Саша! - обреченно крикнул он. Но она не остановилась, зажимая рот и растирая слезы, убежала, скрывшись в небольшом сарае в самом углу участка.

Молодец, довёл-таки девчонку! - запричитал пожилой мужчина, который так рьяно загораживал собой проход. - А ей волноваться нельзя. Что с ней случится, клянусь, тебя не спасёт и твой высокий забор и куча охраны.

Я сам перегрызу за неё горло, просто...

Алекс всё ещё смотрел ей вслед, понимая, что для Саши значили его слова. Его собственность и не более, вот только это уже давно совсем не так.

Пропусти! - властно приказал он, но мужчина не подумал двинуться с места, скрещивая руки на груди. Рядом с ним встала его женщина, и Александр поразился, как так можно защищать девушку, знакомую им не более трёх недель. Но тут и про него можно сказать то же самое. Три минуты в том переулке перевернули его жизнь.

Убирайся и оставь Сашеньку в покое, ей сейчас не до тебя! - мужчина ухватился за ошейник пса, царапающего когтями забор, сдерживая его порыв наброситься на гостя.

Зато мне сейчас до неё, я не уйду без моей девочки, - Алекс оперся ладонями на хлипкий забор, пронзая старика ледяным взглядом. Но мужчина ответил ему не менее холодным и снова послал подальше.

Александр уже был готов взорваться, когда тихий, севший от слёз голос попросил пропустить незваного гостя. Старик с женой беспрекословно отошли в сторону, освобождая проход, а мужчина так и держал пса, жалобно поскуливавшего у его ног.

Саша... - Алекс не дошёл до неё шага, упираясь грудью в выставленную в предупреждении руку.

Что ты хотел? - холодно произнесла она, хотя в глазах читалось нечто другое. Что именно он так и не смог понять, да и не до того пока: судорожно подбирал слова.

Ты... - коротко ответил Александр.

А ты мне нет, - всё тот же безразличный, с примесью ненависти и отвращения голос. Вот только глаза выдают.

Ложь... - он мягко перехватил упёршуюся в его грудь руку, поднося запястье к губам. - Ты не умеешь врать, Саша.

Она попыталась вырваться, оттолкнуть, но Алекс не дал. Крепко прижал девушку к себе, наверное, причиняя этим боль....

Пожилой мужчина дёрнулся, отпуская пса, но не зря Алекс столько платит своей охране. Двое из трёх охранников, следовавших за ним, молниеносно скрутили старика, третий ухватил пса за хвост и, когда тот оскалился и развернулся, чтобы покусать телохранителя, перехватил собаку за ошейник. Женщина, с кулаками бросившаяся на парней из охраны, которые держали её мужа, была остановлена четвёртым. Ещё четверо так и остались неподвижно стоять за оградой, не шелохнувшись.

Да как ты смеешь так обращаться с матерью своего ребёнка! - внезапно завопила старуха, и Алекс оторопело замер. Саша застыла вместе с ним, отводя глаза, словно желала провалиться сквозь землю.

Что? - он оглянулся на женщину. - Что ты несешь, старуха? Каких детей?

Твоих, твоих милок, - ядовито прошипела она, пытаясь локтем ударить держащего её накаченного охранника.

Александр сглотнул комок, застрявший в горле, и уставился на Сашу. Его малышка обмякла в его сильных руках, уже не сопротивляясь, обреченно ждала своей участи.

Это правда, Саша? Ты беременна? - спросил он враз севшим голосом.

Она не ответила. Уткнулась ему в шею и расплакалась. А он снова замер, не зная, что делать.

Как? Ты же пила таблетки. Ты не могла... - забубнил он, наконец, на каплю приходя в себя.

Но Саша лишь плакала, крепко обхватив его руками за шею.

Девочка моя, что же ты плачешь? - уже недоумевающе спросил Алекс, ласково гладя её по волосам. Неужели она так боится его? Но почему? Испугалась, что неадекватно отреагирует на эту новость? Да. В первые секунды, он просто не знал что делать. Но теперь, придя в себя, уже точно решил, что никогда не отпустит её. Его женщину, носящую под сердцем его сына или, может быть, дочь?

Глупая, я не сделаю тебе ничего. Разве я хоть раз посмел обидеть тебя? - усмехнулся он, прижимаясь к её лбу своим. - Ты слишком дорога мне. Это я дурак. Мучил тебя столько времени. Больше такого не повторится. Не будет женщин, не будет твоих ночей в шкафу. Моя... наша постель, только для нас. Я так скучал по тебе, малышка. Поедем домой. Мне так одиноко, Саш. Если ты не захочешь ехать со мной, я не стану настаивать. Но я не брошу своего ребенка и свою женщину. Я люблю тебя, Саш...

Прижимаясь к его лбу своим, слушала его слова и не верила. Но так хотелось выкрикнуть, что готова идти за ним хоть на край света, лишь бы только он был рядом, согревал в своих объятьях. Для чего всё это? Чтобы в очередной раз растоптать и унизить мою любовь? Так уже проходили.

Но последняя его фраза стала контрольным в голову. Он действительно любит меня? Ложь! Невыносимая, страшная ложь!

Я забилась в его руках, пытаясь высвободиться, и он отпустил. Только схватился за левый висок и чуть нахмурился.

У тебя болит голова? - спрашиваю, не понимая саму себя. Зачем мне знать? Но ладонь сама потянулась к его голове. Осторожно провела по месту, которого он касался.... Я прикрыла глаза, стараясь не расплакаться.

Ударился, - коротко ответил Алекс, и уголки его сурово сжатых губ едва заметно дёрнулись в улыбке. Он потянулся за моими пальцами, уже покидающим его лицо. Но, поняв, что эта мимолётная забота ничего не значит, вздохнул, с тоской глядя на меня.

Осторожнее гоняй на своём мотоцикле, - отстранённо произнесла я, делая шаг назад, и чуть не упала, поскользнувшись на упавшем с дерева яблоке.

Алекс успел подхватить меня раньше, чем кончики моих длинных волос, затянутых в хвост неприглядного вида, коснулись земли, и поднял на руки, смотря прямо в глаза.

Осторожнее ходи по огороду, малыш, - улыбка скользнула по его губам. - Поехали домой, Саш, или, богом клянусь, я сам перееду сюда.

Это привело меня в окончательное смятение. Алекс никогда не бросает слов на ветер. Если сказал, что переедет, значит переедет, и никакая сила в мире не остановит этого мужчину. Но зачем он говорит всё это?

Верь мне, любимая, - прошептал он и мягко прикоснулся своими губами к моим.

Ох... Как же давно я не была с мужчиной... С этим мужчиной. От одного лёгкого поцелуя меня накрыла такая волна желания... Господи... Как же хочу ему верить... Хочу его...

Выходи за меня... - его хриплый баритон заставил вспыхнуть с новой силой, а слова...

Он ведь не бросает их впустую...

Но чтобы ответить просто не было сил, я лишь доверчиво положила голову ему на плечо, крепче сжимая руки, обвившие его шею.

Завтра предложение будет официальным, и отделаться пусть и такими объятиями ты не сможешь, поняла меня? - мой тиран вернулся, но вызвал только улыбку. Недолго думая, понёс меня к машине.

Проходя мимо Николая Семеновича и Лидии Михайловны, он одним кивком головы построил свою охрану, возвращая их по машинам. Алекс только на пару секунд остановился у пожилой пары, искренне поблагодарил и извинился.

Осторожно донёс меня до машины, усадил на переднее сидение, накрепко пристегнул ремнём и повёз домой. Даже не дал попрощаться с приютившими меня стариками, которым я заменила дочь, а они мне - родителей.

Как оказалось спустя полчаса, не домой. Отослав охрану, мой вечный мучитель привёз меня к небольшому озеру, затерянному в лесной чаще. Я и не знала, что в Подмосковье ещё остались такие не тронутые человеком места.

За всю поездку, да и сейчас, когда мы неспешно гуляли вокруг водной сказки, он так и ни разу не разомкнул наших рук, аккуратно перебирая мои пальцы.

Мы гуляли и просто разговаривали. Я узнала, что случилось с Марком. Тот до сих пор лежит в больнице, избитый Алексом до полусмерти, уволенный... и лишившийся лучшего друга. Но мне не было его жалко. Маркусу ещё повезло, что Александр не убил его. Узнала, что именно мчавшийся на бешенный скорости автомобиль Алекса, едва не столкнувшийся с грузовиком, спас меня тогда от Марка, что это его огонёк я видела, смотря ночью на окружную трассу, и то, как он нашёл меня.

– Я хотел тебе сказать, что это я во всем виноват.

– Что ты такое говоришь? – непонимающе смотрела на папу невеста. – В чем ты виноват?

– В том, что ты выходишь замуж за Александра. – начал он. – Я играл …и …

– Папа, не тяни!

– В общем, я проиграл очень большую сумму и одни нехорошие люди, решили через тебя выбить деньги, а точнее через твой ресторан. Я тогда испугался за тебя и попросил Владислава, чтоб он с тобой походил, ну охранял тебя. А Саша узнав, сказал, что сам за тобой приглядит. И когда на днях приехал и дал нам пригласительное, мы с ним долго спорили в кабинете. – отец замялся, а потом откашлявшись, сказал. – Александр дал мне денег, в расточку на десять лет без процентов, при условии, что ты выйдешь за него замуж. Он сказал, что так ему будет проще держать все под контролем.

– Как ты мог? – шокировано спросила Вика, а на глаза навернулись слезы. – Почему ко мне не обратился? Сколько тебе надо было?

– Триста тысяч.

– Чего? – зло сказала Вика.

– Долларов. – он обнял девушку и прошептал. – Мы можем все остановить.

– Нет, уж. Я пойду до конца. Спасибо, что сказал правду. Теперь стало все на свои места. – сказала Вика и отвернулась. – А теперь оставь меня одну. Мне нужно прийти в себя.

Вика не могла поверить, что её отец продал её как товар, как вещь. Она смотрела на себя в зеркало и видела не счастливую девушку, которая выходит замуж, а куклу, которую продали, а купил этот холодный мужлан.

Вика вышла из комнаты, возле дверей стоял папа. Он посмотрел на дочь виноватыми глазами.

– Вика, доченька, прости. Я так жалею, что втянул тебя в свои дела. – сказал он.

– Папа, запомни, нельзя ни, о чем жалеть в этой жизни. Случилось – сделал выводы и живи дальше. – сказала Вика и пошла к лестнице.

Выйдя на лестничную площадку, она остановилась и, выпрямившись и гордо поднятой головой, посмотрела на Александра. Он стоял у двери в окружении Максима и еще троих мужчин. Максим посмотрел на Вику и наклонился к Саше, шепнул ему что-то на ухо. Алекс мельком посмотрел в её сторону и повернулся к собеседнику, но вдруг развернулся и заворожено стал смотреть на Вику.

Она была прекрасна! Саша не мог пошевелиться и отвести глаз. Свет так падал на нее, что можно было подумать, что она ангел, спустившийся с небес. Он смотрел, как его невеста плавно спускается по ступенькам. На её лице была умопомрачающая улыбка, но взгляд был сосредоточен и серьезен. Вика подошла к Саше и посмотрела на него через вуаль.

– Рот закрой. – прошептала она, улыбаясь, так как будто готова его убить.

– Это, по-твоему, обычное платье? – спросил, наконец, он. – Да я рядом с тобой кажусь рабом мелким. Ты королева! Нет! Ты богиня!

– Какая? Афродита? – спросила Вика и хитро посмотрела на него.

– Виктория! – ответил он и улыбнулся.

– Пошли, пока не передумала.

– А ты можешь передумать? – спросил Саша.

– Конечно. Я имею на это право. – спокойно сказала Вика. – Мне даже контракт не страшен.

Вика рассмеялась и все посмотрели на них удивленно. Потому что это был не смех радости и веселья, а злой, сухой, похож на рык тигрицы.

– Ты не насильно берешь меня замуж. – протянула она. – Ты нашел еще более легкий способ. Например, что тебе стоило купить меня? К тому же за бесценок. – Вика потянулась к его уху и прошептала холодным угрожающим голосом. – Я выйду за тебя, но ты об этом пожалеешь.

Вика прошла мимо него и вышла на улицу. Саша был шокирован от её слов. Вика все знает? Он еще несколько секунд стоял и смотрел ей в след, а потом пошел за ней. Он посмотрел, что Вика фотографируется с розами и остановился. Она права, он пожалеет. Он уже жалеет!

Невеста позировала перед камерой и улыбалась лучезарной улыбкой, но вдруг её взгляд изменился, и она превратилась в рассерженную тигрицу. Вика посмотрела в сторону, где стоял жених. Он стоял, не шевелясь, и она указала ему идти в сторону сада за домом. Саша сразу же повиновался и пошел.

Александр стоял в беседке и держал в руке сигарету, которую не мог от волнения подкурить. Что она ему скажет? «Так держать себя в руках. Ты мужчина, в конце концов!» – подбадривал он себя. Саша смотрел, как Вика медленно идет к нему и его всего пробрала дрожь. Он боялся. Боялся этой девушки, боялся её приговора. Она присела на скамью и указала ему сесть напротив.

– Почему ты сразу мне не сказал, что причина свадьбы – долг моего отца? – спросила она, и голос её дрогнул.

– А ты бы вышла за меня? Скажи, вышла, если я сказал бы тебе, что головорезы решили отнять твой ресторан, уже не считая того, что с тобой они могли бы сделать. Единственный выход, чтоб они тебя не тронули было предложение стать моей. – ответил Саша, глядя в глаза своей невесте. – Я дал твоему отцу деньги, но…

– Но при условии, если я выйду за тебя. – прерывала она.

– Нет. Я хотел сказать, что этого оказалось недостаточно. Те, кто приходили к тебе, решили все равно за тебя взяться. Просто решили развлечься. Я за ними следил и выжидал. – сказал твердо он. – Я думал, что хватит только слов о том, что ты моя невеста, но оказалось все по-другому. Им было мало моих слов, и они пришли проверить тебя.

– Это те двое мужчин, что приходили перед твоим отъездом?

– Да. – Саша слегка улыбнулся. – И если бы не ты, моя дорогая, если ты тогда не подыграла мне, они не поверили бы.

– Почему? Я ведь им сказала, что это правда. – спросила Вика.

– А ты видела свой растерянный взгляд, когда они спросили про кольцо. – ответил Саша и Вика взглянула на свой палец где блестело колечко. – Хорошо, что я взял его с собой.

– Макс сказал, что оно у тебя у кармане все время было. – тихо сказала Вика.

– Вот предатель. – улыбнулся Саша, потом взял её руку в свою и присел перед ней на корточки. – Скажи, согласилась ли ты выйти замуж за меня, если б я все это рассказал? Если бы сказал, что за тобой охотится не только маньяк, а еще несколько головорезов.

– Не знаю. – ответила не уверено девушка и по щеке скатилась слеза.

Саша вытер пальцем ей со щеки слезу:

– Ну вот теперь я тебя напугал. – и Вика опустила голову, а по щекам потекли слезы. – Ну-ну, не плачь. Все будет хорошо. Я буду всегда рядом.

Саша говорил так ласково, что Вика ели сдержала себя, чтоб не разрыдаться. Он не понял, она плакала не от правды услышанной, а от того, что рухнула последняя иллюзия, последняя надежда, что она нравиться Саше. Он достал платок и открыл Вике вуаль, потом нежно вытер слезы, шепча ей что-то невразумительное. Вика пыталась понять, что он говорит, но не могла разобрать. Пока прислушивалась, заметила, что этот шепот её успокаивает. Она подняла на него глаза. Его лицо оказалось настолько близко, что ей захотелось прикоснуться к губам. Саша понял это и улыбнулся.

– Ну что ты еще не передумала выходить сегодня замуж? – спросил, вставая, Саша и подал Вике руку.

– Теперь у меня точно нет выбора. – ответила невеста и положила свою ручку в его ладонь. – Ответь еще на один вопрос.

– Какой? – спросил он.

– Где ты был всю ночь тогда, когда я знакомилась с твоими родителями?

– О, да, мне Макс рассказывал, как ты красиво говорила о моем предложении. – улыбался Саша. – Сначала поехал по работе. Макс должен был тебе сказать. А потом…. Я все это время сидел в саду, в этой беседке, на этой лавке. Мне хотелось, чтоб вы сами познакомились, поговорили.

– Всю ночь? – спросила она. – И Макс мне не говорил, что работа твоя заключается в женщинах.

– Я тебя не ждала. – нахмурившись сказала Вика.

– Ждала. Потому что когда я тебя укрывал, ты прошептала мое имя. – сказал Саша и Вика залилась румянцем. – Потом я хотел подняться к себе в спальню, но не смог тебя оставить одну. Так что всю ночь я был у твоих ног, моя богиня.

– А вчера ночью, значит, смог уйти! – с укоризной сказала Вика.

– Я знал, что ты не спала, но не мог начать разговор. – ответил он.

– И что ты хотел сказать? – спросила Вика.

– Правду. Но не так жестоко, как сегодня. – Саша посмотрел на Викины губы. – А потом планировал…

– Что? – поинтересовалась она, хотя знала, что он скажет.

– Планировал, то, что хотела минуту назад ты, когда я вытирал тебе слезы. Ты же знаешь, что тебе стоит только сказать, чего ты хочешь.

– Нас уже ждут. – тихо сказала Вика и взяла Сашу под руку.

Девушка встала напротив Саши и посмотрела ему в глаза. Ведущий начал что-то читать, но Вика не слышала, она смотрела на мужчину и думала: «Почему сразу не сказал правду? Зачем нужны эти игры? Я бы не так сильно тебя ненавидела. Я бы обдумала все, и все могло бы быть по-другому. Почему в твоих глазах страх? Почему ты стоишь и боишься посмотреть мне в глаза? Александр боится? Этот бесстрашный человек боится чего-то. И это относится к ней. Может он переживает из-за того, что я узнала правду?»

– Виктория…. Виктория, вы согласны? – донесся до нее голос ведущего.

– Да, я согласна. – ответила Вика и Саша улыбнулся.

– Объявляю вас мужем и женой. Можете обменяться кольцами и поцелуем.

Девушка поднесла на подушечке кольца. Саша взял колечко, потом протянул Вике руку, а когда она положила свою ручку, затянутую в перчатку, одел ей на палец колечко и поцеловал руку. Вика взяла кольцо, принадлежавшее Саше и стала одевать его на палец, её руки дрожали. Она закрыла глаза и выдохнула, посмотрев на Александра. «Вот и пришел момент поцелуя. Первого супружеского поцелуя!» – подумала Вика и подняла вуаль.

Алекс наклонился и нежно поцеловал её в щеку. И посмотрев на Вику, прочел в её глазах непонимание.

– Условие контракта, – тихо сказал он.

– Что? Какое условие?

– Только если ты согласишься. – Саша улыбнулся, когда Вика нахмурилась. – Позволь мне тебя поцеловать, Виктория!

Но Вика не ответила. Не ответила, потому что она почему-то вдруг обиделась. Она не о таком поцелуе мечтала. Саша повернулся, взял её за руку и повел по дорожке. Гости бросали лепестки роз и кричали слова поздравления.

Была удивительно теплая и солнечная погода. Молодожены с несколькими гостями уехали на прогулку по городу. В машину к ним сел фотограф и попросил попозировать на камеру. Сделав несколько фотографий, он пригласил молодых в парк. Вся фотосессия прошла молча. Саша с Викой хорошо изображали счастливую пару. Они улыбались, держались за руки. Саша пару раз поднимал Вику на руки и кружил. Невеста при этом смеялась, а жених отвечал счастливой улыбкой. Со стороны было заметно, что они любят друг друга, но это была лишь маска, которую они снимали, оставаясь наедине без свидетелей.

Когда они вернулись после прогулки, все стали их поздравлять, кроме Викиного папы. Он, конечно, подошел, пожал Саше руку и обнял свою дочь, но слов поздравления не услышали. Только мольбы о прощении.

Вика сидела за столом и слушала поздравления в их адрес.

– Я все понимаю, – прошептала она, – только одного не могу понять. Почему все желают жить счастливо, но ни один не сказал нам «Горько»?

– Я за ранее всех предупредил, чтоб они не кричали нам «Горько!». – прошептал ей на ухо Саша.

– Но зачем? – удивилась Вика.

– Затем, что я знаю, ты не скажешь, что желаешь поцелуя. А гости не поймут, если я буду все время целовать тебя в щеку. – улыбаясь ответил Саша, а потом посмотрел Вике в глаза и улыбнулся еще шире. – Ты расстроена? Дорогая, тебе стоит только сказать «Да» и я весь твой.

– Нет. Я не расстроена, дорогой! – ответила Вика. – Просто задумалась.

– Я просто представила, – она отвела от него взгляд. – Какая могла бы быть у меня свадьба, если все было по любви. По взаимной любви.

И тут объявили первый танец. Саша встал и, взяв Вику за руку, повел танцевать. Он обнял её за талию, и Вика положила свои руки ему на грудь. Они танцевали медленно. Вика смотрела в сторону, а Саша на нее. Он снова боролся сам с собой. Это единственная женщина, которая заставляет его так волноваться. Рядом с ней он чувствует себя неопытным мальчонкой. Хорошо, что в свое время он научился скрывать свои эмоции.

– У меня к тебе предложение. – сказал ей на ушко мужчина.

– Какое? – Вика подняла на него глаза.

– Давай представим, что мы влюблены. – улыбаясь сказал он. – И сделаем сегодня исключение из правил на вечер, пока гости не уйдут.

Вика долго смотрела ему в глаза. Она не знала получиться у нее или нет, но одно она знала точно. Вика хочет его объятий и поцелуев. Она хочет смотреть в его глаза и видеть в них хотя бы симпатию. Она хочет танцевать с ним и смеяться, как на фотосессии. Вику влечет к этому мужчине и влечет со страшной силою, но она сама себе противостоит. Сама с собой борется.

Саша смотрел на нее и ждал ответа. Он молил Бога, чтоб она согласилась. Как Вика не замечает, что он сдерживается из последних сил, чтоб не прижать к себе и не поцеловать, страстно поцеловать. Он мечтает прикоснуться к её губам еще с момента, когда вытирал с её щек слезы в беседке. И вот он осмелился и сделал предложение. «Она думает. О, Боже, как долго длится её раздумье! Как хочеться прижаться к её губам. А еще больше хочется отнести её наверх и снять с нее платье. Она специально его купила. Она провоцирует меня! Ну, скажи хоть слово!» – думал Саша, вглядываясь в её глаза.

Вика слегка улыбнулась.

– А что, можно попробовать. – сказала она кокетливо, а потом хитро и игриво добавила: – Но только до наступления темноты!

– А после этого ты превратишься в разъярённую тигрицу. – подыгрывая ей, сказал Саша и стал кружить в танце.

После танца они, взявшись за руки, подошли к своему столу и взяли бокалы. Они хотели почокаться, как в микрофон начала говорить Надежда Федоровна.

– Дорогие мои, Алекс и Виктория! Я бы хотела вас поздравить от имени своей дочери и Сашиной сестры. Она, к сожалению, не смогла прилететь. Визу оформить за столь короткий строк может только Саша. – уточнила она и улыбнулась. – Я прочту её поздравление.

– Горько!

Саша с Викой повернулись к гостям и стали искать этого храбреца. И когда увидели, что Макс улыбается, вдвоем покачали головой. Это же Макс! Для него правила, не правила. Он знал больше всех присутствующих в зале о молодоженах.

– Горько! – повторил он и стал подбадривать гостей и вскоре все тоже стали кричать: – Горько! Горько!

Вика подняла голову на Сашу, улыбаясь. Он прошептал, прощайте правила и припал к её губам. Он целовал нежно, ласково, но все же проскакивала доля силы, настойчивости и страсти. Как им не хотелось останавливаться, и все-таки Саша поцеловал Вику легко, а потом остановился. Вика стояла с закрытыми глазами и держалась за ворот его пиджака.

– Отпусти мой пиджак. Я тебя держу крепко. – прошептал ласково Саша.

Вика ослабила хватку, открыла глаза и опустила голову, чтоб он не видел её затуманенного взгляда.

– Когда ты успел договориться с Максом? – спросила Вика, поправляя складки на платье.

– Я его не подговаривал. – ответил Саша. – Но благодарен ему за это. Макс сам видел, что мы хотим этого поцелуя.

– Идем танцевать. – Вика улыбнулась и взяла его под руку. Саша улыбнулся в ответ.

Тамада объявил, что пора покрывать невесту. На середину зала вынесли стул и положили на него подушку. Вика села на подушку и посмотрела на Сашу. Он должен был вынимать шпильки, что держали фату и говорить ласковое слово, целуя невесту. И после того, как жених снимет фату, свекровь должна одеть платок. Этот обряд символизирует перехода невесты в жену, от девушки к женщине.

– Надеюсь шпилек будет много. – улыбаясь подошел Саша к невесте. – Что скажешь, моя королева?

– Посчитай сам. Проверим какой ты внимательный. – ответила Вика.

– Проверяй, моя тигрица. – достав первую шпильку произнес он и поцеловал Вику. – Любимая, ты освещаешь этот мир ярче солнца. – продолжал Саша доставая шпильки. – Нежная, ласковая, колдунья, …

Он говорил и целовал, а Вика сидела, закрыв глаза, считала его поцелуи. Она жалела, что шпилек было так мало. И вот она почувствовала, как с нее сняли фату, и открыла глаза.

– Пятнадцать. – тихо сказал Саша.

– Что? – переспросила Вика.

– Пятнадцать шпилек держали твою фату. – улыбаясь ответил он.

Вика улыбалась в ответ и снимала платок, который одевала свекровь. И только когда третий раз ей на голову одели платок, Вика позволила его завязать. Потом Вика стала танцевать под красивую музыку с незамужними девушками.

После танца жених и невеста стали разрезать торт. Вика взяла нож в руку, а Саша стал сзади и обнял её за талию одной рукой, а вторую руку положил сверху на Викину. Положив кусочек торта на тарелку, Вика смазала пальцем крем и замазала Саше нос. Потом хотела облизать свой палец, но он не дал. Саша перехватил её руку и слизал остатки крема. Вика в этот момент почувствовала прилив желания и быстро убрала руку. Слишком быстро, потому что Саша засмеялся. И Вика взяла салфетку и вытерла ему нос, тоже улыбаясь.

– У Саши шикарный дом. – говорила Леся. – Я тоже такой хочу.

– Да, дом хороший. – ответила Вика и повернулась спиной. – Помоги, пожалуйста, расстегни колье.

– Интересно, сколько это колье стоит? – задала вопрос подруга и расстегнула застежку.

– Сто пятьдесят тысяч, вместе с серьгами. – ответила Вика и положила украшения в коробочку.

– Ого! Да-а, хороший ты отхватила кусок. Может у него хоть один такой друг есть? – спрашивала подруга.

– Леся, я не знаю. И вышла за него замуж не за эти побрякушки и не за деньги. Мне они не нужны. Ты прекрасно знаешь, что я сама могу себя обеспечить.

– Та знаю я, что у вас любовь-морковь. – говорила подруга. – Сегодня все только об этом говорят. Они сомневаются, что ты небеременная. Не понимают, почему такая спешка. А еще твой наряд обсуждали и колье. Ты знаешь, я думаю, что отдать такие деньги за побрякушки….

– А отдать сто тысяч за платье, которое я одела только один раз? – перебила Вика. – Украшения я может еще, и одену, но платье … нет.

– Я не думала, что оно настолько дорогое. – шокировано сказала подруга.

– Оно выглядит дешевым? – спросила Вика, снимая шлейки платья.

– Нет. Твое платье, дорогая, выглядит еще дороже. – зашел в комнату Саша. – И я задумался, не дешевые ли я украшения купил.

В это время платье с легким шорохом упало к её ногам. Вика вздрогнула и замерла, глядя на Сашу.

– Но так ты мне больше нравишься. – улыбнулся он.

– Викуличка, пока. – сказала выходя Леся. – Мне пора.

Вика боялась пошевелиться. Она наблюдала, как Саша снимает с себя пиджак и бросает его на кровать, потом галстук и тоже бросил его. А когда стал расстегивать рубашку, у Вики по телу пробежали мурашки. И вспомнив, что она стоит в одном нижнем белье и чулках, бросилась к шкафу за халатом.

Но шкаф был пуст, и она поняла, что её вещи перенесли в другую комнату. Вика растерялась, оставшись так и стоять возле шкафа. Саша медленно подошел к ней и обнял.

– Не могу, ты меня провоцируешь. – ответил он.

– Наш договор закончен. Гости уже разошлись и играть не за чем. – отталкивая его говорила Вика. – Ты не забыл о контракте?

– Я не забыл о контракте. Вспомни, там ни слова не сказано, что я не имею права тебя обнять. – сказал Саша шепотом и прижал Вику к шкафу своим телом.

Вика почувствовала, что он возбужден. Его обнаженный торс прикасался к её груди и телу. Она чувствовала жар его тела. Её руки лежали у него на груди, и у Вики не было сил оттолкнуть Сашу.

Мужчина поцеловал её в шею. Нежно, еле прикоснувшись губами, и Вика задержала дыхание. Она ждала, что он не остановится и закрыла глаза, когда он чуть отстранился от нее. Вика не хотела видеть, как он уходит, но потом вдруг открыла, когда Саша поцеловал её снова, в этот раз в губы.

Вика смотрела на него и её лицо горело. Её губы ждали поцелуя, а глаза светились от желания. Саша снова стал её целовать в губы и Вика ответила. Он, довольный победой, прижался еще сильнее к ней и впился страстным поцелуем. Саша стал ласкать Вику руками, а добравшись до её груди, схватил её и сжал немного. У Вики вырвался стон, и она подняла руки, и обняла его за шею. Саша чуть присел и взялся руками за её бедра. Одно движение и Вика обхватила его ногами. Они целовались еще более жадно, неистово. Саша расстегнул ремень своих брюк, так как он ему очень мешал, и Вика почувствовала, что Саша готов к тому, чтоб войти в нее. Потом Саша оторвался от её губ и прохрипел:

– Скажи «Да».

– Нет. – прошептала Вика.

– О, Боже! Женщина, ты издеваешься? – взмолился он. – Ты ведь тоже хочешь, так же, как я. Я молю тебя, скажи «Да».

Саша опустил Вику на пол и, посмотрев в её затуманенные глаза, поцеловал еще раз. Потом резко развернулся и ушел. Вика еще несколько минут стояла, приходя в себя. Восстановив дыхание, она накинула Сашину рубашку и пробежала в комнату. Взяв полотенце, брюки и майку, Вика пошла в ванную.

Она долго стояла под холодным душем, но жар так и не ушел. Вика вытерлась и, одевшись, спустилась вниз. Саши нигде не было, и девушка подумала, что он уехал.

Вика сделала себе чай и села на низкий подоконник в столовой. Она смотрела в окно. Луна была яркой и освещала все вокруг. Вика смотрела, как меняется охрана, как делает обход Виталий.

Вот она и замужем. Она сделала то, что обещала себе не делать. Вика посмотрела на свое колечко и улыбнулась. Улыбнулась, потому что она, в принципе, не вышла замуж, её продали. Обманом затянули в их дела. И мужчина, от которого она должна быть как можно дальше, женился на ней. С которым отказывалась вообще иметь что-то общее, потому что он был связан с её папой. Из-за обиды конечно. Пять лет назад папа отдал её брату ресторан, а ей отказался помочь. Видите ли, он считал, что Вика устроила свою жизнь в Англии, но она вернулась. Мама тогда стала на её сторону. Она сказала, что это не правильно. Но Вика этого не слышала, она выбежала из дома и полгода не появлялась. А потом вдруг папа позвонил и сказал, что даст ей ту сумму, какая ей нужна. Сказал, что ему друг помог правильно вложить деньги. Вика тогда не обратила внимание на его слова, а потом только узнала, что папа пристрастился к азартным играм на деньги.

Словно как мать над сыновней могилой,
Стонет кулик над равниной унылой,

Пахарь ли песню вдали запоет —
Долгая песня за сердце берет;

Лес ли начнется — сосна да осина…
Не весела ты, родная картина!

Что же молчит мой озлобленный ум?..
Сладок мне леса знакомого шум,

Любо мне видеть знакомую ниву —
Дам же я волю благому порыву

И на родимую землю мою
Все накипевшие слезы пролью!

Злобою сердце питаться устало —
Много в ней правды, да радости мало;

Спящих в могилах виновных теней
Не разбужу я враждою моей.

Родина-мать! я душою смирился,
Любящим сыном к тебе воротился.

Сколько б на нивах бесплодных твоих
Даром не сгинуло сил молодых,

Сколько бы ранней тоски и печали
Вечные бури твои ни нагнали

На боязливую душу мою —
Я побежден пред тобою стою!

Силу сломили могучие страсти,
Гордую волю погнули напасти,

И про убитою музу мою
Я похоронные песни пою.

Перед тобою мне плакать не стыдно,
Ласку твою мне принять не обидно —

Дай мне отраду объятий родных,
Дай мне забвенье страданий моих!

Жизнью измят я… и скоро я сгину…
Мать не враждебна и к блудному сыну:

Только что я ей объятья раскрыл —
Хлынули слезы, прибавилось сил.

Чудо свершилось: убогая нива
Вдруг просветлела, пышна и красива,

Ласковей машет вершинами лес,
Солнце приветливей смотрит с небес.

Весело въехал я в дом тот угрюмый,
Что, осенив сокрушительной думой,

Некогда стих мне суровый внушил…
Как он печален, запущен и хил!

Скучно в нем будет. Нет, лучше поеду,
Благо не поздно, теперь же к соседу

И поселюсь среди мирной семьи.
Славные люди — соседи мои,

Славные люди! Радушье их честно,
Лесть им противна, а спесь неизвестна.

Как-то они доживают свой век?
Он уже дряхлый, седой человек,

Да и старушка немногим моложе.
Весело будет увидеть мне тоже

Сашу, их дочь… Недалеко их дом.
Всё ли застану по-прежнему в нем?

Добрые люди, спокойно вы жили,
Милую дочь свою нежно любили.

Дико росла, как цветок полевой,
Смуглая Саша в деревне степной.

Всем окружив ее тихое детство,
Что позволяли убогие средства,

Только развить воспитаньем, увы!
Эту головку не думали вы.

Книги ребенку — напрасная мука,
Ум деревенский пугает наука;

Но сохраняется дольше в глуши
Первоначальная ясность души,

Рдеет румянец и ярче и краше…
Мило и молодо дитятко ваше,-

Бегает живо, горит, как алмаз,
Черный и влажный смеющийся глаз,

Щеки румяны, и полны, и смуглы,
Брови так тонки, а плечи так круглы!

Саша не знает забот и страстей,
А уж шестнадцать исполнилось ей…

Выспится Саша, поднимется рано,
Черные косы завяжет у стана

И убежит, и в просторе полей
Сладко и вольно так дышится ей.

Та ли, другая пред нею дорожка —
Смело ей вверится бойкая ножка;

Да и чего побоится она?..
Всё так спокойно; кругом тишина,

Сосны вершинами машут приветно,-
Кажется, шепчут, струясь незаметно,

Волны над сводом зеленых ветвей:
«Путник усталый! бросайся скорей

В наши объятья: мы добры и рады
Дать тебе, сколько ты хочешь, прохлады».

Полем идешь — всё цветы да цветы,
В небо глядишь — с голубой высоты

Солнце смеется… Ликует природа!
Всюду приволье, покой и свобода;

Только у мельницы злится река:
Нет ей простора… неволя горька!

Бедная! как она вырваться хочет!
Брызжется пеной, бурлит и клокочет,

Но не прорвать ей плотины своей.
«Не суждена, видно, волюшка ей,-

Думает Саша,- безумно роптанье…»
Жизни кругом разлитой ликованье

Саше порукой, что милостив бог…
Саша не знает сомненья тревог.

Вот по распаханной, черной поляне,
Землю взрывая, бредут поселяне —

Саша в них видит довольных судьбой
Мирных хранителей жизни простой:

Знает она, что недаром с любовью
Землю польют они потом и кровью…

Весело видеть семью поселян,
В землю бросающих горсти семян;

Дорого-любо, кормилица-нива
Видеть, как ты колосишься красиво,

Как ты, янтарным зерном налита
Гордо стоишь высока и густа!

Но веселей нет поры обмолота:
Легкая дружно спорится работа;

Вторит ей эхо лесов и полей,
Словно кричит: «поскорей! поскорей!»

Звук благодатный! Кого он разбудит,
Верно весь день тому весело будет!

Саша проснется — бежит на гумно.
Солнышка нет — ни светло, ни темно,

Только что шумное стадо прогнали.
Как на подмерзлой грязи натоптали

Лошади, овцы!.. Парным молоком
В воздухе пахнет. Мотая хвостом,

За нагруженной снопами телегой
Чинно идет жеребеночек пегий,

Пар из отворенной риги валит,
Кто-то в огне там у печки сидит.

А на гумне только руки мелькают
Да высоко молотила взлетают,

Не успевает улечься их тень.
Солнце взошло — начинается день…

Саша сбирала цветы полевые,
С детства любимые, сердцу родные,

Каждую травку соседних полей
Знала по имени. Нравилось ей

В пестром смешении звуков знакомых
Птиц различать, узнавать насекомых.

Время к полудню, а Саши всё нет.
«Где же ты, Саша? простынет обед,

Сашенька! Саша!..» С желтеющей нивы
Слышатся песни простой переливы;

Вот раздалося «ау» вдалеке;
Вот над колосьями в синем венке

Черная быстро мелькнула головка…
«Вишь ты, куда забежала, плутовка!

Э!… да никак колосистую рожь
Переросла наша дочка!» — Так что ж?

«Что? ничего! понимай как умеешь!
Что теперь надо, сама разумеешь:

Спелому колосу — серп удалой
Девице взрослой — жених молодой!»

— Вот еще выдумал, старый проказник!
«Думай не думай, а будет нам праздник!»

Так рассуждая, идут старики
Саше навстречу; в кустах у реки

Смирно присядут, подкрадутся ловко,
С криком внезапным: «Попалась, плутовка!»…

Сашу поймают и весело им
Свидеться с дитятком бойким своим…

В зимние сумерки нянины сказки
Саша любила. Поутру в салазки

Саша садилась, летела стрелой,
Полная счастья, с горы ледяной.

Няня кричит: «Не убейся, родная!»
Саша, салазки свои погоняя,

Весело мчится. На полном бегу
На бок салазки — и Саша в снегу!

Выбьются косы, растреплется шубка —
Снег отряхает, смеется, голубка!

Не до ворчанья и няне седой:
Любит она ее смех молодой…

Саше случалось знавать и печали:
Плакала Саша, как лес вырубали,

Ей и теперь его жалко до слез.
Сколько тут было кудрявых берез!

Там из-за старой, нахмуренной ели
Красные грозды калины глядели,

Там поднимался дубок молодой.
Птицы царили в вершине лесной,

Понизу всякие звери таились.
Вдруг мужики с топорами явились —

Лес зазвенел, застонал, затрещал.
Заяц послушал — и вон побежал,

В темную нору забилась лисица,
Машет крылом осторожнее птица,

В недоуменье тащат муравьи
Что ни попало в жилища свои.

С песнями труд человека спорился:
Словно подкошен, осинник валился,

С треском ломали сухой березняк,
Корчили с корнем упорный дубняк,

Старую сосну сперва подрубали,
После арканом ее нагибали

И, поваливши, плясали на ней,
Чтобы к земле прилегла поплотней.

Так, победив после долгого боя,
Враг уже мертвого топчет героя.

Много тут было печальных картин:
Стоном стонали верхушки осин,

Из перерубленной старой березы
Градом лилися прощальные слезы

И пропадали одна за другой
Данью последней на почве родной.

Кончились поздно труды роковые.
Вышли на небо светила ночные,

И над поверженным лесом луна
Остановилась, кругла и ясна,-

Трупы деревьев недвижно лежали;
Сучья ломались, скрипели, трещали,

Жалобно листья шумели кругом.
Так, после битвы, во мраке ночном

Раненый стонет, зовет, проклинает.
Ветер над полем кровавым летает —

Праздно лежащим оружьем звенит,
Волосы мертвых бойцов шевелит!

Тени ходили по пням беловатым,
Жидким осинам, березам косматым;

Низко летали, вились колесом
Совы, шарахаясь оземь крылом;

Звонко кукушка вдали куковала,
Да, как безумная, галка кричала,

Шумно летая над лесом… но ей
Не отыскать неразумных детей!

С дерева комом галчата упали,
Желтые рты широко разевали,

Прыгали, злились. Наскучил их крик —
И придавил их ногою мужик.

Утром работа опять закипела.
Саша туда и ходить не хотела,

Да через месяц — пришла. Перед ней
Взрытые глыбы и тысячи пней;

Только, уныло повиснув ветвями,
Старые сосны стояли местами,

Так на селе остаются одни
Старые люди в рабочие дни.

Верхние ветви так плотно сплелися,
Словно там гнезда жар-птиц завелися,

Что, по словам долговечных людей,
Дважды в полвека выводят детей.

Саше казалось, пришло уже время:
Вылетит скоро волшебное племя,

Чудные птицы посядут на пни,
Чудные песни споют ей они!

Саша стояла и чутко внимала,
В красках вечерних заря догорала —

Через соседний несрубленный лес,
С пышно-румяного края небес

Солнце пронзалось стрелой лучезарной,
Шло через пни полосою янтарной

И наводило на дальний бугор
Света и теней недвижный узор.

Долго в ту ночь, не смыкая ресницы,
Думает Саша: что петь будут птицы?

В комнате словно тесней и душней.
Саше не спится,- но весело ей.

Пестрые грезы сменяются живо,
Щеки румянцем горят нестыдливо,

Утренний сон ее крепок и тих…
Первые зорьки страстей молодых,

Полны вы чары и неги беспечной!
Нет еще муки в тревоге сердечной;

Туча близка, но угрюмая тень
Медлит испортить смеющийся день,

Будто жалея… И день еще ясен…
Он и в грозе будет чудно прекрасен,

Но безотчетно пугает гроза…
Эти ли детски живые глаза,

Эти ли полные жизни ланиты
Грустно поблекнут, слезами покрыты?

Эту ли резвую волю во власть
Гордо возьмет всегубящая страсть?…

Мимо идите, угрюмые тучи!
Горды вы силой, свободой могучи:

С вами ли, грозные, вынести бой
Слабой и робкой былинке степной?…

Третьего года, наш край покидая,
Старых соседей моих обнимая,

Помню, пророчил я Саше моей
Доброго мужа, румяных детей,

Долгую жизнь без тоски и страданья…
Да не сбылися мои предсказанья!

В страшной беде стариков я застал.
Вот что про Сашу отец рассказал:

«В нашем соседстве усадьба большая
Лет уже сорок стояла пустая;

В третьем году наконец прикатил
Барин в усадьбу и нас посетил,

Именем: Лев Алексеич Агарин,
Ласков с прислугой, как будто не барин,

Тонок и бледен. В лорнетку глядел,
Мало волос на макушке имел.

Звал он себя перелетною птицей:
— Был,- говорит,- я теперь за границей,

Много видал я больших городов,
Синих морей и подводных мостов,-

Всё там приволье, и роскошь, и чудо,
Да высылали доходы мне худо.

На пароходе в Кронштадт я пришел,
И надо мной всё кружился орел,

Словно прочил великую долю.-
Мы со старухой дивилися вволю,

Саша смеялась, смеялся он сам…
Начал он часто похаживать к нам,

Начал гулять, разговаривать с Сашей
Да над природой подтрунивать нашей:

Есть-де на свете такая страна,
Где никогда не проходит весна,

Там и зимою открыты балконы,
Там поспевают на солнце лимоны,

И начинал, в потолок посмотрев,
Грустное что-то читать нараспев.

Право, как песня слова выходили.
Господи! сколько они говорили!

Мало того: он ей книжки читал
И по-французски ее обучал.

Словно брала их чужая кручина,
Всё рассуждали: какая причина,

Вот уж который теперича век
Беден, несчастлив и зол человек?

Но,- говорит,- не слабейте душою:
Солнышко правды взойдет над землею!

И в подтвержденье надежды своей
Старой рябиновкой чокался с ней.

Саша туда же — отстать-то не хочет —
Выпить не выпьет, а губы обмочит;

Грешные люди — пивали и мы.
Стал он прощаться в начале зимы:

— Бил,- говорит,- я довольно баклуши,
Будьте вы счастливы, добрые души,

Благословите на дело… пора!-
Перекрестился — и съехал с двора…

В первое время печалилась Саша,
Видим: скучна ей компания наша.

Годы ей, что ли, такие пришли?
Только узнать мы ее не могли,

Скучны ей песни, гаданья и сказки.
Вот и зима!- да не тешат салазки.

Думает думу, как будто у ней
Больше забот, чем у старых людей.

Книжки читает, украдкою плачет.
Видели: письма всё пишет и прячет.

Книжки выписывать стала сама —
И наконец набралась же ума!

Что ни спроси, растолкует, научит,
С ней говорить никогда не наскучит;

А доброта… Я такой доброты
Век не видал, не увидишь и ты!

Бедные — все ей приятели-други:
Кормит, ласкает и лечит недуги.

Так девятнадцать ей минуло лет.
Мы поживаем — и горюшка нет.

Надо же было вернуться соседу!
Слышим: приехал и будет к обеду.

Как его весело Саша ждала!
В комнату свежих цветов принесла;

Книги свои уложила исправно,
Просто оделась, да так-то ли славно;

Вышла навстречу — и ахнул сосед!
Словно оробел. Мудреного нет:

В два-то последние года на диво
Сашенька стала пышна и красива,

Прежний румянец в лице заиграл.
Он же бледней и плешивее стал…

Всё, что ни делала, что ни читала,
Саша тотчас же ему рассказала;

Только не впрок угожденье пошло!
Он ей перечил, как будто назло:

— Оба тогда мы болтали пустое!
Умные люди решили другое,

Род человеческий низок и зол.-
Да и пошел! и пошел! и пошел!..

Что говорил — мы понять не умеем,
Только покоя с тех пор не имеем:

Вот уж сегодня семнадцатый день
Саша тоскует и бродит, как тень.

Книжки свои то читает, то бросит,
Гость навестит, так молчать его просит.

Был он три раза; однажды застал
Сашу за делом: мужик диктовал

Ей письмецо, да какая-то баба
Травки просила — была у ней жаба.

Он поглядел и сказал нам шутя:
— Тешится новой игрушкой дитя!

Саша ушла — не ответила слова…
Он было к ней; говорит: «Нездорова».

Плачет, печалится, молится богу…
Он говорит: «Я собрался в дорогу».

Сашенька вышла, простилась при нас,
Да и опять наверху заперлась.

Что ж?.. он письмо ей прислал. Между нами:
Грешные люди, с испугу мы сами

Прежде его прочитали тайком:
Руку свою предлагает он в нем.

Саша сначала отказ отослала,
Да уж потом нам письмо показала.

Мы уговаривать: чем не жених?
Молод, богат, да и нравом-то тих.

«Нет, не пойду». А сама не спокойна;
То говорит: «Я его недостойна»,

То: «Он меня недостоин: он стал

Зол и печален и духом упал!»

А как уехал, так пуще тоскует,
Письма его потихоньку целует!..

Что тут такое? родной, объясни!
Хочешь, на бедную Сашу взгляни.

Долго ли будет она убиваться?
Или уже ей не певать, не смеяться,

И погубил он бедняжку навек?
Ты нам скажи: он простой человек

Или какой чернокнижник-губитель?
Или не сам ли он бес-искуситель?..»

— Полноте, добрые люди, тужить!
Будете скоро по-прежнему жить:

Саша поправится — бог ей поможет.
Околдовать никого он не может:

Он… не могу приложить головы,
Как объяснить, чтобы поняли вы…

Странное племя, мудреное племя
В нашем отечестве создало время!

Это не бес, искуситель людской,
Это, увы!- современный герой!

Книги читает да по свету рыщет —
Дела себе исполинское ищет,

Благо, наследье богатых отцов
Освободило от малых трудов,

Благо, идти по дороге избитой
Лень помешала да разум развитый.

«Нет, я души не растрачу моей
На муравьиной работе людей:

Или под бременем собственной силы
Сделаюсь жертвой ранней могилы,

Или по свету звездой пролечу!
Мир,- говорит,- осчастливить хочу!»

Что ж под руками, того он не любит,
То мимоходом без умыслу губит.

В наши великие, трудные дни
Книги не шутка: укажут они

Всё недостойное, дикое, злое,
Но не дадут они сил на благое,

Но не научат любить глубоко…
Дело веков поправлять не легко!

В ком не воспитано чувство свободы,
Тот не займет его; нужны не годы —

Нужны столетия, и кровь, и борьба,
Чтоб человека создать из раба.

Всё, что высоко, разумно, свободно,
Сердцу его и доступно, и сродно,

Только дающая силу и власть,
В слове и деле чужда ему страсть!

Любит он сильно, сильней ненавидит,
А доведись — комара не обидит!

Да говорят, что ему и любовь
Голову больше волнует — не кровь!

Что ему книга последняя скажет,
То на душе его сверху и ляжет:

Верить, не верить — ему всё равно,
Лишь бы доказано было умно!

Сам на душе ничего не имеет,
Что вчера сжал, то сегодня и сеет;

Нынче не знает, что завтра сожнет,
Только, наверное, сеять пойдет.

Это в простом переводе выходит,
Что в разговорах он время проводит;

Если ж за дело возьмется — беда!
Мир виноват в неудаче тогда;

Чуть поослабнут нетвердые крылья,
Бедный кричит: «Бесполезны усилья!»

И уж куда как становится зол
Крылья свои опаливший орел…

Поняли?.. нет!.. Ну, беда небольшая!
Лишь поняла бы бедняжка больная.

Благо теперь догадалась она,
Что отдаваться ему не должна,

А остальное всё сделает время.
Сеет он все-таки доброе семя!

В нашей степной полосе, что ни шаг,
Знаете вы,- то бугор, то овраг:

В летнюю пору безводны овраги,
Выжжены солнцем, песчаны и наги,

Осенью грязны, не видны зимой,
Но погодите: повеет весной

С теплого края, оттуда, где люди
Дышат вольнее — в три четверти груди,-

Красное солнце растопит снега,
Реки покинут свои берега,-

Чуждые волны кругом разливая,
Будет и дерзок, и полон до края

Жалкий овраг… Пролетела весна —
Выжжет опять его солнце до дна,

Но уже зреет на ниве поемной,
Что оросил он волною заемной,

Пышная жатва. Нетронутых сил
В Саше так много сосед пробудил…

Эх! говорю я хитро, непонятно!
Знайте и верьте, друзья: благодатна

Всякая буря душе молодой —
Зреет и крепнет душа под грозой.

Чем неутешнее дитятко ваше,
Тем встрепенется светлее и краше:

В добрую почву упало зерно —
Пышным плодом отродится оно!

Анализ поэмы «Саша» Николая Некрасова

В поэме «Саша» (1854-1855) Н. А. Некрасов поднимает проблему, которая в целом не характерна для его творчества. Знаменитый защитник интересов простого народа обращается к теме, поднятой Пушкиным и Лермонтовым, — возникновению в русском обществе т. н. «лишних людей». При этом поэт по-своему освещает эту проблему. Он отмечает, что такие люди все же приносят пользу («благое семя»), оказывая положительное влияние на новое поколение.

Центральный персонаж поэмы — дочь стариков-помещиков Саша. Этот образ описан Некрасовым с большой любовью и теплотой. Молодая девушка растет в условиях деревенской идиллии. Над ней не тяготеют узкие рамки светского воспитания. Саша не получает никакого образования, но это ей и не нужно. Девушка живет в абсолютной гармонии с окружающим миром. Единственное, что доставляет ей серьезное огорчение, — вырубка леса.

Спокойствие патриархального образа жизни нарушается приездом соседа — Л. А. Агарина. В нем легко угадывается носитель либеральных идей. Родители Саши удивлены его странными речами, но покоряются добродушию и обхождению Агарина. Они с одобрением смотрят на то, что дочь начинает проводить с молодым соседом все больше времени. Агарин нравится Саше смелостью взглядов. Он прививает ей любовь к чтению. Рассказчик не говорит об этом прямо, но становится понятно, что молодая девушка полностью попадает под влияние либеральных идей. Вместе с тем естественным образом в ней пробуждается любовь к Агарину. Любовь Саши повторяет трагедию Татьяны Лариной. «Измученному» жизнью Агарину не нужна эта чистая бескорыстная любовь, он уезжает.

Старики видят резкую перемену в Саше. Они обеспокоены, пытаются разгадать причину ее задумчивости. Догадка родителей о возникшей любви подтверждается при повторном приезде Агарина. Но для стариков осталась скрытой внутренняя перемена в Саше. Кинутое Агариным «благое семя» жажды знаний дало богатый урожай. Девушка разгадала характер своего соседа, его бесцельно растрачиваемую жизнь. Агарин окончательно потерял цель жизни, а Саша ее обрела в благородном служении народу.

Некрасов в лице рассказчика пытается объяснить родителям случившееся. Но делает он это больше для читателей. Агарин — типичный представитель своего поколения. Его обширные знания и жизненный опыт остаются бесполезной обузой без стремления к действительно важной цели. Тем не менее он сделал полезное дело, пробудив в душе Саши жажду полезной деятельности. Чистая девушка, воспитанная вдалеке от высшего общества, не повторит ошибок Агарина и не испытает разочарования в жизни. Некрасов завершает поэму оптимистической речью, убеждая читателей в том, что пробужденные в душе Саши «нетронутые силы» со временем дадут прекрасный результат.

В свои шестнадцать Саша уже успел экстерном закончить школу у себя в деревне, какое-то время там проработать и, накопив немного денег на учебу, переехать в город. Его родители, запойные алкоголики, исчезновения сына как-то и не заметили.
Саша был весьма привлекателен: каштановые волосы, тонкое лицо, зеленые глаза. А еще он был трудолюбив и по-детски, даже можно сказать по-деревенски, наивен. И старомодно благочестив.
Учась в университете на первом курсе, Саша устроился на работу курьером в одну небольшую фирму. Очаровательный омега сразу приглянулся директору - альфе лет тридцати, который, хотя и обзавелся семьей и двумя детьми, частенько поглядывал по сторонам. Саша ему сразу понравился, своей чистотой и непорочностью. Казалось, омега был хрустальным, таким незапятнанным, свежим. Первый месяц директор - Сергей Алексеевич - просто следил за каждым шагом мальчика, но Саша упрямо не понимал этого. На второй месяц альфа стал намекать подчиненному, что он был бы не против с ним поразвлечься. Саша снова не реагировал.
Тогда на третий месяц Сергей Алексеевич вызвал мальчишку в кабинет и поставил вопрос ребром.
- Как же я буду с вами встречаться, если у вас уже есть муж и дети? - омега был настолько наивен, что директор скрипел зубами от злости.
- Молча, я тебе буду давать деньги, а ты будешь иногда раздвигать ноги передо мной. Что не ясно? - мужчина поднялся из-за стола и угрожающе двинулся на Сашу.
- Я не согласен.
- Почему?
- Вы женаты и на мне не женитесь никогда, а я девственник, я хочу найти альфу, с которым смог бы честно встречаться, - омега сделал шаг назад, чувствуя нарастающую панику.
- Честно? Знаешь, что? - Сергей Алексеевич прислонил Сашу к стене и начал водить руками по его бедрам, - Ты в этом городе один и никому не нужен. Будешь выпендриваться, зарплату за этот месяц не получишь, да я тебя еще и оштрафую за прогулы.
- У меня нет прогулов.
- Есть, - директор усмехнулся, - Будешь непослушным мальчиком, денег не увидишь, а если оставишь свою деревенскую честь у себя в селе, глядишь, и жизнь начнет налаживаться... - Сергей Алексеевич попытался поцеловать омегу, взасос, протолкнув свой язык внутрь, но Саша замычал и, пихнув директора, выскочил из кабинета. Ничего не говоря никому, он выбежал на улицу, решив, что черт с ними, с деньгами, но на свою работу он не вернется больше.
Однако уже через три дня Саша начал паниковать. Новая работа как назло не находилась, деньги за квартиру он отдал еще накануне конфликта с директором, рассчитывая на зарплату, а в кармане наличности оставалось всего ничего. Да и она быстро закончилась, как и продукты в холодильнике. Вот теперь Саша действительно понял, что в городе он один. Занять денег было не у кого, просить помощи он не мог, было стыдно. Продаваться тоже не хотелось. К тому же, то ли от переживаний, подорвавших иммунитет, то ли из-за своей разъездной работы курьером, Саша заболел и пролежал с температурой четыре дня. Всё это время он не ел.
Омега оказался в тупике. Обессилевший, с заблокированным телефоном, без связи и интернета, без денег даже на проезд, он сидел в своей нищей комнатенке и не знал, куда идти.
Волевым усилием он всё-таки поднялся с постели, заправил ее и, покачиваясь, начал одеваться. Нужно было найти хоть какую-то еду, хотя Саша не очень понимал как.
Однако слабость подвела омегу. Голова закружилась, и он рухнул на пол. Сколько мальчишка лежал без движения, он не понял, пока вдруг не услышал, как дверь открывается, и в комнату заходит какой-то незнакомец. Брюнет, кареглазый и стройный.
- Эй, с тобой всё в порядке?
Незнакомец приблизился к Саше, который тут же решил для себя, что будет умолять гостя дать хоть кусок хлеба. Ну не все же такие сволочи как Сергей Алексеевич?
- У тебя есть что-нибудь поесть?
Незнакомец замер, затем сел на корточки и поправил волосы на лице мальчишки.
- Ты голоден?
- Очень, пожалуйста, покорми меня, - мальчишка попытался подняться, схватившись за рукав Кирилла и прижимаясь лицом к его плечу, - Я отдам, я обязательно отдам. Просто я очень хочу есть, пожалуйста...
- Да, да, конечно...
Кирилл помог подняться Саше, невольно любуясь его красивым лицом, даже несмотря на то, что оно было осунувшимся, а под глазами выделялись темные круги. Альфа посадил мальчишку в машину и повез в ближайшую забегаловку.
- Как тебя зовут? - Кирилл постоянно смотрел на своего нового знакомого, который сидел, согнувшись, чуть приоткрыв бледные губы.
- Саша. А вас?
- Кирилл. Только давай на ты?
- Да...
Автомобиль притормозил у пиццерии, и парень потащил омегу внутрь. Вкусные запахи были мучительны для Саши, и Кирилл понимал это, поэтому, посадив мальчишку за столик, купил всё, что было в наличии, чтобы не ждать.
- Сколько ты не ел? - альфа поставил поднос с пиццей на стол, видя, как жадно Саша смотрит на пищу.
- Пять дней, - мальчишка почему-то не касался еды, хотя и очень хотел.
- Да ешь! - Кирилл подвинул пиццу ближе и тут Саша просто накинулся на пищу. Он ел некрасиво, заглатывая куски и не смея поднять глаза на Кирилла, понимая, как глупо и отвратительно он выглядит, но не в состоянии взять себя в руки. Альфа быстро понял чувства Саши, поэтому поднялся из-за стола.
- Я отойду, мне надо сделать пару звонков, хорошо?
И, не дожидаясь ответа, Кирилл вышел из пиццерии. Он никуда не стал звонить, а просто прислонился к стене, глядя на прохожих и ожидая, когда Саша поест. Альфа думал о мальчишке и улыбался, сам не зная почему. Наконец, подождав минут пятнадцать, альфа вернулся за столик.
Саша уже не ел, он сидел и плакал. Плюс ко всему из носа омеги шла кровь что, в принципе, было неудивительно при том, что мальчишка столько голодал.
- Что случилось? - альфа пытался заглянуть в глаза Саше, но он прикрыл их рукой.
- Простите меня, мне так стыдно... - омега всхлипывал, не глядя на Кирилла.
- За что?
- За то, что вам пришлось заниматься мной, что вы меня кормили, а я не знаю, чем я отдавать вам буду, - Саша опустил лицо еще ниже, - Что я накинулся на еду, как дикий, что у меня почему-то кровь идет из носа...
- Тише, тише... Не надо, - Кирилл сел рядом с мальчишкой и приобнял его, - Как ты вообще оказался в таком положении?
- Меня директор выгнал с работы, - тонкие плечики Саши снова затряслись, - Он потребовал чтобы я встречался с ним, а я не мог, он ведь женат. А деньги за квартиру я еще накануне отдал. Он стал приставать ко мне, а я сбежал... А новую работу я не нашел, а потом заболел.
Кирилл почувствовал жуткую злость на директора Саши. Ну как так можно поступить с мальчишкой? Не дать честно заработанные деньги, зная, что ему и обратиться за помощью не к кому? Обречь на голодную смерть практически?
- Мы его накажем. Хочешь? - альфа провел рукой по волосам Саши.
- Хочу... - мальчишка поднял глаза на альфу, на миг повеселев, но тут же сникая.
- Что? Что случилось? - парень с беспокойством убрал руку.
- Можно, я заберу пиццу с собой... Пожалуйста, - Саша с надеждой смотрел на Кирилла, отчего тот поежился.
- Что за вопрос? Конечно... Ты ешь еще!
Саша, однако, покачал головой.
- Ты не хочешь?
- Хочу...
- А почему не ешь? - Кирилл попытался улыбнуться Саше, но и он заразился тревожностью.
- Так если я съем еще кусок, то станет меньше...
- И? - альфа пока не мог понять логики мальчика.
- Я ведь не знаю, сколько мне этой пиццей питаться придется.
Кирилл схватился за голову. Это было выше его сил. Всё-таки на дворе двадцать первый век, а перед ним голодный. Это казалось невозможным, но это был факт. Директора Саши захотелось убить как-нибудь больно.
- Ешь, я тебе куплю еще. А работу тебе мы найдем. Я теперь твой друг, согласен?
- Да... Я потом расплачусь за еду, да? Можно? Деньгами...
- Я не твой директор и приставать к тебе не буду, не бойся.
В это время зазвонил телефон. Это был Альберт Илларионович. Конечно же, прошло уже добрых три часа, а ни одежды из химчистки, ни костюма от портного и ни обеда из ресторана "Испания" еще не было. А Альберт Илларионович злой, а у Альберта Илларионовича течка... Мысленно перекрестившись, Кирилл взял трубку.

– Пани, если вам некому поставить клизму, то поставьте ее себе!

С этими словами я захлопнула за собой дверь в нашу ставшую двухместной палату. Вслед мне что-то вякнули, но я не вслушивалась.

– Ну, главные супружеские обязанности выполнены, – сказала я, поставив кофе на Сашину прикроватную тумбочку.

– Мама родила меня в восемнадцать лет, – заговорил Саша. – В двадцать три она снова вышла замуж. Весьма удачно, кстати. У меня есть еще сестра и брат.

– А у вас, Александр, с маминым мужем все нормально сложилось?

Я почему-то вдруг представила, что я буду чувствовать, если окажется, что мой папа женат на ком-то… и просто не решился мне об этом сказать…

– Может быть, все-таки «Саша» и на «ты»?

Я кивнула.

– С отчимом мы не особо близки, – продолжил он. – Но это не его вина. Дед с бабушкой настолько боялись, что мое постоянное присутствие может помешать маминой новой жизни, что я почти всегда находился у них. К тому же дед совсем на мне повернулся, и я его воспринимал, как многие и отцов не воспринимают. Мечтал, как и он, поваром стать…

– Не вышло?

Мой собеседник пожал плечами и очень приятно улыбнулся. В этот момент зазвонил его мобильник. Саша извинился и взял трубку. Я воспользовалась моментом, чтобы на минутку забежать в уборную. Когда я вернулась, мой сосед выглядел чрезвычайно обескураженным.

– Что случилось? – спросила я.

– Теперь, может быть, выйдет!

– Что выйдет?

– Пойти в повара! Мне только что сообщили, что мой контракт не продлен.

– То есть вы…

– Прости, ты. Ты больше не работаешь на своей сверхсекретной работе?

– А она теперь больше не сверхсекретная, – развел Саша руками. – И, собственно, работа закончилась. Теперь у меня секретов нет. Выхожу из шкафа! Я работал в службе безопасности авиакомпании. На каждом рейсе любого авиаперевозчика под видом одного из пассажиров обязательно летит специально обученный агент спецслужб – на случай террористической атаки.

– То есть вы, то есть ты, не машинист подземки, а агент спецслужб. Я правильно догадалась?

Он отрицательно покачал головой:

– Нет, неправильно! Это не я. Я, как и все пассажиры, не знаю, кто он, этот агент – он как раз посажен государством и представляет столь вожделенные вами…

– Хорошо, тобой вожделенные спецслужбы! Дело в том, что некоторые авиакомпании, считающие себя престижными, сажают на рейсы еще одного-двух специально обученных людей, но из частного агентства, а то и из своей внутренней охранной структуры. На этом полете таким человеком был я. Честно говоря, я вначале подумал, что ты тоже «наша». Особенно после того, как ты дверь одним ударом разнесла. Но потом навел справки и понял, что…

– Что понял?

– Ну, что ты не «наша»… Но все равно очень классная!

Что же мне так приятно-то стало от этих слов? Никогда не думала, что падка на комплименты!

– Я на самом деле страшно перепугался, когда на тебя рухнул потолок. Всех бросило, конечно, но ты как-то особенно неудачно стояла… Думал, что все, прилетели! Кранты девушке!

– Не дождетесь! – отрезала я.

– Надеюсь!

– А за что же вас, то есть прости опять, за что тебя выгнали? Ты же все классно сделал, Саша! Как заправский проктолог, можно сказать!

– Зато рожу засветил.

– То есть…

– Теперь есть люди, которые понимают, кто я есть на самом деле. Ты, например. А это недопустимо! Действительно, они же могут еще куда-нибудь полететь и со мной пересечься… Тогда все… Теперь только в повара!

– И что, тебе даже никакого выходного пособия не заплатят?

– Заплатят, конечно, но не так чтобы много. Главное, нужно теперь что-то новое искать.

– Такого, как ты, везде возьмут! Сами за тобой бегать будут! – Я говорила совершенно искренне, но он только усмехнулся.

– Расскажи про себя.

– Так ты же с моим отцом разговаривал.

– А кто мне говорил, что он про тебя почти ничего толком не знает?

– Да, я, честно говоря, не понимаю, о чем мне говорить?..

– Это не столь важно, Эва. В любом случае мне нравится звук твоего голоса. Он меня не напрягает.

– Ах ты, хам!..

Сама не знаю, пришла ли я в бешенство или только изобразила его. Он посмел заявить, что ему вообще безразлично, что я говорю! Ему, видите ли, звук голоса моего нравится! В долю секунды я оказалась возле молодого человека и… не знала, что дальше делать. Даже шутя стукнуть Сашу с его покалеченной рукой я не могла. Я встала как вкопанная. Точнее, как дура. Осознав, что происходит, мой сосед рассмеялся, сам взял здоровой рукой мою ладонь и поцеловал.

– Извини, я пошутил! То есть мне действительно очень нравится твой голос… и не только голос… Но при этом мне очень интересно тебя послушать.

Я резко выдернула руку. Мне было очень приятно, но я впервые в жизни застеснялась, что у меня нет маникюра, застеснялась своих ороговевших мозолей и деформированных косточек. Раньше я только гордилась своими руками, понимая, что, только взглянув на них, любой вменяемый насильник и хулиган поймет, что от меня стоит держаться как можно дальше. Но этот малознакомый Саша Воронов невольно вызвал у меня такие чувства, что я даже испугалась. Я не только ощущала, что он мне приятен, мне казалось, что он сильнее меня. Мне, тигре, тоже иногда хотелось, чтобы рядом со мной оказался мужчина, за которым я почувствую себя как за каменной стеной. Чтобы был как Батый, но только мой.

– Ладно! – сказала я. – Прощаю. Но следующая порция кофе и крекеров – на тебе. Я не хочу больше общаться с дежурной сестрой. Не знаю, откуда они взяли такую стерву?

– Боюсь, у них негусто с выбором, – ответил Саша. – Но единственное, что я могу тебе предложить, – это пойти на пост вместе. Я смогу нести только одну чашку и только одно блюдце с печеньем! – Он покачал забинтованной рукой.

– Какая же я дура! – воскликнула я. – Я забыла, что мне в супруги достался инвалид. Раньше предполагала, что мой муж будет исключительно сильным и здоровым.

– Так и будет скоро! – ответил Саша.

Мы направились на пост за горячим питьем и печеньем.

Полька встретила нас еще более злобно, чем полчаса назад меня одну.

– С вашего позволения, мы нальем себе что-нибудь, – чрезвычайно вежливо обратился к ней по-английски Саша.

Медсестра ничего не ответила. На секунду подняв глаза, она метнула на нас взгляд, полный раздражения.

Мы уже уходили с добычей, когда она выкрикнула нам вслед по-русски:

– То, что вас селили вместе, не значает, что вам разрешенные супружливые сношения! Врач дал указание: «Больным нельзя делать никакого секса!»

– Никакого?!

Я почувствовала, как к лицу прилила кровь. Господи! Как повезло этой идиотке, что мы с ней в этот момент оказались не вдвоем!

Саша понял, что сейчас может произойти, и буквально втолкнул меня в палату. Я смотрела на него, и мне было совершенно непонятно, что я могу рассказать о себе. Жизнь разделилась в моем сознании на две части – совсем незначительное или слишком личное. Наверное, то, что я рассказывала Саше в тот вечер, было слишком путано, сбивчиво и невнятно. Трудно рассказывать о собственной жизни, не впадая в патетику. Разумеется, жизнь человека, не достигшего двадцатилетия, представляется окружающим еще очень короткой. Но не стоит забывать, что из-за того, что мы не помним дня своего появления на свет, уже прошедшая часть жизни бесконечна и для десятилетней девочки, и для восьмидесятилетней старухи. Зато оставшийся кусок конечен для них обеих, а потому до животной тоски мал!

Настал отбой. Мы поняли это по тому, что выключили основное освещение, как всегда в десять вечера. Свет, исходивший от индивидуальных светильников на стенах, был, в отличие от потолочных плафонов, не бело-голубым, а теплым, желтоватым. Прикатили Сашину кровать, над его изголовьем не оказалось лампочки. Я увидела, что у него с собой есть несколько книжек, и предложила подкатить койку поближе к моей, чтобы ему тоже достался свет от моего ночника… И, вообще, мне захотелось, чтобы Саша оказался поближе.