→ А.В. и П.Г. Ганзен. Сказка длинною в жизнь

Случайный отрывок из текста: Фарид ад-дин Аттар. Рассказы о святых. Хазрат Абу Шафик Балхи
... Шафик говорил:
1. Богослужение состоит на девять частей из страха и уединения и на одну часть из пребывания в тишине.
2. Когда приходит смерть, она уже не уходит, поэтому всегда будь готов к ней.
3. Не откладывай дату покаяния в грехах и исповеди в надежде на милость или свое долгожительство.
4. Полагайся больше на обещания Бога, чем на заверения людей. ... Полный текст

Анна Васильевна и Петр Готфридович Ганзен

Сказка длинною в жизнь

Примеряя на дочку платье, подаренное на вырост, мама весело засмеётся, прижмёт её к себе и скажет: «Ты моя Дюймовочка!» Потому что платье-то пока ещё очень-очень велико...

Ничего. Дочка скоро дорастёт до платья, а потом и до книжной полки. Она откроет книгу с красивыми картинками, и сама прочтёт про Снежную Королеву, Гад­кого Утёнка и крохотную Дюймовочку.

И, наверное, девочка ничуть не удивится тому, что прекрасно понимает, о чём шепчутся фрейлины у каморки Свинопаса, что там бормочет Старая Штопальная Игла, и какие секреты доверяют друг другу Кай и Герда - мальчик и девочка из да­лёкой страны. А не удивится она потому, что и сам великий датский сказочник Ганс Христиан Андерсен, и герои его произведений говорят на родном для нас и понятном русском языке. Но кто же и когда научил их говорить по-русски?

Для того чтобы люди, живущие в разных странах и говорящие на разных языках, могли понимать друг друга, нужны переводчики. А в книге, если она переведе­на с другого языка, рядом с именем авто­ра и названием обязательно указано имя того, кто её перевёл.

Открывая книгу Г. X. Андерсена, мы прочтём: «перевод А. и П. Ганзен».

Чтобы узнать, кем были загадочные «А. и П. Ганзен», нам придётся вернуться в давние-давние времена...

12 октября 1846 года в далёком от России Датском королевстве родился мальчик, который получил, в соответствии с принятой в Скандинавии традицией, стразу три имени: Peter Emmanuel Gotfrid. А вот фамилия у него была самая обычная и даже самая распространённая в Дании - Hansen. Происходит она от имени Ханс (Иван), так что в некотором роде можно считать Хансенов в Дании и Ивановых в России однофамильцами.

Среднюю школу в Копенгагене Петер окончил «по первому разряду». Затем вольнослушатель Копенгагенского университета (лекции по литературе, истории искусств, философии). К этому времени Петер Хансен хорошо владел английским языком и даже начал интересоваться литературными переводами.

Однако... «Крибле! Крабле! Бумс!» И, подобно многим сказочным героям, 24-летний подданный Датского короля вышел однажды из родного дома и отправился в путешествие. Путь его лежал в далёкий Сибирский край, куда он прибыл в качестве служащего «Северного Телеграфного общества» Транссибирской железнодорожной магистрали.

Сибирь одарит его сказочной, столь близкой его сердцу, Красотой Севера. Она подарит ему радость творчества, счастье супружеской жизни, и она же - даст изведать великое горе от потери совсем ещё молодой жены...

Десять лет прожил Петер Хансен в сибирских городах Омске и Иркутске. Он много работал, но всё свободное время посвящал изучению русского языка и литературным опытам. Первой большой удачей стал перевод и издание на датском языке романа И.Гончарова «Обыкновенная история».

Тогда, возможно, Петер Хансен и не предполагал, что Россия, где он проведёт ещё долгих 35 лет, станет его второй Родиной, а для его шестерых детей родным языком станет русский.

В 1881 году Петер вместе со старшей дочерью переезжает в столицу России - Санкт-Петербург. Он возглавляет Школу телеграфистов и преподаёт английский язык. Однако попрежнему большую часть времени старается отдавать литературной работе. Уже изданы в Дании в его переводах романы И. Гончарова и Л. Толстого. Ему принадлежат переводы произведений выдающихся датских, шведских и норвежских писателей того времени. Преподавательская работа, которая даёт основные средства к существованию, требует серьёзной подготовки. Объём литературной работы также увеличивается... И снова, будто кто-то произнёс заветные слова: «Крибле! Крабле! Бумс!»... Колесо Фортуны медленно повернулось...

Объявление в газете о найме секретаря и помощницы в ведении хозяйства прочла девушка из небогатой петербургской семьи Анна Васильева. Чем иначе, кроме как волшебством, можно считать встречу двух столь непохожих, но удивительно близких по духу и мироощущению людей?! Судьба соединила 42-летнего датчанина-вдовца и юную 18-летнюю русскую девушку...

Анна, с серебряной медалью окончившая весной 1887 года Литейную гимназию и владевшая тремя иностранными языками, без особого труда - обладая несомненными способностями к языкам и литературным талантом - выучила скандинавские языки: датский, шведский и норвежский. Позже она переводила и с исландского. Она станет не просто помощницей уже известного литератора, но и достойным соавтором.

Через год Пётр Готфридович и Анна станут супругами, а под их переводами появится подпись «А. и П. Ганзен».

Вскоре в небольшой квартире на Васильевском острове зазвучали детские голоса...

И кто знает, не этим ли четырём сорванцам, их детским шалостям и секретам обязаны будущие поколения, получившие бесценное наследство: Мудрость и Доброту великого сказочника. Ведь именно в этот период и, конечно, не без участия Анны Васильевны, Пётр Готфридович обращается к творчеству Г. X. Андерсена, с которым был знаком ещё в студенческие времена в Копенгагене.

Родители сумели найти в произведениях датского мудреца и философа ту нравственную опору, те этические нормы и эстетические идеалы, которые необходимо воспитывать с раннего детства, чтобы мир не превратился в хаос. Дети Ганзенов были первыми слушателями, первыми суровыми литературными критиками. Переводы сказок корректировались помногу раз, иногда, по свидетельству одной из дочерей, в течение нескольких лет! Эти переводы практически без изменений дошли до наших дней. А ведь за сто с лишним лет русский язык не только пережил несколько реформ, но и довольно существенно изменился!

Петра Готфридовича и Анну Васильевну Ганзен можно назвать настоящими волшебниками литературного перевода! Из-под их пера выходили произведения, напоминающие единый организм с общей кровеносной системой и одним единственным, полным Великой Любви сердцем, которому - подобно сердцу Оловянного солдатика - не страшен огонь Времени.

К сожалению, и волшебники иногда ошибаются, а сказки не всегда имеют счастливый конец.

В 1911 году трагически погиб самый младший сын Владимир Ганзен. Через три года средний и старший сыновья, окончив краткосрочные курсы, со студенчес­кой скамьи шагнули в окопы Первой мировой войны. Шёл 1914 год. А ещё через три года, в начале 1917-го, «действительный статский советник, чиновник по особым поручениям Пётр Готфридович Ганзен», так именовался он теперь в официальных бумагах, убыл по служебным делам в Данию... Россия, где пришла к нему слава литератора и признание как общественного и государственного деятеля, Россия - огромная, непостижимая и прекрасная - вдруг осталась в прошлом.

И не море Балтийское отделило его от маленького острова, носившего то же имя, Васильевский, что и его супруга Анна Васильевна Васильева, а огромная, ни с чем не сравнимая бездна...

Колесо снова повернулось: «Крибле! Крабле!»... и Peter Emmanuel Hansen снова в городе своего детства Копенгагене! Седина, будто сибирские снега, покрывает его голову, в бороде прячутся морщины и горькие складки. И только по-детски чистые синие глаза по-прежнему смотрят туда, где небо сливается с морем. Ведь Небо и Море одинаково синие, будь то датский берег или российский...

В Дании П. Ганзен встретит свой 75-летний юбилей и 50-летие литературной деятельности. Анна Васильевна съездит несколько раз к мужу в Данию. Он же Россию так больше никогда и не увидит.

Его похоронят в Копенгагене, где в один из предрождественских дней, 23 декабря 1930 года навсегда остановится сердце человека, ставшего одинаково родным для Дании и России и сумевшего стать связующим звеном двух великих культур - русской и скандинавской. Петер Хансен никогда не узнает о гибели второго сына Льва в ноябре 1937 года. Судьба избавит его от ужасов Второй мировой войны и Блокады Ленинграда, где в первую же страшную зиму 1942 года тихо угаснет всё в той же квартире на Васильевском острове его жена Анна...

Во времена Гутенберга печатали книги так: на деревянной доске вырезывали выпуклые буквы, намазывали черной краской и, положив на бумагу доску, садились на нее в роли подвижного энергичного пресса. От тяжести типографа и зависела чистота и четкость печати.

Вся заслуга Гутенберга заключалась в том, что он напал на мысль вырезывать каждую букву отдельно и уже из этих подвижных букв складывать слова для печати. Кажется, мысль пустяковая, а не приди она Гутенбергу в голову, книгопечатание застряло бы на деревянных досках и человечество до сих пор сидело бы в каком-нибудь семнадцатом веке, не догадываясь о причине своей отсталости. Ужас!

Будучи сообразительным человеком по части книгопечатания, Гутенберг в жизни был сущим ребенком, и его не обманывал и не обсчитывал только ленивый… История говорит, что он вошел в компанию с каким-то золотых дел мастером Фаустом. Тот типографию забрал себе, а Гутенберга прогнал. Гутенберг опять нашел какого-то, как гласит история, «очень богатого отзывчивого человека». Отзывчивый человек тоже присвоил себе типографию, а Гутенберга прогнал. В это время нашелся еще более отзывчивый человек - архиепископ майнцский Адольф. Он принял Гутенберга к себе, но не платил ему ни копейки жалованья, так что Гутенберг избавился от голодной смерти только поспешным бегством. Так до конца жизни Гутенберг бродил от одного мошенника к другому, пока не умер в бедности.

Что касается важного изобретения в истории человеческой культуры - магнитной стрелки, то пишущий эти строки так и не добился толку: кем же, в сущности, магнитная стрелка выдумана? По одним источникам, ее изобрел какой-то Флавио Джойо из Амальфи, по другим - она была известна еще во времена крестовых походов.

Вот и разберись тут.

На всякий случай Джойо соотечественники поставили памятник, и так как патент на эту остроумную выдумку (не на памятник, а на магнит) никем не заявлен, то магнитные стрелки теперь может изготовлять всякий, кому придет охота.

По мнению пишущего эти строки, все-таки для историков остался один путь, с помощью которого можно легко проверить, изобрел ли магнитную стрелку действительно Флавио Джойо.

Стоит только выяснить: умер ли он в нищете? Если это так, значит, он и изобрел компас.

Примеры Гутенберга, Колумба и других в достаточной мере подтверждают это правило.

Не менее загадочна история с изобретением пороха. Молва приписывает эту заслугу монаху Бертольду Шварцу, но так как нет данных, свидетельствующих о том, что он умер в нищете, то и причастность Шварца к делу об изобретении пороха довольно сомнительна.

Предлагаем читателю на выбор: Бертольда Шварца или еще одного монаха Роджера Бэкона, которому приписывалось изобретение пороха еще в XIII веке. О последнем в истории сказано: «…Он умел составлять порох, заподозрен в ереси, подвергся преследованию и умер в тюрьме».

Это показывает, что уже и в те времена всеми сознавалась разрушительная сила пороха и против нее принимались радикальные меры.

Изобретение пороха произвело коренной переворот в военном искусстве.

Раньше опытные, закаленные в боях воины поступали так: заковывали себя с ног до головы в железо, вскарабкивались с помощью слуг на лошадь и бросались в битву. Враги наскакивали на такого воина, рубили его саблями, кололи ножами, а он сидел как ни в чем не бывало и иронически поглядывал на врагов. Если его стаскивали за ногу с лошади, он тут не терялся: лежал себе на земле и иронически поглядывал на врагов. Те долго и тщетно хлопотали вокруг этой гигантской замкнутой устрицы, не зная, как открыть ее, как достать из-под железа кусочек живого человеческого мяса… Провозившись бесплодно несколько часов над рыцарем, враги почесывали затылок и, выругавшись, бросались на других врагов, а к победителю приближались верные слуги и снова втаскивали его на коня.

Так и возили это бронированное чучело с места на место, пока враги не обламывали об него свое холодное оружие и не сдавались в плен.

С изобретением пороха дела храбрых замкнутых рыцарей совсем пришли в упадок. Стоило стащить такого рыцаря с лошади и подложить под него фунта два пороху, как он сейчас же размыкался, разлетался на части и приходил в совершенную негодность.

Таким образом, изобретение пороха повело к упразднению личной храбрости и силы… Военное дело было реорганизовано, появились ружья, пушки, укрепленные города затрещали, а дикари, незнакомые с употреблением огнестрельного оружия, впали в совершенное уныние. Европейцы их били, колотили и презирали на том основании, что они «пороху не выдумали!».

Очевидцы утверждают, что Америка была открыта Христофором Колумбом, прославившимся, кроме того, своей силой и сообразительностью: во время диспута с учеными Колумб в доказательство шарообразной формы Земли раздавил на глазах присутствующих - без всяких приспособлений - куриное яйцо. Все ахнули и поверили Колумбу.

Разрешение на открытие Америки Колумб получил условно, то есть в договоре правительства с Колумбом было сказано буквально так: «Мы, Фердинанд Арагонский с одной стороны и Христофор Колумб с другой, заключили настоящий договор в том, что я, Фердинанд, обязуюсь дать ему, Колумбу, денежные средства и корабли, а он, Колумб, обязуется сесть на эти корабли и плыть куда придется. Кроме того, упомянутый Колумб обязуется наткнуться на первую подвернувшуюся ему землю и открыть ее, за что он получает наместничество и десятую часть доходов с открытых земель».

Относясь чрезвычайно почтительно к памяти талантливого Колумба, мы тем не менее считаем себя обязанными осветить эту личность с совершенно новой стороны, непохожей на ту, которая была бы создана исторической рутиной.

Вот что мы утверждаем:

1) выезжая впервые из гавани Палоса (в Испании), Колумб думал только об отыскании морского пути в Индию, не помышляя даже об открытии какой-то там Америки. Так что тут никакой заслуги с его стороны и не было;

2) во-вторых, никакой Америки даже нельзя было и «открыть», потому что она уже была открыта в Х веке скандинавскими мореходами;

3) и в-третьих, если бы даже скандинавские мореходы не забежали вперед, Колумб все равно никакой Америки не открывал. Пусть проследят читатели все его поведение в деле «открытия Америки». Он плыл, плыл по океану, пока один матрос не закричал во все горло: «Земля!» Вот кто и должен был бы по-настоящему считаться открывателем Америки - этот честный, незаметный труженик, этот серый герой… А Колумб оттер его, выдвинулся вперед, адмиральский напялил мундир, вылез на берег, утер лоб носовым фуляровым платком и облегченно вздохнул:

Ффу! Наконец-то я открыл Америку!

Многие будут спорить с нами в этом пункте, многие отвергнут нашего матроса… Хорошо-с. Но у нас есть и другое возражение: в первый свой приезд Колумб никакой Америки не открывал. Вот что он сделал: наткнулся на остров Сан-Сальвадор (Гванагани), вызвал в туземцах удивление и уехал. Едучи, наткнулся на другой остров - Кубу, высадился, вызвал в туземцах удивление и уехал. Сейчас же наткнулся на третий остров, Гаити, по своей, уже укоренившейся, привычке высадился, вызвал в туземцах удивление и уехал домой, в Испанию. Спрашивается, где же открытие нового материка, если тщеславный моряк повертелся среди трех островов, вызвал в туземцах удивление и уехал?

Наш скептицизм разделялся многими даже в то время. По крайней мере, когда Колумб вернулся в Испанию и сообщил о своем открытии, некоторые просвещенные люди, знавшие о посещении скандинавами новой страны еще в Х веке, пожимали плечами и, смеясь, язвили Колумба:

Тоже! Открыл Америку!

С тех пор эта фраза и приобрела смысл иронии и насмешки над людьми, сообщавшими с торжественным видом об общеизвестных фактах.

Что можно поставить Колумбу в заслугу - это умение производить на туземцев впечатление и вызывать в них искреннее удивление. Правда, нужно признаться, что удивлялись обе стороны: красные индейцы при первой встрече с диким видом рассматривали белых европейцев, а белые европейцы с ошеломленными лицами глядели на красных безбородых людей, у которых вся одежда состояла из собственного скальпа, лихо сдвинутого набекрень.