Лангобарды вторглись в италию. До завоевания Италии. Смотреть что такое "Лангобарды." в других словарях

Среди германских племен, оставивших важный след в мировой истории, есть племя, которое историки почему-то не балуют своим вниманием. Это лангобарды. Не все, возможно, даже слышали это название. А между тем лангобарды к седьмому веку захватили почти всю территорию Италии. Пятьсот лет на итальянской земле существовали различные лангобардские государственные образования. Огромный срок, но как мало мы об этом знаем! Может быть потому, что, по АВ, это был период первых веков реальной истории, много ли документов могло сохраниться с тех времен? А псевдоисторики, которые жили в XIII, XIV и последующих веках, предпочитали «творить историю» о более древних временах, в этом случае все или почти все ими написанное принималось на веру, так как ничем не могло быть проверено. А вот фантазировать на тему истории соседних веков было опасно, так как, думаю, грозило разоблачением, потому как еще многое не стерлось из памяти людей. К тому же, какие-то исторические документы еще сохранялись, и лишь потом многие из них исчезли, канув в лету.
Лангобарды — одно из тех племен, которые действительно можно считать германцами. Читатели, вероятно, уже как-то привыкли видеть на страницах этой книги основными действующими лицами ранней истории семитов, различных угров да аланов. Но и без германцев ранняя история Европы не будет полной: были готы, были те же саксы и франки (впрочем, саксов и франков нельзя назвать чистокровно германскими племенами, помимо традиционной семитской верхушки в их составе было много угров). Были и лангобарды.
По утверждениям ТВ, лангобарды в 568 году вторглись из района Паннонии в Северную Италию, где и образовали Лангобардское королевство. Кстати, название итальянской Ломбардии происходит от имени лангобардов. В середине VII века им уже принадлежала большая часть Италии. Однако вскоре лангобарды были разгромлены франками, и их земли вошли в состав франкской державы. Тем не менее, на юге Италии лангобардские герцогства существовали еще несколько веков, до конца XI века, пока их не захватили норманны. Такова вкратце история этого племени.
А теперь взглянем на отдельные ее фрагменты, которые могут нас в чем-то заинтересовать в свете альтернативной истории.
Согласно ТВ, лангобарды в первом веке н. э. обитали на нижнем течении Эльбы. Это северная часть Германии. Но тот же «Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона» сообщает, что «герминонскими же народностями следует, вероятно, считать лангобардов, на левом берегу средней Эльбы». Герминоны, согласно Плинию Старшему, жившему в первом веке н. э., были одной из шести групп германских племен. Но эти герминонские племена жили на юге германских земель. Как видите, родные места лангобардов историки назвать не могут.
В IV—V веках их застают уже в Паннонии. В начале шестого века после побед над герулами и гепидами лангобарды образуют собственное государство. В борьбе против гепидов они вступают в союз с аварами. А в 568 году под напором аваров лангобарды во главе большой группы разномастных племен вторгаются в Северную Италию. Любопытен перечень их союзников. Это саксы, сарматы, свевы, гепиды, булгары, славяне. Очень странная компания. Взять хотя бы тех же саксов, часть из которых, согласно сведений ТВ, переселилась в Британию, а другая часть осталась на территории Северной Германии. Но здесь саксы появляются даже в Италии. И в этом же списке мы видим пять других групп племен, пришедших с востока, причем в основном из Причерноморья.
Появление такого странного состава традиционная история никак не поясняет. Зато по АВ все прекрасно логически объясняется. Изгнанные из Причерноморья сарматы (т. е. аланы), свевы (угорское племя), гепиды (одно из трех готских племенных объединений), булгары (еще одно угорское племя), герулы (или эрулы, тожеугры) временно обосновались в Паннонии, где к тому времени уже проживали германцы лангобарды, пришедшие с северо-запада и славяне, появившиеся с северо-востока.
Однако вскоре по пятам беглецов в Паннонию вторглись семиты-авары. Часть беглых племен двинулась дальше, а часть осталась на Дунае, подчинившись захватчикам. Вероятно, первоначально лангобарды использовали вторжение аваров для решения собственных проблем, ударив по гепидам и герулам с запада, что сыграло на руку аварам. Расплата за столь близорукие действия не заставила долго ждать. Расправившись с причерноморскими беглецами, авары обрушились на лангобардов. Теперь уже тем пришлось бежать на запад.
Расширяя свои владения, авары через несколько лет появляются и на севере Германии (поход Дана), на землях саксов. Возможно, какая-то часть саксов бежала на юг к лангобардам.
Об отношении аваров к лангобардам рассказывает «История лангобардов» Павла Диакона. Напомню, что ее я уже приводил читателям, когда говорил о предательском поступке лангобардской герцогини Ромильд ы, сдавшейся со всеми людьми аварам. Те посадили ее на кол, всех же лангобардов, достигших совершеннолетия, авары решили убить «мечом, а женщин и детей они поделили в качестве добычи». Обычные поступки захватчиков.
Впрочем, сами лангобарды, по ТВ, не уступали аварам в жестокости. По Брокгаузу и Эфрону: «Завоевание Италии дикими лангобардами (с ними были не менее дикие саксы, свевы и др.) сопровождалось крупным грабежом, истреблением населения, разрушением городов и насильственным захватом земель». Но кто знает, что было в действительности? От тех веков информации сохранилось крайне мало. Возможно, что лангобардам просто приписали жестокость аваров (по-другому гуннов), также вторгавшихся и разорявших Северную и Центральную Италию.
Точно так же оболгали и вестготов: «Попадавшихся им людей они всех убивали, равно и старых, и молодых, не щадя ни женщин, ни детей. Потому-то еще и доныне Италия так малолюдна» (Прокопий Кесарийский «Война с вандалами»).
Если, скажем, вандальские или бургундские имена звучат отнюдь не по-германски, то имена правителей лангобардов в основном германского происхождения.Альбоин, Клеф, Аутари, Аги лульф, Ариовальд, Ротари, Ариперт, Гримо альд, Лиутпранд, Ратхис, Айстульф, Дезид ерий. Здесь разве что имя Дезидерия, последнего короля лангобардов, выделяется из общего ряда. Но к тому времени уже шел процесс их романизации.
Продолжительное время лангобарды в отличие от готов и бургундов почти не подвергались романизации и жили родами. Готы, до лангобардов захватившие римские земли, отбирали в свою пользу треть земель римских собственников. Лангобарды же захватывали все поместья целиком, становясь их единственными хозяевами. При этом покоренные римляне должны были им платить одну треть своих доходов. Размер дани удивительно совпадает с величинами дани, собираемойрусами на землях Древней Руси. Это была хазарская дань, при этом третья часть собираемой дани оставалась у князей. Не думаю, что это простое совпадение. И авары, разгромившие лангобардов и хазары, подчинившие русов — семиты.
И хотя лангобарды упорно сопротивлялись романизации, письменность у них была на романском языке — на языке, сложившемся после прихода семитов в Западную Европу. Эдикт короля Ротари в 643 году был написан на латинском языке. Впрочем, это год согласно хронологии ТВ, но по АВ был уже, скорее всего, восьмой век.

Владения Византии в 550 году при императоре Юстиниане

Наиболее интересные события традиционной истории происходили в середине VIII века. Лангобарды уверенно хозяйничали на большей части Италии. ЛишьРавеннский экзархат все еще принадлежал Восточной Римской империи. Центром была Равенна, город, неожиданно возвысившийся в начале пятого века, когда Равенна стала резиденцией императора Западной Римской империи Гонория.
О Гонории написано мало, его имя почти неизвестно читателям, однако именно Гонорий был первым западно-римским императором после окончательного разделения империи на Западную и Восточную. Именно при нем готы захватили и разграбили Рим (это произошло в 410 году). Но в первые годы его правления страной в действительности управлял военачальник Стилихон, вандал по происхождению. Он был хорошим полководцем и нанес несколько существенных поражений вестготам, а затем вандалам, свевам, аланам и бургундам. В 408 году во время дворцовых волнений Стилихон бежал в Равенну, где спрятался в церкви, однако был найден и убит.
Как вандал смог достичь таких высот (а он даже выдал свою дочь замуж за Гонория), история умалчивает. Как и умалчивает о какой-либо связи с его родным племенем. Однако хочу обратить внимание читателей, что на следующий год (409) вандалы, быстро пройдя сквозь Галлию, вторглись на территорию Иберии. Довольно странные временные совпадения.
В названии Равенны явно сквозит раввинская тема. Хотя, возможно, это просто случайность. Случайностью может быть и то, что другой западноевропейский город с похожим религиозно-иудаистским названием Авиньон в свое время был папской резиденцией. То есть правильно его следует назвать Равиньон. Правда, некоторые читатели захотят мне возразить: Равенна, в отличие от Авиньона, не была резиденцией духовных пастырей. Однако я не приму это возражение.
Дело в том, что в 751 году вандальский король Айстульф захватил Равенну и присоединил Равеннский экзархат к своим владениям. У Византии еще оставался Римский дукат, против которого вандалы так же захотели выступить. Поэтому римский папа отправился за помощью к франкам. В Галлии он совершил помазаниеПипина на Франкское королевство, а Пипин выступил против Айстульфа, разгромил его и отвоевал Равеннский экзархат.
Объединив его с Римским дукатом, он образовал Папскую область и передал ее в 756 году во владение папе. А в конце VIII века Лангобардское королевство было завоевано Карлом Великим и вошло в состав империи Каролингов.
Если принять АВ, что в те времена Рим еще не существовал, то следует сделать логический вывод, что столицей Папской области был не фантазийный Рим, а реальная Равенна. Таким образом, получается, что два города с очень похожими названиями (не просто похожими, но названиями специфическими) в разные времена были резиденциями пап.
Прокопий Кесарийский в своем труде «Война с вандалами» дополняет сведения о вторжении вестготов в Италию. Оказывается, что «василевс Гонорий жил в Риме, не допуская даже мысли о каких-либо военных действиях, и был бы, я думаю, доволен, если бы его оставили в покое в его дворце. Когда же он получил известие, что варвары пребывают не где-то вдалеке, но с большим войском находятся в земле тавлантиев, он, покинув свой дворец, в полном смятении бежал в Равенну, хорошо укрепленный город, расположенный у самой оконечности Ионийского залива».

Равенна и Рим на карте Италии
Готы вторглись в Италию из Иллирии (а это земли, примыкающие к югославскому побережью Адриатики). По Прокопию, варвары уже были где-то невдалеке от Рима и Гонорий бежит. Куда? По карте ясно видно: НАВСТРЕЧУ вестготам. Очередной ляпсус традиционной истории.
Хочу спросить: а зачем бежать из Рима? Что, разве Рим не был хорошо укреплен, в отличие от Равенны? Нет, войска Алариха трижды на протяжении 408—410 годов осаждали Рим и все без толку. Лишь благодаря хитрости лазутчиков (в других вариантах из-за измены нескольких невольников, которые ночью отворилиСаларийские ворота), готам удалось ворваться в Рим.
Но, несмотря на то, что Рим был прекрасно укреплен, ненормальный император (здесь может быть только два варианта: или Гонорий был ненормальным или ненормальна сама традиционная версия истории) бежит навстречу вестготам, тем самым спасаясь опять же от них, в далекую Равенну.
Может быть, Прокопий ошибся и римский правитель вовсе не был в Риме? Да, действительно это так, потому что Рима еще НЕ СУЩЕСТВОВАЛО. Равенна — была.
Что же за хитрость с лазутчиками применили вестготы? Обратимся снова к Прокопию Кесарийскому. «А как Аларих взял Рим, я сейчас расскажу. Когда он потратил много времени на осаду Рима и не смог взять его ни силой, ни другим каким-либо способом, он придумал следующее. Отобрав из своего войска триста молодцов, еще безбородых, только что достигших юношеского возраста, которые, как он знал, были хорошего рода и обладали доблестью большей, чем свойственно их возрасту, он тайно сообщил им, что собирается притворно подарить их некоторым римским патрициям, выдавая их за рабов, разумеется, только на словах.
Он приказал, чтобы они, как только окажутся в домах этих римлян, проявляя величайшую кротость и благонравие, со всем усердием выполняли все, что бы им ни поручали их владельцы. Вскоре затем, в назначенный день, приблизительно около полудня, когда все их владельцы после еды будут, как обычно, предаваться сну, пусть все они соберутся к так называемым Саларийским воротам, внезапно нападут на ничего не подозревающую стражу, перебьют ее и как можно скорее откроют ворота».

Падение Рима. Французская миниатюра XV века

В этом рассказе не хватает только коня. Троянского. А так эта история очень схожа с легендой о взятии Трои.
Прокопий приводит второй вариант взятия города: «Некоторые же утверждают, что Рим был взят Аларихом не так, но что одна женщина по имени Проба, из сенатского сословия, блиставшая и славой, и богатством, сжалилась над римлянами, погибавшими от голода и других бедствий: ибо они уже стали поедать друг друга. Видя, что у них нет уже никакой надежды на лучшее, поскольку и река, и гавань находились в руках врагов, она приказала своим рабам открыть ночью ворота города».
Жалостливой была Проба. Пожалела римлян, открыла ворота, и ворвавшиеся готы грабили Рим несколько дней. Сколько было убито, обесчещено и обращено в рабство? Такой же жалостливой была жительница Иерихона, блудница Рааб (а ведь имена Рааб и П-Роба идентичны! Или средневековый исторический беллетрист, названный Прокопием, списывал сюжет из Ветхого Завета, или безызвестный автор библейского рассказа позаимствовал сюжет у Прокопия), пожалевшая двух юношей — лазутчиков Иисуса Навина. В итоге Иерихон пал и был уничтожен вместе со всеми жителями. Кроме блудницы и ее семьи. Заслужила!
Вот еще пара странных сообщений ТВ. После разграбления Рима Аларих провозгласил римским императором некоего Аттала. Согласно Прокопию, большое войско Аттала направилось к Равенне. Чем закончилось это нападение, Прокопий не сообщает. Скорее всего, Равенна устояла.
Несколько десятилетий спустя гунн Аттила вторгается в Северную Италию, захватывает многие города, но о падении Равенны опять же ни слова. Совпадения или дубликаты? Думаю, дубликаты ТВ.
В 450 году сестра западно-римского императора, которую звали ГОНОРИЯ, находясь в плену в Византии, обратилась к Аттиле с просьбой о помощи и предложила свою руку и сердце. Аттила потребовал от Византии ее освобождения, поэтому Гонорию отослали в Равенну, де-факто столицу Западно-Римской империи. И опять возникает имя Гонорий, только на женский лад — Гонория, имя Аттилы и город Равенна. Дубликаты, дубликаты…
Теперь посмотрим на все эти события глазами альтернативной версии истории.
Оказывается, при ПЕРВОМ самостоятельном западно-римском императоре центром (то есть столицей) была Равенна, а вовсе не Рим.

Портрет византийского императора Юстиниана в базилике Сан Витале в Равенне

Этим императором был некий Гонорий, в чьем имени явно видна ссылка на гуннов. То есть Император-из-гуннов.
Но первоначально реальная власть была у вандала по имени Стилихон, врагом которого были вестготы. После смерти этого вандала вестготы захватывают римскую столицу (по ТВ это Рим, по АВ — Равенна, где, кстати, и был убит этот полководец-вандал). После смерти Стилихона племя вандалов бежит в Иберию, а несколькими годами позже туда же двигаются их враги вестготы. А в Западной Римской империи реальная власть переходит к Гонорию, т. е. некоему гунну. Все это происходит в седьмом веке.

В 393 году девятилетний Гонорий был провозглашен августом. Картина Ж.-П. Лоуренса. 880 г.

А в восьмом веке на карте Европы появляется папская область, где правят наместники Христа на Земле. Напомню, что по АВ, Христос был распят в 753 году, информация об этом событии моментально разнеслась по всей Ойкумене. Появилось христианство. Образование Папской области три года спустя после смерти и воскрешения Иисуса Христа четко вписывается во временные рамки последовательности событий. Куда же делись германцы-лангобарды? Думаю, что они довольно быстро растворились в массе местных племен и среди семитской верхушки.

Лангоба́рды (ломба́рды ) (лат. langobardī - «длиннобородые» ) - древнегерманское племя.

Именно от лангобардов исходит современное название североитальянской области Ломбардия , где они поселились в 568 году , после своего вторжения в Италию.

Энциклопедичный YouTube

История лангобардов

Одним из основных источников по ранней истории лангобардов является анонимное сочинение VII века «Происхождение народа лангобардов » (Origo Gentis Langobardorum ), которое использовал и Павел Диакон в VIII веке при написании своей «Истории лангобардов» (Historia gentis Langobardorum ). Согласно легенде, описанной в этом произведении, имя этому народу дал Годан (Один), по научению его жены Фригг ; перед битвой, чтобы казаться более многочисленными, женщины лангобардов счёсывали свои волосы на лицо на манер бород, становясь похожими на бородатых мужчин. Там же говорится, что перед этим лангобарды носили имя «винили» и проживали на острове «Скадан» .

Иоанн Диакон, венецианский историк и государственный деятель XI в., автор «Венецианской хроники», одного из самых ранних сочинений об истории Венеции, называет лангобардов винулами. Он пишет «При этом, они сами, до сих пор проживая здесь, именуют себя „венетиками“. Хотя по-латински меняется одна буква, по-гречески они называют себя славным образом - „генетами“».

По мнению исследователей, лангобарды первоначально жили в Барденгау , на левом берегу нижней Эльбы . К V веку , мигрировав на юг, проникают в Норик в районе среднего течения Дуная , где принимают христианство в его арианской форме , чем формально признают себя федератами и союзниками Империи . Ознакомившись с организацией византийского войска, лангобарды реорганизовали своё военное устройство по его образцу.

Лангобардское право («Эдикт») было кодифицировано на латинском языке и впервые издано в 644 году . Позже «Эдикт» был пересмотрен. После прекращения династии короля Аутари ( - гг.) и дочери баварского князя Лиутпранда ( - гг.) Теоделинды снова возросло могущество лангобардов. Папы , однако, сумели остановить лангобардов в Италии и успешно препятствовали их стремлению к объединению государства при помощи франков .

Политическая борьба в королевстве лангобардов

Однако неспособность в одиночку противостоять Византии и Меровингам привела к пониманию необходимости все-таки избрать нового короля. Чтобы королевская власть имела материальную опору, герцогам пришлось отдать королю половину своих земель. Город Павия также был отдан королю.

Десятилетие без королевской власти сформировало отличительную черту лангобардского королевства - сильная власть герцогов наряду с королевской властью. Короли старались ограничить могущество герцогов, присвоить себе право их назначения, но это им до конца не удалось. Многие лангобардские короли погибли в результате заговоров. Лишь немногим из них удавалось передать престол своим сыновьям.

Третьим лангобардским королём в 584 году был выбран сын Клефа Аутари . Его брак с Теоделиндой, дочерью баварского герцога, оказался фактом, более ста лет затем определявшим преимущество при наследовании престола в Павии (баварская династия).

Обстоятельства смерти Аутари в 590 году неизвестны, возможно, он был отравлен.

Преемником Аутари стал его двоюродный брат герцог Турина Агилульф , женившийся на его вдове Теоделинде . Специально к церемонии коронации Агилульфа по приказу Теоделинды была изготовлена «Железная корона лангобардов ».

Впоследствии Агилульф и Теоделинда передали эту корону на хранение в построенный ими храм Иоанна Крестителя в Монце.

После смерти Агилульфа в 615 или 616 году лангобардский трон перешел к его малолетнему сыну от Теоделинды Аделоальду под регентством матери. Религиозная политика, проводимая Аделоальдом и Теоделиндой, вызывала сильное сопротивление лангобардской знати. Недовольство знати вызывала также неспособность молодого короля управлять государством из-за начавшегося психического расстройства. В 625 или 626 году, на десятом году правления, Аделоальд и его мать были свергнуты в результате заговора. О их дальнейшей судьбе достоверно ничего не известно.

Организовал заговор против Аделоальда и Теоделинды туринский герцог Ариоальд , занявший после этого на десять лет (626-636) трон. Вскоре после своего воцарения он запер свою жену в монастыре, обвинив её в заговоре против него с герцогом Фриуля Тассоном.

При Лиутпранде королевская власть у лангобардов достигла наибольшего могущества. Королевский дворец занял центральное место в жизни столицы, ему был придан священный характер. Основной функцией государства было провозглашено «выполнение божественной воли». Была трансформирована вся политическая система лангобардского государства, реорганизованы региональные органы власти, внесены изменения в управление дворцом. Была укреплена и судебная система - судьи напрямую докладывали королю о нарушениях и произволе местных властей, могли самостоятельно их пресекать. Сто пятьдесят законов пополнили Эдикт Ротари - высшее к тому времени достижение в законотворчестве лангобардских королей. Обновлённая правовая реформа основывалась на римском праве . При этом новые законы перед их принятием согласовывались с герцогами и собранием воинов.

Лиутпранду удалось многого добиться в подчинении герцогов своей власти. Так, когда в 732 году в Беневенто , наиболее могущественном герцогстве в составе Лангобардского королевства, случился спор о престолонаследии, Лиутпранд вмешался и издал свой указ, которому дворянство Беневенто подчинилось, и который определил наследника герцогской короны. В 739 году, когда Герцог Фриуля начал свою борьбу против патриарха Аквилеи, Лиутпранд посадил на фриульский трон герцогского сына, своего племянника Ратхиса . В том же году, когда герцог Тразимунд II стал проводить независимую внешнюю политику, противоречащую интересам Лиутпранда, тот объявил Тразимунда предателем, вторгся со своей армией в пределы Сполетского герцогства , взял Сполето и назначил там нового герцога, подчинив, таким образом, себе это герцогство.

В 737 году во время тяжелой болезни Лиутпранда лангобардское дворянство решило короновать некоего Гильдепранда . Лиутпранд сначала отреагировал на это с яростью, но затем признал целесообразность этого акта ради обеспечения мир и стабильности в государстве. К концу правления Лиутпранда в Лангобардском королевстве впервые за долгое время установилась стабильность.

Церковь была поставлена Лиутпрандом под королевскую защиту, были запрещены и карались штрафом такие языческие практики, как гадание, магия, оккультизм. Также были запрещены браки по не католическому обряду, но в то же время были разрешены браки между лангобардами и римлянами, что вело к размыванию этнической обособленности лангобардов, которой они традиционно держались со времени своего появления в Италии.

В Павии при Лиутпранде развивалось строительство, что делало город архитектурным центром.

Отношения с франками

После смерти Айстульфа в 756 году Лангобардское королевство вошло в кризисный период - его расшатывала борьба претендентов на трон и центробежные устремления племенной и военной аристократии. Папство же под покровительством франков превратилось в самостоятельную силу, не только потеснившую лангобардов с политической сцены, но и пытавшуюся использовать их уже как орудие осуществления собственных планов.

Дипломатия Дезидерия

Пока был жив Пипин Короткий, новый король лангобардов Дезидерий (757-774) придерживался выжидательной тактики, ограничиваясь дипломатической игрой на разногласиях Рима и Константинополя. После раздела Франкского государства между сыновьями Пипина Карлом и Карломаном ситуация выгодно изменилась. Оба преемника Пипина, немедленно взялись за удельное соперничество, не придавая значения положению дел в Италии. Дезидерий начал строить свою внешнюю политику на использовании этого обстоятельства. К тому же и Карломан, чьи земли граничили непосредственно с королевством лангобардов, стал открыто искать дружбы с Дезидерием в противовес растущему могуществу старшего брата.

Внезапная смерть Карломана в конце 771 года мгновенно разрушила все планы лангобардского короля. Карл немедленно овладел землями брата, воссоединив, таким образом, под своей властью всё Франкское государство. Поскольку опасность междоусобицы была устранена, отпала необходимость политических реверансов Карла в сторону лангобардов. Более того, Карл при этом нанёс жестокое оскорбление престарелому Дезидерию, отвергнув навязанную ему в супруги его дочь. Ответным ударом Дезидерия стало объявление притязаний на удел Карломана от имени малолетних сыновей последнего, которые нашли приют при лангобардском дворе.

В начале 772 года скончался ещё и папа Стефан III (IV) . Если этот папа ещё колебался в вопросе франкского протектората, то новый понтифик Адриан I (772-795) сохранял безусловную профранкскую ориентацию. Чтобы заставить папу поддержать своё требование в отношении детей Карломана и короновать их как франкских королей, Дезидерий прибег к военному давлению и в конце 772 года аннексировал ряд папских владений. Хотя Карл и был в это время занят войной с саксами , такой выпад Дезидерия, оспаривавшего его права на престол, поставил франкского короля перед необходимостью как можно скорее устранить опасность, исходившую из-за Альп. Война стала неизбежной.

Словник : Култагой - Лед . Источник: т. XVII (1896): Култагой - Лед, с. 318-320 ( · индекс ) Другие источники : МЭСБЕ

Лангобарды. Лангобардское королевство - в Италии существовало немногим более 200 лет. Л. племя, принадлежавшее к зап. германцам и первоначально жившее по р. Эльбе, переселилось на Дунай , где сплотилось и образовало государство еще в начале VI в., после побед над герулами и гепидами; в 568 г., под предводительством короля Альбоина , оно перешло в Италию и здесь осело. Только северная часть полу о-ва (Ломбардия) сплошь принадлежала Л.; в средней и южной Италии их владения врезывались в греческие земли узкой полосой. В эпоху наибольшего территориального расширения Л. королевство занимало Италию за исключением Венеции, Равеннского экзархата, Римской области, Пентаполиса, Неаполя и южных оконечностей Калабрии и Апулии. Период усиленных завоеваний продолжался лет 15-20, при первых двух королях, Альбоине и Клефе, а также в бескоролевье, которое наступило после Клефа и продолжалось 10 лет (575-585); в эти годы власть принадлежала герцогам, числом около 30. Завоевание Италии дикими лангобардами (с ними были не менее дикие саксы, свевы и др.) сопровождалось крупным грабежом, истреблением населения, разрушением городов и насильственным захватом земель. Лишь герцоги, в бескоролевье, сделали, по-видимому, первую попытку ввести правильность в отношения победителей и обездоленных рим. граждан; с римских собственников стали взыскивать 1 / 3 дохода в пользу лангобардов. Когда, ввиду внутренней безурядицы и внешних опасностей, был избран в короли сын Клефа, Аутари (585-590), раздел земли был возобновлен и исправлен. Личной свободы римское население не потеряло; римлянин мог откупиться от наложенной на него повинности. Сначала Л. завоевание увеличило число средних свободных земельных собственников, но в общем эпоха Л. королевства продолжает дело римской эпохи по образованию колонатных хозяйств и подготовляет феодализм. Рабы остались рабами: римские колоны присоединились руководство для последним названием обозначалось состояние полусвободных людей (франкские литы). Римское право оказывало сильное влияние на юридическую жизнь, в случаях, не предусмотренных варварским законодательством, при разрешении дел по добровольному соглашению и как вспомогательное руководство для судов. По своему политическому устройству Л. королевство имело чисто германский характер. Государственная власть была проникнута частными элементами. Организации центрального государственного управления не было: оно поручалось, случайно, придворным и дружинникам. Налогов не было, за исключением кое-каких остатков от римской старины и нескольких пошлин. Все финансовое управление держалось на частном земельном богатстве короля. Свободные люди были обязаны военной службой; отсюда раздача земель в полную и условную собственность. Глава государства - король - стоял вне закона. Порядка в престолонаследии не было, хотя не существовало, фактически, и свободного выбора. Влияние народа на законодательство, местное управление и суд было ничтожно. Рядом с королем стоят, по областям герцоги, с властью такого же происхождения и характера, как и королевская; короли постоянно стараются ограничить самостоятельность герцогов, но вполне это им не удается; особенно независимо всегда держали себя сполетские и беневентские герцоги. В противовес герцогской власти Аутари поставил над королевскими имениями, разбросанными по всем провинциям, особых чиновников - гастальдов; гастальды действительно несколько ослабили герцогов, но последние все-таки до конца ограничивали власть короля. Оплотом независимости той части Италии, которая была еще не завоевана, при слабости византийского заступничества сделался римский епископ; политическая история Л. королевства в значительной степени - история отношений между Л. правительством и папами. Первое время лангобарды были арианами. Григорий Вел. положил начало их католизированию, через королеву Теоделинду , жену Аутари, а потом Агилульфа. Она побудила Агилульфа (ум. 615) передать часть своих имений католическому духовенству и крестить своего сына по католич. обряду. С тех пор арианство быстро исчезает, тем более, что некоторые из прибывших с лангобардами союзников и раньше были католиками, да и римское население не оставалось в этом отношении без влияния; к 70-м гг. VII-го ст. лангобарды были окончательно обращены к католической церкви. За мужем Теоделинды следовали на престоле два короля, женатые на ее дочери, Ариовальд и Ротари, потом ее племянник Ариперт; вообще линия Теоделинды продержалась до 702 г., и только узурпатор (662-671) Гримоальд , герцог беневентский, прервал ряд ее потомков на престоле. За этот период политика папы, борьба партий и своеволие герцогов мешали Л. королевству расширяться извне и окрепнуть внутри. Были, впрочем, завоевания, но незначительные: Агилульф покорил Падую, Кремону, Мантую, Ротари - Лигурию, Гримоальд - Тарент и Бриндизи, с прилегающим краем. В 643 г. издан «Эдикт» Ротари - письменное изложение Л. права на латинском языке. Этот эдикт впоследствии был пересмотрен и исправлен королями Гримоальдом, Лиутпрандом , Ратхисом, Айстульфом и Дезидерием . Влияние римского права в законодательстве Ротари мало заметно; только на понятии королевской власти видимо отразились римско-церковные представления. В законодательстве следующего века римские влияния становятся сильнее по мере того, как романизировались Л. Романизации они тем менее могли избежать, что получали литературное образование на латинском языке; даже их песни изданы были только по-латыни. После прекращения фамилии Теоделинды последовала 10-летняя безурядица, пока в 712 г. не взошел на престол Лиутпранд (см.) , самый могущественный и талантливый лангобардский король (ум. 744). Л. королевство вновь стремится к обладанию всей Италией, и только папы с успехом препятствуют этому, действуя своим духовным авторитетом на религиозных королей, пуская в ход хитрую дипломатию и, наконец, пользуясь помощью Каролингов . Лиутпранд совершил целый ряд блестящих предприятий, смирил южных герцогов - союзников папы, имел в своих руках Равенну, был под стенами Рима . Преемник Лиутпранда, Ратхис (744-749), начавший было войну с Римом, под влиянием папы Захария но только прекратил военные действия, но даже отказался от престола и постригся в монахи. Его брат и преемник, предприимчивый Айстульф (749-756), возобновил войну и вынудил папу Стефана II, покинутого греками, обратиться за помощью к Пипину Короткому, которого он склонил на свою сторону помазанием на царство и званием римского патриция. Пипин принудил Айстульфа отказаться от дальнейших завоеваний и возвратить покоренные области; последние он отдал папе в дар, из которого постепенно выросла Церковная область. Против преемника Айстульфа, Дезидерия (756-774), папа Павел I заключил союз с сполетским и беневентским герцогами, и после поражения последних добился мира опять, лишь при посредстве франков. Следующему папе, Стефану III, Дезидерий оказал большую услугу, укрепив его на престоле среди внутренних волнений; однако, папа платил за услугу только тем, что раздувал вражду между франкским домом и Дезидерием (см. Дезидерий). В 774 г. Карл Вел.положил конец Л. королевству, взятием его столицы Павии. Попытка восстания со стороны некоторых герцогов в 776 г. вызвала новый поход Карла, результатом которого было уничтожение Л. госуд. устройства и герцогств, введением графств и франкской системы управления. Одно герцогство беневентское надолго удержало свою самостоятельность. См. П. Виноградов, «Происхождение феодальных отношений в Л. Италии»; П. Кудрявцев, «Судьбы Италии…»; Carlo Troya, «Della condizione de’ Romani vinti daï L.»; Schupfer, «Istituzioni politiche langobardiche»; C. Hegel, «Geschichte der Städteverfassung von Italien» (Лпц. 1874); H. Pabst, «Geschichte der Longobardenherzogthums» (1862) и др.

Язык лангобардов. Материал для характеристики лангобардского языка состоит из отдельных слов (большей частью - юридических терминов), рассеянных по эдиктам и сводам законов лангобардских королей (VII и VIII вв.), и довольно значительного количества собственных имен, встречаемых у историков и в грамотах. Цельных памятников этого языка до нас не дошло. Несмотря на скудость этого материала, принадлежащего исключительно к итальянскому периоду лангобардской истории, его достаточно для выяснения фонетического характера языка. Принадлежность его к группе западногерманских наречий несомненна. Переселившись с нижней Эльбы, своей древнейшей родины, сперва на Дунай, а затем в Сев. Италию, Л. оказались в ближайшем соседстве с алеманнами и баюварами, и язык их примкнул в своем дальнейшем развитии к группе алеманно-баварских (южно-немецких, oberdeutsch) наречий. Наиболее характерные звуковые изменения, отделившие верхненемецкие наречия от остальных немецких диалектов (так наз. второй перебой согласных) проведены и в лангобардском языке, как то переход t в z , p в f , b в p и т. п. В лангобардск. словах, в особенности VIII-го в., замечается также сильное романское влияние, отразившееся, напр., в развитии gu из w (Gwodan из Wodan). После падения Лангобардского королевства лангобардский язык потерял почву для дальнейшего развития и, вероятно, скоро погиб; даже там, где население было гуще, он едва пережил IX в. Много германских слов итальянского языка- несомненно лангобардского происхождения; но выделить их из общей массы германских заимствований нет возможности. Весь материал лангобардского языка собран и разобран в книге К. Мейера, «Sprache und Sprachdenkmäler der Langobarden. Quellen, Grammatik, Glossar» (Падерборн, 1877). Менее полный обзор - у E. Förstemann, «Geschichte des deutschen Sprachstammes» (т. II, Нордгаузен, 1875).

Лангобардское право занимает выдающееся положение среди других варварских прав (V, 509) по полноте содержания источников, юридической ясности норм и гуманной точке зрения на юридические отношения, изобличающих высокую, сравнительно с другими племенами, степень культуры лангобардов. Нося на себе некоторые следы влияния прав римского, канонического и вестготского, оно, в общем, является вполне самостоятельным, национальным правом, долгое время противостоявшим вторжению прав франкского и римского и создавшим школу и юридическую литературу, методы которой позднее очень заметно отразились на изучении и толковании римского права. По общему характеру своих постановлений, Л. право стоит гораздо ближе к англосаксонскому и северо-германскому правам, чем к франкскому и подвергшимся его влиянию германским законам. Источниками Л. права служат: а) Л. эдикт, главную составную часть которого образует обширное законодательство королей Ротари (643) и Лиутпранда (713-725), дополненное отдельными узаконениями Гримоальда (668), Ратхиса (745-6) и Айстульфа (775); б) капитулярии франкских и германских королей и императоров, поскольку они находили свое применение в Италии; они собраны в начале XI ст. в особый сборник, под названием Capitulare Langobardorum (позднее назыв. просто Capitulare); и в) юридическая литература. Л. эдикт вскоре после издания был подвергнут переработке в герцогстве Беневенте и во многом изменен законами Арегиса и Адельхиса; от IX в. сохранились остатки греческого перевода эдикта; между 817-840 гг. совершена была систематическая его переработка для герцога Эбергарда Фриуульского, получившая название Concordia de singulis causis (или просто Concordia). Capitulare было с самого начала продуктом частной работы, а не официальным изданием. Оживленная юридическая деятельность, развившаяся на почве эдикта и итальянских капитуляриев, доставила в XI ст. большую славу юридической школе в Павии, профессора которой пользовались огромным авторитетом в качестве судей и юристов-практиков (Бонифилий, Ланфранк, Вильгельм и Гуго). От представителей этой школы сохранилось сделанное в хронологическом порядке собрание законов, составляющих Л. эдикт, и капитуляриев, с глоссами и процессуальными формулами. Это собрание, носящее название Liber papiensis, составлено в целях преподавания, между 1019-1054 гг., в Павии, Вероне или Риме. Около 1070 г. в Павии же, по всей вероятности, составлен, в интересах практики, ценный комментарий к законам лангобардов, известный под именем Exspositio. Неизвестный автор его, принадлежавший к старейшим («antiqui») учителям павианской школы, хорошо знаком с франкским и римским правом. Exspositio вообще является первым образцом внимательного изучения юстиниановых источников римского права, начавшегося с этой эпохи. К концу XI-го же века относится систематическая обработка Liber papiensis (в трех книгах), известная под именем Lombarda (liber langobardorum, liber Lombardae). К этой последней примыкает, затем, уже целая литература глосс, сумм и комментариев. По ней читались, по-видимому, и специальные курсы в школах. В таком виде Л. право является первым исходным пунктом развития западноевропейской юриспруденции. Издания источников Л. права см. в «Monumenta Germaniae historica», отд. Leges (т. IV). Ср. R. Schröder, «Lehrb. d. deutsch. R.» (§ 31) и H. Brunner, «Deutsche RG.» (I, §§ 53 и 66), где и остальная литература.

Lombards

Г ерманское племя, впервые упоминающееся в источниках начиная с первого века нашей эры, проживавшее вдоль реки Эльбы, Ломбарды или Лангобарды (Long Beards , лат: Langobardi –Длиннобородые), очень быстро завоевали себе репутацию особенно жестокого народа. Хотя они время от времени терпели серьёзные поражения, но число их побед над другими варварскими племенами неуклонно росло, а изощрённые в дипломатии вожди умели поддерживать хорошие отношения с аварами, Византией и франками. Наибольшую известность им принесло вторжение в Италию и завоевание большей части полуострова, что перечеркнуло усилия императора Юстиниана по восстановлению Римской Империи. Являясь на момент вторжения большей частью язычниками или приверженцами арианства, Лангобарды сумели установить дружественные отношения с итальянскими епископами и со временем приняли католическое вероисповедание. Их усилия по объединению итальянского полуострова под управлением, конечно же, Ломбардского короля вызывало неподдельную тревогу папы Римского. Эта борьба определила формирование отдельного Папского государства, и привело к уничтожению Ломбардского королевства от руки Карла Великого , пришедшего на помощь папе Римскому.

Происхождение Лангобардов до конца неясно, а древнеримские тексты мало что могут добавить относительно раннего периода их истории. Первое упоминание встречается у Тацита (56-120гг н.э.), который располагал их земли вдоль нижней Эльбы. Более поздние римские источники и средневековые летописи определяют владения Лангобардов в Австрии и далее к югу вдоль Дуная вплоть до Паннонии (территория современной Венгрии).

Павел Диакон , историк, живший в восьмом веке, указывает на скандинавские корни Лангобардов, и приводит версию их миграции на территорию Паннонии. Однако подобные версии в то время и позднее применялись для описания происхождения большинства варварских племён, что ставит под сомнение её истинность. Археологические раскопки того периода указывают на преимущественно скотоводческий характер занятий населения этих территорий. В тоже время, существенное развитие получает организационная структура племени, а их воины зарабатывают свою жуткую репутацию, которую в дальнейшем подтверждают в битвах с множеством кочевых племён и в стычках с Римом.

Достоверно можно утверждать, что к концу пятого века нашей эры Лангобарды населяли территорию Паннонии, откуда в следующем веке начал свои походы энергичный король Аудоин . Во время его правления Лангобарды разрушили государство герулов , а потом эта же судьба была уготована гепидам . Его слава гремела по соседним государствам, вынуждая правителей искать его расположения и радоваться, если удалось заполучить его в союзники. Сам Теодорих Великий , король остготов и правитель Италии, счёл выгодным для себя выдать за Аудоина свою племянницу. Возможно, это обстоятельство существенным образом повлияло на направление дальнейшей экспансии Лангобардов.

Альбоин , сын Аудоина, показал себя превосходным воином ещё во время походов своего отца, и после его смерти продолжил агрессивную политику. Хотя новая битва с гепидами в 565 году оказалась неудачной для Лангобардов, но два года спустя, заключив военный союз с аварами , Альбоин уничтожает армию гепидов и лично убивает их короля. Кроме того, из черепа своего врага Альбоин приказывает изготовить кубок, а дочь покойника становится его женой.

В 568 году Альбоин со 150.000 воинов входит в Италию, уверенный в уязвимости этой территории после разрушительных готских войн и ввиду церковной разобщенности. Формально Альбоин был приглашен в Италию византийским генералом Нарсесом , однако можно только догадываться что за хитросплетения политических интриг и, несомненно, родственных связей, породило данное приглашение.

За короткое время Альбоин захватил всю северную Италию, и даже угрожал Риму, однако его успех был прерван убийством, которое произвёл его же собственный телохранитель, подговорённый женой. Считается, что так она отплатила за длительное использование черепа своего отца в виде кубка.

Смерть Альбоина выявила две существенные слабости в государственной системе Лангобардов, а именно, традиционную выборность короля и усилившуюся знать, желающую полноты власти. В результате, новый король был почти сразу же убит, а выбранный ему на замену Клеф продержался у власти всего 2 года, после чего также был убит в результате заговора. Последовал десятилетний период, когда король не избирался, а Ломбардия управлялась герцогами, которые, тем не менее, продолжали захват Италии, подчинив себе Тоскану, Беневентум и Сполетто. Лангобарды не стремились ассимилироваться с местным населением и держались обособленно, угнетая коренных жителей. Захватнические настроения влекли их не только на юг, но и к северу, что вылилось в поход на Бургундию , который едва не закончился фатально для всего королевства. Лангобардские герцоги встретились с мощью Меровингских франков , укреплённых военным союзом с Византией, и поход закончился полным провалом. В огромной мере из-за этой катастрофы, герцоги решили снова объединиться и выбрать нового короля, которым стал сын Клефа – Аутари (584-590гг). Его правление знаменательно войнами с франками и Византией, а также женитьбой на Теодолинде , дочери баварского герцога. В целом, государство Лангобардов было укреплено, а захваченные франками территории возвращены.

На протяжении седьмого столетия, наследники Аутари продолжали укреплять королевскую власть и проводить политику сохранения этнической обособленности. Распространение влияния в Италии никогда не останавливалось, но в структуре Лангобардского государства произошли существенные изменения, большинство из которых приходятся на правление Агилульфа (590-616), которого выбрала вдова Аутари – Теоделинда, повторно выйдя за него замуж. Во-первых, изменения коснулись престолонаследия, ещё во время правления Агилульфа следующим королём был назначен его сын Аделоальд , а во-вторых, знать, начиная с самого короля, начала принимать католическое вероисповедание.

Этот шаг был, несомненно, инспирирован под влиянием Теоделинды, которая была частой гостьей при дворе папы Григория I и являлась покровительницей ирландского католического миссионера Св. Колумбана . Однако шаги по сближению с папой и католической церковью не увенчались полным успехом, новый король Ариальд (626-636гг) продолжал исповедовать арианство. Действия Теоделинды восстановили против неё существенную часть знати, желающей поддержать свою этническую уникальность.

Во время правления Ротари (636-652гг) арианство укрепляло свои позиции, но в тоже время была произведена кодификация законов Лангобардского королевства. Этот кодекс сочетал германские традиции и богатую юридическую практику римского права, отражая противоречивые отношения Лангобардов и италийцев.

Хотя и переняв многое от своих предшественников, остготов и Римлян, лангобарды ввели и большое количество своих собственных обычаев в социальную и политическую жизнь Италии, что и закрепил кодекс Ротари . Наиболее значимыми чертами правления лангобардов в Италии являлись попытки поддержания их собственной этнической уникальности, что вылилось в ограничение смешения с местным населением. Различие в вероисповеданиях только способствовало этому. Политическая система была организована вокруг персоны короля, правящего из столицы в Павии . Средства в казну поступали от налогов и доходов с государственных владений. Управлять государством королю помогал многочисленный двор, перенявший все отрицательные черты римских бюрократических институтов, и правители на местах, которых король назначал лично. Герцоги составляли кольцо высшей знати, окружавшей короля, их число за время существования государства достигало 35 человек. Некоторые из них, даже пользовались независимостью, как например герцоги Сполетто и Беневентума, и могли претендовать на право быть избранными королем, при отсутствии прямого наследника. Внизу социальной иерархии находились полусвободные крестьяне, рабы, и наиболее важный для существования государства класс – arimmani , представлявший собой прослойку свободных людей, обязанных служить войнами в военных походах князей и королей.

Несмотря на значительные успехи Ротари и других королей начала седьмого века нашей эры по систематизации государственного управления, в Ломбардии всё усиливалось недовольство низших слоёв населения, подогреваемое религиозными различиями и амбициями некоторых князей. Кроме того, новое вторжение Меровингов и Византийцев во время правления короля Гримоальда (662-671гг), которому также пришлось отражать вторжение аваров, принесло дополнительные трудности. Всё это послужило причиной большого восстания на севере во время правления короля Кунциперта (680-700гг), подавленного с большой жестокостью. Во время правления Ариперта I лангобарды официально приняли католичество, но процесс религиозного сближения с италийцами затянулся на десятилетия.

Волнения, характерные для королевства Лангобардов конца седьмого века определили направление его развития и в восьмом веке. Очень удачные годы правления великих королей Лиутпранда, Аистульфа и Десидериуса, как это ни парадоксально, привели к смерти государства. Первый из них, Лиутпранд , использовал к своей выгоде сумятицу, возникшую в Италии в связи иконоборчеством и позицией Византии. Противоречия возникли после указа папы Льва III об отказе от использования икон при церковных службах, и привели к отдалению Рима и Византии, которое назревало уже давно, ввиду неспособности Византии защищать интересы Рима на италийском полуострове. Лиутпранд действовал быстро, увеличивая свой контроль над Италией и расширяя свои границы за счёт Византийской империи, одновременно поддерживая отличные отношения с папой Римским. Однако его успехи принимались в Риме с большой настороженностью, и заставляли Ватикан искать союзников, способных противостоять лангобардам. Таким союзником виделось государство франков, во главе с Карлом Мартеллом , однако, последний с неохотой шёл на подобные переговоры, так как уже имел заключённый с Лиутпрандом выгодный союз.

Наследник Лиутпранда – Аистульф , был самым агрессивным и кровожадным королём лангобардов. Современные ему источники называют его “бесстыдным правителем” , проявлявшим “пагубную жестокость и зверства” . Ему почти удалось полностью подчинить себе Италию, захватив мощнейший оплот Византии – крепость Равенну . Этот победный шаг стал началом конца, так как с этого момента папский престол прилагал все усилия для заключения союза с франками против лангобардов, что ему, в конце концов, и удалось. В 750 году Пипин Короткий дважды вторгался в Италию, опустошая Ломбардию. Военная угроза принудила Аистульфа заключить соглашение, гарантирующее неприкосновенность папских владений, однако всем заинтересованным сторонам было ясно, что это лишь передышка. Нарушить данное соглашение Аистульфу помешал несчастный случай на охоте, который привёл к его гибели.

Приемник Аистульфа – Десидериус , стал последним Лангобардским королём. Его правление начиналось многообещающе, даже папа Римский поддерживал его кандидатуру, в надежде на мир. Первым делом Десидериус позаботился о прочном союзе с Каролингами, однако смерть Пипина и брожение в королевстве франков сыграло катастрофическую роль для государства лангобардов. Новый правитель франков – Карл Великий , хотя и взял в жёны дочь Десидериуса, укрепляя тем самым союз, но под сильнейшим давлением со стороны папы Адриана I вскоре отказался от этого брака, а в 773 году вторгся в северную Италию. Конец государству Лангобардов настал в 774 году, когда оно было полностью завоёвано и присоединено к растущей империи Карла Великого, который водрузил на себя Железную Корону Лангобардов . Хотя история этого королевства оборвалась, память о нём сохранена в названии большого региона на севере современной Италии – Ломбардия .

Из-за вмешательства франкского короля Пипина ( - гг.). Его преемник Дезидерий ( - гг.) сдался в 774 году Карлу Великому после семимесячной осады Павии. Государство лангобардов было присоединено к франкскому. Предания лангобардов сохранились в рассказах Павла Диакона , а также упомянуты в «Золотой легенде» (лат. Legenda Aurea ).

Завоевание Италии

Политическая борьба в королевстве лангобардов

Однако неспособность в одиночку противостоять Византии и Меровингам привела к пониманию необходимости все-таки избрать нового короля. Чтобы королевская власть имела материальную опору, герцогам пришлось отдать королю половину своих земель. Город Павия также был отдан королю.

Десятилетие без королевской власти сформировало отличительную черту лангобардского королевства - сильная власть герцогов наряду с королевской властью. Короли старались ограничить могущество герцогов, присвоить себе право их назначения, но это им до конца не удалось. Многие лангобардские короли погибли в результате заговоров. Лишь немногим из них удавалось передать престол своим сыновьям.

Третьим лангобардским королём в 584 году был выбран сын Клефа Аутари . Его брак с Теоделиндой, дочерью баварского герцога, оказался фактом, более ста лет затем определявшим преимущество при наследовании престола в Павии (баварская династия).

Обстоятельства смерти Аутари в 590 году неизвестны, возможно, он был отравлен.

Преемником Аутари стал его двоюродный брат герцог Турина Агилульф , женившийся на его вдове Теоделинде . Специально к церемонии коронации Агилульфа по приказу Теоделинды была изготовлена «Железная корона лангобардов ».
Впоследствии Агилульф и Теоделинда передали эту корону на хранение в построенный ими храм Иоанна Крестителя в Монце .

После смерти Агилульфа в 615 или 616 году лангобардский трон перешел к его малолетнему сыну от Теоделинды Аделоальду под регентством матери. Религиозная политика, проводимая Аделоальдом и Теоделиндой, вызывала сильное сопротивление лангобардской знати. Недовольство знати вызывала также неспособность молодого короля управлять государством из-за начавшегося психического расстройства. В 625 или 626 году, на десятом году правления, Аделоальд и его мать были свергнуты в результате заговора. О их дальнейшей судьбе достоверно ничего не известно.

Организовал заговор против Аделоальда и Теоделинды туринский герцог Ариоальд , занявший после этого на десять лет (626-636) трон. Вскоре после своего воцарения он запер свою жену в монастыре, обвинив её в заговоре против него с герцогом Фриуля Тассоном.

При Лиутпранде королевская власть у лангобардов достигла наибольшего могущества. Королевский дворец занял центральное место в жизни столицы, ему был придан священный характер. Основной функцией государства было провозглашено «выполнение божественной воли». Была трансформирована вся политическая система лангобардского государства, реорганизованы региональные органы власти, внесены изменения в управление дворцом. Была укреплена и судебная система - судьи напрямую докладывали королю о нарушениях и произволе местных властей, могли самостоятельно их пресекать. Сто пятьдесят законов пополнили Эдикт Ротари - высшее к тому времени достижение в законотворчестве лангобардских королей. Обновлённая правовая реформа основывалась на римском праве . При этом новые законы перед их принятием согласовывались с герцогами и собранием воинов.

Лиутпранду удалось многого добиться в подчинении герцогов своей власти. Так, когда в 732 году в Беневенто , наиболее могущественном герцогстве в составе Лангобардского королевства, случился спор о престолонаследии, Лиутпранд вмешался и издал свой указ, которому дворянство Беневенто подчинилось, и который определил наследника герцогской короны. В 739 году, когда Герцог Фриуля начал свою борьбу против патриарха Аквилеи, Лиутпранд посадил на фриульский трон герцогского сына, своего племянника Ратхиса . В том же году, когда герцог Тразимунд II стал проводить независимую внешнюю политику, противоречащую интересам Лиутпранда, тот объявил Тразимунда предателем, вторгся со своей армией в пределы Сполетского герцогства , взял Сполето и назначил там нового герцога, подчинив, таким образом, себе это герцогство.

В 737 году во время тяжелой болезни Лиутпранда лангобардское дворянство решило короновать некоего Гильдепранда . Лиутпранд сначала отреагировал на это с яростью, но затем признал целесообразность этого акта ради обеспечения мир и стабильности в государстве. К концу правления Лиутпранда в Лангобардском королевстве впервые за долгое время установилась стабильность.

Церковь была поставлена Лиутпрандом под королевскую защиту, были запрещены и карались штрафом такие языческие практики, как гадание, магия, оккультизм. Также были запрещены браки по не католическому обряду, но в то же время были разрешены браки между лангобардами и римлянами, что вело к размыванию этнической обособленности лангобардов, которой они традиционно держались со времени своего появления в Италии.

В Павии при Лиутпранде развивалось строительство, что делало город архитектурным центром.

Отношения с франками

После смерти Айстульфа в 756 году Лангобардское королевство вошло в кризисный период - его расшатывала борьба претендентов на трон и центробежные устремления племенной и военной аристократии. Папство же под покровительством франков превратилось в самостоятельную силу, не только потеснившую лангобардов с политической сцены, но и пытавшуюся использовать их уже как орудие осуществления собственных планов.

Дипломатия Дезидерия

Пока был жив Пипин Короткий, новый король лангобардов Дезидерий (757-774) придерживался выжидательной тактики, ограничиваясь дипломатической игрой на разногласиях Рима и Константинополя. После раздела Франкского государства между сыновьями Пипина Карлом и Карломаном ситуация выгодно изменилась. Оба преемника Пипина, немедленно взялись за удельное соперничество, не придавая значения положению дел в Италии. Дезидерий начал строить свою внешнюю политику на использовании этого обстоятельства. К тому же и Карломан, чьи земли граничили непосредственно с королевством лангобардов, стал открыто искать дружбы с Дезидерием в противовес растущему могуществу старшего брата.

Внезапная смерть Карломана в конце 771 года мгновенно разрушила все планы лангобардского короля. Карл немедленно овладел землями брата, воссоединив, таким образом, под своей властью всё Франкское государство. Поскольку опасность междоусобицы была устранена, отпала необходимость политических реверансов Карла в сторону лангобардов. Более того, Карл при этом нанёс жестокое оскорбление престарелому Дезидерию, отвергнув навязанную ему в супруги его дочь. Ответным ударом Дезидерия стало объявление притязаний на удел Карломана от имени малолетних сыновей последнего, которые нашли приют при лангобардском дворе.

Верона пала уже зимой /774 годов и Карлу удалось захватить укрывшихся там вдову и сыновей Карломана. Осада Павии же затянулась до июня. 5 июня 774 года Карл совершил триумфальный въезд в лангобардскую столицу, где был коронован "«железной короной» лангобардских королей и принял титул «Rex Francorum et Langobardorum».

Дезидерий попал в руки победителя и был заточён в монастырь Корби , где впоследствии и умер.

После покорения Лангобардского королевства Карлу пришлось предпринять ещё несколько походов за Альпы. В начале лета он выступил против восставшего герцога Фриуля и заставил его покориться. Угрозу франкскому господству в Италии представляло также фактически независимое существование Беневенто - лангобардского герцогства в Южной Италии. По отношению как к франкам, так и к папству беневентский герцог Арехис II (758-787), зять Дезидерия, занимал враждебную позицию и не скрывал сепаратистских устремлений. Однако кампания против Беневенто не приобрела широкого размаха, так как Арехис II довольно быстро обратился к франкскому королю с просьбами о мире и признании своего вассалитета. Герцог Гримоальд III (788-806), наследовавший Арехису после его смерти, подтвердил вассальную присягу Карлу.

Короли лангобардов

До завоевания Италии

• Ибор и Айо (предположительно начало - вторая половина IV века).
• Агильмунд (конец - начало V века).
• Лет (первая половина - середина V века).
• Альдихок (вторая половина V века).
• Годехок (470-е - после ).
• Вахо (ок. - ок. ).
• Вальтари (ок. -).
• Аудоин ( -).
• Альбоин ( -) - первый король Лангобардского государства в Италии .

После завоевания Италии

• Альбоин (568-572/573)
• Клеф (572/573-574)
• Агилульф (590-615/616)
• Аделоальд (615/616-625/626)
• Ариоальд (625/626-636)
• Бертари (661-662);(671-688)
• Куниперт (688-689);(689-700)

Культура лангобардов

Напишите отзыв о статье "Лангобарды"

Примечания

Литература

• Павел Диакон . «». Средневековая латинская литература IV-IX вв. М., 1970. Перевод: Тhietmar, 2002.
• Кудрявцев П. Н . Судьбы Италии от падения Западной Римской Империи до восстановления её Карлом Великим. - М., 1850.
• Шервуд Е. А . Законы лангобардов: обычное право древнегерманского племени. - М.: Наука, 1992.
• «Хроники длинноволосых королей». Перевод Н. Горелова. - СПб.: Азбука-классика, 2004.
• Кобычев В. П . В поисках прародины славян. М.: Наука, 1973.

Ссылки

• Звягинцев Е. А. // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.

Отрывок, характеризующий Лангобарды

– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.

Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.

Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.

Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.

Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.