беларусь подполье минск коммунистический
Минское коммунистическое подполье в годы Великой Отечественной войны действовало в оккупированном немецко-фашистскими захватчиками Минске с июня 1941 по июль 1944. В 1941 г. в городе и его пригородах возникло более 50 подпольных групп. В том числе железнодорожников (руководители Ф. С. Кузнецов, И. И. Матусевич), рабочих завода им. Мясникова (руководитель К. И. Трус), студентов и преподавателей юридического института (М. Ф. Малокович, М. Б. Осипова, А. А. Соколова), группы коммунистов С. И. Зайца (Зайцева) и С. К. Омельянюка (Чернышевского), И. П. Казинца, А. Ф. Арндта, В. Ф. Матюшко, М. Екельчика и др. Вначале связи между группами не было. Подпольщики вели политическую работу среди населения, освобождали из плена воинов Красной Армии, налаживали связи с партизанами. На конспиративных квартирах принимали по радио сводки Совинформбюро, размножали и распространяли их среди населения.
Фашистская контрразведка и не предполагала о наличии целой системы мер, направленных на обеспечение конспирации в условиях жестокого оккупационного режима. Возникла эта система в ответ на коварство и зверства врага как мера самозащиты. И действовала она до дня освобождения Минска от фашистов.
Примечательно такое обстоятельство. В первое время оккупации минчане всячески уклонялись от работы на предприятиях и в фашистских учреждениях, чтобы не помогать врагу. Расчет был на то, что скоро наши вернутся, до их прихода надо как-то продержаться. Но когда стало ясно, что держаться придется не неделю и не две, а средства к существованию иссякали, тактика изменилась - надо идти на предприятия, в учреждения, но делать все, чтобы вредить врагу: устраивать диверсии, саботировать мероприятия фашистов, вести разведку в стане противника. Условия диктовали такую тактику.
Некоторых подпольщиков комитет направлял даже в полицию. Так, в штат полиции проник комсомолец С. А. Благоразумов, владевший немецким языком. Он добывал там и передавал комитету ценнейшие сведения о положения дел в стане врага.
Члены группы, которую возглавляли К. И. Трус и О. Ф. Щербацевич, организовывали побеги из лазарета и обеспечивали документами раненых командиров Красной Армии. 26 октября 1941г. фашисты повесили 12 подпольщиков, в том числе К. И. Трус, О. Ф. и В. Щербацевичей, Н. Ф. и П. Ф. Янушкевичей. Осенью 1941 г. подпольщики установили связь с партизанской группой «Дяди Васи» (Логойский район, командир В. Т. Воронянский), отрядами Н. П. Покровского, А. Д. Сергеева (Руденский район) и др. Они посылали партизанам пополнение, оружие, литературу, листовки, продовольствие, медикаменты. С ноября 1941 г. по апрель 1942 г. в отряд «Дяди Васи» из Минска переправлено более 130 рабочих, 9 командиров Красной Армии. В декабре 1941 г. в отряды А. Д. Сергеева и Н. П. Покровского на машине переправлено 19 человек, которые 31 декабря 1941г. объединились с партизанами в 208-й партизанский отряд.
Для активизации деятельности подпольных групп в конце ноября - начале декабря 1941 г. по инициативе И. П. Казинца на конспиративной квартире по ул. Луговой проведено совещание представителей нескольких групп. В основу утверждённой на совещании организационной структуры подпольной организации был положен принцип звеньев (десятки). Возглавили звенья секретари, которые через уполномоченных городского партийного комитета (ГПК) были связаны с городским партийным центром. В декабре 1941г. в ГПК вошли И. П. Казинец (секретарь комитета), К. Д. Григорьев, Г. М. Семёнов, позже С. И. Заяц, В. С. Жудро и др. К концу декабря 1941 г. в Минске создано 12 партийных звеньев, 6 комсомольских групп, в том числе на электростанции, радиозаводе, на фабриках им. Крупской, обувной, войлочной, табачной и др. Городской партийный комитет работал в тесной связи с партией, организацией Минского железнодорожного узла, группами на Комаровке и в гетто, с группой бывших советских военнослужащих. Подпольщики М. П. Воронов, С. А. Гордей, Н. И. Иванов, И. П. Казинец, М. С. Полонейчик, Е. Н. Ревинская, Г. В. Суслова и др. организовали подпольную типографию (ул. Островского), в которой издан 1-й номер листка «Вестник Родины» (18.1.1942), напечатано «Обращение к гражданам временно оккупированной немецко-фашистскими захватчиками территории», печатались листовки (тираж отдельных изданий около 3 тыс. экз.). Под руководством ГПК работал Дзержинский антифашистский комитет, создавался Ратомский партизанский отряд и т. д. Подпольная группа А. А. Маркевича наладила выпуск на шапирографе листовок и газ. «Патриот Родины» (в январе-августе 1942 г. вышло 8 номеров). Члены этой группы 20 раз нарушали телефонно-телеграфную связь, совершали диверсии на железнодорожном узле, саботировали мероприятия оккупантов, уничтожали на улицах города гитлеровцев. Зимой 1941-42 гг. подпольщики: А. Д. Балашов, И. В. Гомельский, Е. К. Горица, Ф. К. Живалёв, И. И. Иващенок, А. И. Корсеко, И. И. Матусевич, А. А. Островский, К. А. Павлечко, Н. Ф. Шнляревский и др. систематически проводили диверсии на железной дороге, затягивали и некачественно производили ремонт паровозов. В декабре 1941 М. Ю. Буримский и Ф. К. Живалев вывели из строя две водокачки и заморозили водонапорную сеть. В результате Минский железнодорожный узел остался без воды, было заморожено 50 паровозов. Подпольщик Ю. Ю. Крыживец направил паровоз о котлован и повредил поворотный круг.
В декабре 1941 года подпольный горком партии стал готовить вооруженное восстание против оккупантов. О размахе этой работы можно судить по документу гитлеровской комендатуры Белоруссии от 5 января 1942 года: «В конце декабря в Минске удалось арестовать руководство абсолютно готового к выступлению восстания. Среди них штурмовая группа в составе 300 человек. В настоящее время аресты продолжаются, и надо полагать, что предстоят еще большие аресты... Найдено большое количество оружия, умело спрятанного в подземных отопительных каналах.
Восстание было назначено на 4 января 42 года, на 4 часа утра. Существует мнение, насколько можно судить, что восстание удалось бы на сто процентов. В районе восточнее Минска стояла наготове партизанская бригада для нападения на казармы танковых войск».
В результате провокации были казнены сотни советских патриотов. В марте-мае 1942 года - опять аресты. 9 мая на улицах Минска гитлеровцы повесили 28 человек. Среди них И. Казинец, А. Никифоров, Н. Толкачев.
Там, где действовали подпольщики, выпускались печатные издания, совершались диверсии, там неизбежно оставались следы, по которым гитлеровские контрразведчики пускали своих ищеек - провокаторов и шпионов. Именно так случилось и в январе 1942 г. Одним из таких агентов оказался бывший шифровальщик воинской части Борис Рудзянко. Во время отступления он был ранен, попал в окружение, отправлен в госпиталь для пленных. Оттуда его и еще несколько человек вызволила и долечивала на своей квартире медицинская сестра Ольга Федоровна Щербацевич. Подлечившись, воины отправлялись в лес, вступали в ряды партизан. Рудзянко, задержанный фашистским патрулем на улице, выдал оккупантам семью Щербацевичей, спасшую его от верной гибели. Потом его внедрили в лагерь военнопленных, и он помог фашистам раскрыть готовившееся там восстание.
Рудзянко и некоторым другим агентам абвер и СД поручили раскрыть руководство подполья. Наиболее уязвимым местом в подполье оказался Военный совет партизанского движения, который не соблюдал правила конспирации. Штаб его охранялся вооруженными людьми, приказы, распоряжения размножались на машинке. Руководители совета порой открыто собирались в штабе большими группами. Велись списки членов организации. Предупреждениями руководителей подполья о необходимости соблюдать конспирацию руководители Военного совета пренебрегали.
Этим и воспользовались агенты врага. Они выкрали у машинистки штаба списки подпольщиков, связанных с Военным советом партизанского движения. В марте 1942 г. начались массовые аресты. В руки врага попали и руководители городской партийной организации: секретарь горкома Исай Казинец, члены горкома Степан Заяц, Георгий Семенов.
Гитлеровцы хватали не только участников подполья, но и их семьи, чтобы под корень истребить тех, кто пытался сопротивляться оккупантам. Как свидетельствуют донесения СД из Минска в Берлин, фашистской контрразведкой было арестовано в марте-мае 1942 г. 404 человека. «9 мая 1942 г., - говорится в донесении № 5, - в Минске были публично казнены через повешение 28 человек, принадлежавших к организации партизан Белоруссии. В этот же день был расстрелян 251 человек... В Минске была проведена кампания против группы на железной дороге. Было арестовано 126 человек». .
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Размещено на http://www.allbest.ru/
Доклад на тему:
«Минское подполье в период оккупации»
Введение
Минск - столица Белоруссии - один из первых советских городов, принявших на себя удар гитлеровской военной машины. 28 июня 1941г., преодолев упорное сопротивление советских войск, фашисты захватили Минск.
Борьба населения Беларуси против немецких захватчиков началась с первых дней войны. Она велась в различных формах - от невыполнения мероприятий оккупационных властей до вооруженного сопротивления. Имели место как самостоятельные акты противодействия новому режиму со стороны отдельных лиц и групп, так и организованные в централизованном порядке военные и политические акции.
Наиболее ощутимыми для оккупантов были действия партизан и подпольщиков.
Большую роль в развертывании всенародной партизанской борьбы в республике сыграли патриоты Минска. Здесь действовала крупная подпольная парторганизация во главе с городским комитетом партии.
История минского подполья, созданного в годы Великой Отечественной войны, - и героическая, и драматическая.
Одной из важнейших задач подполья являлась массово-политическая работа среди населения: разоблачение лживой фашистской пропаганды и сообщение правдивой информации, поддержание у советских людей уверенности в победе, мобилизация их на активную борьбу с врагом. Боевым партийным органом была газета «Звязда».
В минском подполье участвовали свыше 9 тыс. человек. Они осуществили более 1,5 тыс. диверсий, вывели в лес более 10 тыс. военнопленных и минчан, приняли непосредственное участие и оказали помощь в создании 50 партизанских отрядов и бригад, которые фактически блокировали Минск.
1. Минское антифашистское подполье в период оккупации
1.1 Первый этап (осень 1941 г. - май 1942 г.)
Минское коммунистическое подполье в годы Великой Отечественной войны действовало в оккупированном немецко-фашистскимизахватчиками Минске с июня 1941 по июль 1944. В 1941 г. в городе и его пригородах возникло более 50 подпольных групп. В том числе железнодорожников (руководители Ф.С. Кузнецов, И.И. Матусевич), рабочих завода им. Мясникова (руководитель К.И. Трус), студентов и преподавателей юридического института (М.Ф. Малокович, М.Б. Осипова, А.А. Соколова), группы коммунистов С.И. Зайца (Зайцева) и С.К. Омельянюка (Чернышевского), И.П. Казинца, А.Ф. Арндта, В.Ф. Матюшко, М. Екельчика и др. Вначале связи между группами не было. Подпольщики вели политическую работу среди населения, освобождали из плена воинов Красной Армии, налаживали связи с партизанами. На конспиративных квартирах принимали по радио сводки Совинформбюро, размножали и распространяли их среди населения.
Фашистская контрразведка и не предполагала о наличии целой системы мер, направленных на обеспечение конспирации в условиях жестокого оккупационного режима. Возникла эта система в ответ на коварство и зверства врага как мера самозащиты. И действовала она до дня освобождения Минска от фашистов.
Примечательно такое обстоятельство. В первое время оккупации минчане всячески уклонялись от работы на предприятиях и в фашистских учреждениях, чтобы не помогать врагу. Расчет был на то, что скоро наши вернутся, до их прихода надо как-то продержаться. Но когда стало ясно, что держаться придется не неделю и не две, а средства к существованию иссякали, тактика изменилась - надо идти на предприятия, в учреждения, но делать все, чтобы вредить врагу: устраивать диверсии, саботировать мероприятия фашистов, вести разведку в стане противника. Условия диктовали такую тактику.
Некоторых подпольщиков комитет направлял даже в полицию. Так, в штат полиции проник комсомолец С. А. Благоразумов, владевший немецким языком. Он добывал там и передавал комитету ценнейшие сведения о положения дел в стане врага.
Члены группы, которую возглавляли К.И. Трус и О.Ф. Щербацевич, организовывали побеги из лазарета и обеспечивали документами раненых командиров Красной Армии. 26 октября 1941г. фашисты повесили 12 подпольщиков, в том числе К.И. Трус, О.Ф. и В. Щербацевичей, Н.Ф. и П.Ф. Янушкевичей. Осенью 1941 г. подпольщики установили связь с партизанской группой «Дяди Васи» (Логойский район, командир В.Т. Воронянский), отрядами Н.П. Покровского, А.Д. Сергеева (Руденский район) и др. Они посылали партизанам пополнение, оружие, литературу, листовки, продовольствие, медикаменты. С ноября 1941 г. по апрель 1942 г. в отряд «Дяди Васи» из Минска переправлено более 130 рабочих, 9 командиров Красной Армии. В декабре 1941 г. в отряды А.Д. Сергеева и Н.П. Покровского на машине переправлено 19 человек, которые 31 декабря 1941г. объединились с партизанами в 208-й партизанский отряд.
Для активизации деятельности подпольных групп в конце ноября - начале декабря 1941 г. по инициативе И.П. Казинца на конспиративной квартире по ул. Луговой проведено совещание представителей нескольких групп. В основу утверждённой на совещании организационной структуры подпольной организации был положен принцип звеньев (десятки). Возглавили звенья секретари, которые через уполномоченных городского партийного комитета (ГПК) были связаны с городским партийным центром. В декабре 1941г. в ГПК вошли И.П. Казинец (секретарь комитета), К.Д. Григорьев, Г.М. Семёнов, позже С.И. Заяц, В.С. Жудро и др. К концу декабря 1941 г. в Минске создано 12 партийных звеньев, 6 комсомольских групп, в том числе на электростанции, радиозаводе, на фабриках им. Крупской, обувной, войлочной, табачной и др. Городской партийный комитет работал в тесной связи с партией, организацией Минского железнодорожного узла, группами на Комаровке и в гетто, с группой бывших советских военнослужащих. Подпольщики М.П. Воронов, С.А. Гордей, Н.И. Иванов, И.П. Казинец, М.С. Полонейчик, Е.Н. Ревинская, Г.В. Суслова и др. организовали подпольную типографию (ул. Островского), в которой издан 1-й номер листка «Вестник Родины» (18.1.1942), напечатано «Обращение к гражданам временно оккупированной немецко-фашистскими захватчиками территории», печатались листовки (тираж отдельных изданий около 3 тыс. экз.). Под руководством ГПК работал Дзержинский антифашистский комитет, создавался Ратомский партизанский отряд и т.д. Подпольная группа А.А. Маркевича наладила выпуск на шапирографе листовок и газ. «Патриот Родины» (в январе-августе 1942 г. вышло 8 номеров). Члены этой группы 20 раз нарушали телефонно-телеграфную связь, совершали диверсии на железнодорожном узле, саботировали мероприятия оккупантов, уничтожали на улицах города гитлеровцев. Зимой 1941-42 гг. подпольщики: А.Д. Балашов, И.В. Гомельский, Е.К. Горица, Ф.К. Живалёв, И.И. Иващенок, А.И. Корсеко, И.И. Матусевич, А.А. Островский, К.А. Павлечко, Н.Ф. Шнляревский и др. систематически проводили диверсии на железной дороге, затягивали и некачественно производили ремонт паровозов. В декабре 1941 М.Ю. Буримский и Ф.К. Живалев вывели из строя две водокачки и заморозили водонапорную сеть. В результате Минский железнодорожный узел остался без воды, было заморожено 50 паровозов. Подпольщик Ю.Ю. Крыживец направил паровоз о котлован и повредил поворотный круг.
В декабре 1941 года подпольный горком партии стал готовить вооруженное восстание против оккупантов. О размахе этой работы можно судить по документу гитлеровской комендатуры Белоруссии от 5 января 1942 года: «В конце декабря в Минске удалось арестовать руководство абсолютно готового к выступлению восстания. Среди них штурмовая группа в составе 300 человек. В настоящее время аресты продолжаются, и надо полагать, что предстоят еще большие аресты... Найдено большое количество оружия, умело спрятанного в подземных отопительных каналах.
Восстание было назначено на 4 января 42 года, на 4 часа утра. Существует мнение, насколько можно судить, что восстание удалось бы на сто процентов. В районе восточнее Минска стояла наготове партизанская бригада для нападения на казармы танковых войск».
В результате провокации были казнены сотни советских патриотов. В марте-мае 1942 года - опять аресты. 9 мая на улицах Минска гитлеровцы повесили 28 человек. Среди них И. Казинец, А. Никифоров, Н. Толкачев.
Там, где действовали подпольщики, выпускались печатные издания, совершались диверсии, там неизбежно оставались следы, по которым гитлеровские контрразведчики пускали своих ищеек - провокаторов и шпионов. Именно так случилось и в январе 1942 г. Одним из таких агентов оказался бывший шифровальщик воинской части Борис Рудзянко. Во время отступления он был ранен, попал в окружение, отправлен в госпиталь для пленных. Оттуда его и еще несколько человек вызволила и долечивала на своей квартире медицинская сестра Ольга Федоровна Щербацевич. Подлечившись, воины отправлялись в лес, вступали в ряды партизан. Рудзянко, задержанный фашистским патрулем на улице, выдал оккупантам семью Щербацевичей, спасшую его от верной гибели. Потом его внедрили в лагерь военнопленных, и он помог фашистам раскрыть готовившееся там восстание.
Рудзянко и некоторым другим агентам абвер и СД поручили раскрыть руководство подполья. Наиболее уязвимым местом в подполье оказался Военный совет партизанского движения, который не соблюдал правила конспирации. Штаб его охранялся вооруженными людьми, приказы, распоряжения размножались на машинке. Руководители совета порой открыто собирались в штабе большими группами. Велись списки членов организации. Предупреждениями руководителей подполья о необходимости соблюдать конспирацию руководители Военного совета пренебрегали.
Этим и воспользовались агенты врага. Они выкрали у машинистки штаба списки подпольщиков, связанных с Военным советом партизанского движения. В марте 1942 г. начались массовые аресты. В руки врага попали и руководители городской партийной организации: секретарь горкома Исай Казинец, члены горкома Степан Заяц, Георгий Семенов.
Гитлеровцы хватали не только участников подполья, но и их семьи, чтобы под корень истребить тех, кто пытался сопротивляться оккупантам. Как свидетельствуют донесения СД из Минска в Берлин, фашистской контрразведкой было арестовано в марте-мае 1942 г. 404 человека. «9 мая 1942 г., - говорится в донесении № 5, - в Минске были публично казнены через повешение 28 человек, принадлежавших к организации партизан Белоруссии. В этот же день был расстрелян 251 человек... В Минске была проведена кампания против группы на железной дороге. Было арестовано 126 человек». .
1.2 Второй этап (май-октябрь 1942г.)
Часть членов горкома сумела избежать ареста. Фашистским ищейкам не удалось раскрыть до конца сеть явочных квартир, где укрывались и встречались подпольщики, имевшие надежные документы и пропуска, а также связи с партизанскими отрядами.
В мае подпольщики собрались на явочной квартире, которая находилась на неприметной Торговой улице, чтобы обсудить, что делать дальше. С этого начался новый период в деятельности подполья (май-октябрь 1942 г.). Больше всего их тревожил вопрос: почему провалилось подполье? К провалу привели, как отмечали авторы документа, нарушения конспирации и беспечность, чрезмерная доверчивость, которыми воспользовался враг.
Исходя из опыта и ошибок прошлого, на совещании был разработан порядок содержания конспиративных квартир, так называемого делопроизводства, оговорен режим явок и встреч подпольщиков, с тем, чтобы максимально предохранить людей от провала. С целью предохранения рядов подполья от провалов создавался при горкоме партии особый отдел по борьбе с провокаторами и предателями. Во главе его был поставлен И. К. Кабушкин. Действия отдела контролировались горкомом, только по решению которого после тщательной проверки отдел имел «право убирать провокаторов. В докладной в адрес ЦК КП(б)Б И. К. Кабушкин 13 декабря 1942 г. писал, что уничтожено восемь агентов врага.
Совещание тщательно обсудило вопрос о пропагандистской работе, рассмотрело порядок воссоздания подпольной типографии, в которой можно было бы издавать газету «Звязда» и листовки.
Основой подпольной партийной организации стали производственные и территориальные ячейки, возглавляемые секретарями. Через связных секретари ячеек были связаны с членами кустовых (зональных) комитетов, последние - с районными подпольными комитетами. Общим руководящим органом стал Минский городской подпольный комитет КП(б)Б (МГПК). В его состав входили Д.А. Короткевич, В.К. Никифоров, В.С. Омельянюк, позже К.И. Хмелевский и др. В Минском городском подпольном комитете было создано 4 отдела - разведки, агитации и пропаганды, военный и организации диверсий. В Минске создано 5 городских подпольных райкомов КП(б)Б: Ворошиловский, Железнодорожный, Октябрьский, Сталинский и района гетто. Связь с МГПК поддерживали Дзержинский антифашистский комитет, Колодищенское, Узденское, Тарасово-Ратомское коммунистическое подполье, антифашистская группа д. Озеро Узденского района. В мае-сентябре 1942 г. возникли подпольные партийные и комсомольские организации на заводах им. Ворошилова, «Большевик», «Красная заря», «Беларусь», радиозаводе, хлебозаводе «Автомат», кирпичных заводах, нефтебазе. Окрепли подпольные территориальные группы в районах Комаровки, Сторожёвки, парка им. Челюскинцев, в Пушкинском и Грушевском посёлках и др. В мае 1942 г. на заседании МГПК было решено организовать издание газеты и листовок (отв. редактор В.С. Омельянюк). Подпольщики М.П. и М.М. Вороновы, Б.И. Гофман, Б. Пупок, В.И. Зайчик, М.И. Свиридов и др. добывали в Доме печати типографскую краску, бумагу, шрифт и необходимое оборудование. В мае 1942 вышел 1-й номер газ. «Звязда» [орган Минского подпольного комитета КП(б)Б, в июне - второй тираж этого номера.
Выход первого номера газеты был для оккупантов большой неожиданностью. Казалось, подполье уничтожено, но на следующий день после массовых казней выходит коммунистическая газета, орган горкома партии, отпечатанная в Минске. Газета печаталась вручную, по две тысячи экземпляров за ночь. Ее готовили редактор В. Омельянюк, наборщики Борис Пупко и Михаил Свиридов, хозяева квартиры Вороновы, а тираж распространяли члены подпольной организации. Оккупационные власти объявили награду в 75 тысяч марок тому, кто укажет, где печаталась подпольная газета.
Да, выпуск подпольной газеты явился настоящим подвигом минских подпольщиков, и прежде всего ее главного редактора Владимира Степановича Омельянюка, бывшего студента 4-го курса Белорусского коммунистического института журналистики имени С.М. Кирова. Война застала его в Белостоке, где он проходил производственную практику в редакции областной газеты. Несколько дней потребовалось, чтобы пробраться в уже оккупированный врагом Минск, встретиться с верными товарищами и вместе с ними включиться в борьбу с фашистскими захватчиками. Он писал, редактировал, размножал и распространял листовки, разоблачавшие планы гитлеровцев и звавшие советских людей к всенародному сопротивлению оккупантам, собирал и прятал оружие, готовил к действию подпольную типографию.
В августе-сентябре 1942 г. вышло еще 3 номера газеты и более 10 наименований листовок, которые распространялись во многих городах и населённых пунктах Белоруссии, передавались в партизанские отряды. Ответственным редактором 2-4-го номеров «Звязды» был член МГПК В. К. Никифоров. В издании и распространении газеты участвовали подпольщики Минска X.М. Александрович, С.А. Благоразумов, Г.В. Будай, А.А. Езубчик, В.С. Казачёнок, А.А. Корпусенко, М.П. Рынкевич, Я.М. Савицкая, К.П. Фалдина (Клава) и др. Большую работу проводил МГПК по организации партизанского движения.
К середине 1942 г. Минский подпольный партийный комитет уже установил контакт с действовавшим на юге области минским партизанским соединением, которым командовал И.Д. Варвашеня.
В окрестностях Минска было создано более 20 партизанских отрядов, на базе которых позже созданы бригады. В мае-сентябре 1942 г. из города к партизанам направлено более 2 тыс. человек. В партизанской бригаде им. газеты «Правда» было 224 минчанина, 136 из них рабочие. К партизанам ушло 216 медиков Минска. Они организовали санитарную службу в отрядах и бригадах, медицинскую помощь населению. В мае 1942 г. в отряд им. Сталина (Дзержинский район) дважды были отправлены машины с освобождёнными советскими военнопленными. В отряды им. Фрунзе, им. Суворова, «За Родину», «Мститель» было доставлено из Минска 14 пулемётов, более 130 винтовок, 6 автоматов, 25 гранат, 12 пистолетов, около 25 тыс. патронов. Только накануне боя с карателями 14 июня1942 г. в Александровском лесу Узденского района партизанский отряд Н.М. Никитина получил от подпольщиков 4 пулемёта, 19 ящиков боеприпасов, винтовки.
В начале сентября городской партийный комитет решил вывести из строя ТЭЦ и водоснабжение станции Минск, сжечь парашютную фабрику и убить гауляйтера Белоруссии Вильгельма Кубе. Из бригады дяди Коли Иван Кабушкии уже принес термитные шашки и взрывчатку для этой цели, но начались аресты.
Разведывательной деятельностью руководил член МГПК Д.А. Короткевич; члены разведывательных групп А.П. Гук, А.Н. Мытько, Г.П. Сапун проникали на вражеские военные объекты, собирали и передавали партизанам сведения о силах гарнизона, расположении военных объектов, движении вражеских эшелонов. Диверсионно-подрывной деятельностью руководил член МГПК К.И. Хмелевский. На радиозаводе, хлебозаводе «Автомат», кожевенном заводе, обувной и табачной фабриках подпольщики выводили из строя оборудование, инструменты, портили готовую продукцию и сырьё. На лесопильном заводе группа В.Я. Филимонова сожгла 9 моторов, 40 раз выводила из строя пилораму. Подпольщики несколько раз поджигали обувную и войлочную фабрики, на ст. Минск в пакгаузе сожгли 55 тыс. комплектов обмундирования.
Самым хитрым и коварным оказался агент абвера Борис Рудзянко. Спасая свою шкуру, он вел двойную игру, пробрался в состав Октябрьского райкома партии, выявил ряд членов горкома. Видимо, не одного его абверовцы внедрили в подполье. Подлую роль сыграл и Анатолий Филипенок, многое знавший о подпольщиках. Словом, гитлеровцам удалось выявить и весь состав подпольного горкома, и подпольные райкомы, и методы их работы. В конце сентября 1942 г. все руководство было арестовано. Лишь некоторой части активистов удалось скрыться.
Были арестованы члены МГПК Д А. Короткевич, В.К. Никифоров, К.И. Хмелевский, секретари подпольных райкомов Н.Е. Герасименко (с семьёй), И.И. Матусевич, Н.К. Корженевский, Н.А. Шугаев, активные подпольщики А.Ф. Арндт, Е.М. Баранов, И.Л. Белоновский, С.А. Благоразумов, М.П. Воронов (отец), М.М. Воронов (сын), С.В. Грин-вальд-Муха, А.П. Гук, А.Н. Дементьев, Н.И. Зехов, И.И. Иващёнок, Н.М. Качан (с семьёй), И.X. Козлов, Л.Е. Одинцов, И.Ф. Подобед, В.Ф. Рубец, Г.П. Сапун, Г,Г. Фалевич, П.Н. Хмелевский, П.К. Ходосевич (с семьёй), П.М. Цветков и его жена Н.Т. Цветкова, А.Ф. Ширко и др. Большинство из них замучены, расстреляны, повешены, погибли в концлагерях, в душегубках. Однако те, кто остался на свободе - X.М. Александрович, Е.В. Афнагель, В.П. Барсук, А.А. Езубчик, И.К. Кабушкин, В.С. Казачёнок, П.К. Калейников, М.Б. Осипова, А.К. Янулис и др., не прекратили борьбы. Они распространяли подпольную литературу, уничтожали гитлеровцев, совершали диверсии на железнодорожном узле и предприятиях.
Так трагически завершился этот период деятельности минского коммунистического подполья. Жертв было много. Из арестованных единицам суждено было, пройдя лагеря смерти Освенцим, Тростенец и другие, дожить до светлой победы и донести до современников правду о героическом поведении их товарищей в застенках СД. Но и то, что дошло до нас - воспоминания оставшихся в живых узников концлагерей, записки и письма из тюрьмы, свидетельствует о величии человеческого духа, об идейной убежденности и беспримерном мужестве участников минского коммунистического подполья.
Абсолютное большинство подпольщиков вынесло с честью самые тяжкие испытания в СД. Сломлены были лишь единицы.
Несмотря на потерю руководителей и значительной части актива, подполье сохранилось. Оно было плоть от плоти, кровь от крови народное, поэтому и не могло исчезнуть. Оно продолжало сражаться, изменив форму организации с учетом новых условий. .
минск антифашистский партизан подпольщик
2.3 Третий этап (октябрь 1942 г. - октябрь 1943 г.)
Начался новый этап героического минского коммунистического подполья (октябрь 1942 г. - октябрь 1943 г.). Главной отличительной особенностью его было децентрализованное руководство.
К тому времени под руководством или с участием подполья в окружающих Минск районах были созданы мощные партизанские бригады, способные самостоятельно решать крупные боевые, политические и организационные задачи. У них, как правило, были достаточно подготовленные и опытные командование, политическое руководство и разведывательная служба. Во всех районах имелись подпольные райкомы партии. И все проявляли вполне естественный интерес к Минску, где были сосредоточены большие вражеские силы, находились довольно многочисленные по тому времени рабочие коллективы, служившие источником и опорой партизанского и подпольного движения.
Оставшиеся на свободе подпольные группы, ранее связанные с партизанскими бригадами и подпольными райкомами партии, не только сохранили эти свои связи, но и сделали их основой дальнейшей деятельности. Теперь каждый подпольный райком партии, каждая партизанская бригада имели свои, только им известные группы патриотов в Минске, выполнявшие только их задания.
Такое изменение организации и тактики диктовалось опытом, приобретенным в ходе беспощадной борьбы с врагом. Рассредоточение групп и отдельных подпольщиков и ограничение их связей гарантировало от массовых провалов в случае ареста того или иного работника.
В Минске оставалось на свободе еще большое число патриотов-борцов. На первом этапе они скромно выполняли поручения горкома, райкомов, руководителей групп, а когда руководство подполья было уничтожено фашистами, сразу же заменили вышедших из строя, взяв на себя трудовое и опасное дело управления законспирированными группами.
Руководство подпольем в городе было возложено на подпольные партийные органы, находившиеся вне города. В 1943 г. непосредственное участие в руководстве Минским коммунистическим подпольем принимали Минский, Дзержинский, Заславский, Логойский, Смолевичский и другие подпольные райкомы, Борисовский подпольный межрайком КП(б)Б. Тесную связь с подпольем города имели партизанские бригады (1,2 и 3-я Минские, «Разгром», «Штурмовая», «Дяди Коли», им. Фрунзе и др.). В октябре 1943 ЦК КП(б)Б утвердил предложение Минского подпольного обкома КП(б)Б создать Минский подпольный горком партии (МПГК) в составе: С.К. Лещеня (Савельев) - секретарь, Г.Н. Машков - секретарь по пропаганде, С.А. Ваупшасов (Градов) - командир партизанского спецотряда, И.М. Родин - комиссар отряда. Подпольный горком базировался при спецотряде С.А. Ваупшасова. С ноября 1943 г. по январь 1944 г. Минский подпольный горком создал 79 боевых групп (326 человек), 120 конспиративных квартир. В Минске систематически распространялись подпольные издания МПГК: газета «Минский большевик» (до июля 1944 г. вышло 25 номеров, тираж 10 тыс. экз.), листовки, специальные выпуски «Вести с фронтов», «Вести с Советской Родины», сводки Совинформбюро. Редактором подпольных изданий был А.Д. Сакевич. В Минск поступали газеты, издававшиеся в партизанских зонах, - «Звязда», «Чырвоная змена», а также из-за линии фронта - «Правда», «Известия», «Савецкая Беларусь», газета-плакат «Раздавім фашысцкую гадзіну». Большую работу по распространению подпольных изданий и газет вели К. Воробьёв, М. и А. Воронцовы, М. и В.И. Гуриновичи, А.А. Езубчик, А.Ф. Веремейчик, М.И. Батурина, Исаев и др. В 1943 г. в результате агитационно-пропагандистской работы Минского коммунистического подполья 6,5 тыс. минчан включилось в активную борьбу против оккупантов. Например, в партизанской бригаде «Буревестник» 33% партизан были минчане, в партизанском отряде «За Советскую Белоруссию» бригады им. Фрунзе - 67%. Следствием работы подпольщиков по разложению вражеских формирований был переход к партизанам (в бригады им. Фрунзе, «Дяди Коли», «Штурмовая», им. Воронянского и др.) более 550 человек, в том числе около 150 поляков, словаков, сербов, бельгийцев, немцев и др. Пропагандистская деятельность подпольщиков содействовала срыву намерений гитлеровцев и белорусских буржуазных националистов создать профашистские националистические организации и формирования: «Союз белорусской молодёжи», «Белорусская краевая оборона» и др. На Минском железнодорожном узле возникли новые диверсионные группы. В апреле-мае 1943г. члены группы В.Д. Шатько (Огнев) взорвали 4 эшелона с горючим и авиабомбами. Подпольщиками группы «Дяди Вани» в результате диверсий 21, 24, 27 июня и 4 июля 1943 г. уничтожено 27 цистерн с горючим, вагон ружейного масла, 2 платформы баллонов с кислотой, 4 вагона со снарядами. В августе-сентябре 1943 г. группа подпольщиков (руководитель комсомолец З.З. Гало) заминировала 7 эшелонов, уничтожила 20 цистерн с горючим, 4 вагона с воинским снаряжением и зенитное орудие. Подпольщики депо ст. Минск и специальные диверсионные группы подпольщиков и партизан в июле-августе 1943 г. привели в негодность 155 паровозов. Во 2-й половине 1943 г. подпольщики-железнодорожники совершили 50 диверсий. Они взрывали воинские склады, штабы, казармы, автомашины, учреждения и предприятия. Бесстрашно действовали члены комсомольских групп «Андрюша» (руководитель Н.А. Кедышко), «Зубилкин» (секретарь В.И. Гудович). 1 июля и 16 сентября 1943 г. подпольщики завода им. Мясникова, И.А. Вислоух, В.С. Глинский, Г.Н. Подобед (руководитель Г.Н. Краснитский) взорвали оборудование механического цеха и паровой котёл. 30 октября 1943 г. подпольщик И. Буцевич взорвал паровые котлы на ТЭЦ-2. Многие подпольщики добывали и передавали партизанам мины, патроны, гранаты, аккумуляторы, медикаменты. В марте 1943 г. подпольщик В. Т. Бабенко взорвал нефтебензохранилище, в результате было уничтожено 400 тыс. литров авиабензина, 4 вагона с машинным маслом, 150 бочек керосина и автомашина. На Минском аэродроме диверсии проводила группа К.И. Мурашко. 6 сентября 1943 г. подпольщицы У. Козлова и К. Гурьева взорвали офицерскую столовую-казино управления полиции безопасности и СД. При взрыве (по свидетельству немецкого офицера) уничтожено около 30 и ранено 50 офицеров. 6 октября подпольщики Н.А. Митько, О.О. Масловский и Т.С. Синица взорвали мину в кинотеатре для немцев. 14 сентября 1943 г. подпольщики спецгруппы М.А. Шпака под руководством коммуниста С.А. Романовского взорвали офицерскую столовую немецких лётчиков (выполнила В.С. Чернова). 22 сентября 1943 г. минские подпольщики по приговору белорусского народа уничтожили генерального комиссара Белоруссии В. Кубе. Приговор привела в исполнение Е.Г. Мазаник. В подготовке операции участвовали Н.П. Дрозд, М.Б. Осипова и партизанка Н.В. Троян.
На весь мир прогремело эхо взрыва в квартире генерального комиссара Белоруссии гауляйтера Вильгельма Кубе. Это была одна из наиболее ярких операций, осуществленных подпольщиками Минска.
За Вильгельмом Кубе велась усиленная и непрерывная охота. Известно девять самостоятельных групп советских патриотов, ставивших перед собой задачу уничтожить наместника Гитлера в Белоруссии. Группы эти даже не знали о существовании друг друга. К каким только средствам и методам не прибегали они, стремясь к своей цели!
Кубе, оказывается, хорошо знал об этом. Да он и не мог не знать, что в багажнике его автомашины находили мины, что встречный грузовик хотя и неудачно, но пытался задавить гауляйтера в его автомобиле, что мину пытались протащить даже в его кабинет, что в городском театре, где обещал он присутствовать, произошел сильнейший взрыв. Эти и многие другие факты заставили Кубе хитрить. Например, он говорил своим слугам о том, что скоро выезжает по одному маршруту, но, сев в машину, приказывал ехать по другому, к тому же постоянно менял сопровождавшие его машины, никогда не садился в одну несколько раз подряд. Резиденция и домик, в котором он жил, охранялись особенно тщательно и усиленно. Словом, все было сделано службой СД, чтобы уберечь генерального комиссара Белоруссии от карающей руки советских патриотов.
Несколько подпольных групп и партизанских отрядов пытались наладить связь с одной из горничных Кубе Еленой Григорьевной Мазаник, чтобы с ее участием уничтожить гауляйтера. Но Мазаник (ее тогда все звали Галей) хорошо знала, что СД систематически проверяет благонадежность прислуги и может провоцировать подобные предложения, поэтому решительно отказывалась иметь дело с незнакомыми и непроверенными людьми.
Тем временем руководительница одной из подпольных групп Мария Борисовна Осипова, связанная с партизанским отрядом Димы (Н.П. Федорова), через общего знакомого Николая Похлебаева установила связь с Мазаник. При первом же разговоре они доверились друг другу, и Осипова сказала, что командование отряда Димы поручает им уничтожить Кубе.
Самым сложным было пронести мину в дом Кубе. Елена Григорьевна положила ее в сумочку, прикрыла носовым платком, а сумочку - в портфель, под чистое белье, мыло, мочалку: дескать, собралась в баню.
Теперь кажется чудом, как удалось пронести мину через два поста, стоявших у дома гауляйтера и тщательно проверявших каждого входящего сюда. Елене Мазаник удалось заговорить обыскивавшего ее офицера когда тот едва не добрался до мины в сумочке. Она сум ела отвлечь его. На втором посту дежурил тоже офицер. Мазаник поставила портфель и принялась убирать двор, выжидая удобный момент, чтобы проскользнуть без проверки. И дождалась. Когда залаяла собака, постовой пошел унять ее, чтобы не мешала Кубе спать. В этот момент Елена Григорьевна и зашла в дом. Оказавшись в полуподвальном помещении, она подвязала мину к себе, сняла пальто, надела фартук и пошла убирать помещение.
Мазаник обычно убирала кабинет, а спальню - другая горничная. В коридоре у спальни дежурил офицер. Кроме горничной, никто не имел права заходить в спальню. Чтобы отвлечь охранника, Мазаник предложила ему свой завтрак в столовой. Когда тот отлучился, она забежала в спальню и положила мину под матрац, на пружины, проверила, что мина не прощупывается, если на нее лечь, поправила постель и собиралась выйти, как вернулся офицер и набросился на нее: зачем зашла в спальню? Она объяснила, что зашла сюда случайно, искала нитки, но он не поверил: прощупал постель, обыскал всю спальню, однако мину не обнаружил. Только защита другой горничной, которой офицер симпатизировал, спасла Мазаник от передачи ее в СД.
Теперь оставалось как можно быстрее выбраться из дома. А тут от непрерывного напряжения побаливавший и прежде зуб в самом деле дал о себе знать: распухла щека. Старший охраны, узнав о распоряжении Кубе отпустить ее к врачу, тут же согласился.
Не избежали народного возмездия и многие прислужники оккупантов. При участии минских подпольщиков уничтожены фашистские агенты: буржуазный националист Ф. Акинчиц, редактор фашистской «Беларускай газеты» В. Козловский, минский бургомистр В. Ивановский.
В феврале-марте 1943 г. фашисты арестовали И.К. Кабушкина, А.М. Левкоева и др. подпольщиков. 17-22 апреля 1943 г. гитлеровцы провели в Минске карательную операцию по борьбе с подпольщиками под названием «Цауберфлёте» («Волшебная флейта»). В результате аналогичной карательной операции в октябре-ноябре 1943 г. нанесён большой урон подполью, арестованы А.В. Алегчева, 3.3. Гало, В.М. Гуринович, Е.Ф. Зязин, Л.М. Кашичкина, Е.В. Клумов, Н.П. Моисеева, С.А. Прилуцкий, мать и дочь Чижевские и др. Несмотря на это, подпольщики усиливали удары по врагу. Подпольная газета «Минский большевик» 25 июня 1944 г. сообщала, что за последнее время подпольщики провели более 60 диверсий в городе, в результате которых уничтожено 2 самолёта, 6 бензоцистерн, 5 паровозов, более 20 автомашин, убито и ранено 356 офицеров, 244 солдата, 1 генерал, 92 гитлеровских пособника.
1100 дней в оккупированном Минске продолжалась мужественная борьба подпольщиков с врагом. Всего в Минском коммунистическом подполье и партизанском движении активно участвовало более 9 тыс. минчан, из них 3071 (33,5%) коммунист и комсомолец. Подпольщики освободили из плена и переправили к партизанам более 2,2 тыс. военнопленных. Во время освобождения Минска оказывали большую помощь Красной Армии. С их участием разминированы здания Дома правительства, ЦК КП(б)Б, Окружного Дома офицеров.
За выдающиеся заслуги перед Родиной, мужество и героизм, проявленные трудящимися города в борьбе против гитлеровских оккупантов, большую роль в развёртывании всенародного партизанского движение в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны и в ознаменование 30-летия освобождения БССР от немецко-фашистских захватчиков, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1974 г. Минску присвоено почётное звание «Город-герой». Родина высоко оценила деятельность подпольщиков Минска. Многие из них награждены орденами и медалями. И.К. Кабушкину, И.П. Казинцу, Н.А. Кедышко, Е.В. Клумову, Е.Г. Мазаник, В.С. Омельянюку, М.Б. Осиповой присвоено звание Героя Советского Союза. Именами подпольщиков 3.3. Гало, В.С. Жудро, И.К. Кабушкина, И.П. Казинца, Н.А. Кедышко, Н.К. Корженевского, Д.А. Короткевича, Е.В. Клумова, И.И. Матусевича, В.С. Омельянюка, Г.М. Семёнова, К.И. Хмелевского, В.Д. Шатько названы улицы в Минске. Памятные места, связанные с деятельностью Минского коммунистического подполья, отмечены мемориальными досками.
Размещено на Allbest.ru
Подобные документы
Развертывание партизанской борьбы против немецких захватчиков и формирование подполья в тылу врага. Развитие и активизация борьбы белорусского народа против немецко-фашистских оккупантов. "Рельсовая война", участие партизан в освобождении Беларуси.
реферат , добавлен 27.05.2014
Орловщина в период временной оккупации. Зверства немецко-фашистких захватчиков. Аграрная политика гитлеровцев на Орловщине в период временной оккупации. Борьба орловцев в подполье. Партизанское движение в крае. Памятник-мемориал "Убитая деревня".
реферат , добавлен 18.05.2008
Всенародная борьба в Белоруссии против немецко-фашистских захватчиков. Возникновение и функционирование партизанских зон. Срыв карательных операций врага. Содержание и размах партизанского движения на оккупированной фашистской армией советской территории.
контрольная работа , добавлен 10.05.2011
Антифашистское движение сопротивления в странах Европы в годы второй мировой войны против оккупантов. Многообразие форм борьбы против оккупантов: антифашистская пропаганда и агитация, издание и распространение подпольной литературы, забастовки, диверсии.
реферат , добавлен 17.02.2011
Взаимодействие подпольщиков и партизан с частями Красной Армии с целью освобождения территории от немецко-фашистских захватчиков. Боевые действия партизан во время "Рельсовой войны". Действия польского подполья и "армии Краева" на территории Беларуси.
контрольная работа , добавлен 11.10.2012
Оккупация немецко-фашистскими захватчиками территории Беларуси. Борьба подполья и партизанского движения против оккупантов. Диверсии на вражеских коммуникациях. Данные о потерях за 1941-1944 гг. Операция советских войск по освобождению республики.
реферат , добавлен 19.03.2014
Патриотическое движение против немецких оккупантов на территории Белоруссии в 1941-1944 гг. Роль коммунистической партии в деятельности подполья. Создание Центрального и Белорусского штабов партизанского движения. Стратегическое значение рельсовой войны.
контрольная работа , добавлен 05.01.2015
Оккупация Каменца на второй день войны. Массовые расстрелы мирных жителей. Антифашистское подполье и партизанское движение: бои с врагом, спасение мирного населения от смерти и вывоза на каторжные работы в Германию. Проведение политической работы.
реферат , добавлен 15.11.2014
Харьков как важный железнодорожный узел. Борьба защитников Харькова против немецких захватчиков. Зверства фашистов во время пребывания в Харькове, принудительная трудовая повинность. Последствия немецкой оккупации. Значение Победы для современников.
реферат , добавлен 25.03.2010
Становление партизанского движения. Развитие партизанского движения и против германских захватчиков. Участие партизан в освобождении Беларуси от немецко-фашистских захватчиков. Некоторые современные точки зрения на партизанское движение в Беларуси.
Еще с 2014 года в оккупированном Донецке действуют украинские патриоты. Раньше они совершали небольшие диверсии – разбрасывали листовки, рисовали украинскую символику на улицах Донецка.
Сейчас разрозненные группы объединяются и становятся смелее. О том, как в оккупированном Донецке функционирует патриотическое подполье, сообщил "Диалог.UA " со ссылкой на LB.ua.
В течение последних двух лет практически на все государственные праздники в Донецке появляются украинские флаги и звучит гимн. Это единичные акции, они, конечно, не способны глобально изменить ситуацию – остановить войну или выгнать оккупантов, но эти акции важны для тех жителей Донецка, которые верят, что наступит мир и Донецк вернется в состав Украины. Журналисты пообщались с одним из членов донецкого украинского подполья, чтобы узнать ситуацию в городе. Дончанин Влад (имя по понятным причинам изменено) рассказал о том, как готовятся некоторые акции.
"В Донецке сейчас наступает прозрение. Многие уже почувствовали вкус так называемого "русского мира" и оценили "преимущества" слияния с "братским народом". Сочувствующих боевикам и тех, кто гордится достижениями недореспублики все меньше", – рассказывает Влад. По его словам, сегодня главная задача гражданского населения в Донецке – выжить. Просто выжить и не попасться по какому-либо нелепому обвинению. Из-за постоянно растущих цен на продукты, скудеющего ассортимента товаров, вечно пьяных стражей порядка и комендантского часа жизнь в оккупированном Донецке похожа на квест. Никто не строит планов на будущее – ибо неизвестно, что принесет завтра, будет ли работа и дадут ли зарплату? Перспектив – нет. После смерти Захарченко разочаровавшихся в перспективах "ДНР" стало еще больше.
С исчезновением "Бати" – именно так называли Захарченко – многие вздохнули с облегчение и надеждой, что вот-вот закончится эпоха дерибана и, возможно, Кремль пришлет сильного лидера, способного наладить жизнь в городе. Но, увы, не случилось. Назначили Пушилина, и он снова начал передел собственности – сейчас "национализируют" рынки, ликвидируют "министерства" и создают новые. По городу в очередной раз пронесся слух о том, что в самопровозглашенной "республике" может появиться российский банк, который будет выдавать кредиты. В общем и целом для простого населения ничего не изменилось.
"Правда, через несколько дней после смерти Захарченко вооруженные люди обыскивали маршрутки в поисках украинских диверсантов. Они высаживали людей из автобусов и допрашивали прямо на остановках. Вот такой сюрреализм", – рассказывает Влад. Подпольщик рассказывает, что достать новый украинский флаг в Донецке нереально. "Флаги, сохранившиеся еще с 2014 года, достаются из глубоких резервов. В Донецке тогда много было флагов – они были на каждом госучреждении. Часть флагов оккупанты сожгли, когда зашли в город, а часть спасли дончане.
Они снимали флаги и забирали домой. Пришло время их достать". Развешиваются флаги, как правило, ночью, во время комендантского часа или же под шумок какой-либо заварухи. В Донецке вечно что-то происходит – то пьяные вояки перестрелялись, то где-то что-то грабят, поскольку системно общественный порядок никто не обеспечивает. В дневное время патрулей почти нет, никому нет дела до того, что происходит на улицах. "Мы вывешиваем флаги, фотографируем и расшариваем в соцсетях, чтоб люди знали, и чтоб "ДНР" немного встряхнуть", – говорит Влад.
Для того чтобы включить гимн Украины, рассказывает дончанин, требуется длительная подготовка. Для начала кто-то снимает квартиру, потом этот человек передает ключи технической группе, и в этот же день выезжает на территорию Украины. Если в квартире есть необходимая техника, тогда все проще. Если нет, нужно найти и установить большие колонки, подключить ноутбук с заготовленным треком и выставить таймер включения мелодии. Все участники группы в этот день покидают Донецк. "Все оборудование включается в определенное время. Гимн играет бесконечно – силовики в шоке, как обычно, не знают, куда бежать и кого ловить.
Подключается "МГБ", там немного посерьезнее ребята, но тоже это все банановые спецслужбы, которые не пойми как работают, оперативности никакой. Пока найдут, кто снимал квартиру, наши люди уже на безопасной территории", – рассказывает Влад.
После акции проходит жесткая зачистка территории, опрос свидетелей. Самые ценные свидетели для "МГБ" - старушки на лавочках у подъездов. Кстати именно они, по словам нашего собеседника, чаще всего свято верят в расцвет Донецка и светлое будущее "ДНР". "Самые адекватные – это дети. Не все конечно, многое зависит от семьи. Но большинство школьников видят реальную картину и читают интернет, они анализируют, что происходит в мире и в Украине.
Они задают вопросы, на которые у взрослых не всегда есть ответы". Особая атмосфера царит в донецких школах. Учителя рассказывают детям о концлагерях на территории Мариуполя, где пытают "героев ДНР", обязательно упоминается, что украинцы отрезают пленным язык, чтоб никто ничего не мог рассказать. Еще важный месседж – что Украина продалась Америке, и что именно американцы хотят напасть и захватить российские земли. Уже в шестом классе детей обучают пользоваться гранатой - дают муляж, учат, как сорвать чеку и правильно бросить гранату. В качестве домашнего задания детям могут предложить выбрать украинца-предателя и рассказать историю, как он стал врагом и чем навредил "ДНР". Рассказ дети должны сопроводить фотоматериалами. Дети же задают другие вопросы.
Зачем нужен комендантский час? Почему вечером на улицах нет людей и не ездит транспорт? Почему сосед дядя Вася, который раньше был пьяницей-сантехником, стал великим боссом в местной полиции, а родной отец, у которого был бизнес, остался без средств к существованию? Дети не понимают, почему закрылись спортивные и языковые школы, почему заброшены стадионы и не работает бассейн. А еще школьники улыбаются, когда видят в классах портреты "героев ДНР" – "Гиви", "Моторолы" и "Бати". Героев без имен и фамилий – с кличками как у мультяшных персонажей. Впервые украинский флаг был вывешен в Донецке 24 августа 2014 года. С тех пор в разных районах Донецка на государственные праздники изредка звучит гимн и появляются украинские флаги.
В России вышла в свет книга историков – немецкого Себастьяна Штоппера и российского Андрея Кукатова – "Нелегальный Брянск. 1941-1943", рассказывающая о партизанском подполье в оккупированном Брянске.
Эта книга – результат упорного труда, поисков в российских и немецких архивах, работы с оставшимися в живых участниками событий. В книге много открытий, сюжетов, рассказанных впервые или рассказанных иначе, чем прежде. Например, есть глава о деятельности ячейки Народно-трудового союза в Брянске. О том, что удалось обнаружить историкам, в интервью Радио Свобода рассказал Андрей Кукатов .
– После 22 июня 1941 года часть членов НТС нелегально, не так, как советские историки писали – “в обозе гитлеровской армии”, а нелегально начали перемещаться на оккупированные территории Советского Союза. В частности, группа членов НТС добралась и до Брянска. Мы считаем исследовательской своей удачей то, что нам удалось найти Валентина Хасапова – он руководил ячейкой НТС в Брянске. В процессе поисков мы обнаружили статью одного из членов ячейки Владимира Кашникова, в которой упоминалось, что руководителем ячейки был Хасапов и что он после окончания войны эмигрировал в Аргентину. Мы с ним какое-то время переписывались по электронной почте, а потом я поехал в Буэнос-Айрес и встретился с Валентином Васильевичем. Мы неделю с ним разговаривали. Таким образом, на базе воспоминаний Кашникова, на базе личных воспоминаний Валентина Васильевича Хасапова сложилась эта глава, в которой рассказывается о том, что представители ячейки Народно-трудового союза пытались реализовать в городе Брянске знаменитый лозунг НТС периода войны "Против Гитлера и против Сталина". Они это делали разными путями: и путем распространения листовок, и путем убеждения молодых людей, своих ровесников, и путем работы среди руководителей городского самоуправления, полиции, часть которых им удалось привлечь на свою сторону. Членами НТС стали заместитель городского самоуправления Плавинский, руководитель полиции Жуковский. Кроме того, задачей ячейки было обеспечить транзит членов НТС, которые перемещались дальше. Достаточно большая часть этой главы об НТС посвящена тому, как они были арестованы. Арестовали их немцы, их жизнь висела на волоске. Их спас Артур Доллерт, впоследствии ставший известным, даже знаменитым под фамилией Свен Штеенберг, автор книги "Генерал Власов". Во время войны он был членом абвергруппы номер 107, которая базировалась в городе Орджоникидзеграде. Он лично знал многих из членов ячейки НТС.
– В книге рассказана история отношений советской подпольщицы Лели Федюшиной и офицера абвера Артура Доллерта, он же Свен Штеенберг, – она могла бы стать основой романтической драмы в кино, и тем не менее это не выдумка, а чистая правда.
– Да, это очень интересная история. Помимо книги "Генерал Власов" Свен Штеенберг написал книгу "Меня называли господин". Лелю Федюшину в книге он, правда, называет Ириной, потому что у него не было данных о дальнейшей ее судьбе и он опасался за нее. Он рассказывает об истории их знакомства. Она была арестована как партизанка, связная, Артур Доллерт вел с ней работу, скажем так, вел с ней беседы, раскрывал глаза на сталинский строй и так далее, критиковал коммунизм. Поначалу у него не очень получалось, но потом они стали общаться, и в какой-то момент возникла любовь. Плодом этой любви стал ребенок. Дочь Свена Штеенберга буквально за год до его смерти стала искать его по всей Германии, нашла и они встретились. Такая романтическая линия тоже присутствует у нас в книге.
– Поговорим теперь о деле братьев Семеновых. Они создали в оккупированном Брянске разведывательную агентурную сеть и очень эффективно руководили ею, но затем их обвинили в предательстве и, судя по всему, расстреляли по приказу Москвы. Что произошло, почему они оказались под подозрением?
– Братья Семеновы фактически были организаторами брянского подполья, притом что задания такого у них не было. Орловский ВКП(б) не оставлял их в городе в таком качестве. Олег Семенов окруженец, Серафим Семенов пришел в отчий дом с Украины. Брянск – их родной город. Через племянника Василия Семенова установили связь с брянским городским партизанским отрядом и начали создавать агентурную подпольную сеть, которая в результате их работы достигла значительных размеров и, самое главное, приносила достаточно качественные разведдонесения. С документами на этот счет мы познакомились в брянских и московских архивах. Один раз их арестовали немецкие органы контрразведки в городе, но отпустили. А далее сложилась такая ситуация, что именно по той причине, что братья Семеновы не оставлялись ВКП(б) специально в городе и при этом их арестовывали, но отпустили, их стали подозревать в двурушничестве. Это происходило в тот момент, когда осенью 1942 года была предпринята попытка переформатирования партизанского движения, его пытались сделать более военизированным. Отряды были преобразованы в дивизии и бригады, был учрежден пост главкома партизанских сил, которым стал маршал Ворошилов. Братья Семеновы в этот момент написали письмо маршалу Ворошилову с критикой брянского штаба партизанского движения и руководства своего партизанского отряда. Мол, если бы нам лучше помогали, мы бы могли добиться лучших результатов, нам нужно то-то и то-то, а мы этого, как ни просим, не можем получить. Но надо понимать то время, плюс период войны, конечно. Эта критика стала известна тем, кого они критиковали, и они сделали все, чтобы братьев Семеновых с тех позиций, которые они занимали, – а в тот момент Серафим Семенов был заместителем командира городской партизанской бригады по разведке, – сместить и убрать. Что и было сделано. Было возбуждено дело, братья Семеновы были изъяты из движения. К сожалению, это белое пятно в нашей книге осталось, мы не смогли обнаружить следов их дальнейшей судьбы. Но то, что они не были двойными агентами, подтверждают немецкие документы. В немецких архивных документах, во-первых, четко говорится о том, что братья Семеновы, которые руководили, оказывается, агентурной сетью в Брянске, изъяты и увезены на Большую землю. Немецкие документы подтверждают, что их арестовывала немецкая контрразведка, но за неимением улик отпустила. Во-первых, там даже некое служебное расследование проводилось на предмет того, что как же вот так, в руках были руководители брянского подполья, а их отпустили. Во-вторых, вся информация о том, что происходило в бригаде имени Кравцова, продолжала поступать немецким органам контрразведки и после того, как братья Семеновы были изъяты, то есть информация об их отъезде, информация о том, что их племянник Василий Семенов был через некоторое время расстрелян в бригаде, сразу же появлялась у немецких органов контрразведки. То есть понятно, что у органов немецкой контрразведки в партизанской бригаде имени Кравцова был какой-то другой источник информации.
– В свое время по вашей рекомендации я прочел очерк истории суражского подполья (Сураж – этой районный центр в Брянской области) и был потрясен самоотверженностью и стойкостью подпольщиков и трагической развязкой, которая их постигла. Брянское подполье тоже было в итоге разгромлено. Как это произошло и почему?
– Брянское подполье было разгромлено несколькими блоками. Оно было создано по принципу "пятерок", то есть были созданы пятерки, внутри которых люди знали друг друга, а связь между "пятерками" осуществлялась через работу связных. Основные "пятерки", которые приносили львиную долю информации по брянскому подполью, были разгромлены из-за собственной неосторожности. Клубок начал раскручиваться именно с Лели Федюшиной. Она, будучи неподготовленной молодой девушкой, была задержана, находилась в немецкой тюрьме, написала, что задержана, будьте осторожны и так далее. Путь этого письма органы полиции и немецкой контрразведки проследили и смогли выйти, распутать клубок по линии контактов именно Лели Федюшиной. Вторая линия – Анатолий Кожевников. Там история не совсем понятная, а именно, неясно, кто дал ту информацию, благодаря которой было разгромлено важное звено. Эти люди занимались тем, что поставляли материалы с железнодорожных узлов, которыми очень интересовалось командование. Они давали оттуда обширную информацию, серьезные карты железнодорожных узлов Брянск-1 и Брянск-2. В основном почти все провалы того периода городского подполья связаны с тем, что люди не были должным образом подготовлены. Не будем отдельно останавливаться на том, как готовили людей для работы в подполье, – это были либо кратковременные курсы в школе диверсантов, либо это были люди-добровольцы, подобно братьям Семеновым, которые откуда-то приходили, брали на себя работу, устанавливали связь с партизанским отрядом и выполняли эти очень важные функции. Но, не имея специально подготовки, они становились жертвами работы контрразведки противника, которая профессионально готовилась именно для того, чтобы противодействовать такого рода нелегальной деятельности.
– В Брянске действовала и организация белорусских националистов.
– На территории вокруг Смоленска и Брянска много людей говорят на так называемом суржике, языке, который состоит из смеси русских, украинских и белорусских слов. Люди, которые рассчитывали, что в Европе произойдут политические изменения, будут образованы новые национальные государства – а это касается и белорусских национальных деятелей, – считали, что эти территории могут и должны отойти к национальной Белоруссии, к новому белорусскому государству. И они – это Радослав Островский, Михась Витушка и Дмитрий Космович – вели работу в данном направлении. Сотрудничая с немецкими властями, параллельно проводили работу по созданию белорусского краевого войска, созданию вооруженных отрядов белорусской армии. Какую-то работу им удалось провести, но получилось так, что им достаточно скоро пришлось уехать, и работа была свернута. Они в Смоленске вели дискуссии с генералом Власовым на предмет того, кому все-таки должны принадлежать территории вокруг Смоленска и Брянска – национальной Белоруссии или национальной России. Каждый отстаивал свою точку зрения. Мы эти пертурбации отразили в главе, которая касается деятельности белорусских националистов.
– В апреле этого года исследования вашего соавтора Себастьяна Штоппера были внесены в федеральный список экстремистских материалов, их распространение на территории России запрещено. Решение принято Советским районным судом города Брянска. Мой коллега Дмитрий Волчек недавно взял интервью у Себастьяна Штоппера по этому поводу. Как вы относитесь к этому решению?
– На самом деле Себастьяна касаются два решения Советского районного суда, которые приняты в один день. Там помимо решения судьи Илюхиной, которое всеми сейчас обсуждается, было еще одно решение судьи Тюриной. Там говорится о фрагментах перевода диссертации Себастьяна, он как раз в своем интервью Радио Свобода говорит, что он не понимает, как они оказались размещены в интернете, но они там были размещены, и они тоже были признаны экстремистским материалом. Под номером 2286 в списке экстремистских материалов идут записи в Живом журнале Себастьяна Штоппера, а под номером 2191 идут эти фрагменты из его диссертации. Мы не согласны ни с первым решением судьи Тюриной, ни со вторым решением судьи Илюхиной. Я думаю, что Себастьян подаст жалобу, и мы в рамках национальной юрисдикции дойдем до конца и докажем, что он не является экстремистом. А если нужно будет, то, наверное, и в Европейском суде будем это доказывать.
– В последнее время в России приняты или внесены в Думу законы, затрудняющие или даже вовсе препятствующие историческим исследованиям и свободной дискуссии историков. Президент 5 мая подписал закон, устанавливающий не только административную, но и уголовную ответственность за, как сказано на сайте президента, "попытки посягательства на историческую память в отношении событий, имевших место в период Второй мировой войны". На рассмотрении Думы в настоящее время находится законопроект, карающий за распространение информации, "умаляющей заслуги погибших при защите Отечества, авторитет Российской империи, СССР, Российской Федерации, их вооруженных сил". Как вы как историк относитесь к этим законам?
– Конечно, мы, историки, лучше всего это знаем и лучше всего это чувствуем. Это нельзя законсервировать, потому что исторический факт, он и есть исторический факт, как можно нам запретить работать с историческим фактом? Это значит вообще запретить профессию. Есть методология истории, которая предполагает установление исторического факта. Если получится, что какой-то исторический факт ты не можешь огласить, то все – это запрет на профессию получается, ты просто-напросто не можешь заниматься профессией.
26-01-2007
Каким было подполье на оккупированной территории?
1
Подполье? А было ли оно?
Начнем с другого.
В меньшей степени, в областях, подчиненных армии, в большей степени, в тех местностях, которые были подчинены министерству восточных областей, немцы пытались опереться не на идейных принципиальных антибольшевиков, а на тех, кого считали уже готовыми кадрами надсмотрщиков.
В проявлении российского патриотизма немцы усматривали такую же опасность, как и в проявлении коммунизма. Люди, не скрывавшие своих взглядов на будущее независимой, целостной России, - открыто не преследовались, но на них смотрели с недоверием, и они, несомненно, были на учете в Гестапо, несмотря на то, что немцы знали таких людей, как убежденных антибольшевиков.
Официальным критерием людей, занимавших руководящие посты в администрации и печати, считалась политическая благонадежность в смысле отношения к коммунизму, однако, главную ставку немцы делали все-таки не на честных антибольшевиков, русских патриотов, а на беспринципных карьеристов и авантюристов, глубоко безразличных к судьбам России.
Коммунисты очень быстро разобрались в сложившейся в немецком тылу обстановке, так же быстро поняли, что именно немецкая политика спасет их: усилия советских агентов направлялись к поддержанию и еще большему углублению антирусской политики немцев.
В романе-документе моего друга Анатолия Васильевича Кузнецова “Бабий Яр”, в одной из лучших книг, правдиво отобразившей время немецкой оккупации на Украине, повествуется о событиях в городе Киеве.
Дом немецкой комендатуры с “Детским миром” на первом этаже взорвался. Взрыв был такой силы, что вылетели стекла не только на самом Крещатике, но и на параллельных ему улицах Пушкинской и Меринга Стекла рухнули со всех этажей на головы немцев и прохожих, и многие сразу же были поранены.
На углу Прорезной поднялся столб огня и дыма Толпы побежали - кто прочь от взрыва, кто, наоборот, к месту взрыва, смотреть”..2
Профессор Борис Касьянович Жук вспоминает:
“На третий день прихода немцев мне пришлось быть по делам в части города, носящей название Липки. Около 2-х часов дня я услышал сильный взрыв со стороны Крещатика. Оказывается, был взорван угол дома, в котором находилось отделение комендатуры. От взрыва погибло около 20 немецких офицеров и много киевлян, стоявших в очереди за получением пропусков.
Этот взрыв был сигналом для начала другого действия большевиков. Вскоре после этого взрыва, вдруг загорелся на Крещатике жилой четырехэтажный дом № 7 (в начале Крещатика, считая от Царского сада) и загорелся в среднем этаже.3
Анатолий Кузнецов пишет в “Бабьем Яре”:
Поднялась невероятная паника. Крещатик действительно взрывался.
Взрывы раздавались через неравные промежутки в самых неожиданных и разных частях Крещатика, и в этой системе ничего нельзя было понять.
Взрывы продолжались всю ночь, распространяясь на прилегающие улицы. Взлетело на воздух великолепное здание цирка, и его искореженный купол перекинуло волной через улицу. Рядом с цирком горела занятая немцами гостиница “Континенталь”.
Никто никогда не узнает, сколько в этих взрывах и пожаре погибло немцев, их снаряжения, документов, а также мирных жителей и имущества, так как никогда ничего на этот счет не сообщалось ни большевиками, ни фашистами.
Стояла сухая пора, и потому начался пожар, который можно сравнить, пожалуй, лишь со знаменитым пожаром Москвы во время нашествия Наполеона в 1812 году.
На верхних этажах и чердаках зданий было заготовлено множество ящиков боеприпасов и противотанковых бутылок с горючей смесью, ибо советское военное командование собиралось драться в Киеве за каждую улицу, для чего весь город был изрыт рвами и застроен баррикадами. Теперь, когда к ним подбирался огонь, эти ящики ухали с тяжким характерным взрывом-вздохом, обливая здания потоками огня. Это и доконало Крещатик.
Немцы, которые так торжественно сюда вошли, так удобно расположились, теперь метались по Крещатику, как в мышеловке. Они ничего не понимали, не знали, куда кидаться, что спасать.
Надо отдать им должное: они выделили команды, которые побежали по домам всего центра Киева, убеждая жителей выходить на улицу, эвакуируя детей и больных. Много уговаривать не приходилось. Жители - кто успел схватить узел, а кто в чем стоял - бежали в парки над Днепром, на Владимирскую горку, на бульвар Шевченко, на стадион. Было много обгоревших и раненых.
Немцы оцепили весь центр города Пожар расширялся: горели уже и параллельные Пушкинская и Меринга, поперечные улицы Прорезная, Институтская, Карла Маркса, Фридриха Энгельса, Пассаж. Было впечатление, что взрывается весь город.
До войны в Киеве начинали строить метро, и теперь поползли слухи, что то было не метро, а закладка чудовищных мин под всем Киевом. Но более правдоподобными были запоздалые воспоминания, что по ночам во дворы приезжали грузовики, и люди в форме НКВД что-то сгружали в подвалы. Но куда в те времена не приезжали по ночам машины НКВД и чем только они ни занимались! Кто и видел из-за занавески - предпочитал не видеть и забыть. И никто понятия не имел, где произойдет следующий взрыв, поэтому бежали из домов далеко от Крещатика”.
“Борьба с пожаром продолжалась в доме № 7, но вдруг начался следующий пожар в доме № 11. Стало ясным: несомненно, поджог.
Как было после установлено немецкими следственными органами большевики, покидая город, оставили в нем целую армию своих агентов. Эти агенты (чины НКВД), располагая квартирными ордерами, занимали комнаты в домах центра города по особому плану. Согласно этому плану, почти в каждом доме на Крещатике и в прилегающих к нему улицах комнаты в средних этажах оказались за агентами; возможно, что и один агент мог занимать комнаты в ряде домов. Техника поджога была очень проста: днем, в служебное время, когда многие квартиранты отсутствовали, агент НКВД приходил в комнату, обливал керосином мебель и пол, поджигал и выходил из комнаты, заперев ее на ключ. Огонь быстро распространялся по переборкам на другие этажи, и весь дом пылал.
Пожары, начавшись в стороне Крещатика, прилегающей к Царскому саду, постепенно продвигались в сторону Бессарабки, захватывая части Думской площади и улиц: Институтской, Николаевской, Прорезной, Лютеранской, Фундуклеевской.
Немцам, по-видимому, сначала не приходило в голову, что эти пожары производятся советской агентурой. Желая приостановить распространение пожаров, они взрывали соседние с горящим дома, но, конечно, эта мера пожаров не останавливала. Горела лучшая часть города, пяти-шестиэтажные дома: две самые лучшие громадные гостиницы – “Гранд Отель” и “Континенталь”, цирк, одиннадцатиэтажный дом Гинсбурга и т. д. Сначала горела левая сторона Крещатика (если считать со стороны Царского сада), а затем были подожжены дома и с правой стороны. Конечно, при таких условиях ни остановить пожаров, ни потушить их не было никакой возможности, так как вода из Днепра подавалась в ограниченном количестве, а пожары возникали один за другим”.
Профессор Ф.П.Богатырчук вспоминает:
“24-го сентября, возвращаясь с профессором ПСШидловским с работы, и ещё будучи на окраине города, мы услыхали несколько взрывов и увидели столбы чёрного дыма, поднявшиеся, по нашим предположениям, где-то в районе Крещатика. Придя домой, мы узнали, что взрывы произошли в домах на углу Прорезной и Крещатика, и там сразу же возникли пожары, которые начали распространяться во все стороны. Потом мы узнали, что взрывы и пожары начались и в других домах Крещатика. Так как водопроводная станция была при отступлении большевиками взорвана, то тушить пожары было нечем, и скоро весь Крещатик превратился в бушующее море огня. Через день из Германии бьши доставлены по воздуху длинные шланги, и появилась возможность тушить водой, накачиваемой прямо из Днепра”.
А,В.Кузнецов.
“Откуда-то немцы срочно доставили длинные шланги, протянули их от самого Днепра через Пионерский парк и стали качать воду мощными насосами. Но до Крещатика вода не дошла: среди зарослей парка кто-то шланги перерезал”.
Уходя из города, красные взорвали водопроводную станцию, и поэтому борьба с огнем представляла особые трудности. Очевидно, предвидя это, немцы доставили на самолете из Германии нагнетательные насосы со шлангами, чтобы качать воду для тушения пожаров непосредственно из Днепра. Но, когда насос стал подавать воду на Крещатик, случилась авария: шланги у Днепра оказались разрезанными. Немцы немедленно предприняли облаву и захватили семь человек, которые эти шланги разрезали, немедленно расстреляли их у входа в Царский сад. Среди расстрелянных один был пожилого возраста, лет пятидесяти, по внешнему виду - рабочий, а остальные - в возрасте 19-25 лет. Рядом с убитыми валялись на земле их документы, в том числе и комсомольские билеты”.
Ф.П.Богагырчук.
“Оставленные большевиками люди, стали прорезать шланги, препятствуя подаче воды. Нескольких таких комсомольцев, у которых на подошвах ботинок были специальные гвозди, которыми они наступали на шланги, прокалывая их, - немцы расстреляли и их трупы оставили лежать на месте преступления. Но это помогало мало, прокалывания продолжались.
Сначала немцы решили, что спасти город вряд ли удастся и предупредили население через радиорупоры быть готовым к поголовной эвакуации, но потом нашли разрушительный, но эффективный метод борьбы, взрьюая дома, находящиеся рядом с горевшими. Всеми этими мерами пожары в три дня удалось остановить. Я ушам своим не поверил, когда услышал, что большевики обвиняют немцев в намеренном разрушении Киева Из всех ложных пропагандных обвинений это было самым возмутительным и нелепым”.
Над чудовищным костром, каким стал центр Киева, образовались мощные воздушные потоки, в которых как в трубе, высоко взлетали горящие щепки, бумаги, головни, посыпая то Бессарабку, то Печерск. Поэтому на все крыши взбирались немцы, полицейские, дворники, добровольцы, засыпали головни песком, затаптывали угли. Погорельцы ночевали в противовоздушных щелях, в кустах бульваров и парков.
Немцы не могли вызволить из огня трупы своих погибших или жителей, они сгорали дотла Горело все, что награбили немцы, горели шестикомнатные квартиры, набитые роялями, горели радиокомитет, кинотеатры, универмаги.
После нескольких отчаянных дней борьбы с пожаром немцы прекратили сопротивление, вышли из этого пекла, в котором, кажется, уже не оставалось ничего живого, и только наблюдали пожар издали.
Крещатик продолжал гореть в полном безлюдье, только время от времени в каком-нибудь доме с глухим грохотом рушились перекрытия или падала стена, и тогда в небо взлетало особенно много углей и факелов.
Город насквозь пропитался гарью; по ночам он был залит красным светом, и это зарево, как потом говорили, было видно за сотни километров и служило ориентиром для самолетов.
Взрывы закончились 28 сентября. Пожар продолжался еще две недели, и две недели стояло оцепление из автоматчиков.
А когда оно было снято и немцы вернулись в город, то улиц уже не было: падавшие с двух сторон здания образовали завалы. Примерно месяц шли работы по прокладке проездов. Раскаленные развалины дымились еще долго; даже в декабре я своими глазами видел упрямо выбивающиеся из-под кирпича струи дыма”.
Взрыв и пожар Крещатика, нигде и никем до сего не описанные, должны, по-моему, войти в историю войны особой вехой.
Во-первых, это была первая в истории строго подготовленная акция такого порядка и масштаба
Нужно уяснить, что значил Крещатик для Киева
При соответствующем масштабе это все равно, как если бы взорвался центр Москвы в пределах Бульварного кольца Невский проспект в Ленинграде с окружающими улицами, или, скажем, сердце Парижа до Больших бульваров. До Крещатика такое и вообразить было трудно, а вот НКВД вообразило и, так сказать, открыло в войнах новую страницу. Только после Крещатика и у немцев, и у советских родилось это правило: обследовать каждое занятое здание и писать “Проверено. Мин нет”. Понятным было уничтожение при отступлении мостов, военных и промышленных объектов. Но здесь взрывалось сердце города сугубо мирное, с магазинами и театрами.
Во-вторых, многие приняли эту акцию с Крещатиком, как первое такого размаха проявление подлинного патриотизма. Ни одна столица Европы не встретила Гитлера так, как Киев. Город Киев не мог больше обороняться, армия оставила его, и он, казалось, распластался под врагом. Но он сжег себя сам у врагов на глазах и унес многих из них в могилу. Да, они вошли, как привыкли входить в западноевропейские столицы, готовясь пировать, но вместо этого получили такой отпор, что сама земля загорелась у них под ногами.
С другой стороны, уничтожение древнего центра столицы ради одного патриотического шага, погубившее мирных жителей, - это слишком большая цена? И вот тут начинаются веши странные.
Если мы проанализируем источники, ни в то время, ни после после войны советские власти не признались во взрыве Крещатика, а наоборот, приписали этот взрыв немцам . Это факт в советской печати отражался как акт особого варварства фашистов. После войны на развалинах вывешивались плакаты: “Восстановим гордость Украины Крещатик, зверски разрушенный фашистскими захватчиками”.
Весь Киев, вся Украина, весь народ прекрасно знали, что Крещатик разрушен советскими, а ему продолжали внушать, что это сделали проклятые немцы. Да, фашисты есть варвары, с этим никто не спорит, фашисты - варвары, но Крещатик взорвали большевики.
Только в 1963 году КГБ выдало для публикации небольшую Справку КГБ при Совете Министров УССР о диверсионно-разведывательной деятельности группы подпольщиков г. Киева под руководством ИД.Кудри”. В этой справке не говорится об уничтожении Крещатика, а лишь об отдельных взрывах”, замалчивая слово “Крещатик”.
Из нее ясно, что ИД.Кудря, под кличкой “Максим”, был работником НКВД по их заданию был оставлен в городе вместе с группой, в которую входили Д.Соболев, А-Печенев, Р.Окипная, Е.Бремер и другие. Цитирую:
“В городе... не прекращались пожары и взрывы, принявшие особенный размах в период с 24 по 28 сентября 1941 года, в числе других был взорван склад с принятыми от населения радиоприемниками, немецкая военная комендатура, кинотеатр для немцев и др. И хотя утвердительно никто не может сказать, кто конкретно осуществлял подобные взрывы, уносившие в могилу сотни “завоевателей”, нет сомнения, что к этому приложили руку лица, имевшие отношение к группе “Максима”. Главное же состояло в том, что заносчивым фашистским “завоевателям” эти взрывы давали понять, что хозяином оккупированной земли являются не они”.
Далее сообщается, что Д Соболев погиб в одной из своих операций, А. Печенев застрелился раненый в постели, когда его хватали гестаповцы. Кудря-“Максим”, Р.Окипная и Е.Бремер были схвачены в Киеве в июле 1942 года, но где они умерли, достоверно неизвестно.
Потом появились фильм, книги, боевики, панегирики судоплатовых...
А.Кузнецов пишет в своей книге:
“Подробности эпопеи Крещатика могло бы осветить только КГБ, но оно хранит тайну. И остается масса неясного, непроверенного.
Несомненно одно: мины закладывались основательно, обдуманно, задолго до взятия немцами Киева и по крайней мере в основной своей части имели систему взрывания, позволявшую их взрьшать выборочно и в намеченное время.
Живы свидетели, видевшие доставку взрывчатки на грузовиках НКВД за месяц-полтора до взрывов. Им тогда и в голову не приходило, что это закладываются мины, потому что немцы были далеко от Киева, а газеты и радио захлебывались, заявляя, что Киев ни за что не будет отдан врагу. Но видимо органы безопасности лучше отдавали себе отчет в ситуации.
Так зачем же все-таки был взорван Крещатик? Я выскажу мнение свое и мнение большинства киевлян, а вы судите сами.
Взорван был центр, принадлежавший аристократии, бюрократии и самим чекистам. Им, конечно, не хотелось покидать свои квартиры, свои мягкие кресла И они решили устроить сюрприз. Взорвав Крещатик вместе с немцами, они так злорадно потирали руки, что даже не догадались придать этому патриотическую окраску, а немедленно свалили вину на врагов. В этом смысл слов из их вымученной справки-признания: “заносчивым фашистским завоевателям” эти взрывы давали понять, что хозяином оккупированной земли являются не они.
Взрывая мирный Крещатик, они, однако, действительно наносили немцам и ощутимый военный урон, а то, что при этом погибнет втрое больше мирных жителей, это советскую власть никогда не волновало. Тем более, что по советским понятиям люди, оставшиеся на оккупированной территории, - не патриоты, значит и не люди.
Чекисты выжидали целых пять дней, держа руки на взрывателях, чтобы побольше немцев разместилось на Крещатике, чтобы определить порядок взрывов. Первой была взорвана комендатура. И еще эти пять дней давали возможность все свалить на немцев.
Но был еще один, самый зловещий аспект Крещатика: обозлить немцев для того, чтобы, озверев, они сняли чистые перчатки в обращении с народом. Госбезопасность СССР провоцировала немцев на беспощадность. Благо, в беспощадности они были хорошими учениками.
И немцы на это клюнули. Свой ответ на Крещатик они обнародовали тоже спустя пять дней, а именно - 29 сентября 1941 года
Нет, они официально в связи с Крещатиком ничего не объявили и никого не казнили публично. Но они стали мрачны и злы, начисто исчезли улыбки. На них, закопченных и озабоченных, жутковато было смотреть, и похоже, они к чему-то готовились”.
Нацисты готовились к Бабьему Яру.
Смею предположить, что не будь сталинской провокации с Крещатиком, первой взлетела бы на воздух Лавра (она взлетела-таки) вместе с немецкими солдатами-экскурсантами.
Нужен был предлог, чтобы разозлить немцев.
Тех немцев, которых киевляне встречали цветами, как освободителей.
Через некоторое время пригодилась и заранее заминированная Лавра.
Профессор Б.К. Жук рассказывает:
“На территории Лавры, в так называемом Музейном городке, был расположен ряд музеев - Антирелигиозный, Исторический, Театральный и др. Здесь же, на территории Лавры, жили служащие музеев. Еще до прихода немцев НКВД предложило администрации музеев сдать ключи от всех помещений, а частным лицам в трехдневный срок выбраться из занимаемых ими квартир, на том основании, что на территории Лавры будет находиться штаб обороны Киева. Когда это распоряжение было выполнено, около всех ворот, ведущих на территорию Лавры, были поставлены часовые, и вход был строжайше воспрещен. Что там делало НКВД - неизвестно, но оно располагало и временем, и полным отсутствием посторонних свидетелей.
Когда немцы заняли Киев, распространился слух, что жители Киева хотят в ближайшие дни устроить в Лавре торжественное богослужение с молебном об избавлении от большевиков с присутствием высшего немецкого командования”.
Накануне Борис Касьяныч встретил старшего научного сотрудника Лаврского музея Н.Черногубова. Тот советовал предупредить немецкое командование о том, что Успенский Собор минирован, и что необходимо отменить богослужение. Видимо, Черногубов сделал это, и богослужение было отменено. Взрыв произошел как раз в тот час, на который оно было назначено. Взрыв был сильным: взрывчатку заложили в разных местах под Великой Успенской церковью. Мусор, образовавшийся после взрыва, представлял собой громадную, довольно правильную коническую форму. По всему погосту были разбросаны крупные камни, около Святых Ворот лежал большой кусок деревянной балки, отлетевший примерно шагов на сто от места взрыва. От здания Собора остался небольшой угол строения высотой приблизительно в два этажа.
Все здание церкви было воздвигнуто капитально: стены, арки, все сделано основательно. Однако под церковью было проведено отопление, была целая система ходов, и для НКВД заминировать это здание не представляло особых затруднений. Вообще большевики достигли в области разрушений святынь больших “достижений”. Так, при взрыве в Киеве Златоверхого Михайловского монастыря все строение сразу как бы осело на землю, и кирпичи здания отлетали в сторону недалеко; то же самое можно было наблюдать в Харькове, при взрыве Собора и в других местах”.4
Уничтожив Успенский Собор, советские агенты продолжали и дальше разрушать Лавру.
Во время немецкой оккупации у населения возникли затруднения с топливом. Ордеры на получение топлива выдавала особая комиссия при Городской Управе.
Заведующим отделом топлива при Городской Управе оказался бывший сотрудник НКВД, что после было установлено специальной комиссией, образованной немцами.
Чекист выдавал жителям ордера на топливо, которое владелец ордера мог получить, разбирая в Лавре не пострадавшие от взрыва дома (одноэтажные старинные строения, в которых находились ранее кельи монахов), стоявшие по обеим сторонам дороги, ведущей от Св. Ворот к Великой церкви. И только, когда этот агент был разоблачен, выдача подобных ордеров была прекращена.
Детская память сохраняет подчас удивительные подробности потрясающих нас событий.
Анатолий Кузнецов вспоминает уничтожение Лавры:
“Мы вышли на свое любимое место, и перед нами открылась Лавра. Она горела
Все пролеты главной лаврской колокольни светились ярким оранжевым светом, словно она была иллюминирована, а дыма было немного. Успенского собора не было - гора камней, из которой торчали остатки стен, расписанных фресками. Горели все музеи, весь городок-монастырь, заключенный в стенах.
Бабка так и села там, где стояла Оттуда, от Лавры, бежали люди, и все говорили, что взорвался Успенский собор.
А в нем было сложено много старинных рукописей и книг. Горящие листы ветер понес, и они сыпались дождем, все поджигая. Немцы изо всех сил стараются потушить, но воды нет. А кто взорвал, кому это понадобилось - неизвестно. Наверное, всё те же взрывники, что и на Крещатике. Теперь ясно, что Крещатик взрывали не жиды. Это было 3 ноября 1941 года. Я видел, как горела Лавра
На бабку это подействовало слишком сильно, она долго сидела, изредка крестясь, я с трудом уговорил ее уйти. В ней будто что-то оборвалось, сломалось и до смерти уже не восстановилось.
Только дома она привычно зашуровала в печи; наливая суп, сказала:
Как же Бог терпит? И Десятинную снесли, и Михайловский монастырь, и в нашей Петра и Павла, где я тебя крестила, завод устроили. А теперь и саму Лавру сгубили... Ох, и насмотришься ж ты, дитя моё, другой не увидит столько за всю жизнь. Господь, сохрани тебя, несчастный ты на этом свете”.
Лавра была слишком велика для сноса С ней поступили иначе: ее превратили в антирелигиозный музейный городок, сосредоточив там главные музеи Киева
Во время обороны Киева музейный городок закрылся, и Лавра стояла безлюдная; кое-что из музеев удалось эвакуировать на восток.
А через полтора месяца после прихода немцев Лавра таинственным образом взорвалась и сгорела дотла, причем немцы отчаянно пытались ее потушить.
Вскоре после этого Молотов апеллировал ко всему миру, обвиняя немцев в уничтожении исторических и культурных святынь.
Такова официальная версия, подтвержденная правдивым показанием матерого бандита Из взрыва Лавры немцы не делали никаких пропагандистских выводов, достаточно перелистать газеты тех дней.
Немцы взрывали и жгли много, но при отступлении в 1943 году
В 1941 году взрывали, отступая, только русские.
Это общие размышления. Подлинные данные и документы, если они вообще существуют, вряд ли когда-нибудь будут обнародованы.
Но до сих пор живы свидетели - жители нескольких домов на территории монастыря. Вот что они помнят, вот как это было.
Сама Лавра, как бывший центр православия, для советской власти была бельмом на глазу. Можно было разогнать монахов, устроить дикие репрессии, распотрошить лаврские богатства именем национализации, устроить в ней антирелигиозный музейный центр. Но когда началась война и немцы шли на Киев, оставшиеся в живых монахи стали готовиться возрождать монастырь, и поползли слухи, что: “Вот де придут немцы. Лавра снова встанет во своем сиянии”.
19 сентября 1941 года, вступив в Киев, немцы сразу же направились в Лавру и долго, торжественно, ликующе звонили в колокола
Затем стали открывать все помещения, музеи, кельи, стали тащить ковры, серебряные чаши, ризы, но тут немецкое командование подняло шум, и люди видели, как испуганных солдат заставляли нести ризы обратно.
Лавра стоит на самой высокой точке Киева, окружена крепостными стенами, являясь таким образом отличной оборонительной крепостью. Немцы установили в ней орудия, в том числе зенитные для защиты переправы через Днепр, а в многочисленных кельях расположились на постой солдаты.
Прошло полтора месяца Уже взорвался и сгорел Крещатик, и достреливали последних евреев в Бабьем Яре. И вдруг в Лавре раздался сильный взрыв. Рухнула часть крепостной стены - прямо на орудия, но из обслуги, кажется, никто не пострадал. Это был явно диверсионный акт.
Не успели немцы опомниться, как раздался второй взрыв - в огромном, казематного вида здании у главных Лаврских ворот. Последние годы там был советский склад боеприпасов, и видимо они оставались, потому что рвались в огне. Здание стало так сильно гореть, такие от него разлетались фонтаны искр и головней, что начался пожар по всей Лавре.
Немцы поспешно выкатывали из Лавры орудия, бросались тушить возникающие тут и там очаги пожара, но не было воды. Вдруг они оставили это занятие, бросились врассыпную с криками:
“Мины!” Организовали команду, которая побежала по домам, выселяя жителей: “Уходите! В Лавре мины Советов!” Потом, правда, выяснилось, что под жилыми домами мин не было, но в тот момент жители побежали все, спасаясь точно так же, как на Крещатике. Казалось, Крещатик повторяется.
Действительно, раздался третий взрыв, глухой, от которого заходила ходуном земля. Это был взрыв в Успенском соборе. Но собор устоял. Он был сложен в И веке из особых плоских кирпичей красной глины, таких прочных, что их невозможно разбить молотком. Прослойки особого связующего раствора были толще самих кирпичей, а раствор этот на Киевской Руси умели делать еще крепче. Это была кладка на тысячелетия.
Через небольшой промежуток (совершенно так же, как с комендатурой на Крещатике) в соборе раздался новый взрыв, и был он такой силы, что красные плоские кирпичи летели на расстояние до километра и посыпали весь Печерск, а сам собор рухнул, превратясь в гору камня.
Как вспоминает один свидетель:
“Первые три взрыва нам показались тогда игрушками, вот в четвертый раз уж дало так дало!..” Сколько же это надо было грузовиков взрывчатки?
Территория Лавры оказалась усеяна кусками мозаик, фресок, алтарной резьбы, горящими листами древних рукописей, разнесенными в куски фолиантами с медными застежками.
И загорелось всё - Трапезная церковь, Архиерейский дом в стиле барокко, древняя типография, все музеи, библиотеки, архивы, олокольня.
Некоторое время выждав и убедившись, что взрывы кончились, немцы опять бросились тушить. Чудом им удалось, разбирая горящие балки перекрытий, загасить пожар на колокольне, и то потому, что она каменная, с высокими пролетами. Уцелел верхний ярус с курантами. Но это и всё, что удалось отстоять.
Как показывают жители, накануне отступления советских войск из Киева, опустевшая Лавра была оцеплена войсками НКВД. Туда никого не пускали. Приезжали и уезжали грузовики. Затем оцепление было снято.
Пятьдесят лет чекисты отрицали, что это ими взорвана святыня русского народа. Пятьдесят лет продолжалось вранье. Закончилось время (казалось!) советской власти, наступила перестройка. А за ней гласность. Вскоре появился Ельцин со своей семейкой. Менялись режимы, а правду о том, кто и почему взорвал Лавру, не говорили.
Сегодня у власти в России все тот же чекист, Путин, а с ним получили такую же власть и представители кровавого ведомства. Им теперь власть, им теперь - почет и уважение, им теперь нечего скрывать. И для чего скрывать, если кровавое злодеяние можно и назвать.
И вот в вышедшей недавно в Москве книжке сотрудники пресс-отдела нынешнего НКВД (КГБ, ФСБ), птенцы лубянского гнезда, А.И.Колпакиди (ныне по совместительству главный редактор издательства “Яуза”) и Д.П.Прохоров гордо сообщают, что:
“21 сентября 1941 в Киеве была взорвана заранее заминированная смотровая площадка “Вид” Верхней лавры.
А 3 ноября спецгруппа НКВД под командованием капитана Лутина взорвала радиофугас, заложенный в киевском Успенском соборе”5.
Они с гордостью сообщили о своем преступлении.
Ни капли раскаянья.
Ни капли сожаления.
Но вернемся к основной теме.
Как же проходила организация подполья в немецком тылу?
“До выступления Сталина по радио 3 июля 1941 года, - пишет в своих воспоминаниях секретарь Черниговского подпольного обкома Федоров, - у нас в области никто не готовил коммунистического подполья, не работал над созданием партизанских отрядов. Не думал над этим, признаюсь, и я”.
“Нам, руководящим работникам Черниговщины, казалось невероятной возможность вторжения немцев сюда, вглубь Украины”.
Федоров сам просил Хрущева оставить его в подполье.
ЦК удовлетворил просьбу - и Федоров принял руководство подпольным обкомом партии. Всю вторую половину июля и часть августа подпольный обком занимался подготовкой к деятельности на нелегальном положении и формированием партизанских отрядов и групп подполья в разных концах Черниговской области.
В первый период, организационный, подполье создавалось вместе с партизанскими отрядами, руководил и тем и другим один центр. В 1941 году в подполье и партизанские отряды брали людей без тщательной проверки, что явилось одной из причин деконспирации в ряде районов подполья и провала его.
В отдельных городах подполье организовывалось на базе истребительных отрядов, задачей которых было уничтожение складов с продовольствием, заводов, шахт, мостов, крупных зданий и т. д. Нередко истребительные отряды автоматически превращались в партизанские, оставались в немецком тылу. Такой способ создания партизанского движения и подполья не мог не привести к тому, что в подполье попадали совершенно неподготовленные люди, не имевшие даже представления о работе в подполье.
Есть свидетельства бывших подпольщиков, порвавших с коммунизмом и перешедших в антикоммунистический лагерь. Их свидетельствами нетрудно корректировать другой источник - советскую мемуарную литературу, устанавливая, таким образом, истину.
Вот что пишет один из бывших участников киевского подполья:
“Приблизительно 8-9 июля 1941 года в Киеве началась организация, так называемых, истребительных батальонов, задача которых, как думали организаторы, должна была состоять в подавлении десантных отрядов противника. Организовывали эти батальоны райкомы комсомола и партии. Такой отряд организовал и Сталинский райком, который находился на бульваре им. Шевченко. Секретарь райкома партии Овчаренко и секретарь райкома комсомола Ада Манзон лично принимали вступавших. Состав батальона был в основном из студенческой молодежи. Политруки, старшины и командиры взводов почти все из работников НКВД. Приблизительно 25 июля, совершенно неожиданно, на 2 часа дня назначается сбор всех отрядов Сталинского района в помещении Педагогического института, тоже на бульваре Шевченко.
Два часа дня. Зал переполнен. Командиры отрядов шёпотом, ожидая оратора, передают о высадившемся около города крупном немецком десанте.
Наконец, на сцене появляются: секретарь райкома партии Овчаренко и здоровый детина в гражданском костюме с орденом Ленина, на груди - красный партизан.
Красный партизан молчит. Овчаренко произносит короткую речь: “Товарищи! Внезапно высадившиеся десанты временно оккупировали ряд населенных пунктов в некоторых частях, прилегающих к городу Киеву, где население оказывает ожесточенное сопротивление. Мы собрались сюда для того, чтобы добровольно вступить в ряды партизанского движения и тем самым помочь оставшемуся советскому населению в оккупированных немцами областях вести борьбу за освобождение нашей Родины. Кто за вступление в партизанский отряд - встаньте!”
На этом кончилась так долго ожидаемая речь секретаря Сталинского райкома партии Овчаренко. Реакция после призывных слов секретаря произошла следующая: весь зал, кроме группы студентов мелиоративного института, поднялся. После этого последовало указание секретаря: переписать добровольно вступивших, и списки немедленно передать в райком партии. В числе добровольно вступивших был и я. На следующее утро было объявлено, что к четырем часам дня все зачисленные в партизанский отряд (и женщины и мужчины) должны быть готовы для отправки на сборный пункт, куда съедутся добровольцы со всего города. Приблизительно за час до прихода машин некоторых из нас вызвали в райком комсомола. Из райкома комсомола по одиночке, в сопровождении секретаря райкома Манзон, отправлялись в кабинет секретаря райкома партии Овчаренко, где в присутствии Манзон происходила беседа. Каждый получал особое назначение. Меня назначили старшиной третьей роты особого назначения при штабе центрального сектора обороны города Киева. Итак, добровольцы уехали, а я остался.
Всего добровольцев, вместе с присланными курсантами училища НКВД, которые руководили отрядами, было около двух тысяч. После выдачи военного обмундирования и документов бойцов 177-ой, насколько помню, пехотной стрелковой дивизии, которая была разбита немцами и бродила где-то в лесах, после проводов, на которых присутствовал Буденный, отряд в районе Звенигородки переправили через линию фронта.
Первое боевое крещение отряд получил около Клавдиево, после чего разделился на несколько групп.
Каждая получила свое назначение и место, где она должна оперировать. Так отправился первый партизанский бывший истребительный отряд из Киева.
Роты, в которую я получил назначение, еще не было: она только организовывалась. На другой день я познакомился с командиром. Это был коренастый мужчина с небольшой бородкой, бывший моряк, член партии, по фамилии Мозур. В дни формирования мы находились в помещении райкома. Еще через день прибыл политрук роты - женщина лет тридцати восьми, с орденом Ленина на груди, секретарь райкома партии одного из занятых немцами городов, по фамилии Юрко. В здании инженерно-строительного института, на ул. Пиропаской, нам отвели помещение. В течение 10 - 12 дней рота была укомплектована. Всего в ней было 87 мужчин и женщин, в возрасте от 18 до 38 лет, в основном, бывшие комсомольские и партийные работники, бежавшие с занятых немцами территорий. Роты особого назначения подготавливались для подпольной работы в Киеве, если город будет взят немцами.
Подготовка была следующая: во-первых, все носили гражданскую одежду, старались держаться законспирировано, изучали подробно всю территорию города, во-вторых, знакомились с конспиративными квартирами, начинали изучать методы подпольной работы. Командир Мозур держался довольно странно. Появлялся часов в одиннадцать ночи, пьяный, изредка приносил тысячные пачки денег, передавал их своему заместителю по фамилии Корженко, который фактически руководил ротой. Корженко, тоже бывший партийный работник, энкавадист, начальник спецчасти во время прорыва немцев в районе Сталинки, куда нас ночью привезли на, так называемую, линию обороны. Поскольку наша рота называлась ротой особого назначения, нам и дали особое задание: расположившись в одном из домов в конце Красноармейской улицы, мы должны были стрелять в отступающих красноармейцев, если такие появятся. Всей этой “операцией командовал командир батальона Солоткин и комиссар Горецкий (бывший директор Мелиоративного института).
18 сентября 1941 года без единого выстрела советские войска оставляют Киев. Я в это время нахожусь в здании Сталинского райкома партии и наблюдаю следующее явление: первый и второй секретарь райкома давно покинули город, оставшиеся работники райкома наскоро уничтожают бумаги.
О ротах особого назначения все забыли. Только двое, Охременко и Комаров, специально оставленные обкомом партии, вывозят с райкомовского склада куда-то имущество. Насколько мне известно, от Сталинского райкома партии остались только эти двое, остались по приказу обкома. Остался и я, но, так сказать, не у дел.
Проходит около двух месяцев после занятия немцами Киева. В одно воскресное утро, когда я проходил через еврейский базар, меня неожиданно кто-то толкнул. Оглянувшись, я увидел командира четвертого батальона, до войны работника НКВД, а теперь как я узнал, работающего заведующим отделом кадров при Киевской бирже труда - Миролюбова. От него я узнал, что он организует подпольную группу, в которую осторожно потребовал моего вступления.
Последующие наши свидания происходили у него на квартире. Через некоторое время я перешел на работу в штат-комиссариат, где получил должность заведующего хозяйством, на которой и пробыл до марта 1942 года, до ареста гестаповцами. Вместе с Миролюбовым было арестовано еще 8 подпольщиков. В то время в гестапо Охременко работал по заданию подполья. Занимался Охременко тем, что уничтожал антибольшевиков, создавая на них провокационные дела. Однако Охременко не удалось выручить Миролюбова.
Вот как организовывалось в Киеве подполье. Я вскоре с ним порвал”6.
Продолжу об Охременко теперь уже я.
Охременко, расправлялся не только с антибольшевиками, не только с бандеровцами и другими украинскими борцами за свободу, но и с коммунистами, которые уклонялись от активного участия в подполье.
Так, в 1942 году киевское Гестапо арестовало бывшего сотрудника НКВД Кожемякина. Просидев а тюрьме около двух месяцев, он согласился работать в Гестапо. Его выпустили. А на следующий день нашли мёртвым на его квартире.
Вернувшийся в Киев после скитаний второй секретарь Сталинского райкома партии Остахов на предложение руководства подполья начать в нем работать ответил отказом.
Через неделю, по материалам Охременко, был арестован Гестапо и пропал без вести.
Охременко же принимал участие в аресте первого секретаря Сталинского райкома партии Овчаренко, который тоже уклонился от работы в подполье. Овчаренко погиб в Гестапо.
Охременко продержался в Гестапо до 1943 года, до самой эвакуации Киева.
Разоблачили его случайно, при выполнении особого задания.
Заключалось задание в следующем: когда немцы заняли Киев, они, как всегда, собрали крупных инженеров, в частности, авиаконструкторов, установили для них полу-тюремный режим и заставили работать по специальности. То есть, создали подобие советской “шарашки”.
Перед эвакуацией Киева инженеров отправили специальным поездом в Германию. В охране поезда оказался и Охременко. Он должен был взорвать эшелон.
Около Львова комендант поезда случайно обнаружил приготовления Охременко к взрыву вагонов, в которых находились инженеры.
Вообще, так называемое “киевское подполье” и его “великие дела” ждут своего историка. Здесь сплелись в один клубок интересы Москвы, Берлина, украинских националистов, разведок, контрразведок.
Например, как стало известно, чекистской агентурной сетью руководил в Киеве некто Александр Коваленка, он же барон фон Мантейфель.
На самом же деле под этими именами скрывался известный чекистский провокатор Стауниц-Опперпут. Еще в 20-е годы он был одним из организаторов и участников гигантской чекистской провокации против русских эмигрантов под названием “Трест”.
Но “как веревочке не виться”…
Стауниц-Опперпут-Коваленка-Мантейфель был схвачен, опознан и расстрелян. 7
Туда ему и дорога.
О советской агентуре в оккупированных городах можно говорить много. (Но это тема – другой книги).
П.Д.Ильинский описывает ситуацию в Полоцке, когда, приехав в город, он разговорился со случайным попутчиком-железнодорожником.
П.Д.Ипьинааай описывает ситуацию в Полоцке, когда приехав в город, он разговорился со случайным попутчиком-железнодорожником.
“НКВД действительно больше нет, - говорит он, - но сотрудники НКВД остались и работают в полиции и в Гестапо по-прежнему. Горсовета тоже нет; но в Городской Управе работают те же сотрудники Горсовета и другие бывшие коммунисты. Люди, подвергавшиеся при большевиках преследованиям, подвергаются им и сейчас Ранее административно-высланные принуждены скрываться и прятаться до сих пор, ибо городские коммунисты, занимающие лучшие административные посты в русских учреждениях, боятся разоблачений; горе тому лицу, которое может им показаться в этом отношении подозрительным. Люди, освобожденные немцами из советских тюрем, боятся прописываться в городе; вернувшиеся из ссылок - не идут за получением продовольственных карточек и т. д. и т. п. Сходите на базарную площадь, - посоветовал нам в заключение собеседник, - полюбуйтесь на повешенного. Вот уже несколько недель болтается он на перекладине с доской на шее. На доске надпись: “советский шпион и бандит”. А его знает весь город - убежденный противник советской власти, много лет подвергавшийся преследованиям НКВД, не имеющий даже права проживания в родном городе. Уже при немцах вернулся он домой и вздумал протестовать против коммунистического засилья. В результате - арест, зверское избиение в, так называемой, русской полиции резиновыми палками и бессмысленное обвинение в шпионаже”.
Много подобного рассказал нам тогда добрый человек, желая ввести нас в курс местной жизни и предостеречь от вынужденного путешествия на базарную площадь через Горуправу, в русскую полицию и Гестапо. Дай ему, Бог, здоровья!
В глубоко подавленном состоянии начали мы “оформляться в городе”,
Перейдем на Кубань и посмотрим, как здесь действовало подполье.
Немцы издали приказ: за одного убитого офицера подлежали расстрелу 121 человек из местного населения, а за солдата - 60.
Этим воспользовался НКВД.
Отступая, энкаведисты оставляли или забрасывали свою агентуру на оккупированные территории. Цель у них была одна: ожесточить население против немцев путем взаимного озлобления (выше я уже писал о сталинском приказе 0428), вызвать репрессии, жертвами которых станет ни в чем неповинное местное население.
Приведу несколько примеров.
13 августа 1942 года в центре станицы Славянской Краснодарского края, выстрелом из револьвера был убит немецкий унтер-офицер.
Убийцу не обнаружили.
Сейчас же немецкие и румынские солдаты окружили несколько кварталов вокруг места убийства. Солдаты, обыскивая дома и дворы, арестовали всех мужчин и подростков мужского пола. 158 арестованных отвели под строгой охраной на окраину станицы - к хлопковому заводу. Здесь их заставили вырыть себе могилу, а потом, выстроив шеренгу, отсчитали каждого третьего. Затем 58 человек на глазах оставшихся, а также наблюдавших издали жителей, - расстреляли из пулемета.
Спустя несколько дней, в центре той же станицы опять был убит немецкий солдат.
К счастью, убийцу сразу поймали. Ею оказалась сотрудница паспортного стола станичной полиции, бывшая комсомолка, оставленная по заданию НКВД. Ее повесили на дереве, возле станичного базара.
Были и другие случаи, оставившие страшный след в сердцах людей. Через несколько месяцев после прихода немцев возле одного из хуторов Ростовской области был убит немецкий солдат. Убийцу обнаружить не удалось. По требованию немецкой комендатуры староста хутора должен был составить список на 60 человек, которых он считал подозрительными.
К несчастью, тогда же на хутор возвратились коренные жители из кулаков и раскулаченных, сбежавших в период большевистских репрессий или отбывших сроки ссылки и проживавших до прихода немцев вдали от родных мест.
Староста хутора и внес в список этих людей, случайно попавших сюда. Немцы их арестовали и расстреляли, а когда разобрались, то было уже поздно.
Воспользовавшись глупостью и жестокостью немцев, староста хутора их руками сделал дело, порученное ему НКВД, а затем скрылся. Подобные люди прилагали все усилия к тому, чтобы внедриться на руководящие посты при немцах, дабы лучше выполнять большевистские задания.
НКВД действовал по схеме, которая просматривается, когда сравниваешь происшествия в разных городах. Вот как было в Полоцке.
П.Д.Ильинский вспоминает:
“В один из ясных августовских дней к зданию фельдкомен-датуры подъехали на своей машине ортскомендант с переводчиком, бургомистром города и начальником полиции. Вид у всей четверки был мрачный и озабоченный. Ортскомендант приехал для того, чтобы договориться о посылке карательной экспедиции против нескольких мятежных деревень. Обстоятельства дела были следующие. Накануне русская полиция случайно наткнулась около одной из этих деревень на изуродованный труп немецкого солдата. Все указывало на то, что это дело местных крестьян. Полиция уже давно наблюдала за ними, им приписывались тяжкие преступления: укрывательство советских парашютистов, незаконное хранение оружия и неоднократные попытки взрыва близлежащего железнодорожного полотна. Не менее убедительным доказательством виновности несчастных деревень, чем труп солдата, уже привезенный в город, служило несколько перехваченных писем от какого-то начальника партизанского отряда к одному крестьянину деревни.
Дело было ясное и простое. Все четверо представителей власти во главе с ортскомендантом требовали самых срочных мер, жестокого наказания в назидание прочим. Они считали нужным послать для расправы хорошую строевую воинскую часть. Если при обыске она обнаружит в деревнях, упоминаемых в письме партизанского начальника, оружие, - деревни должны быть сметены с лица земли. Если же оружия не окажется, полиция арестует только наиболее подозрительных, и сама произведет дальнейшее расследование.
Полковник забрал все “вещественные доказательства” для доклада в Штаб Армии. Затем он распрощался со своими гостями, вызвал к себе старшего врача гарнизона и поехал с ним осматривать труп. Когда вечером того же дня мы, я, о. Иоанн и М.Е.Зуев - по срочному вызову входили в кабинет фельдкоменданта, он, как можно предполагать, уже принял какое-то определенное решение. Он изложил нам суть дела, как она была ему самому преподнесена ортскомендантом, и задал несколько отрывочных вопросов. Видно было, что он взбешен до последней степени. Полковнику было ясно, что это - грубая фальшивка, рассчитанная на неприхотливый немецкий вкус. Осмотр трупа только подтвердил эту уверенность: труп был не свежий, а немецкий военный мундир, слишком большой и широкий, был одет на него уже много спустя после смерти. Очень многое указывало на то, что покойник вообще не немец.
Дом, в котором я тогда жил в Полоцке, стоял как раз напротив ворот двора, в глубине которого была квартира начальника русской полиции. На другой день утром, завязывая галстук перед отходом на службу, я увидел в окно небольшую группу немецких солдат с винтовками, которые под командой унтер-офицера быстро прошли через ворота во двор. У них был какой-то не совсем обычный, слишком уж деловой вид. За чашкой чая я всё посматривал и посматривал во двор, но группа не возвращалась. Так и не дождавшись ее, я пошел на службу. Чем дальше я шел, тем больше мне попадалось вооруженных солдат. В центре города они стояли уже правильными, хотя и не очень плотными, шпалерами по обеим сторонам улицы, куда только хватал глаз. Было совершенно очевидно, что в городе находится какое-то новое крупное войсковое соединение. Люди были пыльные, они пришли издалека. Прохожие стояли кучками, недоумевающе поглядывали и шушукались между собой. Как раз в тот момент, когда я переступил порог Городской Управы, всё пешеходное движение было приостановлено: каждый должен был оставаться там, где его застала эта операция. Началась поголовная проверка документов. У проверяющих в руках были большие списки, с которыми они постоянно справлялись. Несколько человек из числа сотрудников арестовали тут же, в магистрате. Затем, к дверям здания приставили караул и ушли. Время в ожидании и неизвестности тянулось медленно. Кое-кто сел было от скуки за работу. И вдруг, часа через два, от окна закричали, что солдаты уходят. Они исчезли из города так же быстро, как и появились, Караул у дверей был тоже снят. Большинство служащих сейчас же разбрелось по домам.
Число арестованных, конечно, не было еще известно в городе, но оно измерялось сотнями. Переводчик Ортскомендатуры, бургомистр города, начальник полиции, все заведующие отделами Горуправы и многие переводчики при немецких учреждениях оказались под замком. Обыски у них продолжались почти всю ночь: поднимали полы, разламывали печи и потолки, переворачивали чердаки и сараи. Тут же или несколько позднее мы узнали и о результатах некоторых обысков. Например, при обыске у переводчика ортскоменданта нашли под полом списки всей коммунистической организации города, диспозиции немецких войск, перечень воинских соединений и частей, а также военных грузов, проследовавших через город за последний месяц. Кроме того, у него, как и бургомистра города, были найдены свежие советские инструкции и предписания, партизанские явки, шифры, всевозможные документы, немецкие бланки, штампы и печати. Среди прочих интересных вещей у переводчика было найдено также и его собственное советское удостоверение личности, выданное из Ленинградского Окружного отделения НКВД. Немцы руководствовались при первых арестах, главным образом, списками городской организации ВКПб времени 1941 г., которые, благодаря окружению, целиком попали к ним в руки. С тех пор многое, конечно, изменилось. Целый ряд видных местных коммунистов к осени 1942 г. уже ушли в партизаны; и наоборот - много новых, неизвестных до того в городе людей, как, например, начальник банка или сам переводчик ортскомендатуры, прибыли неизвестно откуда. Поэтому списки, найденные у переводчика, были особенно важны: они дали немцам самые свежие сведения, чрезвычайно ценные и при последующих самые свежие сведения, чрезвычайно ценные и при последующих арестах и, особенно, при производстве следствия. После получения списков, общая картина и все детали стали для немцев яснее, чем для нас”8.
Пользовалось подполье и другими методами. Дело в том, что вслед за продвигающимися вперед немецкими войсками, пришли немцы-колонизаторы, офицеры хозяйственного управления, так называемые, зондерфюреры, набранные из бывших мясников, колбасников, купцов и прочих, негодных к строевой службе, немцев.
Для зондерфюреров было совершенно безразлично, кто назначен на должность старосты села, начальника полиции или начальника колхоза. Для них важно было то, чтобы назначенное лицо выполняло распоряжения хозяйственного управления о поставке сельскохозяйственных продуктов, рабочих для отправки в Германию и на прочие хозяйственные работы.
До сознания зондерфюреров долго не доходило, за счет кого и в чьих интересах усердствует подобный староста. А он, смотришь, назначил для отправки на работы в Германию детей высланного в Сибирь кулака, а деток удравшего секретаря райкома оставил дома. А не то и единственную корову отберет у вдовы расстрелянного “врага народа”, а потом, договорившись с зондерфюрером, отдаст ее случайно застрявшей в селе жене командира-пограничника, отступившего с частями красной армии.
Это не вымысел, а факт, к сожалению, встречавшийся нередко. Такое произошло в селе Арнаутовка, возле Вознесенска, на Украине. К счастью, радетель” был разоблачен и расстрелян. Но за два с половиной года работы много вреда принес людям села.
С горечью описывает свидетель, что “окружив себя гаремом из комсомолок или жен коммунистов, зондерфюреры сразу же попали в расставленные сети”. Как хотели, так и переводили такие переводчицы, что хотели, то и делали. Много бывших “кулаков” и прочих, случайно уцелевших “из чуждых людей” погибло при активном содействии таких переводчиц.
Надо же было уничтожать недобитых еще “ кулаков” и прочих врагов народа”, которые после отступления большевиков, осмотревшись, стали появляться из мест, в которых им удалось уцелеть.
Бывало и так, что на должность зондерфюреров попадали бывшие немецкие коммунисты, как в г. Мариуполе, на консервном заводе. Герр-геноссе” Бендер, окружив себя бывшими коммунистами, раньше работавшими на этом заводе, безжалостно избивал рабочих.
Немцы набирали из военнопленных добровольцев в свои военные команды, предназначенные для охраны и конвоирования. Этим воспользовались товарищи”, помня инструкции о диверсионной работе в тылу у немцев.
Так, в январе 1943 года, перед своим отступлением из Краснодара, немцы перегоняли из краснодарских лагерей десятки тысяч военнопленных по маршруту Краснодар-Славянская-Варениковская-Тамань. Конвоирами были, в основном, такие “добровольцы”. Пользуясь оружием и правом конвоира, они устлали трупами расстрелянных военнопленных путь следования.
Каждый раз моя покойная теща, Мария Федоровна, не могла вспоминать об этом без слез.
В станице Славянской на глазах у жителей, на главной улице конвоиры расстреляли без всякой причины десятки военнопленных.
Администрация района и станицы, рискуя жизнью, обратилась к немецкому военному коменданту с просьбой о прекращении этого зверства и о наказании виновных. Страшным был ответ из уст немцев:
Мы здесь не при чем - это делают сами же ваши, русские.
Немцы разрешили их похоронить. Трупы военнопленных, убитых советскими агентами в немецкой военной форме, в тот же день были собраны и привезены на нескольких подводах на кладбище, где и похоронены.
С точки зрения людоеда - действовал отлично.
Есть книга-“воспоминание” П.Игнатова “В подполье Краснодара”. В ней едва ли пятая часть - правда, остальное - вымысел.
Из всей советской мемуарной литературы, касающейся подполья, наибольший интерес представляет книга “В крымском подполье”, принадлежащая перу И.А.Козлова, бывшего руководителем Крымского подполья, правдивее других рассказывающего о своей деятельности.
Каковы же были результаты деятельности Козлова и его подчиненных? Почти вся эта “подпольная” деятельность в Керчи, вплоть до сдачи города немцами в январе 1942 года, свелась к составлению “черных списков предателей”. Крымское подполье не имело до 1943 года даже своей радиостанции.
Продолжение следует
- Из готовящегося к печати второго издания 2 тома эпопеи "Власов".
- А.Кузнецов. Бабий Яр. Франкфурт-на-Майне, 1972, с.81.
- Вестник Института изучения СССР. Мюнхен, 1956, № 2, с.106.
- Вестник Института по изучению СССР, Мюнхен, 1956, 2, с. 108
- КГБ: спец. операции советской разведки. М., "Олимп", "Астрель", АСТ, 2000, с. 315
- "Грани", Франкфурт-на-Майне, № 17,1953, сс.109-111
- "Новый журнал" (Нью-Йорк), 1978 № 132 с.223
- "Грани" (Франкфурт-на-Майне), № 30, 1956, сс.119-121
