Анна Ахматова прожила яркую и трагическую жизнь. Она стала свидетельницей многих эпохальных событий в истории России. На период ее жизни пришлось две революции, две мировых войны и гражданская, она пережила личную трагедию. Все эти события не могли не отразиться в ее творчестве.
Говоря о периодизации творчества А.А. Ахматовой, трудно прийти к единому выводу, где заканчивается один этап и начинается второй. Творчество А.А. Ахматовой насчитывает 4 основных этапа /51/.
1 период - ранний. Первые сборники Ахматовой явились своеобразной антологией любви: любовь преданная, верная и любовные измены, встречи и разлуки, радость и чувство грусти, одиночества, отчаяния -- то, что близко и понятно каждому.
Первый сборник Ахматовой «Вечер» вышел в 1912 году и сразу привлек к себе внимание литературных кругов, принес ей известность. Этот сборник -- своеобразный лирический дневник поэта.
Некоторые стихотворения из первого сборника были включены во второй -- «Четки», который имел настолько широкий успех, что переиздавался восемь раз.
Современников поразила взыскательность и зрелость уже самых первых стихотворений А. Ахматовой /49/. О трепетных чувствах и отношениях она умела говорить просто и легко, но ее откровенность не снижала их до уровня обыденности.
2 период: середина 1910-х -- начало 1920-х. В это время издаются «Белая стая», «Подорожник», «Anno Domini». В этот период происходит постепенный переход к гражданской лирике. Появляется новая концепция поэзии как жертвенного служения.
3 период: середина 1920-х -- 1940-е. Это был сложный и тяжелый период в личной и творческой биографии Ахматовой: в 1921 году был расстрелян Н. Гумилев, после этого был несколько раз репрессирован сын Лев Николаевич, которого Ахматова неоднократно спасала от гибели, ощутив все унижения и оскорбления, какие выпадали на долю матерей и жен репрессированных в годы сталинизма /5/.
Ахматова, будучи очень тонкой и глубокой натурой, не могла согласиться с новой поэзией, которая славила разрушение старого мира и свергала классиков с корабля современности.
Но могучий дар помог Ахматовой пережить жизненные испытания, невзгоды, болезни. Многие критики отмечали необыкновенный дар Ахматовой своими творениями устанавливать связь не только со временем, в котором она жила, но и со своими читателями, которых она чувствовала и видела перед собой.
В стихотворениях 30--40-х годов отчетливо звучат философские мотивы. Углубляется их тематика и проблематика. Ахматова создает стихи о любимом поэте Возрождения («Данте»), о силе воли и красоте античной царицы («Клеопатра»), стихи-воспоминания о начале жизни (Цикл «Юность», «Подвал памяти»).
Ее волнуют извечные философские проблемы смерти, жизни, любви. Но печаталась она в эти годы мало и редко. Главным ее произведением этого периода является «Реквием».
4 период. 1940-60. Итоговый. В это время созданы «Седьмая книга». «Поэма без героя». «Родная земля». Широко раскрыта тема патриотизма, но основная тема творчества - недосказанность. Опасаясь за жизнь сына, пишет цикл «Слава миру», прославляя Сталина. В 1946 запрещают ее сборник стихов «Нечет», но затем возвращают. А.А. Ахматова формирует седьмую книгу, подводя итог своему творчеству. Для нее цифра 7 носит печать библейской сакральной символики. В этот период вышла книга «Бег времени» - сборник из 7 книг, две из которых отдельно не выходили. Тематика очень разнообразна: темы войны, творчества, философские стихотворения, история и время.
Литературовед Л.Г. Кихней в своей книге «Поэзия Анны Ахматовой. Тайны ремесла» вводит другую периодизацию. Л.Г. Кихней отмечает, что художественное постижение реальности у каждого поэта происходит в рамках определенной мировоззренческой модели, которая определяет его основные эстетико-поэтические ориентиры: авторскую позицию, тип лирического героя, систему лейтмотивов, статус слова, специфику образного воплощения, жанрово-композиционные и стилевые особенности и т.п. /29/
В творчестве Анны Ахматовой выявляются несколько подобных моделей, восходящих к акмеистическому инварианту видения мира. В результате чего можно выделить 3 периода творчества А.А. Ахматовой, каждому из которых соответствует определенный угол авторского зрения, обусловливающий тот или иной круг идей и мотивов, общность поэтических средств.
1-й период - 1909-1914гг. (сборники "Вечер", "Четки"). В этот период в наибольшей мере реализуется феноменологическая модель;
2-й период - 1914-1920-е годы (сборники "Белая стая", "Подорожник", "Anno Domini"). В эти годы в творчестве Ахматовой реализуется мифопоэтическая модель мировоззрения.
3-й период - середина 1930-х - 1966 год (сборники "Тростник", "Нечет", "Бег времени", "Поэма без героя"). Модель мировоззрения этого периода Кихней определяет как культурологическую.
В то же время российский филолог-классик и стиховед М.Л. Гаспаров выделяет 2 основных периода - ранний, до сборника "Аnno Domini", последовавшей затем многолетней паузы, и поздний, начинающийся с "Реквиема" и "Поэмы без героя", но предлагает затем разбить каждый еще на 2 этапа, исходя из анализа изменения особенностей стиха Ахматовой /19/. Данная периодизация раскрывает структурные особенности стихотворений А.А. Ахматовой, поэтому ее следует рассмотреть подробнее.
Согласно М.Л. Гаспарову, периоды творчества Анны Ахматовой делятся следующим образом: у ранней Ахматовой различаются стихи 1909-1913 гг. - "Вечер" и "Четки" и стихи 1914-1922 гг. - "Белая стая", "Подорожник" и "Аnno Domini". У поздней Ахматовой - стихи 1935-1946 гг. и 1956-1965 гг.
Биографические рубежи между этими четырьмя периодами достаточно очевидны: в 1913-1914 гг. происходит разрыв Ахматовой с Гумилевым; 1923-1939 гг. - первое, неофициальное изгнание Ахматовой из печати; 1946-1955 гг. - второе, официальное изгнание Ахматовой из печати.
Прослеживая историю стиха А.А. Ахматовой, можно различить тенденции, действующие на всем протяжении ее творчества. Например, это нарастание ямбов и падение хореев: 1909-1913 гг. соотношение ямбических и хореических стихотворений будет 28:27%, почти поровну, а в 1947-1965 гг. - 45:14%, ямбов в три с лишним раза больше. Ямб традиционно ощущается как более монументальный размер, чем хорей; это соответствует интуитивному ощущению эволюции от "интимной" Ахматовой к "высокой" Ахматовой. Другая столь же постоянная тенденция к облегчению стихового ритма: в раннем 4-стопном ямбе на 100 строк приходится 54 пропуска ударения, в позднем - 102; Это объяснимо: начинающий поэт стремится как можно четче и отбивать ритм ударениями, опытный поэт в этом уже не нуждается и охотно их пропускает /19/.
Далее, в стихе Ахматовой можно различить тенденции, вступающие в силу лишь на середине ее творческого пути, между ранней и поздней эпохой. Самое заметное - это обращение к большим стихотворным формам: у ранней Ахматовой оно лишь намечалось в "Эпических мотивах" и "У самого моря", у поздней Ахматовой это "Реквием", "Путем всея земли", и "Северные элегии", прежде всего "Поэма без героя", над которой она работала 25 лет. По контрасту короче становятся маленькие лирические произведения: у ранней Ахматовой их длина составляла 13 строк, у поздней - 10 строк. Монументальности это не вредит, подчеркнутая отрывочность заставляет их казаться как бы осколками монументов.
Другая черта поздней Ахматовой - более строгая рифмовка: процент неточных рифм, модных в начале века ("учтивость-лениво", "голубел-тебе"), падает с 10 до 5-6%; это тоже содействует впечатлению большей классичности стиля /19/. При переводе стихотворений эта черта не была учтена.
Третья черта - в строфике чаще становится обращение от обычных четверостиший к 5-стишиям и 6-стишиям; это явное последствие опыта работы с 6-стишной (а потом и более объемистой) строфой "Поэмы без героя".
Рассмотрим периоды творчества Анны Ахматовой подробнее.
Первый период, 1909-1913 гг., - это утверждение А.А. Ахматовой в передовой поэзии своего времени - в той, которая выросла уже на опыте стиха символистов и теперь спешит сделать следующий шаг.
У символистов пропорции основных метров были почти такими же, как в XIX в: половина всех стихотворений - ямб, четверть - хорей, четверть - трехсложные размеры вместе взятые, и лишь от этой четверти понемногу, не больше 10 %, уделялось экспериментам с дольниками вперемежку с другими неклассическими размерами.
У А.А. Ахматовой пропорции совершенно иные: ямбы, хореи и дольники представлены поровну, по 27-29 %, а трехсложные размеры отстают до 16 %. При этом дольники четко отделены от других, более важных неклассических размеров, с которыми они подчас смешивались у символистов.
Второй период, 1914-1922 гг. - это отход от интимного дольника и эксперименты с размерами, вызывающими ассоциации фольклорные и патетические. В эти годы А.А. Ахматова выступает уже как зрелый и плодовитый поэт: за это время написано 28% всех сохранившихся ее стихов (за 1909-1913 гг. - только около 13%), в пору "Белой стаи" она пишет в среднем по 37 стихотворений в год (в пору "Вечера" и "Четок" - только по 28), лишь в революционные годы "Аnno Domini" продуктивность ее становится скупее. Если в "Вечере" и "Четках" дольника было 29%, то в тревожных "Белой стае" и "Подорожнике" - 20%, а в суровом "Аnno Domini" - 5%. За счет этого возрастает 5-стопный ямб (раньше он отставал от 4-стопного, теперь и почти что самых последних ахматовских лет - опережает его) и, еще заметнее, - два других размера: 4-стопный хорей (с 10 до 16%) и 3-стопный анапест (с 7 до 13%). Чаще, чем в какое-либо иное время, эти размеры появляются с дактилическими рифмами - традиционной приметой установки "на фольклор".
В то же время Ахматова сочетает фольклорные и торжественные интонации.
А торжественный лирический ямб легко переходит в торжественный эпический ямб: в эти годы появляются "Эпические мотивы" белым стихом.
В 1917 - 1922 гг., в пору патетического "Аnno Domini", в ахматовском 5-стопнике устанавливается совсем редкий для русского стиха напряженно-восходящий ритм, в котором вторая стопа сильнее первой. В следующем четверостишии так построены 1 и 3 строки, а с ними контрастно чередуются 2 и 4 строки прежнего, вторичного ритма:
Как первая весенняя гроза:
Из-за плеча твоей невесты глянут
Мои полузакрытые глаза...
Что касается неточной рифмовки, то в женских рифмах Ахматова окончательно переходит к господствующему усеченно-пополненному типу (от "утро-мудро" к "пламя-память).
Третий период, 1935-1946 гг., после многолетнего перерыва, ознаменован прежде всего обращением к большим формам: "Реквием", "Путем всея земли", "Поэма без героя"; несохранившаяся большая вещь "Энума элиш" тоже относится к этому времени.
Учащается употребительность 5-стиший и 6-стиший и в лирике; до сих пор ими писалось не более 1-3 % всех стихотворений, а в 1940-1946 гг. - 11%.
Параллельно пишутся "Северные элегии" белым 5-стопным ямбом, и его контрастный альтернирующий ритм опять подчиняет себе ритм также и рифмованного 5-стопника: восходящий ритм "Anno Domini" отходит в прошлое.
Над Азией - весенние туманы,
И Яркие до Ужаса тюльпаны
Ковром заткали много сотен миль...
Неточных рифм становится на треть меньше, чем прежде (вместо 10 - 6,5%): Ахматова поворачивает к классической строгости. Разлив 5-стопного ямба в лирике и 3-иктного дольника в эпосе решительно оттесняет 4-стопный хорей и 3-стопный анапест, а заодно и 4-стопный ямб. Звучание стиха становится легче из-за учащающихся пропусков ударений.
Из перламутра и агата,
Из задымленного стекла,
Так неожиданно покато
И так торжественно текла...
Та столетняя чаровница
Вдруг проснулась и веселится
Захотела. Я ни при чем...
Всего за этот третий период написано около 22% всех стихов Ахматовой.
После постановления 1946 г. в творчестве Ахматовой опять наступает десятилетняя пауза, перебиваемая лишь официозным циклом "Слева миру" в 1950 г. Затем, в 1956-1965 гг., ее поэзия опять оживает: наступает поздний ее период - около 16% всего ею написанного. Средняя длина стихотворения остается, как и в предыдущем периоде, около 10 строк, длиннее других оказываются стихи, написанные 3-стопным амфибрахием и задавшие тон циклу "Тайны ремесла" -
Подумаешь, тоже работа -
Беспечное это житье:
Подслушать у музыки что-то
И выдать шутя за свое... -
5-стопный ямб, наконец, идет на убыль, а ритм его вращается к той сглаженности, которая была в с начале его эволюции. Неожиданно оживает 4-стопный ямб, как в самом начале пути.
Почти окончательно исчезает 4-стопный хорей: видимо, он слишком мелок для той величавости, которой требует для себя Ахматова. И наоборот, 3-стопный анапест в последний раз усиливается до максимума (12,5-13%), как когда-то в годы "Anno Domini", однако теряет прежние фольклорные интонации и приобретает чисто лиричные.
Вместе с ним повышается до максимума (10-11%) малозаметный прежде 5-стопный хорей; им даже пишутся два сонета, для которых этот размер не является традиционным
Количество неточных рифм сокращается еще более (с 6,5 до 4,5%) - это довершает облик стиха по классицизирующей Ахматовой.
Таким образом, из приведенного анализа можно сделать вывод, что на ранних этапах творчества происходило овладение стихом и выработка собственной манеры стихосложения. Поздние этапы во многом подхватывают и продолжают друг друга. Ранние периоды соответствуют "простому", "вещному" стилю акмеистической Ахматовой, поздние - "темному", "книжному" стилю старой Ахматовой, ощущающей себя наследницей минувшей эпохи в чуждой литературной среде.
Именно Анне Ахматовой суждено было, пройдя через потери близких людей, муки унижения государственной системой, не терпящей чистоты и независимости, продлить в России звучание «серебряного» века. Не случайно в воспоминаниях современников о ней так часто звучит слово «царственная», «величественная». Ей удалось не подчиниться злобе дня и сохранить верность поэзии, сохранить «высокую русскую речь». Несмотря на материальные бедствия и нравственные страдания, она «научилась жить», а «окаменевшая» ее душа была открыта людям.
Раннее творчество Ахматовой представлено пятью поэтическими сборниками: «Вечер » (1912), «Четки » (1914), «Белая стая » (1917), «Подорожник » (1921), « Anno Domini » (1922). В первых же откликах на ее стихи было отмечено умение автора ново и остро говорить о знакомом. Как одно из главных достоинств утверждалась способность женское мироотношение поднять до общечеловеческого. Правда, звучали и опасения по поводу чрезмерной камерности А. Ахматовой. Были попытки (3. Гиппиус, Б. Эйхенбаум) увидеть в творческом мире поэтессы новеллистическую основу и даже «выход к романной форме».
В творчестве Ахматовой очень сильно лирическое начало, подчиняющее сюжетные детали эмоциональной характеристике героев. Их переживания — чаще всего мучительная страсть. Кризисность каждого мгновения дает основание исследователям проводить аналогии с Тютчевым. Однако, как пишет В. Мусатов, у Тютчева «виновником любовной трагедии становится демонизм самой стихии любовного чувства, делающий любящего палачом», а у А. Ахматовой поединок не с любимым человеком — они страдают оба. Но это именно поединок, — лирика живет по законам театрального искусства, ее внутренний драматизм звучит в любой бытовой мелочи, а каждая мелочь придает неповторимость как герою, так и любовной коллизии.
Все писавшие о лирике Ахматовой отмечали необыкновенную остроту восприятия, ясность и сдержанность в передаче чувств. Каждая встреча или «невстреча», прощание или предчувствие расставания воспринимаются как эпизод судьбы. Обратитесь к стихотворению 1909 года «Молюсь оконному лугу...». Внешние детали (луч на рукомойнике) помогают обнаружить чувство, скрываемое героем («сердце пополам»).
В работе начала 20-х годов В. Виноградов, изучая стилистику Ахматовой, показал удивительное богатство ее образной системы. Ученый сопоставляет зрительный и слуховой ряды:
При виде каждого случайного письма,
(«Из памяти твоей я выну этот день...», 1915)
Он тихий, он нежный, он мне покорился,
Влюбленный в меня навсегда.
(«Отрывок», 1912)
В. Виноградов обращал внимание на непривычное сочетание — по контрасту: «кликуша безголосая». Голос героини — это осуществление ее души. Мысль о смерти представляется как погребение не только тела, но и голоса («Умирая, томлюсь о бессмертье...», 1912).
В поэтическом сознании Ахматовой метафизические сущности и любые отвлеченные понятия овеществляются («Как соломинкой пьешь мою душу...» (1911),«Буду черные грядки холить...» (1916)). Душа воспринимается как вещь, приносимая в дар, поэтому может быть уподоблена любой вещи из обихода.
С одной стороны, исследователи говорят о творчестве Ахматовой как о поэзии намеков, эмоциональной недоговоренности. С другой — они выявляют ключевые, повторяющиеся образы, которые помогают понять намеки, цепочки ассоциаций и аналогий. Так, В. Виленкин обратил внимание на частоту использования и разные смысловые оттенки в образе ветра. В ранних стихах ветер «легкий и вольный». Он может стать «душным и суровым». Ветер — не только спутник жизни, но и творчества («М. Лозинскому», 1916). В поздних стихах ветер символизирует дыхание судьбы, становится связующим звеном для памяти. Героиня чувствует себя готовой к поединку с жизнью.
И встретить я была готова
Моей судьбы девятый вал.
(Из цикла «Шиповник цветет», 1956)
Образ сибирской вьюги помогает вызвать из небытия невольных подруг «осатанелых лет». Смерть тоже связывается с ветром — он становится «черным», «окаянно воющим».
В. Виленкин прослеживает эволюцию еще одного стержневого образа лирики Ахматовой — образа тени. Собственная тень лирической героини отделяется и начинает жить самостоятельно, становится ее двойником («Многим», 1922). Тень оказывается воплощением души, а именно душа страдает и не находит успокоения, блуждает «неоплаканной тенью».
Воспоминания материализуются именно как встречи с тенями. Это может быть «восставшая из прошлого» своя тень, могут быть образы тех, с кем свела жизнь, но развела смерть. Созданный А. Ахматовой «венок мертвым» оживляет тени родственных по духу М. Булгакова, Б. Пастернака, О. Мандельштама, М. Цветаевой.
«Внезапное и победное», как сказал Д. Самойлов, вхождение в литературу Ахматовой обернулось с середины 20-х годов долгим молчанием. Эти годы стали не только испытанием стойкости духа. А. Ахматова получила необыкновенной силы импульс и творческого, и жизненного плана. Она занялась серьезным изучением Пушкина. Как пишет В. Мусатов, она искала «опору и смысл, выверяла по нему свой путь». Пушкин помогал А. Ахматовой вырабатывать критерии оценки современной действительности и современного человека. Возникало чувство стыда от участия в зле, от молчаливого присутствия при том, что называется «тлетворным срамом».
Осознание судьбы человека в дегуманизированной действительности лежит в основе стихотворений конца 30-х годов, и прежде всего «Реквиема » (1935—1940). Не только собственная судьба и муки, связанные со страхом за арестованного сына, но вся жизнь видится тюрьмой, существование человека — стоянием в тюремной очереди, где неизвестно, возьмут ли передачу; если возьмут — дойдет ли она по назначению, и вообще — откроется ли «окошко», не оскорбят ли, не уничтожат?
«Реквием» написан на основе опыта, которого «не должно быть», целиком «отрицательного», по словам В. Шаламова. Ахматовский «Реквием» выполнял ту задачу, которую в другом жанре решал «Архипелаг ГУЛАГ» А. Солженицына.
Тюрьма стала олицетворением страны. Город — любимый, красивый — «ненужным привеском болтается возле своих тюрем». Не только город совершил столь разительную эволюцию, но и героиня. Даже посмотрев на себя со стороны, она с трудом верит превращению. Действительность рождает не только ужас — она стала и школой мужества. Силы дало ощущение общности судьбы с согражданами. Как клятва звучат слова о верности, о сохранении в памяти и запечатлении в слове общего несчастья.
Приняв от Пушкина мотив символического памятника поэту, А. Ахматова просит поставить его перед тюрьмой, чтобы даже в смерти не допустить забвения того, чего свидетелем и участником довелось ей быть вместе со своим народом.
Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание черных марусь.
«Реквием» Ахматовой был опубликован в России в 1987 году, одновременно с поэмой А. Твардовского «По праву памяти». Оба поэта с бесстрашной правдивостью, не рассчитывая на публикацию, воссоздавали страшные страницы истории родины. Но между произведениями принципиальная разница. Поэма А. Твардовского - это покаяние автора, готового взять на себя ответственность за то, что «так это было». Поэма Ахматовой — это суд над действительностью, который автор совершает по праву причастности к общему страданию.
Одно из самых значительных произведений в творчестве Ахматовой и самых загадочных, трудных для интерпретации — это «Поэма без героя ». Она создавалась в течение многих лет (1940— 1965).
А. Ахматова снабдила ее предисловиями, дополнениями, но принципиально отказалась упрощать свое произведение, делать его общедоступным. «Симпатические чернила» нужны поэту не для зашифровки недозволенного, но для воплощения сложной работы поэтической памяти, художественного воображения, сопрягающих частную жизнь с историей, события 1913 года с современностью.
Если в «Реквиеме» осуществлялся суд над действительностью, то в «Поэме без героя», по мнению В. Мусатова, реализуется «пушкинская способность суда поэта над самим собой». Ученый видит в поэме преодоление апокалипсиса, освобождение от атмосферы удушья. Страна становится не тюрьмой, а домом.
Жить — так на воле,
Умирать — так дома.
Любовь, измены, страсти, о которых первая часть поэмы, отступают перед историей. История же ощущается общей драмой. Собственная причастность к этой драме рождает не крик боли, а веру в «отмщения сроки».
Исследователи пытаются выявить возможных прототипов в поэме: актриса Глебова-Судейкина, мальчик-драгун, А. Блок, Петербург. Все они присутствуют в поэме, но нет среди них того героя, которого можно было бы считать центром произведения. Видимо, не случайно автор в названии подчеркивал именно отсутствие героя, отказался от персонификации.
В. Мусатов сопоставляет мотив очищения в поэме А. Ахматовой с финальными сценами «Мастера и Маргариты» М. Булгакова, а произведение в целом соотносит с «петербургской повестью» Пушкина — с «Медным всадником».
Судьба Ахматовой и ее поэзии была трудной. Она пережила репрессии 30-х годов, коснувшиеся самых близких для нее людей. Со всем народом разделила лишения и страдания военного времени. Через два года после возвращения в Ленинград — в 1946 году — вместе с М. Зощенко она оказалась основной мишенью для идеологической пальбы. Ждановские постановления, разоблачительные собрания в Союзе писателей, невозможность публикаций — все это воздействовало не только на житейские обстоятельства, но и на творчество Ахматовой («Все ушли, и никто не вернулся...», 1959)
Партийное постановление 1946 года, отлучавшее поэтессу от родной литературы («поэзия взбесившейся барыньки, мечущейся между будуаром и моленной»), было лишь частично «поправлено» в 1958-м. Полное признание пришло лишь в последние годы ее жизни, и сначала за рубежом. В 1964 году ей была присуждена в Италии международная поэтическая премия «Этна Таормина», а в Оксфордском университете за научные работы о творчестве Пушкина она была удостоена почетной степени доктора литературы. К счастью, А. Ахматова избежала судьбы Б. Пастернака, которого вынуждали отказаться от Нобелевской премии. Признание Западом заслуг А. Ахматовой перед мировой культурой в ее судьбе сыграло положительную роль. На родине стали печатать ее стихи, хотя и мало, и с попытками «связать» ее с соцреализмом.
Ахматова в позднем творчестве продолжала осваивать пушкинскую «лабораторию человековедения». Ее мысли и стихи — о трагической судьбе художника и о его победе над собой, его творческой воле и самообладании.
Современные исследователи поэзии «серебряного века» много внимания уделяют творческим взаимоотношениям А. Ахматовой и О. Мандельштама («Советская библиография». — 1991, № 2), А. Ахматовой и М. Цветаевой («Нева». — 1992, № 9), А. Ахматовой и Б. Пастернака («Библиография». — 1995, № 2).
В год празднования столетия поэтессы прошли научные конференции, на которых творчество Ахматовой рассматривалось в контексте культуры XX века.
Анна Ахматова (1889-1966) творила для русской литературы почти шесть десятилетий. За все это время ее творческая манера перерождалась и эволюционировала, не изменяя при этом эстетическим принципам, сформировавшимся у Ахматовой еще в начале творческого пути.
Ахматова вошла в литературу «серебряного века», как участник акмеистического движения. Критики сразу обратили внимание на первые два сборника стихов молодой поэтессы - «Вечер» (1912) и «Четки» (1914). Уже здесь был слышен сформированный голос Ахматовой, видны черты, отличающие ее стихотворения: глубина эмоций, психологизм, подчеркнутая сдержанность, ясность образов.
Ранняя лирика Ахматовой окрашивается в печальные, лиричные тона. Главной темой стихотворений выступает любовь, зачастую смешанная со страданием и грустью. Весь мир чувств поэтесса передает с помощью маленьких, но значительных деталей, мимолетных зарисовок, способных передать многогранность переживаний лиричного героя.
Анну Ахматову трудно назвать акмеисткой «до мозга костей». В ее творчестве органично сплелись модернистские взгляды с лучшими поэтическими традициями русской литературы. В лирике Ахматовой не воспевался «адамизм», необузданное природное начало человека. Ее стихи были более психологическими, ориентированными на человека и его внутренний мир, чем поэзии других акмеистов.
Судьба Анны Ахматовой была очень нелегкой. В послеоктябрьские годы выходят новые книги ее стихов «Подорожник» (1921) и «Anno Domini» (1922), в которых она расширяет тематику своей поэзии, не поддаваясь, в отличии от многих других литераторов того сумбурного времени, гипнозу культа власти. В результате поэтессу несколько раз за жизнь отторгают от общества, запрещают печататься.
Тем не менее, даже имея возможность выехать за пределы советской России, Анна Ахматова не делает этого, а остается на Родине, поддерживает ее в самые нелегкие военные годы своим творчеством, а во время вынужденного безмолвия занимается переводами, изучением творчества А.Пушкина.
Стихи Ахматовой военного периода - особенные. Они не пестрят лозунгами, восхвалениями героизма, как стихи других поэтов. Ахматова пишет от имени женщин, живущих в тылу, которые страдают, ждут, скорбят.Среди антитоталитарных произведений Анны Ахматовой особенное место занимает поэма «Реквием», в центре которой – боль, материнский страх за сына, безутешный плач по невинных, погибших в «лапах ежовщины».Среди поэтической элиты «серебряного века» Анна Ахматова завоевала огромное уважение и популярность благодаря своему таланту, душевной утонченности, целостности характера. Не зря до сих пор литературоведы называют Ахматову «душой серебряного века», «королевой Невы».
Творчество Ахматовой принято делить всего на два периода - ранний (1910 - 1930-е гг.) и поздний (1940 - 1960-е). Непроходимой границы между ними нет, а водоразделом служит вынужденная «пауза»: после выхода в свет в 1922 г. ее сборника «Anno Domini MCMXXI» Ахматову не печатали вплоть до конца 30-х гг. Разница между «ранней» и «поздней» Ахматовой видна как на содержательном уровне (ранняя Ахматова - камерный поэт, поздняя испытывает все большее тяготение к общественно-исторической тематике), так и на стилистическом: для первого периода характерна предметность, слово не перестроенное метафорой, но резко преображенное контекстом. В поздних стихах Ахматовой господствуют переносные значения, слово в них становится подчеркнуто символическим. Но, разумеется, эти изменения не уничтожили цельности ее стиля.
Когда-то Шопенгауэр негодовал на женскую болтливость и даже предлагал распространить на иные сферы жизни древнее изречение: «taceat mulier in ecclesia». Что бы сказал Шопенгауэр, если бы он прочел стихи Ахматовой? Говорят, что Анна Ахматова - один из самых молчаливых поэтов, и это так, несмотря на женственность. Слова ее скупы, сдержанны, целомудренно-строги, и кажется, что они только условные знаки, начертанные при входе в святилище...
Строгая поэзия Ахматовой поражает «ревнителя художественного слова», которому многоцветная современность дарит столь щедро благозвучное многословие. Гибкий и тонкий ритм в стихах Ахматовой подобен натянутому луку, из которого летит стрела. Напряженное и сосредоточенное чувство заключено в простую, точную и гармоническую форму.
Поэзия Ахматовой -- поэзия силы, ее господствующая интонация -- интонация волевая.
Хотеть быть со своими -- свойственно всякому, но между хотеть и быть пролегала бездна. А ей было не привыкать:
«Над сколькими безднами пела...» .
Она была прирожденная повелительница, и ее «хочу» в действительности означало: «могу», «воплощу» .
Ахматова была несравненным по поэтическому своеобразию художником любви. Ее новаторство первоначально проявилось именно в этой традиционно вечной теме. Все отмечали «загадочность» ее лирики; при всем том, что ее стихи казались страничками писем или оборванными дневниковыми записями, крайнее немногословие, скупость речи оставляли впечатление немоты или перехвата голоса. «Ахматова в своих стихах не декламирует. Она просто говорит, еле слышно, безо всяких жестов и поз. Или молится почти про себя. В этой лучезарно-ясной атмосфере, которую создают ее книги, всякая декламация показалась бы неестественной фальшью», - писал ее близкий друг К.И. Чуковский.
Но новая критика подвергала их травле: за пессимизм, за религиозность, за индивидуализм и так далее. С середины 20-х годов ее почти перестали печатать. Наступила тягостная пора, когда она и сама почти перестала писать стихи, занимаясь лишь переводами, а также «пушкинскими штудиями», результатом которых стало несколько литературоведческих работ о великом русском поэте.
Рассмотрим особенности лирики Анны Ахматовой более подробно.
Цветы
Наряду с общими, "родовыми", у каждого человека, благодаря тем или иным реалиям жизни, формируются "видовые", индивидуальные цветоощущения. С ними связаны определенные эмоциональные состояния, повторное переживание которых воскрешает в сознании прежний цветовой фон. "Художник слова", повествуя о прошлых событиях, невольно "окрашивает" изображаемые предметы в наиболее значимый для себя цвет. Поэтому, по набору однотипно окрашенных объектов, можно, до известной степени, восстановить исходную ситуацию и определить авторский "смысл" применяемого цветообозначения (очертить круг авторских переживаний, с ним связанных). Цель нашей работы: выявление семантики серого цвета в творчестве А.Ахматовой. Объем выборки ограничен произведениями, включенными в первое академическое издание .
Это издание содержит 655 произведений, а предметы, окрашенные в серый цвет, упоминаются только в 13 из них. Учитывая, что почти в каждом произведении встречается хотя бы один из основных цветов спектра (включая белый и черный), серый цвет нельзя отнести к числу широко распространенных в ахматовской лирике. Кроме того, его употребление ограничено определенным временным интервалом: 1909-1917 гг. За рамками этого восьмилетнего периода мы не обнаружили ни одного упоминания данного цвета. Зато внутри этого интервала, в отдельные годы встречается по два, три и даже четыре произведения, в которых присутствует предмет серого цвета. Чем обусловлена эта "спектральная особенность"?
Перечень окрашенных в серый цвет объектов позволяет заметить, что примерно половина из них не "вещи", а "люди" ("сероглазый король", "сероглазый жених", "сероглаз был высокий мальчик" и т.п.), а остальные - предметы, прямо или косвенно с ними связанные ("серое платье", "серые бревна", "серая зола" и т.д.). На первый взгляд может показаться, что ответ лежит на поверхности: в указанный период Ахматова была увлечена кем-то "сероглазым". Возникает соблазн выяснить, сопоставляя даты жизни и творчества, кем именно. Но углубление во внутритекстовый контекст показывает, что развитие художественной ситуации подчиняется собственной логике, без учета которой прямые сопоставления не столько рискованны, сколько бессмысленны. Какой же логике подчиняется окрашивание предметов поэтического мира А.Ахматовой в серый цвет?
Для поэтического мира Ахматовой характерна обратная хронология.
Как правило, первым публикуется произведение, в котором изображается финальная ситуация, а спустя несколько лет появляются тексты, в которых представлены варианты предшествующих стадий ее развития. ахматова поэтесса творчество поэтический
Финальной, в нашем случае, является ситуация, описанная в произведении "Сероглазый король". Оно открывает хронологическую серию предметов серого цвета (окончено в 1909 г. и опубликовано в первой книге стихов "Вечер"). В нем говорится о смерти главного героя: "Слава тебе, безысходная боль! / Умер вчера сероглазый король...". Как можно догадаться, этот "король" был тайным возлюбленным лирической героини и отцом ее ребенка: - "Дочку мою я сейчас разбужу, / В серые глазки ее погляжу...". Выделим следующие мотивы, характеризующие эту ситуацию.
Во-первых, лирических героев соединяет тайная любовная связь, причем далеко не платоническая: живым доказательством служит "сероглазая дочь". Связь эта, можно сказать, "незаконная" и даже "преступная", поскольку у каждого из них имеется своя "законная" семья. Королевская дочь, рожденная в "тайном браке", неизбежно становится "незаконнорожденной королевной", что не может доставить радости никому из окружающих. Поэтому первый из проявленных смыслов определим так: преступность внебрачной телесной любви и связанная с этим необходимость "окутывать" ее "покровом тайны".
Во-вторых, тайна, соединяющая лирических героев, относится к прошлому времени. К моменту изображаемых событий один из них уже мертв, что проводит разделительную черту между прошлым и настоящим. Прошлое превращается в безвозвратно прошедшее. А поскольку второй еще жив, то течение времени для него продолжается, унося все дальше "по реке жизни". Это движение "от истоков к устью" только увеличивает, с годами, ширину разделительной линии, за которой осталось счастливые времена. Второй из проявленных смыслов: безвозвратность счастья, юности и любви, оставшихся в прошлом и нарастающая, с годами, безысходность настоящего.
В-третьих, титул "король" указывает на "высоту положения" возлюбленного (его высокий социальный статус). Эту "высоту положения" он сохраняет и после смерти. Выражение "Нет на земле твоего короля..." свидетельствует: он переместился "на небо" ("социальная вертикаль" трансформировалась в "пространственную"). Устойчивость "положения" лирического героя открывает третий смысл: возлюбленный - высшее существо, временно сошедшее с неба на землю. С этим связан четвертый смысл: разделенность мира лирической героини на два - "этот" и "тот", преодолеваемая только в любовном соединении.
Появление сразу двух сероглазых персонажей (короля и его дочери) намечает две линии последующего ("предшествующего") развития ситуации. Назовем их, условно, мужской и женской линиями и проследим распространение по тексту, руководствуясь выделенными маркерами серого цвета.
Логично ожидать, что замужеству лирической героини предшествует встреча с женихом. И действительно, четыре года спустя появляется "сероглазый жених": "Все равно, что ты наглый и злой, / Все равно, что ты любишь других. / Предо мной золотой аналой, / И со мной сероглазый жених" (У меня есть улыбка одна..., 1913). Его появление проявляет третий и четвертый смыслы - иномирность возлюбленного, обусловленную разделенность мира на "этот" (где "ты наглый и злой") и "тот" (где "золотой аналой").
В этом же году появляется произведение "Покорно мне воображенье / В изображеньи серых глаз" повторяющее, в сокращенном и ослабленном варианте, финальную ситуацию. Главный герой хотя и не "король", но человек известный, имеющий высокий социальный статус: "Мой знаменитый современник...". Подобно "королю", он женат или, во всяком случае, принадлежит другой женщине: "Прекрасных рук счастливый пленник...". Причиной разлуки, как и в прошлый раз, является "убийство", но не героя, а "любви": "Вы, приказавший мне: довольно, / Поди, убей свою любовь! / И вот я таю...".
А год спустя появляется еще более молодой персонаж - совсем еще "мальчик", влюбленный в лирическую героиню: "Сероглаз был высокий мальчик, / На полгода меня моложе. / Он принес мне белые розы... <...> Я спросила. - Что ты - царевич? <...> "Я хочу на тебе жениться, - Он сказал, - скоро стану взрослым И поеду с тобой на север..." <...> "Подумай, я буду царицей, / На что мне такого мужа?". (У самого моря, 1914).
Этот "сероглазый мальчик" еще не достиг необходимой "высоты социального положения", поэтому не может надеяться на взаимность. Но уже сейчас его отличают некоторые характерные признаки - высокий рост и "географическая высота устремлений": он собирается "на север" (в высокие широты). Этот " сероглазый мальчик" находится еще ближе к "началу" мужской линии предметов серого цвета.
Женская линия, напротив, проявляется как своеобразная "линия судьбы" сероглазой дочери. Три года спустя мы видим ее уже взрослой, успевшей к моменту встречи с "милым" сменить три роли и вновь надеть "серое платье": "Не гляди так, не хмурься гневно, / Я любимая, я твоя. / Не пастушка, не королевна / И уже не монашенка я - // В этом сером будничном платье, / На стоптанных каблуках..." (Ты письмо мое, милый, не комкай. 1912).
За это время в поэтическом мире прошло гораздо больше времени. "Незаконнорожденная" королевская дочь провела свое детство как " "пастушка"; затем, вероятно, вдова "сероглазого короля" признала ее права "королевны"; далее, по неизвестной причине, последовал уход или заключение в монастырь - превращение в "монашенку".
И вот, возвращаясь к любимому в надежде на продолжение отношений, она испытывает "тот же страх": "Но, как прежде, жгуче объятье, / Тот же страх в огромных глазах". Это, по всей видимости, страх разоблачения, который она уже испытывала ранее во время тайных свиданий с возлюбленным. До этого "тот же страх" испытывали ее родители, но в зеркально-симметричной ситуации. Прежде это были встречи "короля" с обычной женщиной, а сейчас - королевской дочери с "бедняком".
Еще три года спустя происходит перемещение сероглазой лирической героини в иной мир, в "божий сад лучей": "Долго шел через поля и села, / Шел и спрашивал людей: "Где она, где свет веселый / Серых звезд - ее очей? <...>. А над смуглым золотом престола / Разгорался божий сад лучей: "Здесь она, здесь свет веселый / Серых звезд - ее очей". (Долго шел через поля и села..., 1915). Дочь повторяет судьбу отца, поскольку "с рождения" занимает самое высокое положение в этом мире - она потомок "высшего существа", сошедшего на землю в образе "сероглазого короля". Тем самым, мужская и женская линии замыкаются в один круг, исчерпывая тему сюжетно и хронологически.
Но сказанное справедливо только для антропоморфных образов. Внутри этого круга остаются еще зооморфные персонажи и неодушевленные предметы. Исследование этого набора позволяет сделать некоторые уточнения и дополнения.
Первым из неодушевленных предметов упоминается серое Облачко, похожее на беличью шкурку: "Высоко в небе облачко серело, / Как беличья расстеленная шкурка" (1911). Естественно задать вопрос: а где та Белка, с которой содрана эта "шкурка"? Следуя закону обратной хронологии, спускаемся по тексту на четыре года вниз и обнаруживаем, что "серая белка" - это одна из форм посмертного существования самой лирической героини: "Я вошла вчера в зеленый рай, / Где покой для тела и души...<...> Серой белкой прыгну на ольху.../ Чтоб не страшно было жениху.../ Мертвую невесту поджидать" (Милому, 1915).
Вторым, в этом же, 1911 году, упоминается серый домашний кот: "Мурка, серый, не мурлычь...", - спутник детских лет лирической героини. А годом спустя - "серый лебеденок", ее школьный товарищ: "Эти липы, верно, не забыли / Нашей встречи, мальчик мой веселый. // Только ставши лебедем надменным, / Изменился серый лебеденок." (В ремешках пенал и книги были..., 1912).
Последний пример особенно примечателен - он показывает, что к зооморфным трансформациям способна не только лирическая героиня, но и ее спутники. Попутно заметим, что если бы превращение "лебеденка" в Лебедя состоялось чуть раньше, то мы наблюдали бы классическую сцену "Леда и Лебедь".
Если выстроить все антропоморфные и зооморфные образы в один ряд, то на одном конце окажется маленькая девочка и ее любимец - серый Кот, а на другом - взрослая замужняя женщина и ее любовник - сероглазый Король. Промежуток между Котом и Королем последовательно ("по возрасту") заполнят три пары: девочка-школьница и "серый лебеденок" (он же - "веселый мальчик"), девушка-подросток и "сероглазый мальчик" (уже не "веселый", а "высокий"), "мертвая невеста" (серая Белка) и "сероглазый жених".
В свете вышеизложенного напрашивается вывод, что окрашивание предметов поэтического мира в серый цвет подчиняется той же логике, что и естественное течение жизни во внетекстовой реальности - от начала к концу, только реализуется оно в обратной хронологической последовательности. Поэтому у каждого персонажа, наряду с внетекстовым прототипом, обязательно появляется внутритекстовый "исходный образ". Нам не известно, какой именно внетекстовый стимул индуцировал появление образа сероглазого короля, но его внутритекстовый прототип достаточно очевиден - это Мурка.
В пользу этого свидетельствует, во-первых, сходство "механизма" зооморфных трансформаций. Лирическая героиня "вошла вчера в зеленый рай", а сегодня уже скачет "серой белкой" по зимнему лесу (т.е. примерно через полгода). И "сероглазый король" "умер вчера...", поэтому не удивительно, что сегодня (через два года) он превратился в серого кота.
Во-вторых, на это же указывает наличие двух "центров притяжения" серого цвета, один из которых - глаза человека, а другой - мягкая и пушистая "одежда" животного ("шкурка" белки или оперенье птицы). Присутствие этих центров ощущается даже при упоминании неодушевленных предметов.
Например, в произведении "Безвольно пощады просят / Глаза..." (1912) формально не упоминается их цвет, а далее, во втором четверостишии, говорится о "серых бревнах": "Иду по тропинке в поле, / Вдоль серых сложенных бревен...". Но фактически, это и есть цвет "глаз". Слишком известно каноническое соединение образов Бревна и своего Глаза, а кроме того, подходя к лежащему бревну, легко увидеть его торец тот же "серый глаз".
В произведении "Слаб голос мой, но воля не слабеет, / Мне даже легче стало без любви..." (1912) далее, тоже во втором четверостишии, упоминается "серая зола": "Я не томлюсь над серою золой...". Каноническое соединение понятий Любовь и пылающий Огонь почти не оставляет сомнений, что эта "серая зола" - след былого "любовного огня". Но главное качество золы, в нашем случае - ее мягкость и пушистость, а также способность взлетать, при малейшем дуновении, серым облачком.
Вероятно, появление этих центров отображает способность к восприятию предметов как зрением, так и осязанием. Зооморфная трансформация, в таком случае, представляет собой художественно преображенный вариант оживления в сознании осязательных образов вслед за зрительными. Осязание эволюционно предшествует зрению и связано с ним, поэтому детские тактильные и зрительные ощущения от серых звериных "шкурок" и птичьих перьев вполне могли воскреснуть в памяти при взгляде на любой эмоционально волнующий предмет серого цвета, особенно такой, как серые глаза любимого.
В-третьих, привлекает внимание сохранение структуры отношений: один из членов пары Он и Она всегда высокий или высоко наверху, причем эта схема обычно дублируется. Особенно показательно последнее произведение из этой серии, написанное восемь лет спустя (1917):
И в тайную дружбу с высоким,
Как юный орел темноглазым,
Я, словно в цветник предосенний,
Походкою легкой вошла.
Там были последние розы,
И месяц прозрачный качался
На серых, густых облаках...
В нем присутствуют те же мотивы, что и в "Сероглазом короле", пересказанные почти теми же словами. Действие происходит несколько ранее ("цветник предосенний", а не "Вечер осенний..."), но воспроизводится прежний "колорит": "там были последние розы". Можно сказать, что сейчас взгляд притягивают "алые пятна", потому что прежде в этот цвет был окрашен весь "вечер" ("...был душен и ал"). И тогда это было "последнее" цветоощущение перед наступающим мраком.
Главный герой не только "высокий", но еще и похож на орла (птицу, известную "высотой полета"). В этом "юном" трудно не узнать уже почти взрослого "сероглазого мальчика".
А еще выше виден "прозрачный" Месяц (т.е. "серый", если представить, что через него просвечивает черное ночное небо). Месяц, покачивающийся на "серых, густых (как мех?) облаках" - более чем откровенный символ. "Тайная дружба" лирической героини с "темноглазым" ничем не отличается от ее прежних любовных отношений с "сероглазым".
Итак, "сероглазый король" превращается, после смерти (1909), сначала в серого Кота (1911), а затем - в Орла (1917). Лирическая героиня претерпевает ту же серию посмертных зооморфных трансформаций. Наряду с превращением в серую Белку, она намерена стать еще и "ласочкой" (почти Ласточкой) и наконец - Лебедем: "Серой белкой прыгну на ольху, / Ласочкой пугливой пробегу, / Лебедью тебя я стану звать..." (Милому, 1915).
Полный параллелизм трансформации образов в мужской и женской линиях серого цвета позволяет высказать предположение, что у образа "сероглазого короля" было два внутритекстовых прототипа. Один из них вышеупомянутый Мурка, а второй - его хозяйка, с детства ощущавшая себя "королевной".
Семантика серого цвета - семантика серой горностаевой мантии.
Анна Ахматова 1 родилась в селении Большой Фонтан под Одессой 11 июня 1889 года. Отец - инженер-механик на флоте. Вскоре ее семья переехала в Царское Село, где будущая поэтесса прожила до 16 лет. Училась в Царскосельской и Киевской гимназиях. Затем изучала юриспруденцию в Киеве и филологию на Высших женских курсах в Санкт-Петербурге. Первые публикации стихов появились в 1907 году. Входила в литературное объединение "Цех поэтов" (с 1911 года, была избрана секретарем). В 1912 году она вместе с Н. Гумилевым и О. Мандельштамом составила ядро нового - акмеистического течения. С 1910 по 1918 годы была замужем за поэтом Н. Гумилевым, с которым познакомилась еще в Царскосельской гимназии в 1903 году. В 1910-1912 годах совершила поездку в Париж (где познакомилась с итальянским художником Модильяни) и в Италию. В 1912 году родился сын Лев Николаевич Гумилев и вышел первый стихотворный сборник "Вечер".
После революции Ахматова не эмигрировала, она осталась в своей стране, со своим народом, наверное зная, что будущее не будет безмятежным. Впоследствии в одном из своих стихотворений она скажет:
Я была тогда с моим народом, Там, где мой народ, к несчастью, был.Ее творческая судьба в послереволюционное время сложилась драматично. В Ахматовой власть раздражало все: и то, что была женой расстрелянного Н. Гумилева, и то, что вела себя независимо, и то, что была частью старой аристократической культуры, и то, что не писала агитационных стихов, шершавый язык плаката ей был органически чужд. И надо сказать, что современные поэтессе критики были очень проницательны, своевременно предупреждая власть о той "опасности", которая "таилась" в ахматовских стихах.
Один из ярких тому примеров - стихотворение Ахматовой 1924 года "Лотова жена" из цикла "Библейские стихи":
Жена же Лотова оглянулась позади его и стала соляным столпом. Книга Бытия И праведник шел за посланником Бога, Огромный и светлый, по черной горе. Но громко жене говорила тревога: Не поздно, ты можешь еще посмотреть На красные башни родного Содома, На площадь, где пела, на двор, где пряла, На окна пустые высокого дома, Где милому мужу детей родила. Взглянула - и, скованы смертною болью, Глаза ее больше смотреть не могли; И сделалось тело прозрачною солью, И быстрые ноги к земле приросли. Кто женщину эту оплакивать будет? Не меньшей ли мнится она из утрат? Лишь сердце мое никогда не забудет Отдавшую жизнь за единственный взгляд. 1924Праведник Лот, жена Лота и две его дочери были выведены ангелом из погрязшего в грехах Содома. Однако жена Лота, испуганная шумом, забыла о запрещении ангела, впала в любопытство и оглянулась на родной город, за что тот же час понесла наказание. "Преступление же ее... было не столько воззрение на Содом, сколько преслушание Божией заповеди и пристрастие к жилищу разврата", - комментирует это событие библейской истории "Библейская энциклопедия" 2 . Притчевый характер этого библейского эпизода прозрачен: притча обращена к тем, кто, став на путь благочестия, по слабодушию обращает взоры свои на оставленную им прежнюю жизнь.
Ахматова переосмысливает известный сюжет: Лотова жена оглянулась не из простого любопытства и тем более не из приверженности к греховной жизни, а движимая чувством любви и тревоги за свой родной дом, очаг. По Ахматовой, жена Лота была наказана за естественное для женщины чувство привязанности к Дому.
Как же могло быть интерпретировано официозной критикой 1920-х годов это стихотворение Ахматовой? Один из критиков - Г. Лелевич - писал: "Можно ли желать еще более отчетливого доказательства глубочайшей нутряной антиреволюционности Ахматовой?" 3 , ведь "жена Лота, как известно, жестоко поплатилась за эту привязанность к прогнившему миру". От взгляда в дорогое ей прошлое не может удержаться и Ахматова, и это представляется критику непростительным.
Во второй половине 1920-х годов и в 1930-е годы поэтессой практически ничего не было опубликовано. Наступила эпоха немоты. Ахматова работала в библиотеке Агрономического института. Много занималась творчеством А.С. Пушкина ("Слово о Пушкине", "“Каменный гость” Пушкина").
В 1939 году дочь Сталина Светлана, прочитав некоторые ахматовские стихи прошлых лет, пробудила любопытство к ней своенравного вождя. Неожиданно Ахматову вновь стали печатать в журналах. Летом 1940 года вышел сборник "Из шести книг". В годы войны Ахматова была эвакуирована из Ленинграда в Ташкент, вернулась в конце войны.
1946 год стал памятным для Ахматовой и для всей советской литературы: именно тогда было принято печально известное постановление ЦК ВКП(б) "О журналах “Звезда” и “Ленинград”", в котором А. Ахматова и М. Зощенко были подвергнуты резкой и несправедливой критике. Последовало исключение из Союза писателей.
В последующее десятилетие поэтесса занималась преимущественно переводами. Сын, Л.Н. Гумилев, отбывал наказание как политический преступник в исправительно-трудовых лагерях, в 1949 году он был арестован в третий раз.
Во второй половине 1950-х годов началось возвращение Ахматовой в литературу. В 1962 году была закончена "Поэма без героя", которая создавалась на протяжении 22 лет. В начале 1960-х годов была закончена и в 1963 году опубликована за границей поэма "Реквием" (в СССР напечатана в 1988 году). В 1964 году Ахматовой была вручена в Италии международная премия "Этна-Таормина" "за 50-летие поэтической деятельности и в связи с недавним изданием в Италии сборника стихов". В 1965 году была присуждена степень почетного доктора Оксфордского университета.
Умерла А. Ахматова в 1966 году 5 мая в Домодедове под Москвой. Похоронена в Комарове под Санкт-Петербургом.
В русскую поэзию в начале 1910-х годов Ахматова пришла с традиционной в мировой лирике темой - темой любви. После выхода первых сборников современники называли ее русской Сафо. Поэтесса стала настолько знаменитой, что ей сочувствовали даже критики: "Бедная женщина, раздавленная славой", - писал о ней К.И. Чуковский. Необычайно популярными были ее "Песня последней встречи", "Не любишь, не хочешь смотреть?", "Сероглазый король", "В последний раз мы встретились тогда..." Но мы ныне не можем представить Ахматову без стихов гражданских, патриотических ("Мне голос был...", "Мужество", "Родная земля", "Реквием") и стихотворений, в которых она размышляет о судьбе поэтического слова, о судьбе поэта ("Смуглый отрок бродил по аллеям...", цикл "Тайны ремесла", "Приморский сонет", "Кого когда-то в шутку называли люди..."). Эти три темы и являются ведущими в ее поэзии.
