Фотографии времен Второй мировой войны показывают нам, прежде всего, немецких и советских военнопленных, а также пленных солдат армий Великобритании и США, этот же пост покажет редкие снимки японских военнослужащих, оказавшихся в плену у СССР или США.

Японский летчик, взятый в плен во время боев на Халхин-Голе. 1939 год.

Японцы, попавшие в советский плен в ходе боев на Халхин-Голе. Советский командир на переднем плане имеет воинское звание майор. На советских военнослужащих одеты хлопчатобумажные панамы для жарких районов, дошедшие до наших дней с минимальными изменениями. Спереди на колпаки панам нашиты красные звезды диаметром 7,5 см, в центре прикреплены эмалевые звездочки. 1939 год.

Японские солдаты, взятые в плен после взятия острова Бетио, входящего в атолл Тарава. Из японского гарнизона, насчитывающего более 5000 человек, включая 1200 корейских рабочих, в плен сдалось по разным источникам от 17 до 35 японских солдат, а также более сотни человек гражданского персонала. Ноябрь 1943 года.

Члены команды американского линкора «Нью Джерси» наблюдают за помывкой японского военнопленного. Во время Второй мировой войны, на Тихоокеанском театре военных действий американцы японских военнопленных мыли, стригли, обрабатывали средством против вшей и переодевали в американскую военную форму без знаков различия. Существует версия, что военнопленный на фото - сбитый пилот-камикадзе. 1945 год.

Морские пехотинцы США выводят японского пленного солдата с борта американской подводной лодки, вернувшейся из патрулирования.

Пленные японцы. Манчжурия.

Японский солдат пролежал 36 часов с гранатой в руке, притворяясь мертвым. Получив от него обещание не оказывать сопротивления, американец угощает его сигаретой. Место съемки: Иводзима, Япония. Время съемки: февраль 1945 года.

Американский морской пехотинец, первый (старший) лейтенант Харт Спигал (Hart H. Spiegal) на языке жестов пытается завести разговор с двумя низкорослыми японскими солдатами, захваченными на острове Окинава. Тому, что слева - 18 лет, другому - 20 лет. Место съемки: Окинава, Япония.

Японские пленные готовят к подъему малую подводную лодку №53 (Тип Б Ко-Хуотеки, Kō-hyōteki) в бухте Симпсона на Рабауле (Новая Гвинея). Основные характеристики: водоизмещение - 47 т, длина - 23,9 м, ширина - 1,8 м, высота - 3. Максимальная скорость - 23 узла (подводная), 19 узлов - надводная. Дальность плавания - 100 миль. Экипаж - 2 человека. Вооружение - 2 торпеды калибра 450 мм и 140-кг заряд взрывчатки.

Японский генерал-лейтенант Ямасита Томоюки (Tomoyuki Yamashita, 1885-1946) прибывает в Манилу под конвоем американских военных полицейских. На втором плане справа - личный переводчик генерала, выпускник Гарвардского университета, Хамамото Масакато (Masakato Hamamoto). Место съемки: Манила, Филиппины.

Японские военнопленные на острове Гуам, склонив головы, слушают объявление императора Хирохито о безоговорочной капитуляции Японии.

Японский военнопленный в лагере на Гуаме после известия о безоговорочной капитуляции Японии.

Японские пленные получают обед в лагере Билибид в Маниле на Филиппинах.

Капитуляция японского гарнизона острова Матуа перед советскими войсками. Место съемки: остров Матуа, Курильские острова. Время съемки: 25.08.1945 г. Церемония сдачи в плен военнослужащих 41-го отдельного пехотного полка, входившего в гарнизон острова Матуа. Японский офицер - командир полка, полковник Уэда.

Капитан III ранга Денисов опрашивает пленных японских офицеров. Военно-морская база Катаока, остров Шумшу. Место съемки: остров Шумшу, Курильские острова.

Взятие под охрану подразделениями Красной Армии японских военных складов и имущества после капитуляции Квантунской армии. Взятие под охрану японских складов в зоне действий 57-го стрелкового корпуса 53-й армии Забайкальского фронта в окрестностях китайского города Фусинь. Сразу после подписания 2 сентября 1945 года капитуляции Японии и окончания боевых действий, было принято решение взять под охрану советских войск многочисленные военные склады с продовольствием, вооружением и прочим имуществом, находящиеся на территории Китая. Место съемки: Китай.

В строительстве Фархадской ГЭС (ГЭС-16) - гидроэлектростанция на реке Сырдарья с 1945 по 1956 годы участвовали около пяти тысяч японских военнопленных. Место съемки: Ширин, Узбекистан, СССР.

Двое вернувшихся из СССР японских пленных проходят мимо группы встречающих.

Группа бывших японских пленных идет по дороге после возвращения из СССР.

Группа бывших японских пленных на причале после возвращения домой из СССР.


Марш пленных немецких солдат и офицеров по улицам освобожденного Киева.
Из доклада Н. Хрущева И. Сталину:
«16 августа с.г. через гор. Киев было проведено конвоирование группы немецких военнопленных в количестве 36 918 человек, в том числе 549 офицеров. Из этого количества пленных было: захвачено войсками 1-го и 2-го Украинских фронтов 21 249 человек; войсками 1-го и 2-го Белорусских фронтов 7927 чел.; войсками 1-го Прибалтийского фронта 2700 чел., а остальные 5042 чел. направлялись из лагерей НКВД.
Колонны военнопленных проходили по улицам гор. Киева в течение пяти часов - с 10 часов утра до 15 часов дня. Общая длина маршрута по городу от места сосредоточения до места погрузки в эшелоны составляла 21 километр.
При движении военнопленных все улицы, окна и балконы зданий были заполнены местными жителями. Во время появления на улицах колонн военнопленных, по маршруту их движения, собралось свыше 150 тысяч жителей города. Жители города, потерпевшие много бед от фашистских захватчиков, сопровождали военнопленных возгласами ненависти и проклятий по адресу немцев.»


Немецкие пленные проходят мимо жителей деревни под Киевом.


Колонна немецких военнопленных в Варшаве.


Захваченный варшавскими повстанцами немецкий пленный с поднятыми руками.


Пленный немецкий солдат в эрзац-валенках в поле под Сталинградом.


Пленные немецкие солдаты в разрушенном Сталинграде.


Колонна немецких военнопленных на проспекте 25-го октября (в настоящее время Невский проспект) в Ленинграде.


Немецкий военнопленный на Курской дуге у разбитой 150-мм пехотной пушки sIG.33.


Советские солдаты допрашивают пленного немца. Фотография сделана в
одной из частей 9-й гвардейской истребительной авиадивизии. 1944-1945 гг.


Колонна немецких пленных, идущих по Москве, на одном из поворотов Садового кольца. 57 тысяч человек в колоннах по 600 человек, 20 человек по фронту.


Первые немецкие пленные на улице Чайковского в Ленинграде.


Пленные немецкие офицеры в строю.


Пленные офицеры люфтваффе в строю.


Группа немецких солдат, захваченных в плен во время битвы за Москву.


Немецкие солдаты сдаются в плен красноармейцам во время битвы за Москву. Зима 1941 - 1942 гг.


Группа немецких солдат, захваченных в плен во время битвы под Москвой. Зима 1941 -1942 гг.


Пленные солдаты 12-й танковой дивизии СС «Гитлерюгенд».


Марш немецких пленных состоялся 17 июля 1944 года, демонстрируя советским людям, а также союзникам, не верившим в успехи Красной Армии, результаты разгрома немецких войск в Белоруссии. По Садовому кольцу и другим улицам Москвы прошли около 57 000 немецких солдат и офицеров (включая 19 генералов), в основном захваченных в плен в Белоруссии войсками 1-го, 2-го и 3-го Белорусского фронтов. За колоннами следовали поливальные машины, символически смывая грязь с асфальта.


Немецкие пленные - солдаты вермахта и люфтваффе - захваченные под Смоленском в июле 1941 года, находящиеся в пересыльном лагере.


Немецкие пленные из 315-го полка 167-й пехотной дивизии, захваченные войсками Брянского фронта.

6 августа 1941 года был издан Приказ № 270 Ставки Верховного Главнокомандования №270, согласно которому все советские военнослужащие, сдавшиеся в плен, объявлялись изменниками родины. Согласно этому приказу, каждый красноармеец был обязан сражаться до последней возможности, даже если войсковое соединение было окружено силами противника; запрещалось сдаваться в плен врагу. Нарушители могли быть расстреляны на месте; при этом они признавались дезертирами, а их семьи подлежали аресту и лишались всех государственных пособий и поддержки.

(Всего 32 фото)

"Позорные факты сдачи в плен нашему заклятому врагу свидетельствуют о том, что в рядах Красной Армии, стойко и самоотверженно защищающей от подлых захватчиков свою Советскую Родину, имеются неустойчивые, малодушные, трусливые элементы, - говорилось в приказе. - И эти трусливые элементы имеются не только среди красноармейцев, но и среди начальствующего состава. Как известно, некоторые командиры и политработники своим поведением на фронте не только не показывают красноармейцам образцы смелости, стойкости и любви к Родине, а, наоборот, прячутся в щелях, возятся в канцеляриях, не видят и не наблюдают поля боя, при первых серьезных трудностях в бою пасуют перед врагом, срывают с себя знаки различия, дезертируют с поля боя.

Можно ли терпеть в рядах Красной Армии трусов, дезертирующих к врагу и сдающихся в плен, или таких малодушных начальников, которые при первой заминке на фронте срывают с себя знаки различия и дезертируют в тыл? Нет, нельзя! Если дать волю этим трусам и дезертирам, они в короткий срок разложат нашу армию и загубят нашу Родину. Трусов и дезертиров надо уничтожать.

Можно ли считать командирами батальонов или полков таких командиров, которые прячутся в щелях во время боя, не видят поля боя, не наблюдают хода боя на поле и все же воображают себя командирами полков и батальонов? Нет, нельзя! Это не командиры полков или батальонов, а самозванцы.

В честь этого указа представляем вашему вниманию редкие фотографии немецких хроникеров, запечатлевших

Первая неделя войны. Солдаты из немецкой 101-й пехотной дивизии конвоируют пленных командиров Красной Армии по мосту через реку Сан в пограничном городе Перемышль (ныне Пшемысль, Польша). Справа на переднем плане - офицер СС. Город был взят немцами днем 22 июня, но уже на следующее утро был освобожден советскими войсками. 99-я стрелковая дивизия генерала Н.И. Дементьева, действуя совместно с пограничниками и батальонами Перемышльского укрепленного района, трижды выбивала из города части немецкой 101-й пехотной дивизии. Город удерживался до 27 июня, когда был окончательно оккупирован.

"Немецкий солдат поит раненного русского солдата". Историки до сих пор спорят: это гуманизм немецкого солдата или постановочное пропагандистское фото?

Во время рейда на Калинин 17-18 октября 41 года танк Т-34 со строевым номером 4 из 21-й танковой бригады таранил САУ StuG III лейтенанта Тачински с 660-й батареи штурмовых орудий. Обе боевых машины вышли из строя. Экипаж был взят в плен, информации о его дальнейшей судьбе нет.

Немецкий офицер допрашивает только что сдавшегося в плен красноармейца

Пленные командующий 12-й армией РККА генерал-майор П.Г. Понеделин (в центре) и командир 13-го стрелкового корпуса 12-й армии генерал-майор Н.К. Кириллов. Все они заочно были приговорены к расстрелу. Вместе с тем, находясь в плену, все эти генералы вели себя мужественно и патриотично. Их волю не сломили ни издевательства, ни посулы фашистов. После войны они были освобождены западными союзниками и добровольно вернулись на Родину, где почти сразу были арестованы. В 1950 году на основании того же приказа №270 они были вновь осуждены и расстреляны.


Герой Советского Союза майор Яков Иванович Антонов из 25-го ИАП в немецком плену, в окружении германских летчиков, которые с интересом слушают своего коллегу. Видно, что разговор идет профессиональный.

Колонна пленных красноармейцев и беженцев в районе Киева.

Пленные советские танкисты из состава 2-й танковой дивизии 3-го мехкорпуса Северо-Западного фронта у своего танка КВ-1. В конце июня 1941 года в районе города Расейняй вместе с другим КВ-1 этой же части вел бой за развилку дорог. После потери возможности вести огонь был окружен немецкими солдатами, уцелевшие члены экипажа были взяты в плен после того, как немцам удалось сорвать ломом крышку люка механика-водителя.

Пленные красноармецы идут по дороге мимо горящего танка БТ-7.

Немецкий обер-лейтенант допрашивает пленного советского лейтенанта под Ленинградом. Осень 1941 г.

Два немецких солдата берут в плен красноармейца.

Солдаты СС позируют с пленным красноармейцем в окопе. В руках немца справа трофейный советский автомат ППШ.

Обыск взятого в плен красноармейца. Май 1942 года, в районе ржевско-вяземского выступа.

Допрос пленного советского лейтенанта. Май 1942 г., район Ржевско-Вяземского выступа.

Пленные красноармейцы на допросе.

Пленный красноармеец показывает немцам на карте интересующую их информацию.

Пленный красноармеец, показывающий немцам комиссаров и коммунистов

Большая группа пленных советских солдат и офицеров.

Пленный советский полковник. Барвенковский котел. Май 1942 года.

Пленные советские солдаты. Волховские леса, 1942 год.

Четверо советских военнопленных и немецкий конвоир на бульваре Тараса Шевченко в оккупированном Киеве. Фото сделано через 10 дней после падения Киева.

Район Умани. Август 1941 г. Советский военнопленный. По какой-то причине немцы везут его с собой в кузове грузового автомобиля.

Эшелон с пленными красноармейцами.

Советские военнопленные на раздаче пищи.

Землянки советских военнопленных в Тромсё (Северная Норвегия).

Пленные советские солдаты под охраной немецких солдат в лесу в Салла (Salla), Лаппландия, Финляндия.

Группа пленных красноармейцев с воспитанником. На заднем плане немецкий конвоир.

Дезинфекция на пересыльном пункте в концентрационный лагерь.

Немецкий охранник даёт своим собакам позабавиться с «живой игрушкой»

Тема афганского плена очень болезненна для многих граждан нашей страны и других государств на постсоветском пространстве. Ведь она касается не только тех советских солдат, офицеров, гражданских служащих, кому не посчастливилось побывать в плену, но и родственников, друзей, близких, сослуживцев. Между тем сейчас о пленных солдатах в Афганистане говорят все меньше. Это понятно: почти тридцать лет прошло со времени вывода советских войск из ДРА, почти пятьдесят лет - самым молодым воинам-интернационалистам. Время проходит, но не стирает старые раны.


Только по официальным данным в плен к афганским моджахедам в 1979-1989 гг. попали 330 советских военнослужащих. Но эти цифры, скорее всего, выше. Ведь по официальным данным пропали без вести в Афганистане 417 советских военнослужащих. Плен для них был настоящим адом. Афганские моджахеды никогда не соблюдали и не стали бы соблюдать международных правил содержания военнопленных. Практически все советские солдаты и офицеры, побывавшие в афганском плену, рассказывали о чудовищных издевательствах, которым их подвергали душманы. Многие погибали страшной смертью, кто-то не выдерживал пыток и переходил на сторону моджахедов, перед этим переходя в другую веру.

Значительная часть лагерей моджахедов, в которых содержали советских военнопленных, находилась на территории соседнего Пакистана - в его Северо-западной пограничной провинции, которую исторически населяют пуштунские племена, родственные пуштунам Афганистана. О том, что Пакистан оказывал в ту войну военную, организационную, финансовую поддержку афганским моджахедам, хорошо известно. Поскольку Пакистан был главным стратегическим партнером США в регионе, руками пакистанских спецслужб и пакистанских спецподразделений действовало Центральное разведывательное управление США. Была разработана соответствующая операция «Циклон», предусматривавшая щедрое финансирование военных программ Пакистана, оказание ему экономической помощи, выделение средств и предоставление организационных возможностей для вербовки моджахедов в исламских странах, Пакистанская межведомственная разведка ISI играла главную роль в вербовке и обучении моджахедов, которые затем переправлялись в Афганистан - в состав отрядов, сражавшихся против правительственных войск и советской армии. Но если военная помощь моджахедам вполне укладывалась в противостояние «двух миров» - капиталистического и социалистического, аналогичная помощь оказывалась США и их союзниками антикоммунистическим силам в Индокитае, в африканских государствах, то размещение советских военнопленных в лагерях моджахедов на территории Пакистана уже немного выходило за грани дозволенного.

Генерал Мухаммед Зия-уль-Хак, начальник штаба пакистанских сухопутных войск, пришел к власти в стране в 1977 году в результате военного переворота, свергнув Зульфикара Али Бхутто. Через два года Бхутто казнили. Зия уль-Хак сразу же пошел на ухудшение отношений с Советским Союзом, особенно после того, как в 1979 году советские войска вошли на территорию Афганистана. Однако дипломатические отношения между двумя государствами так и не были разорваны, несмотря на то, что в Пакистане содержались советские граждане, которых подвергали пыткам и зверски убивали. Пакистанские разведчики занимались транспортировкой и боеприпасов моджахедам, тренировали их в учебных лагерях на территории Пакистана. По мнению многих исследователей, без прямой поддержки Пакистана движение моджахедов в Афганистане было бы обречено на скорый провал.

Конечно, в том, что советские граждане содержались на территории Пакистана, была определенная доля вины и советского руководства, которое к этому времени становилось все более умеренным и трусливым, не желало максимально жестко поставить вопрос о пленных на территории Пакистана и в случае отказа пакистанского руководства прикрыть лагеря принять самые суровые меры. В ноябре 1982 года, несмотря на непростые отношения между двумя странами, Зия уль-Хак прибыл в Москву на похороны Леонида Ильича Брежнева. Здесь он провел встречу с влиятельнейшими советскими политиками - Юрием Владимировичем Андроповым и Андреем Андреевичем Громыко. Оба «монстра» советской политики, между тем, так и не смогли полноценно надавить на Зия уль-Хака и вынудить его хотя бы сократить объемы и характер помощи афганским моджахедам. Пакистан так и не изменил свою позицию, а довольный Зия уль-Хак спокойно улетел на родину.

О том, что происходило в лагерях, где содержались военнопленные, очень наглядно свидетельствуют многочисленные источники - это и воспоминания тех, кому посчастливилось выжить и вернуться на родину, и мемуары советских военачальников, и работы западных журналистов и историков. Например, в начале войны у взлетно-посадочной полосы авиабазы Баграм в окрестностях Кабула, как пишет американский журналист Джордж Крайл, советский часовой обнаружил пять джутовых мешков. Когда он ткнул в один из них, то увидел выступившую кровь. Сначала подумали, что в мешках могут быть мины-ловушки. Вызвали саперов, но они обнаружили там ужасную находку - в каждом мешке находился советский солдат, завернутый в собственную кожу.

«Красный тюльпан» - так называлась самая изуверская и знаменитая казнь, применявшаяся афганскими моджахедами по отношению к «шурави». Сначала пленника вводили в состояние наркотического опьянения, а затем подрезали кожу вокруг всего тела и заворачивалась вверх. Когда прекращалось действие наркотика, несчастный испытывал сильнейший болевой шок, в результате чего сходил с ума и медленно умирал.

В 1983 году, немногим после того, как улыбающиеся советские лидеры проводили в аэропорту улетавшего на родину Зия уль-Хака, в селении Бадабер, что на территории Пакистана, в 10 км к югу от города Пешавар, был оборудован лагерь афганских беженцев. Такие лагеря очень удобно использовать для организации на их базе других лагерей - учебно-тренировочных, для боевиков и террористов. Так и произошло в Бадабере. Здесь обосновался «Центр подготовки боевиков имени Халида ибн Валида», в котором моджахедов тренировали инструкторы американского, пакистанского и египетского спецназа. Лагерь размещался на внушительной площади в 500 гектаров, причем боевики, как всегда, прикрывались беженцами - мол, здесь живут женщины и дети, бежавшие от «советских оккупантов». На самом деле, в лагере регулярно тренировались будущие бойцы формирований Исламского общества Афганистана, которое возглавлял Бурхануддин Раббани. С 1983 года лагерь в Бадабере стали использовать и для содержания попавших в плен военнослужащих Вооруженных сил Демократической Республики Афганистан, Царандоя (афганской милиции), а также советских солдат, офицеров и гражданских служащих, оказавшихся в плену у моджахедов. На протяжении 1983 и 1984 гг. в лагерь свозили пленных, которых помещали в зинданы. Всего здесь содержалось не менее 40 афганских и 14 советских военнопленных, хотя эти цифры, опять же, весьма приблизительны и могут быть куда большими. В Бадабере, как и в других лагерях, военнопленных подвергали жестоким издевательствам.

Одновременно моджахеды предлагали советским военнопленным принять ислам, обещая, что тогда издевательства прекратятся и их освободят. В конце концов, у нескольких военнопленных созрел план побега. Для них, находившихся здесь уже третий год, это было вполне понятное решение - условия содержания были невыносимыми и лучше было погибнуть в схватке с охранниками, чем и дальше каждый день подвергаться пыткам и издевательствам. До сих пор о событиях в лагере Бадабер известно достаточно мало, но обычно организатором восстания называют Виктора Васильевича Духовченко 1954 года рождения. Тогда ему был 31 год. Уроженец Запорожской области Украины, Виктор Духовченко работал мотористом 573-го склада материально-технического снабжения в Баграме, а в плен попал 1 января 1985 года в провинции Парван. Его захватили боевики из группы Мослави Садаши и отвезли в Бадабер. Возглавил восстание 29-летний Николай Иванович Шевченко (на фото) - тоже вольнонаемный гражданский специалист, служивший водителем в 5-й гвардейской мотострелковой дивизии.

26 апреля 1985 года в 21:00 охрана лагеря Бадабер собралась на проведение вечерней молитвы на плацу. В это время несколько самых отважных пленников «убрали» двух часовых, один из которых стоял на вышке, а другой - у склада вооружения, после чего освободили остальных военнопленных и вооружились имевшимся на складе оружием. В руках восставших оказались миномет, гранатометы РПГ. Уже в 23:00 началась операция по подавлению восстания, которой руководил лично Бурхануддин Раббани. На помощь охранникам лагеря - афганским моджахедам прибыли подразделения пакистанской пограничной милиции и регулярной пакистанской армии с бронетехникой и артиллерией. Уже позже стало известно, что непосредственное участие в подавлении восстания принимали артиллерийские и бронетанковые подразделения 11-го армейского корпуса пакистанской армии, а также вертолетное звено ВВС Пакистана.

Советские военнопленные отказались сдаться и потребовали организовать встречу с представителями советского или афганского посольств в Пакистане, а также вызвать Красный Крест. Бурхануддин Раббани, не желавший международной огласки существования концлагеря на пакистанской территории, приказал начать штурм. Однако за всю ночь моджахеды и пакистанские солдаты так и не смогли взять штурмом склад, где укрепились военнопленные. Более того, от выстрела из гранатомета, произведенного восставшими, чуть не погиб сам Раббани. В 8:00 утра 27 апреля пакистанская тяжелая артиллерия начала обстрел лагеря, после чего склад вооружения и боеприпасов взорвался. Во время взрыва погибли все пленные и охранники, которые находились внутри склада. Троих тяжелораненых пленных добили, взорвав их ручными гранатами. Советская сторона позже сообщала о гибели 120 афганских моджахедов, 6 американских советников, 28 офицеров пакистанских войск и 13 представителей пакистанской администрации. Военная база «Бадабер» была полностью уничтожена, из-за чего моджахеды потеряли 40 артиллерийских орудий, минометов и пулеметов, около 2 тыс. ракет и снарядов, 3 установки РСЗО «Град».

До 1991 года власти Пакистана полностью отрицали сам факт не только восстания, но и содержания в Бадабере советских военнопленных. Однако советское руководство информацию о восстании, разумеется, имело. Но, что было уже характерно для позднесоветского периода, проявило привычную травоядность. 11 мая 1985 года посол СССР в Пакистане вручил президенту Зия-уль-Хаку ноту протеста, в которой вся вина за произошедшее возлагалась на Пакистан. И все. Ни ракетных ударов по пакистанским военным объектам, ни даже разрыва дипломатических отношений. Так руководители Советского Союза, высокопоставленные советские военачальники проглотили жестокое подавление восстания, как и сам факт существования концлагеря, где содержались советские люди. Рядовые советские граждане оказались героями, а руководители… промолчим.

В 1992 году прямой организатор и лагеря Бадабер, и расправы над советскими военнопленными Бурхануддин Раббани стал президентом Афганистана. Этот пост он занимал долгих девять лет, до 2001 года. Он стал одним из богатейших людей Афганистана и всего Среднего Востока, контролируя несколько направлений поставок контрабандных и запрещенных товаров из Афганистана в Иран и Пакистан и далее по всему миру. Ответственность за события в Бадабере, как и за другие действия во время войны в Афганистане он, как и многие его ближайшие соратники, так и не понес. С ним встречались высокопоставленные российские политики, государственные деятели других стран постсоветского пространства, уроженцы которых погибли в лагере Бадабер. Что делать - политика. Правда, в конце концов, и Раббани умер не своей смертью. 20 сентября 2011 года влиятельный политик погиб в собственном доме в Кабуле в результате взрыва бомбы, которую пронес террорист-смертник в собственном тюрбане. Как взорвались в 1985 году советские военнопленные в Бадабере, так взорвался и сам Раббани спустя 26 лет в Кабуле.

Восстание в Бадабере - это уникальный пример мужества советских воинов. Однако о нем стало известно лишь благодаря его масштабу и последствиям в виде взрыва склада с боеприпасами и самого лагеря. Но сколько еще могло быть маленьких восстаний? Попыток бегства, во время которых в схватке с противником погибали бесстрашные советские воины?

Даже после того, как советские войска в 1989 году были выведены из Афганистана, на территории этой страны находилось значительное количество попавших в плен воинов-интернационалистов. В 1992 году был создан Комитет по делам воинов-интернационалистов при Совете глав правительств государств СНГ. Его представителями были найдены живыми 29 советских солдат, считавшихся пропавшими без вести на территории Афганистана. Из них 22 человека вернулись на родину, а 7 человек остались жить в Афганистане. Понятно, что среди выживших, особенно оставшихся жить в Афганистане, основную часть составляют люди, принявшие ислам. Некоторые из них умудрились даже добиться определенного социального престижа в афганском обществе. А вот те пленные, кто погиб при попытке к бегству или был зверски замучен охранниками, приняв геройскую смерть за верность присяге и Родине, остались без должной памяти со стороны родного государства.

Открылась дверь и медсестра завела в нашу палату мужчину лет пятидесяти. Невысокого, с подвижными глазами, одетого в серый больничный халат. Показала на свободную койку и ушла.

Обычно больные сразу же ложатся, однако, новичок даже не стал присаживаться. Он медленно ходил около окна, потом более быстрым шагом начал ходить по всей палате.

Лежавший около стены Петрович, которого мы называли «Пожарник», первым начал задавать новичку вопросы, знакомиться, так сказать. Думаю, что его интерес был вызван полной противоположностью этих людей. «Пожарник», он действительно работал в пожарной части города, был высокий, грузный, с большим округлым лицом, медлительными движениями.

Что случилось? Что ты все время ходишь? Полежи! Может, легче будет. Как звать-то?

Михаил – откликнулся новичок. – А лежать я не могу. Я всегда в движении, всю жизнь. А сейчас с животом непорядок. Я в плену был. Почти четыре года. Как мы там жили? Лучше не вспоминать.

Вечером, когда заняться уже вообще было нечем, я обратился к Михаилу с просьбой рассказать, как все-таки он попал в плен, а главное, как ему удалось вернуться оттуда живым.

Михаил помолчал, как бы сосредоточиваясь, собираясь с мыслями, и сказал:

Вспоминать те печальные дни тяжело, но ты молодой, войны не видел, поэтому считаю, что прошлое не должно навсегда уйти вместе с нами. Так что слушай.

В конце августа 1941 года наши части под натиском немецких войск отступали к побережью Черного моря.

Поступила команда собираться на берегу одной из бухт, куда за нами подойдут корабли.

Шли быстрым маршем и, вскоре, увидели море, а на берегу скопление пехоты. Я так прикинул, было от 70 до 90 тысяч солдат. Мы присоединились к ним и стали ждать. Солнце пекло неимоверно. Пошла вторая половина дня. Горизонт моря был чист. Корабли так и не появились.

Вскоре послышался отдаленный гул. Он быстро нарастал и вот уже по всей возвышенности берега показались немецкие машины и мотоциклы. Мы оцепенели. Никто не ожидал такого быстрого появления моторизованных частей противника. Они остановились. Нам казалось, что это какая-то грозная, нависшая лавина, готовая в любую минуту сорваться и покатиться, уничтожая все на своем пути.

Со стороны немцев заплясали блики отражающихся в окулярах биноклей лучей склоняющегося к горизонту солнца. Видимо они изучали и оценивали увиденное.

Мы были совершенно не защищены. Никаких естественных или подготовленных специально укрытий. Из оружия у пехоты только винтовки и автоматы.

Командование немцев, поняв безнадежность положения наших войск, направило в нашу сторону автомобиль. Подъехав на расстояние выстрела, он остановился, и из динамика на ломаном русском языке прозвучали команды: «Сопротивление бесполезно! Сдавайтесь! Складывайте оружие! Стройтесь в колонну по 5 человек. Двигайтесь строго по дороге. Сдавшимся будет сохранена жизнь».

Михаил помолчал и, как бы вопросительно, сказал:

И что удивительно, при абсолютной неопределённости нашей дальнейшей судьбы, паники, хаоса не было! Война приучает к восприятию самой тяжелой ситуации чуть ли не как обычной или даже неизбежной.

Прошла команда от солдата к солдату: «Все документы, карты уничтожить, готовиться к сдаче. Надо выжить!».

Я, как и все, положил в кучу оружия свою винтовку и патроны и в колонне стал подниматься вверх по дороге.

Когда подошли к расположению немецких войск, колонну остановили. По бокам колонны стали немецкие солдаты с автоматами.

Подошел немецкий офицер и с трудом выговаривая русские слова, отрывисто крикнул: «Юде! Выходи!»

Никто из колонны не вышел, и тогда офицер пошел вдоль колонны, сам выборочно подходил к пленным, тер пальцем в перчатке у них за ухом, брезгливо нюхал и шел дальше. На одного из пленных он указал автоматчикам, те повели его за пригорок, и вскоре оттуда послышались автоматные выстрелы.

Было очень жарко, и где-то на 3 сутки некоторые пленные, обессилев, стали падать на землю.

Охранники колонны оттаскивали обессилевших в сторону и в упор расстреливали.

Видимо это происходило по всей колонне, потому что опять от одного к другому стали передавать команду: «Кто покрепче не давать падать ослабевшим. Поддерживать их и вести до привала».

Я был молодым, крепким – мне было всего 20 лет. Скольким нашим я спас жизнь трудно сказать. Ослабевшим помогали и другие молодые солдаты. Ни одного пленного больше не оставляли лежать, и расстрелы прекратились.

Так мы и дошли до железнодорожной станции. Там нас рассортировали, как мне показалось, в зависимости от возраста и физического состояния. Я попал в группу таких же молодых, крепкого телосложения мужчин, и нас отправили в Германию.

Наш вагон отцепили от состава на одном из полустанков. Мы были в центре чужой для нас страны. Всех вывели и построили в одну длинную шеренгу. Подошла группа немцев в гражданской одежде. По их походке, манере держаться было видно, что это, скорее всего, местные сельские жители.

Так и оказалось. Переводчик объявил, что нас направляют на сельскохозяйственные работы, но при малейших нарушениях порядка провинившихся немедленно будут заключать в концлагерь.

Немцы в гражданском стали ходить вдоль шеренги и отбирать для себя работников. Один из них что-то сказал переводчику и тот громко спросил: «Кто из вас имеет опыт работы с бензиновыми моторами?»

Я не имел такого опыта, но увлекался техникой и хорошо знал устройство двигателей. В колхозе меня часто приглашали ремонтировать их. Я мгновенно подумал: «Или будет вообще неизвестно какая работа, или то, с чем я уже знаком». Я вышел из шеренги и направился к переводчику. Однако такая поспешность не понравилась охранявшим нас солдатам. Одна из винтовок уперлась в мою грудь. Да! Поступок был необдуманный и рискованный – стреляли охранники в военнопленных без предупреждения.

Тем не менее, психология молодого, крепкого организма всегда брала во мне верх. Я не испытывал страха. Это ставило меня на грань жизни. Впрочем, кто знает? Может безрассудное бесстрашие и дало мне возможность выжить.

Во всяком случае, в той ситуации я своими действиями и окриками охранников привлек внимание переводчика и моего будущего хозяина. Они подошли ко мне. Хозяин – как я впоследствии его называл, был невысокого роста полный мужчина лет шестидесяти. Внимательно осмотрев меня и потолкав в плечо, он сказал: «Гут! Геен.»

Часа примерно через два мы были уже на ферме, которую немцы называли «бауришесхоф», и хозяин сразу повел меня к рабочему месту. Это была небольшая насосная станция, состоящая из двигателя, снятого с какого-то старого автомобиля, и смонтированного с ним водяного насоса. Все оборудование и горюче смазочные материалы находились в земляных нишах. Одна из них с проемом около 40 см и глубиной до 3 метров была не занята. Для чего она предназначалась, и как ее удалось вырыть, я так и не понял, но именно она сыграла решающую роль в моей жизни в плену.

Михаил прервал свой рассказ. Самый полный из нас тут же спросил:

А как вас там кормили?

В отношении еды. Учитывая наше положение в чужой стране, должен признать, что она была приемлемой. Может потому, что хозяин ел с работниками за одним столом – кормили нас неплохо. Конечно, мы не наедались досыта, поэтому, когда хозяин, перед тем как приступить к еде, молился и при этом закрывал глаза, мы успевали взять из общего блюда по несколько кусочков мяса.

А что все-таки с той нишей в земле? Как она могла сыграть в Вашей жизни какую-то роль – спросил я Михаила.

Вот и сыграла! Я, кроме работы на насосной станции, выполнял и другие поручения. Однажды в конце лета меня вместе с другими работниками-военнопленными поставили перекопать большой земельный участок. Мне досталась такая густо заросшая травой полоса, что лопата еле-еле входила в землю. Понятно, что я стал отставать.

В это время находившийся невдалеке хозяин, очевидно подъехавший на лошади, так как на нем была соответствующая одежда и плетка в руке, направился к нам.

Увидев, что я копаю медленно и отстал от остальных, он быстро подошел ко мне и со словами «Шнель, шнель арбайтен» вскинул руку с плетью, явно намереваясь ударить меня.

Конечно, если бы мне было 45-50 лет, я, скорее всего, закрыл бы лицо, нагнулся и подставил под удар свою спину. С возрастом жизнь ценишь больше, чем боль от удара плеткой. Но я был молодой, страха не испытывал и среагировал мгновенно.

Лопата в моих руках взлетела вверх.

Увидев, что я замахнулся, хозяин застыл с плеткой в поднятой руке. Я тоже застыл с поднятой, с небольшим разворотом, лопатой.

Прошло несколько секунд и хозяин, сделав два шага назад, медленно опустил плетку, потом повернулся и, не говоря ни слова, ушел.

Все работники побросали лопаты, подбежали ко мне и наперебой стали кричать: «Что ты наделал? Ты замахнулся на хозяина! Тебе конец! Сейчас он приведет солдат, и тебя отправят в концлагерь!».

Эти слова, как холодный душ, остудили мою голову. Мысли лихорадочно бились в моем мозгу: «Бежать? Но куда? Глубокий немецкий тыл. Кругом поля. Леса, где можно было бы спрятаться, не видно на многие километры».

Я опустился на землю. У меня перед глазами замелькали картинки из детства. Вот мама всегда с улыбкой склоняется надо мной. А вот папа с ремнем в руках направляется ко мне с «воспитательной» целью, а я, как всегда, ловко протискиваюсь под громоздкий диван и жду, когда придет бабушка и скажет, что уже можно вылезать.

«Хозяин показался! – крикнул кто-то из работников. – С ним один солдат. Солдат с винтовкой».

Стоп! Ниша на моей водокачке. Там можно спрятаться!

Я пригнулся и бегом побежал к своему рабочему месту.

«Господи!» – каждый, наверное, сказал бы. Какой это по-детски наивный поступок! Но в этот момент я думал только об одном – быстрее спрятаться.
Я спустился в траншею, лег на землю и боком стал продвигаться вглубь ниши. Как я уже говорил, она была, как узкая и глубокая, до трех метров, земляная расщелина. Снаружи доносились приглушенные голоса. Работники, по требованию хозяина, звали меня, повторяя, что мне некуда деваться и будет лучше, если я сам оставлю свое убежище.

Только на следующую ночь, более чем через сутки, я решился выбраться наружу.

На краю траншеи лежал сверток с куском хлеба, двумя вареными картофелинами, а рядом фляжка с водой. Я поел, размялся и, как только начало сереть, снова забился в свою спасительную «нору».

Так продолжалось трое суток. На четвертые сутки, утром, в траншею спустился старший из работников-военнопленных и сказал: «Все! Хозяин тебя простил. Вылезай и приступай к работе. Поливать нужно».

Я выбрался из своего заточения, поблагодарил работников, которые меня подкармливали, и принялся налаживать работу насосной станции. Больше никаких конфликтов с хозяином, до самого освобождения нашей армией, не было.

Ну, а как остальным работникам плетки доставалось от хозяина? – спросил заинтригованный таким необычным рассказом «пожарник».

Нет. Из тех военнопленных, с которыми я работал, такого не случалось. Правда, один из военнопленных, с которым я познакомился по дороге домой, говорил, что по нему плётка походила. Он не уточнил, при каких обстоятельствах это было, но поднимал рубашку и показывал следы ударов на спине. Я даже запомнил его фамилию – Почитаев Фёдор Ефимович.

Ну вот. Собственно говоря, за время нахождения в плену я реально на грани жизни был два раза – продолжил он.

Про первый я вам рассказал, а второй случился там, где ожидать или предвидеть его было невозможно.

У меня вдруг, как мне казалось, без всякой причины, сильно заболел живот.

Хозяин в этот день куда-то отлучился, его не было. Старший из работников, заметив, что я часто, чуть ли не бегом, стал посещать туалет, подошел и стал расспрашивать:

Что? Живот болит?

Да вот, что-то крутит прямо-таки. И резкие боли – ответил я.

Значит так: здесь недалеко есть медицинский пункт, я туда ходил, когда у меня один раз сильно разболелась голова. Иди туда, попроси лекарство. Попьешь, и все пройдет. С болями в животе шутить нельзя.

Я довольно быстро дошел до здания с надписью «Кранкенхаус». С помощью жестов, показывая на свой живот, а потом на дверь туалета, объяснил встретившей меня медицинской сестре, швестер по-немецки, свою проблему и стал просить лекарство.
Но она строго и настойчиво, перемежая немецкую речь с плохо произносимыми русскими словами, стала говорить, что нужно полечиться у них, полежать два-три дня, попринимать лекарство.

Закрыв лицо марлевой повязкой и надев на руки резиновые перчатки, она вывела меня из приемной комнаты, проводила до конца коридора, показала на другой туалет и открыла дверь расположенной рядом палаты.

Заходить, раздеваться, ложиться – несколько раз повторила она и, закрыв дверь, ушла.

Я огляделся. Комната представляла собой небольшую больничную палату с одним окном. У стен стояли две койки. На одной из них лежал мужчина. Увидев меня, он приподнялся и сразу по-русски начал спрашивать:

Ты у кого работаешь? Далеко отсюда? Что у тебя за болезнь?

Рассказав ему свою историю в двух словах, я поинтересовался, кто он и давно ли здесь лежит.

Мужчина представился Василием, русским военнопленным, работающим так же, как и я, у местного фермера – бауэра.

Меня только что привезли. – сказал он. - Не могу точно определить, чем я отравился. Ел со всеми работниками. Им хоть бы что, а у меня открылась тошнота и боли в животе. Хозяин заставил немедленно отвезти меня в больницу, сюда. Я не чувствую себя плохо, но полежать, отдохнуть от тяжелой работы – это же несбыточная мечта каждого из нас, пленных работников. Так что, Михаил, считай, нам с тобой повезло. Полежим денька три…

Василий не успел закончить радужного описания нашего «отдыха», как вошла медсестра. В руках у нее был небольшой поднос и на нем две мензурки с жидкостью.

Ложиться в постель. В постель! – потребовала она, обращаясь ко мне.

Когда я лег, медсестра поставила на прикроватную тумбочку Василию, а затем и мне, мензурки, сказала, что это лекарство нужно выпить и ушла.

Я приподнялся и протянул руку к мензурке. Но тут у меня резко заболел живот. Я быстро оделся и пошел в туалет.

Возвратившись в палату примерно через 5-6 минут, я увидел страшную картину.

Василий лежал, запрокинув голову. Глаза его закатились, изо рта шла пена, тело беспорядочно дергалось.

Стоявшая на его тумбочке мензурка была пустой. «Значит, выпил…» - мелькнула мысль, и меня покрыл холодный пот.

Я бросился к окну, распахнул его и выпрыгнул во внутренний дворик. Пригнувшись, обошел здание, вышел на улицу и уже через полчаса был на своей водокачке.

Старшему работнику сказал, что мне дали лекарство и отпустили. Попросил ничего не говорить нашему хозяину.

Что удивительно, проблемы с животом сразу прекратились. Видимо, при стрессовых ситуациях организм мобилизует такие мощные внутренние силы, что все болезни отступают.

Мне часто снится эта бесконечная лента пленных под палящим солнцем, битком наполненные вагоны, идущие в чужую страну, моя спасительная земляная ниша и, я думаю, пусть все будет, но только бы не было войны.