IV степени, Св. Анны III степени с мечами (за военные заслуги), Св. Станислава II степени и медалью “За Русско-Турецкую войну. 1877-1878 гг.”

Скончался 19.12.1896 г. Похоронен, вероятно, на севастопольском кладбище. Памятник не сохранился.

(18561208 ) ) - русский морской офицер, капитан 1-го ранга, участник Цусимского сражения.

Биография

Сын надворного советника Тамбовской губернии.

  • 11 сентября 1874 - Воспитанник Морского корпуса.
  • 8 октября 1876 - Гардемарин .
  • 8 октября 1878 - Мичман .
  • 12 сентября 1880 - Командир роты экипажа клипера «Всадник ».
  • 5 декабря 1880 - Заведующий оружием при экипаже.
  • 4 сентября 1881 - Адъютант при экипаже.
  • 25 июля 1882 - В тихоокеанском плавании на корвете «Скобелев» (командир 5-й роты).
  • 1 января 1884 - Лейтенант .
  • 12 сентября 1886 - 15 сентября 1888 - В составе учебно-артиллерийской команды.
  • 4 ноября 1888 - Командир 10-й роты Санкт-Петербургского порта.
  • Слушатель минного офицерского класса.
  • В составе учебно-артиллерийского отряда.
  • 10 сентября 1890 - Старший артиллерийский офицер крейсера «Африка ».
  • 12 марта 1892-1893 - Старший артиллерийский офицер канонерской лодки «Мина».
  • Преподаватель.
  • 19 апреля 1894 - Командир парохода «Нева».
  • 14 мая 1896 - Капитан 2-го ранга .
  • 16 декабря 1896-1898 - Старший офицер мореходной канонерской лодки «Гремящий».
  • 23 марта 1898 - Командир канонерской лодки «Бурун».
  • 1898-1899 - Командир миноносца «Сокол ».
  • 1899-1900 - Командир парохода «Нева»
  • 1901-1902 - Командир мореходной канонерской лодки «Гремящий».
  • 1903-1904 - Заведующий миноносцами и их экипажами.
  • 6 декабря 1904 - Капитан 1-го ранга .
  • 13 декабря 1904 - Командует эскадренным броненосцем «Император Николай I ».

Отличия

  • Орден Святой Анны III степени (1894)
  • Серебряная медаль в память Царствования Императора Александра Третьего (1896)
  • Серебряная медаль в память Священного Коронования Их Императорских Величеств (1898)
  • Орден Святого Станислава 2-й степени (6.12.1899)
  • Черногорский орден Князя Данила 3-й степени (1899)
  • Персидский орден Льва и Солнца (1900)
  • Бронзовая медаль в память военных событий в Китае 1900-1901 годов (1902)
  • Японский орден Священного Сокровища 3-й степени (1902)

Напишите отзыв о статье "Смирнов, Владимир Васильевич (капитан 1-го ранга)"

Отрывок, характеризующий Смирнов, Владимир Васильевич (капитан 1-го ранга)

Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l"agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.

Смирнов П.А., награжденный еще в Первую мировую войну, отличился в борьбе за Сталинград. Ему досталась также роль последнего командующего Волжской флотилией военного времени.

Петр Смирнов родился 23 мая 1893 года (по новому стилю) в деревне Малое Рябцево, ныне Осташковского района Тверской области. Начинал он службу на Балтике учеником минера (1911–1913). С апреля 1913 до июля 1914 года моряк был минным унтер-офицером в штабе минной дивизии. С июля 1914 по январь 1915 года Смирнов служил на миноносцах «Новик», «Охотник», затем по октябрь 1917 года был на эсминце «Гром». Трижды он был награжден Георгиевским крестом и георгиевскими медалями за активные минные постановки и за участие в потоплении крейсера и двух немецких миноносцев, стал унтер-офицером 1-й статьи. После ранения он в декабре 1917 года лечился. В 1917 году моряк стал членом партии большевиков. С января 1918 года моряк состоял в финской Красной гвардии, воевал под Таммерфорсом, Або, Ганге, Гельсингфорсом, был командиром роты разведки. Далее до июня 1918 года он служил заместителем начальника отряда особого назначения, воевал против белочехов под Казанью, Богородском и Симбирском. С июня по декабрь 1918 года балтийский моряк командовал отдельным дивизионом паровых катеров Волжской военной флотилии, далее до мая 1919 года был командиром роты десантного отряда моряков. В мае-декабре 1919 года П.А. Смирнов служил минным специалистом и помощником командира минного заградителя «Ксения», в январе-сентябре 1920 года – командиром и комиссаром минного отряда Волжско-Каспийской флотилии. С сентября 1920 по март 1922 года Смирнов состоял военкомом управления по подъему судов, затем до сентября 1924 года служил начальником и комиссаром 1-й Объединенной школы Учебного отряда Морских сил Черного моря. В 1924–1926 годах он учился на подготовительных курсах и сдал экзамен за курс морского училища, был переведен на основной факультет Военно-морской академии. Во время учебы моряк проходил стажировку вахтенным начальником на крейсере «Аврора», помощником командира на эсминце «Ленин», вахтенным начальником подводной лодки «Барс», летчиком-наблюдателем эскадрильи ВВС флота. Окончив академию в мае 1929 года, Смирнов был заместителем начальника штаба дивизии линкоров (июнь 1929 – январь 1930 года), начальником оргмобилизационного отдела Главного военного порта флота (январь – декабрь 1930 года), командиром и военкомом бригады заграждения и траления Морских сил Балтийского флота (январь 1931 – февраль 1934 года). В феврале-июле 1934 года он был начальником и военкомом Военно-морского училища имени М.В. Фрунзе, в ноябре 1934 – ноябре 1937 года – командиром и военкомом Архангельского морского порта. Далее до июня 1938 года Смирнов командовал охраной водного района Северного флота. Моряк был репрессирован, но в мае 1940 года его реабилитировали и восстановили в кадрах. С июля 1940 по 8 августа 1941 года он командовал учебным отрядом Днепровской военной флотилии. В этой должности и командиром Киевской тыловой военно-морской базы Пинской военной флотилии (август – сентябрь) моряк начинал воевать в Великой Отечественной войне. После гибели Пинской флотилии Смирнова направили на Волгу. С ноября 1941 по январь 1942 года он командовал Уфимской, затем до июля 1942 года – Сарапульской тыловой военно-морскими базами. С августа 1942 по август 1943 года П.А. Смирнов командовал бригадой траления .

Капитан 1-го ранга Смирнов командовал Отдельной бригадой траления с 10 августа 1942 по 20 мая 1943 года. После этого он до 11 декабря 1943 года командовал 1-й бригадой траления . Во время боев за Сталинград флотилия обеспечивала войска на другом берегу всем необходимым и вывозила раненых. 24 сентября Военный совет фронта подчинил в оперативном отношении 9 тральщиков и 4 вспомогательных судна 62-й армии и разрешил при необходимости требовать для вывоза раненых бронекатера. Руководство кораблями, снабжавшими армию и вывозившими раненых и беженцев, было возложено на командование Отдельной бригады траления, которой командовал капитан 1-го ранга П.А. Смирнов. Несмотря на удары с воздуха и обстрел артиллерии противника, корабли бригады явились единственным средством переправы, которое позволяло 62-й армии удерживать город .

В наградном листе на П.А. Смирнова написано: «Командуя бригадой тральщиков, несмотря на недостаточное число тральщиков и тралящих средств, [сорвал] все старания противника [путем] постановки магнитных мин и нападения прервать важнейшую коммуникацию по реке Волге, сумел обеспечить при минимальных потерях продвижение стратегически важных грузов на участке Астрахань – Саратов. Одновременно в период напряженных боев за Сталинград до 29 ноября 1942 года обеспечивал тральщиками и приданными бронекатерами главные переправы 62-й армии, находящейся под беспрерывным огнем противника, и группу полковника Горохова. Неоднократно лично участвовал на переправах и бывал там, где требовалось подбодрить людей. Своей храбростью и бесстрашием заслужил всеобщее уважение. Лично выводил из-под огня поврежденные тральщики и занимался спасением экипажей с погибших тральщиков. Тральщики бригады помимо выполнения основной задачи, боевого траления и проводки караванов по минированным участкам под огнем противника переправили пополнения 62-й армии: 38 тысяч человек, эвакуированных раненых из Сталинграда более 24 тысячи человек и 10 тысяч человек гражданского населения» .

В конце 1943 года П.А. Смирнова назначили командующим Волжской военной флотилией. Он командовал флотилией с 16 декабря 1943 по 30 июня 1944 года . Моряку досталась задача свертывания деятельности флотилии. Тральщики завершали траление. Часть кораблей переводили на другие флоты и флотилии, другие возвращали гражданским организациям. Тем не менее зимой 1943/44 года моряки флотилии продолжали боевую подготовку. В апреле-июне 1944 года 8 дивизионов тральщиков провели контрольное траление от Астрахани до Саратова и повторное траление нейтрализованных минных банок. Приказом наркома ВМФ от 30 июня 1944 года Волжскую военную флотилию расформировали, а ее суда возвратили организациям Волжского бассейна .

С июня по декабрь 1944 года Смирнов был командиром Волжской военно-морской базы, далее до ноября 1945 года командовал Учебным отрядом. С декабря 1945 по октябрь 1946 года моряк служил командиром 1-го Отряда вновь строящихся кораблей ВМФ. В октябре 1946 – мае 1947 года капитан 1-го ранга командовал бригадой траления Дунайской военной флотилии. Скончался П.А. Смирнов 27 мая 1947 года в Будапеште. Похоронили его на городском кладбище города Измаила. За службу моряка наградили орденом Ленина (1945), 2 орденами Красного Знамени (1943, 1944), орденом Отечественной войны I степени (1944), медалями. Некролог был помещен в газете «Дунаец» от 29 мая 1947 года .