Советская историческая наука всегда исправно служила идеологии. Это в полной мере относится и к событиям декабрьского восстания в 1825 году. Исследователям очень трудно было осуществить научное освещение истории русских тайных обществ, поскольку большинство источников информации были недоступны. Теперь этих сведений стало слишком много и наступило время, когда можно посмотреть на восстание декабристов уже с иной позиции, чем та, которую нам втолковывали столько лет.

Начнем с информации, не требующей доказательства. В 1825 году Россия еще праздновала триумф победы над наполеоновскими полчищами. Но, мир жил по своим законам — началась эпоха буржуазных и буржуазно-демократических революций, которые без сожаления ломали феодально-абсолютистские порядки. За Великой французской буржуазно-демократической революцией началась национально-освободительная борьба народов Латинской Америки, испанская революция 1820 г., революция в Бельгии в 1830 г., национально-освободительное восстание в Греции в 1821г., восстания в Неаполе и Пьемонте и другие революционные выступления в Европе. В России феодально-крепостнический строй стал тормозом для развития не только производительных сил, но и всего исторического прогресса страны. Но реальной силы, способной кардинально изменить положение в России не было.

Русский царь Александр I принял активное участие в создании «Священного союза», в который вошли Россия, Австрия и Пруссия. Участники союза ставили своей целью подавлять любое проявление революционного движения в Европе, даже если для этого требовалась военная интервенция в страны, где происходили революции. Не без участия этого союза были подавлены буржуазные революции в Испании и Италии.

И если во внешней политике Россия удерживала лидерство в Европе, то в самой России все больше ухудшалась жизнь народных масс. Многие губернии, которые разграбили наполеоновские вояки были разорены. Вернувшиеся в свои имения дворяне, постарались за счет усиления гнета на крестьян, восстановить свое пошатнувшиеся финансовое состояние. За период 1815-1825 годы было около 32 крестьянских выступлений. Особенно острым противостоянием были волнения в 1818-1820 годах на Дону. Но недовольство росло и в рядах работных людей: например, на Уральских заводах и во Владимирской губернии. Волнения рабочих и крестьян чаще всего подавлялись с помощью войск. Но жесткий режим правления привел и к проявлению недовольства в войсках. За период 1816-1825 годы в армии произошли двадцать семь выступлений: наиболее крупные волнения были в Херсонской, Новгородской губерниях (1817 г.), Семеновский полк (1820 г.) и Чугуеве (лето 1819 г.). Чтобы подавить чугуевское восстание были задействованы 4 полка пехоты, артиллерия и 18 эскадронов конницы. После подавления выступления были подвергнуты наказанию более 2 тысяч участников: большую часть из них засекли до смерти.

Все это говорило о том, что правительственная политика не поддерживалась широкими народными массами: работными людьми, солдатами и крестьянами.

Россия оказалась на пороге антифеодальной буржуазной революции. Отличие от европейских революций состояло в том, что движущей силой в ней выступила не буржуазия, а выходцы из дворянских семей. Но они боялись спровоцировать народное движение и замкнулись в заговорщеские организации.

Первым таким тайным обществом стал, созданный в 1816 году, Союз спасения, переименованный в 1817 году в Общество истинных и верных сынов Отечества. Руководителями и организаторами стали А.Н. и М.И. Муравьевы, С.П. Трубецкой, И.Д. Якушкин, братья С.И. и М.И. Муравьевы-Апостолы, П.И. Пестель — всего 30 человек. Основными целями заговорщиков было ликвидация основного российского зла — крепостного права, мешавшего прогрессу России, и уничтожение самодержавия, поддерживающего крепостное право. Члены общества полагали сменить императора и принудить нового главу государства дать России конституцию — то есть заговорщики надеялись установить конституционную монархию.

Во время своего путешествия по России в Таганроге в ноябре 1825 года неожиданно умер Александр I. На престол должен быть взойти его брат Константин. Но еще в 20-е годы, Константин, женившись на польской княгине Лович, отрекся от престола, но сей факт оставался не обнародованным. Поэтому присягнувшие Константину сенат и армия должны были переприсягнуть другому брату умершего монарха — Николаю. Заговорщики решили воспользоваться этим временем междуцарствия и осуществить свои планы государственного переворота.

13 декабря 1825 г. в доме у К.Ф. Рылеева прошло последнее совещание членов тайного общества. Они приняли решение о выводе гарнизона Петербурга на Сенатскую площадь, чтобы принудить не давать присягу Николаю и заставить принять, подготовленный заговорщиками, «Манифест к русскому народу». В этом документе провозглашалось уничтожение самодержавия, рекрутчины, сословий, военных поселений, введение широких демократических свобод.

Братья Бестужевы Михаил и Александр и Д.А. Щепин-Ростовский провели агитацию среди солдат и офицеров петербургского гарнизона. 14 декабря на Сенатскую площадь вышел Московский полк лейб-гвардии, их поддержали матросы во главе с Николаем Бестужевым, а также гренадерский полк. Всего на Сенатской площади декабрьским утром оказалось около трех тысяч солдат и 30 офицеров. Стало известно, что Сенат уже присягнул Николаю и сенаторы уже разошлись. Узнав об этом, князь Трубецкой не присоединился к восставшим.

Оставшись без лидера, восставшие оказались перед выбором, который не могли сделать и поэтому перешли к бессмысленной тактике выжидания.

Генерал-губернатор Петербурга, покрывший себя славой полководца в войне 1812 года, любимец всей армии М.А. Милорадович, попытался уговорить солдат разойтись. И ему бы это удалось — ведь солдаты доверяли боевому генералу. Но и П. Каховский, находясь в это время на Сенатской площади, понял это, его смертельный выстрел в М.А. Милорадовича, лишил всех шанса избежать сурового наказания за участие в противоправительственном восстании. Восставшие солдаты сумели отбить конные атаки правительственных войск и новый государь был вынужден дать указание открыть артиллерийский огонь по восставшим. Пострадали не только солдаты, вышедшие на площадь по призыву заговорщиков, но и гражданское население столицы, пришедшее поддержать их. Выжившие солдаты и офицеры, из рядов восставших, попытались скрыться, но были арестованы. За этим последовали аресты членов тайного общества и всех, сочувствующих им. Восстание в Петербурге было разгромлено. Но через две недели на юге С.И. Муравьев-Апостол поднял восстание Черниговского полка. Члены южного общества заговорщиков посчитали, что, подняв войска на юге, покажут правительству свою силу и получат поддержку страны. Но правительственные войска, посланные на подавление мятежа, жестоко подавили его. Еще дважды члены тайного Общества военных друзей осуществили попытки поднять восстание в войсках, но и они завершились поражениями.

Из 579 человек, признанными заговорщиками, сто человек были переданы под надзор полиции или переведены в войска на Кавказ, часть умерла во время следствия, судьбы 131 человек были переданы на решение Верховного уголовного суда. Все подсудимые были разбиты на 11 разрядов и только 5 человек были выделены в отдельную группу — К.Ф. Рылеев, С.И. Муравьев-Апостол, П.И. Пестель, М.П. Бестужев-Рюмин и П.Г. Каховский, которые были приговорены к четвертованию, в последствие замененное, по решению государя, на повешение. Остальные участники заговора судом были приговорены к каторжным работам, разжалованию в солдаты и другим видам наказаний. А вот солдат Московского и Черниговского полков и матросов гвардейского экипажа судили отдельно: часть из них была подвергнута жестокому наказанию шпицрутенам через тысячу человек 12 раз и отправке на каторжные работы, а остальные переведены служить на Кавказ.

Насколько жестоко было наказание? Если учесть, что основной целью заговорщиков было цареубийство и истребление всей императорской семьи «от старца до сущего младенца», то и наказали их как цареубийц. Не будь таких кровавых планов у заговорщиков и наказывать большую часть из них было бы не за что.

Надо отметить, что никто из членов семей декабристов не был наказан: все остались на своих должностях, что и до восстания. Дети заговорщиков занимали высокие посты в государстве и некоторые, даже, находились на службе при дворе.

Каждый человек имеет право на свою оценку, свое понимание на давно произошедшие события. Настало время решить для себя, были ли героями или преступниками люди, который желали свергнуть существующий строй ради своих утопических идей и чьи фанатические политические доктрины могли привести к гибели государства?

No related links found



190 лет назад, 25 июля 1826 года, в столице Российской империи были казнены декабристы-заговорщики. Если бы государственный переворот, который они планировали, удался, Россия была бы разрушена и ввергнута в гражданскую войну почти на сто лет ранее того, как это произошло в реальной истории.

Однако, если почти все «борцы за свободу», умывшие Россию в итоге кровью, на сегодняшний день справедливо оценены нашим обществом, то вокруг декабристов до сих пор сохраняется некий ореол романтизма.

Напрасно – один только пункт из главного документа заговорщиков «Манифеста Трубецкого» расскажет нам суть.

Там будет много красивых слов, но суть написана в самом конце. В перечислении того, что должно сделать некое «Временное правление»:

6. Уничтожение постоянной армии.

1825 год. Уничтожение армии. В интересах какой страны действовали заговорщики, имевшие такую программу? Не России, а Англии. Главного соперника нашей страны в течении всего ХIХ века (после разгрома Бонапарта).

Любопытно, что Временное правительство, пришедшее к власти в результате заговора и госпереворота Февраля 1917 года, выполнило этот пункт на двоих с большевиками. «Временщики» разрешили в армии пропаганду, уничтожили всякую дисциплину, а уже Ленин официальным декретом ликвидировал армию, как таковую.

Чтобы потом начать создавать новую – уже Красную. Но это совсем другая история.

А вашему вниманию предлагается материал постоянного автора ресурса сайт Артёма Ольхина из Донецка, который рассказывает нам о декабристах-заговорщиках.

Русская революция: от Николая I до Николая II

«Декабрист». С лёгкой руки ещё советской пропаганды это слово приобрело некий романтический шарм. Так, например, мятежному юноше, не знающему толком, против чего он протестует, могут сказать: «Да вы прямо как декабрист…». Ещё более драматический оттенок имеет термин «жена декабриста» — ведь это, дескать, какая храбрая женщина – вслед за мужем поехала в ссылку к чёрту на кулички! Штампы эти укоренились глубоко, и роль они играют исключительно негативную. Ведь выходит, что жила себе этакая группа мечтателей, восстала неудачно против царя – и на тебе. Пятерых повесили, около трёх сотен – осудили с разной мерой наказания, от лишения дворянства до ссылки. И вот получается, что всё это было напрасно, что ли. Хорошие ведь ребята были, мыслящие. Ну, подумаешь, царя убить хотели… Впрочем, давайте по порядку.

Теория заговора

В наше время над любыми выкладками, в которых фигурируют упоминания о деятельности обществ, находящихся в заговоре, принято потешаться. В ряде случаев это верно, но часто критики «теории заговора», как принято говорить в народе «вместе с водой выплёскивают и ребёнка». Так вот, в деле с декабристами заговор однозначно был. Более того, он замешан именно на причастности фигурантов к масонству – даже в украинских учебниках истории параграфы, посвященные тайным обществам и восстанию декабристов, идут друг за дружкой. Это неудивительно, ведь «Союз спасения» и «Общество благоденствия», предшествовавшие «Южному обществу» и «Северному обществу» позиционировали себя именно как масонские ложи, с использованием всей соответствующей символики: всевидящего ока, циркуля и т.д. Казалось бы – ну и что? Ведь после Отечественной войны 1812 года мода на всё западное, в том числе и тайные общества с головой захлестнула русских дворян, побывавших «на экскурсии в Париже». Но в том-то и дело, что это чёткий и однозначный маркер, ведь масоны, действовавшие до революции 1917 года в России, разделяли идеалы своих собратьев по «цивилизованному миру». И если французские масоны проводили тщательную, кропотливую работу по подрыву авторитета власти монарха в своей стране, то русские «братья» старались не отставать. Чего стоит хотя бы «Энциклопедия» Дидро, подготовившая почву для Великой французской революции! У русских заговорщиков «Энциклопедии» не было. Зато были другие документы, в которых необходимость цареубийства артикулировалась достаточно чётко. Так, в «Катехизисе» С.Муравьева-Апостола и М.Бестужева-Рюмина читаем:

« В о п р о с. Какое правление сходно с законом Божиим?

О т в е т. Такое, где нет царей. Бог создал всех нас равными и, сошедши на землю, избрал апостолов из простого народа, а не из знатных и царей.

В о п р о с. Стало быть, Бог не любит царей?

О т в е т. Нет! Они прокляты суть от него, яко притеснители народа...

В о п р о с. Отчего же упоминают в церквях о царях?

О т в е т. От нечестивого приказания их самих, для обмана народа...»

Любой человек, хотя бы поверхностно знакомый с основами Православной веры поймёт, что приведенная цитата – ни что иное, как попытка руководителей заговора манипулировать своими сотоварищами. Не зря же святой праведный Иоанн Кронштадтский говорил: «Демократия в аду, а на небе — Царство» . Но с другой стороны никаких сомнений в том, что заговор декабристов – от лукавого – и быть не может. Заглянем, хотя бы, в «Манифест», программный документ декабристов. Вот только некоторые из пунктов по «переустройству России»: «уничтожение бывшего правления, учреждение временного, до установления постоянного выборного». Чувствуете? Прямо 1917-м годом веет от этого! Идём дальше: «свободное отправление богослужения всем верам». Это, кстати, нормальный для масонов пункт: хочешь – ко причастию иди, а хочешь – человечину ешь, раз уж вера у тебя такая. А чего? «Великий архитектор» — он ведь для всех один. По крайней мере, так считают богоборцы. Пункт этот, когда всем можно всё, мы с вами смогли во всей красе прочувствовать в 1990-е годы, да и сейчас огромное количество сект, от иеговистов до родноверов-неоязычников, продолжает работать над расколом России. И вот он первый камушек – в «Манифесте» декабристов.

Отдельно стоит указать и такой любопытный шаг по «реформированию», как «уничтожение постоянной армии» . И это в России, которая воевала в течении всего девятнадцатого века! Нет никаких сомнений в том, что в случае успеха «братья» из Южного и Северного обществ могли добиться только одного результата – распада России. Ведь аналогичные меры, воспроизведённые уже другими масонами, вошедшими в состав Временного правительства февраля 1917 года, именно к этому и привели.

Дыры в истории

Итак, советская героизация движения декабристов сыграла злую шутку, последствия которой нам с вами расхлёбывать придётся ещё долго. Именно она легла в основу и либеральной мифологии с упомянутым уже в начале материала романтическим флёром: «Ах, декабристы не имели возможности защищать себя в суде!», «Ах, декабристы боролись за свободу своего народа…» Этой же «романтикой», кстати, движимы и современные «борцы с кровавым режимом» вроде Собчак и Навального. И, что закономерно, тысячу раз героизированные антисистемщики в итоге демонтировали и советское государство. Думали ли об этом историки из СССР, когда подгоняли декабристов под шаблоны «классовой борьбы»? Похоже, что нет.

К сожалению, интеллектуальная элита девятнадцатого века тоже не сделала должных выводов ни из событий декабря 1825 года, ни из казни заговорщиков, произошедшей 25 июля 1826 года. Например, государственный деятель, историк, поэт и литературный критик Пётр Вяземский писал: «По совести нахожу, что казни и наказания несоразмерны преступлениям…» Другие фундаментальные историки, работавшие на закате Российской империи и дожившие до революции 1917 года не то, что опасности в декабристах не рассмотрели – они даже их толком не изучили. Так, профессор Сергей Фёдорович Платонов в своём «Сокращённом курсе русской истории» само восстание и мотивы заговорщиков описывает буквально несколькими мазками. Зато очень большое внимание уделяет тому, как бунт декабристов повлиял на отношение Николая Первого к институту дворянства и… явно дворянам сочувствует. Как будто не за что было их наказывать.

Тот же подход видим у ученика Платонова, Евгения Францевича Шмурло, написавшего «Историю России 862 — 1917». Впечатление такое, что либеральный дух, пронизавший ко второй половине девятнадцатого века буквально всю Россию, смог просочиться даже в работы историков, которые в СССР были запрещены и причислены к «черносотенным».

В «Трудах по русской истории» Дмитрия Ивановича Иловайского событиям, связанным с декабристами тоже посвящено несколько абзацев, сухая констатация фактов. Но при этом именно он первым указал на «инородческий» характер революционного движения в России и утверждал, что русские революционеры – «слепое орудие в руках поляков и евреев». Во время революции 1905 – 1907 гг. Иловайский был членом черносотенных организаций, издавал право-консервативную газету «Кремль», но и он в декабристах ничего особенно угрожающего не рассмотрел.

Что же, все, кто в позапрошлом веке «проглядели» опасность революции и заразность её «духовных отцов», свою цену заплатили – на их глазах распалась великая держава, многие из них под этими обломками были погребены. Но мы-то с вами живём сейчас! Неужели и после второго крушения Родины мы не поймём, что любые преобразования, которые нам хотелось бы сделать в несовершенной системе (а государство, как и любое творение рук человеческих, будет несовершенным всегда) нужно делать по принципу «Не навреди!» Ведь иначе все ужасы 1917 и 1991 годов придут к нам снова. Давайте же сделаем так, чтобы русская дверь для рукотворных потрясений была закрыта всегда.

Евгений Шмурло, вынужденный покинуть Россию после революции писал: «…Между тем, достаточно ли любили Родину, всегда ли готовы были ради неё пожертвовать собою правящие классы, классы интеллигентные и масса народная, — те, чьи действия и поступки определили ход событий последних лет? Одни – всем своим поведением создавали условия благоприятные для революции; другие – сами толкали на неё, всемерно содействуя её появлению; третьи – первоначально слепое орудие в чужих руках, позже явились слепой разрушительной стихией. Одни цепко хватались за власть и ради неё забыли о Родине; другие – авторитет власти, и без того ею самою подорванный, роняли ещё более, и тоже не на пользу Родине; третьи – со своим грубо-эгоистическим, узко-утилитарным «моя хата с краю», «мы вятские, немец всё равно до нас не дойдёт», совсем не думали о ней и творили, хорошо не сознавая что творят. Послужит ли русскому обществу настоящее бедствие поучительным уроком и указанием на будущее? Вызовет ли оно к жизни те духовные силы, без которых не мыслимо наше возрождение? Станет ли Родина главным импульсом нашего поведения, сумеем ли мы подняться на ту высоту, на которой жертва перестаёт быть жертвою, но превращается в неотразимую потребность наших помыслов и нашего сердца?..»

Тут, пожалуй, и добавить нечего.

Артём ОЛЬХИН

P.S. Предыдущие материалы Артема Ольхина:

  • Жертвы апельсиновой болезни

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

Л. М. Ляшенко. «…В том смысл стоянья на Сенатской»

Восстание 14 декабря 1825 года на Сенатской площади. В. Ф. Тимм (1853).

Декабристы были последними военными заговорщиками… Но они сделались первыми идейными революционерами.

П. Н. Милюков

Дмитрий Сергеевич Мережковский предпочитал изъясняться с читателями не столько стихотворениями или эссе (хотя последних написал великое множество), сколько романами-трилогиями. В малые литературные формы близкие его сердцу идеи просто не укладывались. Стихотворения и эссе при этом добросовестно исполняли вспомогательную роль, дополняя то, что было высказано писателем в романах. Следует признать, что идеи Мережковского были настолько обстоятельны, даже космологичны, что действительно требовали достойного обоснования. Чтобы получить представление об их масштабности, достаточно обратиться к названиям трилогий и отдельных романов. «Христос и Антихрист», «Смерть богов», «Царство Зверя» – не правда ли, говорящие наименования? Мережковский размышляет в них о вере и безверии, о принципиальной возможности построить идеальное государство, где все граждане и, что не менее важно, власти живут по совести и правде. Причем совесть и правда подразумевались одни, – те, что выражены в произведениях писателя, а все, что помимо них, – это от лукавого.

Попытаемся определить, в какой период времени, по мнению писателя, произошла «смерть богов» именно в России. Иными словами, когда история нашей страны была сбита «с круга», результатом чего стало искажение хода ее естественного развития. Д. С. Мережковский не отличается здесь оригинальностью, поскольку для него, как и для многих, все беды начались с Петра I, вернее, с того момента, когда великий император напрочь разошелся в видении будущего России со своим сыном Алексеем Петровичем. О том, что данный момент является своеобразной отправной точкой тревожных размышлений писателя, свидетельствует и соответствующее название романа Мережковского, в основу которого положен упомянутый сюжет, – «Антихрист (Петр и Алексей)». Думается, не надо пояснять, кто есть пособник врага рода человеческого в этом произведении.


Александр I. Гравюра с портрета Дж. Доу (1825).

Другие события XVIII в. не привлекли внимания Дмитрия Сергеевича, поэтому, пропустив их, он пишет пьесу «Павел I» и два романа: «Александр I» и «14 декабря». Судя по всему, именно эти моменты российской жизни показались ему наиболее важными, а то и определяющими дальнейшую судьбу страны. В общем-то с писателем трудно не согласиться. Последние годы XVIII столетия и первая четверть XIX в. явились весьма значимым этапом в истории России. Дело не только в судорожных метаниях монархов, правивших в эти годы, но и в том, что на игровом поле политической жизни страны появляется новый персонаж: – пусть и недостаточно внятно организованное, но тем не менее отчетливо ощущаемое общественное движение. Оно, естественно, начинает предлагать свое видение проблем, стоявших перед Россией, а значит, и выстраивать свои альтернативы традиционному развитию империи. Альтернативность же истории, т. е. множественность возможностей развития событий, – один из самых интересных сюжетов науки о прошлом, а потому крайне привлекательных для беллетристов.

Для нашего разговора особенно интересно, что «отмашку» к началу размышлений о путях развития империи дает не только что проклюнувшееся общественное мнение, а Зимний дворец, т. е. та власть, которая, казалось бы, как никто должна была быть заинтересована в сохранении статус-кво. И тут уж совершенно невозможно разобраться, что являлось первичным. То ли власть отреагировала на какие-то сигналы, шедшие из толщи российской жизни, то ли общество, ободренное внезапными движениями власти, начало активную мыслительную (и не только мыслительную) деятельность. Впрочем, так ли уж важно в данном случае лидерство и приоритет? Гораздо полезнее попытаться понять, что произошло в нашей стране в первой четверти XIX в. и каким образом произошедшее отозвалось в последующие десятилетия.

Итак, движение декабристов как повод для размышлений о зарождении самодеятельности общества, о разрушительности или, наоборот, конструктивности революционного движения. Мережковский в романе «14 декабря» резко сужает хронологические рамки событий, дабы сфокусировать внимание на самом, с его точки зрения, главном. Он начинает рассказ с момента смерти Александра I и заканчивает его расправой правительства с участниками восстания. Что ж, подчинимся автору, оставив за собой право, когда это понадобится, выйти за жесткие временные рамки и поговорить о явлении декабризма в целом или наиболее важных его составляющих.

25 ноября 1825 г. в Петербурге получили известие о том, что в Таганроге умирает император Александр I. И хотя на следующий день в столице отслужили молебен во здравие монарха, стало понятно, что наследник должен готовиться к восшествию на престол. Однако именно это в общем-то обычное для монархического государства событие вызвало панику в российских «верхах». Дело в том, что явными наследниками престола в тот момент считались двое, а тайно желающих занять престол или кем – то планируемых на место монарха находи – лось и того более. Хотя, конечно, если обратиться к закону, все выглядело не так загадочно. Но кто в России в критической ситуации станет обращаться за помощью к закону?

Реальное положение дел складывалось следующим образом. Поскольку у Александра I не было сыновей, то императором, согласно закону о престолонаследии 1797 г., должен был быть провозглашен его брат, великий князь Константин Павлович. Но он, напуганный участью своего отца, Павла I, давно отказался считаться преемником правящего монарха, да и женитьба Константина на польской графине не давала возможности утвердиться на российском троне его наследникам. Переговоры, проходившие в свое время между Александром и Константином, закончились тем, что наследником престола оба посчитали своего младшего брата Николая Павловича. К тому же в 1818 г. у него родился сын (будущий Александр II), что обеспечивало надежную преемственность власти.


Великий князь Константин. Гравюра (1825).

При дворе, как известно, ничто не тайна, и в курсе происходившего за закрытыми дверями были многие сановники, однако когда дело дошло до реального занятия престола, то обнаружился ряд неприятных объективных и субъективных обстоятельств, помешавших плавному течению событий. Во-первых, законным наследником в глазах России и Европы оставался Константин Константин Павлович (времена Петра I, провозгласившего, что монарх может называть имя своего преемника, давно прошли). Во-вторых, великий князь Николай Павлович не был ни любим гвардией, уже познакомившейся с его методой командования, ни хотя бы в малой степени известен армии, да и вообще казался окружающим фигурой малопривлекательной и легковесной. Тогда как Константин, успевший поучаствовать в войнах с Наполеоном, многими генералами рассматривался как старый боевой товарищ, «военная косточка», человек свой и свойский. В-третьих, генерал-губернатор Петербурга М. А. Милорадович, командующие гвардией генералы А. Л. Воинов и К. И. Бистром связывали именно с восшествием на престол Константина возможность сохранения собственных постов, а заодно (как же без этого?) и благополучие страны.

Наконец, обнаружилось, что с 1818 г. Александр I знал о существовании в гвардии и армии тайных офицерских обществ, которые, конечно же, не могли упустить столь удобную, как смена монархов, возможность для осуществления своих целей. Эти общества самим фактом существования заметно влияли на расстановку сил в «верхах», пугая одних и оправдывая действия других. Впрочем, о том, насколько была реальна угроза, исходившая от заговорщиков, мы поговорим позже. Покаже вернемся к важнейшему для России конца ноября 1825 г. вопросу о престолонаследии.

Милорадович, при молчаливой поддержке Воинова и Бистрома, буквально вынудил великого князя Николая Павловича присягнуть брату Константину самому и привести к присяге Государственный совет, Сенат и гвардейские полки. На радость будущим нумизматам был даже отчеканен так называемый константиновский рубль с профилем нового императора, подозрительно напоминавшим его курносого отца. Однако позиция наместника в Польше от этого не изменилась, Константин по-прежнему отказывался называться российским императором. Юридически же после проведения присяги в Петербурге он им сделался, плотно закрыв дорогу к престолу своему младшему брату. Теперь от Константина требовалось официальное, составленное по всем правилам отречение от трона. Между Петербургом и Варшавой завязалась оживленная и чрезвычайно нервная переписка. Свои краски добавил в общую картину и великий князь Михаил Павлович, который коротал время по просьбе братьев на маленькой почтовой станции в Прибалтике и по-русски живо подгонял фельдъегерей, скачущих в ту и в другую сторону.

В переписке с Константином участвовали не только члены царствующей фамилии, но, совершенно конфиденциально, и некоторые генералы, умолявшие своего «боевого товарища» принять корону. Именно этот неоправданно затянувшийся обмен письмами, который современники метко окрестили «жонглированием короной», позволил декабристам лихорадочно подготовить свое выступление (поначалу оно выглядело совершенно нереальным). Ведь когда до них дошло известие о болезни, а затем и смерти Александра I, организационно восстание находилось на нулевой отметке. В этом нет ничего удивительного, поскольку деятели Северного и Южного обществ с трудом договорились (и то в самых общих чертах) о совместном выступлении летом 1826 г., когда на Украине должны были состояться большие маневры на базе 2-й армии. На этих маневрах ожидалось присутствие императора и его братьев – более удачный случай для совершения переворота трудно было себе представить.


Арка Главного штаба в Петербурге. Литография К.П.Беггрова (1822).

Известие о смерти Александра I повергло заговорщиков в состояние шока. Считавшие, как все благонамеренные россияне, что на престол немедленно вступит Константин Павлович, они начали искать пути к отступлению, вернее, к более глубокой законспирированности тайного общества. Речь пошла о том, чтобы вернуться к практике «Союза благоденствия» и попытаться замаскировать свои истинные цели разговорами о воспитании гуманного общественного мнения, о широкой благотворительности, об организации научных и литературных кружков и т. п. Нашлись наивные головы, которые искренне считали, что Константин Павлович более расположен к проведению реформ, чем братья, а потому в его правление можно будет всерьез надеяться на структурные преобразования российских порядков, вплоть до отмены крепостного права и введения конституции.

Такие надежды кажутся странными только на первый взгляд, так что, пожалуй, напрасно мы поспешили назвать этих людей наивными. Константин, хотя бы внешне, по сугубо формальным признакам, был меньшим деспотом, чем Николай, зато, безусловно, являлся редкостным самодуром. Но самодурство по тогдашним меркам считалось слабостью более извинительной, чем упоение самовластием. Видимо, в эпоху романтизма (об особенностях которой речь пойдет в свое время) оно расценивалось как протест против казенщины, набившей оскомину обыденности, защиту, пусть и странными, даже неприятными для окружающих средствами своего человеческого «я» от попыток власти жестко регламентировать всё и вся.

Так или иначе, узнав о смерти Александра I, заговорщики решили затаиться и посмотреть, каковы будут первые шаги нового монарха. Позже они надеялись постепенно занять важнейшие военные и гражданские посты, а там… Что будет «там», оставалось тайной даже для самих революционеров. Положение изменилось, когда до декабристов дошли сведения о начале каких-то переговоров между Константином и Николаем. Хотя достоверно ничего известно не было, для наших героев забрезжила возможность что-то предпринять, начать «дело делать». И никто из них тогда еще не подозревал, что тайные общества уже преданы, что пока они обсуждают планы ухода в более глубокое подполье, генерал И. И. Дибич составляет в Таганроге для Николая Павловича суммарный свод донесений штатных и добровольных агентов и провокаторов, в разные годы проникших в ряды заговорщиков.

Как это было? Отступление первое
...

Вообще-то декабристов «обложили» со всех сторон доносами довольно рано. Еще в 1820 г. корнет Уланского полка А. Ронов, завербованный в секретные агенты тогдашним командиром Гвардейского корпуса И. В. Васильчиковым, узнал о существовании «Союза благоденствия» и донес об этом М. А. Милорадовичу. Адъютант генерал-губернатора столицы Ф. Глинка, который сам являлся членом «Союза благоденствия», сумел убедить шефа, что донос Ронова – пустая фантазия юнца, желающего выслужиться перед начальством. В результате Ронов не только получил отставку, но и был выслан в имение матери под надзор полиции. В 1846 г. он почему-то решил, что пришло время напомнить о себе, и попросил Николая I «за донесение о существовании тайного общества» пожаловать его седьмым классом Табели о рангах. Просьба осталась без ответа, видимо, доносчики хороши каждый в свое время.

В феврале – марте 1821 г. последовал донос члена Коренной управы «Союза благоденствия» М. К. Грибовского. Подобного развития событий никто из радикалов не мог себе представить даже в кошмарном сне. Грибовскии, казалось, был человеком прогрессивным и неоднократно проверенным. Его книга «О состоянии крестьян господских в России», в которой развивалась мысль об освобождении крепостных, не раз упоминалась декабристами на следствии как один из источников их вольнодумства. Грибовский, состоявший библиотекарем Гвардейского генерального штаба, где служили многие будущие декабристы, постоянно находился в центре событий и был в курсе всей деятельности тайного общества. Поэтому в своем доносе он сумел назвать фамилии сорока членов «Союза благоденствия», особо выделив двенадцать «важнейших» из них. Более того, он предупредил правительство, что роспуск Союза на Московском съезде в 1820 г. был фикцией, за которой скрывалось создание более конспиративной и опасной для режима организации.

Ф. Глинке вновь удалось предупредить товарищей о происшедшем, и они отстранили Грибовского от дальнейшего участия в делах заговорщиков. «Доктор обоих прав» (Грибовский защитил диссертацию в Харьковском университете) позже жаловался на свою «незначительность», которая, как он считал, помешала развитию его карьеры. Жалоба более чем странная, поскольку он разрушил свою карьеру собственноручно. После доноса Грибовский был привлечен к организации тайной полиции в гвардии и оказался на хорошем счету у начальства. Однако когда его, по рекомендации А. X. Бенкендорфа, назначили гражданским губернатором Харькова, он развернулся так, что вскоре не знали, за что его судить в первую очередь. В конце концов Грибовский был отдан под суд, как было записано в постановлении, «по разным предметам». Но и тут осведомитель не пострадал, видимо, выручили его связи в III Отделении. Дело послали на доследование, где оно благополучно и сгинуло.

Весной 1825 г. унтер-офицер Украинского уланского полка Иван Шервуд познакомился с членом Южного общества Федором Вадковским. Шервуд действовал как умелый провокатор, уверив декабриста в том, что в военных поселениях на Украине давно составилась тайная офицерская организация, готовая к борьбе с существующим режимом. Вадковский в ответ рассказал о том, что во 2-й армии существует общество с теми же целями, и в мае 1825 г. Шервуд отправил своему знакомцу придворному медику Я. Виллие письмо на имя Александра I. Император немедленно вызвал доносчика в столицу, и в ходе их беседы был разработан план дальнейшей провокации.

Начальник Генерального штаба И. И.Дибич, стремясь спасти честь военного мундира, попытался уверить Александра I, что унтер-офицер выдумал сведения о заговоре, надеясь выслужиться перед начальством. Однако император с ним не согласился, заявив: «Ты ошибаешься, Шервуд говорит правду, я лучше знаю людей». Согласно плану, выработанному в Петербурге, Шервуд должен был плотнее внедриться в Южное общество и выяснить его силы и намерения. Одновременно было отдано указание о строгом надзоре за Вадковским и перлюстрации всей его корреспонденции.

Встретившись с Вадковским в сентябре 1825 г., Шервуд радостно отрапортовал ему, что в тайную организацию за последние месяцы принято 47 штабе– и обер-офицеров, а также два полковника. Однако дальнейшего развития эта провокация не получила, отчасти потому, что для южан важнее оказались трудные переговоры с Северным обществом о дате начала восстания, отчасти потому, что они настороженно отнеслись к оптимистическим сообщениям чересчур удачливого унтер-офицера.

После разгрома восстания Шервуд особым указом Сената получил титул «Верный» и был переведен в лейб-гвардии Драгунский полк. Появился у него и новый герб, на котором в верхней части красовался вензель Александра I в солнечных лучах под двуглавым орлом, а в нижней – рука со сложенными для присяги пальцами, выходящая из облаков. Несмотря на столь выразительную символику, герб не вызвал у современников теплых чувств к его обладателю. Однополчане прозвали Шервуда «Скверный», а потом и вовсе дали собачью кличку «Фиделька». Он был вынужден срочно перевестись в жандармы, получил инспекционное задание на Украине, но наломал там таких дров, пытаясь сколотить тайное общество под эгидой корпуса жандармов, что вскоре был уволен, что называется «без выходного пособия».

Однако Шервуд на этом не успокоился. Он, видимо по укоренившейся в нем привычке, направил донос на имя великого князя Михаила Павловича, в котором обвинил корпус жандармов вообще, и заместителя руководителя III Отделения Л. В.Дубельта в частности, в некомпетентности. По классическим канонам бюрократических дебрей разобраться с этим доносом было поручено… именно Дубельту. Тот разобрался, и Шервуд десять лет провел в Шлиссельбургской крепости, по иронии судьбы получив помилование почти одновременно с декабристами. Судя по всему, адреса доносов надо отбирать тщательнее.

В 1825 г. руководителю военных поселений на Украине генерал-лейтенанту И. О.Витту удалось завербовать в тайные агенты А. Бошняка. Бошняк – натура художественная, разносторонняя – владел несколькими иностранными языками и слыл «своим» в кругу передовых людей, поскольку был одноклассником В.А.Жуковского и знал H. M. Карамзина. Его методы проникновения в среду декабристов зеркально напоминают действия Шервуда. Он тоже познакомился с членом Южного общества подпоручиком В. Лихаревым и стал вести с ним переговоры о присоединении к заговору ни много ни мало самого Витта, командовавшего сорока тысячами военных поселян. Однако у Ивана Осиповича была настолько устоявшаяся репутация негодяя, карьериста и интригана, что руководство южан с ужасом отвергло любое сотрудничество с ним. Сведения к Бошняку перестали поступать, и тогда родилась коллективная «Сага о мятеже», авторами которой можно считать Лихарева, Бошняка и Витта.

Дело в том, что исключительно для «пользы дела» подпоручик-декабрист заметно преувеличил мощь тайного общества. Бошняк, в свою очередь приукрасив его рассказ, поведал о нем Витту, тот передал сведения в Таганрог, императору. В результате Александр I ощутил себя лицом к лицу с заговором, казавшимся ему не просто опасным, а непобедимым. Может быть, поэтому монарх и не рискнул предпринимать против мятежников какие-то решительные действия, надеясь на знаменитое русское «авось».

После расправы с декабристами Бошняк, распоясавшись и полагая себя спасителем Отечества, просил у Николая I в награду два гражданских чина сразу. Сошлись на чине коллежского асессора в Иностранной коллегии и на премии в три тысячи рублей. Известно, что летом 1826 г. Бошняк отправился в Псковскую губернию с открытым ордером на арест А. С. Пушкина. Арестовать поэта было приказано в случае хотя бы одного достоверного известия о его вольнодумных разговорах с окружающими. Однако попасть в анналы истории рядом с именем Пушкина Бошняку было не суждено. Позже он еще успел поучаствовать в польской кампании 1830–1831 гг., возвращаясь с которой умер при невыясненных обстоятельствах.

Последним доносом, поступившим в Таганрог, было сообщение о деятельности декабристов капитана Вятского полка А. Майбороды. Когда-то он служил в лейб-гвардии Московском полку, откуда из-за «предосудительных поступков» был переведен в армию. Попав в полк П. И. Пестеля, Майборода сделался его любимцем, а потому многое знал о деятельности Южного общества. Как это ни прискорбно, в его желании разоблачить бунтовщиков трудно уловить патриотические мотивы. В 1825 г. Пестель отправил Майбороду в Москву для получения полковых денег и кое-какого военного имущества. Промотав в Первопрестольной казенные деньги, тот решился на донос, надеясь таким образом скрыть свой грех. В доносе капитан указал фамилии сорока шести декабристов и, что особенно важно, упомянул о двух зеленых портфелях, в которых хранилась «Русская правда» Пестеля.

По восшествии на престол Николая I предатель в награду был переведен в лейб-гвардии Гренадерский полк. Однако из-за бойкота, объявленного ему однополчанами, Майборода попросил вернуть его в действующую армию и таким образом оказался на Кавказе. Здесь этот, безусловно, умелый офицер быстро достиг чина полковника, но прежние слабости не позволили ему достойно дожить до отставки. Майборода, скорее всего, страдал клептоманией, во всяком случае, в 1844 г. он вновь растратил полковые деньги и, чтобы избежать позорной огласки и суда, покончил жизнь самоубийством.

Вернемся, однако, к событиям ноября – декабря 1825 г. в Петербурге и зададимся следующим вопросом: почему полиция и верховная власть, имея четкие сведения о существовании заговора, не приняли внятных мер по его разгрому? О том, что удерживало Александра I от решительных шагов, уже упоминалось (кроме того, он наверняка ощущал вину перед молодыми дворянами, которых увлекли многочисленные упоминания самого монарха о необходимости коренных реформ в России). Что же касается Николая I и его окружения, то здесь все завязалось в такой тугой узел, что распутать его нити чрезвычайно сложи о, поскольку, помимо ясных фактов, речь должна идти еще и о смутных догадках или предположениях. Последние всегда интригующе интересны, но и зыбки, опасны своим разнопониманием.

Начнем с того, что в Петербурге подвизались три политические полиции, которыми руководили генерал-губернатор, министр внутренних дел и сам любимец императора А. А. Аракчеев. Как всякие спецслужбы с пересекающимися функциями, полиции, естественно, жестко конкурировали друг с другом, причем иногда эта конкуренция принимала парадоксальные формы. Г. С. Батеньков, служивший в канцелярии Аракчеева, вспоминал, что квартальные надзиратели, подчинявшиеся МВД, следили за каждым шагом всесильного графа. Сам же временщик любил развлекаться, заставляя соглядатаев прятаться в мелочные лавки, когда внезапно с грозным видом оборачивался к ним во время прогулок. Представляется, что политические полиции Петербурга больше занимались интригами друг против друга и слежкой за первыми лицами государства, чем обеспечением безопасности престола.

Впрочем, будем справедливы, кое-какие сведения о заговорщиках они добыли и представили «по начальству». Вместе с уже упоминавшимися доносами провокаторов и предателей эти сведения составляли хоть и угрожающую, но настолько внятную картину, что, находясь в обычном состоянии, государственная машина пресекла бы формирующийся заговор в зародыше, арестовав известных ей руководителей мятежа. Но дело в том, что Николай I в конце ноября – декабре 1825 г. говорить о нормальном состоянии «верхов» вряд ли приходится. Здесь мы вновь вынуждены обратиться к постепенно выходившей на первый план фигуре генерал-губернатора столицы Милорадовича.


Николай I. Гравюра с портрета Аж. Доу (1826).

Наследник престола Николай Павлович, безвыездно находившийся в Петербурге, жаждал действий, но был лишен возможности предпринять какие-либо реальные шаги. Ему оставалось только негодовать: «Граф Милорадович должен был верить столь ясным уликам в существовании заговора… но все оставалось тщетным и в прежней беспечности». Константин Павлович, прочно окопавшийся в Варшаве, действовать не хотел, невольно усиливая общую изоляцию своего младшего брата. В такой ситуации многократно возрастала роль генерал-губернатора Петербурга, именно ему вменялось в обязанность поддерживать в городе надлежащий порядок. Однако тот вел свою игру, которая чем дальше, тем больше перерастала в опасную для «верхов» авантюру.

Судя по всему, Милорадович рассматривал любые возможные волнения во время присяги Николаю I как реальный шанс принудить Константина согласиться на царствование. Конечно, он не одобрял мятежа и радикальных требований, вроде перемены формы правления. Но вариант, обсуждавшийся декабристами, при котором следовал отказ гвардии от присяги, выход полков за город для начала переговоров с властью, ему вполне подходил. То есть Милорадович, как справедливо отметил Я.А.Гордин: «…сознательно предоставил заговорщикам свободу действий, с тем чтобы вмешаться, когда он сочтет нужным и как он сочтет нужным». В своей политической наивности и неком служебном ослеплении он полагал, что у генеральской оппозиции Николаю I и у военного заговора радикалов имеется больше общих целей, чем разногласий. Скоро градоначальнику столицы пришлось убедиться, что это далеко не так.

Пока «верхи» России застыли не то чтобы в равновесии, а скорее в скорбном недоумении, заговор начал набирать силу. Дело в том, что до объявления о пере-присяге шансов у мятежников не было никаких. Антикрепостнические и конституционные лозунги сами по себе вряд ли могли вовлечь солдат в заговор, а времени для вдумчивой революционной пропаганды в гвардии не оставалось. Теперь же, после присяги Константину и возможного его отречения, проблема переходила совсем в иную плоскость – во весь рост поднимался хорошо знакомый и близкий солдатам, как и народным массам вообще, вопрос о «праведном» и «неправедном» царе. На этом поле декабристы могли начать игру и даже имели основания надеяться выиграть. 9 декабря они избрали диктатором восстания С. П. Трубецкого и с этого момента стали судорожно собирать силы для вооруженного выступления в столице. Заговорщики заметались по гвардейским полкам: Московскому, Финляндскому, Гренадерскому, Морскому экипажу, – стремясь склонить командиров рот, а то и полков на свою сторону.


С. П. Трубецкой. Акварель Н. А. Бестужева (1828).

При этом говорить о полном согласии в их собственных рядах вряд ли приходится. Если коснуться только тактики, то вариантов выступления существовало два. Первый из них предусматривал захват Зимнего дворца, арест императорской фамилии и объявление о начале реформ. Для осуществления этого подобия старого, доброго гвардейского дворцового переворота хватило бы и одного полка, а то и нескольких рот. Согласно второму варианту, восставшие части должны были отказаться от присяги и покинуть город с тем, чтобы во время последующих переговоров с властями «обменять» свою присягу монарху на дарование Зимним дворцом конституции и обещание преобразований. В подобном случае маловато оказывалось даже двух-трех полков, ведь силы восставших должны были произвести на наследника престола столь неотразимое впечатление, что он был бы вынужден согласиться на проведение в стране коренных реформ. Все остальное: объявление республики (и судьба царской семьи) или конституционной монархии (и выбор восставшими главы государства), поведение Сената и Государственного совета, провозглашение всеобщих выборов или учреждение диктатуры нескольких лиц – являлось в начале декабря 1825 г. второстепенным. Оно как бы прилагалось к плану конкретного восстания, что отнюдь не давало заговорщикам гарантии единства их рядов и не страховало от неожиданных шагов некоторых из посвященных в тайны заговора людей.

Как это было? Отступление второе
...

12 декабря в 21.00 во дворец явился адъютант генерала Бистрома Я. И. Ростовцев, член Северного общества декабристов (правда, из новичков, лишь с конца ноября 1825 г.). Он передал Николаю Павловичу письмо, а затем около часа беседовал с великим князем. Его неожиданное появление в Зимнем дворце очень интересно и весьма точно характеризует настроение декабристского подполья в последние часы перед выходом на Сенатскую площадь. В письме (оно было необходимо еще и потому, что Ростовцев сильно заикался), как, видимо, и в состоявшемся позже разговоре, содержалось предупреждение властям о готовящемся восстании. Впрочем, интригует не столько это, сколько явная дезинформация, которой переполнено сообщение поручика.

Начнем с того, что, по словам Ростовцева, восстание должно было состояться не в Петербурге и основную роль в нем играла армия (главным заговорщиком назывался командующий Кавказским корпусом генерал А. П. Ермолов). Таким образом, положение дел в гвардейских полках отходило на второй, а то и третий план. Далее адъютант Бистрома рисовал страшные картины развала России, от которой в результате мятежа тотчас отпадут Польша, Финляндия, Литва и почему-то Грузия с Белоруссией. Он рекомендовал Николаю ехать в Варшаву, чтобы умолять Константина Павловича принять корону. То что письмо Ростовцева являлось продуманной мистификацией, не требует особых доказательств. Другое дело – цели поручика, то, на что он (и не только он) возлагал надежды.

Здесь явственно ощущается попытка продлить насколько возможно период междуцарствия с тем, чтобы оба великих князя – и Николай, и Константин – были выведены из игры самым бескровным образом. Тогда появлялась возможность возвести на престол одну из послушных, поддающихся влиянию гвардии фигур: вдовствующую императрицу Елизавету Алексеевну, великого князя Михаила Павловича или малолетнего сына Николая, великого князя Александра (при регентстве Сената или Государственного совета). Таким образом, акция Ростовцева представляла собой не банальное предательство (он не назвал Николаю ни имен заговорщиков, ни времени начала восстания), а эпизод межфракционной борьбы внутри тайного общества.

Предложения решить дело миром, бескровно делались и до Ростовцева. Достаточно вспомнить, что в ноябре 1825 г. непримиримый П. И. Пестель намеревался отправиться в Таганрог и предложить Александру I помощь членов тайного общества в деле проведения тех радикальных реформ, которые монарх обещал России в разные периоды своего царствования (отмена крепостного права и введение конституции). То есть мысль о воздействии на монарха сообщением о существовании сильного тайного общества и предъявлении ему ультиматума от имени последнего носилась в воздухе. Ростовцев лишь реализовал ее на свой манер, пытаясь предотвратить вооруженное выступление единомышленников и пролитие крови сограждан.

Позже поручик сделал незаурядную карьеру, став начальником Штаба военно-учебных заведений России, но так и жил с клеймом предателя. Оправдаться перед обществом он не мог, поскольку слишком многое покоилось на легенде о благородном юноше – спасителе престола и царя. Оправдаться – означало признать, что во главе военно-учебных заведений в России долгие годы стоял член тайного общества, вполне достойный сибирской ссылки или солдатчины на Кавказе. Лишь много позже, в царствование Александра II, когда Ростовцев возглавлял дело освобождения крепостных крестьян, его сыновья попытались заступиться за честь отца, приоткрыв А. И. Герцену правду о визите поручика в Зимний дворец накануне восстания декабристов. Но даже издателю «Колокола» не удалось опровергнуть устоявшуюся за десятилетия легенду.

Пока Ростовцев пытался осуществить свой хитрый замысел бескровного политического переворота, руководство Северного общества занималось совсем другими проблемами. Оно (в лице прежде всего К. Ф. Рылеева и С. П. Трубецкого) вынашивало план восстания и готовило документ, в котором Россия извещалась о новых порядках, устанавливаемых победителями. План военного захвата Петербурга был разработан Трубецким и в случае четкого исполнения гарантировал мятежникам хотя бы кратковременный успех.

Восстание декабристов – это беспрецедентное явление не только в русской истории, но и в мировой. Когда на восстание поднимаются угнетенные, их проще если не оправдать, то хотя бы понять. Но здесь государственный переворот готовят не «униженные и оскорбленные», а высокопоставленные военные и потомственные дворяне, среди которых много именитых личностей.

Феномен декабризма

По этой причине до сих пор феномен декабризма не только не разгадан, но и столько же далек от однозначной оценки, как это было и в XIX веке.

Главное, что вызывает непонимание в действиях декабристов до сих пор, — это то, что они (ни один из них) не претендовали на власть. В этом было условие их деятельности. Как тогда, так и сейчас отношение к действиям декабристов не является однородным, в том числе отношение к их казни: «Начали бар вешать и ссылать на каторгу, жаль, что всех не перевесили…» (высказывание в среде кантонистов, солдатских детей) и «По совести нахожу, что казни и наказания несоразмерны преступлениям» (слова князя П. Вяземского).

Приговор Николая I ужаснул общество не только жестокостью наказания участников восстания, но и лицемерием императора: Верховный уголовный суд, который решал судьбу декабристов, он поставил в известность о том, что «отвергает всякую казнь, связанную с пролитием крови». Таким образом, он лишал приговоренных к смертной казни декабристов права на расстрел. А ведь двое из них участвовали в Отечественной войне 1812 г., имели ранения и боевые награды – а теперь они были приговорены к позорной смерти на виселице. Например, П.И. Пестель в 19 лет был тяжело ранен в Бородинской битве и награжден золотой шпагой за храбрость, а также отличился в последующем заграничном походе русской армии. С.И. Муравьев-Апостол также был награжден золотой шпагой за храбрость в битве под Красным.

К смертной казни через повешение были приговорены пятеро декабристов:

П. Пестель

Всех заключенных декабристов вывели во двор крепости и выстроили в два каре: принадлежавших к гвардейским полкам и прочих. Все приговоры сопровождались разжалованием, лишением чинов и дворянства: над осужденными ломали шпаги, срывали с них эполеты и мундиры и бросали в огонь пылающих костров. Моряков-декабристов отвезли в Кронштадт и в то утро исполнили над ними приговор разжалования на флагманском корабле адмирала Кроуна. Мундиры и эполеты были с них сорваны и брошены в воду. «Можно сказать, что первое проявление либерализма старались истреблять всеми четырьмя стихиями - огнем, водою, воздухом и землею»,- писал в своих воспоминаниях декабрист В.И. Штейнгель. Свыше 120 человек декабристов было сослано на разные сроки в Сибирь, на каторгу или поселение.

Казнь свершилась в ночь на 25 июля 1826 года на кронверке Петропавловской крепости. Во время казни Рылеев, Каховский и Муравьев-Апостол сорвались с петель и были повешены вторично. «Знать, Бог не хочет их смерти», — произнес кто-то из солдат. А Сергей Муравьев-Апостол, поднявшись, сказал: «Проклятая земля, где не умеют ни составить заговора, ни судить, ни вешать».

Из-за этого непредусмотренного случая казнь затянулась, на улице рассветало, стали появляться прохожие, поэтому похороны отложили. Следующей ночью тела их тайно увезли и похоронили на острове Голодай в Петербурге (предположительно).

Павел Иванович Пестель, полковник (1793-1826)

Родился в Москве в семье обрусевших немцев, поселившихся в России в конце XVII века. Первый ребенок в семье.

Образование: начальное домашнее, затем в 1805-1809 учился в Дрездене. По возвращении в Россию в 1810 г. поступил в Пажеский корпус, который блестяще окончил с занесением имени на мраморную доску. Был направлен прапорщиком в лейб-гвардии Литовский полк. Принял участие в Отечественной войне 1812 г., в Бородинском сражении был тяжело ранен. Награжден золотой шпагой за храбрость.

Возвратившись после ранения в армию, был адъютантом графа Витгенштейна и участвовал в кампаниях 1813-1814 годов за границей: сражения при Пирне, Дрездене, Кульме, Лейпциге, отличился при переправе через Рейн, в боях при Бар-сюр-Об и Труа. Затем вместе с графом Витгенштейном находился в Тульчине и отсюда был отправлен в Бессарабию для сбора сведений о выступлениях греков против турок, а также для переговоров с господарем Молдавии в 1821г.

В 1822 г. его переводят полковником в Вятский пехотный полк, который находился в расстроенном состоянии, и в течение года Пестель привёл его в полный порядок,за что Александр I пожаловал ему 3000 десятин земли.

Идея совершенствования общества возникла у него еще в 1816 г., со времени участия в масонских ложах. Затем был Союз спасения, для которого он составил устав, Союз благоденствия и, после его самоликвидации, Южное тайное общество, которое он возглавил.

Свои политические взгляды Пестель выразил в составленной им программе «Русская правда», которая и явилась главным пунктом обвинения его Следственной комиссией после поражения восстания.

Он был арестован на дороге в Тульчин после восстания 14 декабря 1825 г., был заключен в Петропавловскую крепость и через 6 месяцев приговорён к четвертованию, заменённому повешением.

Из приговора Верховного суда о главных видах преступления: «Имел умысел на Цареубийство; изыскивал к тому средства, избирал и назначал лица к совершению оного; умышлял на истребление ИМПЕРАТОРСКОЙ Фамилии и с хладнокровием исчислял всех ее членов, на жертву обреченных, и возбуждал к тому других; учреждал и с неограниченною властию управлял Южным тайным обществом, имевшим целию бунт и введение республиканского правления; составлял планы, уставы, конституцию; возбуждал и приуготовлял к бунту; участвовал в умысле отторжения Областей от Империи и принимал деятельнейшие меры к распространению общества привлечением других».

По словам одного из офицеров, перед казнью Пестель сказал: «Что посеял, то и взойти должно и взойдёт впоследствии непременно».

Петр Григорьевич Каховский, поручик (1797-1826)

14 декабря 1825 г. смертельно ранил генерал-губернатора Санкт-Петербурга, героя Отечественной войны 1812 года графа М.А. Милорадовича, командира лейб-гвардии Гренадерского полка полковника Н. К. Стюрлера, а также свитского офицера П.А.Гастфера.

Родился в семье обедневших дворян в селе Преображенском Смоленской губернии, учился в пансионе при Московском университете. В 1816 г. поступил юнкером в лейб-гвардии егерский полк, но за слишком буйное поведение и недобросовестное отношение к службе был разжалован в солдаты. В 1817 г. был отправлен на Кавказ, где дослужился до юнкера и затем до поручика, но по болезни вынужден был уйти в отставку.В 1823-24 годах путешествовал по Австрии, Германии, Италии, Франции и Швейцарии, где изучал государственный строй и политическую историю европейских государств.

В 1825 г. вступает в Северное тайное общество. 14 декабря 1825 г. поднял Гвардейский флотский экипаж и одним из первых прибыл на Сенатскую площадь, где проявил твёрдость и решительность. Арестован в ночь на 15 декабря, заключён в Петропавловскую крепость.

Имея пылкий характер, Каховский готов был на самые дерзкие поступки. Так, он собирался в Грецию, чтобы сражаться за ее независимость, а в тайном обществе был сторонником уничтожения самодержавной власти, убийства царя и всей царской династии, установления республиканского правления. На собрании 13 декабря 1825 г. у Рылеева ему было назначено убийство Николая I (т.к. Каховский не имел собственной семьи), но в день восстания он на это убийство не решился.

На следствии он вел себя очень дерзко, резко критиковал императоров Александра I и Николая I. В Петропавловской крепости написал Николаю I и следователям несколько писем, которые содержали критический анализ российской действительности. Но в то же время ходатайствовал об облегчении участи других арестованных декабристов.

Из приговора Верховного суда о главных видах преступления: «Умышлял на Цареубийство и истребление всей ИМПЕРАТОРСКОЙ Фамилии, и, быв предназначен посягнуть на жизнь ныне Царствующего ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА, не отрекся от сего избрания и даже изъявил на то согласие, хотя уверяет, что впоследствии поколебался; участвовал в распространении бунта привлечением многих членов; лично действовал в мятеже; возбуждал нижних чинов и сам нанес смертельный удар Графу Милорадовичу и Полковнику Стюрлеру и ранил Свитского Офицера».

Кондратий Федорович Рылеев, подпоручик (1795-1826)

Родился в селе Батово (сейчас Гатчинский район Ленинградской области) в семье мелкопоместного дворянина, управляющего имением княгини Голицыной. С 1801 по 1814 год воспитывался в стенах Петербургского первого кадетского корпуса. Был участником заграничных походов русской армии в 1814-1815 годах.

После отставки в 1818 г. служил заседателем Петербургской уголовной палаты, а с 1824 г. - правителем канцелярии Российско-американской компании.

Входил в «Вольное общество любителей российской словесности», был автором известной сатирической оды «К временщику». Вместе с А. Бестужевым выпускал альманах «Полярная звезда». Его дума «Смерть Ермака» стала песней.

В 1823 г. вступил в Северное тайное общество и возглавил его радикальное крыло, был сторонником республиканского строя, хотя первоначально стоял на позиции монархизма. Был одним из руководителей восстания декабристов. Но во время следствия полностью раскаялся в совершенном им, брал всю «вину» на себя, старался оправдать товарищей, надеялся на милость императора.

Из приговора Верховного суда о главных видах преступления: «Умышлял на Цареубийство; назначал к совершению оного лица; умышлял на лишение свободы, на изгнание и истребление ИМПЕРАТОРСКОЙ Фамилии и приуготовлял к тому средства; усилил деятельность Северного общества; управлял оным, приуготвлял способы к бунту, составлял планы, заставлял сочинить Манифест о разрушении Правительства; сам сочинял и распространял возмутительные песни и стихи и принимал членов; приуготовлял главные средства к мятежу и начальствовал в оных; возбуждал к мятежу нижних чинов через их Начальников посредством разных обольщений и во время мятежа сам приходил на площадь».

Свои последние слова на эшафоте он обратил к священнику: «Батюшка, помолитесь за наши грешные души, не забудьте моей жены и благословите дочь».

Николай I еще во время следствия прислал жене Рылеева 2 тысячи рублей, а затем императрица прислала на именины дочери ещё тысячу. Он заботился о семье Рылеева и после казни: жена его получала пенсию до вторичного замужества, а дочь - до совершеннолетия.

Известно мне: погибель ждет

Того, кто первый восстает

На утеснителей народа;

Судьба меня уж обрекла.

Но где, скажи, когда была

Без жертв искуплена свобода?

(К. Рылеев, из поэмы «Наливайко»)

Сергей Иванович Муравьев-Апостол, подполковник (1796-1826)

Родился в Санкт-Петербурге и был четвертым ребенком в семье известного литератора той поры и государственного деятеля И.М. Муравьева-Апостола. Образование получил в частном пансионе в Париже вместе с братом, М.И. Муравьевым-Апостолом, где служил русским посланником их отец. В 1809 году вернулся в Россию и был потрясен как бы заново увиденным им после длительного отсутствия положением в России, особенно существованием крепостного права. По возвращении поступил в корпус инженеров путей сообщения в Петербурге.

Во время Отечественной войны 1812 г. принимал участие во многих сражениях. За битву под Красным был награжден золотой шпагой за храбрость. Вместе с русской армией вступил в Париж и там завершил заграничный поход.

В 1820 г. восстал Семеновский полк, в котором служил Муравьев-Апостол, и он был переведен в Полтавский, затем в Черниговский полк подполковником. Был в числе основателей Союза спасения и Союза благоденствия, а также одним из наиболее активных членов Южного общества. Он установил связь с Обществом соединенных славян.

Муравьев-Апостол соглашался с необходимостью цареубийства, был сторонником республиканского правления.

Вел пропаганду среди солдат, являясь одним из вождей декабристов. Уже после поражения восстания в Петербурге поднял Черниговский полк, и «будучи окружен отрядом гусар и артиллеристов, он защищался, став против самой артиллерии, и, повергнутый картечью на землю, с помощью других сел опять на лошадь и приказывал идти вперед».

Тяжелораненым он был взят в плен. Приговорен к смертной казни и повешен на кронверке Петропавловской крепости.

Из приговора Верховного суда о главных видах преступления: «Имел умысел на Цареубийство; изыскивал средства, избирал и назначал к тому других; соглашаясь на изгнание ИМПЕРАТОРСКОЙ Фамилии, требовал в особенности убиения ЦЕСАРЕВИЧА и возбуждал к тому других; имел умысел и на лишение свободы ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА; участвовал в управлении Южным тайным обществом во всем пространстве возмутительных его замыслов; составлял прокламации и возбуждал других к достижению цели сего общества, к бунту; участвовал в умысле отторжения Областей от Империи; принимал деятельнейшие меры к распространению общества привлечением других; лично действовал в мятеже с готовностию пролития крови; возбуждал солдат; освобождал колодников; подкупил даже священника к чтению пред рядами бунтующих лжекатехизиса, им составленного и взят с оружием в руках».

Михаил Павлович Бестужев-Рюмин, подпоручик (1801(1804)-1826)

Родился в селе Кудрёшки Горбатовского уезда Нижегородской губернии. Отец - надворный советник, городничий г. Горбатова, из дворян.

В 1816 г. семья Бестужевых-Рюминых переехала в Москву. Будущий декабрист получил хорошее домашнее воспитание, поступил юнкером на службу в Кавалергардский полк, а в 1819 году переведен в лейб-гвардии Семеновский полк, где был произведен в подпрапорщики. После восстания в Семеновском полку его переводят в Полтавский пехотный полк, далее он делает военную карьеру: прапорщик, батальонный адъютант, фронтовой адъютант, подпоручик.

Бестужев-Рюмин был одним из руководителей Южного общества, в которое принят в 1823 г. Вместе с С.И. Муравьевым-Апостолом возглавлял Васильковскую управу, являлся участником съездов руководителей Южного общества в Каменке и Киеве, вел переговоры с тайным польским обществом о присоединении к Южному обществу Общества соединенных славян. Возглавил (вместе с С.И. Муравьевым-Апостолом) восстание Черниговского полка.

Арестован на месте восстания с оружием в руках, доставлен в Петербург в цепях из Белой Церкви в Главный штаб, в тот же день переведен в Петропавловскую крепость. Приговорен к повешению.

Из приговора Верховного суда о главных видах преступления: «Имел умысел на Цареубийство; изыскивал к тому средства; сам вызывался на убийство блаженныя памяти ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА и ныне Царствующего ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА; избирал и назначал лица к совершению оного; имел умысел на истребление ИМПЕРАТОРСКОЙ Фамилии, изъявлял оный в самых жестоких выражениях рассеяния праха ; имел умысел на изгнание ИМПЕРАТОРСКОЙ Фамилии и лишения свободы блаженной памяти ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА и сам вызывался на совершение сего последнего злодеяния; участвовал в управлении Южного общества; присоединил к оному Славянское; составлял прокламации и произносил возмутительные речи; участвовал в сочинении лжекатехизиса; возбуждал и приуготовлял к бунту, требуя даже клятвенных обещаний целованием образа; составлял умысел на отторжение Областей от Империи и действовал в исполнении оного; принимал деятельнейшие меры к распространению общества привлечением других; лично действовал в мятеже с готовностию пролития крови; возбуждал Офицеров и солдат к бунту и взят с оружием в руках».

Казнен на кронверке Петропавловской крепости. Похоронен вместе с другими казненными декабристами на о. Голодае.

На месте гибели декабристов поставлен памятник. Под барельефом на памятнике надпись: «На этом месте 13/25 июля 1826 года были казнены декабристы П. Пестель, К. Рылеев, П. Каховский, С. Муравьев-Апостол, М. Бестужев-Рюмин». На другой стороне обелиска высечены стихи А. С. Пушкина:

Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья , .

Муниципальное образовательное учреждение

Могойтуйская средняя общеобразовательная школа №1

Творческий конкурс

«В потомках ваше племя оживет»

Сочинение-рассуждение на тему:

«Что совершили декабристы: подвиг или преступление?»

Выполнила: ученица 11 «б» класса Сафонова Алина

Руководитель: учитель русского языка и литературы

Дылыкова Дарима Дашиевна

П. Могойтуй, 2011г.

Во глубине сибирских руд

Храните гордое терпенье

Не пропадет ваш скорбный труд

И дум высокое стремление…

А. С. Пушкин

14 декабря 1825 года... Сенатская площадь... Декабристы... Каторга... Сибирь...

Невольно задумываешься над вопросами: «Что совершили декабристы: подвиг или преступление? Чем же дороги и почему так близки нам эти люди?»

Собирая материал о декабристах, я случайно наткнулась на статью, в которой утверждали, что подвиг по большому счету совершили те, кто не позволил декабристам осуществить задуманное (и судя по всему совершенно не продуманное). Тем самым Россия была спасена от развала и смогла просуществовать крепкой державой еще много лет. Кстати, во время восстания было убито 1272 человека, но если бы декабристы все-таки добились своего, жертв было бы многократно больше впоследствии, потому что там наверняка нашелся бы свой Сталин…

Давайте вспомним из истории…

Декабристы - это люди действия, которые в своих поступках руководствовались общественными интересами. Они стремились преобразовать Российскую действительность (отменить крепостное право, ограничить или упразднить самодержавие, установить гражданское равноправие и многое другое).

В общем, цель декабристов была преобразить Россию в лучшую сторону, России был нужен настоящий путь к свободе.

Мы знаем, как велико значение декабристов для Сибири.

Вся их деятельность в Сибири была направлена на ускорение социально-экономического, общественно-политического и культурного развития края. Союз декабристов начал создавать в школы, детские сады. Открылись женские школы, они фактически первыми в России положили начало вовлечения женщин в сферу умственного труда. Декабристы первыми приступили к созданию публичных библиотек при начальных училищах, где их ранее не существовало.

Посвятив свою жизнь борьбе за новую Россию, декабристы вместе с тем вписали славные страницы в историю русской культуры.

Нет ни одной области духовной жизни, в которую поколение декабристов не внесло бы свой вклад, где они не проявили бы свое революционное новаторство, свою неуемную страсть к познанию, где не сказывались бы их борьба против консервативных норм, удушающих живую мысль и творческую инициативу.

Говоря об искусстве эпохи декабризма, нельзя не вспомнить о том, что знаменитый художник-медальер Федор Толстой был членом декабристского «Союза благоденствия». Его великолепная, тончайшей работы серия классических медалей в честь 1812 года была художественным выражением патриотических чувств.

Декабристы внесли свой вклад не только в искусство, но и в науку. Николай Тургенев - ученый-экономист, автор большой работы «Опыт теории налогов», подробно рассмотрел налоговую систему, ознакомившись с западноевропейской теоретической мыслью.

Также много географических работ, в частности посвященных Америке, Канаде, оставил декабрист Д. И. Завалишин.

Автором работы о Сибири был Батеньков. Декабрист Н. А.Чижов, участник полярной экспедиции под начальством Литке, составил и опубликовал обстоятельное описание Новой Земли. Муравьев, Муханов, Штейнгель оставили ряд работ по военному делу и военной истории.

Это были высокообразованные люди, они делали все возможное для процветания России.

Неужели из всего вышесказанного можно утверждать, что декабристы совершили преступление, а не подвиг? Конечно, нет.

Декабристы – это мужественные люди! Таких людей как они единицы, не каждый человек во имя процветания страны будет рисковать своей жизнью. Они сделали бы гораздо больше, если бы их прогрессивным начинаниям не противодействовали представители царских властей. Декабристы – это альтруисты, патриоты своей Родины. Именно с них началось освободительное движение в России. Несмотря на прошедшие 185 лет, мы не должны забывать о декабристах, ибо они совершили подвиг достойный памяти и уважения.