А. Кузнецов: «Возьмем, наконец, корнета Савина. Аферист выдающийся. Как говорится, негде пробы ставить. А что сделал бы он? Приехал бы к Корейко на квартиру под видом болгарского царя, наскандалил бы в домоуправлении и испортил бы все дело», — так в романе «Золотой теленок» отзывался о Николае Савине Остап Бендер.
С. Бунтман: Аферист не менее выдающийся.
А. Кузнецов: Кроме того, корнет Савин является прототипом главного персонажа, Митеньки Саввина, детективного романа Бориса Акунина «Пиковый валет».
С. Бунтман: Итак, Николай Савин. Он действительно корнет?
А. Кузнецов: Да. Корнет Гродненского гусарского лейб-гвардии полка.
Наш герой родился в семье зажиточного помещика Калужской губернии Боровского уезда. Свой род Савины вели от лейб-компанейца Никиты Савина, участвовавшего в возведении на престол Елизаветы Петровны. Лейб-компанейцами в то время назывались все те, кто служил в привилегированной 1-й роте Преображенского полка. Савины принимали участие во всех войнах, ведшихся Российской империей в XVIII — XIX веках, были награждены практически всеми отечественными орденами и медалями.
Герасим Савин, отец Николая, души не чаял в своем отпрыске. С малого возраста нашего героя учили европейским языкам, одевали как принца, потакали всем его прихотям. Свой семнадцатый год Николай Савин встретил в стенах московского лицея Каткова, имевшего университетский статус. Но учеба не задалась. За дерзкую выходку его тут же выпороли розгами и отправили восвояси.
Бендер: «Возьмем, наконец, корнета Савина. Аферист выдающийся…»
Это, кстати, с его собственных слов. Здесь нужно отметить, что в биографии Савина трудно отделить правду от вымысла, ибо большая часть того, что о нем написано, основано на его собственных повествованиях. Кое-какие сведения о деятельности неугомонного корнета можно почерпнуть из воспоминаний его знакомых: знаменитого журналиста-бытописателя Владимира Гиляровского и писателей-любителей Юрия Галича и Владимира Крымова.
После отчисления из лицея Каткова наш герой бежал в Петербург, где отец устроил его в Александровский лицей. Но и оттуда его вскоре попросили. Использовав все свои старые связи, Герасим Савин устроил сына в конную гвардию. Так Николай получил чин корнета и влился в ряды петербургской «золотой молодежи».
С. Бунтман: Наиболее ранние легенды о корнете Савине относятся к 1874 году, когда ему было около двадцати лет. Речь идет о краже драгоценностей из Зимнего и Мраморного дворцов в Петербурге.
А. Кузнецов: Совершенно верно. Дело само по себе безумно интересное. В нем замешан двоюродный брат Александра III, Николай Константинович Романов, великий князь, который для подарка своей любовнице, очень экстравагантной даме, американке Фанни Лир (настоящее имя — Харетт Блэкфорд), выкрал три бриллианта из оклада иконы, висевшей в спальне его матушки, Александры Иосифовны.
Великий князь Николай Константинович с матерью великой княгиней Александрой Иосифовной и сестрой Верой, около 1870 года
Не будем вдаваться в детали этой истории, отметим только, что Николай Савин в этом деле участия не принимал, хотя в Париже он будет рассказывать обратное.
С. Бунтман: Насколько я понимаю, Савин всегда следовал принципу: чем наглее ложь, тем эффективнее она действует.
А. Кузнецов: Конечно. Чтобы не быть голословными, предлагаю изучить газеты того времени.
С. Бунтман: С удовольствием.
А. Кузнецов: Итак, газета «Русское слово» от 30 января (по старому стилю) 1902 года: «Старый знакомец москвичей — знаменитый «корнет» Николай Савин, приговоренный московским окружным судом к ссылке в Сибирь за массу неблаговидных подвигов, создавших ему почти легендарную известность, — появился на берегах Сены. На этот раз авантюрист принял громкую кличку князя Савина, графа де Тулуз-Лотрек. Парижские власти были настолько ошеломлены этим геральдическим «дубль-карамболем» знаменитого проходимца, что в течение двух дней имя арестованного мазурика сохранялось в глубокой тайне».
С. Бунтман: В автобиографии Савин утверждал, что носит титул графа по праву, поскольку был усыновлен дядей по материнской линии.
Все, что написано о Савине, основано на его собственных повествованиях
А вот, собственно, и подробности дела. Сентябрь 1903 года, «Петроградская газета»: «Пользующийся громкой известностью по своим всесветным уголовным авантюрам, лишенный всех прав, Николай Савин, в настоящее время препровождается в Петербург из Лиссабона, где арестован и выдан русскому правительству.
Савин, бывший корнет гвардии, после ряда преступных похождений в России, преимущественно в области всевозможных мошенничеств, последний раз был судим московским окружным судом и, по лишении всех прав состояния, сослан в Сибирь. Из мест ссылки Савин вскоре бежал заграницу и начал свои преступные похождения в Европе. Здесь его авантюры неисчислимы; кажется нет такого государства в Европе, которое не судило бы и не разыскивало Савина по обвинению в различных проделках. Совершая преступление, он проявлял изумительную ловкость и в большинстве случаев скрывался от наказания. Пользуясь своим воспитанием и прекрасным знанием иностранных языков, Савин присвоил себе заграницей выдуманное имя графа Тулуз-де-Лотрека и вращался в обществе, которое служило ему ширмами для ловкого скрытия преступных проделок. Многочисленные члены этого общества делались не редко его жертвами.
Под именем графа Тулуз-де-Лотрека Савин много раз был женат в Европе и Америке с целью заполучения больших приданных, причем своих жен он бросал, как только присваивал себе их состояние. Летом текущего года Савин направился в Португалию и в одном из учреждений Лиссабона покушался на обманное получение крупной суммы денег, но это ему не удалось. Мнимый граф был арестован, но затем каким-то путем избег суда и только еще находился под арестом в ожидании скорого освобождения. Однако власти Лиссабона при наведении справок о графе Тулузе, случайно обнаружили его настоящее имя и все преступное прошлое, о чем не замедлили сообщить в Петербург, предложив выдать преступника русскому правительству.
С. Бунтман: Дескать, заберите своего шалунишку…
А. Кузнецов: Да.
Фанни Лир, около 1880 года
«Русский листок» от 13 сентября 1903 года: «27-го августа Савин был переведен из лиссабонской тюрьмы на пристань для посадки на бразильский океанский пароход, который следовал в Гамбург. Ему было объявлено, что он выдается русским властям, и он был передан в распоряжение русского чиновника, который запер его на ключ в одиночной каюте. Во время путешествия Савин, сидя в своей каюте, усердно писал протесты по поводу своего ареста, адресованные к разным лицам, в том числе на имя германского императора. Все время он продолжал уверять провожатых, что по прибытии в Гамбург, он будет освобожден. В Гамбург прибыли 2-го сентября.
После этого, однако, возникли затруднения. Гамбургские власти стали наводить справки о Савине и в своем архиве нашли о нем множество дел, объявлений и справок, касающихся побегов его во время провождения через германскую территорию, и, между прочим, дело возникшее в прошлом году, по обвинению Савина в мошенничестве, совершенном им в Бремене, откуда он также бежал. На этом основании Савина хотели задержать и отправить в Бремен, а затем уже по осуждении и отбытии наказания, выдать России. В конце концов, местные власти не признали себя в праве задержать преступника, выданного Португалией и лишь провозимого через Германию. Он остался в распоряжении русского чиновника и теперь находится на пути в Петербург».
«Петербургский листок» от 14 сентября 1903 года: «Савин, иначе граф Тулуз-де-Лотрек, представляет собой, без сомнения, не дюжинную в своем роде личность и мог бы, если бы имел досуг, написать свои мемуары, которые не уступили бы по интересу приключения Рокамболя, превосходя правдивостью. Красавец собой, роста в косую сажень, будучи в молодости корнетом, он был в то время видным представителе петербургской золотой молодежи.
Получив в наследство два имения, он продал их, деньги прокутил и отправился за границу. Тут началась для него цепь похождений, о которых нередко сообщали русские и иностранные газеты.
Аферист Савин чуть-чуть не стал болгарским царем
Однажды находясь в Вене без денег и проживая в лучшей гостинице, ему грозят тюрьмой за неуплату по счетам. Он тотчас же посылает в Париж телеграмму в известный банкирский дом с просьбой указать, где он может в Вене дисконтировать вексель на этот дом в 50 000 франков. Ответ получается с указанием банкирской конторы и Савин показывает телеграмму хозяину гостиницы. Но так как дело происходит в Воскресенье, то он объясняет, что получит деньги на следующий день, а пока просит у хозяина аванс в 10 000 франков, чтобы пойти в клуб. Одураченный хозяин дает деньги, и Савин тотчас же укатывает в Брюссель.
Другой раз в Ницце он дает на хранение в контору отеля конверт с 10 000 франков, но успевает подменить его другим конвертом с газетной бумагой. При обратном требовании денежного пакета он открывается при свидетелях, и, находя в нем газетную бумагу, грозит судом за мошенничество и получает еще 10 000 франков. В Ницце же он приглашен был богатым американцем совершить морское путешествие на яхте. Дорогой садятся за карты, американец проигрывает все наличные деньги и саму яхту, на которой Савин возвращается уже собственником…»
С. Бунтман: Хорош!
А. Кузнецов: Продолжим: «Самый его блестящий подвиг произошел в Болгарии. Он как раз приехал в Софию во время владычества там Стамбулова. С последним он близко подружился и даже крестил его дочь.
В то время Стамбулов искал нового правителя для Болгарии, а так как Савин выдавал себя за родственника Бурбонов, под фамилией графа Тулуз-де-Лотрек, то Стамбулов серьезно думал предложить ему болгарскую корону.
Случайное обстоятельство обнаружило обман, а не то, как уверял Савин, он преподнес бы Болгарию России, не проливая ни одной капли крови…»
С. Бунтман: Он и патриот еще ко всему?!
А. Кузнецов: Патриот, конечно.
С. Бунтман: Так что это за история?
А. Кузнецов: В те времена Болгария была автономным княжеством в составе Османской империи. Неуклюжие действия русского двора, пытавшегося посадить на болгарский трон угодного кандидата, привели к разрыву дипломатических отношений между Россией и Болгарией.
Прибыв в Болгарию под именем графа де Тулуз-Лотрека, Савин быстро сошелся с влиятельным членом регентского совета Стефаном Стамболовым, остро нуждавшимся в деньгах. Для Савина оказалось парой пустяков выхлопотать по поддельным документам многомиллионный кредит у французских банкиров. Это произвело на Стамболова такое впечатление, что он предложил мнимому графу выдвинуть свою кандидатуру на болгарский трон. Гиляровский пишет: «Это неожиданное предложение ошеломило бы всякого. Каково же оно было мне, скрывающемуся под чужим именем, даже не французу, а русскому офицеру, врагу тех, которые предлагают мне быть их князем? Предложение это было серьезно обдумано болгарскими воротилами. По их понятиям, я был человеком вполне подходящим. Возвышая меня на болгарский трон, они надеются сохранить за собой власть и силу в стране. Должен ли я, по их мнению, я, их креатура, оставить их бесконтрольно заправлять всем в стране?
И пришел я к заключению, что кандидатуру принять надо. Как русский, как славянин, я, будучи болгарским князем, мог принести более пользы России, чем какой-нибудь немец, назначенный Бисмарком и Англией. Я призван спасти Болгарию от всякого порабощения неславянских стран, я призван принести пользу общеславянскому делу и, может быть, очистить путь к Царь-граду славянам. Я убежден, что рано или поздно Царь-град будет центром славянства в руках России».
Николай Савин
Но вернемся к газетам. 26 сентября 1903 года, «Новости дня»: «Надежды петербуржцев, что вскоре знаменитый авантюрист корнет Н. Савин будет доставлен в Петербург, не оправдываются.
На днях возвратились в Петербург чины сыскной полиции, которые были командированы в Португалию, чтобы принять Савина и перевезти его в Россию. Как известно Савин был уже доставлен в Гамбург, но оказалось, что он мошенническим путем в 1902 году получил большую сумму денег из одного берлинского банка.
Вследствие этого Савин препровожден туда, будет судиться и, если будет осужден, то лишь после отбытия наказания может быть доставлен в Россию».
С. Бунтман: То есть из Гамбурга он все-таки смылся, но в Берлине его окончательно тормознули.
А. Кузнецов: Да. Проходит не так уж много времени…
«Антверпен. Снова арестован знаменитый международный авантюрист корнет Савин, на этот раз уже в Антверпене в качестве «графа Тулуза-де-Лотрек». Явившись в типографию, специально печатающую акции и облигации, Савин отрекомендовался представителем общества, имеющего рудники на острове Кубе, и заказал на миллион акций этого общества. Заказ был исполнен, и Савин принялся «стричь купоны». Он успел разменять купонов тысяч на десять и уже собирался уезжать из Антверпена, когда один из менял, заподозрив что-то недоброе, указал на «графа» полиции. Авантюриста задержали на вокзале».
С. Бунтман: Так.
А. Кузнецов: «Раннее утро» от 1 апреля 1909 года: «Враждебная России часть бельгийской прессы, — в действительности, значит, почти вся бельгийская пресса, — за исключением двух-трех газет, захлебывается от восторга. В Антверпене судят пресловутого корнета Савина, судившегося во всех странах мира, побывавшего во всех тюрьмах Южной и Северной Америки, всех почти европейских государств, в Сибири и даже в Петропавловской крепости».
«Петроградская газета», май 1909 года: «Знаменитый корнет Савин, русский дворянин, американский гражданин, канадский граф и князь, претендент на болгарский престол, в настоящее время находится в копенгагенской тюрьме.
Несколько тому назад приезжал в Копенгаген в качестве туриста знатный, богатый русский граф Савиньи; по его отъезде копенгагенская полиция получила заявления от многих купцов о недоразумениях, происшедших между ними и графом, который, взамен различных товаров и наличных денег, выдавал им бесценные или фальшивые акции и облигации. Полиция долго никак не могла отыскать «графа».
Вдруг, полгода тому назад, в Копенгагене узнали, что «граф», но теперь уже под именем Тулуз-де-Лотрек, за подобные же подвиги поселился в антверпенской тюрьме. Через несколько дней копенгагенскую полицию известили, что «граф» выехал из Антверпена на таком-то пароходе. В Копенгагене «граф» был встречен полицией, препроводившей ее в казенное помещение».
С. Бунтман: Что-то наш «граф» частенько попадается.
А. Кузнецов: Да. При этом доходит до мелочей. 13 августа 1911 года, газета «Русское слово», рубрика «Последняя почта»: «В городе Боровске арестован известный международный авантюрист, бывший корнет, Н. Г. Савин.
Савин приехал в город вечером и остановился в гостинице. Как местного уроженца его тотчас же узнали и дали знать полиции. На требование последней предъявить документы, Савин сначала дал метрическую выпись о рождении, выданную причтом села Серединского, Боровского уезда. А когда ему заметили, что эта выписка не может служить видом на жительство, он представил паспорт, выданный ему как британскому подданному британским консулом в Москве. В паспорте значится, что он рожден в Канаде.
При допросе Савин заявил, что приехал в Боровск, чтобы вступить во владение родовым имением при селе Серединском, оставшимся после смерти его брата, Михаила Герасимовича. Имение это по духовному завещанию покойного перешло к жене действительного статского советника М. М. Зориной. Оказывается до приезда в город Савин был уже в имении и, не застав владелицы, самовольно взял из экономии пару лошадей с экипажем и уехал.
Арестованный Савин препровожден в боровскую тюрьму.
По последним сведениям старый авантюрист отправлен этапным порядком в распоряжение Томского окружного суда».
Гиляровский: «Чего только не числится за отставным корнетом…»
И вот, наконец, судебное дело: «Вчера в камере мирового судьи Лубянского участка слушалось дело известного «корнета» Савина, именующего себя графом Тулуз-де-Лотреком, по обвинению его в подлоге паспорта и в проживании по чужому или измененному паспорту. В русском паспорте, выданном на имя мещанина города Нарыма Н. Г. Савина, вытравлено слово «мещанин» и заклеено бумагой место, где говорится о принадлежности Савина к мещанам города Нарыма. Обвиняемый, держась на суде крайне непринужденно, объяснил, что подпись на паспорте его, но кем вытравлено слово «мещанин» он не знает и паспорта никому в прописку не давал, так как не нуждается в этом, являясь английским подданным, в качестве какового и был в то же время прописан по английскому паспорту в гостинице «Деловой Двор», a ранее — в гостинице «Русь». Заклейка бумагой была произведена потому, что паспорт оказался в этом месте разорванным. Паспорт был возвращен подсудимому полицией в Киеве в то время, когда он уже перешел в английское подданство, и, как ненужная вещь, был брошен им в чемодан. В Москве в прописку паспорт попал случайно. Зайдя к своей сожительнице, Савин хотел остаться у нее ночевать. Хозяйка потребовала его паспорт для прописки. Обвиняемый, будучи прописан в гостинице «Деловой Двор», указал на ненужность прописки. Но так как хозяйка продолжала настаивать, ссылаясь на строгости полиции, то сожительница Савина дала ей не для прописки, а только в виде гарантии его старый русский паспорт, который вместе с некоторыми вещами находился у нее в квартире…»
С. Бунтман: Прекрасная история.
А. Кузнецов: Еще бы. Кстати, защищал Савина известный присяжный поверенный Евгений Ефимовский: «Защитник подсудимого присяжный поверенный Е. А. Ефимовский доказывал, что в поступках его подзащитного нет состава преступления, нет подлога паспорта, a только его повреждение, нет и проживания по чужому виду, так как обвиняемый был прописан как мещанин Савин без его ведома. Звание же английского подданного, каковым он прописывался в гостиницах «Русь» и «Деловой Двор», в действительности ему принадлежит, в доказательство чего защитник представил удостоверение от британского консула в Москве.
Судья оправдал обвиняемого в подлоге паспорта, но признал его виновным в проживательстве по измененному паспорту и приговорил к заключению в тюрьме на три месяца».
С. Бунтман: Интересно, а как сложилась судьба Савина после революции? Продолжил ли он старое дело?
А. Кузнецов: В 1918 году он оказался в Харбине, где изображал из себя представителя русско-японской фирмы, пытался склонить Японию начать военные действий на Дальнем Востоке, чтобы сломить большевистскую власть. В том же году он перебрался в Шанхай, где позднее с ним встретился писатель Юрий Галич, написавший о нем очерк «Русский Рокамболь».
Скончался корнет Савин в 1937 году от цирроза печени в нищете.
Никола́й Гера́симович Са́вин (корнет Савин ; 1855-1937) - русский преступник-авантюрист из дворянского рода Савиных . Достоверных сведений о биографии нет, так как жизнеописание придумал сам Савин, с его же слов очерки о нём написали Юрий Галич и Владимир Крымов .
Биография
Родился 11 января 1855 года (по другим данным - в 1854 году) в имении Серединском Боровского уезда Калужской губернии в семье отставного поручика Герасима Сергеевича Савина. Обучался в Катковском лицее в Москве (откуда позже бежал после наказания розгами), затем поступил в Петербургский Александровский лицей (но был исключён и оттуда). Поступил юнкером в конную гвардию и с головой окунулся в разгульную жизнь. После ряда скандалов был переведён в Гродненский гусарский полк .
В 1874 году в Санкт-Петербурге 19-летний Савин служил корнетом в Отдельном гвардейском корпусе отдельного полка. В этом же году 24-летняя американская танцовщица и авантюристка Фанни Лир, возлюбленная 24-летнего Великого князя Николая Константиновича , 32-летний личный адъютант Великого князя Евгений Петрович Варпаховский и Савин оказались замешаны в истории с кражей в Мраморном дворце бриллиантов из оклада иконы, которая висела в спальне Великий княгини Александры Иосифовны . При этом сам корнет Савин ни в одном официальном протоколе допроса о краже бриллиантов никогда не значился, однако считается, что Савин был любовником Фанни Лир. В результате расследования сочтено, что кражу совершил Великий князь ради дорогих подарков для Фанни Лир, и в итоге она была выдворена из России, а Николай Константинович признан душевнобольным и выслан из столицы.
В 1877 году в Болгарии во время Русско-турецкой войны Савин воевал добровольцем в 9-м армейском корпусе под командованием генерал-лейтенанта барона Кридинера, был ранен под Плевной .
После смерти в Ницце от туберкулёза 7 мая 1886 года Фанни Лир, Савин оставался якобы единственным «свидетелем» воровства бриллиантов и он только один, якобы знает точную причину их воровства. В это время он жил в Париже, и заявлял, что является «жертвой российского царского режима», пытался зарабатывать на том, что посвящён в тайны российского императорского двора. Одной из легенд был «революционный заговор» во главе с Великим князем Николаем Константиновичем, а деньги от продажи бриллиантов должны были пойти на дело свержения Александра II , фигурировала даже версия, что Великий князь лично передавал революционерке Софье Перовской . Свою роль Савин описывал как личного адъютанта Николая Константиновича и «личного поставщика проституток», при этом адъютант Евгений Варпаховский - по его версии, вообще случайный человек на территории Мраморного дворца.
В 1886-1890 годы, живя в Европе, занимался поставкой русских лошадей для итальянской армии. Представленный им план поставок был одобрен военным министерством Италии. Поначалу лошади поступали исправно, затем же поставщик исчез, присвоив крупную сумму.
В 1891 году в Москве в Московском окружном суде присяжные заседатели признали бывшего корнета Савина виновным в ранее совершенных четырёх крупных мошенничествах, и он был осужден на ссылку в Томскую губернию в село Кетское на берегу реки Оби. Но вскоре бежал из этой ссылки в Кёнигсберг , а оттуда в Европу.
В 1891-1898 годы жил в США под фамилией «Граф Николай Герасимович де Тулуз-Лотрек Савин», получил американское гражданство и стал офицером американской армии. В 1898 году в качестве военнослужащего американского экспедиционного корпуса прибыл в Испанию.
В 1900-е годы написал книгу «От Петра Великого до Николая ничтожного».
В 1909 году в марте в Антверпене в Бельгии состоялся суд над Николаем Савиным, который обвинялся в финансовых аферах. Суд приговорил его к тюремному заключению на 8 месяцев и к штрафу в 700 франков.
В 1911 году в Болгарии предстал перед султаном Абдул-Гамидом в качестве будущего кандидата на болгарский трон - он представился «Великим князем Константином Николаевичем». Но эта авантюра провалилась, его узнал парикмахер, ранее служивший в Петербурге и знавший его в лицо. На следующий день он был задержан и экстрадирован в Россию. 5 марта 1911 года доставлен под арестом в Санкт-Петербург, за книгу «От Петра Великого до Николая ничтожного» и за самозванство приговорён к вечной ссылке в Нижнеудинск Иркутской губернии.
После Февральской революции 1917 года освобождён, как считается, своим близким другом Александром Керенским , и, по одной из легенд, направлен как «офицер конной армии» в Японию, где должен был сообщить секретный план Временного правительства для помощи в завершении войны с Германией.
В марте 1918 года жил в Осаке как представитель русско-японской фирмы «Такай и Ко», пытался склонить Японию начать военные действий на Дальнем Востоке, чтобы сломить большевистскую власть; в том же году в
(1937-05-13 ) (82 года) К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)Никола́й Гера́симович Са́вин (корнет Савин ; 1855-1937) - русский преступник-авантюрист из дворянского рода Савиных . Достоверных сведений о биографии нет, так как жизнеописание придумал сам Савин, с его же слов очерки о нём написали Юрий Галич и Владимир Крымов .
Биография
Родился 11 января 1855 года (по другим данным - в 1854 году) в имении Серединском Боровского уезда Калужской губернии в семье отставного поручика Герасима Сергеевича Савина. Обучался в Катковском лицее в Москве (откуда позже бежал после наказания розгами), затем поступил в Петербургский Александровский лицей (но был исключён и оттуда). Поступил юнкером в конную гвардию и с головой окунулся в разгульную жизнь. После ряда скандалов был переведён в Гродненский гусарский полк .
В 1874 году в Санкт-Петербурге 19-летний Савин служил корнетом в Отдельном гвардейском корпусе отдельного полка. В этом же году 24-летняя американская танцовщица и авантюристка Фанни Лир , возлюбленная 24-летнего Великого князя Николая Константиновича , 32-летний личный адъютант Великого князя Евгений Петрович Варпаховский и Савин оказались замешаны в истории с кражей в Мраморном дворце бриллиантов из оклада иконы, которая висела в спальне Великий княгини Александры Иосифовны . При этом сам корнет Савин ни в одном официальном протоколе допроса о краже бриллиантов никогда не значился, однако считается, что Савин был любовником Фанни Лир. В результате расследования сочтено, что кражу совершил Великий князь ради дорогих подарков для Фанни Лир, и в итоге она была выдворена из России, а Николай Константинович признан душевнобольным и выслан из столицы.
В 1877 году в Болгарии во время Русско-турецкой войны Савин воевал добровольцем в 9-м армейском корпусе под командованием генерал-лейтенанта барона Кридинера , был ранен под Плевной .
После смерти в Ницце от туберкулёза 7 мая 1886 года Фанни Лир, Савин оставался якобы единственным «свидетелем» воровства бриллиантов и он только один, якобы знает точную причину их воровства. В это время он жил в Париже, и заявлял, что является «жертвой российского царского режима», пытался зарабатывать на том, что посвящён в тайны российского императорского двора. Одной из легенд был «революционный заговор» во главе с Великим князем Николаем Константиновичем, а деньги от продажи бриллиантов должны были пойти на дело свержения Александра II , фигурировала даже версия, что Великий князь лично передавал революционерке Софье Перовской . Свою роль Савин описывал как личного адъютанта Николая Константиновича и «личного поставщика проституток», при этом адъютант Евгений Варпаховский - по его версии, вообще случайный человек на территории Мраморного дворца.
В 1886-1890 годы, живя в Европе, занимался поставкой русских лошадей для итальянской армии. Представленный им план поставок был одобрен военным министерством Италии. Поначалу лошади поступали исправно, затем же поставщик исчез, присвоив крупную сумму.
В 1891 году в Москве в Московском окружном суде присяжные заседатели признали бывшего корнета Савина виновным в ранее совершенных четырёх крупных мошенничествах, и он был осужден на ссылку в Томскую губернию в село Кетское на берегу реки Оби. Но вскоре бежал из этой ссылки в Кёнигсберг , а оттуда в Европу.
В 1891-1898 годы жил в США под фамилией «Граф Николай Герасимович де Тулуз-Лотрек Савин», получил американское гражданство и стал офицером американской армии. В 1898 году в качестве военнослужащего американского экспедиционного корпуса прибыл в Испанию.
В 1900-е годы написал книгу «От Петра Великого до Николая ничтожного».
В 1909 году в марте в Антверпене в Бельгии состоялся суд над Николаем Савиным, который обвинялся в финансовых аферах. Суд приговорил его к тюремному заключению на 8 месяцев и к штрафу в 700 франков.
В 1911 году в Болгарии предстал перед султаном Абдул-Гамидом в качестве будущего кандидата на болгарский трон - он представился «Великим князем Константином Николаевичем». Но эта авантюра провалилась, его узнал парикмахер, ранее служивший в Петербурге и знавший его в лицо. На следующий день он был задержан и экстрадирован в Россию. 5 марта 1911 года доставлен под арестом в Санкт-Петербург, за книгу «От Петра Великого до Николая ничтожного» и за самозванство приговорён к вечной ссылке в Нижнеудинск Иркутской губернии.
После Февральской революции 1917 года освобождён, как считается, своим близким другом Александром Керенским , и, по одной из легенд, направлен как «офицер конной армии» в Японию, где должен был сообщить секретный план Временного правительства для помощи в завершении войны с Германией.
В марте 1918 года жил в Осаке как представитель русско-японской фирмы «Такай и Ко», пытался склонить Японию начать военные действий на Дальнем Востоке, чтобы сломить большевистскую власть; в том же году в Иокогаме в «Ориент отеле» встретился с писателем Владимиром Крымовым . В том же 1918 году перебрался в Шанхай , где позднее с ним встретился писатель Юрий Галич , написавший о нём очерк «Русский Рокамболь».
Скончался в 1937 году от цирроза печени в Шанхае в нищете.
В литературе
- Савину посвящён рассказ Гиляровского «Корнет Савин» (1912).
- Савин упоминается Остапом Бендером в романе «Золотой телёнок » как выдающийся аферист:
Возьмём, наконец, корнета Савина. Аферист выдающийся. Как говорится, негде пробы ставить. А что сделал бы он? Приехал бы к Корейко на квартиру под видом болгарского царя, наскандалил бы в домоуправлении и испортил бы всё дело.
- Является прототипом главного персонажа детективного романа Бориса Акунина «Пиковый валет» . Героя зовут Митенька Саввин, его планы относительно будущего в романе являются реальными «подвигами» корнета Савина.
Напишите отзыв о статье "Савин, Николай Герасимович"
Ссылки
- www.youtube.com/watch?v=MkAA6qccx7M
Отрывок, характеризующий Савин, Николай Герасимович
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.
«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.
Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
21.11.2010 - 10:44
Яркое описание проделок Николая Савина столетие назад являлось «украшением» первых полос всех российских, европейских и даже американских газет. Особенно ценили его репортеры, ведущие разделы «Криминальная хроника», «Светские скандалы» и тому подобное...
Уникальная личность
Младенческие годы и подростковый период будущего международного жулика мало чем примечательны. «Родился я в 1854 году в Канаде. Крещен в России, в Благовещенской, села Сердинского, церкви 11 января 1855 года. Родители мои - гвардии поручик из потомственных дворян Герасим Савин, а мать Фанни Савина, урожденная графиня де Тулуз-Лотрек», - так начинается собственноручно написанная в предсмертные годы биография знаменитого авантюриста.
И вот тут уже стоит сделать маленькое отступление: по мнению исследователей веселой жизни корнета, родился Савин на несколько лет раньше указанной даты, да и графский титул он себе беззастенчиво присвоил. Ставятся под сомнение и остальные факты. Гораздо больше доверия вызывают воспоминания современников и разделы «криминальной хроники».
В семидесятых годах XIX века молодой Николай Савин, обладавший прекрасными манерами и без акцента разговаривавший на четырех европейских языках, прибыл в Петербург. Как и положено дворянскому сыну, он начал военную карьеру в гвардейской кавалерии в чине корнета. Блестящая жизнь столичного офицера требует немалых затрат, но избалованный донельзя своим отцом - богатым калужским помещиком, Савин заткнул за пояс всех известных кутил и собутыльников. Деньги лились рекой и даже бесконечно щедрые отцовские переводы моментально подходили к концу. Иной раз после буйной ночной пирушки щедрый корнет оставался буквально голым и босым. В решении подобных «мелких» неприятностей впервые проявились «гениальные» способности Савина.
Вот пара простых примеров: с целью пополнить свой гардероб, бравый офицер при полном параде заходил в обувную мастерскую и заказывал там самую дорогую пару туфель. Затем отправлялся в другую мастерскую и заказывал точно такую же пару. Получив готовую обувь в первой мастерской, корнет жаловался на то, что, мол, правый ботинок жмет, оставлял его на переделку, а левый забирал с собой. Само собой разумеется, что в другой мастерской ему «жал» левый ботинок. После чего корнет щеголял в новых туфлях, а обманутым скорнякам оставалось только проклинать свою доверчивость.
Посетив дорогой ресторан и наевшись до отвала, корнет незаметно подкладывал в сладкий десерт вывалянного в сахаре таракана, после чего закатывал грандиозный скандал. Хозяин ресторана чувствовал себя на седьмом небе, если ему удавалось отделываться от разгневанного офицера несколькими бутылками дорогого вина. Об оплате обеда, естественно, речи не велось.
Скандал во дворце
Но это все были цветочки. Настоящий имперский скандал разразился через несколько месяцев после того, как Савин на почве совместных попоек сошелся с Великим князем Николаем Константиновичем, беспутным племянником Александра II. Как-то князь Николай провел Савина и некую Фанни Лир - девицу легкого поведения в Мраморный дворец, в пустующую спальню своей матери.
Что они там творили - неизвестно, но на следующий день корнет был арестован и обвинен в поломке и краже усыпанного бриллиантами иконостаса и еще нескольких предметов помельче. Все похищенное обнаружилось в ближайшем ломбарде, Великого князя объявили сумасшедшим и изолировали, отправив в Ташкент, а Савина лишили звания и дворянства, после чего упекли гораздо дальше - в Нарымский край, откуда теперь уже бывший корнет бежал заграницу.
Именно за кордоном Савин присвоил себе графский титул и, благодаря ему, а также бравой выправке и хорошо подвешенному языку, несколько раз в разных странах удачно женился. Богатое наследство, оставшееся от отца, было к тому времени уже полностью промотано. Получив приданое очередной жены, Савин беззастенчиво бросал ее и отправлялся в Америку - торговать несуществующими золотыми приисками или в Монте-Карло - спускать деньги в рулетку.
Будучи как-то проездом в Ницце, Савин получил от богатого американца приглашение покататься на яхте. На второй день плавания доверчивый иностранец с легкостью согласился сыграть с вежливым русским офицером партию-другую в карты. С прогулки корнет возвращался уже на своей яхте.
Многочисленные мелкие и крупные мошенничества создали бывшему корнету такую дурную славу, что в некоторых странах его объявили персоной нон грата. Вынужденный скрываться от кредиторов, в 1886 году Савин объявился в Болгарии.
Болгария, бывшая до того времени вассальным княжеством Османской империи, претерпевала бурные времена. Незадолго до появления «графа» в стране произошел военный переворот, и функции временного правительства осуществлял всесильный вельможа, председатель народного собрания Стефан Стамбулов.
Быстро разобравшись, откуда ветер дует, Савин коротко сошелся со Стамбуловым, моментально покорив его своими мнимыми финансовыми возможностями. В частности «граф» совершенно бескорыстно предложил свои услуги в получении выгодного многомиллионного кредита для страны, упирая на то, что коротко знаком чуть ли не со всеми могущественными европейскими банкирами.
Легенды говорят, что напускной альтруизм и умение подать себя произвели неизгладимое впечатление на вельмож. В результате бывший арестант получил официальное предложение занять пустующий болгарский трон. Еще немного и корнет стал бы царем, но помешала случайность. На одном из приемов случайно оказался петербургский гость, который и опознал Савина как беглого заключенного.
В 1892 году несостоявшийся болгарский правитель, не имевший к тому времени ни гроша за душой, вынырнул в Петербурге. Прогулки по столице в поисках приличного обеда привели корнета на Исаакиевскую площадь. Оценив беглым взглядом одетое в леса творение Монферрана (спроектированный с инженерной точки зрения не очень удачно, Исаакиевский собор постоянно ремонтировался), Савин отыскал подрядчика и вежливо, но с достоинством попросил провести его по строительным лесам. Его пожелание удовлетворили. Корнет задавал узко специализированные вопросы: из какого дерева построены леса и сколько кубов на них ушло, а под конец попросил разрешения привести на днях пару своих заграничных друзей и уже показать им все самому.
Обольстительные манеры бравого офицера возымели свое действие и уже на другой день Савин со знанием дела водил по стройке двух англичан, что-то бойко им рассказывая.
На следующее утро подрядчик с изумлением наблюдал, как совершенно незнакомые ему люди начали разбирать леса и грузить их на подводы. В процессе разбирательства выяснилось, что корнет благополучно продал иностранным гостям весь лес за немаленькую сумму - десять тысяч рублей и деньги уже заплачены. Эта афера не прошла даром. Савина поймали, отобрали оставшиеся от тысяч жалкие гроши и вновь сослали в Нарымский край.
Смерть в Шанхае
Прошли годы. И вот - газета «Русское слово» от 28 (15) октября 1911 года сообщает: «Окружной суд Томска рассмотрел при закрытых дверях дело по обвинению известного авантюриста бывшего корнета Савина в хранении рукописей, заключающих оскорбление Величества, и приговорил Савина в крепость». Это «дело», концы которого давно потеряны в архивах или сгорели в пламени Гражданской войны, сыграло мошеннику на руку. Благодаря «рукописям, заключающим оскорбление Величества», Савин приобрел статус политического заключенного и, уже в революционные годы вновь оказался на свободе в Петербурге.
В те годы, а может и раньше, в Америке пошла мода скупать в измученных войнами европейских странах родовые замки, разбирать их по кирпичику и перевозить в Новый Свет. Подобных богатых по революционным меркам покупателей немало толпилось и в России. Очередная легенда гласит, что Савин в начале 1917 года получил должность начальника охраны Зимнего дворца.
И вот, как-то раз, один из таких гостей Западного мира подъехал к воротам Зимнего и потребовал у часового вызвать «хозяина». Часовой, естественно, позвал начальника охраны. Бывший корнет, быстро смекнув, в чем дело, незаметно смахнул пыль со своих до блеска начищенных сапог и неторопливо приблизился к американцу. Разговор длился недолго. С видимой неохотой корнет согласился уступить дворец заморскому гостю, назвав при этом астрономическую сумму. Немного поторговавшись, американец согласился с предложением и помчался в банк за деньгами.
Корнет же, поднаторев в изготовлении разного рода фальшивых бумаг, написал на скорую руку шутовскую «купчую» со всеми необходимыми печатями. Встретившись ближе к вечеру с новым «владельцем» и обменяв сей исторический документ на наличные, Савин предупредил, что отключил во дворце свет, так как счета за электричество очень большие. Сделано это было для того, чтобы «хозяин» не вздумал сразу начать осмотр своих «владений». Афера с продажей Зимнего дворца была последней в эпопее корнета.
Октябрьская буря и Гражданская война занесли корнета в Шанхай. Но там, в деловых кругах афериста уже хорошо знали и не желали иметь с ним никаких дел. Отсидевший за свою жизнь в общей сложности 25 лет в тюрьме «великий комбинатор» скончался в 1937 году от цирроза печени в Шанхае на нищенской больничной койке.
- 2976 просмотров
Т. ТАРХОВ.
«Параллельно большому миру, в котором живут большие люди и большие вещи, существует маленький мир с маленькими людьми и маленькими вещами. В большом мире изобретён дизель-мотор, написаны «Мёртвые души», построена Днепровская гидростанция и совершён перелёт вокруг света. В маленьком мире изобретён кричащий пузырь «уйди-уйди», написана песенка «Кирпичики» и построены брюки фасона «полпред». Так написали Илья Ильф и Евгений Петров в «Золотом телёнке». Правда, некоторые обитатели «маленького мира» периодически входят в соприкосновение с миром «большим». Заметное место среди них занимает корнет Савин, чья фамилия полвека не сходила с газетных страниц.
Наука и жизнь // Иллюстрации
Мраморный дворец в Петербурге, где разыгралась драма с украденными бриллиантами. Современное фото.
Ники с отцом, великим князем Константином Николаевичем.
Великая княгиня Александра Иосифовна.
Та самая икона, из которой кто-то вынул драгоценные камни.
Великий князь Николай Константинович, ставший изгоем в императорской семье.
Возлюбленная молодого князя Николая американская танцовщица Фанни Лир.
Корнет Савин. Подпись на его фотографии гласит: «Граф Тулуз Лотрек Савин, гвардии корнет».
Николай Савин и фамильные бриллианты
Николай Герасимович Савин не был ни прославленным литератором, ни великим актёром, ни, на худой конец, популярным политиком, хотя частица каждого из этих амплуа в нём присутствовала. Он всего лишь аферист. Но его имя так или иначе связано с важными страницами русской истории.
Небольшое лингвистическое отступление. Ещё в 1880 году в словаре В. И. Даля слово «афера» означало просто «торговая или промысловая сделка, торговый оборот, подряд», а «аферист» - человек, «идущий на обороты, на наживные сделки; охотник до смелых расчётов, приобретатель, стяжатель». Но уже в 1898 году писатель А. Куприн употреблял это слово в его современном значении, включив корнета Савина в тройку наиболее знаменитых российских аферистов наряду с Сонькой Золотая ручка и Шпейером, руководителем шайки «Червонный валет».
В биографии Савина трудно отделить правду от вымысла, ибо бóльшая часть того, что о нём написано, основано на его собственных повествованиях, скроенных по образцу барона Мюнхгаузена. Однако в правоохранительных органах разных стран накопились более достоверные материалы о деятельности неугомонного корнета. Кое-какие сведения можно почерпнуть и из воспоминаний знакомых Савина, прежде всего, знаменитого журналиста-бытописателя В. А. Гиляровского.
В краткой автобиографии, присланной Гиляровскому, Савин утверждал, что родился в 1854 году в Канаде, крещён в России 11 января 1855 года и что его родители - потомственный дворянин Герасим Савин и Фанни Савина, урождённая графиня де Тулуз-Лотрек. Чин корнета, никем не оспариваемый, соответствует прапорщику и хорунжему и свидетельствует о том, что какое-то время (вряд ли долгое) наш герой прослужил в лёгкой кавалерии. Молодость Савина, по его словам, прошла в среде «золотой молодёжи» и была заполнена главным образом галантными похождениями вперемежку с карточной игрой и попойками. Он якобы дружил со Львом Толстым и участвовал в войне с турками, где был ранен в левую руку.
У Остапа Бендера, как известно, имелись разногласия с Советской властью: она хотела строить социализм, а он не хотел. Разногласия Савина с царским режимом были не менее принципиальны: Романовы считали, что воровать грешно, Савин придерживался противоположного мнения. Однако каким образом юный корнет превратился в величайшего афериста Российской империи, мы не знаем.
Наиболее ранние легенды о Савине относятся к 1874 году, когда ему (если верить названной им самим дате рождения) было около двадцати лет. Речь идёт о краже драгоценностей из Зимнего и Мраморного дворцов в Петербурге.
В Мраморном дворце проживала великая княгиня Александра Иосифовна, супруга Константина Николаевича. Сегодня имя этого великого князя мало что говорит широкой публике. Между тем он был одним из главных вдохновителей самых успешных реформ в российской истории, обессмертивших царствование его старшего брата Александра II. С назначением Константина Николаевича наместником Царства Польского поляки связывали надежды на восстановление, хотя бы в урезанной форме, польской независимости. С 1865 года и до конца правления Александра II Константин Николаевич возглавлял Государственный совет - совещательный орган при императоре.
И вот у супруги этого «полудержавного властелина» пропали бриллианты с ризы иконы, подаренной ей тестем, Николаем I. Полиция быстро установила, что камни сдал в ломбард капитан Варпаховский, один из адъютантов Николая Константиновича - сына Константина Николаевича и Александры Иосифовны. Конечно, Варпаховский мог сам украсть бриллианты из Мраморного дворца. Но одновременно исчезли несколько драгоценных безделушек из спальни императрицы в Зимнем дворце, куда капитана не приглашали. Арестованный Варпаховский отрицал участие в кражах, но признал, что сдавал драгоценности в ломбард по поручению своего шефа, Николая Константиновича.
Так племянник Александра II стал тем уродом, без которого, в подтверждение пословицы, не смогла обойтись и царская семья.
Графиня М. Клейнмихель в мемуарах описывает Николая Константиновича как чрезвычайно красивого юношу с прекрасными манерами, знатока музыки, обладателя замечательного голоса. Отец и мать учили его быть скромным, вежливым, не кичиться происхождением, писатель Д. В. Григорович знакомил с литературной жизнью, а немец-воспитатель за малейшие проступки нещадно лупил по щекам. В результате такого комплексного воспитания Николай первым из Романовых получил высшее образование, окончив с отличием Академию Генерального штаба, хорошо проявил себя во время похода в Хиву, был награждён орденом Святого Владимира и произведён в полковники.
В то же время весьма осведомлённый газетчик А. С. Суворин (со слов Д. В. Григоровича) писал в дневнике, что, когда Николай жил у матери в Мраморном дворце, девок к нему водили десятками. Позже из общего ряда «девок» выделилась американская танцовщица Хетти Эйли, выступавшая под псевдонимом Фанни Лир. Николай задаривал её дорогими подарками и, кажется, был готов вести под венец.
Запирался он в краже бриллиантов до последнего и признал свою вину лишь в присутствии дяди-императора. Семья была шокирована. Большого скандала решили избежать ценой малого: 11 декабря 1874 года Александр II подписал указ, по которому его племянник объявлялся серьёзно больным и нуждающимся в особом лечении. В неофициальном же порядке Николаю Константиновичу был навечно запрещён въезд в обе столицы; в бумагах, касающихся императорского дома, запрещалось упоминать его имя. Его лишили всех званий и наград и вычеркнули из списков полка, а долю наследства передали младшим братьям.
Жена наследника престола, будущая императрица Мария Фёдоровна, писала: «Никто не верит в его сумасшествие, считая, что его выставляют таким, чтобы избавить от заслуженного наказания». Молва утверждала, что племянник Александра II водил знакомства с террористами и дал Софье Перовской миллион рублей на дело революции. Высланная же из России Фанни Лир уверяла, что он не сумасшедший и не революционер, а просто клептоман: якобы он и у неё потаскивал какие-то безделушки.
Уверяют, что Савин, будучи адъютантом Николая Константиновича, участвовал в кутежах с Фанни Лир, что он чуть ли не лично выламывал камни из оклада иконы и занимался их реализацией, за что якобы был изгнан с воинской службы и даже сослан в Сибирь. Однако слухи эти ничем не подтверждены. Мемуаристы, осведомлённые о подоплёке высылки царского племянника, фамилии Савина не упоминают.
В самом начале 1880-х годов, то есть лет шесть-семь спустя после инцидента с бриллиантами из иконы, в московском «Салон де Варьетэ», располагавшемся в доме Муравьёва на Б. Дмитровке, известный актёр Градов-Соколов представил Гиляровскому помещика Николая Герасимовича Савина. Отставной корнет был вполне доволен жизнью, блистал остроумием, и, судя по всему, никаких преступлений за ним в то время не числилось.
Болгарский царь
Остап Бендер, растолковывая коллегам по «Рогам и копытам» свой подход к изъятию денег у подпольных миллионеров, говорил: «Возьмём, наконец, корнета Савина. Аферист выдающийся. Как говорится, пробы ставить негде. А что сделал бы он? Приехал бы к Корейко под видом болгарского царя, наскандалил бы в домоуправлении и испортил бы всё дело».
Болгарский царь здесь упомянут не зря. Посещение Болгарии в 1886 или 1887 году - едва ли не самый знаменитый эпизод авантюрной карьеры Савина (правда, в истории Болгарии этот визит остался незамеченным).
В те времена Болгария была автономным княжеством в составе Османской империи. Неуклюжие действия русского двора, пытавшегося посадить на болгарский трон угодного кандидата, привели к разрыву дипломатических отношений между Россией и Болгарией. Почти полвека спустя, то есть примерно тогда, когда великий комбинатор всуе упоминал его имя, Савин рассказал английской журналистке Стелле Бенсон, что прибыл в Болгарию под именем графа де Тулуз-Лотрека. (В автобиографии он утверждал, что носит этот титул по праву, поскольку был усыновлён дядей по материнской линии. Правда, по его словам, усыновление произошло в 1895 году.) В Софии Савин якобы подружился с могущественным членом Регентского совета С. Стамболовым и даже крестил у него дочь. Когда же он выхлопотал у парижских банкиров большой кредит для Болгарии, Стамболов предложил ему выдвинуть свою кандидатуру на болгарский трон. Народное собрание избрало мнимого графа князем, и он отправился к султану Абдул-Гамиду для утверждения в должности. В Турции, однако, его опознал знакомый ему по Петербургу парикмахер, г-н Верну. Несостоявшегося князя арестовали и под конвоем препроводили в Россию. Если бы не эта досадная случайность, сетовал Савин, он преподнёс бы Болгарию России без единой капли крови.
В 1888 году Савин письмом уведомил Гиляровского, что закончил «Исповедь корнета», в которой описал свою жизнь и приключения. Он просил журналиста подредактировать его труд и где-нибудь напечатать, а в заключение сообщил, что сам приехать не может, поскольку содержится в тюрьме в Каменщиках. Но Гиляровского в это время в Москве не было. В 1891 году присяжные заседатели Московского окружного суда признали бывшего корнета Николая Герасимовича Савина виновным в ранее совершённых четырёх крупных мошенничествах. Он был выслан в Томскую губернию, но с места ссылки бежал, объявился в Калужской губернии и оттуда переправился за границу.
На мировой арене
Гиляровской пишет:«Чего только не числится за отставным корнетом, - подделка банкнот, одурачивание европейских ювелиров, продажа фиктивных земель и поместий, преподнесение в дар высоким особам дорогих лошадей, взятых напрокат, и т. д., и т. п.». Главное оружие афериста - хорошо подвешенный язык и располагающая внешность. Тем и другим Савин обладал в избытке. По описанию Гиляровского, это был рослый красавец мужчина, одетый по последней моде, прекрасно воспитанный, говорящий без акцента на немецком, французском, английском и итальянском языках. Что же касается ума, то его вполне заменяли ловкость, напористость, чутьё на дураков и постоянная готовность к риску.
Однажды, поселившись при полном безденежье в лучшем венском отеле, Савин послал телеграмму в Париж в известный банкирский дом с просьбой указать, могут ли ему учесть в Вене вексель в 50 тысяч франков. Ответную телеграмму банка с указанием адреса венской конторы он показал хозяину гостиницы, объяснив, что ввиду воскресного дня получит деньги на следующий день. Заняв у наивного хозяина 10 тысяч франков на посещение клуба, он тут же укатил в Брюссель.
В знаменитом казино Монте-Карло Савин начал с того, что потребовал безвозмездную ссуду, которую администрация выплачивала в дым проигравшимся, чтобы тем было на что добраться до дома. Игроку, получившему такую ссуду, навсегда запрещалось посещать заведение. Савин же, прикарманив деньги, переоделся и на следующий день как ни в чем не бывало явился в казино. Подойдя к столу, он с невнятным бормотанием бросил какую-то монету, а потом, не обращая внимания на выпавший номер, истошно заорал: «Я выиграл, выиграл!» Ошарашенный такой наглостью крупье попытался возражать, но Савин пришёл в бешенство, принялся рвать на себе одежду и вопить: «Давайте, обкрадывайте меня! Пусть все посетители видят, как с нами обходятся!» Чтобы избежать скандала, администрация отдала жулику «выигрыш».
Не все мошенничества Савина носили одноразовый характер. Одним из самых знаменитых его дел стала поставка русских лошадей для итальянской армии, обновлявшей тогда конный парк. Представленный им план поставок был одобрен военным министерством Италии. Некоторое время лошади поступали исправно, пока в один прекрасный день поставщик не исчез в неизвестном направлении, присвоив крупную сумму.
В 1892 году в Санкт-Петербурге завершалась реконструкция Исаакиевского собора. Предстояло разобрать леса, изготовленные из ценной древесины. Савин явился к подрядчику в кавалерийском мундире, назвался графом и попросил ознакомить со стройкой, попутно выясняя породы дерева и их стоимость. Спустя пару дней он зашёл снова, на этот раз в компании двух англичан. А на следующее утро к собору прибыли какие-то рабочие, которые принялись разбирать леса и укладывать их на подводы. Когда подрядчик поднял крик, бригадир артельщиков сунул ему бумажку, подтверждающую продажу лесов английской фирме и получение задатка в размере 10 тысяч рублей (корнет, похоже, любил круглые числа) .
За эту аферу Савина якобы сослали в Нарымский край. Однако в автобиографии он утверждал, что уже в декабре 1893 года перебрался из Владивостока в Америку, а спустя пять лет получил американское гражданство. Согласно альтернативным источникам, Савин, поселившись в Сан-Франциско под именем графа де Тулуз-Лотрека, занимался сбором денег на строительство Транссибирской магистрали. Накопив таким способом изрядный капитал, он вернулся в Европу. В конце 1902 года Савин вновь объявился в России и был арестован в Козлове. В газетах появилось сообщение о его смерти. «На самом же деле, - пишет Гиляровский, - он был отправлен в Сибирь пешком по зимнему этапу, бежал на Амур, перебрался на знаменитую китайскую Желтугу и был главарём 7000 бродяг всех народов, которые и основали Желтугинскую республику, впоследствии разогнанную войсками».
Желтугинской (иначе Желтухинской) республикой называли нелегальную колонию старателей, возникшую на китайской территории неподалёку от русско-китайской границы. Экспедиции против этого прибежища уголовников, видимо, предпринимались неоднократно, но окончательно искоренить его не удавалось. Непонятно, впрочем, когда Савин успел поруководить желтухинскими бродягами. Уже 12 сентября 1903 года «Петербургская Газета» объявила: «Пользующийся громкой известностью по своим всесветным уголовным авантюрам, лишённый всех прав Николай Савин в настоящее время препровождается в Петербург из Лиссабона, где арестован и выдан русскому правительству».
По сведениям автора статьи, в Лиссабоне Савин в качестве графа де Тулуз-Лотрека пытался обманом получить в каком-то учреждении крупную сумму денег, но был разоблачён и схвачен. Его посадили на бразильский пароход, следующий в Гамбург, с намерением выдать властям Российской империи. Затем передали в распоряжение русских полицейских чинов, которые заперли корнета-перестарка в одиночной каюте. Но в Гамбурге положение Савина осложнилось ещё больше. Во-первых, обнаружились свидетельства предыдущих побегов оного из заключения при провозе через германскую территорию. Во-вторых, всплыло прошлогоднее обвинение в мошенничестве в Бремене. Если бы дело ограничилось только этим, задерживать в Германии мошенника, депортированного в Россию Португалией, вероятно, не стали бы. Но 26 сентября 1903 года газета «Новости дня» сообщила, что надежды петербуржцев на скорую встречу со знаменитостью не оправдываются: «На днях возвратились в Петербург чины сыскной полиции, которые были командированы в Португалию, чтобы принять Савина и перевезти его в Россию. Как известно, Савин был уже доставлен в Гамбург, но оказалось, что он мошенническим путём в 1902 году получил большую сумму денег из одного берлинского банка. Вследствие этого Савин препровождён туда, будет судиться и, если будет осуждён, то лишь после отбытия наказания может быть доставлен в Россию».
4 сентября 1911 года газета «Русское слово» поместила сообщение о прибытии в Тулу по этапу знаменитого корнета Савина, препровождённого из Калуги «для опроса по делу о попытке размена в банкирской конторе братьев Волковых купонов Аргентинской Республики». О том, что происходило с Савиным перед этим, свидетельствует Гиляровский: «Бежал из Нарымского края, преважно разгуливал в Москве, явился в своё бывшее калужское имение и, наконец, кажется, в г. Боровске был арестован и препровождён в Томск, где и судился окружным судом, а оттуда был переслан в Эстляндию этапным порядком, снова судился в Митаве по новому какому-то делу.
Он пересылался через Москву, и мне кто-то из знакомых сказал, что видел Савина на вокзале, откуда препровождали его в московскую пересыльную тюрьму, что он выглядит больным, плохо одет и, по-видимому, очень нуждается. Я тогда послал ему немного денег и письмо, в котором напомнил о нашей встрече 30 лет назад. Савин мне прислал милое письмо, благодарил за память. Я ответил, опять послал денег, и началась интересная переписка. Конечно, письма от него приходили ко мне с разрешения прокурорского надзора и тюремных властей, но письма были весьма любопытные и подробные. Савина пересылали судиться то в города Европейской России, то опять в Сибирь, и я получал от него письма из разных тюрем… Он 25 лет сидел по всевозможным тюрьмам. <…> Его последние письма были необыкновенно интересны, хотя отзывались повышенной нервностью, в чём нет ничего удивительного: такую жизнь не всякий организм выдержит!»
На хвосте у истории
Продолжение легенды о Савине возникло, вероятно, намного позже. Рассказывали, что после Февральской революции 1917 года он неведомым образом оказался начальником караула в Зимнем дворце. Как-то раз к нему явился американец, выразивший желание купить дворец, разобрать его и перевезти в Америку. Савин в качестве владельца дворца быстро договорился о цене, взял в архиве первую попавшуюся бумагу с гербовой печатью, отрезал исписанную нижнюю часть и начертил расписку, добавив для солидности оттиски монет с двуглавым орлом. К этому свидетельству о праве владения прилагалась огромная связка очень больших и очень старых ключей.
Когда американец передал Савину два чемодана денег, во дворце внезапно погас свет. Савин сказал: «Я позвонил на станцию, чтобы с завтрашнего дня счёт за электричество посылали вам». Этот фокус понадобился, чтобы американец не вздумал расхаживать по Зимнему. Проводив покупателя, Савин срочно уволился с должности начальника караула и растворился на просторах революционной России. Его преемник очень веселился, когда американец показал ему изготовленную Савиным купчую: «Долговое обязательство. Настоящим удостоверяю, что податель сего, подданный Америки мистер Джонсон, должен (далее шла сумма со множеством нулей, уплаченная американцем, - единственное, что тот мог понять без знания русского языка) подданному России Хлестакову». А внизу, после подписи с красивым росчерком, мелко добавлено: «Дураков не сеют, не жнут».
После Гражданской войны Савин обнаруживается на Дальнем Востоке. Большевики, опасаясь столкновения с японцами, создали там буферную Дальневосточную республику (ДВР). В Приамурье ещё держались белые. Здесь шла борьба между социалистическим по преимуществу Народным собранием и временным Приамурским правительством, в котором Савин, по слухам, добивался министерского поста. По воспоминаниям современников, был он в ту пору высок и худощав, слегка крючковатый нос придавал ему сходство со старым стервятником. Редкий пушок на голове, длинные усы, борода с жёлтой проседью, лицо в сетке морщин, и только острые маленькие глазки молодо сверкали из-под мохнатых бровей. В качестве графа де Тулуз-Лотрека он по-прежнему именуется сиятельством, носит френч с золотыми погонами, а на его груди золотая цепочка от часов и тесьма от пенсне соседствуют с орденом Святого Владимира и медалью за турецкий поход.
Состоявшийся в июле - августе 1922 года во Владивостоке Земский собор впервые за всю историю Белого движения признал династию Романовых царствующей. Правителем Приамурского земского края был провозглашён генерал-лейтенант М. К. Дитерихс, который в момент Октябрьского переворота занимал пост начальника штаба Верховного главнокомандующего, а позже командовал Восточным фронтом у Верховного правителя России А. В. Колчака. Предполагалось, что с Приамурского края начнётся процесс восстановления Российской империи. В августе приамурская земская рать двинулась в наступление на Хабаровск, но после двухмесячных боёв была разгромлена Народно-революционной армией ДВР под командованием И. П. Уборевича.
25-26 октября белые войска оставляют Владивосток. И почти семидесятилетний корнет Савин перемещается в памятную ему Болгарию. Здесь он рассказывает о событиях тридцатипятилетней давности и тычет всем документы, подтверждающие его права на болгарский престол - старинные, с сургучными печатями и прочими официальными атрибутами. На неискушённых людей они производили впечатление подлинных. У Савина нашлись сторонники среди белоэмигрантов, которым очень хотелось видеть на болгарском троне русского.
Однако предтеча Бендера повёл себя не лучше Шуры Балаганова, который, как известно, будучи уже владельцем крупного состояния, попался на грошовой краже. В Софии Савин умудрился облапошить какого-то англичанина. Тот обратился к английским властям, и вскоре компетентные органы Великобритании располагали неплохим досье на «нового претендента». В итоге Савин получил предписание в 24 часа покинуть Болгарию под угрозой высылки в Советский Союз. Деньги, полученные от англичанина, были растранжирены, и весь багаж Савина состоял из картонной трубочки с бережно свёрнутыми бумагами, доказывающими его права на болгарский престол. Бумаги эти он вскоре продал какому-то любителю старины (не исключено, что продано было даже несколько комплектов).
Закат на Востоке
После болгарской катастрофы Савин надолго исчезает из поля зрения белой эмиграции - факт, который злые языки связывали с его отсидками в тюрьмах разных европейских стран. Вынырнул он через несколько лет в Маньчжурии, где выходцев из России тогда было пруд пруди.
В Харбине высокий, представительный старик с военной выправкой явился к С. А. Макарову, директору громадного универсального магазина «Чурин», и предложил большую партию золотых часов по смехотворно низкой цене. Он показал образец часов - золотых, с клеймом швейцарской фирмы Павла Буре, - а также оплаченный счёт, накладную на вагон и свидетельство страховой компании. Осведомившись, куда выгружать часы в случае согласия с ценой, гость попросил аванс, при этом имел неосторожность отрекомендоваться Савиным. «Не тот ли это знаменитый корнет?» - подумал Макаров. Он заказал две чашки чая и, вызвав мальчишку-посыльного, сунул ему записку с пометкой: «Срочный заказ, отнести в экспедицию».
Через три часа, когда Макаров и гость всё ещё вели переговоры, раздался телефонный звонок. Приказчик рассказал, что справлялся на товарной станции насчёт вагона с золотыми часами и начальник станции обозвал его дураком: вагоны стоят открытые на запасных путях, в них уголь, кирпич, камни, какое может быть золото? Что касается указанной в документах страховой компании, то она прекратила своё существование восемь лет назад. Старик Савин ушёл, как побитый пёс, а в русской газете, издаваемой в Харбине, появилось объявление: «Соотечественники! Один тип, который продал Зимний дворец американскому миллионеру, осчастливил своим присутствием наш город. Предлагает вагон золотых часов. Остерегайтесь!»
Некоторое время Савин оставался в Харбине. Не имея возможности зарабатывать привычными методами, он спал в ночлежке, питался в столовой при православном монастыре. В 1931 году, когда Остап Бендер уже переквалифицировался в управдомы, упоминавшаяся ранее английская журналистка Стелла Бенсон наткнулась на Савина в Гонконге, где бывший граф де Тулуз-Лотрек перебивался по больницам, ночлежкам и домам призрения, не утратив, впрочем, бравады и вкуса к жизни. Спустя два года в Лондоне в издательстве Макмиллан вышла книга «Тянешь чёрта - вытянешь булочника» (в смысле «Не так страшен чёрт, как его малюют»)», представлявшая собой совместное творчество Савина и Бенсон.
Сам же корнет доживал век в Шанхае. Высокий, костистый старик с толстовской бородой, сутулый, но бодрый, в сильно поношенном костюме и древней мягкой шляпе был желанным гостем в советском консульстве, - вероятно, в качестве друга Перовской и Желябова, в которых большевики чтили своих предшественников. Однако подачками консульства прожить было невозможно, а интернационального жулья в Шанхае и без старого корнета хватало. Савин ходил в порт, знакомился с моряками, водил их по злачным местам, рассказывая о себе трогательные истории: яхта затонула в бурю, обокрали китайцы и т. п. Англичане, французы, немцы, итальянцы - все принимали его за земляка и подавали по мере возможности. В портовых кабаках за приведённых двух иностранцев платили стакан водки. Савин стал лысеть и очень раздался в объёме из-за цирроза печени, ходил, шаркая стоптанными подошвами старых ботинок, - какая уж тут военная выправка!
Дату смерти Савина обычно определяют весьма условно - «после 1933 года», хотя называется и 1937 год. По слухам, восьмидесятилетний корнет упал на улице и был доставлен в госпиталь для бедняков при французской католической миссии. Здесь его принимали за француза, пока в госпиталь не забрёл русский монах, обходивший шанхайские тюрьмы и больницы для утешения тех, о ком все забыли. Исповедавшись монаху, Савин той же ночью скончался. Его христианского имени никто не знал, так что и помянуть толком было невозможно. На кладбище гроб вёз рикша, за ним ехал русский таксист с монахом и ещё двумя соотечественниками. Из русского цветочного магазина прислали небольшой венок, перевязанный трёхцветным флагом. Возле кладбища такси оставили, рикше сказали идти шагом. Монах прочитал молитву, остальные подтянули «Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего». Двое рабочих опустили гроб в яму; монах достал мешочек и со словами «Это русская земля» высыпал в могилу.
