Интуиция как проявление бессознательного в творчестве. Бессознательное. Феномен интуиции. Творчество, Интуиция, Бессознательное

ИНТУИЦИЯ КАК ПСИХОЭВРИСТИЧЕСКИЙ ФЕНОМЕН

Многоаспектность проблемы интуиции является тем фактором, который одновременно обусловливает сложность ее исследования и вызывает неослабевающий интерес к ней. Одним из таких "привлекательных" аспектов выступает взаимосвязь интуиции с бессознательными процессами. Не имея возможности детально раскрыть в этой книге проблему бессознательного , мы остановимся на ней в связи с анализом психоэвристической сущности интуиции, тем более что категориальный аппарат исследователя интуиции включает такие понятия, как "неосознанное", "бессознательное", "сознание", "психика" и т.п. Вполне понятно, что однозначного определения этим процессам на страницах данной книги дать невозможно. Мы видим свою задачу в том, чтобы ознакомить читателя с некоторыми распространенными концепциями, попытаться проанализировать феномены интуиции и бессознательного, которые нельзя упрощенно отождествлять.

ТВОРЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ И ПРОБЛЕМА БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО

В современной литературе по эвристике тезис о важной, более того, доминирующей роли бессознательного (подсознательного) в творческой деятельности стал, по существу, тривиальным. И это отнюдь не дань фрейдовской теории "вытесненного бессознательного", а следствие все возрастающего интереса исследователей к серьезным научным разработкам проблемы в до- и постпсихоаналитический период, дающим основание рассматривать феномен бессознательного в качестве "источника творческого процесса" (В. А. Энгельгардт).

Анализируя структуру творческого мышления, исследователи неизменно выделяют тот его этап (уровень) , обычно именуемый "пассивным", или периодом "отдыха", который наступает вслед за длительным (как правило, безуспешным) этапом решения задачи обычными методами логического анализа. Именно в этот момент, как полагают, происходит активизация тех форм психики, которые нельзя отнести к деятельности сознания в строгом смысле этого слова.

Один из основоположников теории творчества, А. Пуанкаре назвал это "ненормальной мозговой деятельностью", при которой исследователь как бы раздваивается на два "Я": "Я" – сознательное" и "Я" – бессознательное" (сублимальное), связанное прежде всего с "тонкой интуицией". Сознание, по его мнению, требует дисциплины, строгости и четкой методики. Бессознательное же, напротив, избавлено от столь жестких ограничений и связано со свободой и творческим поиском. Данная точка зрения получила в дальнейшем весьма широкое распространение. Бессознательное характеризуют как "скрытый процесс, возможности которого значительно превосходят механизмы осознаваемой интеллектуальной деятельности. Эти скрытые механизмы, согласно многочисленным данным, связаны с творческими процессами, с актами мгновенного "озарения", "прозрения", такими, как интуиция, явление инсайта и др."

Любопытно и вместе с тем знаменательно то, что оба эти высказывания, разделенные временным интервалом в три четверти века и колоссальным сдвигом в плане развития науки, не имеют по существу дистанции позитивной, смысловой. Факт устойчивости концепции вполне очевиден. Многие специалисты в области эвристики, признающие реальность бессознательных форм психического отражения, независимо от их собственной философской и психологической ориентации объединены стремлением подчеркнуть примат бессознательного над сознанием в сфере творческой деятельности. Эта тенденция становится теоретической основой построения различных структурно-функциональных моделей творческого мышления и разработки методов его стимуляции. Один из них – метод психоинтеллектуальной генерации (ПИГ), предложенный учеными Института кибернетики АН Грузинской ССР, основан как раз на "перекачке" информации из сферы бессознательного в сферу сознания.

В основу модели эвристического мышления положена гипотеза о квантово-волновой структуре когерентного мозга, позволяющая, по мнению авторов, в материалистическом плане наметить философское решение вопросов о природе бессознательного, сущности интуиции и т.п. Сознание и бессознательное рассматриваются как различные виды мозговой активности, условно именуемые С- мышлением и Q -мышлением, управляемые соответственно С -нейронами и Q -нейронами. На вопрос, где зреют новые мысли и что является источником продуктивного мышления, дается четкий ответ: в основном в Q -структурах, в которых переработка информации носит "глобально-интегральный" характер в отличие от "локально-элементарной" деятельности сознания. Сами же бессознательные процессы представляют собой "обычные реальные физические процессы, связанные с взаимодействием в 4-мерных решетчатых нервных сетях множества когерентных волн-сигналов, описываемых квантово-волновыми информационными функциями. Неосознаваемость этих процессов связана не с тем, что это какие-то мистические, потусторонние процессы, а с тем, что в них событиям внешнего мира сопоставляются не вероятности, а амплитуды вероятностей" .

Такова суть концепции и построенной на ее основе структурно-функциональной модели интеллектуальной деятельности, способной, по мнению авторов, описать систему взаимодействия различных уровней психического отражения, раскрыть специфику творческого мышления и дать философско-материалистическое объяснение природы этих явлений.

Несмотря на то что многие современные исследователи проблем творчества решительно перенесли акцент с бессознательной деятельности на сознательную, реальность бессознательных компонентов в системе творческой деятельности отнюдь не вызывает у них сомнений. Более того, именно бессознательная (скрытая) сторона данного процесса требует, по их мнению, дальнейших углубленных исследований. И если в оценке доминирующих факторов различных форм психоинтеллектуальной деятельности, реализующих творческий процесс, мнения ученых разошлись, то неосознанный характер интуиции принято считать одной из характернейших ее черт. С бессознательной (подсознательной) деятельностью так или иначе связывают интуицию И. В. Бычко, В. Ф. Горбачевский, В. Н. Дубровин, Е. С. Жариков, В. Н. Колбановский, И. К. Родионова, А. Г. Спиркин, В. П. Тугаринов, А. Е. Шерозия, В. А. Энгельгардт и др.

Итак, перед современными исследователями стоит дилемма: либо "пассивность" сознания на определенном этапе творческой деятельности – лишь психическая иллюзия, либо мыслительный процесс действительно смещается в сферу бессознательных форм психического отражения. Если справедлив первый тезис, то как объяснить отсутствие сознательного контроля над некоторыми формами творческого мышления, и прежде всего интуиции? Признание же справедливости второго тезиса требует внесения существенных корректив в теорию психического отражения и теорию познания, поскольку допускает возможность реализации высших форм интеллектуальной деятельности на уровне бессознательной психики. Данная проблема имеет не только психологическое и гносеологическое, но главным образом методологическое значение. Во всяком случае в решении вопроса о психических механизмах феномена интуиции это представляется вполне очевидным.

Проблему бессознательного нередко связывают прежде всего со школой психоанализа и особенно с учением 3. Фрейда. Однако задолго до Фрейда данная проблема оказалась предметом серьезного внимания таких мыслителей, как И. Кант, Г. Лейбниц, Г. Фехнер и др. Характеризуя психику человека, Фехнер сравнивал ее с гигантским айсбергом, где сознание представлено его ничтожной видимой частью; основная же невидимая часть айсберга есть бессознательная психика.

В конце XIX и особенно в начале XX в. гипотеза о реальности бессознательного психического становится уже научным фактом. Это стало возможным благодаря успехам экспериментальной и теоретической психологии, которая к тому времени выделяется в самостоятельную область научного знания. Теория бессознательного психического получила дальнейшее плодотворное развитие в исследованиях П. Жане, Ф. Брентано, Р. Шуберта-Зольдерна, Т. Липпса, Т. Рибо, Г. Каруса, И. М. Сеченова и многих других.

Таким образом, широко распространенное мнение о приоритете Фрейда (и психоаналитической школы вообще) в исследовании проблемы бессознательного на самом деле не соответствует действительности. Более того, исследование данной проблемы было направлено Фрейдом по руслу, в котором она приобрела явно антинаучное звучание. Фрейдизм воплотил в себе массу ошибочных постулатов, положил начало другим антинаучным концепциям, таким, как "теория клеточного сознания", "теория мировой души", "панпсихизм", "логический волюнтаризм", "теория психоида" и прочим, глубоко реакционным но своей сущности и ложным по методологии.

Вместе с тем Фрейд заставил и критически пересмотреть некоторые проблемы психологической и философской науки. Фрейдизм явился в известной мере ответной реакцией на ограниченность традиционной интроспективной психологии. Приоритет Фрейда состоит в том, что он первым стал исследовать проблему бессознательного психического на богатом клиническом материале как врач-патопсихолог, первым поставил и предпринял попытку решения вопроса о соотношении бессознательного и сознания.

Сам Фрейд так объяснял необходимость разработки проблемы бессознательного. Прежде всего было необходимо, по его мнению, разобраться в специфике тех поведенческих актов, в регуляции которых не властвует сознание. Далее: "наше бессознательное не совсем то же, что бессознательное философов, а кроме того, большинство философов знать ничего не хотят о "бессознательном психическом" . Что касается последнего, то здесь Фрейд прав лишь отчасти.

Первый постулат Фрейда, на котором построена вся традиционная теория психоанализа, "сводится к признанию того, что все душевные процессы по существу бессознательны..." . Следует, однако, заметить, что подобная трактовка бессознательной психики не только не противоречит взглядам некоторых философов-идеалистов, но, напротив, исходит из таковых. Фома Аквинский, Шеллинг, Фихте, Шопенгауэр, Гартман и многие другие считали бессознательное первичным регулятором поведения человека. А вот точка зрения материалистов Лейбница, Фехнера и других действительно "не совсем то же", что думает на этот счет сам Фрейд.

Этот основной постулат Фрейда явился не выводом из клинических и теоретических исследований, но априорным тезисом, предопределяющим направление самих экспериментов.

Фрейд утверждает, что различного рода психические процессы человека не исчезают в нем бесследно, а лишь затушевываются, "вытесняются" на некоторое время в сферу бессознательного. В качестве таковых эти явления обладают некоторым энергетическим потенциалом, становятся как бы "взрывоопасными", готовыми в любое время выйти из-под контроля (или, как говорит сам автор, "цензуры") сознания, подавить последнее и захватить власть над субъектом. На первое место по "запасам" такой психоэнергии ставится комплекс сексуальных влечений (libido), обладающий потенциально неисчерпаемыми возможностями в плане формирования психических комплексов в широчайшем диапазоне: от патологических сдвигов до творческого вдохновения. Согласно Фрейду, в основе творческого вдохновения лежит так называемое "вытесненное бессознательное". А "вытеснение" в его понимании есть не что иное, как "сексуальное отвращение невротиков". Вот, оказывается, в чем заключена природа таланта и способности лучших умов человечества!

Критика подобной "теории" не входит в наши задачи. Заметим лишь, что ученики и последователи Фрейда в большинстве своем попросту игнорировали эти фантастические измышления своего предтечи. Таким образом, роль сексуального комплекса является вторым основополагающим принципом характеристики человеческого поведения.

Психическое бессознательное, таким образом, превращается у Фрейда в самостоятельную сущность, вытесняющую сознание на второй план, отводя ему второстепенные роли. Элементарные формы психики встают над социальной сущностью человека. Особенно ярко антагонизм сознания и бессознательного проявляется в учении о структуре психического (id, Ego, Super-ego) .

Однако выше описанные формы бессознательной психики у Фрейда не являются единственно возможными; существует и другая ее разновидность – "предсознательная" (скрытое бессознательное), которая в отличие от бессознательного может проникать в сознание и является своего рода посредником между тем и другим. Таким образом, структура психического слагается, по Фрейду, из трех компонентов: бессознательного, предсознательного и сознания.

Подобная схема представляет определенный интерес и создает основу для углубленных исследований системы взаимоотношений этих компонентов в психике и уточнения функций каждого из них. Однако, именно здесь всплывает нечто такое, что заставляет нас усомниться в искренности заверений Фрейда о стремлении к позитивному решению поставленной проблемы. Оказывается, познать суть бессознательных и предсознательных процессов все равно нельзя. Этот вывод Фрейд делает на основании того, что познаваемым можно считать лишь то, что составляет самое сознание. Бессознательное и пред-сознательное могут стать предметом исследования лишь тогда, когда они перейдут в сферу сознания. Но такого рода "бывшее" бессознательное и "бывшее" предсознательное утратили свои специфические, характерные черты и особенности, а потому уже не представляют никакого интереса. Итак, круг замыкается и проникнуть в него не представляется никакой возможности. Тайна бессознательного психического остается неразрешимой загадкой .

Итак, теория бессознательного Фрейда ничуть не проясняет саму эту проблему, не говоря уже о проблемах психологии интеллекта и творческого мышления, и возлагать на нее какие-то надежды в этом плане (последнее до сих пор имеет место) бесполезно. Не случайно, по свидетельству одного американского научного издания , наиболее цитируемым автором в американской психологической литературе является Фрейд по всем вопросам, кроме физиологической психологии и психологии интеллекта.

Небезынтересно отметить, что видный теоретик психоанализа Л. Беллак с молчаливого согласия своих единомышленников вынужден был признать, что очень многие аспекты проблемы бессознательного сам Фрейд незаслуженно оставил без внимания. Как это ни парадоксально звучит, но нам представляется совершенно справедливым замечание Ф. В. Бассина относительно того, что Фрейд в значительной степени обеднил теорию бессознательного. Этот вывод вполне правомерен и органически вытекает из основополагающих принципов теории фрейдизма. История науки знает немало примеров, когда чрезмерная абсолютизация объекта исследования в смысле наделения его особыми и исключительными функциями, искусственное вычленение из системы естественных связей и отношений приводили в тупик и обрекали на неудачу самые, казалось бы, блестящие идеи. Нам представляется, что фрейдизм в решении проблемы бессознательного сыграл роль, аналогичную той, которую интуитивизм сыграл в решении проблемы интуиции. Следствием этого явился, по существу, полный отказ от дальнейшей разработки проблемы бессознательного со стороны научной диалектико-материалистической психологии. Интерес к проблеме в отечественной психологии и философии возродился лишь в последние годы. А между тем, по мнению А. Н. Леонтьева, наука многое потеряла от того, что столь долго игнорировала проблему бессознательного.

Учение Фрейда, получившее столь широкое распространение и вызвавшее большой интерес, по мнению многих, в том числе и зарубежных специалистов, не может претендовать ни на роль основной психологической теории, ни тем более на роль методологической системы. И. П. Павлов, позднее Фресс и Барюк высказались в пользу того мнения, что фрейдизм – скорее религия, чем наука. Кстати сказать, в дальнейшем теория психоанализа распалась на ряд весьма самостоятельных течений, среди которых есть и такое, где акцент перенесен с бессознательного на сознание. Ряд современных концепций психоанализа значительно и выгодно отличается от собственно фрейдизма.

С резкой критикой фрейдовской концепции бессознательного выступил в 20-е годы известный грузинский философ и психолог Д. Н. Узнадзе.

Прежде всего Узнадзе не удовлетворяло то обстоятельство, что фрейдовское бессознательное не включает в себя ничего нового в сравнении с явлениями сознательной, душевной жизни, а представляет собой нечто вроде вывернутого наизнанку того же сознания. Такое содержание понятия бессознательного несет в себе лишь негативные характеристики и не представляет собой ничего нового по сравнению с сознанием. Другой принципиальной ошибкой Фрейда является, по мнению Узнадзе, допущение возможности взаимопревращения сознания и бессознательного. В отличие от фрейдовского бессознательного, которое могло стать сознанием, бессознательное по Узнадзе никогда таковым не было и быть не может.

Проблему бессознательного Узнадзе считал одной из наиболее актуальных и сложных. Только она способна, по его мнению, дать ключ к пониманию тех процессов, которые делают возможным переход от физического (физиологического) к психическому. Но именно на этот вопрос и не давали ответа все известные в то время учения о бессознательном.

Ошибку всей буржуазной психологии Узнадзе видел в неверном подходе к вопросу о том, что объективная действительность влияет на сознание (психику) человека прямо и непосредственно. Он убежден в реальном существовании буферной зоны между физическим и психическим. Этой зоной и является область бессознательных явлений, имеющих конкретное, а не мнимое, как у других авторов, содержание. "Кроме сознательных процессов, в нем (человеческом организме. – В.И., А.Н. ) совершается еще нечто, что само не является содержанием сознания, но определяет его в значительной степени, лежит, так сказать, в основе этих сознательных процессов. Мы нашли, что это – установка, проявляющаяся фактически у всякого живого существа в процессе его взаимоотношений с действительностью" 11 .

Взамен традиционной психологической формулы "стимул – реакция" Узнадзе предлагает свою: "стимул – установка – реакция". "Установка, – разъясняет А. Е. Шерозия, – это некая "подпсихическая сфера деятельности", где "снято" противоречие между психическим (субъективным) и физическим (транссубъективным), благодаря чему она способна получить информацию о малейших изменениях как в том, так и в другом. Причем, в конечном счете, всегда происходит так, что в установке, как особо организованной "системе отражения", сумма информации, полученных от "объекта", довлеет над суммой информации, полученных от "субъекта". Отсюда и соответствующее положение Узнадзе об "объекте" как об основном "детерминанте" состояния установки, а через него и всякой психики вообще" 12 .

Итак, резюмирует Узнадзе, "бессознательное действительно существует у нас, но это бессознательное не что иное, как установка субъекта.

Следовательно, понятие бессознательного перестает быть отныне лишь отрицательным понятием, оно приобретает целиком положительное значение и должно быть разрабатываемо в науке на основе обычных методов исследования" 13 .

Между тем установка – явление весьма необычное. Она не только "подпсихична", но и "надфизиологична". Установка представляет собой нечто, соединяющее в себе природу того и другого и в то же время не принадлежащее каждому из них в отдельности. Вполне очевидно, что под именем установки выступает некоторая не известная науке область объективной реальности, "третья природа".

Установка, по Узнадзе, есть готовность живого организма к определенного рода деятельности в условиях сложившейся ситуации и потребностей организма. Основной отличительной чертой установки следует считать ее принципиальную ("чистую") бессознательность, причем эта черта носит "хронический" характер. Только при этом условии, по мнению автора, можно избавиться от тех трудностей и заблуждений, которые характеризуют фрейдизм. Установка не только никогда не сможет стать сознанием, но и вообще не способна проявиться через какое-либо его содержание. Эту мысль Узнадзе в образной форме комментирует А. Е. Шерозия: на пути установки к сознанию вечно горит "красный свет".

Такова в общих чертах концепция бессознательного, предложенная Узнадзе в первоначальный период его творческой деятельности.

Уже много позже, в конце 40-х годов Узнадзе постепенно приходит к выводу о несостоятельности собственных воззрений, касающихся тождества психики и сознания. Последнее, по его мнению, закрывает доступ к раскрытию генезиса психического развития человека. Следовательно, следует допустить наличие какой-то формы психического, которая не совпадает с сознанием, считает Узнадзе. Сознание не может исчерпать всей психики. "Возникновению сознательных психических процессов... непременно предшествует состояние, которое ни в какой степени нельзя считать непсихическим, только физиологическим состоянием. Это состояние мы называем установкой " 14 .

Метаморфоза установки вполне очевидна: из "хронической непсихичности" она трансформируется в первичное (исходное) состояние человеческой психики. Установка не только формирует психику в филогенетическом и онтогенетическом плане, от нее зависит и возникновение, и реализация самого сознания.

Выступая в принципиально новом для себя качестве, установка, естественно, приобретает и новые черты, и новые, куда более широкие функции. Отныне установка рассматривается автором в качестве "целостно-личностного" состояния организма, основная функция которого состоит в целостной координации действий субъекта. Все поведение человека связано с системой установок, которыми он постоянно обогащается (как своими, так и чужими). Поскольку установка зависит от задач и условий их удовлетворения, то она, естественно, не может быть врожденным свойством организма. Однако, считает Узнадзе, у нас нет оснований полагать, что на базе потребностей и ситуации установка соответствующей активности может возникнуть лишь у человека. Вся деятельность животных также протекает на базе "целесообразных" установок.

В итоге многолетних исследований Узнадзе приходит к одному очень важному выводу: он (воспользуемся все той же терминологией А. Е. Шерозия) все же гасит "красный свет" на пути от установки к сознанию. Установка и сознание, по его мнению, должны быть как-то связаны, но иначе, чем их связывает Фрейд.

Вышеизложенный тип установки наиболее характерен для поведения человека и животных: она (установка) предполагает ординарную ситуацию и столь же обычные формы ее реализации. Иное дело, когда субъект попадает в необычную сложную обстановку и сталкивается с новыми обстоятельствами. Тогда в традиционной схеме "стимул... реакция" происходят существенные изменения. Чем проще, стереотипнее ситуация, тем быстрее следует ответная реакция организма. Чем она сложнее, тем с меньшей, как правило, скоростью реагирует организм. Происходит так называемая задержка, своеобразный перерыв в цепи поведенческих актов. Человек в данной ситуации вынужден призвать на помощь высшие формы теоретического знания, волю, опыт и "объективировать" сложившуюся обстановку, сделать ее предметом специального наблюдения. По мнению Узназде, "способность объективации освобождает человека от прямой зависимости от природных установок и открывает ему путь независимой объективной деятельности. Она дает ему силу самостоятельного, объективно-обоснованного воздействия на обстоятельства и управления ими; она освобождает человека от прямой, безусловной зависимости от природы и помогает ему стать независимой от него силой, способной управлять ею" 16 .

Проще говоря, "объективация" есть не что иное, как осознанный подход субъекта к объективно сложившейся системе обстоятельств. Это подтверждает и сам Узнадзе: каждый акт объективации есть прежде всего осознание чего-либо. В отличие от отражения в плане установки в объективации речь идет об отражении, построенном на основе логического принципа тождества, необходимого для регулирования актов мыслительной деятельности. Само собой разумеется, считает автор, что объективация есть специфическое свойство человеческой психики, которого лишено животное и благодаря которому объясняется преимущество первого над вторым.

Таким образом, человек в отличие от животного имеет два уровня психической активности: установку, связанную с "эффективными, мало дифференцированными перцептивными и репродуктивными элементами" (общую с животными), и объективацию, на основе которой формируются мышление, интеллект и воля.

И все же, считает Узнадзе, высшие формы психической деятельности не могут протекать лишь на основе одной объективации. В основе их лежит все же установка, но не та первичная, которая возникает на основе элементарных потребностей и реализуется соответствующими уровнями психики, а вторичная, формирующаяся на основе объективации. Такая установка получает название "фиксированной". В отличие от первичной установки она проходит стадию осознания и является продуктом сознательной деятельности человека; при этом формула сознательной деятельности субъекта приобретает вид: "стимул – объективация (одновременное освобождение от первичных установок) – вторичная установка – реакция". Таким образом, вторичная установка – качественно новая фаза бессознательного – бессознательного "послесознательного". Только при таком понимании можно считать, что вторичная установка представляет собой качественно повое психическое содержание, не свойственное ни первичной установке, ни объективации.

Реальность вторичной установки, как бессознательной формы психики, вполне допустима. Так же как навыки и автоматизированные действия, фиксированная установка в своей начальной стадии складывается как сознательное ("объективированное" сознанием) действие. Однако в дальнейшем эти действия полностью уходят из-под контроля сознания. Более того, попытки вернуть их под сознательный контроль (например, осознать порядок чисто механических движений рук при игре на фортепиано) в лучшем случае оказывались бесплодными, в худшем – приводили к серьезным психическим нарушениям. Понятие вторичной установки лишь тогда имеет реальный смысл, когда установка возвращается в фазу бессознательной деятельности. По Узнадзе, так и должно быть. Этим и доказывается тот факт, что между сознанием и установкой не существует непроходимого барьера.

Такова в общих чертах суть теории установки – одного из самых сложных и противоречивых учений по проблеме бессознательного, занимающего, по мнению специалистов, совершенно особое место не только по отношению к родственным теориям западной философии и психологии, но и в отечественной науке. Вследствие этого теория установки не всегда объективно и беспристрастно освещается в психологической и философской литературе. В данном случае имеют место две крайние тенденции. Одни авторы категорически отрицают позитивную ценность учения Узнадзе; другие, как правило, ученики и последователи ученого, напротив, всячески затушевывают и сглаживают объективно имеющиеся противоречия, допускают явные натяжки там, где это просто противоречит фактам, стараются многое домыслить за автора, нередко в ущерб самой же теории.

Что касается общей позитивной оценки теории установки, то она зависит от того, соединяются ли воедино первоначальные и поздние концепции автора по проблеме бессознательного. Если – да, то не составляет труда показать, что Узнадзе в итоге своих многолетних исследований опроверг собственные постулирующие принципы и пришел к торжеству тех идей, которые должен был опровергнуть. Именно этим аргументом пользуются многие оппоненты теории установки.

Можно, однако, исходить в оценке данного учения и из других принципов: взять за основу взгляды автора, относящиеся к завершающей стадии его научных исследований.

Само собой разумеется, что противоречащую этим взглядам раннюю концепцию нельзя просто игнорировать. Соединив воедино две эти концепции, можно получить наглядную картину исторической и логической эволюции взглядов Узнадзе в его стремлении раскрыть одну из самых интересных и непознанных тайн человеческой психики.

БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ И ИНТУИЦИЯ

В настоящее время у многих исследователей уже не вызывает сомнений факт реального существования бессознательных форм психической деятельности, без учета которой, как полагают, нельзя было бы объяснить ни филогенез, ни онтогенез сознания. Следует учитывать и то обстоятельство, что, если бы человек одновременно и в полной мере осознавал всю информацию, поступающую от внешнего и внутреннего мира, это вызвало бы полную дезориентацию психики, сделало бы невозможной адекватную реакцию организма на внешние обстоятельства и в конечном счете привело бы его к гибели.

Однако нельзя не обратить внимание на тот очевидный факт, что исследования проблемы бессознательного осуществляются на основе различных методик и не во всем совпадающих исходных специальных теоретических представлений . Исследования на эмпирическом, естественнонаучном уровне значительно оторвались от исследований теоретических. А между тем проблема бессознательного имеет важное мировоззренческое значение. Этого обстоятельства не учли многие философы. И именно поэтому психоаналитическая шелуха долгое время скрывала истинное содержание проблемы бессознательного и ее позитивную ценность в системе научного знания.

Трудности и различного рода противоречия, возникающие в исследовании проблемы бессознательного, объясняются прежде всего тем, что в понятие "бессознательное" разными авторами вкладывается совершенно различный смысл. В одном случае имеются в виду нервнофизиологические процессы, реализующие психические акты, в другом – собственно психические процессы, лежащие вне сферы сознания. Масса недоразумений возникает и по причине терминологической путаницы. Дело в том, что многие исследователи прошлого и настоящего пользуются различной терминологией: "бессознательное", "досознательное", "подсознательное" "неосознанное", и т.д. Идет ли речь во всех случаях об одном и том же явлении или же терминологические вариации имеют принципиальное значение?

Процессы, которые отражают понятия "бессознательное" и "подсознательное", находятся ниже порога сознания и не контролируются сознанием. В этом смысле понятия "бессознательное" и "подсознательное" тождественны. Но с генетической точки зрения мы не можем сказать, что у животных на любом уровне есть подсознательное, поскольку у них нет сознания. Слово "под" в данном случае бессмысленно. Большинство исследователей вследствие этого именуют психику животного "бессознательной".

Вообще говоря, психика животного, лишенного сознания, действительно бессознательна, поскольку сознание – это отношение, в котором субъект не только отдифференцирован от объекта познания и преобразования, но и противостоит последнему. Только в этом случае может идти речь о сознании как осознанном бытии, субъективном образе объективного мира. Но такого рода бессознательное применительно к характеристике психики животного является по существу формальным понятием, поскольку содержит в себе лишь негативные, искусственно привнесенные характеристики.

Бессознательное психическое человека и так называемая бессознательная психика животного – далеко не одно и то же. В первом случае это часть целого, имеющая свои функциональные особенности; во втором – нечто качественно целое, не предполагающее в рамках собственного содержания каких бы то ни было отличных от него форм, наделенных иными функциями. Психика животного в отличие от психики человека имеет одно качественное состояние, один уровень: он лишен сознания, но его не следует называть бессознательным. Понятие "бессознательное" имеет позитивный смысл лишь тогда, когда ему противостоит понятие "сознание". Таким образом, понятие "бессознательное" так же, как и понятие "сознания", имеет социальное значение, являясь в известном смысле вторичным производным от понятия "сознание".

Понятие "бессознательное" может иметь и другие значения: например, человек теряет сознание. О нем нельзя сказать, что он находится в подсознательном состоянии, поскольку его сознание отключено, т.е. утеряно. Понятие "досознательное" также имеет различные оттенки, например в аспекте онтогенеза, филогенеза или антропогенеза, но с точки зрения конкретного содержания досознательное ориентирует на переход от одного к другому. Вряд ли нужно говорить о том, что в социологическом плане данные термины имеют свое особое значение.

В свое время советский психолог Л. С. Выготский, опираясь на идею Липпса о том что вопрос о бессознательном – не столько психологический вопрос, сколько вопрос самой психологии, высказал мысль, имеющую, на наш взгляд, принципиальное значение: прежде чем стать объектом естественнонаучных исследований, бессознательное психическое должно быть объяснено как философское понятие. В основу последнего, как известно, могут быть положены различные мировоззренческие принципы, определяющие в конечном счете успех исследования на эмпирическом уровне.

Точка зрения Л. С. Выготского, однако, отнюдь не является общепризнанной в отечественной философии и психологии. Существует мнение, согласно которому понятие "бессознательное психическое" есть мнимое понятие, лишенное философского уразумения и отнимающее у философа право называть себя приверженцем марксизма-ленинизма. Сторонники данной точки зрения исходят прежде всего из идеи, постулирующей тождество философских категорий "психика" и "сознание". Бессознательное, таким образом, выносится за пределы психики – в область физиологического. Соединять понятия "бессознательное" и "психическое", по их мнению, значит способствовать возрождению древнефилософских учений о душе.

Действительно, исследуемая проблема восходит своими корнями к философии Платона, в частности к его учению об "анамнесисе" (знании-воспоминании), но это вовсе не означает, что вопрос о бессознательном психическом может быть истолкован исключительно идеалистически в плане мистико-душевных переживаний. На примере разговора Сократа с мальчиком-рабом ("Менон") Платон стремится показать, что всякое новое знание по существу лишь продукт гипертрофированной формы инобытия, символизирующий бессмертие души и абсолютизацию "вечных истин". Эта же мысль проводится автором в "Федоне" и "Федре". Однако при анализе концепции Платона нетрудно заметить, что в рассматриваемых примерах он искусственно мистифицирует процесс естественно-реалистического восприятия субъектом логического строя исследуемого объекта. Этот факт вполне очевиден. Итак, нет никаких оснований опасаться за устойчивость материалистических принципов философов, исследующих проблему бессознательного.

Другой аргумент противников реальности бессознательного психического сводится к тому, что понятие это содержит в себе неразрешимый парадокс: если ощущение есть "превращение энергии внешнего раздражителя в факт сознания", то как в таком случае "может существовать бессознательно факт сознания! А если ощущение – начало психики – является фактом сознания, что же можно сказать о высших процессах духовной жизни?!" 18

Все дело в том, как понимать выражение "ощущение – факт сознания". То, что ощущение есть первичное, необходимое звено и в известном смысле – условие формирования сознания, – это факт, о котором говорил еще Гегель. Но нет фактов, которые бы подтверждали, что сознание – это и есть ощущение, ибо ощущения могут быть осознанными, а могут быть и неосознанными. Сознания нет без ощущения, но ощущение не есть уже сознание в собственном смысле слова. В противном случае мы должны признать "сверхсознательный" характер восприятия и представления, не говоря уже о формах абстрактного мышления. Ребенок, не обладающий сознанием, отмечал И. М. Сеченов, отнюдь не лишен ощущений. Ощущение есть факт сознания тогда и постольку, когда и поскольку оно опосредствовано, объективировано самим сознанием.

Что касается вопроса о тождестве понятий "психика" и "сознание", то марксизм действительно рассматривает сознание как предельно широкую (наряду с материей) философскую категорию, отождествляемую (исключительно в рамках основного вопроса философии) с категорией психического (идеального). Но марксизм вместе с тем, в отличие от картезианства, никогда не ставил знака равенства между психикой и сознанием в их естественнонаучном понимании, отличном от понимания сознания как философской категории. Понятие "психика" шире понятия "сознания". Последнее следует рассматривать как высшую форму психического отражения.

Проблема бессознательного, как известно, номинально не была предметом специального исследования классиками марксизма-ленинизма, но именно марксизм дает методологический ключ к ее решению.

В свое время вопрос о бессознательном психическом привлек внимание В. И. Ленина. Об этом свидетельствует его конспект книги А. Рея "Современная философия". У В. И. Ленина не вызвало возражения мнение Рея о том, что сознание не исчерпывает всей психики человека, которую автор представляет себе в виде своеобразного спектра с присущей ему системой тонов и полутонов, лежащих между центром световой проекции и абсолютным мраком. При этом В. И. Ленин особо подчеркнул следующие строки из книги Рея: "Но если трудно преувеличить объем, занимаемый бессознательным в нашей организации, то и не следовало бы, как это очень часто делала некая прагматистская психология, преувеличивать качественное значение этого бессознательного " 19 . Таким образом, В. И. Ленин не только не подверг критике взгляды Рея и иже с ним, но и отметил, хотя и в косвенной форме, актуальность проблемы бессознательного и его реальное место в системе психического отражения.

Сторонники понятия "физиологическое бессознательное" по существу отстаивают известную позицию Мюнстерберга, предложенную им еще в XIX в.

В настоящее время существует и третья, как бы промежуточная, "психофизиологическая" концепция бессознательного. Правда, некоторые ее сторонники вынуждены признать выражение "неосознаваемые формы высшей нервной деятельности" неудачным. С философской точки зрения, как нам представляется, оно попросту лишено смысла. Соединение понятий "бессознательное" и "физиологическое" в единое целое вносит путаницу, создает псевдопроблему . Человек никогда не осознает в процессе своей психической деятельности регулирующих ее нервно-физиологических механизмов. Выносить понятие "бессознательное" за сферу психического – значит допускать принципиальную ошибку. Понятие "бессознательное" имеет позитивный смысл лишь как психическое бессознательное.

То, что бессознательное психическое выполняет важные психорегулирующие функции, большинство специалистов не подвергают сомнению. Однако вопрос о том, исчерпывается ли этой функцией роль бессознательного и не имеет ли последнее реального отношения по крайней мере к некоторым формам творческого мышления, остается крайне проблематичным. Тот бесспорный факт, что интуитивное мышление носит неосознанный характер, дает основание многим исследователям исключить последнее из сферы сознательной деятельности человека. Понятие "неосознанное", однако, вовсе не тождественно понятию "бессознательное", а имеет совершенно особый смысл.

Наиболее интересную трактовку понятия "неосознанное" предложил в свое время Л. С. Выготский. К сожалению, исследователями была оставлена без внимания его оригинальная мысль о том, что "есть большая разница между бессознательным и неосознанным. Неосознанное не есть вовсе частью бессознательное, частью сознательное. Оно означает не степень сознательности, а иное направление деятельности сознания (курсив наш. – В.И., А.Н .)" 20 . Под этим направлением Л. С. Выготский понимал такую деятельность сознания, когда оно не является объектом своего собственного анализа.

Суть высказывания становится более понятной, если учесть одно важное обстоятельство, из которого, по существу, исходит деятельность. Под "иным направлением деятельности сознания" следует, видимо, понимать ту форму сознательной деятельности, тот ее случай, когда человек, осуществляя какой-либо целенаправленный акт, не сосредоточивает на нем свое внимание; последнее может быть направлено на другое целесообразное действие, совершаемое одновременно с первым, которое ни в коем случае нельзя считать бессознательным. Оно вполне сознательно как по целям, так и по реализации, и в то же время является неосознанным.

Итак, неосознанное есть специфический момент интенциональной деятельности сознания. Осознание того или иного содержания в процессе сознательной деятельности человека (деятельность как таковая может быть только сознательной деятельностью; "бессознательной целенаправленной деятельности" не бывает) зависит исключительно от его значения и актуальности для субъекта в данный конкретный момент. Если логическое (как дискурсивно-логическое) мышление оперирует открытой, наличной информацией, то интуитивное мышление представляет собой как бы второй уровень познания, использующий временно неосознаваемую и как бы исключенную из активной работы сознания информацию. Огромную роль при этом играют память и личный опыт.

Человек не осознает процесса интуитивного мышления потому, что сознание (как осознание) направлено па содержание объекта познания и цели деятельности, а не на содержание психических процессов, участвующих в реализации этой деятельности. Но и при логико-дискурсивном мышлении, и при интуитивном мышлении решению (выводу) всегда предшествует осознанная постановка задачи (цели).

Интуиция не есть беспочвенное наитие, а есть результат напряженной деятельности сознания. Никакое знание не может возникнуть вне сознательной, целенаправленной познавательной и преобразовательной деятельности. Это означает, что постановка задачи, размышление, упорные поиски, накопление знаний и умений, творческие усилия и воля, страстность и одержимость, высокое осознание необходимости достижения определенного результата в своей практической и интеллектуальной деятельности – вот что порождает интуицию как эвристический феномен, как важнейший момент сознательного процесса познания и преобразования. Другими словами, не будь сознательного, логического процесса, материальной и духовной целенаправленной деятельности человека, не было бы и интуиции. Субъективно неосознаваемое содержание, имеет объективное значение и не может выпадать из сферы сознания как основной качественной характеристики человеческой психики, составляющей условие самой человеческой деятельности.

О НЕЙРОФИЗИОЛОГИЧЕСКИХ МЕХАНИЗМАХ ТВОРЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ И ИНТУИЦИИ

Расшифровка нейродинамического кода психических явлений, вскрытие физиологических (материальных) механизмов, лежащих в основе тех или иных конкретных психических (идеальных) актов, и перспектива получения доступа к активному влиянию на последние в желаемом с научной точки зрения направлении представляются чрезвычайно заманчивыми. По отношению к высшим формам интеллектуальной (творческой) деятельности – заманчивыми вдвойне. В самом деле, как было бы важно, опираясь на знание конкретной функциональной направленности нейрофизиологических процессов, трансформированных в систему определенного формализованного языка, "вывести математическое выражение для интуитивного "озарения" и, исходя из имеющихся данных о сознательном и подсознательном анализе, предвидеть глубину и способности момента интуитивного понимания.

Математическое выражение интуитивного "озарения" позволило бы до некоторой степени изобразить процесс перехода и с определенной вероятностью предвидеть особенности каждого этапа творческого процесса" 22 .

Что касается исследований по выявлению нейродинамических механизмов достаточно простых форм психической деятельности, то они давно и успешно проводятся как советскими, так и зарубежными исследователями. Позитивное значение данного факта совершенно очевидно. Это подтверждается, во-первых, наглядным доказательством справедливости диалектико-материалистического учения о детерминации психических явлений со стороны их материального субстрата – мозга, во-вторых, активным применением полученных экспериментальных результатов в медицине и прежде всего в психиатрии.

Однако исследователи при этом сталкиваются не столько с экспериментальными и клиническими проблемами, сколько с проблемами морального общесоциального плана. Не случайно некоторые экспериментальные исследования над больными, а порой и практически здоровыми людьми проводятся в ряде зарубежных научных центров в условиях строгой секретности, что вызывает тревогу со стороны большинства ученых и широкой научной общественности.

Проблемы и трудности различного рода многократно возрастают при исследованиях нейродинамических структур высших форм психической деятельности. Недооценка сложности решения подобной задачи как в теоретическом, так и в практическом плане приводит, как правило, к ошибочным и мнимым выводам.

Ссылаясь на исследования зарубежных физиологов У. Пенфилда и Г. Джаспера, А. А. Налчаджян считает, что для раскрытия нейрофизиологических механизмов творческого мышления прекрасным экспериментальным материалом могут служить исследования такого психического заболевания, как эпилепсия, поскольку "имеется нечто общее в механизмах творческого подъема и эпилептического разряда... при творческом порыве... и во время эпилептического разряда возбуждение одновременно охватывает достаточно широкие корковые и подкорковые образования. Это... является основой творческого синтеза... Из сказанного становится ясным, что изучение эпилепсии имеет определенное значение для понимания творческого процесса... Вероятно, наиболее близка к творчеству по своим физиологическим механизмам такая разновидность эпилептического припадка, как дремотное (иллюзорное) состояние..." 23 ,

Мысль, конечно, оригинальная, но по меньшей мере спорная.

Согласно теории И. П. Павлова и С. С. Корсакова, всякое познание рождается на основе тесного взаимодействия двух зон психики: сознания и бессознательного. "Мы отлично знаем, до какой степени душевная, психическая жизнь пестро складывается из сознательного и бессознательного" 24 . Сознание, согласно Павлову, связано с участком коры головного мозга с повышенной возбудимостью, бессознательное – с пониженной. Однако, по мнению многих современных специалистов, известная модель Павлова об "очаге оптимальной возбудимости" есть скорее образное описание, чем строго научное раскрытие проблемы. "...Мы еще, конечно, очень далеки от знания конкретной нейронной организации неосознаваемых форм высшей нервной деятельности и психики. Остается неясным даже, насколько правомерна сама постановка подобной проблемы, т.е. в какой степени допустимо говорить о дифференцированности мозговых процессов, реализующих осознаваемые и неосознаваемые формы мозговой активности. Мы пока совсем не представляем, в чем заключается та специфическая физиологическая "добавка", благодаря которой первые из этих форм превращаются во вторые и наоборот. Здесь все еще покрыто густым... туманом незнания..." 25 . Подобных же взглядов придерживаются и такие известные авторитеты, как А. Ньюэлл, Дж. Шоу, Г. Саймон, Е. Гельгорн, Д. Луфбарроу и др.

Дело в том, что если психические процессы низших уровней имеют конкретные и локальные нервно-физиологические центры, то высшие формы психической деятельности носят функциональный характер и не имеют жесткой и однозначной связи с той или иной областью головного мозга. И "если сознательная деятельность на разных этапах осуществляется неодинаковыми функциональными системами, которые не остаются одними и теми же в разные моменты нашей сознательной жизни... то становится совершенно понятным, что всякие попытки искать в мозговом аппарате какое-нибудь специальное образование или специальную клеточную группу, которая была бы "органом сознания", с самого начала лишаются смысла" 26 . Что касается ссылки на экспериментальные исследования, то, по признанию специалистов, подавляющая часть результатов получена посредством нейрофизиологических исследований больных с локальным поражением мозга. Само собой разумеется, что экстраполяция данных с патологических случаев на условия нормы в большинстве случаев неправомерна.

К сожалению, некоторые исследователи недооценивают сложности и условности вопроса о физиологических механизмах феномена интуиции. Данный вопрос чрезвычайно труден, мало исследован, во многом он носит проблематичный характер, требует творческого обсуждения.

В "Павловских средах" высказывается мысль о том, что следы от внешних раздражений, воспринимаемых и воспроизводимых запоминающим устройством мозга, имеют прямое отношение к обсуждаемой проблеме. След, как известно, является коренной характеристикой свойства отражения как функции мозговой деятельности, обеспечивающей человеку необходимую информацию, имеющую для него жизненно важное значение. Эта информация возникает на разных уровнях: на осознанном к на неосознанном. Взятая в целом, психическая деятельность, проявляющаяся в качественно различных формах отражения в связи с постановкой и решением задач, которые организуют весь психофизиологический, аналитико-синтетический мозговой аппарат, находит свое объяснение в функциональных системах, возникающих и разрушающихся под определенным воздействием той или иной проблемной ситуации. Решение логически осмысленной задачи протекает, конечно, на основе целенаправленной, осознанной деятельности человека, которая вызывает и организует весь нервно-динамический аппарат, подчиняет и активизирует всю подсознательную сферу нервной деятельности и с которой внутренне связана психическая форма отражения, включающая в себя не только мыслительную деятельность, но и все другие сферы отражения, такие, как потребность, интерес, желание, стремление, волевые усилия, эмоциональную напряженность и пр. Словом, субъект познания и деятельности мобилизует все свои внутренние резервы и направляет их на изменение, преодоление сложившейся ситуации, содержащей внутри себя свое собственное отрицание, т.е. решение задачи.

Творческая задача и функциональная система – понятия, неразрывно связанные между собой, находятся в единстве с теорией доминанты А. А. Ухтомского, взятой на современном уровне физиологической мысли. Эта доминанта получила свое дальнейшее развитие в работах П. К. Анохина, как важнейшее физиологическое понятие, отображающее собой такую универсальную физиологическую закономерность, которая находит свое яркое выражение в этом процессе как едином "организованном целом". П. К. Анохин подчеркивает, что "доминирование есть физиологический способ выявления функциональных систем в приспособительных эффектах организма через перемену уровней возбудимости" 27 . При этом доминантное состояние, с точки зрения современного уровня физиологического знания, связано с деятельностью ретикулярной формации ствола мозга. Учитывая связь коры и подкорки, их соотношение, имеет смысл обратиться к понятию доминанты, которое может в известной мере оказаться ключом к расшифровке психофизиологического механизма интуиции как элемента творческого мышления. Учение о доминанте, связанное с принципом функциональной системы, подключает к сфере своего действия такие механизмы, как афферентный синтез, акцептор действия, обратную связь и другие активные формы деятельности организма, обеспечивающие нормальное функционирование в его отражательной способности, учитывающие в том числе и мотивацию, возникающую в проблемной ситуации. Иначе говоря, связанная с мотивацией творческая задача использует механизмы доминирования одной, как говорит П. К. Анохин, и исключения других конкурирующих функциональных систем с помощью сопряженного, координирующего торможения.

В этой интерпретации понятия доминанты особенный интерес представляют подкорковые структуры доминантной мозговой деятельности, связанной с суммированием специфических и неспецифических возбуждений, когда доминирование путем скачка внезапно переходит от подкоркового уровня к надкорковому, от скрытой внешней деятельности к открытой, от неосознанной к осознанной, целенаправленной, логико-дискурсивной деятельности. Этот процесс не рассматривается нами как переход от физиологического к психическому. Неосознаваемые феномены по своей структуре могут быть весьма различными образованиями, не тождественными интуитивному знанию.

Мы не разделяем точку зрения, согласно которой интуиция, имеющая свое специфическое происхождение и свои специфические функции, проявляющиеся в творческой деятельности человека, ставится в один ряд с инстинктом, навыками и т.п. Нельзя не отметить, что такое толкование понятия интуиции получило относительно широкое распространение. Это связано еще и с тем, что слово "интуиция" рассматривается как синоним слова, например, "инстинктивное" 28 . Но дело не только в терминологической путанице; главное заключается в том, что сама проблема интуиции недостаточно исследована.

Предложенная выше модель психофизиологической природы интуиции рассматривается нами как исключительно гипотетическая и имеет лишь вспомогательное, даже второстепенное значение.

Весьма распространенным в исследовании феномена интуиции и раскрытии его сущности, как уже отмечалось, является стремление поставить во главу угла не гносеологический, а психофизиологический аспект проблемы. И это – следствие некоторой более общей тенденции в решении проблем человеческого сознания. "...Нам представляется несомненным, – пишет Д. И. Дубровский, – что исследования головного мозга человека, в особенности работы по расшифровке нейродинамического кода психических явлений, имеют стратегическое значение, так как касаются понимания и преобразования коренных свойств человеческого существа и тем самым способов его социального функционирования (курсив наш. – В.И., А.Н .)" 29 .

Однако не нейродинамические процессы предопределяют "способы социального функционирования" человеческой личности, а общественно-историческая практика. Не физиологическое, а социальное начало составляет "коренное свойство человеческого существа", сущность его теоретической и практической деятельности. "Мы, несомненно, – говорил Ф. Энгельс, – "сведем" когда-нибудь экспериментальным путем мышление к молекулярным и химическим движениям в мозгу; но разве этим исчерпывается сущность мышления?" 30

Эта гениальная мысль Ф. Энгельса может служить основополагающим принципом в философском подходе к решению проблем сознания, в том числе и интуиции.

Просмотров: 2146
Категория: »

Интуиция, Бессознательное,Творчество.

Что же такое - научное предвиденье, озарение учёного, прозрение поэта, интуиция писателя? Вопрос вопросов. Каким образом приходит человечеству новое знание? Как знание будущих событий влияет на настоящее? Зачем людям давать знания будущего, если нет веры...

В 1998 году исполнилось 100 лет со дня выхода книги Моргана Робертсона (1861-1915) «Тщетность», или гибель «Титана». За 14 лет до крушения «Титаника» автор почти в точности описал «катастрофу века» и за это был многими прозван Нострадамусом XX века.Но это произошло только после того, как события развернулись в реальности, поразив воображение огромным количеством совпадений произошедшего и художественного вымысла автора.

Пророчество Моргана Эндрю Робертсона не исчерпывается историей с «Титаником». В 1914 году он публикует фантастическое произведение «За пределами спектра», описывающее... войну США с Японией! Более того, ему удалось предугадать, что японцы первыми нападут на американские базы на Гавайях и Филиппинах. К сожалению, точного времени описываемых событий Робертсон не назвал.

Есть ли законы, описывающие творчество?

Давайте обратимся за помощью к специалистам. Ниже - фрагменты книги профессора Е.П.Ильина «Психология творчества, креативности, одаренности»

"Если мы понимаем творчество, как процесс, результат которого невыводим из исходного состояния, то кажется, что на этот вопрос следует дать скорее отрицательный ответ. Если законом могут быть описаны детерминированные процессы, то есть ли шанс описать с помощью законов творчество, недетерминированное предпосылками?

…Существуют аргументы в пользу той точки зрения, что человеческое творчество тоже должно быть описано как сочетание общей детерминированной направленности и случайного, аналогичного мутации в теории эволюции. Для аргументации в пользу этой точки зрения рассмотрим проблему роли бессознательного в творчестве, выявляемую в самоотчетах творческих людей о процессах их творчества. Что же существует такого в бессознательном, что делает его преимущественно важным в творчестве?

Ответ, который может быть предложен, заключается в том, что сознание связано с упорядоченностью, а бессознательное - с хаосом. Сознательные процессы выступают в качестве упорядоченной силы, задающей направление развитию знаний, а момент возникновения нового, близкий по своей сути биологическому понятию мутации, оказывается лишенным сознательного контроля ...

Осознание появляется там, где наши знания и схемы действия хорошо структурированы. В поле нашего сознания попадают такие элементы нашей мысли, которые мы связываем для достижения цели. Осознанный уровень не допускает мутаций, он связан с сохранением и гармонизацией. Сознание, вернее мыслительные процессы, попадающие в поле сознания, возможно, выполняют консервативную функцию. Они служат применению готовых способов решения задач к относительно новым ситуациям. Ушаков Д. В., 2007, с. 262

Ч. Ломброзо (2006) описывает многочисленные случаи подсознательной работы мозга в состоянии сна или состоянии бодрствования, близком ко сну: «Беттинелли называет поэ тическое творчество сном с открытыми глазами, без потери сознания, и это, пожалуй, спра ведливо, так как многие поэты диктовали свои стихи в состоянии, похожем на сон. Гёте тоже говорит, что. он сам сочинял многие из своих песен, находясь как бы в припадке сомнамбу лизма. Клопшток сознается, что, когда он писал свою поэму, вдохновение часто являлось к нему во время сна. Во сне Вольтер задумал одну из песен Генриады, Сардини - теорию игры на флажолете, а Секендорф - свою прелестную песню о Фантазии. Ньютон и Кардано во сне разрешали математические задачи. Муратори во сне составил пентаметр на латинском языке много лет спустя после того, как перестал писать стихи. Говорят, что Лафонтен сочи нил басню «Два голубя», а Кондильяк закончил лекцию, начатую накануне» (с. 26-27).

Проблема бессознательного в творчестве занимает в настоящее время во многих нау ках (психологии, искусствознании, литературоведении, нейрофизиологии и пр.) большое место.

Высказывается даже точка зрения, что без проявления бессознательного творчество невозможно . Более того, в отношении художественного творчества утверждается, что если художник способен вербализовать замысел своего произведения , определить его смысл, т. е. осознать его, - тем самым он это произведение либо разрушает (если осознание замысла произошло еще в процессе формирования образа), либо выявляет (если произведение уже создано) его фальшивую «псевдохудожественную» природу (Frolich, 1966).

М. Арнаудов (1970) отмечает, что многие поэты и художники подчеркивали бессознательную активность духа в творческом процессе. Можно привести некоторые наиболее характерные высказывания. А. де Виньи: «Я свою книгу не делаю, она сама делается. Она зреет и растет в моей голове как великий плод»; В. Гюго: «Бог диктовал, а я писал»; блаженный Августин: «Я не сам думаю, мои мысли думают за меня»; Микеланджело: «Если мой тяжелый молот придает твердым скалам то один, то другой вид, то его приводит в движение рука, которая держит его, направляет и руководит им: он действует под давлением посторонней силы» и т. д.

В момент творчества, непроизвольной активности психики, человек совершенно не способен управлять потоком образов, произвольно воспроизводить образы и переживания. Художник бессилен восполнить пробелы творческой фантазии. Образы зарождаются и исчезают спонтанно, борются с первичным замыслом художника (рационально созданным планом произведения), более яркие и динамичные образы вытесняют из сознания менее яркие. То есть, сознание становится пассивным экраном, на который человеческое бессознательное отображает себя.

Выделяют также три формы неосознанной творческой активности мозга - надсозна ние, подсознание и предсознание.

Надсознание (или, по определению К. С. Станиславского, сверхсознательное) - не поддающийся волевому контролю уровень психической активности человека при решении им творческих задач. По К. С. Станиславскому - это высший этап творческого процесса, который П. В. Симонов (1993) понимал как механизм творческой интуиции, благодаря кото рому происходит рекомбинация прежних впечатлений.

Подсознание включает в себя неосознанные побудители творческой активности и нео сознанные регуляторы способов выполнения действий (операционные установки, стерео типы, автоматизмы).

Предсознание - промежуточное звено между сознанием и бессознательным человека, отражающее «назревшие тенденции», или, как писал Л. С. Выготский, это «не мысль, а ее интонация».

Творец всегда испытывает замешательство при попытках объяснить причину, источник своих фантазий. С. О. Грузенберг (1923) выделяет несколько вариантов объяснения художниками творческой одержимости.

Наиболее распространены «божественная» и «демоническая» версии атрибуции причины творчества . Причем, художники и писатели принимали эти версии в зависимости от своего мировоззрения. Если Байрон полагал, что в человека вселяется «демон», то Микеланджело полагал, что его рукой водит Бог: «Хорошая картина риближается к Богу и сливается с ним».

Следствием этого является тенденция, наблюдаемая у многих художников, к отречению от авторства. Поскольку писал не я, а Бог, дьявол, дух, «внутренний голос» (у П. И. Чайковского), то творец осознает себя, как, например, Моцарт, инструментом посторонней силы: «Я тут ни при чем».

Я. Парандовский на основе анализа многочисленных случаев утверждает: «Есть писатели, для которых изданная книга как бы перестает существовать». Дружинин В. Н., 1999, с. 162

Для меня не подлежит сомнению, что наше мышление протекает в основном минуя символы (слова) и к тому же бессознательно. Эйнштейн А., 1965, с. 133.

В бессознательном находится проблема, о которой сознание и не знало. Иванов М. В., 2001, с. 117.

Одним из основных психологических феноменов бессознательного в творческом про цессе выступает интуиция. Термин «интуиция» происходит от латинского intuito rapido e pronto, т. е. «быстро увиденный», от латинского глагола intueri, означающего «видеть вну три», «пристально, внимательно смотреть».

Проблема интуиции привлекала внимание философов с давних пор. Интересующиеся этим аспектом учения об интуиции могут обратиться к книге В. Р. Ириной и А. А. Новикова (1978), выдержка из которой о взглядах на интуицию А. Бергсона (1859-1941), создавшего философскую систему интуитивизма, приводится ниже.

По мнению Бергсона, в процессе эволюции интуиция была принесена в жертву интеллекту , и прежде всего в сфере материального производства. Подавленная интеллектом, сочувственно констатирует философ, интуиция становится похожей на угасающую лампу, вспыхивающую в самые критические моменты жизни человека, проясняющую «ночную тьму, в которой оставляет нас интеллект». Интуиция важна как первоисточник, затем потребность в ней отпадает и функцию организатора мысли берет на себя диалектика (т. е. рациональное мышление), которая лишь разъясняет deteutre интуиции. В свою очередь, с помощью диалектики интуиция способна проникнуть в любые системы, где диалектика служит ей чем-то вроде пробного камня; но интуиция, считает философ, безусловно выше диалектики.

И все же, отдавая дань интеллекту, Бергсон твердо, хотя и не всегда последовательно, проводит главную мысль о том, что интуиция безоговорочно главенствует во всей духовной жизни человека и в конечном счете направляет всю его деятельность. Духовную сущность человека можно постичь, лишь «погрузившись» в интуицию и перейдя от нее к интеллекту, тогда как от интеллекта мы никогда не можем перейти к интуиции. Ирина В. Р., Новиков А. А., 1978, с. 53.

По поводу того, что интуиция является центральным звеном творческого процесса , в начале XX в. у отечественных ученых было полное единодушие (Д. Н. Овсянико-Куликов ский, Б. А. Лезин, М. А. Блох и др.). Однако в начале 30-х гг. в связи с идеологическими партийными установками понятия «бессознательное», «интуиция» стали жестко критико ваться. К середине 30-х гг. XX в. представление об интуиции исчезло из советской психологии и философии. Поведение человека объявлялось целиком сознательным, а творчество стало рассматриваться как сознательный труд (Рубинштейн С. Л., 1940, 1946). Л ишь в 1957 г. в работе И. С. Сумбаева понятие «интуиция» вновь появляется как отра жение подсознательной деятельности, преобладающей на начальных этапах творчества .

В. Ф. Асмус полагает, что интуиция есть форма непосредственного знания и что ко всем другим интерпретациям данного понятия фило софия не имеет никакого отношения. . Есть два аспекта исследования проблемы: философский и психологический (психоэвристический). О последнем подходе дальше и будет вестись речь.

Интуиция , как писал С. Михоэлс (1964), «является лишь сокращенным прыжком познания, за которым наука со своими доказательствами может плестись столетиями». Это эвристический процесс, связанный с мгновенным и ясным постижением истины на основе сведений, не связанных логически или недостаточных для получения логического вывода.

В 1921 г. в романе «Хулио Хуренито» И. Эренбург вложил в уста американского дельца зловещее пророчество о применении против японцев нового оружия массового уничтожения. «Японцы меня часто спра шивают, - писал И. Эренбург, - почему в 1921 г., когда Япония была союзницей Америки, я написал, что новое смертоносное оружие американцы испробуют на японцах. Я не знаю, что им ответить. Почему в 1919 г., задолго до открытия Резерфорда, Жолио-Кюри, Ферми, Андрей Белый писал:

Мир рвался в опытах Кюри

Атомной лопнувшей бомбой

На электронные струи

Невоплощенной гекатомбой.

Может быть, такие обмолвки связаны с природой писателя?» Характер таких «прозрений художника»… остается невыясненным и необъясненным. В самом ли деле поэты «предвосхищают» открытия науки? Или все приведенные примеры - случайные совпадения? Надо подсчитать сбывшиеся пророчества, а также и ложные предсказания, о которых потом не вспоминают. Это позволило бы сопоставить вероятность и действительную частоту художественных прозрений. Лук А. Н., 1978, с. 107-108.

Результаты исследований многих авторов (Гурова Л. Л., 1976; Д. Берри и Д. Э. Брод бент (Berry, Brodbent, 1995); М. Рей и Р. Майерс (Ray, Myers, 1989) и др.) показывают, что интуитивный процесс разворачивается по принципиально отличной от логической схеме.

Для многих ученых несколько неожиданным оказалось столкновение с чрезвычайно широким, поистине безграничным семантическим диапазоном самого понятия «интуиция»: от смутного полуосознанного «предчувствия», близкого по своему характеру и форме проявления к психобиологическому инстинкту животных, до высших форм творческого мышления, имеющих место в науке и искусстве.

По современным представлениям, интуиция - это и «ид знания», и «специфическая способность», и «особое чутье», и «догадка», и «мгновенное восприятие» и даже «фантазия». ина В. Р., Новиков А. А., 1978, с. 81.

Интуитивному принятию решения в современном мире придается большое значение.

Неслучайно американский исследователь Каннеман (Каннеман Д., Словик П., Тверски А., 2005) получил Нобелевскую премию, причем в области экономики, за изучение интуитивного принятия решений людьми.

Эксперименты показали, что поиск пути решения задачи может не осознаваться. Могут не осознаваться и те признаки объекта, которые реально определяют его выбор испытуе мыми (Hes E., 1965). Выявлено, что испытуемые могут применять правильный принцип решения задачи до того, как они в состоянии его вербализовать, т. е. до того, как они его осознали (Pickford, 1938).

Почти общим местом у поэтов оказывается утверждение, что творчество происходит у них как бы само по себе, под чью-то диктовку. Процесс поэтического творчества не удается произвольно вызвать, его результат не соответствует ожиданию, творчество приводит к перерождению ч еловека , оно становится притягательным, как наркотик . Этап озарения у ученых является мгновенным против достаточно долговременных периодов вдохновения у поэтов. Озарение ученого направлено на заранее поставленную цель, тогда как у художника результат нередко уходит от цели.

Наконец, подготовительный этап носит совершенно различный характер. Если у ученого он достаточно выражен и связан с сознательными попытками достижения цели, то у художника он, по-видимому, неотличим от суеты повседневной жизни. Собирание материала для поэмы является прообразом этой подготовительной работы, которая не служит достижению цели, а лишь заготавливает материал. Ушаков Д. В., 2000, с. 224.

Художники XIX в. заявили следующее: произведение искусства вызывает эмоциональное воздействие вообще за счет чего-то н еосознаваемого. «Художественное произведение , - говаривал еще Гёте, - приводит нас в восторг и в восхищение как раз той своей частью, которая недоступна для сознательного понимания »… Но для художников прошлого создание этой «неосознаваемой части» было уделом таланта и вдохновения, оно не выступало самоцелью. К XX в. художники стали искать в сфере подсознательного уже не только художественные средства, но и идеалы.

Этим объясняется увлечение многих из них мистическими переживаниями, спонтанностью собственных реакций (в том числе достигаемых с помощью алкоголя и наркотиков) и даже творчеством душевнобольных. В итоге многие из них поверили: главное, что нужно сделать в творческом процессе, - это «отключить интеллект» (пользуясь выражением немецкого абстракциониста Р. Гейгера). Аллахвердов В. М., 2001, с. 98-99.

К этому феномену отношение у психологов неоднозначное. На протяжении большей части XX в. понятие интуиции ими игнорировалось, а систематические ее исследования не проводились (Claxton, 1998; Lieberman, 2000; Osbeck, 1999; Shirley, Lagan-Fox, 1996). Как пишет М. Либерман, интуиция воспринималась в лучшем случае как нечто мистическое и необъяснимое, а в худшем - то, что приводит к ошибкам. М. Бунге (1967) психологические представления об интуиции характеризовал как «коллекцию хлама», куда сваливаются те интеллектуальные механизмы, о которых неизвестно, как их анализировать. Если считать, что любой неосознаваемый процесс - интуитивный, то, по нашему мнению, представление об интуиции становится у версальным, расплывчатым и включающим в себя разнородные явления.

Традиционное и самое общее определение ее в западной психо логии следующее: «.это имеющиеся у нас знания, источник и способ получения которых мы не можем объяснить» (Vaughan, 1979). Интуиция определяется как «знание, которое окру жено ореолом «правильности», но не имеет ясно артикулируемых причин своего возникно вения» (Claxton, 1998), как непосредственное постижение, знание априори (Osbeck, 1999).

. Под интуицией в самом общем смысле мы понимаем эвристический процесс, состоящий в нахождении решения задачи на основе ориентиров поиска, не связанных логически или недостаточных для получения логического вывода. Для интуиции характерен известный элемент непроизвольности, случайности возникновения интуитивного решения, быстрота появления гипотез и принятия решения, а также недостаточная осознанность тех оснований, которые лежат в основе выдвижения той или иной гипотезы (это, однако, не означает, что такие основания объективно не существуют в условиях задачи или что они чужды логике этой задачи).

Но не представленными в сознании субъекта могут быть самые различные механизмы его когнитивной деятельности. Это позволяет полагать, что интуиция многолика . Среди многообразия когнитивных механизмов, которые подпадают под имя интуиции, поскольку действие их субъект не осознает, можно выделить несколько основных типов:

1. Интуиция как инстинктивная реакция.

2. Диспозиционная интуиция (обусловленная бессознательными установками).

3. Перцептивная интуиция (продукт работы механизмов субсенсорного восприятия, «бокового зрения», апперцепции, образования гештальта).

4. Ассоциативная интуиция (презентирующая результаты неподконтрольной сознанию и зависящей от многих обстоятельств игры чувственными образами).

5. Логическая интуиция (свернутое умозаключение, «автоматизированное» логическое мышление).

6. Эвристическая интуиция (связанная с взаимодействием между чувственными образами и понятиями, в процессе которого на основе комбинирования образов формируются понятия (концептуальная интуиция) или с помощью понятий создаются чувственные образы (эйдетическая интуиция)).

Неосознанность как признак, объединяющий под именем интуиции в одну группу эти когнитивные механизмы, представляет собою их общую психологическую характеристику. Поэтому психологическое понятие интуиции может использоваться лишь в собирательном смысле, а не как обозначение неко торого особого, специфического способа получения знания.

. В последнее время в западной психологии наблюдается рост интереса к изучению интуиции . Отчасти это обусловлено тем, что появился запрос на людей, которые могут принимать решения и действовать, полагаясь на свою интуицию. Например, Т. Питерс и Дж. Ватермен в 1982 г. отмечали, что десять лучших компаний в Америке поощряют использование интуиции и развитие интуиции в своей менеджерской среде (Johnston, Daumer, 1993 ).

Ф. Вауган (Vaughan, 1979) полагала, что интуиция проявляется на четырех уровнях:

1) физическом , ему соответствуют осознаваемые телесные ощущения, встречающиесят в ситуации, в которой, казалось бы, нет причины думать о чем-то необычном;

2) эмоциональном ; интуиция достигает сознания посредством чувств, например любовь с первого взгляда или нелюбовь к чему-то без видимой причины;

3) ментальном ; проявляется через образы, с помощью которых человек способен делать точные выводы на основе несущественной информации;

4) спиритуальном , на котором достигается целостное понимание действительности, которое не зависит от ощущений, чувств и мыслей.

В XX в. в философии интуитивизма (А. Бергсон, Н. О. Лосский), психоанализе (З. Фрейд), феноменологии (Э. Гуссерль), философской антропологии (М. Шелер) интуиции в творческой деятельности отводится решающая роль. Для концепции интуитивизма характерна трактовка интуиции как скрытой в глубинах бессознательного первопричины творческого акта. К. Г. Юнг относит интуицию, наряду с мышлением и чувствами, к эктопсихической сфере психики и придает ей мистические свойства (1994, с. 19). Барышева Т. А., Жигалов Ю. А., 2006, с. 103.

Неудовлетворенность объяснений механизмов творчества с помощью работы подсо знания (неясно, каким образом рациональное знание возникает непостижимым для логи ческого анализа путем; каковы механизмы инкубации) привела П. В. Симонова (1988а, б) к выдвижению гипотезы о том, что творческое начало в деятельности мозга представлено механизмами сверхсознания.

Сверхсознание (творческая интуиция ) - это неосознаваемое рекомбинирование ранее накопленного опыта, которое побуждается и направляется доминирующей потребностью в поиске средств ее удовлетворения. В отличие от подсознательного сверхсознание создает никогда прежде не существовавшие проекты познания предмета изучения . При этом оно в отличие от подсознательных сновидений не сводится к случайному рекомбинированию хра нящихся в памяти следов . Деятельность сверхсознания определяется ранее накопленным опытом и задачей, которую человек ставит сознательно, столкнувшись с той или иной про блемой. Сверхсознание обнаруживается в виде первоначальных этапов творчества, не кон тролируемых сознанием и волей. За сознанием при этом остается формулировка проблемы, ее постановка перед познающим умом, отбор возникающих догадок, предположений, замы слов путем их логического анализа и с помощью практики в самом широком смысле слова, в результате чего выясняется их соответствие или несоответствие реальной действительно сти.

При этом П. В. Симонов отмечает, что «даже если художник пытается логически объ яснить и обосновать свой выбор, к его словам следует относиться с большой осторожно стью. Сверхзадача непереводима с языка образов на язык обычной логики, следовательно, ее выбор принципиально не может иметь исчерпывающего логического обоснования. Здесь д ействует объективная закономерность, суть которой состоит в том, что сверхсознание (интуиция) всегда «работает» на удовлетворение потребности, устойчиво доминирующей в системе мотивов данной личности. Вот почему художественное открытие может сделать только тот, у кого мотивационной доминантой является потребность познать мир и сооб щить о результатах своего познания зрителю (слушателю, читателю). Если художественная деятельность служит средством удовлетворения каких-то иных потребностей, связанных с карьерным положением, приобретением материальных благ и т. п., творческая интуиция будет работать в соответствующем направлении, подчас даже весьма успешно. Но подлинно художественные открытия здесь объективно невозможны » (1988б, с. 60).

Несводимость процесса научного творчества к логическим операциям отмечает, например, П. В. Копнин (1965), считая такое утверждение почти общепризнанным. Новые знания не только могут не следовать логически из предшествующих, но и вступать с ними в противоречие. «Скачок мысли в процессе открытия совершается интуитивно, и наука определенное время оперирует положением, истинность которого она не может строго логически обосновать» (Копнин, 1965). Однако нельзя сказать, что такая позиция оказалась со временем единственной. Правильнее говорить о том, что в подходе к разрешению вопроса о закономерностях получения новых знаний до сих пор сохраняются две издавна существующие противоположные тенденции. Согласно одной, достижение нового знания есть плавный логический акт; другая связывает достижение нового знания с обязательным отступлением от ранее установленной логики, с вклиниванием интуитивного момента.

На стороне первой тенденции - практические успехи, наличие постоянно совершенствующегося логического аппарата, казалось бы, ведущего к «логике открытия». Это не единственный козырь «логической концепции». Многим она импонирует «строгостью» методологической позиции, твердым противостоянием интуитивизму. Чтобы не отдать всю логику на откуп иррационализма, надо понять логический механизм ин туиции - этого требует, например, В. С. Бибер (1967).

На стороне второй тенденции - описания хода открытий, зафиксированные в истории науки, воспоминания многих творцов науки, не укладывающиеся в рамки логической концепции. Опираясь на них, сторонники второй тенденции утверждают, что процесс научного творчества не сводится к производству логических операций. Выводное знание, оказываясь новым, продуктивным, не является творческим. Путь к принципиально новым, творческим результатам лежит через интуитивные решения, процесс которых не осознается их созидателем.

Сторонники второй тенденции не отвергают, конечно, роли логики в научном открытии. Она необходима как на стадии его подготовки, так и на стадии разработки. Однако переход от первой стадии к последней осуществляется интуитивным путем, не сводимым к механизмам выводного знания.

Вместе с тем, научный анализ интуиции до сих пор сводился в большинстве случаев лишь к описанию достигнутых с ее помощью результатов. И если ход логического вывода хорошо известен науке, то о механизме творческой интуиции наука почти ничего не может сказать.

Это и есть главная причина, в силу которой понятие интуиции чаще всего оттесняется за грани науки.

Но если правы сторонники второй тенденции, то вместе с тем за грани науки оттесняется и один из центральных вопросов исследования научного творчества.

Возникает естественный вопрос: стоит ли отдавать «без боя» теоретическую интерпретацию интуиции на откуп мистическому интуитивизму? Не рациональнее ли попытаться изучить механизм интуиции с диалектико-материалистических позиций? Весьма вероятно, что этот механизм лежит не в сфере логического, а в сфере интимно- психологического. Тогда выход в эту сферу и будет путем преодоления мистификации интуиции. Пономарев Я. А., 1967, с. 156-157.

Ю. И. Филимоненко, О. Б. Торопова (2007) понимают интуицию как способность человека принимать эффективные решения в условиях, когда минимально необходимая информация по решаемой задаче отсутствует или внешние обстоятельства делают последо вательный рациональный анализ всех «за» и «против» невозможным. Интуиция противо оставляется аналитическому, логическому способу познания и рассматривается как допол нительный к рациональному мышлению инструмент, обеспечивающий принятие человеком жизненно важных решений в сложных и напряженных ситуациях . Подчеркивается неосо знаваемость процесса возникновения интуиции и наличие в ней аффективного оттенка. В то же время отмечается, что интуиция опирается на накопленный опыт, как осознаваемый, так и неосознаваемый (Agor, 1986). Интуиция субъективно воспринимается как догадка, пред чувствие, внутреннее чутье (Bastick, 1982).

Многие ученые считают, что главными особенностями интуитивного процесса явля ются его неосознаваемость и быстрое протекание (Бруннер Дж., 1977; Бунге М., 1967; Гра новская Р. М., Березная И. Я., 1991; Тихомиров О. К., 2002; Simon, 1987).

Таким образом, обобщая различные взгляды на интуицию, можно заключить, что при знаками интуитивных процессов являются непроизвольность, непредсказуемость, момен тальность, неосознанность, иррациональность, автономность, синергичность.

Интуиция есть компонент творческого воображения, поэтому она высоко ценится в с фере научных открытий (Bastick, 1982; Browers et al., 1990; Finke et al., 1992) и в сфере профессиональных решений (Ray, Meyers, 1989; Rockenstein, 1988). Следует, однако, иметь в виду, что интуиция может повести человека по неверному пути и оказаться источником систематически совершаемых ошибок при принятии решений (Bowers et al., 1990). И все же исследования показывают, что те менеджеры, которые опираются в принятии решений, связанных с большим риском, не только на анализ данных, но и на интуицию, добиваются больших успехов, чем те, кто не поступает так (Ray, Myers, 1989).

Считается, что интуиция проявляется в основном в состоянии вдохновения. Однако очевидно, что это далеко не так. Например, юристы полагают, что благодаря интуиции обес печивается 41 % достижений в этой области, геологи называют цифру в 38 %, филологи - 31 %, математики - 27 %.

Специфика интуитивного процесса решения задачи проявляется в целостном, обобщенном способе решения, а именно: в расширении зоны поиска и имплицитном раскрытии межсистемных связей между исходными и искомыми данными; в раскрытии искомого как целого, а не в конструировании его из отдельных элементов условий; в выявлении менее явных содержательных признаков искомого в условиях многоплановой задачи. Орлов И. К., 2006, с. 107.

Интуитивное умозаключение опирается на факты действительности. Это накопленные в нашем сознании разные, пестрые, часто логично не ассоциирующиеся друг с другом впе чатления, которые нами не осознаются, но которые используются творческой фантазией.

«Из всей суммы имеющихся знаний в каждый данный момент в фокусе сознания светится лишь небольшая их доля. О некоторых хранящихся в мозгу сведениях люди даже не подо зревают », - пишет А. Г. Спиркин (1972, с. 188).

Запас приобретенных знаний, - отмечают В. Р. Ирина и А. А. Новиков, - создает неограниченный резерв человеческого познания. В результате этого источник интуитивного познания выступает в форме скрытого от самого субъекта, но уже имеющегося у него знан ия . Это знание авторы называют криптогнозой (от греч. kryptos - тайный, скрытый и gnosis - знание), т. е. временно неосознаваемое знание, о котором человек и не подозревает и которое включает в себя весь предшествующий опыт субъекта, не используемый им ранее.

Авторы предполагают, что именно в поле криптогнозы, являющейся результатом неосознан ного отражения, скрыта гносиологическая природа интуиции. Криптогноза - это зашифро ванное знание, а ключ от него - в интуиции.

Отсюда: многими авторами интуиция связывается с таким неосознаваемым процес сом, как «имплицитное научение» (Lewicki et al., 1992; Lieberman, 2000; Reber, 1989; Shirley, Lagan-Fox, 1996). А. Ребер (Reber, 1989), который ввел этот термин, понимал под ним «при обретение знания, которое в основном происходит независимо от сознательных попыток научиться и при отсутствии эксплицитного знания о том , что было приобретено ». То есть- это научение тому, как делать, происходящее на неосознаваемом уровне. О. В. Степаносова (2003) считает, что имплицитное научение может вносить свой вклад в получаемое интуитивно знание, но это научение является лишь одним из факторов, приводящих к интуитивному результату. Между имплицитным научением и интуицией име ются существенные различия: имплицитное научение не осознается человеком, в то время как интуитивный результат осознается и артикулируется.

Интуитивное знание - это особый вид непосредственного знания, основанный на предшествующем опыте, опосредованный общественной практикой человечества, являющийся результатом внезапного, неосознанного усмотрения истины без предшествующего логического анализа и последующего логического доказательства на данном этапе научного исследования.

Ирина В. Р., Новиков А. А., 1978, с. 152-15.

Выделяют таситное знание, которое является разновидностью имплицитного знания, так как оно тоже получается неосознаваемо и не артикулируется. Это знание, приобретаемое в повседневном опыте (М. Полани ). Термин «таситное знан ие» используется для описания такого типа знания, обладание которым отличает успешного человека от неуспешного (Sternberg, 2000). Это знание о том,

Часто слово «интуиция» мы используем для обозначения чего-то неопределенного, не подкрепленного логикой. Однако интуиция древнее логического мышления, и миллионы лет человек опирался исключительно на нее. Само его выживание в значительной мере зависело от степени развития интуиции. Сегодня интуиция играет ничуть не меньшую роль.

«Ты это точно знаешь?» - «Нет, но я интуитивно чувствую...»

Большая часть того, что несет в себе философия, искусство, научное или любое открытие, происходит на интуитивном уровне. Чтобы создать произведение искусства (а также позднее понять его смысл), чтобы дойти до любого открытия или изобретения, чтобы создать что-то новое, чтобы понять смысл любой идеи и любого закона в Природе, нужно не только знание, не только теории философии, науки или эстетики. Нужно почувствовать и передать ДУХ, СУТЬ, СИЛУ той идеи, которую мы пытаемся понять или передать через любую форму. А этот дух нельзя ни адекватно сформулировать, ни объяснить словами.

Интуиция - способ, посредством которого наши Душа и Сердце общаются с нашим Сознанием: она выходит далеко за пределы логики и здравого смысла. Человеческая интуиция использует не только визуальные образы, но и символы, метафоры, архетипы, она использует неординарные способы и формы, накопленные за всю историю развития человека. Поэтому интуиция по своим возможностям несопоставимо богаче всех остальных, более ординарных и более знакомых нам, форм познания.

Логика - ограниченный инструмент нашего Сознания. Это лишь инструмент мышления, но не само мышление. Она обрабатывает информацию, но не создает нового знания, она отвечает за корректность преобразования суждений, но не способна выяснить, истинны или ложны сами посылки.

Парадокс в том, что мыслить всецело логически, рационально - невозможно. Значит, логике должна предшествовать некая способность узнавать истину. Эту способность узнавать истину, которая предшествует логике и которая для узнавания истины не пользуется логикой, в древности и называли интуицией. (Слово «интуиция» происходит от латинского intuition, «пристальное всматривание».)

Там, где рассудок делает последовательные, логические шаги, неуклонно, но медленно приближаясь к цели, интуиция действует быстро и даже молниеносно, подобно вспышке . Ей не требуются доказательства, она не опирается на рассуждения. Интуитивное мышление протекает незаметно, «естественно», оно не так утомительно, как логическое, предполагающее усилия воли.

Стоит человеку довериться интуиции, он теряет нить логических рассуждений, погружается в стихию внутренних состояний, неясных ощущений и предчувствий, образов и символов.

Напротив, если человек работает в хорошо осознаваемом, логическом режиме, он лишается доступа к своему интуитивному опыту.

Благодаря интуиции человек моментально представляет картину реальности в целом. Он предчувствует или даже ясно видит, как дальше развернутся события (по крайней мере, основные варианты) и к чему ведет событие или драма, суть которой так плохо понимают ее участники. Но ему будет гораздо труднее передать, облечь эту картину в словесную форму (во всяком случае, без существенных потерь), а кроме того, ответить, каким образом он смог понять происходящее (если не считать ответом ссылку на жизненный опыт).

По словам американского психотерапевта Эрика Берна, «интуиция подразумевает, что мы знаем о чем-то, сами не зная, как мы узнали об этом».

Психологи плохо представляют, как работает интуиция, и еще хуже - как ее изучать. Чаще всего пользуются термином «инсайт» - «озарение»: слово это происходит от английского insight, «постижение», «озарение», «проникновение в суть». Этим термином обозначают момент, когда человека вдруг осеняет новая идея, в голову приходит решение задачи, над которой он долго думал. Инсайт называют еще «ага-реакцией», подразумевая те восклицания, которые мы непроизвольно издаем, если внезапно начинаем схватывать суть проблемной ситуации и видим из нее выход. Творческое озарение Архимеда, выскочившего из ванны с криком «Эврика!», - классическая иллюстрация инсайта.

Поэтому многие современные психологи считают, что источник интуиции - в Бессознательном, точнее, в его налаженном взаимодействии с сознанием. Исследования подтверждают данный вывод. Когда проявляется интуиция, она работает с предчувствиями, архетипами, символами. Неслучайно интуитивные предвидения нередко рождаются во сне, полудреме или в грезах наяву.

Человек с развитой интуицией умеет тонко улавливать подсознательную информацию - например, по интонации, мимике, жестам, выражению глаз способен понять многое из того, что его собеседник не хочет или не может сказать открыто. Почти вся такая информация не попадает в поле нашего внимания и не доступна сознательному контролю, однако она не исчезает для нас совсем, формируя на уровне бессознательного особый, интуитивный опыт. Интуитивный опыт складывается помимо желания и воли, он не может быть ни произвольно проявлен, ни повторен человеком, хотя существенно влияет на характер нашей деятельности и поведения. Интуитивный опыт определяет русло, в котором протекает мышление.

Философы древности, в частности Сократ и Платон, понимали интуицию и интуитивный опыт гораздо глубже.

Они воспринимали интуицию как интегральную способность человека к целостному, голографическому познанию истины одновременно в разных аспектах - Прошлого, Настоящего и Будущего, Жизни и Смерти, Эволюции, Пространства и Времени, Вечности, Видимого и Невидимого, Архетипа и Формы, Духовного и Материального.

А интуитивный опыт в их понимании - это не только «внешние» моменты, которые попадают в подсознательное, и не только абстрактное «Бессознательное» человека, о котором говорят современные психологи. Это способность «узнавания», «воспоминания». Речь идет об опыте Бессмертной Души, который она собрала на протяжении длинной вереницы воплощений. Часть этого опыта душа узнает, вспоминает через вспышки интуиции, «озарения». Это способность улавливания идей-архетипов, способность перенестись за пределы материального мира, в мир идей и жить в нем или им хотя бы одно короткое мгновение. Это интегральное качество еще до конца не развито в человеке, но оно может пробудиться, развиться.

В 1926 году американский исследователь Грэхем Уоллес предложил ставшую впоследствии знаменитой схему процесса творческого мышления. Он разработал ее на основе данных самонаблюдений выдающихся ученых, прежде всего немецкого физиолога, физика и математика Германа Гельмгольца и французского математика Анри Пуанкаре. Уоллес в этом процессе выделил четыре стадии.

Первая стадия - подготовка. Она включает сбор необходимой информации о проблеме, сознательные поиски ее решения и обдумывание.

Философский опыт говорит о том же другими словами: необходим период, когда ничего не получается, когда ты думаешь, делаешь попытки, но они ни к чему не приводят. Как будто бьешься головой о стену.

Вторая стадия - инкубация. Вынашивание проблемы. Период кажущегося застоя. На самом же деле происходит глубинная бессознательная работа над задачей, причем на уровне сознания человек может о ней вовсе не думать.

Философский подход: когда посадил, полил - не выдергивай, чтобы посмотреть, что получается. Дай Природе сделать свое дело.

Третья стадия - просветление. Вдохновение, открытие, инсайт. Наступает всегда неожиданно, мгновенно и подобна резкому скачку. Решение в этот миг рождается в виде символа, мысли-образа, который трудно описать словами.

Четвертая стадия - проверка. Образ облекается в слова, мысли выстраиваются в логической последовательности, открытие научно обосновывается.

Момент озарения (инсайта), рождения идеи является кульминацией интуитивного творческого процесса. И до сих пор он остается неуловимым, загадочным, почти мистическим. Наверное, он всегда будет окутан тайной. Если бы секрет озарения удалось разгадать и его можно было воспроизводить, то великие открытия совершались бы по желанию, по инструкции, на заказ. Легкодоступным стало бы и решение любых жизненных проблем, и добывание новых знаний о мире, и постижение глубоких истин - все то, что обычно дается людям большой ценой.

Хотя и психологи, и философы согласны в главном: путь, ведущий к озарению (инсайту), в общем-то известен. Нужно упорно и сосредоточенно трудиться над конкретной проблемой - всесторонне исследовать ее, стараясь получить максимум информации, вновь и вновь размышлять о ней, страстно мечтая найти решение, но в то же время не зацепляться за это свое желание. Внутреннее озарение является результатом длительной неосознанной работы. Некоторое время нужно жить идеей (проблемой), не находя решения, и, скорее всего, в один прекрасный момент оно озарит сознание, точно удар молнии, и принесет с собой необычайное по силе переживание понимания, ясности, взлета, прорыва, счастья.

Французский математик Анри Пуанкаре об озарении:

«То, что вас удивит прежде всего, - это видимость внутреннего озарения, являющаяся результатом длительной неосознанной работы; роль этой бессознательной работы в математическом изобретении мне кажется несомненной.
Часто, когда работают над трудным вопросом, с первого раза не удается ничего хорошего, затем наступает более или менее длительный период отдыха, и потом снова принимаются за дело.
В течение первого получаса дело вновь не двигается, а затем вдруг нужная идея приходит в голову.
Можно было бы сказать, что сознательная работа стала более плодотворной, так как была прервана, и отдых вернул уму силу и свежесть. Но более вероятно предположить, что этот отдых был заполнен бессознательной работой и что результат этой работы внезапно явился... Иногда... озарение, вместо того чтобы произойти во время прогулки или путешествия, происходит во время сознательной работы, но совершенно независимо от этой работы, которая самое большее играет роль связующего механизма, переводя результаты, полученные во время отдыха, но оставшиеся неосознанными, в осознанную форму.

Есть еще одно замечание по поводу условий этой бессознательной работы: она возможна или, по крайней мере, плодотворна лишь в том случае, когда ей предшествует и за ней следует сознательная работа. ...Внезапные вдохновения происходят лишь после нескольких дней сознательных усилий, которые казались абсолютно бесплодными...

Необходимость... периода сознательной работы после озарения еще более понятна. Нужно использовать результаты этого озарения, вывести из них непосредственные следствия, привести в порядок доказательство.

Но особенно необходимо их проверить... Я уже говорил о чувстве абсолютной уверенности, которое сопровождает озарение, обычно оно не бывает ошибочным, но следует опасаться уверенности, что это правило без исключения».

Немецкий физиолог, физик и математик Герман Гельмгольц об озарении:

«Эти счастливые наития нередко вторгаются в голову так тихо, что не сразу заметишь их значение, иной раз только случайность укажет впоследствии, когда и при каких обстоятельствах они приходили: появляется мысль в голове, а откуда она - не знаешь сам. Но в других случаях мысль осеняет нас внезапно, без усилия, как вдохновение. Насколько могу судить по личному опыту, она никогда не рождается в усталом мозгу и никогда - за письменным столом.

Каждый раз мне приходилось сперва всячески переворачивать мою задачу на все лады, так чтобы все ее изгибы и сплетения залегли прочно в голове и могли быть снова пройдены наизусть, без помощи письма. Дойти до этого обычно невозможно без продолжительной работы. Затем, когда проходило наступившее утомление, требовался часок полной телесной свежести и благожелательного спокойствия - и только тогда приходили хорошие идеи.

Часто... они являлись утром, при пробуждении, как замечал и Гаусс. Особенно охотно приходили они... в часы неторопливого подъема по лесистым горам, в солнечный день. Малейшее количество спиртного напитка как бы отпугивало их прочь».

Что нужно, чтобы пробуждать и развивать интуицию?

1. Возвышать сознание. Не застревать надолго в мелких, бытовых вопросах и проблемах. Каждый день находить время, чтобы возвысить сознание. Отсекать ненужные мысли, эмоции и накручивания.
2. Научиться «не думать» в важные моменты. Интуиция начинает работать тогда, когда прекращается логическое мышление. Логика нужна, но всему свое время.
3. Убирать стереотипные подходы. Каждый раз переосмыслять по-новому то, что уже знаешь. В любое действие вносить творчество.
4. Не пребывать в бездействии. Проявлять усилия и инициативу. Когда возникает любой вопрос, делать все, чтобы найти ответ самому.

Изобретение швейной машинки во сне

Изобретатель Элиас Хове долго и неустанно трудился, создавая первую швейную машину, но ничего не получалось. Однажды ночью ему приснился кошмарный сон: за ним гналась банда людоедов, они уже почти настигли его - он даже видел блеск наконечников копий. Сквозь весь этот ужас Хове неожиданно отметил для себя, что в каждом наконечнике просверлено отверстие, по форме напоминающее ушко швейной иглы. И тут он проснулся, еле дыша от страха.

Лишь позднее Хове догадался, что ему хотело подсказать ночное видение. Для того чтобы швейная машина заработала, нужно было всего лишь переместить ушко иглы с ее середины вниз, к острию. Это и было то самое решение, которое он искал. Так благодаря страшному сну, посетившему Хове, родилась швейная машина.

Дисней и музыка

«В музыке есть моменты, которые людям трудно понять, пока они не увидят на экране воплощающие ее образы, - говорил он. - Лишь тогда они смогут прочувствовать всю глубину звучания».

Умение задавать вопросы

Эйнштейн однажды заметил, что, если бы его собирались убить и у него оставался бы лишь один час, чтобы придумать план спасения, он посвятил бы первые пятьдесят пять минут правильной постановке вопроса. «Чтобы отыскать ответ, - говорил Эйнштейн, - хватит и пяти минут».

Метод Леонардо да Винчи

Из современной психологии известно, что практически любой стимул - даже совершенно бессмысленные кляксы Роршаха - вызывает целый поток ассоциаций, мгновенно подключающий наиболее чувствительные области вашего сознания. Леонардо да Винчи открыл это за пять веков до Зигмунда Фрейда. Однако в отличие от Фрейда Леонардо не использовал свободные ассоциации для выявления каких-то глубинных комплексов. Напротив, таким образом великий флорентиец в эпоху Возрождения прокладывал свой собственный путь к художественным и научным прозрениям.

«Это не трудно... - писал Леонардо в «Записках», - просто остановиться по пути и посмотреть на потеки на стене, или угли в огне, или облака, или грязь... там вы можете найти совершенно потрясающие идеи...»

Леонардо черпал вдохновение также и из звуков колоколов, «в звоне которых можно уловить любое имя и любое слово, какое вы только способны себе вообразить».

Не исключено, что, упражняясь в некоторых из методов, вы можете почувствовать себя довольно глупо, но не стоит из-за этого беспокоиться. Вы в хорошей компании. Леонардо да Винчи тоже признавал, что его «новый способ», несомненно, позабавит циников.

«Это может показаться смешным и нелепым, - писал он. - Но тем не менее очень полезно для того, чтобы вдохновить ум на различные изобретения».

О пользе дневника

В 20-е годы нашего века исследовательница Катерина Кокс подробно изучила биографии более трехсот исторических гениев - таких, как сэр Исаак Ньютон, Томас Джефферсон, Иоганн Себастьян Бах. Ее исчерпывающее исследование сохранившихся фактов выявило поразительные совпадения в поведении и привычках этих выдающихся людей.

По мнению Кокс, одним из признаков гения является склонность красноречиво описывать свои чувства и мысли в дневнике, в стихах, в письмах к друзьям и родным. Эта тенденция начинает проявляться уже в раннем возрасте. Кокс наблюдала ее не только у литераторов, но и у военных, политиков и ученых.

Подтверждение словам Кокс можно легко найти, порывшись в библиотеке. Известно, что не более одного процента человечества имеют привычку описывать свои мысли и чувства в дневниках, заветных тетрадях или книгах. Но вот что интересно: добившиеся выдающихся успехов в жизни, как правило, попадают в этот один процент!

Так что же истинно: всякий писака - гений, или всякий гений - писака? Почему выдающиеся умы начинают вести дневники? Может быть, они предчувствуют свою будущую славу и хотят оставить наследство историкам? Или страсть к писательству есть побочный продукт напряженно работающего ума? Или - избыточно раздутого эго? А может быть - и именно здесь хочется остановиться, - это механизм, с помощью которого люди, не рожденные гениальными, подсознательно развивают в себе выдающийся интеллект?

Настоящие мысли приходят редко

Однажды репортер спросил Альберта Эйнштейна, записывает ли он свои великие мысли, и если записывает, то в блокнот, записную книжку или в специальную картотеку. Эйнштейн посмотрел на объемистый блокнот репортера и сказал: «Милый мой, настоящие мысли так редко приходят в голову, что их нетрудно и запомнить!»

Физик, который не знал математики

Английский изобретатель Майкл Фарадей был одним из наиболее выдающихся научных умов. Его теория электромагнитных полей и силовых линий вдохновила Эйнштейна. Тем не менее метод Фарадея озадачил и озадачивает до сих пор тех историков науки, кому присуща прямолинейность.

«Фарадей... отличался абсолютной математической невинностью... - удивляется Айзек Азимов в «Истории физики». - Он разработал свою теорию силовых линий удивительно незамысловатым способом, представив их как резиновые ленты».

Ученые, видимо, еще долго не знали бы, что делать с силовыми линиями Фарадея, если бы Джеймс Кларк Максвелл впоследствии не описал их математически. Бедный Фарадей очень старался разобраться в построениях Максвелла, но в конце концов совсем запутался и написал Максвеллу письмо, в котором умолял его «перевести иероглифы на человеческий язык, который я сам бы смог понять».

Оставаться ребенком

Однажды грузовик застрял под путепроводом, потому что кузов был слишком высоким. Полиция и дорожная служба попытались протолкнуть его, но ничего не получилось. Все высказывали свои предложения, как вызволить грузовик. Сначала решили снять часть груза, но от этого грузовик стал легче, приподнялся на рессорах и еще плотнее застрял под мостом. Пробовали использовать лом и клинья. Пытались увеличить число оборотов двигателя. Короче говоря, делали все, что обычно делается в таких случаях, но становилось только хуже.

Вдруг подошел шестилетний мальчик и предложил выпустить немного воздуха из шин. Проблема тут же была решена!

Полиция и дорожные рабочие не смогли освободить грузовик потому, что слишком много знали, и все, что они знали об освобождении застрявших машин, сводилось, так или иначе, к применению силы. Большинство наших проблем лишь усугубляются от нашего «многознания». И только когда нам удается отвлечься от известных решений, мы начинаем действительно улавливать суть проблемы.

Откуда Моцарт брал музыку?

Как и многие другие гении, Вольфганг Амадей Моцарт утверждал, что он пишет свои музыкальные композиции в мыслях, доводя до совершенства каждый аккорд, прежде чем взяться за перо и бумагу. Моцарт частенько удивлял современников, то демонстрируя способность «писать» музыку вперемешку с игрой в бильярд, то небрежно и беззаботно набрасывая увертюру к опере «Дон Жуан» за несколько часов до ее премьеры. Моцарт объяснял, что в таких случаях он вовсе не сочиняет музыку, а просто, как под диктовку, записывает из головы готовый отрывок.

В письме, датированном 1789 годом, гениальный композитор рассказывал, что, до того как запечатлеть свое творение на бумаге, он мысленно оглядывает его целиком, «как ослепительно прекрасную статую». Моцарт не проигрывал свои творения так, как их исполнял оркестр, - такт за тактом - он охватывал все «одним взглядом». «Я не прослушиваю в моем воображении партии последовательно, - писал он, - я слышу их звучащими одновременно. Не могу передать, что это за удовольствие!»

Открытие бензольного кольца

После целого дня работы над учебником химии Фридрих Август Кекуле почувствовал себя разочарованным. «Все плохо, - решил химик, - моя душа занята не тем». Кекуле придвинул кресло поближе к камину и стал смотреть на пляшущие языки пламени. Довольно долго он размышлял о молекуле бензола, строение которой продолжало ускользать от него. В конце концов, как он признался впоследствии, он погрузился в состояние полусна. То, что произошло потом, вошло в научный фольклор как величайшая минута - и величайшее чудо.

Начиная дремать, Кекуле клевал носом и вдруг увидел среди пламени какие-то фантастические формы. «Я видел, как атомы проносятся перед моими глазами, - вспоминал ученый. - Они двигались длинными рядами, извиваясь, как змеи».

Внезапно он уловил какое-то резкое движение. «Что это? Одна из змей схватила себя за хвост... и яростно закружилась... Я проснулся как от вспышки молнии».

Кекуле понял, что подсознание подсказало ему ключ к форме молекулы бензола. Остаток ночи он провел, работая над задачей. Вскоре после этого события, в 1865 году, он объявил, что молекула бензина состоит из шести атомов углерода. Соединение атомов удивительно напоминало змею из сна.

Точка зрения

На одной из своих лекций Давид Гильберт сказал: «Каждый человек имеет определенный горизонт обозрения проблем. Когда он сужается и становится бесконечно малым, он превращается в точку. Тогда человек говорит: „Это моя точка зрения“».

Колумбово яйцо

При решении какой-либо проблемы необходимо в первую очередь установить границы, в которые должно уложиться решение. После того как эти границы предположительно установлены, шаблонное мышление приступает к решению проблемы в пределах этих границ. Нередко, однако, границы оказываются мнимыми, а решение находится за их пределами. Возьмем, к примеру, апокрифическую историю о колумбовом яйце.

В ответ на шутки друзей, заявлявших, что открытие Америки было, по сути дела, не такой уже трудной задачей, поскольку от Колумба требовалось только одно - держать курс все время на запад, он предложил им поставить яйцо на попа. Друзья взялись за дело, но, несмотря на все их усилия, яйцо неизменно валилось набок.

Тогда Колумб взял яйцо, слегка расплющил с одного конца и поставил. Друзья, естественно, запротестовали, полагая, что яйцо разбивать нельзя, установив таким образом пределы решения проблемы, которых фактически не существовало. Но ведь они также считали безрассудством, взяв курс на запад, придерживаться его в течение всего плавания. Такое новшество в навигационном искусстве стало возможным только после того, как Колумб доказал, что опасения его противников были необоснованны.

Гений - терпение мысли, сосредоточенной в одном направлении. ©И. Ньютон

Если не грешить против разума, нельзя вообще ни к чему прийти. © А. Эйнштейн

Работайте, работайте - а понимание придет потом. ©Ж. Даламбер

Стремление сначала понять все до самого конца, а потом уже работать - очень частая причина неудач.©А.Б. Мигдал

Истинный ученый - это мечтатель, а кто им не является, тот называет себя практиком.

© О. Бальзак

Мои результаты мне давно известны, я только не знаю, как я к ним приду. ©К. Гаусс

Существуют четыре величайших препятствия к постижению истины, а именно: пример жалкого и недостойного авторитета, постоянство привычки, мнение несведущей толпы и прикрытие собственного невежества показной мудростью. ©Р. Бэкон

Великие возможности приходят ко всем, но многие даже не знают, что встретились с ними.©У. Чэннинг опубликовано

Елена Сикирич

P.S. И помните, всего лишь изменяя свое потребление - мы вместе изменяем мир! © econet

Сознание – это высший уровень психической активности человека, специфический способ его взаимоотношения с реальностью. Сознание – это способность идеального воспроизведения действительности, реального мира, предполагающая наличие специфических механизмов и форм такого воспроизведения на разных его уровнях. Благодаря сознанию личность отдает себе отчет как о том, что происходит в окружающем мире, так и о своем собственном духовном мире, о своей эмоциональной оценке действительности. При помощи сознания человек выделяет себя из окружающей среды и воссоздает ее в форме психических образов. Основные признаки сознания включают в себя отражение, отношение, целеполагание и управление. Сознание присуще только высокоорганизованной материи. Сознание пронизывает внутренний духовный мир человека, а также являет собой совокупность чувственных, логических, волевых и эмоциональных процессов мозга. Важнейшей чертой личности выступает ее способность к самосознанию. Сознание отличается от мышления наличием интересов, убеждений, ценностной ориентации. В сознании человека умещается не только образ внешнего предмета, но и образ об этом образе. Психическая жизнь, которая совершается без участия сознания, психические явления, состояния и действия, протекающие вне контроля разума, обозначаются понятием бессознательного. Бессознательное – сфера влечений, инстинктов, неосознанных представлений (совокупность психических явлений, состояний и действий, лежащих вне сферы человеческого разума, безотчетных и не поддающихся контролю со стороны сознания). Бессознательное состоит прежде всего из: 1. сексуальных инстинктов (Фрейд), 2. инстинкта превосходства над другими людьми, который позволяет компенсировать чувство неполноценности (Адлер), 3. «архетипов» коллективного бессознательного, т.е. безличных образов, схожих у всех людей (Юнг), 4. «первичных позывов» жизни и смерти, агрессивных комплексов, комплексов одиночества (Фромм). Бессознательное выступает в качестве скрытой причины сознания и сознательных действий человека. Это инстинкты, интуиция, эмоционально-волевые акты. В современной психологии и философии бессознательное рассматривается уже не как отдельные и случайные проявления поведения людей, а как активная и неотъемлемая часть их психики. Интуиция – это некое полуинстинктивное сознание и вместе с тем стоящее выше обычного сознания, являющее собой по своей познавательной силе по существу сверхсознание. Интуиция – это способность постижения истины путем прямого ее усмотрения без обоснования с помощью доказательства. Пример – военное сражение, принятие решения. Интуиции бывает достаточно для усмотрения истины, но ее недостаточно, чтобы убедить в этой истине других и самого себя.

1. Язык, его знаковая природа. Слово как символ. Язык и мышление.

Язык – это система знаков, с помощью которых люди общаются (коммуникативная функция языка), осуществляют познание мира и самопознание (номинативная и познавательная функция), хранят и передают информацию (информативная функция), управляют поведением друг друга (прагматическая функция). Язык – наиболее объемлющее и наиболее дифференцированное средство выражения, которым владеет человек, и одновременно высшая форма проявления духовности. Он возник в процессе общения людей, когда общения знаками стало недостаточно. Обращаясь к другим людям, говорящий не просто сообщает свои мысли и чувства, он побуждает их к тем или иным поступкам, убеждает их в чем либо, приказывает, советует, отговаривает от каких-либо действий. Слово – великая сила. Слово находится между сознанием и мыслимым предметом, участвует в бытие обоих. Оно отделяет их друг от друга, давая возможность отличать возникающее благодаря слову представление от предмета. Без него представление не могло бы возникнуть. Но слово также связывает предмет и сознание: без него представление не могло бы стать знаком того, что мыслится. В этой функции отделения и связывания и находится источник неограниченного влияния языка на мышление. Благодаря языку мышление само может становиться предметом исследования. Но так как наше мышление может быть познано только в языковой форме, то мир постигается согласно способу бытия языка. Каждый предмет становиться носителем некоторой сущности, которую мы можем познать. В этом смысле язык в равной мере делает дух телесным и одухотворяет действительность. Язык влияет на мышление и в том отношении, что он придает мысли некоторую принудительность, направляет ее движение по каналам языковых форм. История языка отражает социальную историю его народа.

Различные проявления бессознательного в творчестве

С самого начала изучения творчества оно связывалось с бессознательной работой психики (интуицией). Еще знаменитый немецкий ученый Г. Гельмгольц (1866) обратил внимание на то, что в некоторых случаях «суждение. истекает не из сознательного логического построения, хотя, в сущности, умственный процесс при этом тот же. Этот последний род индукции, который не может быть приведен до совершенной формы логического заключения, играет в человеческой жизни весьма обширную роль. В противоположность логической индукции можно было бы этот род индукции назвать художественным» (с. 18–19).

Возможны ли законы, описывающие творчество? Если мы понимаем творчество как процесс, результат которого невыводим из исходного состояния, то кажется, что на этот вопрос следует дать скорее отрицательный ответ. Если законом могут быть описаны детерминированные процессы, то есть ли шанс описать с помощью законов творчество, недетерминированное предпосылками?

…Существуют аргументы в пользу той точки зрения, что человеческое творчество тоже должно быть описано как сочетание общей детерминированной направленности и случайного, аналогичного мутации в теории эволюции. Для аргументации в пользу этой точки зрения будет рассмотрена проблема роли бессознательного в творчестве, выявляемая в самоотчетах творческих людей о процессах их творчества. Что же существует такого в бессознательном, что делает его преимущественно важным в творчестве?

Ответ, который может быть предложен, заключается в том, что сознание связано с упорядоченностью, а бессознательное – с хаосом. Сознательные процессы выступают в качестве упорядоченной силы, задающей направление развитию знаний, а момент возникновения нового, близкий по своей сути биологическому понятию мутации, оказывается лишенным сознательного контроля.

Осознание появляется там, где наши знания и схемы действия хорошо структурированы. В поле нашего сознания попадают такие элементы нашей мысли, которые мы связываем для достижения цели. Осознанный уровень не допускает мутаций, он связан с сохранением и гармонизацией. Сознание, вернее мыслительные процессы, попадающие в поле сознания, возможно, выполняют консервативную функцию. Они служат применению готовых способов решения задач к относительно новым ситуациям.

Ушаков Д. В., 2007, с. 262.

Ч. Ломброзо (2006) описывает многочисленные случаи подсознательной работы мозга в состоянии сна или состоянии бодрствования, близком ко сну: «Беттинелли называет поэтическое творчество сном с открытыми глазами, без потери сознания, и это, пожалуй, справедливо, так как многие поэты диктовали свои стихи в состоянии, похожем на сон. Гёте тоже говорит, что. он сам сочинял многие из своих песен, находясь как бы в припадке сомнамбулизма. Клопшток сознается, что, когда он писал свою поэму, вдохновение часто являлось к нему во время сна. Во сне Вольтер задумал одну из песен Генриады, Сардини – теорию игры на флажолете, а Секендорф – свою прелестную песню о Фантазии. Ньютон и Кардано во сне разрешали математические задачи. Муратори во сне составил пентаметр на латинском языке много лет спустя после того, как перестал писать стихи. Говорят, что Лафонтен сочинил басню «Два голубя», а Кондильяк закончил лекцию, начатую накануне» (с. 26–27).

Проблема бессознательного в творчестве занимает в настоящее время во многих науках (психологии, искусствознании, литературоведении, нейрофизиологии и пр.) большое место. Высказывается даже точка зрения, что без проявления бессознательного творчество невозможно. Более того, в отношении художественного творчества утверждается, что если художник способен вербализовать замысел своего произведения, определить его смысл, т. е. осознать его, – тем самым он это произведение либо разрушает (если осознание замысла произошло еще в процессе формирования образа), либо выявляет (если произведение уже создано) его фальшивую «псевдохудожественную» природу (Frolich, 1966).

«Роль бессознательной работы в математических открытиях кажется мне неоспоримой, – говорил известный математик Пуанкаре. – Часто, когда человек работает над каким-нибудь трудным вопросом, он в первое время, принявшись за работу, не достигает ничего. Потом он отдыхает и снова садится за стол. В течение первого получаса он еще ничего не находит, но потом решающая идея сразу приходит ему в голову. Мы могли бы сказать, что сознательная работа оказалась более плодотворной потому, что она была прервана и отдых восстановил силу и свежесть ума. Но более вероятно, что отдых был заполнен бессознательной работой. Она невозможна или в некоторых случаях неплодотворна, если ей не предшествовал и за ней не следовал период сознательной работы».

Начиная чуть ли не с Архимеда (а это одно из первых научных открытий, о котором мы имеем «психологический отчет») все ученые подтверждают, что плодотворная мысль прежде, чем родиться, какое-то время вызревает, вынашивается без видимой работы ума.

Сапарина Е. В., 1967, с. 159.

М. Арнаудов (1970) отмечает, что многие поэты и художники подчеркивали бессознательную активность духа в творческом процессе.

Можно привести некоторые наиболее характерные высказывания. А. де Виньи: «Я свою книгу не делаю, она сама делается. Она зреет и растет в моей голове как великий плод»; В. Гюго: «Бог диктовал, а я писал»; блаженный Августин: «Я не сам думаю, мои мысли думают за меня»; Микеланджело: «Если мой тяжелый молот придает твердым скалам то один, то другой вид, то его приводит в движение рука, которая держит его, направляет и руководит им: он действует под давлением посторонней силы» и т. д.

В момент творчества, непроизвольной активности психики, человек совершенно не способен управлять потоком образов, произвольно воспроизводить образы и переживания. Художник бессилен восполнить пробелы творческой фантазии. Образы зарождаются и исчезают спонтанно, борются с первичным замыслом художника (рационально созданным планом произведения), более яркие и динамичные образы вытесняют из сознания менее яркие. То есть сознание становится пассивным экраном, на который человеческое бессознательное отображает себя.

Творец всегда испытывает замешательство при попытках объяснить причину, источник своих фантазий. С. О. Грузенберг (1923) выделяет несколько вариантов объяснения художниками творческой одержимости.

Наиболее распространены «божественная» и «демоническая» версии атрибуции причины творчества. Причем художники и писатели принимали эти версии в зависимости от своего мировоззрения. Если Байрон полагал, что в человека вселяется «демон», то Микеланджело полагал, что его рукой водит Бог: «Хорошая картина приближается к Богу и сливается с ним».

Следствием этого является тенденция, наблюдаемая у многих художников, к отречению от авторства. Поскольку писал не я, а Бог, дьявол, дух, «внутренний голос» (у П. И. Чайковского), то творец осознает себя, как, например, Моцарт, инструментом посторонней силы: «Я тут ни при чем».

Я. Парандовский на основе анализа многочисленных случаев утверждает: «Есть писатели, для которых изданная книга как бы перестает существовать».

Дружинин В. Н., 1999, с. 162.

Для меня не подлежит сомнению, что наше мышление протекает в основном минуя символы (слова) и к тому же бессознательно.

Эйнштейн А., 1965, с. 133.

В бессознательном находится проблема, о которой сознание и не знало.

Иванов М. В., 2001, с. 117.

Наличие в творчестве бессознательного привело К. Юнга (1994) к выделению двух типов творческого процесса – интровертированного и экстравертированного. Интровертированный тип творчества связан с бессознательными доминантами и функционированием автономного творческого комплекса в структуре творческой личности. Вследствие этого интровертированная творческая личность пассивна, она лишь проводник бессознательных энергетических сил, а результат творчества (художественное произведение, научное открытие) – саморазвивающаяся, самотворящая автономная система. Этот тип характерен для художественной сферы творчества.

Экстравертированный тип творчества ориентирован на сознательно сформулированный замысел, поэтому творческая личность выступает в роли активного деятеля, субъекта творчества, осознанно работающего с материалом. Этот тип характерен для научной сферы творчества.

Еще… в 1893 г. писатель П. Д. Боборыкин прочитал в Русском психологическом обществе реферат «Формулы и термины прекрасного», основным содержанием которого было утверждение решающей роли бессознательного в художественном творчестве. Интересно напомнить, что тогда же с решительными возражениями выступил по поводу положений Боборыкина известный русский психолог и психиатр С. С. Корсаков. Признавая немалое значение механизмов бессознательного в творческом процессе художника, Корсаков, однако, прибавлял, что они действуют «не помимо сознания», что бессознательное проходит через сознание и контролируется им. В соответствии с традициями материалистического понимания психических процессов Корсаков характеризовал художественное творчество как проявление сознательной деятельности по преимуществу.

Зись А. Я., 1988, с. 28.

Выделяют также три формы неосознанной творческой активности мозга – надсознание, подсознание и предсознание.

Надсознание (или, по определению К. С. Станиславского, сверхсознательное) – не поддающийся волевому контролю уровень психической активности человека при решении им творческих задач. По К. С. Станиславскому – это высший этап творческого процесса, который П. В. Симонов (1993) понимал как механизм творческой интуиции, благодаря которому происходит рекомбинация прежних впечатлений.

Подсознание включает в себя неосознанные побудители творческой активности и неосознанные регуляторы способов выполнения действий (операционные установки, стереотипы, автоматизмы).

Предсознание – промежуточное звено между сознанием и бессознательным человека, отражающее «назревшие тенденции», или, как писал Л. С. Выготский, это «не мысль, а ее интонация».

Художник может вполне сознательно и преднамеренно стремиться придать своему произведению определенную форму, следуя неким канонам, правилам, приемам, манере. Но все равно в конечном результате он сам не сможет, скорее всего, объяснить, почему выбрал то, а не иное слово, почему рука его так, а не иначе провела линию, положила мазок, а глаз выбрал те, а не иные пропорции. Это совершается интуитивно. Это свершение – тайна творчества и загадка таланта. Так стоит ли пытаться анализировать, если талант все равно неизбежно сделает свое дело, а отсутствие дара не заменить никакими теоретическими изысканиями и рекомендациями?

Попов П., 1998, с. 230.

Интуиция

Одним из основных психологических феноменов бессознательного в творческом процессе выступает интуиция. Термин «интуиция» происходит от латинского intuito rapido e pronto, т. е. «быстро увиденный», от латинского глагола intueri, означающего «видеть внутри», «пристально, внимательно смотреть».

Проблема интуиции привлекала внимание философов с давних пор. Интересующиеся этим аспектом учения об интуиции могут обратиться к книге В. Р. Ириной и А. А. Новикова (1978), выдержка из которой о взглядах на интуицию А. Бергсона (1859–1941), создавшего философскую систему интуитивизма, приводится ниже.

По мнению Бергсона, в процессе эволюции интуиция была принесена в жертву интеллекту, и прежде всего в сфере материального производства. Подавленная интеллектом, сочувственно констатирует философ, интуиция становится похожей на угасающую лампу, вспыхивающую в самые критические моменты жизни человека, проясняющую «ночную тьму, в которой оставляет нас интеллект». Интуиция важна как первоисточник, затем потребность в ней отпадает и функцию организатора мысли берет на себя диалектика (т. е. рациональное мышление), которая лишь разъясняет deteutre интуиции. В свою очередь с помощью диалектики интуиция способна проникнуть в любые системы, где диалектика служит ей чем-то вроде пробного камня; но интуиция, считает философ, безусловно выше диалектики.

И все же, отдавая дань интеллекту, Бергсон твердо, хотя и не всегда последовательно, проводит главную мысль о том, что интуиция безоговорочно главенствует во всей духовной жизни человека и в конечном счете направляет всю его деятельность. Духовную сущность человека можно постичь, лишь «погрузившись» в интуицию и перейдя от нее к интеллекту, тогда как от интеллекта мы никогда не можем перейти к интуиции.

Ирина В. Р., Новиков А. А., 1978, с. 53.

По поводу того, что интуиция является центральным звеном творческого процесса, в начале XX в. у отечественных ученых было полное единодушие (Д. Н. Овсянико-Куликовский, Б. А. Лезин, М. А. Блох и др.). Однако в начале 30-х гг. в связи с идеологическими партийными установками понятия «бессознательное», «интуиция» стали жестко критиковаться. Так, В. П. Полонский (1934) не использовал эти понятия, считая сами феномены несуществующими, и в качестве центрального звена проблемы выдвинул творческое сознание. Как пишет Я. А. Пономарев, «В. П. Полонский пытался разрушить любые утверждения о «тайниках души», в которых якобы происходит творчество. Он критиковал «бессознательную машину», которая 1) работает неизвестно как, 2) неизвестно почему, 3) не имеет сообщения с сознанием, 4) тем не менее выполняет задания сознания, 5) используется опытом сознания и 6) проявляет результаты своей работы «вдруг», «внезапно», неумопостигаемым путем, подобно откровению».

В отечественной и зарубежной марксистской философии и психологии проблема интуиции стала прочно связываться с идеализмом и вызывала среди ученых-материалистов скептическое и неприязненное отношение. В их представлениях понятие «интуиция» олицетворяло собой средневековое шарлатанство, возрождало дух мистицизма и иррационализма. К середине 30-х гг. XX в. представление об интуиции исчезло из советской психологии и философии. Поведение человека объявлялось целиком сознательным, а творчество стало рассматриваться как сознательный труд (Рубинштейн С. Л., 1940, 1946). В 1956 г. Г. С. Альтшулер и Р. Б. Шапиро резко критиковали предшествующие исследования по психологии технического творчества за использование таких лишенных конкретного научного содержания понятий, как «озарение», «догадка», «просветление» и т. д.

Лишь в 1957 г. в работе И. С. Сумбаева понятие «интуиция» вновь появляется как отражение подсознательной деятельности, преобладающей на начальных этапах творчества, а затем эта деятельность стала изучаться и экспериментально.

Как пишут В. Р. Ирина и А. А. Новиков, «из мифа интуиция превращается в реальность, из орудия мистики в объект и средство научного познания. При этом некоторые склонны усматривать в интуиции своего рода панацею в решении ряда актуальных научных проблем. «Многие отрасли современной науки, – считают В. Пушкин и В. Фетисов, – заинтересованы в раскрытии закономерностей интуиции. Незнание этих закономерностей затрудняет решение важных вопросов научной организации труда людей, занятых интеллектуальной деятельностью. Многие очень важные для современного человечества проблемы могли бы быть по-другому освещены, если бы была построена научная теория интуиции»» (с. 73–74).

В. Р. Ирина и А. А. Новиков отмечают, что «понятие «интуиция» выступает в настоящее время в двух значениях: традиционно-философском (гносеологическом) и современном – психоэвристическом. Данное обстоятельство послужило причиной возникновения среди философов определенного рода коллизии: одни из них решительно воспротивились современной интерпретации проблемы, другие, напротив, безоговорочно восприняли ее современную трактовку, не поставив даже вопроса об особенностях исторической и логической эволиции проблемы.» Далее В. Р. Ирина и А. А. Новиков пишут, что одним из первых обратил внимание на необходимость внесения ясности в данный вопрос В. Ф. Асмус, который писал: «Нельзя никому запретить называть «интуицией» способность изобретения и предшествующую доказательству способность предвидения. Но надо точно оговорить этот смысл понятия «интуиция» и отличить его от понятия о логически невыводимых элементах доказательства» (1965, с. 244). В. Ф. Асмус полагает, что интуиция есть форма непосредственного знания и что ко всем другим интерпретациям данного понятия философия не имеет никакого отношения. Данная точка зрения имеет как сторонников, так и противников, – отмечают В. Р. Ирина и А. А. Новиков. Сами же они не видят различий между понятиями «логически невыводимые элементы доказательства» и «предшествующая доказательству способность предвидения», так как первое вовсе не означает принципиальной невозможности последующего логического вывода данных, полученных интуитивным путем. Таким образом, считают В. Р. Ирина и А. А. Новиков, никакой дилеммы здесь нет, как нет и двух различных интуиций. Есть два аспекта исследования проблемы: философский и психологический (психоэвристический). О последнем подходе дальше и будет вестись речь.

Интуиция, как писал С. Михоэлс (1964), «является лишь сокращенным прыжком познания, за которым наука со своими доказательствами может плестись столетиями». Это эвристический процесс, связанный с мгновенным и ясным постижением истины на основе сведений, не связанных логически или недостаточных для получения логического вывода.

В 1921 г. в романе «Хулио Хуренито» И. Эренбург вложил в уста американского дельца зловещее пророчество о применении против японцев нового оружия массового уничтожения. «Японцы меня часто справшивают, – писал И. Эренбург, – почему в 1921 г., когда Япония была союзницей Америки, я написал, что новое смертоносное оружие американцы испробуют на японцах. Я не знаю, что им ответить. Почему в 1919 г., задолго до открытия Резерфорда, Жолио-Кюри, Ферми, Андрей Белый писал:

Мир рвался в опытах Кюри

Атомной лопнувшей бомбой

На электронные струи

Невоплощенной гекатомбой.

Может быть, такие обмолвки связаны с природой писателя?»

Характер таких «прозрений художника»… остается невыясненным и необъясненным. В самом ли деле поэты «предвосхищают» открытия науки? Или все приведенные примеры – случайные совпадения? Надо подсчитать сбывшиеся пророчества, а также и ложные предсказания, о которых потом не вспоминают. Это позволило бы сопоставить вероятность и действительную частоту художественных прозрений.

Лук А. Н., 1978, с. 107–108.

Результаты исследований многих авторов (Гурова Л. Л., 1976; Д. Берри и Д. Э. Бродбент (Berry, Brodbent, 1995); М. Рей и Р. Майерс (Ray, Myers, 1989) и др.) показывают, что интуитивный процесс разворачивается по принципиально отличной от логической схеме.

Как отмечает И. К. Орлов (2006), «раскрытие особенностей интуиции как познавательного процесса предполагает не только выделение множества проявлений данного феномена, как это предлагает ряд авторов (Бунге М., 1967; Behling, Eckel, 1991; Goldberg, 1983; Vaughan, 1979), но в большей мере определение того, к какой более широкой категории он относится. Такой категорией для интуиции, как указывает ряд авторов (Брунер Дж., 1977; Пономарев Я. А., 1999; Султанова Л. Б., 1995, и др.), является мышление» (с. 97).

Для многих из них (ученых. – Е. И.) несколько неожиданным оказалось столкновение с чрезвычайно широким, поистине безграничным семантическим диапазоном самого понятия «интуиция»: от смутного полуосознанного «предчувствия», близкого по своему характеру и форме проявления к психобиологическому инстинкту животных, до высших форм творческого мышления, имеющих место в науке и искусстве. По современным представлениям, интуиция – это и «ид знания», и «специфическая способность», и «особое чутье», и «догадка», и «мгновенное восприятие» и даже «фантазия».

Ирина В. Р., Новиков А. А., 1978, с. 81.

Интуитивному принятию решения в современном мире придается большое значение. Неслучайно американский исследователь Каннеман (Каннеман Д., Словик П.,

Тверски А., 2005) получил Нобелевскую премию, причем в области экономики, за изучение интуитивного принятия решений людьми.

Эксперименты показали, что поиск пути решения задачи может не осознаваться. Могут не осознаваться и те признаки объекта, которые реально определяют его выбор испытуемыми (Hes E., 1965). Выявлено, что испытуемые могут применять правильный принцип решения задачи до того, как они в состоянии его вербализовать, т. е. до того, как они его осознали (Pickford, 1938).

Почти общим местом у поэтов оказывается утверждение, что творчество происходит у них как бы само по себе, под чью-то диктовку. Процесс поэтического творчества не удается произвольно вызвать, его результат не соответствует ожиданию, творчество приводит к перерождению человека, оно становится притягательным, как наркотик. Этап озарения у ученых является мгновенным против достаточно долговременных периодов вдохновения у поэтов. Озарение ученого направлено на заранее поставленную цель, тогда как у художника результат нередко уходит от цели. Наконец, подготовительный этап носит совершенно различный характер. Если у ученого он достаточно выражен и связан с сознательными попытками достижения цели, то у художника он, по-видимому, неотличим от суеты повседневной жизни. Собирание материала для поэмы является прообразом этой подготовительной работы, которая не служит достижению цели, а лишь заготавливает материал.

Ушаков Д. В., 2000, с. 224.

Художники XIX в. заявили следующее: произведение искусства вызывает эмоциональное воздействие вообще за счет чего-то неосознаваемого. «Художественное произведение, – говаривал еще Гёте, – приводит нас в восторг и в восхищение как раз той своей частью, которая недоступна для сознательного понимания»… Но для художников прошлого создание этой «неосознаваемой части» было уделом таланта и вдохновения, оно не выступало самоцелью. К XX в. художники стали искать в сфере подсознательного уже не только художественные средства, но и идеалы. Этим объясняется увлечение многих из них мистическими переживаниями, спонтанностью собственных реакций (в том числе достигаемых с помощью алкоголя и наркотиков) и даже творчеством душевнобольных.

В итоге многие из них поверили: главное, что нужно сделать в творческом процессе, – это «отключить интеллект» (пользуясь выражением немецкого абстракциониста Р. Гейгера).

Аллахвердов В. М., 2001, с. 98–99.

К этому феномену отношение у психологов неоднозначное. На протяжении большей части XX в. понятие интуиции ими игнорировалось, а систематические ее исследования не проводились (Claxton, 1998; Lieberman, 2000; Osbeck, 1999; Shirley, Lagan-Fox, 1996). Как пишет М. Либерман, интуиция воспринималась в лучшем случае как нечто мистическое и необъяснимое, а в худшем – то, что приводит к ошибкам. М. Бунге (1967) психологические представления об интуиции характеризовал как «коллекцию хлама», куда сваливаются те интеллектуальные механизмы, о которых неизвестно, как их анализировать. С этим нельзя не согласиться, если просмотреть понимание сущности интуиции, имеющееся у разных авторов.

Интуитивными считаются все явления, в основе которых лежит неосознаваемый когнитивный процесс. Такая позиция позволяет, например, Г. Клэкстону (Claxton, 2000) говорить о том, что животные и младенцы действуют исключительно на «интуитивном уровне». Д. Майерс (Myers, 2002) в качестве примеров интуиции приводит целый ряд автоматизированных навыков (таких, как печатание или вождение машины), иллюзии восприятия (например, известную иллюзию Мюллера – Лайера). Если считать, что любой неосознаваемый процесс – интуитивный, то, по нашему мнению, представление об интуиции становится универсальным, расплывчатым и включающим в себя разнородные явления. Представляется принципиально важным отказаться от подобного подхода и называть интуитивным только некоторую часть неосознаваемых процессов. Следовательно, возникает вопрос об особенностях интуитивного процесса и его отличиях от других неосознаваемых процессов.

Степаносова О. В., 2003, с. 136.

Несмотря на то что в 60-70-е гг. XX в. эта проблема стала в нашей стране привлекать внимание психологов (Гурова Л. Л., 1976; Гурова Л. Л. с соавторами, 1974; Кедров Б. М., 1969; Мирошхина Э. А., 1977; Налчаджян А. А., 1972; Поливанова Н. И., 1975; Теплов Б. М., 1961), до сих пор понятие «интуиция» не имеет однозначного определения, как, впрочем, и за рубежом (Goldberg, 1983). Традиционное и самое общее определение ее в западной психологии следующее: «.это имеющиеся у нас знания, источник и способ получения которых мы не можем объяснить» (Vaughan, 1979). Интуиция определяется как «знание, которое окружено ореолом «правильности», но не имеет ясно артикулируемых причин своего возникновения» (Claxton, 1998), как непосредственное постижение, знание априори (Osbeck, 1999). Близка к этой точке зрения и позиция Д. Ширлей и Дж. Лэгэн-Фокс (Shirley, Lagan-Fox, 1996), которые понимают интуицию как чувство знания и уверенность в нем, возникшие на основе неадекватной информации без применения сознательного рационального мышления.

По Б. М. Теплову (1961), интуиция есть качественно своеобразный процесс, не подчиняющийся правилам логики в ее обычном смысле. Этой же точки зрения придерживаются Де Боно (De Bono, 1968) и Главса (Hlavsa, 1972). Б. М. Кедров (1969) понимает интуицию как случайную ассоциацию, как эффект пересечения ранее не связанных событий.

В исследованиях Л. Л. Гуровой с соавторами (1974), Н. И. Поливановой (1975), Л. Л. Гуровой (1976) показано, что специфика интуиции заключается в особенностях ориентиров поиска, объединяющих в комплекс разноплановую информацию, содержащих признаки разных модальностей – как поддающиеся логическому учету, формальные, так и выходящие за его пределы, неформальные.

Под интуицией в самом общем смысле мы понимаем эвристический процесс, состоящий в нахождении решения задачи на основе ориентиров поиска, не связанных логически или недостаточных для получения логического вывода. Специфическая сфера проявления интуиции – задачи с неопределенным условием, где в полной мере проявляется присущая мышлению человека способность к экстраполяции (дополнению имеющейся и предвосхищению еще неизвестной информации). Это не означает, что в решении задачи с определенным условием нет места актам интуиции – человек может, скажем, удачной догадкой предвосхитить решение, находясь на такой стадии анализа и логического рассуждения, когда объективно конечный результат еще не может быть получен.

Для интуиции характерен известный элемент непроизвольности, случайности возникновения интуитивного решения, быстрота появления гипотез и принятия решения, а также недостаточная осознанность тех оснований, которые лежат в основе выдвижения той или иной гипотезы (это, однако, не означает, что такие основания объективно не существуют в условиях задачи или что они чужды логике этой задачи).

…Мы присоединяемся к той концепции интуиции, которая предполагает наличие качественного своеобразия интуитивного мышления, и полагаем, что отличия интуитивного мышления от дискурсивного следует искать в специфических особенностях информационных процессов человека в акте интуиции. Эти отличия могут быть следующие: а) качественное своеобразие информации, используемой в ходе решения задачи, б) объем этой информации и в) способы ее переработки.

…По характеру используемой информации решения, носящие интуитивный характер, принципиально не отличаются от решений, носящих аналитический характер.

…В интуитивных решениях, несомненно, используется меньший объем информации, заключенный в условиях задачи, чем в решениях дискурсионно-логических. Видимо, это становится возможным благодаря тому, что человек черпает недостающую информацию из своего опыта, выходя за рамки непосредственно данной ему задачи. Однако слишком большой субъективный дефицит информации, отражающий неполноту условий задачи, в определенной степени тормозит проявление интуиции, делая интуитивные акты более дробными, управляющими меньшим шагом решения. Умеренный информационный пробел обусловливает более целостные спонтанные акты интуиции.

Мирошхина Э. А. 1977, с. 86, 93–94.

Согласно А. Менигетти, интуиция – это способность видеть те взаимосвязи и отношения, которые самым простым способом ведут прямо к цели. Это способ воспринимать и познавать реальность без объяснений; ресурс, предоставляющий дополнительный уровень информации, не поступающей из аналитической части мозга.

Такое понимание характерно для направления в изучении интуиции, идущего от моделей переработки информации. Согласно этому направлению, непосредственность постижения при интуиции – это только видимость, и в основе интуитивного результата лежит неосознаваемый процесс переработки информации.

М. Бунге (1962) и Уэсткотт (Westcott, 1962) полагают, что интуитивные процессы отличаются от обычных мыслительных процессов лишь своими внешними проявлениями: быстротой протекания и свернутостью.

Ребер (Reber, 1989) определяет интуицию как когнитивное состояние, которое возникает при определенных условиях и направлено на то, чтобы помочь человеку осуществить свой выбор и найти правильную линию поведения.

Исследование интуиции с самого начала наталкивается на специфическую трудность, связанную с тем, что слово «интуиция», войдя в язык философии и психологии из естественного языка, продолжает нести на себе смысловую нагрузку, которую оно приобрело в практике устной и письменной речи, где к нему обращаются с целью сказать о появлении некоего знания в уме человека, оставляя никак не объясненным происхождение этого знания. Более того, именно необъяснимость, непонятность, загадочность происхождения какого-то знания обычно и служит условием, при котором это знание называют интуитивным. Таким образом, необъяснимость интуиции представляется как ее непременный, обязательный признак. В философской традиции это выражается в трактовке ее как «непосредственного усмотрения истины». Однако непосредственность интуитивного знания надо понимать не в абсолютном, а в относительном смысле – как непосредственность лишь по отношению к субъекту, как субъективно переживаемую непосредственность. Она означает не отсутствие процессов, опосредующих возникновение интуитивного знания, а лишь их неосознанность.

Но не представленными в сознании субъекта могут быть самые различные механизмы его когнитивной деятельности. Это позволяет полагать, что интуиция многолика. Среди многообразия когнитивных механизмов, которые подпадают под имя интуиции, поскольку действие их субъект не осознает, можно выделить несколько основных типов:

1. Интуиция как инстинктивная реакция.

2. Диспозиционная интуиция (обусловленная бессознательными установками).

3. Перцептивная интуиция (продукт работы механизмов субсенсорного восприятия, «бокового зрения», апперцепции, образования гештальта).

4. Ассоциативная интуиция (презентирующая результаты неподконтрольной сознанию и зависящей от многих обстоятельств игры чувственными образами).

5. Логическая интуиция (свернутое умозаключение, «автоматизированное» логическое мышление).

6. Эвристическая интуиция (связанная с взаимодействием между чувственными образами и понятиями, в процессе которого на основе комбинирования образов формируются понятия (концептуальная интуиция) или с помощью понятий создаются чувственные образы (эйдетическая интуиция)).

Неосознанность как признак, объединяющий под именем интуиции в одну группу эти когнитивные механизмы, представляет собою их общую психологическую характеристику. Но в эпистемологическом отношении они существенно различаются. И чтобы снять флер загадочности, окутывающий интуицию, надо рассматривать ее не «вообще», а в каждом конкретном случае разбираться в том, какие из них работают.

Таким образом, интуитивность, понимаемая как непосредственность или неосознанность, есть психологический феномен, сопутствующий различным и весьма неоднородным по своей природе когнитивным процессам. Поэтому психологическое понятие интуиции может использоваться лишь в собирательном смысле, а не как обозначение некоторого особого, специфического способа получения знания.

Различные типы интуиции являются вполне доступными для рационального понимания элементами психической деятельности человека. Вдохновенные поэтические описания интуиции как таинственного «наития» при всей их прелести и изысканности не могут служить ориентирами для ее научного исследования. Время, когда философы и психологи строили концепции интуиции, упуская из виду различия между эпистемологическим, психологическим и «разговорным» ее толкованием, ушло в прошлое. В современной психологии представления об интуиции должны базироваться на рациональном истолковании ее механизмов и учитывать, что имя интуиции по традиции «навешивается» на существенно отличающиеся друг от друга когнитивные феномены.

Кармин А. С., 2007, с. 182.

В. Эгор (Agor, 1986) определяет интуицию как форму сжатого опыта, которую человек может использовать при принятии решения. Г. Клэкстон (Claxton, 1998) тоже рассматривает интуицию как непреднамеренное и неосознанное использование опыта для выполнения какой-либо сложной деятельности. В то же время Э. Бейлор (Baylor, 2001) считает, что интуитивное действие не является автоматизированным и быстрым благодаря накопленному опыту, хотя опыт вносит вклад в формирование интуиции как знания.

В последнее время в западной психологии наблюдается рост интереса к изучению интуиции. Отчасти это обусловлено тем, что появился запрос на людей, которые могут принимать решения и действовать, полагаясь на свою интуицию. Например, Т. Питерс и Дж. Ватермен в 1982 г. отмечали, что десять лучших компаний в Америке поощряют использование интуиции и развитие интуиции в своей менеджерской среде (Johnston, Daumer, 1993). Профессионалы, которые способны формировать надежные интуитивные суждения, могут принести компании больше прибыли, чем те, действия которых носят только обдуманный характер. В ответ на вопрос, почему так происходит, обычно указывают на большое количество информации, с которой приходится иметь дело человеку, и на быструю смену событий, что приводит к необходимости действовать и принимать решения, не имея возможности тщательно обдумать ситуацию.

Степаносова О. В., 2003, с. 133.

Ф. Вауган (Vaughan, 1979) полагала, что интуиция проявляется на четырех уровнях:

1) физическом, ему соответствуют осознаваемые телесные ощущения, встречающиеся в ситуации, в которой, казалось бы, нет причины думать о чем-то необычном;

2) эмоциональном; интуиция достигает сознания посредством чувств, например любовь с первого взгляда или нелюбовь к чему-то без видимой причины;

3) ментальном; проявляется через образы, с помощью которых человек способен делать точные выводы на основе несущественной информации;

4) спиритуальном, на котором достигается целостное понимание действительности, которое не зависит от ощущений, чувств и мыслей.