Большинство лекарств несочетаемо со спиртными напитками. Димедрол с алкоголем - не исключение. Чем опасно совмещение препарата с горячительными напитками, и почему многие уверены, что медикамент способствует выходу из запойного состояния?

Многим известен снотворный эффект Димедрола, а вот о том, что препарат больше предназначен для противоаллергической терапии, потому относится к разряду гистаминных средств. А снотворное действие - это лишь побочная реакция на воздействие препарата. Многие часто принимают данный медикамент в качестве успокоительного либо снотворного препарата, что обуславливается его тормозящим нервносистемным эффектом.

Class="eliadunit">

Согласно инструкции, препарат предназначен:

  • при аллергических конъюнктивитах;
  • вазомоторном рините;
  • зудящих дерматозах;
  • риносинусите;
  • иридоциклите острого характера;
  • для прекращения реакций аллергического происхождения ;
  • при патологии меньера;
  • хорее;
  • при нарушениях сна;
  • сильном тошнотно-рвотном синдроме при беременности;
  • болезни паркинсона.

Препарат применяется при достаточно серьезных заболеваниях, поэтому должен назначаться специалистом, в противном случае передозировка Димедролом может иметь тяжелые последствия. Состояние передозировки сопровождается галлюцинациями, бредом, спутанностью сознания, сбившимся дыханием, отключением мышления, чрезмерным перевозбуждением и агрессивностью, либо полной апатией и пассивностью.

Среди побочных реакций вследствие приема лекарства специалисты называют:

  1. Сухость и онемение во рту;
  2. Головокружения и тремор ;
  3. Чрезмерная сонливость;
  4. Астеническая симптоматика;
  5. Тошнота и фотосенсибилизация;
  6. Интенсивные головные боли;
  7. Аккомодационный парез;
  8. Тошнота , пищеварительные расстройства, запоры либо диарея;
  9. Координационные нарушения;
  10. Дыхание становится стесненным;
  11. Снижение психомоторных реакций
  12. Галлюцинации и пр.

У детей последствия Димедрола могут быть связаны с парадоксальной бессонницей, раздражительностью и эйфорией. Пациентам, принимавшим данный препарат, знакомо его действие, связанное с угнетением психофизической деятельности и отсутствием работоспособности.

Взаимодействие алкоголя и Димедрола

Большинство лекарств несочетаемо со спиртными напитками. Димедрол и алкоголь - не исключение Димедрол действует на организм практически аналогично алкоголю - после препарата нарушается сердцебиение, пациента беспокоят галлюцинации и бредовые мысли. Некоторые любители спиртного для усиления опьяняющего эффекта добавляют в него Димедрол, даже не задумываясь о возможных последствиях. Димедрол - наркотик, воздействующий на человеческую психику , алкоголь - этаноловый наркотик, тоже имеющий психическое влияние. Поэтому водка и Димедрол - сочетание, способное привести к смертельному исходу.

Нельзя однозначно определить степень взаимодействия препарата со спиртным, поскольку она обуславливается различными факторами и может проявиться неодинаково. Препарат многократно усиливает алкогольный снотворный эффект, поэтому даже при употреблении «коктейля» из стакана пива с таблеткой Димедрола велика вероятность, что алкоголик заснет навсегда.

Что касается помощи препарата при запоях, то она обуславливается специфическим состоянием пациента. Когда человек длительное время беспробудно пил, а потом прекратил употребление спиртного, то помимо тяги к алкоголю его одолевают психоэмоциональные проблемы вроде страха, чрезмерного возбуждения, бессонницы, галлюцинаций, сердцебиения и мышечных болей. Прием Димедрола помогает избавиться от похмельного синдрома и его характерных проявлений.

Димедрола в свободной продаже сегодня нет, но когда его безрецептурно отпускали в аптеках, препаратом часто пользовались алкоголики. При употреблении нескольких таблеток с бутылкой алкоголя они довольно быстро уходили от реальности, только вот выжить после такого алкогольно-димедрольного коктейля удавалось далеко не всем.

Последствия совмещения спиртного и алкоголя

При одновременном приеме Димедрола после алкоголя наступает более выраженное опьянение, больше похоже на наркотический дурман. Специалисты даже использую в данных ситуациях специальное определение «димедрольная» алкогольная зависимость, которая отличается более быстрым развитием и наносит органическим структурам боле разрушительный вред.

В сочетании с алкоголем большая доза Димедрола вызывает необратимые последствия для почечно-печеночной системы, органов ЖКТ, она отключает память и психику, опасно бьет по сердцу и мозгу. Медикамент практически мгновенно всасывается в кровоток и начинает действовать. Прием даже 2 таблеток препарата со спиртным способен вызвать заметный наркотический дурман, правда внешне опьянение может быть незаметным. Но подобное сочетание уж вызывает возбуждение пациента, которое можно определить по неусидчивости, болтливости или активной жестикуляции, после чего человек впадает в крепкий наркотический сон.

Обычно при употреблении 2-3 таблеток в сочетании со спиртным у пациента появляются ощущения вроде:

  • легкого эффекта эйфории;
  • головокружений и головных болей;
  • неприятных ощущений во рту вроде сухости, першения и онемения;
  • снижения общей чувствительности и пр.

Если же Димедрол после алкоголя был употреблен сразу и в больших дозировках, то пациента обязательно ждёт наплыв галлюцинаций. Характер галлюциногенного бреда обуславливается окружающей обстановкой, которая имела место до приема алкогольно-лекарственного коктейля. Если человек был спокоен, то его ожидает эйфорическое и расслабленное состояние. В случае чрезмерной нервозности или встревоженности могут возникнуть страшнейшие галлюцинации, сопровождающиеся тахикардическими проявлениями, скачками АД, тремором конечностей и ухудшением зрения.

Сочетание горячительных напитков с медикаментом может настолько изменить состояние человека, что он станет опасным для окружающих и даже для самого себя. С постепенным ослаблением лекарственного эффекта на человека накатывает сонливо-вялое состояние, ночью сопровождающееся бессонницей, а днем - апатией. По прошествии нескольких суток подобные проявления могут снова повториться, беспокоя пациента на протяжении нескольких часов.

Что касается количества употребляемого препарата, то его смертельная доза неоднозначна и обуславливается общим состоянием пациента.

  1. Для относительно здоровых людей она начинается примерно с 40 мг препарата.
  2. Если до этого пациент принимал препараты нестероидного противовоспалительного действия либо другие угнетающие средства, то для летального исхода дозировка будет гораздо выше.
  3. Для заядлых наркоманов, к примеру, смертельная дозировка начинается примерно со 100 мг и выше.

Если человека начало нестерпимо сильно клонить в сон, его разговор стал неразборчивым, протяжным и невнятным, то окружающим стоит насторожиться. Димедрольный эффект отличается яркой выраженностью и самостоятельно не проходит, поэтому пациенту необходима экстренная помощь. У больного в подобной ситуации часто нарушается дыхание - оно становится едва различимым либо чересчур шумным и частым. Больной впадает в бредовое состояние, его мучают реалистичные галлюцинации, возникает апатия либо неожиданная агрессия к окружающим и пр. До приезда бригады медиков необходимо постараться опорожнить желудок отравившегося и дать ему какой-нибудь сорбент (вроде 8-10 таблеток активированного угля), чтобы максимально понизить воздействие лекарства.

Даже если после первого опыта совмещения этанола с Димедролом пациент избежал летального исхода , то нет гарантии, что он не наступит в дальнейшем. Димедрольная алкозависимость - опаснейшее состояние, поэтому стоит включить благоразумие и избегать сочетания алкоголя не только с таблетками Димедрола, но и с какими-либо другими медикаментами.


(Уроки истории.)

"Если бы у Гитлера были друзья, то я бы относился к числу самых близких", - Так заявил на международном Нюрнбергсском процессе над главными нацистскими военными преступниками министр вооружений Германии Альберт Шпеер.

Большинствао подсудимых отрицали свою вину, даже в последнем слове.Исключением был только Шпеер, который не только признал преступления гитлеровского режима, но и личное участие в этих преступлениях. Свою позицию Шпеер объяснял так: "Кто же иначе должен нести ответственность за все происходящие события, если не ближайшее окружение главы государства?... Недопустимо увиливать от общей ответственности после того, как государство потерпело крах". Он справедливо заметил, что, если бы война была бы выиграна Германией, все подсудимые наперебой начали бы выставлять напоказ свои заслуги и достижения. Но война была проиграна, и им, вместо орденов, почестей и наград следовало ожидать смертных приговоров, они стали на путь отрицания своей личной ответстенности за преступления режима, которому верно служили. Шпеер заявил, что такое увиливание постыдно.
Сенсацией на процессе было заявление Шпеера, что в последние месяцы существования Гитлеровской Германии он лично готовил покушение на Гитлера, которое не удалось осуществить. Это было вызвано тем, что Гитлер на последней фазе войны намеревался вместе с собой погубить и весь немецкий народ.
Такое заявление сделал человек из ближайшего окружения Гитлера, который был главным архитектором рейха. Гитлер питал повышенный интерес к архитектуре, поэтому приблизил к себе Шпеера настолько, что тот стал действительно его фаворитом №1. В 1942 году после гибели в авиакатастрофе министра воорежений Тодта, Гитлер назначил на эту должность Альберта Шпеера, своего любимчика, проявившего незаурядные организаорские спосоности. Шпеер пользовался неограниченным доверием и покровительством Гитлера. Но в конце концов нашел в себе силы признать преступления как режима в целом, так и свои собственные.
По приговору международного трибунала Шпеер провел в Берлинской тюрьме двадцать лет. Там он вел секретный дневник, который был опубликован вскоре после его освобождения. В течении двух лет выдержали семь изданий и "Воспоминания" Шпеера, которые получили очень высокую оценку на Западе.
Выдержки из воспоминаний Шпеера, которые потготовлены были издательством "Республика" в Советском Союзе, представляем вашему вниманию.
...В конце октября, всех подсудимых сосредоточили на первом этаже. Одновременно флигель,
где распологались камеры были очищены от других заключённых. Стояла зловещая тишина. Двадцать один человек ждал процесса.
Через несколько дней, после того как нас отделили от других заключённых, мертвая тишина в нашем тюремном флигиле была нарушена комиссией, состоявшей из нескольких офицеров. Она ходила из камеры в камеру. Я слышал какие-то слова, которые не мог разобрать. Наконец отворилась дверь и моей камеры. Мне без всяких церемоний передали обвинительное заключение, отпечатанное типографским способом. Предварительное следствие было закончено, начиналось само судебное разбирательство. Я, со своей наивностью, представлил себе дело таким образом, будто каждый заключённыё получит своё индивидуальное обвинительное заключение. Теперь же выяснилось, что каждый из нас обвинялся во всех тех чудовищных преступлениях, которые значились в этом документе. После его прочтения меня охватило чувство безнадёжности. В своём отчаянии по поводу случившегося, и моей роли в нем, я определил одновременно свою линию поведения на процессе: считать свою личную судьбу несущественной, не бороться за свою собственную жизнь, взять на себя всю ответственность в общем виде. Несмотря на сопротивление моего адвоката, и все тяготы процесса, я придерживался этого решения.
Под впечатлением обвинительного заключения я писал своей жене: "Я должен считать свою жизнь законченной, только в таком случае я смогу сделать её концовку такой, какой ей необходимо быть. Я должен предстать на процессе не в качестве частного лица, а в качестве имперского министра. Я не должен считаться ни с вами, ни с самим собой. У меня есть только одно желание:быть настолько сильным, чтобы выдержать и не отойти от намеченной линии. Как бы странно это ни звучало, но я в хорошем состоянии духа, когда я расстаюсь со всеми надеждами, однако, становлюсь неспособным и неувененным, как только у меня появляется мысль о том, что у меня есть ещё шанс, может быть, своим поведением я ещё раз смогу помочь немецкому народу. Многих, кто мог бы это сделать здесь нет".
Во время предварительного следствия обвинение не разрешало заключенным встречаться друг с другом, затем наступило некоторое послабление. Мы не только могли чаше бывать в тюремном дворе, но и беседовать друг с другом, сколько нам захочется. Во время прогулок по двору я постоянно слышал одни и те же темы и аргументы: процесс, обвинительное заключения, неправомерность международного трибунала, глубочайшее оскорбление в связи с этим позором. Среди 21 подсудимого нашелся лишь один единомышленник, с которым я мог подробно говорить о принципе ответственности. Определённое понимание я обнаружил позднее у Зейс-Инкварта. Какие-либо объяснения с другими подсудимыми были бы бесполезны и обременительны, мы говорили на разных языках.
И по другим вопросам иы придерживались противоположного мнения, это вполне понятно. Наиболее важной проблемой представлялась следующая: как следует представлять на этом процессе власть Гитлера. Геринг, который в былые времена сам имел критические возражения против определённых явлений, свойственных режиму Гитлера, выступал за то, что его (режим Гитлера) следует обелить. Он говорил без всякого страха, что смысл этого процесса состоит в том, что он даёт возможность создать положительную легенду. Я считал бесчестным обманывать таким образом немецкий народ. И не только это. Я считал это опасным, так как такой путь лишь усложнит его переход в будущее. Только правда могла ускорить процесс преодоления прошлого.
Когда Герринг сказал, что победители могут его уничтожить, но что уже через пятьдесят лет его останки будут покоиться в мраморном саркофаге, а он будет объявлен национальным героем и мученником. Стало ясно, какими соображениями он руководствуется. Так думали о себе многие подсудимые.
С тех пор, как Геринга подвергли систематическому лечению от морфинизма, он находился в такой форме, в какой я никогда не видел его прежде. Он совершил нечто очень значительное, проявив огромную энергию, и стал наиболее инпонирующей личностью среди подсудимых. Я сожалел, в тот период о том, что он не был в такой же форме в последние месяцы, предшествовавшие войне, и в критических ситуациях во время войны. В те времене наркомания сделала его мягким и уступчивым. Ведь он был единственным, с чьим авторитетом и популярностью Гитлер должен был считаться. Он действительно, был одним из немногих, которые были достаточно умны, чтобы предвидеть роковые события. После того, как он упустил этот шанс, было бессмысленно и прямо-таки преступно использовать вновь обретённую энергию для обмана своего народа. А ведь это был обман. Однажды в тюремном дворе услышав изветее о там, что в Венгрии остались в живых евреи, Геринг холодно заметил: "Вот оно что, так там есть ещё евреи? Я полагал, что мы всех прикончили, значит, опять кто-то не подчинился." Я потерял дар речи при этих словах.
19 ноября 1945 года в сопрововождении солдат, но без наручников, мы были впервые доставлены в судебных зал. Зал был пустой. Состоялось распределение мест. Во главе были Геринг, Гесс, Риббентроп. Я получил место во вторм ряду.Я был третьим от конца и находился в приятном окружении. Справа от меня сидел Зейс-Инкварт, слева - Фон Нейрат, прямо передо мной сидели Трейчер и Функ.
Процесс начался большой уничтожающей речью главного американского обвинителя Роберт Х. Джексона. Одно положение в этой речи как-то взбудоражило меня. Вина за преступления лежит на 21 подсудимом, но не на Германском народе.
Такое мнение точно соответствовало тому, на что я надеялся, как на побочный результат этого процесса. Ненависть, которая благодоря пропоганде в военные годы тяготела над немецким народом, и которая приобрела невероятные размеры в связи с раскрытием преступлений, теперь концентрируется на нас, подсудимых. Согласно моей теории, от высшего руководства страны, которое вело современную войну, следовало ожидать того, что оно взяло на себя в конце войны все последствия именно по той простой причине, что до этого оно не подвергало себя никаким опасностям. В письме к своему защитнику, который намечал линию нашего поведения, я высказался в том духе, что всё, что будем намечать для моей защиты мне представляется не важным и смешным с точки зрения общей оценки всего случившегося.
Несморя на общность судбы,между нами, подсудимыми не возникло чувства внутренней сплоченности. Мы разбились на группы. Характерным моментом было возведение генеральского сада. Благодаря невысокой живой изгороди, была выделени небольшая часть от общего тюремного сада, размером 6Х6 метров. В этой части сада постоянно прогуливались, отделившись по собственной инициативе от других, наши военные, хотя такие маленькие кружки были неудобными. Мы, гражданские люди относились уважительно к такому разделу. Руководство тюрьмы установило определённый порядок за обеденными столами в разных помещениях. Я попал в группу Фриче, Функа и Шираха...
В зале суда сидели люди, лица которых выражали неприязнь, мы видели их холодные глаза. Только переводчики составляли исключение, нам иногда дружески кивали головой в знак приветствия. Среди английских и американских обвинителей находились такие, кто иногда проявлял нечто вроде сочувствия к нам. Меня очень задело, когда журналисты начали вступать друг с другом в споры по поводу меры нашего наказания. До нас иногда доходило, что в качестве меры наказания выдвигалось смерть через повешение.
Я очень волновался, когда дошла до меня очередь и я шел к пульту для свидетелей. Я быстро проглотил успокоительную таблетку, которую мне зарание вручил немецкий врач.
Я придерживался точки зрения что в любом государстве приказ должен оставаться приказом для всех подчинённых инстанций. Но руководство на всех уровнях должно проверять и взвешанно подходить ко всем отданным приказам. Оно не можен быть освобождено от отвенственности, даже если за его исполнение в ход пускаются угрозы. Начиная с 1942 года я считал ещё более важным общую ответственность за все мероприятия Гитлера, не исключая и преступления, независимо от того где и кем они совершены.
Заключительная часть моих показаний о последнем периоде войны, прошла без помех.