Былины алеша попович. Алеша попович едет в киев

Тема: "Былина "Алёша Попович и Тугарин Змеевич."

Цель: познакомить с русской народной сказкой «Алёша Попович и Тугарин Змеевич».

Задачи:

• закреплять знания детей о русских богатырях, доспехах.

развивать умение самостоятельно отвечать на вопросы полным предложением, использовать в
речи прилагательные (определения) и уметь их согласовывать с существительным в нужном
числе, падеже.

Развивать умение выражать в речи свои впечатления, высказывать суждения, оценки.

• развивать эстетические чувства, мышление, память, воображение.

воспитывать уважение к историческому героическому наследию родной страны, гордость за
свою Родину.

Оборудование: картина В.МВаснецова « Богатыри»;картинки доспехов,оружия,костюм
богатыря,лошадка;макеты деревьев,камня;разрезные картинки;видеовикторина.

Ход занятия.

1.Игровой момент.

Воспитателы-Здравствуйте добры молодцы, красны девицы, зовут меня-Василиса премудрая
приглашаю вас в путешествие по сказочному русскому лесу.

Этот лес необычный,живут в нем сказочные герои, а вот какие, вы узнаете отгадав загадки:
Свист соловьиный ,

Взор орлиный
Не зверь, не охотник,

А (Соловей - Разбойник).

Из за сопок и полей
Показался некий зверь.

В ноздри он дьннал огнем.

Ночью стало, словно днем.

Он украл Забаву,

Потащил в дубраву. (Змей Огненный).

2 Основная часть.

Ребята, а кто победил Огненного змея и Соловья - Разбойника? (Богатырь).

Воспитатель : «Прислушайтесь, по-моему, к нам кто-то идёт»

(Въезжает « богатырь»).

Богатыр ь:

«Сильные, могучие
Богатыри на славной Руси!

Не скакать врагам по нашей земле!

Не топтать их коням землю Русскую!

Не затмить им солнце красное!»

Богатырь: «Здравствуйте, услышал я молву людскую и прискакал за помощью к вам. стёрлись на
свитке слова от времени, не прочесть вторую часть пословицы».

Воспитатель: « Давайте поможем Богатырю прочитать пословицы».

«Сам погибай, - а товарища выручай»

«Счастье Родины дороже жизни»

«За правое дело - стой смело»

«Герой умирает один раз, а трус - тысячу»

«Человек без Родины - что соловей без песни»

«Один в поле не воин»

Богатырь: «Спасибо, помогли, а о чём эти пословицы» (О Родине, о славе, о доблести)

• Кто такие богатыри? (Воины, силачи, борцы).
• Какие они - богатыри? (Сильные, смелые, отважные, бесстрашные, храбрые).
• Чем славились богатыри? (Защищали нашу землю от врагов).
• Откуда мы с вами узнали о богатырях? (Из сказок, былин).
• Что такое былина? (Это быль, что было давным-давно).

Какие вы знаете былины? («Илья Муромец и Соловей - разбойник », «Про Добрыню Никитича
Змея Горыныча», «Никита Кожемяка».)

Воспитатель:-ребята,хотите тоже стать богатырями? (хотим).

Фи зминутка

Дружно встали - раз, два, три.
Мы теперь богатыри.

Мы ладонь к глазам приставим,
Ноги крепкие расставим,
Поворачиваясь вправо,
Оглядимся величаво.

И налево надо тоже.

Поглядеть из - под ладошек,

И направо, и еще

Буквой Л расставим ноги.

Точно в танце - руки в боки.
Наклонились влево, вправо.

Получается на славу!

Воспитатель : «Ребята, а вы знаете перед тем, как отправиться в дальний путь, что предстояло
выбрать русскому воину?» (Им предстояло выдрать дорогу, по которой пойти. Они стояли перед
камнем, на котором было написано, куда идти). В нашем сказочном лесу есть такой камень и он
укажет нам путь: направо пойдешь - далеко не уйдешь.

Прямо пойдешь - в чужую группу попадёшь.

налево пойдешь - много интересного узнаешь.

Воспитатель: Дети, куда же пойдем?

Воспитатель: «Ребята, что за чудо-чудное.диво-дивное? Что за картина перед нами предстала?»

(карта на В М. Васнецова «Богатыри»)

Беседа по картине.

• Вспомните, как зовут богатыря, который находится в середине? (Илья Муромец)
• (Самый старший, могучий, опытный богатырь.)
• Почему его называют Илья Муромец? (Потому что он из города Мурома),
• Что вы ещё о нём знаете?
• Какие доспехи защищают Илью Муромца? (Кольчуга, шлем)
• Чем он вооружён 1 ? (В одной руке у него копьё, в другой - палица булатная, с боку щит)
• Расскажите о коне. (Конь чёрного цвета, зовут его Бурушка, он такой же могучий и сильный,
  как его хозяин)
• Кто находится слева от вас? (Добрыня Никитич).
• Что вы можете рассказать о нём? (Он сильный, отважный ...)
• Кто ещё дополнит?
• Какие доспехи защищают Добрыню Никитича? (Кольчуга, шлем)
• Чем он вооружён? (В одной руке он держ ит щит, в другой меч)
• Расскажите о коне. (Конь белого цвета, с белой гривой, он смотрит вдаль, как и его хозяин,
  высматривая врагов)
• Кто изображён справа от вас? (Алёша Попович)
• Почему его так прозвали"?
• Что вы можете рассказать о нём? (Алёша Попович самый молодой богатырь, но такой же

смелый и отважный...) г

• Какие доспехи защищают Алёшу Поповича? (Кольчуга, шлем)
• Чем он вооружён? (Луком и стрелами)
• Что у него весит с боку? (гусли).
• Как вы думаете зачем?
• Расскажите о коне. (Конь гнедой, рыжего цвета, он опустил голову, как будто прислушивается
  к топоту копыт вражеских коней)

Что охраняют богатыри? (Землю русскую и её границы)

• А теперь посмотрите на пейзаж, окружающий богатырей. Опишите его.

(Мы видим холмистые луга, лес, маленькие ёлочки, сосенки, на небе тяжёлые, свинцовые тучи.)

Воспитатель: Верно, вы сказали. Ёлочки и сосенки - родные деревца земли русской, показывают,
что богатыри стоят на родной земле, сторожат её покой. Маленькие деревца подчёркивают силу
богатырей. Глядя на низкие свинцовые тучи создаётся впечатление, что природа насторожилась
вместе с богатырями. В этой картине вся сила и доброта народа ру сского.

Фиши чутка

Богатырь, он вот каков показывают «силача»

Он и силен и здоров.

Он из лука стрелял. имитируют движения

Метко палицу бросал,

На границе стоял.

Зорко, зорко наблюдал.

Подрастаем мы, смотри,

Станем, как богатыри! поднимают руки вверх.

• Сегодня мы познакомимся былиной « Алёша Попович и Тугарин Змеевич.»

Словарная работа по словам. 1. Сажень- расстояние между вытянутыми пальцами раскинутых
(размахнутых) рук : косая сажень- расстояние от пальиев ноги с развёрнутым вбок носком до
копии пальиев руки, вытянутой над головой по диагонали: горнииа- неотапливаемая, чистая
комната в крестьянском жилищеслово горница означает горнее (ср. гора ). то есть высокое
место.

Чтение былины «Алёша Попович и Тугарин Змеевич.»

Видеовикторина по прочитанному.

1 С кем отправился в киев Алёша Попович?

• Илья Муромец,

Тугарин Змеевич.

Яким Иванович.

1. На чём отправился в путь Алёша Попович?

Поехал на коне,

Пошёл пешком,

Поехал на велосипеде.

1. Кто встречал Алёшу Поповича в княжеском дворе?

Князь Владимир с княгиней,

Соловей -Разбойник,

Тугарин Змеевич.

1. Кто сел за стол рядом с князем и княгиней?

Алёша Попович,

Яким Иванович.

Тугарин Змеевич.

1. Какое блюдо Тугарин проглотил первым?

Жареную картошку,

Жареную лебедь,

Жареную рыбу.

1. С помощью чего Алёша Попович победил Тугарина Змеевича?

Копья,

Меча.

Булавы.

Малоподвижная игра «Собери доспехи богатыря». Подписи к слайдам:

Алёша Попович и Тугарин Змеевич Презентацию подготовила Попова Оксана Юрьевна

Словарная работа: Сажень

Словарная работа: горница

Викторина по былине “ алеша попович и тугарин змей ”

На чем отправился в путь Алеша попович? 1.На коне 2.Пошел пешком 3.На велосипеде

С кем поехал алеша попович в киев? 1.Ильей Муромцем 2.Никитой Кожемякой 3.Якимом Ивановичем

Кто встретил алешу поповича и якима ивановича в княжеском дворе? 1.Князь Владимир с Княгиней 2.Тугарин Змеевич 3.Соловей Разбойник

Кто сел рядом с князем и княгиней за стоЛ? 1.Яким Иванович 2.Тугарин Змеевич 3.Алеша Попович

Какое угощение тугарин змеевич проглотил первым? 1.Жареную картошку 2.Жареного лебедя 3.Жареную рыбу

С помощью чего Алеша попович победил тугарина змеевича? 1.Меча 2.Булавы 3.Копья

Из славного Ростова красна города
Как два ясные сокола вылетывали -
Выезжали два могучие богатыря:
Что по имени Алешенька Попович млад
А со молодым Якимом Ивановичем.
Они ездят, богатыри, плечо о плечо,
Стремено в стремено богатырское.
Они ездили-гуляли по чисту полю,
Ничего они в чистом поле не наезживали,
Не видели они птицы перелетныя,
Не видали они зверя рыскучего.
Только в чистом поле наехали -
Лежат три дороги широкие,
Промежу тех дорог лежит горюч камень,
А на камени подпись подписана.

Взговорит Алеша Попович млад:
- А и ты, братец Яким Иванович,
В грамоте поученый человек,
Посмотри на камени подписи,
Что на камени подписано.

И скочил Яким со добра коня,
Посмотрел на камени подписи
Расписаны дороги широкие
Первая дорога в Муром лежит,
Другая дорога - в Чернигов-град.
Третья - ко городу ко Киеву,
Ко ласкову князю Владимиру.
Говорил тут Яким Иванович:
- А и братец Алеша Попович млад,
Которой дорогой изволишь ехать?

- Лучше нам ехать ко городу ко Киеву,
Ко ласковому князю Владимиру -
В те поры поворотили добрых коней
И поехали они ко городу ко Киеву...

А и будут они в городе Киеве
На княженецком дворе,
Скочили со добрых коней,
Привязали к дубовым столбам,
Пошли во светлы гридни,
Молятся спасову образу
И бьют челом, поклоняются
Князю Владимиру и княгине Апраксеевне
И на все четыре стороны.

Говорил им ласковый Владимир-князь:
- Гой вы еси*, добры молодцы!
Скажитеся, как вас по имени зовут -
А по имени вам можно место дать,
По изотчеству можно пожаловать.
Говорит тут Алеша Попович млад:
- Меня, государь, зовут Алешею Поповичем,
Из города Ростова, сын старого попа соборного.

В те поры Владимир-князь обрадовался,
Говорил таковы слова:

По отечеству садися в большое место, в передний уголок
В другое место богатырское,
В дубову скамью против меня,
В третье место, куда сам захошь.

Не садился Алеша в место большее
И не садился в дубову скамью -
Сел он со своим товарищем на палатный брус.

Мало время позамешкавши,
Несут Тугарина Змеевича
На той доске красна золота
Двенадцать могучих богатырей,
Сажали в место большее,
И подле него сидела княгиня Апраксеевна.
Тут повары были догадливы -
Понесли яства сахарные ипитья медвяные,
А питья все заморские,
Стали тут пить-есть, прохлаждатися.
А Тугарин Змеевич нечестно хлеба ест,
По целой ковриге за щеку мечет -
Те ковриги монастырские,
И нечестно Тугарин питья пьёт -
По целой чаше охлёстывает,
Которая чаша в полтретья ведра.

И говорит в те поры Алеша Попович млад:
- Гой еси ты, ласковый государь Владимир-князь!
Что у тебя за болван пришел?
Что за дурак неотесанный?
Нечестно у князя за столом сидит,
Княгиню он, собака, целует во уста сахарные,
Тебе, князю, насмехается.
А у моего сударя-батюшки
Была собачища старая,
Насилу по подстолью таскалася,
И костью та собака подавилася -
Взял ее за хвост, да под гору махнул.
От меня Тугарину то же будет!-
Тугарин почернел, как осенняя ночь,
Алеша Попович стал как светел месяц.

И опять в те поры повары были догадливы -
Носят яства сахарные и принесли лебедушку белую,
И ту рушала княгиня лебедь белую**,
Обрезала рученьку левую,
Завернула рукавцем, под стол опустила,
Говорила таковы слова:
- Гой еси вы, княгини-боярыни!
Либо мне резать лебедь белую,
Либо смотреть на мил живот,
На молода Тугарина Змеевича!
Он, взявши, Тугарин, лебедь белую,
Всю вдруг проглотил,
Еще ту ковригу монастырскую.

Говорит Алеша на палатном брусу:
- Гой еси, ласковый государь Владимир-князь!
Что у тебя за болван сидит?
Что за дурак неотёсанный?
Нечестно за столом сидит,
Нечестно хлеба с солью ест -
По целой ковриге за щеку мечет
И целу лебёдушку вдруг проглотил.
У моего сударя-батюшки,
Фёдора, попа ростовского,
Была коровища старая,
Насилу по двору таскалася,
Забиласяна поварню к поварам,
Выпила чан браги пресныя,
От того она и лопнула.
Взял за хвост, да под гору махнул.
От меня Тугарину то же будет!

Тугарин потемнел, как осенняя ночь,
Выдернул кинжалище булатное,
Бросил в Алешу Поповича.
Алеша на то-то верток был,
Не мог Тугарин попасть в него.
Подхватил кинжалище Яким Иванович,
Говорил Алеше Поповичу:
- Сам ли бросаешь в него или мне велишь?
- Нет, я сам не бросаю и тебе не велю!
Заутра с ним переведаюсь.
Бьюсь я с ним о велик заклад -
Не о ста рублях, не о тысяче,
А бьюсь о своей буйной голове.-
В те поры князья и бояра
Скочили на резвы ноги
И все за Тугарина поруки держат:
Князья кладут по сто рублей,
Бояре по пятьдесят, крестьяне по пяти рублей;
Тут же случилися гости купеческие -
Три корабля свои подписывают
Под Тугарина Змеевича,
Всякие товары заморские,
Которы стоят на быстром Днепре.
А за Алешу подписывал владыка черниговский.

В те поры Тугарин взвился и вон ушел,
Садился на своего добра коня,
Поднялся на бумажных крыльях по поднебесью летать
Скочила княгиня Апраксеевна на резвы ноги,
Стала пенять Алеше Поповичу:
- Деревенщина ты, засельщина!
Не дал посидеть другу милому!

В те поры Алеша не слушался,
Взвился с товарищем и вон пошел,
Садилися на добрых коней,
Поехали ко Сафат-реке,
Поставили белы шатры,
Стали опочив держать,
Коней отпустили в зелены луга.
Тут Алеша всю ночь не спал,
Молился богу со слезами:
- Создай, боже,тучу грозную,
А й тучу-то с градом-дождя!
Алешины молитвы доходчивы -
Дает господь бог тучу с градом-дождя.
Замочило Тугарину крылья бумажные,
Падает Тугарин, как собака, на сыру землю.
Приходил Яким Иванович,
Сказал Алеше Поповичу,
Что видел Тугарина на сырой земле.

И скоро Алеша наряжается,
Садился на добра коня,
Взял одну сабельку острую
И поехал к Тугарину Змеевичу.

Увидел Тугарин Змеевич Алешу Поповича,
Заревел зычным голосом:
- Гой еси, Алеша Попович млад!
Хошь ли, я тебя огнем спалю,
Хошь ли, Алеша, конем стопчу,
Али тебя, Алеша, копьем заколю?

Говорил ему Алеша Попович млад:
- Гой ты еси, Тугарин Змеевич млад.
Бился ты со мной о велик заклад
Биться-драться един на един,
А за тобою ноне силы - сметы нет.-
Оглянется Тугарин назад себя -
В те поры Алеша подскочил, ему голову срубил.
И пала голова на сыру землю, как пивной котел.

Алеша скочил со добра коня,
Отвязал чембур от добра коня,
И проколол уши у головы Тугарина Змеевича,
И привязал к добру коню,
Ипривез в Киев-град на княженецкий двор,
Бросил середи двора княженецкого.

И увидел Алешу Владимир-князь,
Повел во светлы гридни,
Сажал за убраны столы;
Тут для Алеши и стол пошел.

Сколько время покушавши,
Говорил Владимир-князь:
- Гой еси, Алеша Попович млад!
Час ты мне свет дал.
Пожалуй, ты живи в Киеве,
Служи мне, князю Владимиру,
Долюби тебя пожалую.

В те поры Алеша Попович млад
Князя не ослушался,
Стал служить верой и правдою.
А княгиня говорила Алеше Поповичу:
- Деревенщина ты, засельщина!
Разлучил меня с другом милыим,
С молодым Змеем Тугаретином!..

То старина, то и деяние.

* - Гой вы еси - пожелание здоровья, приветствие, приблизитель-но соответствующее сегодняшнему "Будьте здоровы". Гой - от слова "гоить"- исцелять, живить, ухаживать.
** - Рушала княгиня лебедь белую - делила жареную лебедь.

Былины для младших классов (в пересказе А. Н. Нечаева)

Былина «Илья Муромец»

Болезнь и исцеление Ильи Муромца

Возле города Мурома, в пригородном селе Карачарове у крестьянина Ивана Тимофеевича да у жены его Ефросиньи Поликарповны родился долгожданный сын. Немолодые родители рады- радехоньки. Собрали на крестины гостей со всех волостей, раздернули столы и завели угощенье — почестей пир. Назвали сына Ильей. Илья, сын Иванович. Растет Илья не по дням, а по часам, будто тесто на опаре подымается. Глядят на сына престарелые родители, радуются, беды-невзгоды не чувствуют. А беда нежданно-негаданно к ним пришла. Отнялись у Ильи ноги резвые, и парень- крепыш ходить перестал. Сиднем в избе сидит. Горюют родители, печалятся, на убогого сына глядят, слезами обливаются. Да чего станешь делать? Ни колдуны-ведуны, ни знахари недуга излечить не могут. Так год минул и другой прошел. Время быстро идет, как река течет. Тридцать лет да еще три года недвижимо Илья в избе просидел.

В весеннюю пору ушли спозаранку родители пал палить, пенья-коренья корчевать, землю под новую пашню готовить, а Илья на лавке дубовой сидит, дом сторожит, как и раньше.

Вдруг: стук-бряк. Что такое? Выглянул во двор, а там три старика — калики перехожие стоят, клюками в стену постукивают:

— Притомились мы в пути-дороге, и жажда нас томит, а люди сказывали, есть у вас в погребе брага пенная, холодная. Принеси-ка, Илеюшка, той браги нам жажду утолить да и сам на здоровье испей!

— Есть у нас брага в погребе, да сходить-то некому. Недужный я, недвижимый. Резвы ноги меня не слушают, и я сиднем сижу тридцать три года, — отвечает Илья.

— А ты встань, Илья, не раздумывай, — калики говорят.

Сторожко Илья приподнялся на ноги и диву дался: ноги его слушаются. Шаг шагнул и другой шагнул... А потом схватил ендову полуведерную и скорым-скоро нацедил в погребе браги. Вынес ендову на крыльцо и сам себе не верит: «Неужто я, как все люди, стал ногами владеть?»

Пригубили калики перехожие из той ендовы и говорят:

— А теперь, Илеюшка, сам испей!

Испил Илья браги и почувствовал, как сила в нем наливается.

— Пей, молодец, еще, — говорят ему странники.

Приложился к ендове Илья другой раз. Спрашивают калики перехожие:

— Чуешь ли, Илья, перемену в себе?

— Чую я в себе силу несметную, — отвечает Илья. — Такая ли во мне теперь сила-могучесть, что, коли был бы столб крепко вбитый, ухватился бы за этот столб и перевернул бы землю-матушку. Вот какой силой налился я!

Глянули калики друг на друга и промолвили:

— Испей, Илеюшка, третий раз!

Выпил Илья браги третий глоток. Спрашивают странники:

— Чуешь ли какую перемену в себе?

— Чую, силушки у меня стало вполовинуш- ку! — отвечал Илья Иванович.

— Коли не убавилось бы у тебя силы, — говорят ему странники, — не смогла бы тебя носить мать сыра земля, как не может она носить Святогора-богатыря. А и той силы, что есть, достанет с тебя. Станешь ты самым могучим богатырем на Руси, и в бою тебе смерть не писана. Купи у первого, кого завтра встретишь на торжище, косматенького неражего жеребеночка, и будет у тебя верный богатырский конь. Припаси по своей силе снаряженье богатырское и служи народу русскому верой и правдой.

Попрощались с Ильей калики перехожие и скрылись из глаз, будто их и не было.

А Илья поспешает родителей порадовать. По рассказам знал, где работают. Старики пал спалили да и притомилися, легли отдохнуть. Сын будить, тревожить отца с матерью не стал. Все пенья-коренья сам повыворотил да в сторону перетаскал, землю разрыхлил, хоть сейчас паши да сей. Пробудились Иван с Ефросиньей и глазам не верят. «В одночасье наш пал от кореньев, от пеньев очистился, стал гладкий, ровный, хоть яйцо кати. А нам бы той работы на неделю стало!» И пуще того удивились, когда сына Илью увидели: стоит перед ними добрый молодец, улыбается. Статный, дородный, светлорадостный. Смеются и плачут мать с отцом.

— Вот-то радость нам, утешение! Поправился наш ясен сокол Илеюшка! Теперь есть кому нашу старость призреть!

Рассказал Илья Иванович про исцеление, низко родителям поклонился и вымолвил:

— Благословите, батюшка с матушкой, меня богатырскую службу нести! Поеду я в стольный Киев-град, а потом на заставу богатырскую нашу землю оборонять.

Услышали старики такую речь, опечалились, пригорюнились. А потом сказал Иван Тимофеевич:

— Не судьба, видно, нам глядеть на тебя да радоваться, коли выбрал ты себе долю воина, а не крестьянскую. Нелегко нам расставаться с тобой, да делать нечего. На хорошие дела, на службу народу верную мы с матерью даем тебе благословение, чтоб служил, не кривил душой!

На другое утро раным-рано купил Илья жеребенка, недолетка косматого, и принялся его выхаживать. Припас все доспехи богатырские, всю тяжелую работу по хозяйству переделал.

А неражий косматый жеребеночек той порой вырос, стал могучим богатырским конем.

Оседлал Илья добра коня, снарядился сам в доспехи богатырские, распростился с отцом, с матерью и уехал из родного села Карачарова.

Илья Муромец и Соловей-разбойник

Раным-рано выехал Илья из Мурома, и хотелось ему к обеду попасть в стольный Киев-град. Его резвый конь поскакивает чуть пониже облака ходячего, повыше лесу стоячего. И скорым-скоро подъехал богатырь ко городу Чернигову. А под Черниговом стоит вражья сила несметная. Ни пешему проходу, ни конному проезду нет. Вражьи полчища ко крепостным стенам подбираются, помышляют Чернигов полонить-разорить. Подъехал Илья к несметной рати и принялся бить насильников-захватчиков, как траву косить. И мечом, и копьем, и тяжелой палицей, а конь богатырский топчет врагов. И вскорости прибил, притоптал ту силу вражью, великую.

Отворялись ворота в крепостной стене, выходили черниговцы, богатырю низко кланялись и звали его воеводой в Чернигов-град.

— За честь вам, мужики-черниговцы, спасибо, да не с руки мне воеводой сидеть в Чернигове, — отвечал Илья Муромец. — Тороплюсь я в стольный Киев-град. Укажите мне дорогу прямоезжую!

— Избавитель ты наш, славный русский богатырь, заросла, замуравела прямоезжая дорога в Киев-град. Окольным путем теперь ходят пешие и ездят конные. Возле Черной Грязи, у реки Смородинки, поселился Соловей-разбойник, Одихмантьев сын. Сидит разбойник на двенадцати дубах. Свищет злодей по-соловьему, кричит по-звериному, и от посвиста соловьего да от крика звериного трава-мурава пожухла вся, лазоревые цветы осыпаются, темные леса к земле клонятся, а люди замертво лежат! Не езди той дорогой, славный богатырь!

Не послушал Илья черниговцев, поехал дорогой прямоезжею. Подъезжает он к речке Смородинке да ко Грязи Черной.

Приметил его Соловей-разбойник и стал свистать по-соловьему, закричал по-звериному, зашипел злодей по-змеиному. Пожухла трава, цветы осыпались, деревья к земле приклонились, конь под Ильей спотыкаться стал.

Рассердился богатырь, замахнулся на коня плеткой шелковой.

— Что ты, волчья сыть, травяной мешок, спотыкаться стал? Не слыхал, видно, посвисту соловьего, шипу змеиного да крику звериного?

Сам схватил тугой лук разрывчатый и стрелял в Соловья-разбойника, поранил правый глаз да руку правую чудовища, и упал злодей на землю. Приторочил богатырь разбойника к седельной луке и повез Соловья по чисту полю мимо логова соловьего. Увидали сыновья да дочери, как везут отца, привязана к седельной луке, схватили мечи да рогатины, побежали Соловья-разбойника выручать. А Илья их разметал, раскидал и не мешкая стал свой путь продолжать.

Приехал Илья в стольный Киев-град, на широкий двор княжеский. А славный князь Владимир Красно Солнышко с князьями подколенными, с боярами почетными да с богатырями могучими только что садились за обеденный стол.

Илья поставил коня посреди двора, сам вошел в палату столовую. Он крест клал по-писаному, поклонился на четыре стороны по-ученому, а самому князю великому — во особицу.

Стал князь Владимир выспрашивать:

— Ты откуда, добрый молодец, как тебя по имени зовут, величают по отчеству?

— Я из города Мурома, из пригородного села Карачарова, Илья Муромец.

— Давно ли, добрый молодец, ты выехал из Мурома?

— Рано утром выехал из Мурома, — отвечал Илья, — хотел было к обедне поспеть в Киев-град, да в дороге, в пути призамешкался. А ехал я дорогой прямоезжею мимо города Чернигова, мимо речки Смородинки да Черной Грязи.

Насупился князь, нахмурился, глянул недобро:

— Ты, мужик-деревенщина, в глаза над нами насмехаешься! Под Черниговом стоит вражья рать — сила несметная, и ни пешему, ни конному там ни проходу, ни проезду нет. А от Чернигова до Киева прямоезжая дорога давно заросла, замуравела. Возле речки Смородинки да Черной Грязи сидит на двенадцати дубах разбойник Соловей, Одихмантьев сын, и не пропускает ни пешего, ни конного. Там и птице-соколу не пролететь!

Отвечает на те слова Илья Муромец:

— Под Черниговом вражье войско все побито-повоевано лежит, а Соловей-разбойник на твоем дворе пораненный, к седлу притороченный.

Из-за стола князь Владимир выскочил, накинул кунью шубу на одно плечо, шапку соболью на одно ушко и выбежал на красное крыльцо.

Увидел Соловья-разбойника, к седельной луке притороченного:

— Засвищи-ка, Соловей, по-соловьему, закричи-ка, собака, по-звериному, зашипи, разбойник, по-змеиному!

— Не ты меня, князь, полонил, победил. Победил, полонил меня Илья Муромец. И никого, кроме него, я не послушаюсь.

— Прикажи, Илья Муромец, — говорит князь Владимир, — засвистать, закричать, зашипеть Соловью!

Приказал Илья Муромец:

— Засвищи, Соловей, во полсвиста соловьего, закричи во полкрика звериного, зашипи во полшипа змеиного!

— От раны кровавой, — Соловей говорит, — мой рот пересох. Ты вели налить мне чару зелена вина, не малую чару — в полтора ведра, и тогда я потешу князя Владимира.

Поднесли Соловью-разбойнику чару зелена вина. Принимал злодей чару одной рукой, выпивал чару за единый дух.

После того засвистал в полный свист по-соловьему, закричал в полный крик по-звериному, зашипел в полный шип по-змеиному. Тут маковки на теремах покривилися, а околенки в теремах рассыпались, все люди, кто был на дворе, замертво лежат. Владимир-князь стольнокиевский куньей шубой укрывается да окарачь ползет.

Рассердился Илья Муромец. Он садился на добра коня, вывез Соловья-разбойника во чисто поле:

— Тебе полно, злодей, людей губить! — И отрубил Соловью буйну голову.

Столько Соловей-разбойник и на свете жил. На том сказ о нем и окончился.

Илья Муромец и Идолище поганое

Уехал как-то раз Илья Муромец далеко от Киева в чистое поле, в широкое раздолье. Настрелял там гусей, лебедей да серых уточек. Повстречался ему в пути старчище Иванище — калика перехожий. Спрашивает Илья:

— Давно ли ты из Киева?

— Недавно я был в Киеве. Там беду бедует князь Владимир со Апраксией. Богатырей в городе не случилось, и приехал Идолище поганое. Ростом как сенная копна, глазищи как чашищи, в плечах косая сажень. Сидит в княжеских палатах, угощается, на князя с княгиней покрикивает: «То подай да это принеси!» И оборонить их некому.

— Ох ты, старчище Иванище, — говорит Илья Муромец, — ведь ты дороднее да сильнее меня, только смелости да ухватки нет у тебя! Ты снимай платье каличье, поменяемся на время мы одежею.

Наряжался Илья в платье каличье, пришел в Киев на княжий двор и вскричал громким голосом:

— Подай, князь, милостыньку калике перехожему!

— Чего горлопанишь, нищехлибина?! Зайди в столовую горницу. Мне охота с тобой перемолвиться! — закричал в окно Идолище поганое.

Вошел богатырь в горницу, стал у притолоки. Князь и княгиня не узнали его. А Идолище, развалясь, за столом сидит, усмехается:

— Видал ли ты, калика, богатыря Илюшку Муромца? Он ростом, дородством каков? Помногу ли ест и пьет?

— Ростом, дородством Илья Муромец совсем как я. Хлеба ест он по калачику в день. Зелена вина, пива стоялого выпивает по чарочке в день, тем и сыт бывает.

— Какой же он богатырь? — засмеялся Идолище, ощерился. — Вот я богатырь — за раз съедаю жареного быка-трехлетка, по бочке зелена вина выпиваю. Встречу Илейку, русского богатыря, на ладонь его положу, другой прихлопну, и останется от него грязь да вода!

На ту похвальбу отвечает калика перехожий:

— У нашего попа тоже была свинья обжористая. Много ела, пила, покуда ее не разорвало.

Не слюбились те речи Идолищу. Метнул он аршинный булатный нож, а Илья Муромец увертлив был, уклонился от ножа.

Воткнулся нож в ободверину, ободверина с треском в сени вылетела. Тут Илья Муромец в лапоточках да в платье каличьем ухватил Идолища поганого, подымал его выше головы и бросал хвастуна-насильника о кирпичный пол.

Столько Идолище и жив бывал. А могучему русскому богатырю славу поют век по веку.

Илья Муромец и Калин-царь

Завел князь Владимир почестей пир и не позвал Илью Муромца. Богатырь на князя обиделся; выходил он на улицу, тугой лук натягивал, стал стрелять по церковным маковкам серебряным, по крестам золоченым и кричал мужикам киевским:

— Собирайте кресты золоченые и серебряные церковные маковки, несите в кружало — в питейный дом. Заведем свой пир-столованье на всех мужиков киевских!

Князь Владимир стольно-киевский разгневался, приказал посадить Илью Муромца в глубокий погреб на три года.

А дочь Владимира велела сделать ключи от погреба и потайно от князя приказала кормить, поить славного богатыря, послала ему перины мягкие, подушки пуховые.

Много ли, мало ли прошло времени, прискакал в Киев гонец от царя Калина. Он настежь двери размахивал, без спросу вбегал в княжий терем, кидал Владимиру грамоту посыльную. А в грамоте написано: «Я велю тебе, князь Владимир, скоро- наскоро очистить улицы стрелецкие и большие дворы княженецкие да наставить по всем улицам и переулкам пива пенного, медов стоялых да зелена вина, чтобы было чем моему войску угощаться в Киеве. А не исполнишь приказа — пеняй на себя. Русь я огнем покачу, Киев-город в разор разорю и тебя со княгиней смерти предам. Сроку даю три дня».

Прочитал князь Владимир грамоту, затужил, запечалился.

Ходит по горнице, ронит слезы горючие, шелковым платком утирается:

— Ох, зачем я посадил Илью Муромца в погреб глубокий да приказал тот погреб засыпать желтым песком! Поди, нет теперь в живых нашего защитника? И других богатырей в Киеве нет теперь. И некому постоять за веру, за землю Русскую, некому стоять за стольный град, оборонить меня со княгиней да с дочерью!

— Батюшка-князь стольно-киевский, не вели меня казнить, позволь слово вымолвить, — проговорила дочь Владимира. — Жив-здоров наш Илья Муромец. Я тайком от тебя поила, кормила его, обихаживала. Ты прости меня, дочь самовольную!

— Умница ты, разумница, — похвалил дочь Владимир-князь.

Схватил ключ от погреба и сам побежал за Ильей Муромцем. Приводил его в палаты белокаменные, обнимал, целовал богатыря, угощал яствами сахарными, поил сладкими винами заморскими, говорил таковы слова:

— Не серчай, Илья Муромец! Пусть, что было между нами, быльем порастет. Пристигла нас беда-невзгода. Подошел к стольному городу Киеву собака Калин-царь, привел полчища несметные. Грозится Русь разорить, огнем покатить, Киев- город разорить, всех киевлян в полон полонить, а богатырей нынче нет никого. Все на заставах стоят да в разъезды разъехались. На одного тебя вся надежда у меня, славный богатырь Илья Муромец!

Некогда Илье Муромцу прохлаждаться, угощаться за княжеским столом. Он скорым-скоро на свой двор пошел. Первым делом проведал своего коня вещего. Конь, сытый, гладкий, ухоженный, радостно заржал, когда увидел хозяина.

Паробку своему Илья Муромец сказал:

— Спасибо тебе, что холил коня, обихаживал!

И стал коня заседлывать. Сперва накладывал потничек, а на потничек накладывал войлочек, на войлочек седло черкасское недержаное. Подтягивал двенадцать подпругов шелковых со шпенёчками булатными, с пряжками красна золота, не для красы, для угожества, ради крепости богатырской: шелковые подпруги тянутся, не рвутся, булат гнется, не ломается, а пряжки красного золота не ржавеют. Снаряжался и сам Илья в боевые доспехи богатырские. Палица при нем булатная, копье долгомерное, подпоясывал меч боевой, прихватил шалыгу подорожную и выехал во чисто поле. Видит, силы басурманской под Киевом многое множество. От крика людского да от ржания лошадиного унывает сердце человеческое. Куда ни посмотришь, нигде конца-краю силы-полчищ вражеских не видать.

Повыехал Илья Муромец, поднялся на высокий холм, посмотрел он в сторону восточную и увидал далеко-далече во чистом поле шатры бело- полотняные. Он направлял туда, понужал коня, приговаривал: «Видно, там стоят наши русские богатыри, о напасти-беде они не ведают».

И в скором времени подъехал к шатрам бело- полотняным, зашел в шатер набольшего* богатыря Самсона Самойловича, своего крестного. А богатыри в ту пору обедали.

Проговорил Илья Муромец:

— Хлеб да соль, богатыри святорусские!

Отвечал Самсон Самойлович:

— А поди-ка, пожалуй, наш славный богатырь Илья Муромец! Садись с нами пообедать, хлеба-соли отведать!

Тут вставали богатыри на резвы ноги, с Ильей Муромцем здоровались, обнимали его, троекратно целовали, за стол приглашали.

— Спасибо, братья крестовые. Не обедать я приехал, а привез вести нерадостные, печальные, — вымолвил Илья Муромец. — Стоит под Киевом рать-сила несметная. Грозится собака Калин-царь наш стольный город взять да спалить, киевских мужиков всех повырубить, жен« дочерей во полон угнать, церкви разорить, князя Владимира со Апраксией-княгиней злой смерти предать. И приехал к вам звать с ворогами ратиться!

На те речи отвечали богатыри:

— Не станем мы, Илья Муромец, коней седлать, не поедем мы биться-ратиться за князя Владимира да за княгиню Апраксию. У них много ближних князей да бояр. Великий князь стольно-киевский поит-кормит их и жалует, а нам нет ничего от Владимира со Апраксией Королевичной. Не уговаривай ты нас, Илья Муромец!

Не по нраву Илье Муромцу те речи пришлись. Он сел на своего добра коня и подъехал к полчищам вражеским. Стал силу врагов конем топтать, копьем колоть, мечом рубить да бить шалыгой подорожною. Бьет-поражает без устали. А конь богатырский под ним заговорил языком человеческим:

— Не побить тебе, Илья Муромец, силы вражеской. Есть у царя Калина могучие богатыри и поляницы удалые, а в чистом поле вырыты подкопы глубокие. Как просядем мы в подкопы — из первого подкопа я выскочу и из другого подкопа повыскочу и тебя, Илья, вынесу, а из третьего подкопа я хоть выскочу, а тебя мне не вынести.

Те речи Илье не слюбилися. Поднял он плетку шелковую, стал бить коня по крутым бедрам, приговаривать:

— Ах ты собачище изменное, волчье мясо, травяной мешок! Я кормлю, пою тебя, обихаживаю, а ты хочешь меня погубить!

И тут просел конь с Ильей в первый подкоп. Оттуда верный конь выскочил, богатыря вынес на себе. И опять принялся богатырь вражью силу бить, как траву косить. И в другой раз просел конь с Ильей во глубокий подкоп. И из этого подкопа резвый конь вынес богатыря.

Бьет Илья Муромец басурман, приговаривает:

— Сами не ходите и своим детям-внукам закажите ходить воевать на Русь Великую веки-повеки.

В ту пору просели они с конем в третий глубокий подкоп. Его верный конь из подкопа выскочил, а Илью Муромца вынести не мог. Набежали враги коня ловить, да не дался верный конь, ускакал он далеко во чистое поле. Тогда десятки богатырей, сотни воинов напали в подкопе на Илью Муромца, связали, сковали ему руки-ноги и привели в шатер к царю Калину. Встретил его Калин-царь ласково-приветливо, приказал развязать-расковать богатыря:

— Садись-ка, Илья Муромец, со мной, царем Калином, за единый стол, ешь, чего душа пожелает, пей мои питьица медвяные. Я дам тебе одежу драгоценную, дам, сколь надобно, золотой казны. Не служи ты князю Владимиру, а служи мне, царю Калину, и будешь ты моим ближним князем-боярином!

Взглянул Илья Муромец на царя Калина, усмехнулся недобро и вымолвил:

— Не сяду я с тобой за единый стол, не буду есть твоих кушаньев, не стану пить твоих питьев медвяных, не надо мне одежи драгоценной, не надобно и бессчетной золотой казны. Я не стану служить тебе — собаке царю Калину! А и впредь буду верой и правдой защищать, оборонять Русь Великую, стоять за стольный Киев-град, за свой народ да за князя Владимира. И еще тебе скажу: глупый же ты, собака Калин-царь, коли мнишь на Руси найти изменников-перебежчиков!

Размахнул настежь дверь-занавесь ковровую да прочь из шатра выскочил. А там стражники, охранники царские тучей навалились на Илью

Муромца: кто с оковами, кто с веревками — ладятся связать безоружного.

Да не тут-то было! Поднатужился могучий богатырь, под напружился: раскидал-разметал басурман и проскочил сквозь вражью силу-рать в чистое поле, в широкое раздолье.

Свистнул посвистом богатырским, и, откуда ни возьмись, прибежал его верный конь с доспехами, со снаряжением.

Выехал Илья Муромец на высокий холм, натянул лук тугой и послал калёну стрелу, сам приговаривал: «Ты лети, калёна стрела, во бел шатер, пади, стрела, на белу грудь моему крестному, проскользни да сделай малую царапинку. Он поймет: одному мне в бою худо можется». Угодила стрела в Самсонов шатер. Самсон-богатырь пробудился, вскочил на резвы ноги и крикнул громким голосом:

— Вставайте, богатыри могучие русские! Прилетела от крестника калёна стрела — весть нерадостная: понадобилась ему подмога в бою с сарацинами. Понапрасну он бы стрелу не послал. Вы седлайте не мешкая добрых коней, и поедем мы биться не ради князя Владимира, а ради народа русского, на выручку славному Илье Муромцу!

В скором времени прискакали на подмогу двенадцать богатырей, а Илья Муромец с ними во тринадцатых. Накинулись они на полчища вражеские, прибили, притоптали конями всю несметную силу, самого царя Калина во полон взяли, привезли в палаты князя Владимира. И возговорил Калин-царь:

— Не казни меня, князь Владимир стольно-киевский, я буду тебе дань платить и закажу своим детям, внукам и правнукам веки вечные на Русь с мечом не ходить, а с вами в мире жить. В том мы подпишем грамоту.

Тут старина-былина и окончилась.

Три поездки Ильи Муромца

По чистому полю, по широкому раздолью ехал старый казак Илья Муромец и наехал на развилку трех дорог. На развилке горюч-камень лежит, а на камне надпись написана: «Если прямо ехать — убиту быть, направо ехать — женату быть, а налево ехать — богатому стать». Прочитал Илья надпись и призадумался:

— Мне, старому, в бою смерть не писана. Дай поеду, где убиту быть.

Долго ли, коротко ли ехал он, выскочили на дорогу воры-разбойники. Три сотни татей - подорожников. Горланят, шалыгами размахивают:

— Убьем старика да ограбим!

— Глупые люди, — говорит Илья Муромец, — не убив медведя, шкуру делите!

И напустил на них своего коня верного. Сам копьем колол и мечом разил, и всех разогнал душегубов-разбойников.

Воротился на развилку и стер надпись: «Если прямо ехать — убиту быть». Постоял возле камня и повернул коня направо:

— Незачем мне, старому, женату быть, а поеду, погляжу, как люди женятся.

Ехал час либо два и наехал на палаты белокаменные.

Выбегала навстречу красна девица-душа. Брала Илью Муромца за руки, провела в столовую горницу. Кормила-поила богатыря, улещала:

— После хлеба-соли ступай опочив держать. В дороге небось умаялся! — Провела в особый покой, указала на перину пуховую.

А Илья, он смекалист, сноровист был, заприметил неладное. Кинул девицу-красу на перину, а кровать повернулась, опрокинулась, и провалилась хозяйка в подземелье глубокое. Выбежал Илья Муромец из палат во двор, разыскал подземелье то глубокое, двери выломал и выпустил на белый свет сорок пленников, женихов незадачливых, а хозяйку — красну девицу в тюрьму подземную запер крепко-накрепко. После того приехал на развилку и другую надпись стер. И новую надпись написал на камени: «Две дорожки очищены старым казаком Ильей Муромцем».

— В третью сторону не поеду я. Зачем мне, старому, одинокому, богатым быть? Пусть кому-нибудь молодому богатство достанется.

Повернул коня старый казак Илья Муромец и поехал в стольный Киев-град нести службу ратную, биться с ворогами, стоять за Русь Великую да за русский народ!

На том сказ о славном, могучем богатыре Илье Муромце и окончился.

Былина «Добрыня Никитич»

Добрыня

Возьму гусли звонкие, яровчатые да настрою гусли на старинный лад, заведу старину стародавнюю, бывальщину о деяньях славнорусского богатыря Добрыни Никитича. В славном городе было, во Рязани, жил муж честной Никита Романович со своей верной женой Афимьей Александровной. И на радость отцу с матерью у них рос-подрастал единый сын, молодешенький Добрыня Никитич.

Вот жил Никита Романович девяносто лет, жил-поживал да и преставился. Овдовела Афимья Александровна, сиротой остался Добрыня шести годов. А семи годов посадила сына Афимья Александровна грамоту учить.

И скорым-скоро грамота ему на пользу пошла: научился Добрыня бойко книги читать и орлиным пером того бойчее владеть.

А двенадцати годов он на гуслях играл. На гуслях играл, песни складывал.

Честная вдова Афимья Александровна на сына глядит, не нарадуется. Растет Добрыня в плечах широк, тонок в поясе, брови черные вразлет соболиные, глаза зоркие соколиные, кудри русые вьются кольцами, рассыпаются, с лица бел да румян, ровно маков цвет, а силой да ухваткой ему равных нет, и сам ласковый, обходительный.

Добрыня и Змей

Вырос Добрыня до полного возраста. Пробудились в нем ухватки богатырские. Стал Добрыня Никитич на добром коне в чисто поле поезживать да змеев резвым конем потаптывать.

Говорила ему родна матушка, честная вдова Афимья Александровна:

— Дитятко мое, Добрынюшка, не надо тебе купаться в Почай-реке. Почай-река сердитая, сердитая она, свирепая. Первая в реке струя, как огонь, сечет, из другой струи искры сыплются, а из третьей струи дым столбом валит. И не надобно тебе ездить на дальнюю гору Сорочинскую да ходить там в норы-пещеры змеиные.

Молоденький Добрыня Никитич своей матушки не послушался. Выходил он из палат белокаменных на широкий, на просторный двор, заходил в конюшню стоялую, выводил коня богатырского да стал заседлывать: сперва накладывал потничек, а на потничек накладывал войлочек, а на войлочек седёлышко черкасское, шелками, золотом украшенное, двенадцать подпругов шелковых затягивал. Пряжки у подпругов — чиста золота, а шпенёчки у пряжек — булатные, не ради красы, а ради крепости: как ведь шелк-то не рвется, булат не гнется, красное золото не ржавеет, богатырь на коне сидит, не стареет.

Потом приладил к седлу колчан со стрелами, взял тугой богатырский лук, взял тяжелую палицу да копье долгомерное. Зычным голосом кликнул паробка, велел ему в провожатых быть.

Видно было, как на коня садился, а не видно, как со двора укатился, только пыльная курева завилась столбом за богатырем.

Ездил Добрыня с паробком по чисту полю. Ни гусей, ни лебедей, ни серых утушек им не встретилось.

Тут подъехал богатырь ко Почай-реке. Конь под Добрыней изнурился, и сам он под пекучим солнцем приумаялся. Захотелось добру молодцу искупатися. Он слез с коня, снимал одежу дорожную, велел паробку коня вываживать да кормить шелковой травой-муравой, а сам в одной тоненькой полотняной рубашечке заплыл далече от берега.

Плавает и совсем забыл, что матушка наказывала... А в ту пору как раз с восточной стороны лихая беда накатилася: налетел Змеинище-Горынище о трех головах, о двенадцати хоботах, погаными крыльями солнце затмил. Углядел в реке безоружного, кинулся вниз, ощерился:

— Ты теперь, Добрыня, у меня в руках. Захочу — тебя огнем спалю, захочу — в полон живьем возьму, унесу тебя в горы Сорочинские, во глубокие норы во змеиные!

Сыплет искры, огнем палит, ладится хоботами добра молодца ухватить.

А Добрыня проворен, увертливый, увернулся от хоботов змеиных да вглубь нырнул, а вынырнул у самого у берега. Повыскочил на желтый песок, а Змей за ним по пятам летит. Ищет молодец доспехи богатырские, чем ему со Змеем-чудовищем ратиться, и не нашел ни паробка, ни коня, ни боевого снаряжения. Напугался паробок Змеинища-Горынища, сам убежал и коня с доспехами прочь угнал. Видит Добрыня: дело неладное, и некогда ему думать да гадать... Заметил на песке шляпу- колпак земли греческой да скорым-скоро набил шляпу желтым песком и метнул тот трехпудовый колпак в супротивника. Упал Змей на сыру землю. Вскочил богатырь Змею на белу грудь, хочет порешить его. Тут поганое чудовище взмолилося:

— Молоденький Добрынюшка Никитич! Ты не бей, не казни меня, отпусти живого, невредимого. Мы напишем с тобой записи промеж себя: не драться веки вечные, не ратиться. Не стану я на Русь летать, разорять села с приселками, во полон людей не стану брать. А ты, мой старший брат, не езди в горы Сорочинские, не топчи резвым конем малых змеенышей.

Молоденький Добрыня, он доверчивый: льстивых речей послушался, отпустил Змея на волю-вольную, на все на четыре стороны, сам скорым-скоро нашел паробка со своим конем, со снаряжением. После того воротился домой да своей матери низко кланялся:

— Государыня матушка! Благослови меня на ратную службу богатырскую.

Благословила его матушка, и поехал Добрыня в стольный Киев-град. Он приехал на княжеский двор, привязал коня к столбу точеному, ко тому ли кольцу золоченому, сам входил в палаты белокаменные, крест клал по-писаному, а поклоны вел по-ученому: на все четыре стороны низко кланялся, а князю с княгинею во особицу. Приветливо князь Владимир гостя встречал да расспрашивал:

— Ты откулешний, дородный добрый молодец, чьих родов, из каких городов? И как тебя по имени звать, величать по изотчине?

— Я из славного города Рязани, сын Никиты Романовича да Афимьи Александровны — Добрыня, сын Никитич. Приехал к тебе, князь, на службу ратную.

А в ту пору у князя Владимира столы были раздернуты, пировали князья, бояре и русские могучие богатыри. Посадил Владимир-князь Добрыню Никитича за стол на почетное место между Ильей Муромцем да Дунаем Ивановичем, подносил ему чару зелена вина, не малую чару — полтора ведра. Принимал Добрыня чару одной рукой, выпивал чару за единый дух.

А князь Владимир между тем по столовой горнице похаживал, пословечно государь выговаривал:

— Ой вы гой еси, русские могучие богатыри, не в радости нынче я живу, во печали. Потерялась моя любимая племянница, молодая Забава Путятична. Гуляла она с мамками, с няньками в зеленом саду, а в ту пору летел над Киевом Змеинище- Горынище, ухватил он Забаву Путятичну, взвился выше лесу стоячего и унес на горы Сорочинские, во пещеры глубокие змеиные. Нашелся бы кто из вас, ребятушки: вы, князья подколенные, вы, бояре ближние, и вы, русские могучие богатыри, кто съездил бы на горы Сорочинские, выручил из полона змеиного, вызволил прекрасную Забавуш- ку Путятичну и тем утешил бы меня и княгиню Апраксию?!

Все князья да бояре молчком молчат.

Больший хоронится за среднего, средний за меньшего, а от меньшего и ответа нет.

Тут и пало на ум Добрыне Никитичу: «А ведь нарушил Змей заповедь: на Русь не летать, во полон людей не брать — коли унес, полонил Забаву Путятичну». Вышел из-за стола, поклонился князю Владимиру и сказал таковы слова:

— Солнышко Владимир-князь стольно-киевский, ты накинь на меня эту службищу. Ведь Змей Горыныч меня братом признал и поклялся век не летать на землю Русскую и во полон не брать, да нарушил ту клятву-заповедь. Мне и ехать на горы Сорочинские, выручать Забаву Путятичну.

Князь лицом просветлел и вымолвил:

— Утешил ты нас, добрый молодец!

А Добрыня низко кланялся на все четыре стороны, а князю с княгиней во особицу, потом вышел на широкий двор, сел на коня и поехал в Рязань-город. Там у матушки просил благословения ехать на горы Сорочинские, выручать из полона змеиного русских пленников.

Говорила мать Афимья Александровна:

— Поезжай, родное дитятко, и будет с тобой мое благословение!

Потом подала плетку семи шелков, подала расшитый платок белополотняный и говорила сыну таковы слова:

— Когда будешь ты со Змеем ратиться, твоя правая рука приустанет, приумашется, белый свет в глазах потеряется, ты платком утрись и коня утри, всю усталь как рукой снимет, и сила у тебя и у коня утроится, а над Змеем махни плеткой семишелковой — он приклонится ко сырой земле. Тут ты рви-руби все хоботы змеиные — вся сила истощится змеиная.

Низко кланялся Добрыня своей матушке, честной вдове Афимье Александровне, потом сел на добра коня и поехал на горы Сорочинские.

А поганый Змеинище-Горынище учуял Добрыню за полпоприща, налетел, стал огнем палить да биться-ратиться. Бьются они час и другой. Изнурился борзый конь, спотыкаться стал, и у Добрыни правая рука умахалась, в глазах свет померк. Тут и вспомнил богатырь материнский наказ. Сам утерся расшитым платком белополотняным и коня утер. Стал его верный конь поскакивать в три раза резвее прежнего. И у Добрыни вся усталость прошла, его сила утроилась. Улучил он время, махнул над Змеем плеткой семишелковой, и сила у Змея истощилася: приник-припал он к сырой земле.

Рвал-рубил Добрыня хоботы змеиные, а под конец отрубил все три головы у поганого чудовища, порубил мечом, потоптал конем всех змеенышей и пошел во глубокие норы змеиные, разрубил- разломал запоры крепкие, выпускал из полона народу множество, отпускал всех на волю-вольную.

Вывел Забаву Путятичну на белый свет, посадил на коня и привез в стольный Киев-град.

Привел в палаты княженецкие, там поклон вел по-писаному: на все четыре стороны, а князю с княгиней во особицу, речь заводил по-ученому:

— По твоему, князь, повелению ездил я на горы Сорочинские, разорил-повоевал змеиное логово. Самого Змеинища-Горынища и всех малых змеенышей порешил, выпустил на волю народу тьму-тьмущую и вызволил твою любимую племянницу, молодую Забаву Путятичну.

Князь Владимир был рад-радешенек, крепко обнимал он Добрыню Никитича, целовал его в уста сахарные, сажал на место почетное.

На радостях завел князь почестей пир- столованье на всех князей-бояр, на всех богатырей могучих прославленных.

И все на том пиру напивалися-наедалися, прославляли геройство и удаль богатыря Добрыни Никитича.

Добрыня, посол князя Владимира

Столованье-пированье у князя идет вполпира, гости сидят вполпьяна. Один князь Владимир столь- но-киевский печален, нерадостен. По столовой горнице он похаживает, пословечно государь выговаривает: — Избыл я заботу-печаль о любимой племяннице Забаве Путятичне и теперь еще одна беда-невзгода приключилася: требует хан Бахтияр Бахтиярович дань великую за двенадцать лет, в том грамоты-записи промеж нас были написаны. Грозится хан войной идти, коль дань не дам. Вот и надобно послов послать к Бахтияру Бахтияровичу, отвезти дани-выходы: двенадцать лебедей, двенадцать кречетов да и грамоту повинную, а дань сама по себе. Вот и думаю, кого мне послами послать?

Тут все гости за столами приумолкли. Большой хоронится за среднего, средний хоронится за меньшего, а от меньшего и ответа нет. Потом поднялся ближний боярин:

— Ты позволь мне, князь, слово вымолвить.

— Говори, боярин, мы послушаем, — отвечал ему Владимир-князь.

И боярин стал сказывать:

— Ехать в ханскую землю — служба немалая, и лучше некого послать, как Добрыню Никитича да Василья Казимировича, а в помощники послать Ивана Дубровича. Ведомо им, как в послах ходить, и знают, как с ханом разговор вести.

И тут Владимир-князь стольно-киевский наливал три чары зелена вина, не малые чары — в полтора ведра, разводил вино медами стоялыми.

Перву чару подносил Добрыне Никитичу, другую чару — Василью Казимировичу, а третью чару — Ивану Дубровичу. Все три богатыря вставали на резвы ноги, принимали чару одной рукой, выпивали за единый дух, низко князю поклонились, и все трое промолвили:

— Твою службу мы справим, князь, поедем в землю ханскую, отдадим твою грамоту повинную, двенадцать лебедей в дар, двенадцать кречетов и дани-выходы за двенадцать лет Бахтияру Бахтияровичу.

Подавал князь Владимир послам грамоту повинную и велел подать в дар Бахтияру Бахтияровичу двенадцать лебедей, двенадцать кречетов, а потом насыпал короб чистого серебра, другой короб — красного золота, третий короб — скатного жемчуга: дани хану за двенадцать лет.

С тем садились послы на добрых коней и поехали в землю ханскую. Они день едут по красному солнышку, в ночь едут по светлому месяцу. День за днем, словно дождь дождит, неделя за неделей, как река бежит, а добры молодцы вперед подвигаются.

И вот приехали они в землю ханскую, на широкий двор к Бахтияру Бахтияровичу.

Слезали с добрых коней. Молодой Добрыня Никитич на пяту двери поразмахивал, и входили они в ханские палаты белокаменные. Там крест клали по-писаному, а поклоны вели по-ученому, на все на четыре стороны низко кланялись, самому хану во особицу.

Хан у добрых молодцев стал выспрашивать:

— Вы откуда, дородные добрые молодцы? Из каких городов, вы каких родов и как вас звать- величать?

Ответ держали добрые молодцы:

— Мы приехали из города из Киева, от славного от князя от Владимира. Привезли тебе дани- выходы за двенадцать лет.

Тут и подали хану грамоту повинную, подали двенадцать лебедей в дар, двенадцать кречетов. Потом подали короб чиста серебра, другой короб красна золота да третий короб скатного жемчуга. После этого посадил Бахтияр Бахтиярович послов за дубовый стол, кормил-потчевал, поил и стал выспрашивать:

— Есть ли у вас на святой Руси у славного князя у Владимира, кто играет в шахматы, в дорогие тавлеи золоченые? Играет ли кто в шашки- шахматы?

Проговорил в ответ Добрыня Никитич:

— Я могу с тобой, хан, в шашки-шахматы поиграть, в дорогие тавлеи золоченые.

Приносили доски шахматные, и стали Добрыня с ханом с клетки в клетку переступывать. Добрыня раз ступил и другой ступил, а на третий хану и ход закрыл.

Говорит Бахтияр Бахтиярович:

— Ай, горазд же ты, добрый молодец, в шашки-тавлеи играть. До тебя с кем ни играл, всех обыгрывал. Под другую игру я залог кладу: два короба чиста серебра, два короба красна золота да два короба скатного жемчуга.

Отвечал ему Добрыня Никитич:

— Мое дело дорожное, нет при мне бессчетной золотой казны, нет ни чистого серебра, ни красного золота, нет и скатного жемчуга. Разве что поставлю в заклад я свою буйну голову.

Вот хан раз ступил — не д осту пи л, другой раз ступил — переступил, а на третий раз Добрыня ему и ход закрыл, он повыиграл залогу Бахтияро- ву: два короба чистого серебра, два короба красного золота да два короба скатного жемчуга.

Горячился хан, раззадорился, он поставил велик залог: платить дани-выходы князю Владимиру за двенадцать лет с половиною. И в третий раз залог Добрыня выиграл. Велик проигрыш, хан проиграл да и обиделся. Говорит он таковы слова:

— Славные богатыри, послы Владимира! Кто из вас горазд из лука стрелять, чтоб пропустить калёну стрелу по острию по ножовому, чтоб пополам стрела раздвоилася да попала бы стрела во кольцо серебряное и обе половины стрелы были весом равны.

И двенадцать дюжих богатырей принесли самолучший ханский лук.

Молодой Добрыня Никитич берет тот тугой лук разрывчатый, стал калёну стрелу накладывать, тетиву стал Добрыня натягивать, тетива порвалась, как гнилая нить, а лук приломался, рассыпался. Проговорил молоденький Добрынюшка:

— Ай же ты, Бахтияр Бахтиярович, то дрянное лучишко, негодное!

И сказал Ивану Дубровичу:

— Ты ступай-ка, мой крестовый брат, на широкий двор, принеси мой дорожный лук, что ко правому стремени притороченный.

Отстегнул Иван Дубрович лук от правого от стремени и понес тот лук в палату белокаменную. А к луку были пристроены гусельцы звонкие — не для красы, а потехи ради молодецкой. И вот несет Иванушка лук, на гусельцах наигрывает. Все басурмане заслушались, эдакого дива век у них не было...

Берет Добрыня свой тугой лук, становится супротив колечка серебряного, и три раза он стрелял по острию ножовому, двоил стрелу калёну надвое и попадал три раза в кольцо серебряное.

Принимался тут стрелять Бахтияр Бахтиярович. Первый раз он стрелил — недострелил, другой раз стрелил — перестрелил и третий раз стрелил, да в кольцо не попал.

Это хану не в любовь пришло, не полюбилося. И задумал он нехорошее: извести, порешить послов киевских, всех трех богатырей. А сам заговорил ласково:

— Не пожелает ли кто из вас, славные богатыри, послы Владимировы, побороться-потешиться с нашими борцами, своей силы поотведати?

Не успели Василий Казимирович да Иван Дубрович и слова вымолвить, как молоденький Добрынюшка епанчу* снимал, расправлял плечи могучие и вышел на широкий двор. Там встречал его богатырь-боец. Росту богатырь страшенного, в плечах косая сажень, голова как пивной котел, а за тем богатырем бойцов многое множество. По двору стали они похаживать, стали молодого Добрынюшку поталкивать. А Добрыня их отталкивал, попинывал да от себя откидывал. Тут страшенный богатырь ухватил Добрыню за белы руки, да недолго они боролись, силой мерялись — силен Добрыня был, ухватистый... Кинул-бросил он богатыря на сыру землю, только гул пошел, земля дрогнула. Ужаснулись сперва бойцы, поспешили, а потом всем скопом на Добрыню накинулись, и борьба-потеха тут боем- дракой сменилася. С криком да с оружием на Добрыню навалилися.

А Добрыня безоружный был, первую сотню раскидал, распинал, а за теми целая тысяча.

Выхватил он тележную ось и принялся той осью недругов потчевать. На подмогу ему выскочил из палат Иван Дубрович, и стали они вдвоем недругов бить-колотить. Где пройдут богатыри — там улица, а в сторону свернут — переулочек.

Лежмя лежат недруги, не ойкают.

Руки-ноги у хана затряслись, как увидел он это побоище. Кое-как выполз-вышел на широкий двор и взмолился, стал упрашивать:

— Славные русские богатыри! Вы оставьте моих бойцов, не губите их! А я дам князю Владимиру грамоту повинную, закажу внукам и правнукам с русскими не биться, не ратиться и буду дани-выходы платить веки вечные!

Зазывал послов-богатырей в палаты белокаменные, угощал там яствами сахарными да питьями медвяными. После того написал Бахтияр Бахтиярович князю Владимиру грамоту повинную: веки вечные на Русь войной не ходить, с русскими не биться, не ратиться и платить дани-выходы во веки веков. Потом насыпал воз чистого серебра, другой воз насыпал красного золота, а третий воз насыпал скатного жемчуга да в дар Владимиру посылал двенадцать лебедей, двенадцать кречетов и с великой почестью послов проводил. Сам выходил на широкий двор и вслед богатырям низко кланялся.

А русские могучие богатыри Добрыня Никитич, Василий Казимирович да Иван Дубрович садились на добрых коней и отъехали от двора Бахтияра Бахтияровича, а вслед за ними гнали три воза с бессчетной казной да с дарами князю Владимиру.

День за днем, как дождь дождит, неделя за неделей, как река бежит, а богатыри-послы вперед подвигаются. Они едут с утра день до вечера, красного солнышка до заката. Когда резвые кони отощают и сами добрые молодцы притомятся, приустанут, ставят шатры белополотняные, коней повыкормят, сами отдохнут, поедят-попьют и опять путь-дорогу коротают. Широкими полями едут, через быстрые реки переправляются — и вот приехали в стольный Киев-град.

Заезжали на княжеский просторный двор да слезали тут со добрых коней, потом Добрыня Никитич, Василий Казимирович да Иванушка Дубрович входили в палаты княженецкие, они крест клали по-ученому, поклоны вели по-писаному: на все четыре стороны низко кланялись, а князю Владимиру со княгиней во особицу, и говорили таковы слова:

— Ой ты гой еси, князь Владимир стольно- киевский! Побывали мы в ханской Орде, твою службу там справили. Велел хан Бахтияр тебе кланяться. — И тут подали князю Владимиру ханскую грамоту повинную.

Садился князь Владимир на дубовую скамью и читал ту грамоту. Потом вскочил на резвы ноги, стал по палате похаживать, кудри русые стал поглаживать, ручкой правою стал помахивать и воз- говорил светло-радостно:

— Ай же, славные русские богатыри! Ведь в грамоте ханской просит Бахтияр Бахтиярович мира на веки вечные, и еще там прописано: будет- де он платить дани-выходы нам век по веку. Вот как преславно вы мое посольство там справили!

Тут Добрыня Никитич, Василий Казимирович да Иван Дубрович подавали князю Бахтияров дар: двенадцать лебедей, двенадцать кречетов и великую дань — воз чистого серебра, воз красного золота да воз скатного жемчуга.

И завел князь Владимир на радостях почестей пир во славу Добрыни Никитича, Василья Казимировича да Ивана Дубровича.

А на том Добрыне Никитичу и славу поют.

Былина «Алёша Попович»

Алёша

В славном городе во Ростове у соборного попа отца Левонтия в утешенье да на радость родителям росло чадо единое — любимый сын Алешенька.

Парень рос, матерел не по дням, а по часам, будто тесто на опаре подымался, силой-крепостью наливался.

На улицу он стал побегивать, с ребятами в игры поигрывать. Во всех ребячьих забавах-проказах заводилой-атаманом был: смелый, веселый, отчаянный — буйная, удалая головушка!

Иной раз соседи и жаловались: «Удержу в шалостях не знает! Уймите, пристрожьте сынка!»

А родители души в сыне не чаяли и в ответ говорили так: «Лихостью-строгостью ничего не поделаешь, а вот вырастет, возмужает он, и все шалости-проказы как рукой снимутся!»

Так и рос Алеша Попович-млад. И стал он на возрасте. На резвом коне поезживал, научился и мечом владеть. А потом пришел к родителю, в ноги отцу кланялся и стал просить прощеньица- благословеньица:

— Благослови меня, родитель-батюшка, ехать в стольный Киев-град, послужить князю Владимиру, на заставах богатырских стоять, от врагов нашу землю оборонять.

— Не чаяли мы с матерью, что ты покинешь нас, что покоить нашу старость будет некому, но на роду, видно, так написано: тебе ратным делом труждатися. То доброе дело, а на добрые дела прими наше благословенье родительское, на худые дела не благословляем тебя!

Тут пошел Алеша на широкий двор, заходил во конюшню стоялую, выводил коня богатырского и принялся коня заседлывать. Сперва накладывал потнички, на потнички клал войлочки, а на войлочки седёлышко черкасское, туго-натуго подпруги шелковы затягивал, золотые пряжки застегивал, а у пряжек шпенёчки булатные. Всё не ради красы-басы, а ради крепости богатырской: как ведь шелк не рвется, булат не гнется, красное золото не ржавеет, богатырь сидит на коне, не стареет.

На себя надевал латы кольчужные, застегивал пуговки жемчужные. Сверх того надел нагрудник булатный на себя, взял доспехи все богатырские. В налучнике тугой лук разрывчатый да двенадцать стрелочек калёных, брал и палицу богатырскую да копье долгомерное, мечом-кладенцом перепоясался, не забыл взять и острый нож-кинжалище. Зычным голосом крикнул паробка Евдокимушку:

— Не отставай, следом правь за мной!

И только видели удала добра молодца, как на коня садился, да не видели, как он со двора укатился. Только пыльная курева поднялась.

Долго ли, коротко ли путь продолжался, много ли, мало ли времени длилась дорога, и приехал Алеша Попович со своим паробком Евдокимушкой в стольный Киев-град. Заезжали не дорогой, не воротами, а скакали через стены городовые, мимо башни наугольной на широкий на княжий двор. Тут соскакивал Алеша со добра коня, он входил в палаты княженецкие, крест клал по-писаному, а поклоны вел по-ученому: на все четыре стороны низко кланялся, а князю Владимиру да княгине Апраксин во особицу.

В ту пору у князя Владимира заводился почестей пир, и приказал он своим отрокам — слугам верным посадить Алешу у запечного столба.

Алёша Попович и Тугарин

Славных русских богатырей в то время в Киеве не случилося. На пир съехались, сошлись князья с боярами, и все сидят невеселы, нерадостны, буйны головы повесили, утопили очи в дубовый пол...

В ту пору, в то времечко с шумом-грохотом двери на пяту размахивал и вошел в палату столовую Тугарин-собачище. Росту Тугарин страшенного, голова у него как пивной котел, глазища как чашища, в плечах — косая сажень. Образам Тугарин не молился, с князьями, с боярами не здоровался. А князь Владимир со Апраксией ему низко кланялись, брали его под руки, посадили за стол во большой угол на скамью дубовую, раззолоченную, дорогим пушистым ковром покрытую. Расселся- развалился на почетном месте Тугарин, сидит, во весь широкий рот ухмыляется, над князьями, боярами насмехается, над Владимиром-князем изгаляется. Ендовами пьет зелено вино, запивает медами стоялыми.

Принесли на столы гусей-лебедей да серых утушек печеных, вареных, жареных. По ковриге хлеба за щеку Тугарин клал, по белому лебедю зараз глотал...

Глядел Алеша из-за столба запечного на Тугарина-нахалища да и вымолвил:

— У моего родителя, попа ростовского, была корова обжориста: по целой лохани пойло пила, покуда обжористу корову не разорвало!

Тугарину те речи не в любовь пришли, показались обидными. Он метнул в Алешу острым ножом- кинжалищем. Но Алеша — он увертлив был — на лету ухватил рукой острый нож-кинжалище, а сам невредим сидит. И возговорил таковы слова:

— Мы поедем, Тугарин, с тобой во чисто поле да испробуем силы богатырские.

И вот сели на добрых коней и поехали в чистое поле, в широкое раздолье. Они бились там, рубились до вечера, красна солнышка до заката, никоторый никоторого не ранил. У Тугарина конь на крыльях огненных был. Взвился, поднялся Тугарин на крылатом коне под оболоки и ладится время улучить, чтобы кречетом сверху на Алешу ударить-упасть. Алеша стал просить, приговаривать:

— Подымись, накатись, туча темная! Ты пролейся, туча, частым дождичком, залей, затуши у Тугарина коня крылья огненные!

И откуда ни возьмись нанесло тучу темную. Пролилась туча частым дождичком, залила- потушила крылья огненные, и спускался Тугарин на коне из поднебесья на сыру землю.

Тут Алешенька Попович-млад закричал зычным голосом, как в трубу заиграл:

— Оглянись-ка назад, басурман! Там ведь русские могучие богатыри стоят. На подмогу мне они приехали!

Оглянулся Тугарин, а в ту пору, в то времечко подскочил к нему Алешенька — он догадлив да сноровист был, — взмахнул богатырским мечом своим и отсек Тугарину буйну голову. На том поединок с Тугарином и окончился.

Бой с басурманской ратью под Киевом

Повернул Алеша коня вещего и поехал в Киев- град. Настигает, догоняет он дружину малую — русских вершников. Спрашивают дружинники:

— Ты куда правишь путь, дородный добрый молодец, и как тебя по имени зовут, величают по отчине?

Отвечает богатырь дружинникам:

— Я — Алеша Попович. Бился-ратился вот во чистом поле с нахвалыциком Тугарином, отсек ему буйну голову да вот и еду в стольный Киев-град.

Едет Алеша с дружинниками, и видят они: возле самого города Киева рать-сила стоит басурманская.

Окружили, обложили стены городовые со всех четырех сторон. И столько силы той неверной нагнано, что от крику басурманского, от ржания конского да от скрипу от тележного шум стоит, будто гром гремит, и унывает сердце человеческое. Возле войска по чисту полю разъезжает басурманский наездник-богатырь, громким голосом орет, похваляется:

— Киев-город мы с лица земли сотрем, все дома да божьи церкви огнем спалим, головнёй покатим, горожан всех повырубим, бояр да князя Владимира во полон возьмем и заставим у нас в Орде в пастухах ходить, кобылиц доить!

Как увидели несметную силу басурманскую да услышали хвастливые речи наездника- нахвалыцика Алешины попутчики-дружинники, придержали ретивых коней, посмурнели, замешкались.

А Алеша Попович горяч-напорист был. Где силой взять нельзя, он там наскоком брал. Закричал он громким голосом:

— Уж ты гой еси, дружина хоробрая! Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Краше буйну голову нам в бою сложить, чем славному городу Киеву позор пережить! Мы напустимся на рать-силу несметную, освободим от напасти великий Киев-град, и заслуга наша не забудется, пройдет, прокатится про нас слава громкая: услышит про нас и старый казак Илья Муромец, сын Иванович. За храбрость нашу он нам поклонится — то ли не почет, не слава!

Напускался Алеша Попович-млад со своей дружиной храброю на вражьи полчища. Они бьют басурман, как траву косят: когда мечом, когда копьем, когда тяжелой боевой палицей. Самого главного богатыря-нахвалыцика достал Алеша Попович острым мечом и рассек-развалил его надвое. Тут ужас-страх напал на ворогов. Не устояли супротивники, разбежались куда глаза глядят. И очистилась дорога в стольный Киев-град.

Князь Владимир про победу узнал и на радости пир-столованье заводил, да не позвал на пир Алешу Поповича. Обиделся Алеша на князя Владимира, повернул своего коня верного и поехал в Ростов-город, к своему родителю — соборному попу ростовскому Левонтию.

Алёша Попович, Илья Муромец и Добрыня Никитич

Гостит Алеша у родителя, у соборного попа Левонтия ростовского. В ту пору слава-молва катится, как река в половодье разливается. Знают в Киеве и в Чернигове, слух идет в Литве, говорят в Орде, будто в трубу трубят в Новегороде, как Алеша Попович-млад побил-повоевал басурманскую рать-силу несметную да избавил от беды-невзгоды стольный Киев-град, расчистил дорогу прямоезжую.

Залетела слава на заставу богатырскую. Прослышал о том и старый казак Илья Муромец и промолвил так:

— Видно сокола по полету, а добра молодца видно по поездке. Народился у нас нынче Алеша Попович-млад, и не переведутся богатыри на Руси век по веку!

Тут садился Илья на добра коня, на своего бурушку косматого, и поехал дорогой прямоезжей в стольный Киев-град.

На княжеском дворе слезал богатырь с коня, сам входил в палаты белокаменные. Тут поклоны вел по-ученому: на все четыре стороны в пояс кланялся, а князю с княгиней во особицу:

— Уж ты здравствуешь, князь Владимир, на многие лета со своей княгиней со Апраксией! Поздравляю с великой победою. Хоть не случилось в ту пору богатырей в Киеве, а басурманскую рать- силу несметную одолели, повоевали, из беды- невзгоды стольный град вызволили, проторили дорогу к Киеву да очистили Русь от недругов. А в том вся заслуга Алеши Поповича — он годами молод, да смелостью и ухваткой взял, а ты, князь Владимир, не приметил, не воздал ему почести, не позвал в свои палаты княженецкие и тем обидел не одного Алешу Поповича, а и всех русских богатырей. Ты послушай меня, старого: заведи застолье — почестей пир на всех славных могучих русских богатырей, позови на пир молодого Алешу Поповича да при всех нас воздай добру молодцу почести за заслуги перед Киевом, чтобы он на тебя не в обиде был да и впредь бы нес службу ратную.

Отвечает князь Владимир Красно Солнышко:

— Я и пир заведу, и Алешу на пир позову, да и честь ему воздам. Вот кого будет в послах послать, его на пир позвать? Разве что послать нам Добрыню Никитича. Он в послах бывал и посольскую службу справлял, многоучен да обходительный, знает, как себя держать, знает, что да как сказать.

Приезжал Добрыня в Ростов-город. Он Алеше Поповичу низко кланялся, сам говорил таковы слова:

— Поедем-ка, удалый добрый молодец, в стольный Киев-град ко ласкову князю Владимиру хлеба-соли есть, пива с медом пить, там князь тебя пожалует.

Отвечает Алеша Попович-млад:

— Был я недавно в Киеве, меня в гости не позвали, не употчевали, и еще раз ехать мне туда незачем.

Низко кланялся Добрыня во второй раз:

— Не держи в себе обиды-червоточины, а садись на коня да поедем на почестей пир, там воздаст тебе князь Владимир почести, наградит дорогими подарками. Еще кланялись тебе да звали на пир славные русские богатыри: первым звал тебя старый казак Илья Муромец да звал и Василий Казимирович, звал Дунай Иванович, звал Потанюшка Хроменький, и я, Добрыня, честь по чести зову. Не гневайся на князя на Владимира, а поедем на веселую беседу, на почестей пир.

— Коли бы князь Владимир позвал, я бы с места не встал да не поехал бы, а как сам Илья Муромец да славные могучие богатыри зовут, то честь для меня, — промолвил Алеша Попович- млад да садился на добра коня со своей дружинушкой хороброю, поехали они в стольный Киев-град. Заезжали не дорогой, не воротами, а скакали через стены городовые к тому ли ко двору княженецкому. Посреди двора соскакивали с ретивых коней.

Старый казак Илья Муромец со князем Владимиром да с княгиней Апраксией выходили на красное крыльцо, с честью да с почетом гостя встретили, вели под руки в палату столовую, на большое место, в красный угол посадили Алешу Поповича, рядом с Ильей Муромцем да Добрыней Никитичем.

А Владимир-князь по столовой по палате похаживает да приказывает:

— Отроки, слуги верные, наливайте чару зелена вина да разбавьте медами стоялыми, не малую чару — полтора ведра, поднесите чару Алеше Поповичу, другу чару поднесите Илье Муромцу, а третью чару подавайте Добрынюшке Никитичу.

Подымались богатыри на резвы ноги, выпивали чары за единый дух да меж собой побратались: старшим братом назвали Илью Муромца, средним — Добрыню Никитича, а младшим братом нарекли Алешу Поповича.

Они три раза обнималися да три раза поцело- валися.

Тут князь Владимир да княгиня Апраксия принялись Алешеньку чествовать, жаловать: отписали, пожаловали город с пригородками, наградили большим селом с приселками... «Золоту казну держи по надобью, мы даем тебе одежу драгоценную!»

Подымался, вставал млад Алеша на ноги да возговорил:

— Не один я воевал басурманскую рать-силу несметную. Со мной бились-ратились дружинники. Вот их награждайте да и жалуйте, а мне не надо города с пригородками, мне не надо большого села с приселками и не надобно одежи драгоценной. За хлеб-соль да за почести благодарствую. А ты позволь-ка, князь Владимир стольно-киевский, мне с крестовыми братьями Ильей Муромцем да Добрыней Никитичем безданно-беспошлинно погулять-повеселиться в Киеве, чтобы звон- трезвон было слышно в Ростове да в Чернигове, а потом мы поедем на заставе богатырской стоять, станем землю Русскую от недругов оборонять!

В славном городе Ростове у ростовского попа соборного был один-единственный сын. Звали его Алёша, прозывали по отцу Поповичем.

Алёша Попович грамоте не учился, за книги не садился, а учился с малых лет копьём владеть, из лука стрелять, богатырских коней укрощать. Силой Алёша не большой богатырь, зато дерзостью да хитростью взял.

Вот подрос Алёша Попович до шестнадцати лет, и скучно ему стало в отцовском доме. Стал он просить отца отпустить его в чистое поле, в широкое раздолье, по Руси привольной поездить, до синего моря добраться, в лесах поохотиться. Отпустил его отец, дал ему коня богатырского, саблю, копьё острое да лук со стрелами. Стал Алёша коня седлать, стал приговаривать: — Служи мне верно, богатырский конь. Не оставь меня ни мёртвым, ни раненым серым волкам на растерзание, чёрным воронам на расклевание, врагам на поругание! Где б мы ни были, домой привези! Обрядил он своего коня по-княжески. Седло черкасское, подпруга шелковая, узда золочёная.

Позвал Алёша с собой любимого друга Екима Ивановича и поутру в субботу из дому выехал искать себе богатырской славы. Вот едут верные друзья плечо в плечо, стремя в стремя, по сторонам поглядывают. Никого в степи не видно-ни богатыря, с кем бы силой помериться, ни зверя, чтоб поохотиться. Раскинулась под солнцем русская степь без конца, без края, и шороха в ней не слыхать, в небе птицы не видать. Вдруг видит Алёша — лежит на кургане камень, а на камне что-то написано. Говорит Алёша Екиму Ивановичу:

— Ну-ка, Екимушка, прочитай, что на камне написано. Ты хорошо грамотный, а я грамоте не обучен и читать не могу. Соскочил Еким с коня, стал на камне надпись разбирать:

— Вот, Алёшенька, что на камне написано: правая дорога ведёт к Чернигову, левая дорога в Киев, к князю Владимиру, а прямо дорога — к синему морю, к тихим заводям.

— Куда же нам, Еким, путь держать?

— К синему морю ехать далеко, к Чернигову ехать незачем: там калачницы хорошие. Съешь один калач — другой захочется, съешь другой — на перину завалишься, не сыскать нам там богатырской славы. А поедем мы к князю Владимиру, может, он нас в свою дружину возьмёт.

— Ну, так завернём, Еким, на левый путь.

Завернули молодцы коней и поехали по дороге к Киеву. Доехали они до берега Сафат-реки, поставили белый шатёр. Алёша с коня соскочил, в шатёр вошёл, лёг на зелёную траву и заснул крепким сном. А Еким коней расседлал, напоил, прогулял, стреножил и в луга пустил, только тогда отдыхать пошёл.

Утром-светом проснулся Алёша, росой умылся, белым полотенцем вытерся, стал кудри расчёсывать. А Еким вскочил, за конями сходил, попоил их, овсом покормил заседлал и своего и Алёшиного. Снова молодцы в путь пустились. Едут-едут, вдруг видят — среди степи идёт старичок. Нищий странник — калика перехожая. На нём лапти из семи шелков сплетённые, на нём шуба соболиная, шапка греческая, а в руках дубинка дорожная. Увидал он молодцов, загородил им путь:

— Ой вы, молодцы удалые, вы не ездите за Сафат-реку. Стал там станам злой враг Тугарин, Змея сы.н. Вышиной он как высокий дуб, меж плечами косая сажень, между глаз можно стрелу положить. У него крылатый конь — как лютый зверь: из ноздрей пламя пышет, из ушей дым валит. Не езжайте туда, молодцы!

Екимушка на Алёшу поглядывает, а Алёша распалился, разгневался:

— Чтобы я да всякой нечисти дорогу уступил! Не могу я его взять силой, возьму хитростью. Братец мой, дорожный странничек, дай ты мне на время твоё платье, возьми мои богатырские доспехи, помоги мне с Тугарином справиться.

— Ладно, бери, да смотри, чтобы беды не было: он тебя в один глоток проглотить может.

— Ничего, как-нибудь справимся! Надел Алёша цветное платье и пошёл пешком к Сафат-реке. Идёт. на дубинку опирается, прихрамывает…

Увидел его Тугарин Змеевич, закричал так, что дрогнула земля, согнулись высокие дубы, воды из реки выплеснулись, Алёша еле жив стоит, ноги у него подкашиваются.

— Гей, — кричит Тугарин, — гей, странничек, не видал ли ты Алё-шу Поповича? Мне бы хотелось его найти, да копьём поколоть, да огнём пожечь.

А Алёша шляпу греческую на лицо натянул, закряхтел, застонал и отвечает стариковским голосом:

— Ох-ох-ох, не гневись на меня, Тугарин Змеевич! Я от старости оглох, ничего не слышу, что ты мне приказываешь. Подъезжай ко мне поближе, к убогому. Подъехал Тугарин к Алёше, наклонился с седла, хотел ему в ухо гаркнуть, а Алеша ловок, увёртлив был, — как хватит его дубинкой между глаз, — так Тугарин без памяти на землю пал.

Снял с него Алёша дорогое платье, самоцветами расшитое, не дешевое платье, ценой в сто тысяч, на себя надел. Самого Тугарина к седлу приторочил и поехал обратно к своим друзьям. А так Еким Иванович сам не свой, рвётся Алёше помочь, да нельзя в богатырское дело вмешиваться, Алёшиной славе мешать Вдруг видит Еким — скачет конь что лютый зверь, на нём в дорогом платье Тугарин сидит. Разгневался Еким, бросил наотмашь свою палицу в тридцать пудов прямо в грудь Алёше Поповичу. Свалился Алёша замертво. А Еким кинжал вытащил, бросился к упавшему, хочет добить Тугарина… И вдруг видит- перед ним Алёша лежит…

Грянулся наземь Еким Иванович, горько расплакался:

— Убил я, убил своего брата названого, дорогого Алёшу Поповича! Стали они с каликой Алёшу трясти, качать, влили ему в рот питья заморского, растирали травами лечебными. Открыл глаза Алёша, встал на ноги, на ногах стоит-шатается. Еким Иванович от радости сам не свой; Снял он с Алёши платье Тугарина, одел его в богатырские доспехи, отдал калике его добро. Посадил Алёшу на коня, сам рядом пошёл: Алёшу поддерживает.

Только у самого Киева Алёша в силу вошёл. Подъехали они к Киеву в воскресенье, к обеденной поре. Заехали на княжеский двор, соскочили с коней, привязали их к дубовым столбам и вошли в горницу. Князь Владимир их ласково встречает.

— Здравствуйте, гости милые, вы откуда ко мне приехали? Как зовут вас по имени, величают по отчеству?

— Я из города Ростова, сын соборного попа Леонтия. А зовут меня Алёшей Поповичем. Ехали мы чистой степью, повстречали Тугарина Змеевича, он теперь у меня в тороках висит.

Обрадовался Владимир-князь:

— Ну и богатырь ты, Алёшенька! Куда хочешь за стол садись: хочешь-рядом со мной, хочешь-против меня, хочешь-рядом с княгинею.

Алёша Попович не раздумывал, сел он рядом с княгинею. А Еким Иванович у печки стал.

Крикнул князь Владимир прислужников:

— Развяжите Тугарина Змеевича, принесите сюда в горницу!

Только Алёша взялся за хлеб, за соль — растворились двери гостиницы, внесли двенадцать конюхов на золотой доске Тугарина, посадили рядом с князем Владимиром. Прибежали стольники, принесли жареных гусей, лебедей, принесли ковши мёду сладкого. А Тугарин неучтиво себя ведёт, невежливо. Ухватил лебёдушку и с костями съел, по ковриге целой за щеку запихивает. Сгрёб пироги сдобные да в рот побросал, за один дух десять ковшей мёду в глотку льет. Не успели гости кусочка взять, а уже на столе только косточки.

Нахмурился Алёша Попович и говорит:

— У моего батюшки попа Леонтия была собака старая и жадная. Ухватила она большую кость да и подавилась. Я её за хвост схватил, под гору метнул — то же будет от меня Тугарину.

Потемнел Тугарин, как осенняя ночь, выхватил острый кинжал и метнул его в Алёшу Поповича. Тут бы Алёше и конец пришёл, да вскочил Еким Иванович, на лету кинжал перехватил.

— Братец мой, Алёша Попович, сам изволишь в него нож бросать или мне позволишь?

— И сам не брошу, и тебе не позволю: неучтиво у князя в горнице ссору вести. А переведаюсь я с ним завтра в чистом поле, и не быть Тугарину живому завтра к вечеру.

Зашумели гости, заспорили, стали заклад держать, всё за Тугарина ставят-и корабли, и товары, и деньги. За Алёшу ставят только княгиня Апраксия да Еким Иванович.

Встал Алёша из-за стола, поехал с Екимом в свой шатёр на Са-фат-реке. Всю ночь Алёша не спит, на небо смотрит, подзывает тучу грозовую, чтоб смочила дождём Тугариновы крылья. Утром-светом прилетел Тугарин, над шатром вьётся, хочет сверху ударить. Да не зря Алёша не спал: налетела туча громовая, грозовая, пролилась дождём, смочила Тугаринову коню могучие крылья. Грянулся конь наземь, по земле поскакал. Алёша крепко в седле сидит, острой сабелькой помахивает.

Заревел Тугарин так, что лист с деревьев посыпался:

— Тут тебе, Алёшка, конец: захочу — огнём спалю, захочу — конём потопчу, захочу — копьём заколю!

Подъехал к нему Алёша поближе и говорит:

— Что же ты, Тугарин, обманываешь?! Бились мы с тобой об заклад, что один на один силой померяемся, а теперь за тобой стоит сила несметная!

Оглянулся Тугарин назад, хотел посмотреть, какая сила за ним стоит, а Алёше только того и надобно. Взмахнул острой саблей и отсек ему голову! Покатилась голова на землю, как пивной котёл, загудела земля-матушка! Соскочил Алёша, хотел взять голову, да не мог от земли на вершок поднять.

— Эй вы, верные товарищи, помогите голову Тугарина с земли поднять!

Подъехал Еким Иванович с товарищами, помог Алёше Поповичу голову Тугарина на богатырского коня взвалить. Как приехали они к Киеву, заехали на княжеский двор, бросили среди двора чудище.

Вышел князь Владимир с княгинею, приглашал Алешу за княжеский стол, говорил Алеше ласковые слова:

— Живи ты, Алёша, в Киеве, послужи мне, князю Владимиру. Я тебя, Алёша, пожалую.

Остался Алёша в Киеве дружинником; Так про молодого Алёшу старину поют, чтобы добрые люди слушали: Наш Алёша роду поповского, Он и храбр и умен, да нравом сварлив. Он не так силён, как напуском смел.

Альтернативный текст:

— Русская народная сказка в обработке Афанасьева А.Н.

У соборного попа ростовского был молодой сын, удалый добрый молодец, Алёша.

Научился Алёша на коне ездить, научился мечом владеть и приходит к милому родителю просить благословения на путь-дорогу: хочет Алёша поехать к морю, пострелять гусей-лебедей, малых серых утушек, поискать богатырских подвигов.

Отпустил отец Алёшу в путь-дорогу; вывел Алёша из конюшни своего доброго коня, оседлал его, приговаривает:

Не оставь меня, добрый конь, в чистом поле серым волкам на растерзанье, чёрным воронам на расхищенье.

Надел на себя Алёша богатырские доспехи, взял с собой доброго молодца, Екима Ивановича, своего названого брата, и выехал в поле; едут богатыри рядом: нога в ногу, стремя у стремени, плечо о плечо, едут с утра до вечера, нигде не мешкают, у рек перевоза не спрашивают; доехали до распутья трёх дорог; лежит посредине белый камень, а на нём вырезана какая-то надпись.

Говорит Алёша Екиму:

Ты, братец, человек умный, грамоте разумеешь; прочти-ка, что на камне написано. Читает Еким Иванович, что одна дорога ведёт в Муром, а другая в Чернигов, третья прямо к городу Киеву.

Куда поедем? - спрашивает Еким Алёшу.

Поедем прямо в стольный Киев, к ласковому князю Владимиру. Повернули они коней на дорожку прямоезжую, доехали до Сафать-реки, раскинули на лугу полотняный шатер, легли богатыри отдохнуть.

Прошла длинная ночь осенняя; встал Алёша рано, росой умылся, Богу помолился. Хотели уже богатыри пуститься в путь-дорогу, да тут подходит к ним калика перехожий, нарядный: разодет в шубу соболью, лапотки у него семи шелков, серебром, золотом расшиты, в руках палица весом в пятьдесят пудов, заморским свинцом налита.

Говорит калика богатырям:

Добрые молодцы! Видел я сегодня Тугарина Змеевича, чудовище страшное: ростом он в три сажени, от плеча до другого косая сажень, между глаз стрела калёная уляжется; конь под ним, словно лютый зверь: из ушей дым валит, из ноздрей пламя пышет.

Захотелось Алёше побороться со змеем, просит он калику, чтобы уступил ему ненадолго своё платье каличье, надел пока его богатырское.

Поменялись они одеждой; пошёл Алёша за Сафать-реку. Как увидал его Тугарин - закричал ему громким голосом, так что всколыхнулась мать-земля сырая:

Гей, калика перехожий, не видал ли ты молодого Алёшу Поповича: я бы его копьём заколол, огнём спалил! Стоит Алёша еле жив со страху, однако говорит змею:

Не слышу, что говоришь ты, Тугарин Змеевич; подъезжай сюда поближе, скажи погромче.

Поверил ему Тугарин, подъехал к нему вплотную. Как кинет ему в лоб Алёша палицу свою тяжёлую в пятьдесят пудов - расшиб Тугарину голову; упал змей навзничь. Снял Алёша с Тугарина цветное платье, ценой во сто тысяч, и на себя надел, сел на змеева коня и поехал назад. Увидали его Еким Иванович с каликою, испугались, подумали, что сам Тугарин гонится за ними, побежали к городу Ростову. Алёша за ними, кричит:

Постойте, братцы! Куда! Никто его и не слушает. Еким Иванович, со страху не оглядываясь, запустил в Алёшу свою палицу в тридцать пудов весом. Попала палица прямо в грудь молодецкую, упал Алёша на землю. Видит Еким, что враг его свалился с коня, вернулся, выхватил свой кинжал булатный, хочет рубить Алёше грудь белую, да увидал на нём золотой крест - остановился, заплакал горько.

Наказал меня Бог; убил я своего братца названого! Стал Еким с каликой приводить Алёшу в себя; влили ему вина в рот, водой его холодной спрыснули; встал наконец Алёша, шатается, словно хмельной.

Переменился потом Алёша с каликой одеждой, надел своё богатырское платье, а Тугариново в сундук спрятал, и поехали они с Екимом Ивановичем в Киев.

Прибыли они на княжий двор, слезли с коней; пошёл Алёша в гридню княжескую; входит - крестом себя осеняет, кланяется на все четыре стороны.

Спросил князь Алёшу об имени, отчестве, посадил его на лучшее место, ласковым словом приветствовал. Только сел Алёша за стол, видит - отворяются двери гридни, и двенадцать сильных богатырей вносят на пир Тугарина Змеевича: лежит Тугарин на золотой доске, проносят его на лучшее место между князем и княгиней.

Как начали разносить кушанья сахарные, видит Алёша, что Тугарин по целой ковриге хлеба глотает, чашей мёду, величиной с ведро, каждое кушанье запивает.

Что за невежа, мужик неотёсанный, к тебе, князь Солнышко, на пир попал? - спрашивает Алёша Владимира. - Была у моего батюшки старая собака, жадная на еду; однажды стащила она большую кость да и подавилась! То же будет и с Тугарином.

Почернел Тугарин со злости, однако промолчал на первый раз; Алёша просветлел, словно светлый месяц. Принесли на стол белую лебедь; взял Тугарин лебедь с блюда, всю зараз проглотил. Говорит Алёша:

Ласковый князь, где это видано, чтоб кто-нибудь по целой лебеди зараз проглатывал! Была у моего батюшки старая корова; забрела она раз к подворотне, целый чан браги выпила да и лопнула. То же будет и с Тугарином.

Не вытерпел тут Тугарин, схватил свой кинжал, пустил в Алёшу; увернулся Алёша, а брат его Еким Иванович перехватил кинжал, спраши­вает брата:

Сам ли ты, Алёша, в Тугарина кинжал бросишь или мне велишь?

Отвечает Алёша:

Ни сам не брошу, ни тебе не велю: переведаюсь я завтра с Тугарином в чистом поле один на один; на заклад ставлю свою буйную голову.

Стали все гости князя за Тугарина заклад ставить; ставят бояре по сто рублей, а купцы богатые по пятидесяти, а мужики деревенские по три копеечки; все уверены, что несдобровать Алёше. Один владыка Черниговский поручился за Алёшу Поповича.

Взмахнул Тугарин своими бумажными крыльями, вылетел из гридни княжеской.

Всю ночь перед боем Алёша молился Богу: «Пошли, Господи, тучу чёрную с дождём да с градом, чтобы размокли у змея бумажные крылья». Дошли Алёшины молитвы до Спаса Пречистого: полил дождь с градом, размочил Тугарину бумажные крылья; упал злодей на сырую землю.

Поехал тогда Алёша Тугарину навстречу - биться с ним смертным боем; кричит Тугарин Алёше:

Вот я тебя огнём спалю, а не то конём затопчу или копьём заколю; выбирай, что тебе больше нравится! Говорит Алёша:

Нехорошо ты, Тугарин, поступаешь! Хотел биться со мной один на один, а сам ведёшь за собой грозную силу. Удивился Тугарин речам Алёши, обернулся назад посмотреть, какая такая сила идёт за ним, а Алёше только того и надо. Подскочил Алёша к Тугарину, срубил ему буйную голову, упала голова змеева на сырую землю, как пивной котёл. Поднял её Алёша, привязал к седлу, привёз в Киев на княжий двор да тут и бросил.

Обрадовался Владимир-князь:

Велика твоя служба, славный богатырь: свет ты мне дал увидеть, как избавил меня от Тугарина! Оставайся в Киеве, служи мне верой-правдою; я тебя щедро награжу своими милостями! Остался Алёша в Киеве, служил князю верой-правдой не один десяток лет, перебил не одну сотню врагов княжеских.