"С той минуты, как я узнал, что Пушкин в изгнании, - вспоминал И. И. Пущин, - во мне зародилась мысль непременно навестить его. Собираясь на Рождество в Петербург для свидания с родными, я предположил съездить в Псков к сестре... а оттуда уже рукой подать в Михайловское... Погостил у сестры несколько дней и от нее вечером пустился из Пскова... мчались среди леса по гористому проселку: все мне казалось не довольно скоро! Кони несут среди сугробов, опасности нет: в сторону не бросятся, все лес и снег им по брюхо, править не нужно. Скачем опять в гору извилистою тропой; вдруг крутой поворот, и как будто неожиданно вломились с маху в притворенные ворота, при громе колокольчика. Не было силы остановить лошадей у крыльца, протащили мимо и засели в снегу нерасчищенного двора... Я оглядываюсь: вижу на крыльце Пушкина, босиком, в одной рубашке с поднятыми вверх руками. Не нужно говорить, что тогда во мне происходило, беру его в охапку и тащу в комнату... Смотрим друг на друга, целуемся, молчим... Наконец пробила слеза (она и теперь, через тридцать три года мешает писать в очках), мы очнулись..."

"Приезд Пущина в Михайловское, - комментирует это событие известный исследователь пушкинского творчества Ю. М. Лотман, - требовал немалого мужества. Друзья уговаривали его не делать этого, а дядя поэта, Василий Львович Пушкин, сначала пустился в предостережения, а потом кинулся со слезами его обнимать, как героя. Но Пущин был не из пугливых: к тому времени он уже состоял членом тайного общества, а вскоре после посещения поэта, 14 декабря, показал себя на площади как один из самых хладнокровных и деятельных руководителей восстания ("Высочайшим указом" Николая I он был приговорен к двадцати годам каторги). Однако Пущин отличался не только мужеством, но и поразительной добротой... И к Пушкину Пущин проявлял нежную заботливость. Свидание двух друзей в Михайловском было недолгим, но очень теплым. Вечером того же дня Пущин уехал... Через двенадцать лет, когда Пущин отбывал каторгу в Сибири, умирающий поэт назвал его имя".

Как скачать бесплатное сочинение? . И ссылка на это сочинение; О том, как И. И. Пущин посетил А. С. Пушкина в Михайловском уже в твоих закладках.

Дополнительные сочинения по данной теме

Популярные эссе

Поэта дом опальный,

О Пущин мой, ты первый посетил;

Ты усладил изгнанья день печальный,

Ты в день его лицея превратил.

I

Было то в первой половине января 1825 года. В селе Тригорском (Опочецкого уезда, Псковской губернии), в доме вдовы-помещицы Прасковьи Александровны Осиповой (урожденной Вымдонской, по первому мужу - Вульф) вечерний самовар был только что убран из столовой, и хозяйка с тремя дочерьми и единственным гостем перешли в гостиную. На небольшом овальном столе перед угловым диванчиком горела уже лампа под зеленым абажуром. Сама Прасковья Александровна расположилась на своем председательском месте, посредине диванчика, и принялась раскладывать гранпасьянс. Старшая дочь (от первого брака) Анна Николаевна Вульф подсела к матери, чтобы лучше следить за раскладкой карт и в затруднительных случаях помогать советом. Сестра ее, Евпраксия Николаевна, а между своими - Зина или Зизи, предпочла отдельное кресло, чтобы заняться каким-то вышиванием. Младшая же сестра (от второго брака), подросточек Машенька, прикорнула на скамеечке у ног Евпраксии Николаевны и, положив растрепанную головку с косичками к ней на колени, не отрывала глаз от молодого гостя, в ожидании, что-то он опять сострит или расскажет, чтобы посмеяться.

Гость этот был ближайший сосед их, Александр Сергеевич Пушкин, навещавший их чуть ли не каждый день из своего сельца Михайловского. Но оживленное настроение уже оставило Пушкина: он сидел с понурою головой в каком-то грустном раздумьи.

У вас, Александр Сергеевич, верно, опять стихи на уме? - спросила девочка.

Пушкин очнулся и провел рукой по глазам.

Стихи? - повторил он. - Нет… Так что-то…

Он взглянул на каминные часы и быстро приподнялся:

Все четыре хозяйки заговорили разом:

Да куда же вы, Александр Сергеевич? Ведь совсем еще рано: всего девять. Посидите!

Меня что-то тянет домой…

А я знаю что! - объявила Машенька. - Вам надо поскорей-поскорей записать хорошенькую рифму, пока не улетела.

Нет, у меня какое-то внутреннее беспокойство, - серьезно отвечал Пушкин, - точно предчувствие…

Вечно у вас эти предчувствия и приметы! - заметила Евпраксия Николаевна. - А до сих пор ничего еще не сбылось.

Кое-что уже сбылось.

Например?

Например, предсказание старухи ворожеи Кирхгоф в Петербурге: "Du wirst zwei Mal verbannt sein", и вот я второй раз в ссылке.

Тем лучше: в третий раз, стало быть, ни за что уже не сошлют. Живите себе и пользуйтесь жизнью.

Да, двенадцать лет еще впереди.

Почему же именно двенадцать?

Потому что та же Кирхгоф предрекла мне смерть, когда мне минет тридцать семь.

Что за пустяки! - прервала его тут Прасковья Александровна. - Сыграй-ка ему, Зина, на фортепиано что-нибудь веселенькое, чтобы разогнать его мрачные мысли.

А я знаю, чем его удержать! - подхватила Машенька и захлопала в ладоши.

Да мочеными яблоками!

Вот это так, вернее нет средства, - улыбнулась мать. - Беги же, милочка, неси скорей, пока Акулина Памфиловна еще не улеглась.

Девочка вихрем умчалась к старухе ключнице. Но затосковавшего поэта даже перспектива любимого его деревенского лакомства на этот раз не прельстила. Он взял шапку и окончательно распростился. Дамы пошли, однако, провожать его еще до передней. Только что слуга подал ему шубу, как влетела Машенька с полным салатником моченых яблок.

И после этого будь любезной с гостем! Я едва-едва вырвала ключи от кладовой у нашей старой ворчуньи, а он удирает! Нет, сударь мой, извольте теперь кушать!

Достав из салатника ложкой одно яблоко покрупнее, она поднесла его к губам молодого гостя. Тому ничего не оставалось, как раскрыть рот пошире.

Да ты сахаром-то не забыла посыпать? - спросила одна из сестер.

Еще бы забыть для такого сластены! Разве не сладко? - отнеслась девочка к Пушкину.

У того рот был еще так полон, что он в ответ мог только промычать "мгм!" и кивнуть утвердительно головой.

Жуете, жуете, как беззубый старик! - подтрунила над ним Машенька. - Разве угостить вас еще соком? Ну-с, раскройте-ка ротик.

Он опять беспрекословно исполнил требование; но угощение последовало с такою стремительностью, что едва половина попала по назначению; остальное же брызнуло ему за галстук и на шубу.

Это так рассмешило шалунью, что она с звонким хохотом запрыгала козой; вместе с нею запрыгали косички у нее на затылке, запрыгали и яблоки в салатнике, и штуки две-три покатились на пол, а за ними плеснула еще струя соку.

Мать и старшие сестры только ахнули и расступились, чтобы спасти свои платья; вслед за тем все разом рассмеялись, так же как и Пушкин.

Экая ведь егоза! - говорила Прасковья Александровна. - Дай-ка сюда салатник, а то и его, пожалуй, уронишь.

Освободившись от салатника, Машенька принялась собственным платком усердно обтирать забрызганную шубу гостя.

Да вы стойте, пожалуйста, смирно! Не отряхайтесь, как пудель. Ну, вот и сухи. В благодарность вы должны написать мне тоже что-нибудь в альбом.

Про пуделя?

Да, про пуделя, то есть про себя. Напишете?

Вот увидим.

Неблагодарный!

Облили человека вкуснейшим соком, а он даже оценить не хочет. Самая черная неблагодарность! До свиданья, mesdames…

До свиданья, Александр Сергеевич! Завтра опять увидимся?

Если чего не будет…

Опять вы с вашими предчувствиями!

Что делать! Во всяком случае, не поминайте лихом.

II

Свои прогулки из Михайловского в Тригорское, куда не было и трех верст, в летнее время Пушкин совершал либо верхом, либо пешком, в последнем случае - подпираясь толстою палкой и в сопровождении большой дворовой собаки. Зимой же, когда пролегавшая то лесом, то полями и открытая здесь ветрам дорога была занесена сугробами снега, ему, обыкновенно, запрягали легкие сани. Так было и на этот раз.

Луна была на ущербе и еще не всходила. Благодаря, однако, расстилавшейся кругом снежной скатерти, общие очертания окружающей местности можно было различать.

Что за безлюдье, что за тишина! Словно весь мир вымер и накрылся саваном… Пушкина еще сильнее охватило безотчетное уныние.

"Не то же ли и со мной? - говорил он себе. - Всю прошлую жизнь со всеми ее треволненьями тоже снегом занесло. Кому в целом мире какое теперь дело до меня? Кому я нужен, кроме разве моей доброй няни, которая сама в гроб глядит?"

В.С. Бозырев

ПУШКИН В МИХАЙЛОВСКОМ

Взрослым Пушкин впервые побывал в Михайловском летом 1817 года. Его родители собирались провести это лето, по обыкновению, в своем псковском имении, и поэт, только что окончив Лицей и получив отпуск «для приведения в порядок домашних дел», отправился туда вместе с ними 9 июля. В его дневниках сохранилась запись о первом приезде в Михайловское: «Вышед из Лицея, я тотчас почти уехал в псковскую деревню моей матери. Помню, как обрадовался сельской жизни, русской бане, клубнике и проч. . .» Юный поэт был очарован здешней природой. Он проводил много времени не только в Михайловском, но и в доме своих новых знакомых Осиповых-Вульф, гостил у двоюродного деда Петра Абрамовича Ганнибала в Петровском. Пушкин прожил в деревне полтора месяца и в стихотворении «Простите, верные дубравы!», написанном перед отъездом, тепло говорил о проведенных здесь днях.

Вторично поэт приехал в Михайловское летом 1819 года. В тот период он создал здесь знаменитое антикрепостническое стихотворение «Деревня». Начало его - светлое, приподнятое описание здешнего пейзажа, радость встречи с родными местами:

Приветствую тебя, пустынный уголок,
Приют спокойствия, трудов и вдохновенья,
Где льется дней моих невидимый поток
На лоне счастья и забвенья.

Однако красота здешней природы не заслоняет от поэта, тогда уже автора известной оды «Вольность» и стихотворения «К Чаадаеву», гнетущей картины крепостнического произвола. С гневом говорит он о нем во второй части стихотворения:

Здесь барство дикое, без чувства, без закона,
Присвоило себе насильственной лозой
И труд, и собственность, и время земледельца.
Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,
Здесь рабство тощее влачится по браздам
Неумолимого владельца.
Здесь тягостный ярем до гроба все влекут...

Пушкин не случайно многократно повторяет слово «здесь», ибо теперь он сам увидел в псковской деревне бесчеловечность крепостного права.
Через месяц, 11 августа 1819 года, поэт уехал из Михайловского, написав накануне отъезда проникнутое любовью к нему стихотворение «Домовому».
Пушкин словно предчувствовал, что расстается с «поместьем мирным» на долгое время. Не прошло и года, как юный поэт был сослан на Юг за то, что, по утверждению императора Александра I, «наводнил всю Россию возмутительными стихами». Южная ссылка разлучила Пушкина с Михайловским на пять лет. И вот 9 августа 1824 года он снова вернулся в родное гнездо:

А я от милых южных дам,
От жирных устриц черноморских,
От оперы, от темных лож
И, слава богу, от вельмож

Уехал в тень лесов Тригорских,
В далекий северный уезд;
И был печален мой приезд.

(«Путешествие Онегина», из ранних редакций)

Это была новая ссылка опального Пушкина. Царское правительство, определив ее местом Михайловское, надеялось, что там, в глухой северной деревне, свободолюбивый поэт будет сломлен морально, а его вольнолюбивая муза наконец умолкнет.
Оторванный от друзей, от общества, отданный под унизительный надзор местных полицейских и духовных властей, поэт чувствовал себя вначале как в тюрьме. Свою жизнь в Михайловском он называет «нелепым существованием». Даже красота здешней природы, которую он любил и которой восторгался в первые приезды сюда, теперь в какой-то мере померкла для него. Но прошло несколько месяцев, и Пушкин снова всей душой ощущает ее очарование, а вынужденное одиночество дает ему возможность отдаться поэтическому творчеству. Он еще более сблизился и подружился с Осиповыми-Вульф из Тригорского, которое стало для него вторым домом. В первой половине ноября 1824 года из Михайловского уехали брат поэта Лев Сергеевич и сестра Ольга Сергеевна, а через некоторое время и родители.
Пушкину предстояло провести здесь многие месяцы Михайловского изгнания. Впрочем, поэт не думал, что его пребывание в Михайловском будет длительным. Он всерьез намеревался бежать за границу и несколько месяцев не оставлял попыток уехать туда под предлогом лечения аневризма. Но его планы остались неосуществленными. В ожидании освобождения из ссылки, несмотря на частые приступы хандры и тоски, рождаемые неопределенностью положения, опальный поэт много и вдохновенно работал. По его собственному признанию (в «Евгении Онегине»), он «бредит» рифмами и «рифмами томим».
В Михайловском, по выражению поэта, «в строгом уединении, вдали охлаждающего света» он пристально приглядывался к окружающей действительности. Здесь он полюбил северную природу. Все это придало ему новые творческие силы.

Друзья радовались его успехам. К. Ф. Рылеев писал в Михайловское: «Ты идешь шагами великана и радуешь истинно русские сердца». В период ссылки Пушкин со всей тщательностью и требовательностью к себе подготовил книгу «Стихотворения Александра Пушкина», которая разошлась с невиданной для того времени быстротой. И. И. Пущин, посетивший Пушкина в Михайловском, рассказывал ему, как он популярен; говорил, что «читающая публика благодарит его за всякий литературный подарок, что стихи его приобрели народность во всей России».
Выдающимся «литературным подарком» и «в высшей степени народным произведением», по словам В. Г. Белинского, явился гениальный роман в стихах «Евгений Онегин», центральные главы которого, с конца третьей до начала седьмой, поэт писал в Михайловском. Здесь же Пушкин, по его словам, «в два утра» создал сатирическую поэму «Граф Нулин». Сюжет ее основан на происшествии, случившемся в соседнем с Михайловским уездном городке Новоржеве.
Любопытные сопоставления Пушкина «деревенского» и «столичного» сделала А. П. Керн: «С Пушкиным я опять увиделась в Петербурге, в доме его родителей, где я бывала почти всякий день и куда он приехал из своей ссылки в 1827 году, прожив в Москве несколько месяцев. Он был тогда весел, но чего-то ему недоставало. Он как будто не был так доволен собою и другими, как в Тригорском и Михайловском... Там, в тиши уединения, созрела его поэзия, сосредоточились мысли, душа окрепла и осмыслилась».
Брат поэта, Лев Сергеевич, также отмечал, что в Михайловской ссылке «... талант его... окрепнул и, если можно так выразиться, освоеобразился. С этого времени все его сочинения получили печать зрелости».
«Нового» Пушкина с возмужавшим в Михайловской ссылке талантом увидели после его освобождения П. А. Вяземский, В. А. Жуковский, А. А. Дельвиг, А. И. Тургенев и другие близкие знакомые и друзья великого поэта, внимательно следившие за его творчеством. А сам поэт писал Н. Н. Раевскому-сыну из Михайловского в июле 1825 года: «Чувствую, что духовные силы мои достигли полного развития, я могу творить».
Оторванный от общества, запертый в «глуши лесов сосновых», поэт не утратил в годы ссылки связи с друзьями. Еще с лицейской поры у него было развито чувство дружбы и товарищества. Он остался верен ему до конца своей жизни.
В Михайловском Пушкину пришлось одному, в разлуке с друзьями, встречать традиционную лицейскую годовщину. Посвященное этой дате стихотворение «19 октября» проникнуто глубокой грустью:

Печален я: со мною друга нет,
С кем долгую запил бы я разлуку,
Кому бы мог пожать от сердца руку
И пожелать веселых много лет.

Первым, кому поэт «пожал от сердца руку», был самый преданный и благородный из его друзей, близкий ему еще с лицейских лет, - И. И. Пущин.
11 января 1825 года, рано поутру, Пущин подъехал к парадному крыльцу Михайловского дома. Впоследствии в своих воспоминаниях он так писал об этом эпизоде:
«Кони несут среди сугробов... Скачем опять в гору извилистой тропой; вдруг крутой поворот, и как будто неожиданно вломились с маху в притворенные ворота, при громе колокольчика. Не было силы остановить лошадей у крыльца, протащили мимо и засели в снегу нерасчищенного двора. . .
Я оглядываюсь; вижу на крыльце Пушкина, босиком, в одной рубашке, с поднятыми вверх руками. Не нужно говорить, что тогда во мне происходило. Выскакиваю из саней, беру его в охапку и тащу в комнату. На дворе страшный холод, но в иные минуты человек не простужается. Смотрим друг на друга, целуемся, молчим. Он забыл, что надобно прикрыть наготу, я не думал об заиндевевшей шубе и шапке. Было около восьми часов утра. . . Прибежавшая старуха застала нас в объятиях друг друга в том самом виде, как мы попали в дом: один - почти голый, другой - весь забросанный снегом. Наконец, пробила слеза. . . мы очнулись. Совестно стало перед этою женщиной, впрочем, она все поняла. Не знаю, за кого приняла меня, только, ничего не спрашивая, бросилась обнимать. Я тотчас догадался, что это добрая его няня, столько раз им воспетая, - чуть не задушил ее в объятиях.
Вообще Пушкин показался мне несколько серьезнее прежнего, сохраняя, однако ж, ту же веселость. . . Он, как дитя, был рад нашему свиданию, несколько раз повторял, что ему еще не верится, что мы вместе. Прежняя его живость во всем проявлялась, в каждом слове, в каждом воспоминании: им не было конца в неумолкаемой нашей болтовне. Наружно он мало переменился, оброс только бакенбардами. Он... сказал, что несколько примирился в эти четыре месяца с новым своим бытом, вначале очень для него тягостным; что тут, хотя невольно, он все-таки отдыхает от прежнего шума и волнения; с музой живет в ладу и трудится охотно и усердно... Среди всего этого много было шуток, анекдотов, хохоту, от полноты сердечной».

Пущин погостил в Михайловском только день и ночь, а под утро 12 января уехал. Эта встреча близких друзей оказалась последней: в декабре того же, 1825 года Пущин был арестован за участие в Декабрьском восстании, а затем отправлен на каторгу в Сибирь. Несколькими месяцами позже поэт с волнением вспоминал отрадные минуты встречи с другом в стихотворении «19 октября»:

Поэта дом опальный,
О Пущин мой, ты первый посетил;
Ты усладил изгнанья день печальный,
Ты в день его Лицея превратил.

Глубокая дружба связывала Пушкина и с другим лицейским товарищем - А. А. Дельвигом. Чуть ли не с первых дней ссылки поэт ждал его в гости. Наконец, в апреле 1825 года Дельвиг из Витебска приехал в Михайловское. Три дня, которые он провел у поэта, прошли за чтением и обсуждением законченных сцен «Бориса Годунова», новых пушкинских стихов, за подготовкой их к изданию, за разговорами, в поездках в Тригорское. Вместе друзья написали шутливую эпитафию «Ох, тетенька! ох, Анна Львовна».
Свиделся Пушкин во время ссылки и с третьим лицейским однокашником - князем А. М. Горчаковым, который в конце августа 1825 года приехал к своему дяде Пещурову (тому самому, которому был поручен надзор за ссыльным поэтом) в его имение Лямоново (в 60 километрах от Михайловского). «Горчаков доставит тебе мое письмо, - писал поэт Вяземскому. - Мы встретились и расстались довольно холодно - по крайней мере с моей стороны».

Хотя Пушкин и Горчаков духовно были далеки друг от друга, но их встреча в ссылке, по признанию поэта, «живо напомнила Лицей». На протяжении почти всего срока Михайловской ссылки Пушкин стремился любыми способами вырваться на свободу. Однако его настойчивые и продолжительные обращения к друзьям похлопотать перед властями об изменении его судьбы реальных результатов не давали. В письме от 7 марта 1826 года Жуковскому Пушкин кратко изложил историю своей опалы, обещая, что впредь «не намерен безумно противоречить общепринятому порядку и необходимости». Любопытно, что, давая это обещание сохранять лояльность по отношению к правительству, Пушкин писал в том же письме: «Каков бы ни был мой образ мыслей, политический и религиозный, я храню его про самого себя...» В главном - в своих вольнолюбивых убеждениях - он оставался непреклонным. По совету друзей Пушкин обратился к Николаю I с прошением, в котором, обещая не противоречить своими мнениями «общепринятому порядку», просил императора для постоянного лечения аневризма «позволения ехать для сего или в Москву, или в Петербург, или в чужие кран». К письму было приложено медицинское свидетельство из Псковской врачебной управы о болезни Пушкина и его подписка «впредь ни к каким тайным обществам, под каким бы они именем ни существовали, не принадлежать».

Не имея прямых улик о противоправительственной деятельности Пушкина, но ничуть не веря в его лояльность по отношению к себе, царь решил разыграть с ним спектакль: вызвать в Москву, где окончательно решить его судьбу.
В сентябре 1826 года доставленному из Михайловского в Москву Пушкину царь «милостиво» объявил об освобождении из ссылки и о том, что отныне он будет личным цензором поэта. Но ни личное вмешательство царя в творчество поэта, ни постоянная мучительная опека шефа жандармов Бенкендорфа не сломили его вольнолюбивых убеждений. О верности идеалам декабризма Пушкин иносказательно заявил в стихотворении «Арион», написанном вскоре после освобождения из ссылки:

… На берег выброшен грозою,
Я гимны прежние пою...

О роли Пушкина в общественной жизни России в пору мрачной николаевской реакции, наступившей после разгрома восстания декабристов, Герцен писал: «только звонкая и широкая песнь Пушкина раздавалась в долинах рабства и мучений; эта песнь продолжала эпоху прошлую, полнила своими мужественными звуками настоящее и посылала свой голос в далекое будущее».
Через два месяца после освобождения из ссылки поэт снова приехал в Михайловское, чтобы привести в порядок рукописи, библиотеку. Вернувшись в Москву, Пушкин пробыл там до весны 1827 года, а потом отправился в Петербург. Из столицы он намеревался ехать, как писал брату, «или в чужие край, т. е. в Европу, или восвояси, т. е. во Псков. ..». За границу Пушкин не поехал, а как сообщил Дельвигу, «убежал в деревню, почуя рифмы». Оттуда поэт писал своему другу: «Я в деревне и надеюсь много писать... вдохновенья еще нет, покамест принялся я за прозу».

Большую часть более чем двухмесячного пребывания в деревне Пушкин посвятил работе над историческим романом «Арап Петра Великого» - своим первым опытом в прозе. Тогда же он написал стихотворение «Поэт» и еще несколько стихотворений, начал седьмую главу «Евгения Онегина».
После освобождения из ссылки Пушкин не получил желанной свободы. Его постоянно преследовал своей «опекой» Бенкендорф, много мучений приносила бесцеремонность цензора-царя, без одобрения которого поэт не имел права печатать свои произведения. В тяжелой атмосфере светского Петербурга ему не было «отрады», он все чаще и чаще мысленно искал ее в родной деревне, в близости к народу, в полюбившейся навсегда природе.

В мае 1835 года Пушкин снова приехал в Михайловское. По воспоминаниям М. И. Осиповой, он выглядел скучным, утомленным: «Господи, говорит, как у вас тут хорошо! А там-то, там-то, в Петербурге, какая тоска зачастую душит меня! . .»
Эта встреча, хотя и короткая, с родным уголком, с тригорскими друзьями, вероятно, усилила желание поэта переселиться в деревню из ненавистного Петербурга и укрепила его решимость добиваться отставки. Через две недели после возвращения из Михайловского Пушкин написал письмо Бенкендорфу, в котором просил у царя разрешения поселиться в деревне.
Но, по горькому выражению Пушкина, «плюнуть на Петербург да удрать в деревню» не удалось. Пушкину предложили лишь отпуск на четыре месяца, и он воспользовался этим.

7 сентября 1835 года поэт выехал из Петербурга в Михайловское. Тогда, судя по его письмам, в деревне была благодатная пора: стояли ясные, теплые дни красочной деревенской осени. А осенью Пушкин всегда ощущал прилив творческих сил и поэтического вдохновения. Но эта осень была исключением: работа, которой так долго собирался он заняться в спокойной обстановке, вдали от петербургской сутолоки, не ладилась с самого начала.
Уже в первом письме, через несколько дней после приезда в Михайловское, Пушкин сообщал Наталье Николаевне, что «писать не начинал» и не знает, когда начнет.
Причину этой непонятной на первый взгляд творческой апатии Пушкин назвал сам в письме Плетневу: «Для вдохновения нужно сердечное спокойствие, а я совсем не спокоен». И в деревне поэту не удалось избавиться от мучительных раздумий. «А о чем я думаю? - писал он жене из деревни. - Вот о чем: чем нам жить будет? Отец не оставит мне имения; он его уже вполовину промотал; ваше имение на волоске от погибели. Царь не позволяет мне ни записаться в помещики, ни в журналисты. Писать книги для денег, видит бог, не могу. У нас ни гроша верного дохода...» и все же Пушкин продолжал работать над «Сценами из рыцарских времен», «Египетскими ночами», вел переписку с друзьями, много читал. В этот приезд он создал проникнутое любовью к родному уголку стихотворение «Вновь я посетил». В последний раз Пушкин побывал в Михайловском в апреле 1836 года. Никогда еще поездка сюда не была для него столь печальной: он вез гроб с телом матери для захоронения в Свято-горском монастыре. О нескольких днях, которые он провел здесь, почти ничего не известно.

В ссылке в Михайловском Александр Сергеевич Пушкин пребывал в совершенном одиночестве, в отдалении от друзей, от культуры. Для Пушкина ссылка стала тяжелым испытанием. В деревне, затерянной в глуши сосновых лесов, поэт чувствовал себя неуютно и удрученно. Длинные осенние и зимние вечера он проводил с Ариной Родионовной.

Пушкин был необычайно рад приезду Пущина в один из январских дней 1825 года. Иван Иванович Пущин – первый лицейский "бесценный" друг и товарищ Александра Сергеевича.

Пушкин любил своего соседа по лицейской комнате за доброту, прямодушие, общительный нрав, твердость. Он доверял другу свои первые обиды и мысли. Пущин умел успокоить и поддержать в трудную минуту. Пущин (как и Дельвиг) навестил поэта в псковской глуши, несмотря на то, что друг был под наблюдением властей.

И эта встреча сыграла свою, особую роль в плане духовного возрождения Пушкина. Одному из друзей поэт напишет летом 1825 года: «Чувствую, что духовные силы достигли полного развития, я могу творить». Настрой его меняется: он бодр, жизнерадостен, обретает душевное спокойствие. Позже Пушкин посвятил Пущину искренние стихи «Мой первый друг...".

Эффективная подготовка к ЕГЭ (все предметы) - начать подготовку

Обновлено: 2017-08-21

Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter .
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

Спасибо за внимание.

Полезный материал по теме

Александр Сергеевич Пушкин

Мой первый друг, мой друг бесценный!
И я судьбу благословил,
Когда мой двор уединенный,
Печальным снегом занесенный,
Твой колокольчик огласил.

Молю святое провиденье:
Да голос мой душе твоей
Дарует то же утешенье,
Да озарит он заточенье
Лучом лицейских ясных дней!

Пущин Иван Иванович, 1837. Художник Н. А. Бестужев

Среди своих лицеистских друзей Александр Пушкин особенно выделял Ивана Пущина, с которым поэта связывали очень теплые и доверительные отношения. Двух молодых людей объединяли не только общие взгляды на жизнь, но и любовь к литературе. В юности они даже соревновались между собой на предмет того, кто быстрее и лучше напишет стихотворение на заданную тему.

Судьба Ивана Пущина сложилась трагически. Он был одним из участников декабристского восстания, после провала которого получил пожизненную каторгу. Последний раз друзья встретились как раз накануне этих трагических событий, зимой 1825 года. В это время Пушкин жил в родовом имении Михайловское, куда по распоряжению властей был сослан за вольнодумство. И Пущин стал одним из первых, кто навестил поэта в этот сложный для него период.

Встреча друзей была короткой, однако смысл ее стал Пушкину понятен гораздо позже, уже после того, как восстание декабристов было безжалостно подавлено, а его лицеистский товарищ оказался узником Читинского острога. Иван Пущин предполагал подобное развитие событий, поэтому приехал к Пушкину для того, чтобы проститься, хотя и словом не обмолвился о том, что ему предстоит стать одним из участников тайного заговора и покушения на жизнь императора Николая I. Эта встреча друзей оказалась последней, больше им не суждено было увидеться.

Накануне годовщины восстания декабристов, зимой 1826 года, Пушкин написал стихотворение-обращение под названием «И. И. Пущину», которое было передано каторжнику спустя несколько лет через супругу декабриста Никиты Муравьева. В нем поэт вспоминает их последнюю встречу, отмечая, что он «судьбу благословил», когда Иван Пущин приехал к нему в Михайловское, чтобы скрасить одиночество и отвлечь автора от невеселых раздумий о собственной судьбе . В этот момент лучший друг морально поддержал Пушкина, который находился на грани отчаянья, считая, что его карьера загублена, а жизнь - беспросветна. Поэтому когда Пущин оказался в схожей ситуации, автор посчитал своим долгом направить ему ободряющее стихотворное послание, в котором признался: «Молю святое провиденье». Этим поэт хотел подчеркнуть, что не только беспокоится о судьбе своего друга, но и верит, что его жертва была принесена обществу не напрасно, и будущие поколения смогут оценить этот самоотверженный поступок по достоинству. В это время поэту уже известно, что Иван Пущин отказался бежать за границу после провала восстания декабристов и дожидался ареста в своем петербургском доме. Обращаясь к другу, поэт мечтает о том, чтобы его голос, облаченный в стихи, даровал ему утешение. «Да озарит он заточенье лучом лицейских ясных дней!», — отмечает Пушкин. Позже Иван Пущин напишет в своем дневнике: «Отрадою отозвался во мне голос Пушкина». Именно это короткое послание впоследствии легло в основу мемуаров бывшего каторжанина, которые он посвятил своей дружбе с великим русским поэтом.

Пушкин очень тяжело переживал разлуку с другом, и впоследствии адресовал ему еще несколько стихов. Через своих высокопоставленных знакомых он даже пытался повлиять на решение властей, надеясь, что приговор о пожизненной каторге для Ивана Пущина все же будет смягчен. Однако император Николай I, переживший весь ужас покушения в день своего восхождения на престол, отказал декабристу в помиловании. Лишь спустя почти 30 лет Иван Пущин получил право вернуться в Петербург. Он побывал на могиле поэта, расположенной на территории Святогорского монастыря, а также в Михайловском, отдав дань уважения своему лицеистскому другу, который не отвернулся от него в трудную минуту.

Лидия Чуковская - Памяти детства: Мой отец - Корней Чуковский

Популярные эссе

I

II