17.06.2019
(
1955-12-21
)
(69 лет)
Звание
|
Первая мировая война
С началом Первой мировой войны () и объявлением Россией амнистии для дашнаков, явился в российское посольство в Софии с предложением своих услуг. Был назначен заместителем командира II Добровольческого отряда (армянские формирования в составе русской армии - командиром отряда был Дро). В начале мая 1915 года был награждён орденами св. Владимира 3 степени и св. Анны 4 степени за бои в Берклерийском ущелье и при Шейх-Кара. В июле 1915 года был награждён Георгиевскими крестами 3 и 2 степеней за бои в ущелье Магреод. С мая 1917 был городским комиссаром в Александрополе (Гюмри)
Первая Республика
Впоследствии в письме Сталину он объяснял свое сотрудничество с нацистами двумя мотивами - антитурецким и желанием спасти армян от участи евреев (по отношению к армянам на Балканах немцами начали предприниматься дискриминационные меры ).
Арест и тюремное заключение
4 ст.
"Во главе добровольческого армянского отряда, сформированного в Софии, стоял Андраник, герой песни и легенды… Ротой командует армянин-офицер, в форме. Его величают просто «товарищ Гарегин». Гарегин, это - бывший студент Петербургского университета, привлекавшийся по знаменитому «лыженскому» процессу Дашнакцутюн и оправданный после трехлетнего заключения. Он прошел в Софии курс военного училища и числился до войны подпоручиком запаса болгарской армии…
Старательно марширует отряд, в котором теперь трудно признать корчмарей, приказчиков и кафеджиев.
Недаром Гарегин десять дней по десять часов в день обучал их тайнам строевого искусства. Он совсем охрип от команды и речей, у него лихорадочный вид, и его иссиня-черные волосы бурными волнами выбиваются из-под офицерской фуражки…
Тяжело было в походе, - рассказывали раненые, - очень тяжело… Гарегин очень храбрый, в бою никогда не ложился, а перебегал с саблей от позиции к позиции. С нами Гарегин делился последним куском. Когда первый у нас дружинник пал, Гарегин подошел, поцеловал в лоб и говорит: «Вот первый мученик!»
Первая мировая война
Накануне 1-ой мировой войны Нжде получил помилование со стороны царского правительства и в начале октября 1914 года переехал в Тифлис . На первом этапе войны был заместителем командира 2-ого армянского добровольческого полка в составе Русской армии (командиром полка был Дро), в последующем командовал отдельной армяно-езидской военной частью. Кроме того Нжде в должности заместителя командира воевал и в составе возглавляемой Араратской дружины и 1-ом Армянском полку.
С мая 1917 года Нжде был городским комиссаром в Александрополе .
Первая Республика Армения
Деятельность в Зангезуре
По собственному выражению Нжде - «Затем я посвятил себя делу физической защиты подвергнутых опасности армян Капана и Аревика, отражая периодические нападения мусаватистского Азербайджана и турецких пашей Нури и Халила
» .
Наступление азербайджанских сил было остановлено армянской стороной в начале ноября под Герюсами .
В июле 1921 года, после официального опубликования в прессе решения Революционного комитета Армении оставить Сюник в составе Армении и заручившись гарантиями руководства Советской Армении относительно сохранения Сюника в составе Армении, Нжде со своими соратниками перешёл через реку Аракс в Персию .
По показаниям (на допросе в тюрьме) дашнака Оганеса Деведжяна, бывшего секретарем бюро правительства Армении, Нжде, возглавляя военное дело в Зангезуре , использовался дашнакским правительством Армении сперва по усмирению местных азербайджанцев , скорее по очищению территории Зангезура от азербайджанцев, а затем по борьбе против Красной Армии
.
Эмиграция
К тому времени против Гарегина Нжде была начата клеветническая кампания, зачинщиками которой были большевистские агенты и те члены объединённого правительства Республики Армения и Республики Лернаайастан, которых Нжде не раз публично осуждал .
По приезде в США, занялся формированием молодёжной организации «Дашнкцутюна» («Армянская молодёжная дашнакская организация» (англ.)
русск.
), со штаб-квартирой в Бостоне (с 1933-1941 годы именовался как «Ухты Цегакрона АРФД»).
В 1937-1938 годах вместе с доктором философии Айком Асатряном основал движение «Таронаканутюн».
В декабре 1942 года Нжде становится одним из семи членов Армянского национального совета (созданного в Берлине) и заместителем редактора газеты Национального Совета «Азат Айастан
» («Свободная Армения») (главный редактор - Абрам Гюльханданян (арм.)
русск.
).
Согласно рассекреченным, в соответствии с законом о раскрытии нацистских военных преступлений, документам ЦРУ , в армянском еженедельнике Armenian Mirror-Spectator
за 1 сентября 1945 года года был опубликован оригинальный немецкий документ, согласно которому, Национальный Совет Армении, состоящий из дашнакских лидеров - председателя Арташеса Абегяна, заместителя Абрама Фулханданияна, Арутюна Багдасаряна, Давида Давидханяна, Гарегина Нжде, Вагана Папазяна, Дро Канаян и Дертовмасяна, обратился к нацистскому министру восточных оккупированных территорий Альфреду Розенбергу для превращения советской Армении в германскую колонию. .
Позднее, на допросе в тюрьме, по показаниям, на которых стоит (стояла) подпись
Оганеса Деведжяна, Нжде неоднократно выступал с пропагандистскими речами перед военнопленными армянами, призывая их к вооружённой борьбе против СССР, заявляя: «Кто погибает за Германию, тот погибает за Армению» .
Арест и тюремное заключение
В разные периоды Нжде был заключён в московские тюрьмы: Бутырку, Лефортово, Красную Пресню; при переводе из Еревана во владимирскую тюрьму на короткое время оставался в тюрьмах Баку , Саратова , Куйбышева , Ростова , до смерти Нжде продержали в течение года в тюрьме и больнице в Ташкенте (лето 1953 - сентябрь 1955).
В сентябре 1955 года вновь отправляют во Владимирскую тюрьму.
Память
В 2016 году в Ереване Гарегину Нжде был открыт памятник .
Некоторые произведения Гарегина Нжде
Напишите отзыв о статье "Нжде, Гарегин"
Примечания
|
|
Программы и
документы |
|
|---|
|
Политическая
пресса |
Масис
(1852-1908)
Гнчак (1887 ~)
Дрошак
(1890 ~)
Еритасард Айасатан
(1903-2000)
Armenian Weekly
(1934 ~)
|
|---|
|
Партии и
организации | |
|---|
|
| Деятели |
|
|---|
|
Тематические
статьи | |
|---|
Отрывок, характеризующий Нжде, Гарегин
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c"est terrible, les devoirs d"un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d"arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.
Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c"est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L"Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.
Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l"etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.
Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
Нас уже не удивляют снос советских памятников в Польше, приравнивание бандеровцев на Украине к героям Второй мировой и парады ветеранов СС в Прибалтике. Пусть это нас и продолжает возмущать, но, наверное, в некоторой степени мы с этим «смирились». Но знаете ли вы, что героизация фашизма происходит не только там, а в соседней и, как мы продолжаем считать, союзной Армении?
В 2016 году на главной площади Еревана установили памятник новому национальному герою Республики — Гарегину Нжде. Почему новому? Потому что во времена еще Советской Армении Нжде считался коллаборационистом, одним из создателей Армянского Легиона СС. Впрочем, обо всем по порядку. Давайте разберемся, кто такой Гарегин Нжде и «что с ним не так»?
«Арийство, мужество — вот религия твоего поколения, юноша-армянин»
Гарегин Нжде
В 1930-е годы армянский военный, некогда состоявший на службе в царской армии, Гарегин Егишевич Тер-Арутюнян, взявший себе впоследствии короткий псевдоним Нжде, разработал учение цехакронизма — националистическую идеологию, согласно которой высшей ценностью для индивида является его нация, вне которой он не может полноценно существовать.
Вроде бы здравая это идея — любить родину, быть частью нации и сохранять свою оригинальную культуру. Вроде бы… если бы не сходство в мыслях с другим примечательным «автором», начинающим в это время свой путь в Германии. Так, в своем учении Нжде разделяет армян на три типа: Цехамард, Жоховурд и Таканк. Первые являются лучшей частью армянской нации, вторые — колеблющейся и неопределившейся толпой, далекой от вечных идеалов и целей. Третьи — «антиродовые шайтаны», внутренний враг рода в самом армянстве, часть внешнего врага. Это бесхребетные и омерзительные люди, не делающие ничего полезного для государства. Знакомая идея?
Очень уж это похоже на расистскую концепцию о менше и унтерменше — человеке и недочеловеке. Кстати, одно из «произведений» Гарегина Нжде озаглавлено как «Мое кредо»: даже в названии чувствуется аналогия с «Майн Кампф». Другой текст «героя» Армении называется «Народ, исповедующий мужество-арийство». Да, арийство! Еще в 30-е годы Гарегин Нжде искал сотрудничества с Гитлером, и, чтобы получить верного союзника на Кавказе, Третьему Рейху пришлось признать «арийское происхождение армян». Однако мы немного забегаем вперед.
«Родная земля одного народа не может стать постоянной родиной другого»
Гарегин Нжде
В 1919 году, после того, как прекратила свое существование Российская Империя, Гарегин Нжде решает бороться за создание независимой Армении. В сентябре того же года он приезжает в Зангезур (Юго-Восток Армении) и начинает проводить насильственную «арменизацию» региона, изгоняя оттуда остатки азербайджанского населения и жестоко подавляя восстания в 32 местных азербайджанских селах.
Сам «герой» говорил, что «посвятил себя делу физической защиты подвергнутых опасности армян». Однако даже бывший секретарь правительства первой Республики Армении Оганес Деведжян позже признавал, что Гарегин Нжде использовался правительством «по очищению Зангезура от азербайджанцев, а затем по борьбе против Красной Армии».
Большевиков Гарегин Нжде, как и германские национал-социалисты, считал «органическими врагами», а потому, когда Красная Армия вошла в Армению, поднял восстание. Только в Зангезуре советские власти оставили убитыми 12 000 солдат. Но это было лишь начало войны, которую Нжде объявил Советскому Союзу.
«Кто погибает за Германию, тот погибает за Армению»
Гарегин Нжде
В 1921 году Нжде бежит за границу. Сначала в Персию, затем — в Болгарию. Некоторое время живет в США, пока, наконец, не обосновывается в Германии, где начинает сотрудничество с высшими представителями Третьего Рейха.
Сейчас в среде армянской интеллигенции принято говорить о том, что, дескать, на самом деле Нжде был вынужден пойти на такое сотрудничество, чтобы защитить Армению от возможного нападения Турции и восстановить независимость Республики от Советского Союза. Однако документы, рассекреченные ЦРУ, в соответствии с законом о раскрытии нацистских преступлений, говорят о другом. 1 сентября 1945 года в выходящем в США армянском еженедельнике Armenian Mirror-Spectator был опубликован документ, согласно которому Национальный Совет Армении обратился к нацистскому министру восточных оккупированных территорий Альфреду Розенбергу для превращения советской Армении в германскую колонию. Среди членов Совета был и Гарегин Нжде.
Впрочем, достаточно одного того факта, что Гарегин Нжде по собственной воле начал сотрудничать с нацистским режимом и стал одним из основателей Армянского Легиона СС. Бойцы этого формирования участвовали в оккупации Крыма и кавказских наступлениях.
В октябре 1945 года Гарегин Нжде был арестован СМЕРШем и отправлен в тюрьму на Лубянке. Умер в 1955 году во Владимирской тюрьме.
«Если хотите увидеть будущее нации, посмотрите на ее молодежь»
Гарегин Нжде
Спустя 25 лет после распада СССР о Нжде в Армении снова вспомнили. Но уже не как о коллаборационисте, а «национальном герое» и… философе. В стране стали называть в его честь улицы и площади, ставить монументы, снимать фильмы, выпускать книжки с его изречениями. Вот, к примеру, цитата из «Моего кредо»: «Не должно быть ни одного дня без борьбы с турком». Ну вы поняли, да? Это вам не советские агитки «Бей фашистскую гадину!», не «Беспощадно разгромим и уничтожим врага!». Здесь прямая ненависть к конкретной нации.
Разумеется, возрождение «культа» Нжде в Армении не осталось незамеченным. Реакция российского МИДа была относительно сдержанной, но прямолинейной: «Все прекрасно знают наше отношение к Великой Отечественной войне, а также к каким-либо формам возрождения, героизации и любым проявлениям нацизма, неонацизма, экстремизма. Эти отношения зафиксированы в международных документах. Для нас непонятно, почему установлен указанный памятник, ведь мы все знаем о бессмертном подвиге армянского народа времен Великой Отечественной войны, Второй мировой войны», — заявила официальный представитель Министерства иностранных дел Мария Захарова.
Что это за документы, о которых говорит дипломат? Например, резолюция 71-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН 71/179 «Борьба с героизацией нацизма, неонацизмом и другими видами практики, которые способствуют эскалации современных форм расизма, расовой дискриминации, ксенофобии и связанной с ними нетерпимости». О том, что «предпринимаемые целенаправленные усилия по переписыванию истории, искажению и пересмотру итогов Второй мировой войны, попытки героизации нацизма и воинствующего национализма» являются «прямым нарушением» вышеупомянутой резолюции, напомнили министры иностранных дел государств - членов Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) в своем совместном заявлении 17 июля 2017.
Через некоторое время после установки памятника на change.org появилась петиция с требованием убрать монумент. Подписавшиеся — в основном внуки тех, кто прошел войну и не согласен с мнением о том, что «Нжде — величайший гуманный философ и полководец всех времен и народов». Фашизм, на самом деле, не так далеко как кажется см. Жители Армавира просят убрать мемориальную табличку пособнику нацистов .
С этим утверждением можно поспорить, а вот со словами Нжде, вынесенными в эпиграф этого блока о будущем нации и молодежи, пожалуй, следует согласиться. Это одна из немногих цитат, которую стоит принять. Жаль только, новое армянское поколение может сделать это по-своему. Похоже, для него в Армении пишется своя альтернативная история. Хотя чему удивляться? Русские школы в Армении стали закрываться сразу после распада Союза, и к 2000 году они остались только на территории гарнизонов российских военнослужащих. То есть армянским правительством было сделано все для того, чтобы армянские дети не смогли учиться в русских школах.
Современную армянскую молодежь элиты государства активно пытаются убедить в том, что Гарегин Нжде — спаситель нации. И, отдавая должное тому времени, когда он боролся за независимость от советской власти, закрывают глаза на факты сотрудничества с нацистским режимом.
Справедливо ли это? Если да, то можно оправдать любое предательство и любое преступление против человечности. Хоть генерала Власова, хоть самого Гитлера — он ведь тоже хотел для своего народа лучшей доли. Чем все это закончилось, мы хорошо помним.
Это видео с открытия памятника. Один из высокопоставленных чиновников произносит: «Казалось, что качества армян исчезли, но поколение, которое родилось и выросло в годы независимости, проявило себя в апреле этого года. Нжде как явление, как армянский тип с точки зрения возвращения к корням, сегодня стал реальностью». Что же это за «армянский тип» и «возвращение к корням»?
| Место смерти
|
Шаблон:Место смерти
|
|---|
| Принадлежность
|
Первая Армянская Республика
|
|---|
| Звание
|
спарапет (военачальник)
|
|---|
| Награды
|
border|40px|Георгиевский крест 2 степени
Первая мировая война
С началом Первой мировой войны () и объявлением Россией амнистии для дашнаков, явился в российское посольство в Софии с предложением своих услуг. Был назначен заместителем командира II Добровольческого отряда (армянские формирования в составе русской армии - командиром отряда был Дро). В начале мая 1915 года был награждён орденами св. Владимира 3 степени и св. Анны 4 степени за бои в Берклерийском ущелье и при Шейх-Кара. В июле 1915 года был награждён Георгиевскими крестами 3 и 2 степеней за бои в ущелье Магреод .
С мая 1917 был городским комиссаром в Александрополе (Гюмри)
Первая Республика
15 декабря 1942 года Гарегин Нжде становится одним из семи членов созданного немцами Армянского национального совета и зам. редактора газеты Национального Совета «Свободная Армения». Сформированные в Германии армянские военизированные формирования под руководством Дро и Гарегина Нжде прошли обучение инструкторов СС и принимали активное участие в операциях по оккупации Крымского полуострова и наступлениях на Кавказ. Нацисты планировали также использование армянского населения в качестве дестабилизирующего фактора в составе Турции и Советского Союза. |
|
|---|
Нацист или национальный герой?
Недавно разгорелся скандальчик. Некоторые недружественные страны и вражески настроенные СМИ в России подняли шум, - Вах, вах как это так, в Армении нациста национальным героем считают, и преподносят ему почести на государственном уровне?
Мария Захарова в брифинге отвечала на их вопрос, подбирая слова с позиции «поговорили и забыли »,- «Мы все знаем о подвиге армянского народа во время Второй Мировой войны. Для нас основным индикатором официальной позиции Еревана по вопросу сохранения исторической правды является отношение к празднику 9 мая. Армения входит в число соавторов резолюции Генассамблеи ООН о борьбе с героизацией нацизма. Хотела бы подчеркнуть, что принятие данной резолюции на 70-й сессии Генассамблеи ООН именно делегация Армении озвучила совместное заявление государств-членов ОДКБ в поддержку данной важной инициативы. Мы исходим из того, что это и есть официальная позиции Еревана.
.».
Дело в том, что недавно в Ереване поставили памятник Гарегину Нжде.
Гарегин Нжде, армянский военный и государственный деятель, основоположник одной из армянской националистической идеологии. В 20-е годы воевал против турков, азербайджанцев, освобождал часть Армении и Нагорного Карабаха от них. Воевал и против революционных войск, зная, что советская власть решит отдавать Нагорный Карабах Азербайджану. После прихода коммунистов во власти Армении, уехал, жил в эмиграции в Иране, Болгарии. Сотрудничал с нацистами во время Второй мировой войны с надеждами на то, что после нападения на Турцию, как они планировали, армянские территории будут освобождены от турков.
1944 году в Софии Нжде осознанно сдался советским войскам. Сдался с надеждами, что СССР вскоре объявит войну Турции и он сможет принять в этой войне непосредственное участие. Не суждено было … Сталин оставил планы из- за того, что американцы сбросили атомные бомбы на Японию. Нжде арестовали, обвиняли в контрреволюционной деятельности, приговорили к 25 годам. В 1955 году умер в тюрьме
.
В Армении Гарегин Нжде воспринимают героем как раз за тот исторический эпизод, когда он воевал против турков, устраивающих , против азербайджанцев, освобождая от них армянские села, и против советских войск, помогающих азербайджанцам, передавая им .
В советские годы в Армении Нжде воспринимали, как национального героя, хотя и неофициального, противоречивого.
Когда бывшие СССР-ские республики разошлись по своим национальным домам, для каждой из них первостепенным вопросом стали интересы своей страны.
В наша время, когда обострились межнациональные отношения, и уже возникли конфликты, героизация своих национальных героев стало для этих стран необходимостью. Нжде для Армении в этом контексте очень кстати. И он заслуженно стал героем нации.
А то, что Нжде в какое-то время жизни находился с немцами, это уже не помнится или не хочется вспоминать. Его заслуги перед Родиной гораздо большие, чем его связь с нацистами с ошибочными надеждами.
Выводы: Попытки поднять шум, в связи с героизации Гарегина Нжде в Армении и обвинение по этому поводу бессмысленные.
Противоречивые герои, как армянский Нжде, встречаются в каждом уже независимом государстве. Перечислят не буду.
Не, буду. Только один пример.
Недавний разгорающийся скандаль с мостом Кадырова и мемориала Маннергейма в Петербурге.
Противоречивость не только в героях, но и в политике.
PS. Всегда найдутся страны и люди, которые на исторических и политических противоречиях будут "мутить воду" и добываться своих корыстных интересов.
Хорошо, что в данном случае им это не удается. Так как, есть такие умнейшие красавицы как Мария Захарова, которая ответит им, "поговорили и забыли", понимая что незачем испортить отношение между странами.
Так как Нжде для армян гордость и национальный герой.
