09.07.2019

Александр Привалов: Темное будущее российской экономики. Единый учебник или «золотой стандарт»? Домашняя школа - подполье. Платная школа - неизбежность

Публициста, научного редактора журнала «Эксперт» - не оставила равнодушным никого из собравшихся и то и дело прерывалась аплодисментами зала.

Ваше Святейшество, уважаемая Людмила Алексеевна, уважаемые коллеги, я потрачу несколько секунд не по делу.

Наш съезд начался вчера, когда отмечался день филолога. Быть филологом - достойная участь. Филолог - завидное звание. Поздравляю, коллеги!

Министерство образования интересуется не столько образованием, сколько контролем за образованием

Здесь было сказано о многих важных вещах, а кое о чем уже и не говорят: надоело говорить. Но косвенно мы узнали, что все-таки на одной из секций обсуждалась стандартная тема насчет того, каким образом бюрократическое давление мешает жить и работать добрым учителям в школе, в том числе словесникам. В секции даже ухитрились над этим смеяться - я не очень понимаю, как тут можно смеяться. Я - сын словесницы, я помню, что какие-то не идущие к делу бумажки вынуждена была писать и моя мать. Но то, что ее изводило тогда, 30-40 лет назад, и то, что сейчас несчастные её коллеги делают, - земля и небо. То, что происходит, - ужасно. Самое же занятное, что это очень легко прекратить. Полномочий одного из выступавших на сегодняшнем съезде, министра Ливанова, абсолютно достаточно, чтобы это прекратилось завтра . Но он этого не делает и не сделает, потому что Министерство образования по естественным причинам интересуется не столько образованием, сколько контролем за образованием. И ни одним граном, ни одной молекулой этого постоянно наращиваемого бессмысленного контроля они жертвовать не будут.

Я позволил себе заговорить на эту избитую тему, потому что в нашем случае она существенна. Она прямо связана с корнем тех проблем, которые встречает преподавание русской словесности в школе. Потому что русскую словесность в школе - и русский язык, и литературу - надо срочно поворачивать в сторону, прямо обратную той, куда ведет образовательное начальство своим контролем. Надо переставлять акценты. От того, что так легко и приятно контролировать привычными способами (через тот же ЕГЭ или по-всякому еще), - к тому, что гораздо хуже контролируется внешне, но гораздо нужнее всякому живому человеку. Хватит морфологических разборов, хватит рассказов о том, сколько разрядов прилагательного, сколько разрядов числительного (особенно в старших классах! Безумие просто)... Людей надо учить говорить и писать . Учить излагать и доказывать свои мысли. Этого сейчас практически не делают.

Вот в школу вернулось сочинение. Мы с вами знаем, что сочинения вернули в школу по прямому приказу Президента Российской Федерации . Вернули, как умели. Это было трудно сделать, потому что возвращение сочинения в сегодняшнюю школу идет прямо поперек всего, что в ней делалось последние 15 лет. Ну, его как-то углом, боком, как-то кисло воткнули, на каких-то идиотских птичьих правах: не экзамен, а зачет, какой-то допуск к ЕГЭ. Как будто можно не допустить к ЕГЭ... Как?!

Не стоит долго говорить о сегодняшнем сочинении. На мой взгляд, это небольшая, но внятная порция национального позора. Если кому-нибудь интересно, он легко в интернете найдет какие-нибудь темы выпускных сочинений в царской гимназии, темы выпускных сочинений в брежневскую, например, эпоху - и то, что было в прошлом году. Когда за великое достижение выдается, что человек написал 250 слов (это меньше полустранички) на тему «Дом » или «Любовь »... Такое сочинение по-русски называется «он уже головку держит». Но, господа, мы говорим о выпускниках школы - о взрослых людях!

Святейший Патриарх справедливо заметил, что очень часто слышим, постоянно слышим: нынешние дети не читают, не любят читать, - ну да, правильно. Очень многие не любят. Так мудрено любить то, чего не умеешь. Читать надо учить - как людей учат плавать, как учат слушать классическую музыку. Лучшие учителя России (их много, слава Богу!) умеют это делать, умеют приохотить, приучить ребят к чтению. Надо, чтобы это умело большинство учителей. Дальше любят говорить (и правильно говорят), что современные детишки, сталкиваясь с классической литературой русской, слов не понимают, испытывают всякие трудности. На самом деле трудности эти в основном не лексические, а культурные, но не в том дело. Эти трудности надо уметь предугадывать и помогать детям их преодолевать. Хорошие учителя это делают - и блестяще. Это должно уметь большинство учителей. И вот тут мы подходим к принципиальному вопросу. Для всего, о чем я сейчас кратко сказал, нужно время - в двух очень важных, равно важных аспектах.

Во-первых, нужно время урочное. Уроков на русскую словесность - мало. В только что утвержденной Правительством Концепции преподавания русского языка и литературы гордо сказано (я, к сожалению, наизусть не запомнил, но, по-моему, «идеально» - слово не чиновничье): оптимальное количество часов. Оптимальное! Вот перед нами выступал господин Ливанов. Ему тоже страшно нравится: «Великолепное количество часов - никогда такого не было!» Было, было гораздо больше - и тоже было мало. То, что сейчас, - это мало совсем.

Ну, когда выступает министр, мы же слышали: все хорошо. Просто всё хорошо. Все уже хорошо, но сегодня лучше, чем было вчера, а завтра будет ещё лучше. Если бы мы с вами здесь твердо не знали, что всё настолько хорошо, что Президент Российской Федерации счел необходимым обратиться к Патриарху Московскому и всея Руси с просьбой организовать и возглавить Общество русской словесности, чтобы попробовать хоть что-нибудь сделать ; если бы мы этого твердо не знали, мы бы поверили министру, что все просто замечательно.

Реакция собравшихся на выступление А.Н. Привалова. Фото: А. Поспелов / Православие.Ru

Ну ладно: значит, часов им хватает. На самом же деле их не хватает. Часов нужно больше: для того, чтобы научить читать, научить понимать, научить говорить, заполнить культурные пробелы, нужно время. Речь ведь не об «одном из» школьных предметов - речь о главном: не умеющим читать ученикам не освоить никакой предмет. А люди читать сейчас не умеют буквально. Спросите любого действующего педагога, любого редактора: они не то что не ловят интонацию - скажем, иронию в тексте не ловят - это ладно: «Какие нежности при нашей бедности». Но почти никто не умеет поймать, скажем, логический сбой в тексте. Люди не видят логических сбоев. Всему этому надо учить. Когда? Дайте время.

Это в первом смысле.

За четыре года качественного учителя подготовить нельзя

Во втором: для того, чтобы большинство учителей получило шанс присоединиться к тем, кто уже сейчас всё это умеют, их тоже надо учить. Это тоже требует времени. И времени большого. Педагогическое образование должно выпускать словесников, подготовленных лучше, чем прежние, просто потому, что перед сегодняшними стоят задачи сложнее, чем перед вчерашними. Задачи будут только усложняться. Между тем пока реформирование педагогического образования идет в прямо противоположном направлении. Нам говорят про «прикладной», прости Господи, бакалавриат, то есть подавляющее большинство студентов будет обучаться не пять и не шесть, а четыре года. Мне не пришлось (ну, видимо, мне не повезло), говорить ни с одним серьезным педагогом, который был бы не согласен с очевидным фактом: за четыре года качественного учителя подготовить нельзя. Не успеть. Просто не успеть. Педагогика - это помимо, а может, и прежде всего прочего - гигантский объем методов, приемов - целый арсенал инструментов. Его нельзя передать на бегу. Это требует времени. Четыре года - это смешно. А ведь не только в четырех годах сила.

Концепция реформирования педагогического образования состоит в том, что надо как можно сильнее уменьшить объём преподавания теоретических дисциплин, заменив их практикой, да и число теоретических дисциплин сократить, чтобы и числом-то было меньше. Вот что, например, делается совсем рядом, тут, в Московском государственном педагогическом университете. Причем заметьте себе: все это бьет по словесникам существенно сильнее, чем по всем остальным. Ну, может быть, по историкам так же сильно. Всем остальным - чуть легче. А вот со словесниками. Цитирую: «Исключены или сокращены такие курсы, как старославянский язык, историческая грамматика русского языка, стилистика, курссовременного русского языка сокращен на несколько семестров». Ученики так обучаемых учителей - я не знаю, кем они будут. Как может чему-то научить человек, который знает не так уж намного больше своего будущего выпускника? А если присмотреться к тому, как их теперь готовят, так иногда кажется, что он даже больше похож на массовика-затейника, чем на филолога. Может, в этом есть свой смысл, не знаю; но продавить ту стену, перед которой мы сейчас встали, стену плохого владения языком и плохого обучения языку, таким образом заведомо нельзя.

От того, что ее называют реформой, она не перестает быть деградацией

И ведь тут ещё одна замечательная вещь. Помимо того, что сокращают часы, сокращают дисциплины, преподавателей педвузов очень старательно уверяют, что их основное занятие - совершенно не обучение педагогов. Это пустяки. Это неправильно. А вот что правильно. Профессор педагогического вуза пишет в блоге. Цитирую буквально: «Прислали нормы времени для внеаудиторной работы ППС (профессорско-преподавательского состава). Цифры многое могут сказать о людях, которые их определяли. Например, проверка, консультации, прием контрольных работ и заданий, рефератов и других домашних работ - ноль целых пять десятых часа на одного студента в семестр. Подготовка и публикация статей в ведущих лицензируемых изданиях по РИНЦ - сорок часов на статью, оформление заявок на патент - 400 часов за патент». Господа, профессор права . Это многое говорит о людях, которые писали такие нормы. Приравнять написание одной научной статьи обучению 80 студентов - это очень сильный ход. Может быть, более сильный ход - только назначить полчаса времени на студента в семестр. Это - факт. Я ничего не сочинил. Вот такая реформа педагогического образования проходит сейчас. И от того, что ее называют реформой, она не перестает быть деградацией.

Я скажу совсем немного в заключение, потому что много хороших и полезных рекомендаций уже прозвучало. Но я бы хотел обратить ваше внимание вот на что. Огромная часть этих рекомендаций, как мы слышали сейчас, сводится к тому, чтобы обеспечить педагогам, филологам, родителям участие в обсуждении того, в разработке сего, в экспертизе третьего. Господа, можно подумать, вы тут не знаете, как чиновники устраивают обсуждения. То есть не только минобровские, но минобровские - особенно. Если говорить об обсуждении чего бы то ни было всерьез, то обсуждать надо идею . То есть мы собираемся делать вот такой материал - такую вот концепцию, программу, ещё что-то , мы хотим заложить в нее такие-то основные идеи. Давайте обсуждать основные идеи! И тогда в обсуждении и вправду есть какой-то смысл. А на деле они пишут там у себя проект, выкладывают его на сайт и говорят: «Давайте обсуждать, ребята: вот тут запятую поправить или вот тут?» Им говорят: «Вы всё написали неправильно в принципе ». Они отвечают: «Не о том речь. Вот тут запятую поправить или вот тут?» Мы что, редко такое видели? Мы хотим ещё смотреть? Давайте смотреть еще. Нет, я ничтоже вопреки глаголю: участвовать в экспертизах, в обсуждениях - надо, все правильно. Но я бы все-таки сказал вот что:

Коллеги, у нас с вами вроде бы есть какой-то капитал: нас поддержал лично Президент России, наше Общество возглавляет лично Патриарх Московский и всея Руси. Может, давайте попросим чего-нибудь такого, на чем мы проверим, есть ли у нас капитал или нет? Может, давайте попросим не участия в очередной дискуссии, после которого проводивший дискуссию зам Ливанова скажет: «Спасибо, все свободны, а мы сделаем так, как собирались»? Может, кроме участия в дискуссиях, мы потребуем чего-то ощутимого? Вот я бы предложил две простые вещи. Совсем простые вещи. Я бы предложил потребовать. Не порекомендовать, прости Господи, а потребовать немедленного уничтожения 99 процентов бюрократических требований и проверок, которые обрушиваются на голову каждого учителя в стране, -немедленного . Это можно сделать за неделю. И я не знаю ни одного аргумента против, который можно было бы сказать вслух.

Второе: надо потребовать больше часов на словесность. Я слышал уже, что есть наши с вами коллеги, есть филологи, есть словесники, которые говорят: «Не надо больше часов - мы и так плохо преподаем. Зачем нам больше часов?» Точно с тем же успехом можно сказать: «Этот больной совсем плох. Давайте его не кормить - пусть он лучше сдохнет». Филолог, словесник, который против увеличения часов на словесность, - это рыба, которая против воды.

Великие отечественные. Александр Привалов

Сегодня 80-летний юбилей празднует легенда мирового и отечественного биатлона, первый советский призер Олимпийских игр по биатлону Александр Привалов. В этот день чемпионы мира и Олимпийских игр, его ученики и близкие друзья вспоминают самые яркие эпизоды неординарной жизни великого спортсмена, тренера и просто человека с большой буквы!

Владимир Барнашов, олимпийский чемпион-1980, государственный тренер России по биатлону

Имя Александра Васильевича Привалова было постоянно на слуху, как только начал заниматься биатлоном - в 1974 году. Он был гуру, как спортсмен и как тренер. Первый призер Олимпийских игр в истории, пятикратный чемпион СССР. Лично познакомился с ним в 1976 году в Мурманске на « Празднике Севера». Я выиграл тогда гонку, он подошел ко мне, мы поговорили немного. Потом меня включили в состав сборной команды, где вместе проработали семь лет.

Слово « тренер» не совсем подходит Александру Васильевичу. Для нас, спортсменов, он был другом, товарищем, отцом. Он не ограничивался только тренерским процессом, а вникал в жизнь каждого из нас, помогал, поддерживал. От него всегда исходила невероятная доброта, неважно — ругал он или хвалил. В нем никогда не было негатива.

Перед эстафетой на Играх в Лейк-Плэсиде, когда определялся состав, он поговорил отдельно с каждым спортсменом, а потом со всеми нами вместе, где расписал все задачи на каждый этап. У нас тогда была, говорю без преувеличения, невероятная команда, сплоченная, дружная. Мы все были уверены в себе и друг в друге. Конечно, это заслуга нашего тренера!

Один из ярких моментов нашей тренерской работы - Олимпийские игры в Калгари 1988 года. Первые две гонки, по тем меркам, наша команда провела неуспешно - два серебра и одна бронза. А тогда очень сильна была команда ГДР, представитель которой — Франк-Петер Рёч — выиграл золото в индивидуальной гонке и спринте. И перед эстафетой, решающим стартом для нас, Александр Васильевич сделал подробный аналитический расклад, посчитал что-то, прикинул и сказал, что немцев мы победим. В итоге так и получилось - наша сборная завоевала золото в эстафете, опередив ГДР больше, чем на минуту. А ведь в Калгари ему пришлось работать под тяжелейшим психологическим прессом - после индивидуальной гонки, где у нас было серебро Валеры Медведцева, шли разговоры, чтобы убрать Александра Васильевича с поста главного тренера. Стоит отдать ему должное, что он никогда не переносил на нас, своих помощников, эти проблемы с руководством.

Сейчас Александр Васильевич является членом экспертного совета Минспорта РФ, куда входят специалисты по разным направлениям. Кто-то отвечает за науку, кто-то за медицину. А вот таких специалистов как Александр Васильевич, Виктор Федорович Маматов, которые владеют всем в комплексе, почти нет. От них исходят конструктивные предложения, а не критика. Их опыт и сейчас очень помогает в работе со сборными командами.

В день рождения хочу пожелать нашему любимому гуру биатлона, конечно, здоровья! Крепкого, богатырского здоровья на долгие года!

Александр Тихонов, четырехкратный олимпийский чемпион (1968, 1972, 1976, 1980), 11-кратный чемпион мира

Привалов пришел на свой первый сбор, как старший тренер, ровно в тот день, когда я пришел на свой первый сбор, как спортсмен. Вот так лучший тренер XX века и лучший биатлонист XX века начали работу в сборной команде. Впервые я его увидел в 1966 году на Спартакиаде народов СССР в Свердловске. Я его сразу заприметил - он очень выделялся среди остальных. Высокий, статный, видный! Самый высокий биатлонист. Тогда биатлон был непопулярным видом спорта, но о Привалове, конечно, мы знали. Помню, как увидел его на фотографии, где он вместе с олимпийским чемпионом Олимпиады-1964 Володей Меланьиным на приеме в Кремле у Никиты Сергеевича Хрущева. Это фото мне сильно врезалось в память.

В те годы борьба шла между Приваловым и Меланьиным. В СССР равных не было Александру Васильевичу - он пять раз становился чемпионом страны, а вот на международных соревнованиях ему не везло. Не выигрывал чемпионаты мира и Олимпийские игры. В 1964 году в Инсбруке он был главным претендентом на золото Игр, но приехал туда перегруженным и, несмотря на то, что отстрелялся на ноль, стал только серебряным призером. Золото завоевал Меланьин.

Считаю себя счастливым человеком, что тренировался под руководством Привалова. Познакомились мы на сборе. Я был включен в состав национальной лыжной сборной, но, играя в футбол, травмировал ногу. На сбор к лыжникам я не попал, решил поехать в Отепя, где в то время были биатлонисты. Александр Васильевич увидел меня и говорит: « Чего дурью маешься, пойдем постреляем». На стрельбище я выбил пять из пяти, и он предложил всерьез перейти в биатлон. Вот так лучший молодой лыжник, сибиряк с Урала, как меня называли, ушел в биатлон.

Я всегда звал его Саня. У меня в семье дед всегда говорил: « Не навеличивай!». И все остальные дико ревновали, мол, как ты можешь так к нему обращаться, он же великий спортсмен. У него прозвище было Мякуха - по характеру был мягкий, всегда шел на компромисс, не давил авторитетом. Александр Васильевич всегда был душой нашей команды.

Помню случай: на сборе собрался нарушить спортивный режим - выпить коньяка и пойти потом погулять. Вот, лежу я в кровати в костюме, накрытый одеялом, на столе стакан с коньяком. Заходит Привалов, спрашивает: « Что это?». Говорю, что чай. Он берет стакан и выпивает залпом. Потом одергивает одеяло, кидает его и молча выходит из комнаты. Я лежу, как оглушенный, но с базы все равно в тот вечер ушел. Потом мы с ним на эту тему много говорили. Однажды после коллективного нарушения режима, он хотел выгнать часть ребят из команды. Но мы поговорили, обсудили все, что не стоит ломать жизнь ребятам из-за одного проступка. « Запретный плод сладок, поэтому давайте устраивать праздники, невозможно безвылазно сидеть на базе», — говорил я. У нас все было - и шашлыки, и походы в театр, кино, стихи читали, книги. То наше поколение было совсем другим - мы много чем интересовались, все время что-то читали, были образованными.

У нас были особенные отношения. Я часто гостил у него дома, помогал ему - как-то шифоньер собрал. В первую очередь он мне всегда был другом, а потом уже все остальное.

Жаль, что его и Виктора Федоровича Маматова отстранили от сборной. Говорят, что возраст уже не тот. А я так скажу: « Академиками и лауреатами Нобелевской премии становятся не в 17 лет. Посмотрите на Жореса Алферова, он стал лауреатом в 70 лет».

Александр Васильевич был и остается моим старшим братом, к которому я всегда готов прийти на помощь.

Виктор Маматов, двукратный олимпийский чемпион (1968, 1972), четырехкратный чемпион мира

Можно сказать, что я два раза знакомился с Александром Васильевичем. Впервые увидел его в феврале 1960 года на чемпионате СССР, где он стал победителем. Потом в автобусе все поздравляли его с успехом, и я тоже поздравил. Он всегда говорит, что на зарубежных стартах у него ничего не получалось, только у себя выигрывал. Пять раз становился чемпионом СССР. А его вечный соперник Володя Меланьин, наоборот, на международных соревнованиях побеждал. Трижды чемпионом мира был, в 1964 году стал олимпийским чемпионом, первым в отечественном биатлоне, а на чемпионатах СССР ему не везло. На том чемпионате я занял 16-е место, Меланьин - 17-е.

Меня в сборную долго не брали, говорили: « Зачем нам студент технического вуза из Сибири? Да, и не нужны нам новые люди». На Спартакиаде народов СССР, которая стала одним из последних стартов для Привалова в качестве спортсмена, выступил неплохо - занял третье место, при том, что выступал с травмированной рукой. Тогда меня взяли в сборную. Хотя я уже подумывал завязать со спортом. Учился в аспирантуре, работал.

Вот второе знакомство с Приваловым, уже настоящее, произошло позже, на сборе национальной команды. На первом сборе не было ни Привалова, ни Меланьина, а на второй Александр Васильевич приехал уже в качестве старшего тренера. Он всегда ко всему относился с юмором, никогда не кичился, что он тренер. Нас очень вдохновляла атмосфера в команде. В любой компании всегда был ее центром. Петь любил, причем не что-то напеть, а именно спеть - хорошо, душевно.

Помню была такая тренировка: бег 30 километров со стрельбой - кто кого укатает. У меня глаза горят, рвусь в бой. Привалов говорит: « А не рановато ли? Чемпионат мира еще не скоро». Отвечаю: « Нормально все, Александр Васильевич». Я ведь в сборную попал, когда мне 29 лет было - не мальчик уже, понимал, что делать надо. На том чемпионате мира выиграл гонку, в эстафете наша команда стала второй. Помню, расчет Александра Васильевича был такой: я и Коля Пузанов должны хорошо стрелять, а легкие Александр Тихонов и Ринат Сафин - быстро бежать.

Когда в начале 80-х было принято решение сменить главного тренера, предложение поступило мне возглавить команду. Я отказывался шесть раз, но в итоге ЦК КПСС назначил меня на эту должность. Александр Васильевич не обиделся. Напротив, он много помогал мне, поддерживал, зная все трудности этой работы. Честно могу сказать, что на нашей дружбе мое назначение никак не отразилось. Не было никаких разногласий, попыток подсидеть.

В 1987 году когда я уже был заместителем председателя спорткомитета СССР и надо было менять главного тренера, я сказал, что необходимо вернуть Привалова. Он очень хороший методист, тренер с огромным опытом и знаниями.

На Олимпийских играх в Калгари в планах стояла золотая медаль в индивидуальной гонке, но в итоге у нас было серебро. После гонки его сразу вызвали в штаб отчитаться. Набросились на него - отправить в отставку. Я на тех Играх был руководителем спортивной делегации. Говорю, что все будет нормально, у нашей команды есть отличные шансы выиграть. И Виталий Георгиевич Смирнов, председатель Комитета по физической культуре и спорту СССР, сказал: « Впереди еще две дисциплины. Не надо никого снимать, пусть оправдает доверие».

В спринте в планах значилась одна бронза, но наши ребята Валера Медведцев и Сережа Чепиков завоевали серебро и бронзу. А в эстафете сборная СССР разгромила команду ГДР, безоговорочного фаворита тех Олимпийских игр.

В середине 90-х годов новый президент Союза биатлонистов России Александр Тихонов, которого как раз воспитал Привалов, стал притеснять своего наставника. Видимо, в нем говорила обида за Олимпийские игры 1980 года, когда его Александр Васильевич не поставил на индивидуальную гонку. Привалов уехал в Польшу, где начал тренировать женскую команду. Он говорил мне: « Зачем оставаться в такой обстановке, когда меня не хотят видеть? Навязываться я не буду».

В Польше тогда биатлон почти не развит был, но благодаря таланту и силам Александра Васильевича он создал крепкую команду, которая прекрасно выступила на чемпионате Европы в Ижевске и выиграла все гонки. Однако даже после этого его в сборную не вернули.

Александр Васильевич - человек с непростой, но интересной и яркой судьбой. В общей сложности он руководил сборной СССР и России в течение 18 лет. Мы по-прежнему очень дружны, сейчас оба входим в состав экспертного совета Минспорта РФ, продолжаем работать на благо нашего любимого дела.

Луиза Носкова, олимпийская чемпионка-1994, чемпионка мира

Александр Васильевич - уникальный человек, мэтр отечественного и мирового биатлона. Помимо того, что он сам легендарный спортсмен, первый медалист Олимпийских игр и выдающийся специалист, он еще сам по себе прекрасный человек. Такие люди очень редко встречаются по жизни. Его отличительная черта - он всегда выслушивал тебя. Никогда не учил, а подсказывал. Это большая разница.

Он возглавлял женскую сборную на Олимпийских играх в Лиллехаммере. Тогда я отметила, что он очень простой человек, не старается давить авторитетом. Те Игры у нас как-то не заладились - в индивидуальной гонке и спринте медалей не было, и на эстафету особенно уже никто не рассчитывал, не рассматривали нас как серьезных соперников. Но у Александра Васильевича была потрясающая интуиция - он знал, что нужно сделать, чтобы команда выиграла.

Выбор состава на эстафету - задача всегда непростая. Кого-то включаешь в команду, а кому-то отказываешь. У нас в сборной все строилось на доверии. Если ты в команде - это значит, что тебе доверяют на 100%. И именно с этой мыслью я выходила на старт: мне доверяют, тренер поверил меня! По трассе я неслась, как на крыльях.

Очень хочу пожелать Александру Васильевичу здоровья! И чтобы на Олимпийских играх в Сочи наши биатлонисты взяли медали, выиграли на родной земле. Очень хочу, чтобы такой подарок они сделали Александру Васильевичу!

Анфиса Резцова, трехкратная олимпийская чемпионка (лыжи - 1988, биатлон - 1992, 1994), трехкратная чемпионка мира

Александр Васильевич - очень дотошный тренер. Начинал разбор моих ошибок в стрельбе всегда издалека. Говорил, как надо правильно стрелять, рассказывал всю теорию. Порой я даже забывала, с чего начинался разбор моей стрельбы (смеется). Давал очень много информации, но потихоньку я привыкла к его системе.

Как человек он такой жизненный, что ли. И рюмочку мог выпить, и спеть. Настоящая душа любой компании.

Перед Лиллехаммером я провела крайне неудачный сезон, и к олимпийскому сезону подошла не в идеальном состоянии. Стоял вопрос - брать ли меня вообще на Игры. Но Александр Васильевич меня отстоял, поверил в меня. Хотя на самих Играх на меня особых ставок не делали. В индивидуальной гонке я очень неудачно выступила, но, честно говоря, вся команда показала низкий результат. В спринте у меня не получилось, потому что накануне я просто перегорела. Слишком много думала о предстоящей гонке, и на самих соревнованиях ничего не получилось.

Насчет эстафеты было много мнений - кого ставить, кого не ставить. Меня даже не пригласили на собрание, где определяли состав. И потом я узнала, что четвертый этап предложили бежать Луизе Носковой, но она честно сказала, что не готова к такой ответственности и пусть бежит Резцова. Александр Васильевич согласился с этим предложением, сказал: « Она не подведет».

В самой гонке мы все хорошо бежали и стреляли, не скажу, что кто-то один был героем в команда. Вся наша команда была героем! Мы использовали все шансы, да и наши соперницы - немки - завалили гонку.

Александр Васильевич - уникальный тренер, хоть мне и не удалось с ним поработать долго. Одно время он тренировал полек, так они души в нем не чаяли. Все время кричали: « Саша, Саша!». Он для них был и тренером, и отцом, и другом, и педагогом. Знаете, он из таких людей, кто не только тренирует, но и сопли вытрет после неудачного выступления. При этом никаких вольностей спортсменам не позволял - дисциплина всегда была на высоте. Он очень хороший психолог. И сейчас все по полочкам разложит, что касается психологии, педагогики. С удовольствием проконсультирует, поможет, если надо.

В день рождения Александра Васильевича желаю ему здоровья. Здоровья, здоровья, здоровья! Чтобы дожил до 100 лет и всегда рядом были добрые порядочные, любимые и любящие люди.

Анатолий Алябьев, двукратный олимпийский чемпион (1980)

Я познакомился с Александром Васильевичем в 1974 году, когда я только начал заниматься биатлоном. Дело было в Мурманске. Он такой высокий, спокойный. Руководил неторопливо, четко, понятно.

В сборную я попал в 1978 году. Я по характеру спокойный, больших тренировок, как другие ребята, не делал. Барнашов, Аликин, Тихонов - все делали большие объемы, а я не мог. Тренеры пошли мне навстречу, хотя я новичок был, и я выполнял меньшие объемы. Вот такой индивидуальный подход был в команде. В спорте очень многое значит, когда тренер с понимаем относится к спортсмену.

Привалов всегда источал спокойствие и уверенность. За общим столом мог пошутить, анекдот рассказать. Он великий из великих, антиквар, как я его называю, и он не обижается (смеется).

На Олимпийских играх в Лейк-Плэсиде обстановка была очень напряженная - самый разгар холодной войны. Везде висели плакаты с лозунгами « Руки прочь от Афганистана», « Вы помойка». Нарисованный медведь, за которым стоит американец в ковбойской шляпе и рукой указывает ему — « вон из Америки». Нас предупреждали: бойтесь всяких провокаций. Но никаких инцидентов не было. Мы жили в олимпийской деревне, а тренеры в домике рядом, который специально сняли под Игры. По традиции за день до соревнований мы въезжали в этот домик, спали там и на утро стартовали. Помню как-то тренеры нажарили картошки с луком. Заходим в домик, а там запах такой! Вот такую обстановку создавал Александр Васильевич.

Предыдущие два чемпионата мира перед Играми сборная СССР провалила, и думали, что в индивидуальной гонке на Олимпиаде тоже неудачно выступим. Гонка проходила 13 февраля в пятницу, да еще и Игры по счету были 13-ми (смеется). Самочувствие перед стартом у меня было не очень. Привалов мне сказал: « Делай акцент на стрельбу». Несколько раз он мне это повторил. Три рубежа отстрелял на ноль, а перед четвертым один из наших ребят по сборной крикнул мне: « Если сейчас отстреляешь на ноль, то станешь чемпионом». Когда после гонки об этом узнал Привалов, то рассердился не на шутку. Таких вещей делать ни в коем случае нельзя! Ну, и на последнем рубеже после четвертого выстрела руки у меня затряслись и пятый я выцеливал 42 секунды. Моему сопернику немцу Франку Ульриху удалось сократить отставание, но победу я все-таки удержал.

У нас тогда была очень дружная команда. Говорили, что самая дружная сборная в Союзе, остальные нам даже завидовали. У нас был мушкетерский девиз: один за всех и все за одного. Накануне гонки мы ночевали в домике, рассказывали анекдоты, чтобы разрядить обстановку. На следующий день гонку выиграли - почти минуту привезли команде ГДР. А для Саши Тихонова эта победа стала четвертой на Олимпийских играх.

Считаю, что мне очень повезло встретить на жизненном пути Александра Васильевича. Тренеры - это ведь вторые родители. Мы и по сей день очень дружны с Приваловым. Он очень эмоциональный человек, все принимает близко к сердцу. Сейчас по ветеранской линии мы часто ездим на чемпионаты мира, Олимпийские игры и живем в одном номере. Так после какой-нибудь гонки просыпается среди ночи и ходит, ходит, потом говорит:«Толь, ты не спишь? Сейчас расскажу, почему сегодня не получилось». Я более спокойно отношусь, говорю, мол не повезло, в следующий раз лучше выступят. А он: « Какой не повезло! Надо работать, тренироваться». Он настоящий патриот биатлона, России.

У каждой медали в спорте две стороны - с одной стороны достижение и победы, с другой - остаться человеком. Именно тренеры делают из нас людей. Я всегда старался быть похожим на наших тренеров - Привалова, Пшеницына. Хотелось бы, чтобы молодые тренеры были достойны своих предшественников.

Хочу пожелать Александру Васильевичу здоровья, добра, благополучия! Пусть бережет себя, и чтобы за 100 лет прожил!

Татьяна Папова, медиа-служба СБР. Фото - из архива Александра Привалова

Здравствуйте, господа.

Сразу после декабрьских митингов на Болотной площади и на проспекте Сахарова экс-олигарх Борис Березовский подумал и объявил, что не далее, чем в марте его разлука с родиной закончится: Путин потеряет власть, и он, и множество других лондонских сидельцев, вернется в Россию. Но до марта оказалось далеко, энергичному и целеустремлённому экс- и вице-секретарю российского Совбеза стало невтерпеж просто так сидеть и ждать президентских выборов, и он стал предпринимать все, что в его силах, для приближения сладостного момента. А что в его силах? Да не очень многое: писать тексты. И .

Сначала он опубликовал открытое письмо к , где прямо указал, как Святейшему надлежит действовать в нынешней непростой обстановке. Если, мол, прольется кровь, то Вам, Ваше Святейшество, отвечать за нее перед Богом. Поэтому Кирилл должен идти к Путину. "Донесите до него глас народа, а когда Путин услышит Вас, возьмите власть из его рук и мирно, мудро, по-христиански передайте ее народу", - пишет Березовский. Патриарх, ясное дело, экс-предпринимателю не ответил, а отец Всеволод Чаплин поинтересовался: каким именно способом автор так твердо узнал волю народа, кому именно Святейший должен, по мнению Бориса Абрамовича, передать власть, и не пора ли креативщику Березовскому перейти на прогнозирование и реформирование политической системы Великобритании, где он давно живёт?

Тут отец протоиерей попал в самую точку. Дело это не новое: на множестве людей - и простых, и совсем непростых - наблюдался один и тот же эффект, который можно назвать "эффектом янтаря". Человек, уехавший с Родины, по части понимания ее проблем застывает как муха в капле янтаря в том самом моменте, когда перебрался на чужбину. Как ни грустно, а дышать можно только одним воздухом. И если дышать воздухом тем, а не этим, то главное в этой жизни неизбежно пойдет мимо тебя, поскольку главное как раз в воздухе - ни через медиа, ни через, прости Господи, социальные сети это главное, увы, не передается.

Новые тексты экс-математика Березовского идеально подтверждают действенность "эффекта янтаря": их автор со всей очевидностью застыл в понимании российской действительности где-то на грани девяностых и нулевых годов, что и видно чуть ли не в каждой фразе.

Тогда он, по-видимому, часто и накоротке общался с Путиным, и сейчас он на следующий день после письма Патриарху Кириллу пишет открытое письмо Путину, выдержанное в легких приятельских тонах: мол, Володя, ещё не поздно одуматься, попроси Патриарха "спасти Россию от тебя, а тебя от России". Путин не ответил ни сам, ни даже через пресс-секретаря, и многие подумали, что автора это остановит - целых две недели новых писем не было. Но в нынешний понедельник наш экс-соотечественник написал очередное письмо - тоже на 200 процентов "янтарное". Тогда движущим принципом Бориса Абрамовича было "Обо всем можно договориться", и теперь он предлагает договориться всем, помимо Путина, кандидатам в президенты: мол, снимите свои кандидатуры, а то доиграетесь, станете подельниками Путина, и народ вас осудит.

Оказывается, метафорический янтарь не гарантирует сохранности. Во времена своего наибольшего влияния Березовский славился своей стальной логикой; нынешнее же письмо в смысле логики просто постыдно, даже если не знать, что автор когда-то был доктором физико-математических наук. Мол, в Конституции записано, что нельзя быть президентом больше двух сроков подряд, но поскольку по смыслу слово "подряд" как бы и лишнее, то каждый, кто все-таки посмеет принять его в расчет, оказывается преступником по статье об узурпации власти, и так далее. Немудрено, что те из адресатов письма, кто не счел зазорным на него отреагировать, ответили резким отказом.

Тем не менее, надо сказать, что мне нынешняя серия открытых писем господина Березовского при всей их неуместности, нелогичности и прочих качествах показалась внушающей некоторую надежду. Надежду вот какого сорта: сегодняшняя полемика между сторонниками власти и оппозиционерами ужасает не только взаимной глухотой (стороны друг друга совершенно не слушают и не слышат), но и страшной неразборчивостью в средствах. Стыдно бывает читать и смотреть иные аргументы - создается печальное впечатление, что люди ничем не гнушаются. И вот в этой обстановке не нашлось никого, ни единого человека, который сказал бы доброе слово про письма Бориса Абрамовича. Нет, иные СМИ, конечно, их опубликовали - нельзя требовать от людей слишком многого. Но доброго слова о них не сказал никто! Да, у Березовского уникально дурная репутация, но лиха беда начало. Сегодня от уникально дурного орудия в полемике отказались, завтра, даст Бог, начнем отказываться от просто дурных, тогда послезавтра и впрямь будет полемика, а не перебранка.

Александр Привалов – человек авторитетный в России, и в мире. Он – основатель, научный редактор и генеральный директор лучшего российского экономического журнала «Эксперт», который по оценкам международной ассоциации прессы входит в десятку лучших экономических изданий мира. Александр Привалов – не оппозиционер, не представитель андеграунда, а вполне себе статусный журналист и известный исследователь. Поэтому, думаю, всем читателям блога стоит уделить пять минут времени и посмотреть небольшой ролик Александра Привалова.

Есть показатель, по которому российская экономика оказалась лидером мира. Больше четверти валового внутреннего продукта России, а если точнее, то 27% обеспечивает внутренняя торговля. Для сравнения: в США эта доля почти вдвое меньше, 17%, в Китае – втрое меньше, 9%.

Радоваться месту наверху этого пьедестала не приходится: торговля не в состоянии прокормить Россию, как, впрочем, и ни одну другую страну. Выражаясь экономически, торговля производит слишком мало добавленной стоимости. Именно поэтому средневековый рынок, основанный на торговле, с течением времени трансформировался в капиталистическую экономику, основанную на индустрии.

Поэтому почти 30% торговли в ВВП свидетельствуют о возврате отечественной экономики в какое-то тёмное прошлое, о настоящей деградации нашего хозяйства. Беда ведь не в том, что мы слишком много торгуем – вовсе не так уж много, на самом деле. Беда в том, что мы удивительно мало производим – чего бы то ни было, кроме сырья.

Вот цифры, которые можно найти в любом справочнике. По размеру ВВП российская экономика сегодня шестая в мире. Расчёты показывают, что в принципе нам по силам за 10-15 лет стать и пятой в мире – это если, обгоняя Германию, мы не пропустим вперёд Бразилию. Но если с экономикой в целом у нас дела совсем не плохи, то с ядром экономики, обрабатывающей промышленностью, всё много драматичнее. По абсолютному размеру обрабатывающих отраслей (точнее, по объёму добавленной стоимости в этих отраслях), Россия 17-я в мире – между Турцией и Таиландом. А если считать на душу населения, мы оказываемся уже 55-ми, уступая Японии в 16 раз.

В свежем номере журнала “Эксперт” есть таблица, где Россия сравнивается с ведущими промышленными и стремительно индустриализирующимися странами по широкому спектру самых разных производств. Оказывается, лишь драгоценных и цветных металлов мы производим в расчете на душу населения примерно столько же, сколько и ведущие державы.

По большинству других позиций мы видим отставание, причем иногда не в разы, а в десятки раз. Возьмём производство электромоторов, генераторов, трансформаторов. Отставание от США - в три раза, от Германии - в пять, от Финляндии - в 15. Может быть, в легкой промышленности разрыв будет не столь внушительный? Нам же рассказывали, что всю её вывели в Китай? Забудьте, это сказки для простофиль, готовых сдать с потрохами свою индустрию. По одежде бесстрастная статистика фиксирует следующие разрывы: с Америкой - вшестеро, с Германией - вчетверо и даже с Бразилией разрыв двукратный.

Молочных продуктов мы делаем на душу населения всемеро меньше, чем в Штатах, и вчетверо меньше, чем в безземельной Японии. Мебели на душу населения мы производим в 8 раз меньше, чем Япония, и в 26 раз меньше, чем в США. Не буду называть показатели по высокотехнологичным отраслям – они в большинстве случае просто оскорбительны.

В современном мире, конечно, многое можно, а что-то и нужно привозить из-за рубежа. Но весомую часть штанов и туфель надо шить самим, весомую часть мебели сколачивать самим, весомую часть станков делать самим – иначе не выжить. Страна, не обладающая широким набором самых разных обрабатывающих производств, просто гарантирует себе попадание в ловушку бедности. Надо же хоть немного понимать, (как писал Пушкин, прослушавший в лицее весьма толковый курс политэкономии) “…как государство богатеет, и чем живет, и почему не нужно золота ему, Когда простой продукт имеет”.

Для хозяйства России жизненно важно начать более смелую и агрессивную политику новой индустриализации. Сегодня, к сожалению, об этом и говорят-то мало: поле экономической дискуссии жестко зажато с одной стороны архаичной политикой монетаризма, с другой – политикой точечного инновационного развития. Российские экономические теоретики, идейно окормляющие правительство, чураются промышленной политики, как прокажённой.

Один лишь пример: в обновлённой Стратегии-2020, в этом компендиуме российской экономической мысли, на четырехстах с лишним страницах нет ни одного упоминания о государственной промышленной политике. Нужны новые концепции, предлагающие быстрый и технологичный экономический рост. Необходимо разработать и применять принципы современной экономической политики, которые должны напрямую способствовать росту хозяйства.

У нас есть опыт быстрого накопления индустриальной мощи – после войны. Мы должны его вспомнить. Вернуть России современную индустрию – дело неимоверно сложное. Но сделать это можно – если делать.

Теперь коротко от себя. То, о чем говорит Александр Привалов, требует как минимум реконструкции, а как максимум модернизации производства. А она невозможна без инженерно-технических кадров.

На днях аналитики портала «Сareer.ru» посмотрели, как у нас обстоят дела в этой области. И получилась вот такая картина маслом.

Начальные зарплаты для молодых специалистов в 2012 г. находятся в диапазоне 30-40 тыс. руб. Максимальные зарплаты были зафиксированы в 1 полугодии 2011 г.

На самую большую зарплату к концу 2012 г. могут рассчитывать молодой инженер-конструктор – 35 тыс. руб. и инженер-проектировщик – тоже 35 тыс. руб. Инженер-технолог в среднем может получить 30 тыс. руб.

Самые востребованные работодателями молодые инженеры – инженер-проектировщик (3,5% от общего количества запросов), инженер-технолог (3,4%) и инженер-конструктор (2,6%).

Чтобы было окончательно понятно, кое-какие пояснения.

Молодой инженер или конструктор – это юноша или девушка, которые окончили высшее учебное заведение и проработали два-три года по специальности. Для справки, например, программисту 1С Битрикс, специализирующемуся на создании интернет-магазинов, с опытом тех же двух лет предлагают от 80 тыс.рублей и их еще днем с огнем не найти. Программисту Ruby on Rails, работающему с интерактивными сайтами – от 100 тыс., программисту под Android, с опытом написания мобильных игр – от 120 тыс. Даже офис-менеджер в небольшую компанию сегодня не пойдет меньше, чем за 35 – 40 тысяч рублей. В общем, пока будет сохраняться такое положение, ни о каких модернизациях, реконструкциях и инновациях мечтать не приходится, а лучше читать бессмертную сказку «Золушка», особенно в части окончания бала и готовиться к тому, как из кареты придется пересесть в тыкву.

Александр Привалов: «Школа умерла – никто не заметил»

Покуда школой не озаботится общество, она так и будет деградировать под уверенным руководством реформаторов

Конец учебного года на короткое время поднял на первые полосы школьную тему. Мы воспользовались этим для того, чтобы побеседовать о судьбе российского образования с научным редактором журнала «Эксперт» Александром Николаевичем Приваловым. Разговор шёл о подлинных целях реформы образования, о том, какими знаниями и способностями обладают в реальности выпускники последних лет, бесправных учителях, заинтересованных и незаинтересованных родителях. А также о том, что нужно, чтобы возродить российскую среднюю школу.

О школе у нас вспоминают только по информационным поводам: конец учебного года, провальные результаты ЕГЭ, единый учебник, изменения в Закон об образовании, который нам уж так восхваляли, а теперь оказывается, его срочно нужно улучшать – и так далее.

Но состояние отечественной школы так и не стало предметом постоянного общественного интереса. Это скверно. Наше образование и, прежде всего, школу реформируют уже лет пятнадцать – это немыслимо долго, но результатов нет. То есть нет позитивных результатов; налицо ощутимая деградация, и об этом нужно хотя бы говорить вслух. Это должно быть осознано обществом.

Суть реформы образования

Самое точное по этому поводу было сказано прошлым министром образования господином Фурсенко. Он выразился примерно так: советская система образования пыталась готовить творцов; нам же надо готовить грамотных потребителей.

Вся суть реформы образования заключается в том, что, по мнению ее творцов, образование у нас было чрезмерно роскошно, не к нашему рылу крыльцо.

Образование нам нужно иметь поскромнее. Очень компактное высшее: несколько хороших университетов, которые даже войдут в какие-то там международные рейтинги. Ну, и максимум еще сотня вузов, которые будут делать то, без чего уж совсем никак нельзя.

Квазиучителей для квазишкол будем лепить в педагогических техникумах, которые называются бакалавриаты. Квазиинженеров для смахивания пыли с импортного оборудования будем учить в инженерных колледжах, которые тоже будем звать бакалавриатами. Понадобятся серьезные специалисты, на самом деле серьезные, — или выпишем из-за рубежа, или за рубежом обучим. А если таким реформаторы видят наше высшее образование, то и образование среднее должно быть сильно попроще.

Эта позиция была, на мой взгляд, абсолютно неправильна и прежде. Но тогда, по крайней мере, можно было приводить в ее пользу некоторые серьезные аргументы. В эпоху послекрымскую серьезных аргументов в ее пользу не осталось.

Совершенно очевидно, что к сколько-нибудь современным технологиям и достижениям науки пускать нас будут очень неохотно, если вообще будут. Что присутствие в качестве пусть и второстепенного, но полноправного элемента мировой системы, покупающего за нефтяные деньги недостающих специалистов, нам не светит.

Значит, надо строить самодостаточную систему образования, а это принципиально не то, что делалось все эти годы. Достаточно сказать, что за все годы реформ разговор о содержании нашего образования ни разу не поднимался.

Выпускник современной школы: по документам – шестикрылый серафим…

Есть замечательная бумага, «Стратегия 2020», разработанная и принятая несколько лет назад с изрядным шумом. В образовательном разделе этой стратегии черным по белому значилось: главная опасность, которая угрожает нашему образованию, заключается в том, что какая-нибудь зануда заставит нас вернуться к дискуссии о содержании образования. Вот этого нам не пережить. Так-то у нас все хорошо, а будет еще лучше. Но если мы заговорим о содержании образования — всё, кранты. И этой великой опасности реформаторы сумели избежать: заговорить о содержании образования так никому и не дали.

Почитайте знаменитый ФГОС (Федеральный государственный стандарт образования), где написано, каким должен быть выпускник наших с вами отечественных школ. Душеспасительное чтение. Вы узнаете, что выпускник этот шестикрыл, как серафим, и умен, как три Аристотеля. Он обладает математическим мышлением, географическим мышлением, физическим мышлением и мышлением химическим. Это все написано в стандарте. Там не написано только, знает ли он теорему Пифагора. Знает ли он закон Ома, знает ли, с какой стороны от России пролегает Северный морской путь. Это неизвестно. Но географическим и физическим мышлением он обладает.

Так что, если вы спросите, как видят сами реформаторы выпускника школы, я вам скажу честно: я не знаю. Я не очень верю, что они его видят таким, как написано в этих самых госстандартах — не сумасшедшие же они, в самом деле.

Я вам совершенно серьезно говорю, я больше двадцати лет в средствах массовой информации: если бы в Москве было хоть пятнадцать человек таких, каким рисует выпускника школы раздел госстандартов по словесности, их бы расхватали в главные редактора московских изданий в шесть секунд. Таких людей нет, в природе нет, не то, что выпускников школ.

…на деле – деградирующий троечник

Чего стоят наши выпускники на деле, показал прошлый год. Он был знаменит так называемым «честным ЕГЭ». Забавно: до прошлого года нам не говорили, что ЕГЭ не честный. Наоборот, всячески убеждали нас, что он страшно объективный. А в прошлом году сделали «честный», потратив на него вчетверо больше денег, чем на обычный. Честность — она ведь недешевая вещь.

Получилось все довольно странно, потому что пришлось задним числом занижать заранее установленные рубежи удовлетворительных оценок по обязательным предметам — по русскому и математике. Иначе, как поговаривают, до четверти выпускников школы не получили бы аттестатов. Это был бы, конечно, политически неприемлемый скандал. На него не пошли, снизили планку.

Что в итоге получилось, проще объяснять на математике, но в русском языке было то же самое. Для того чтобы получить то, что стали называть тройкой, человек должен был за четыре часа решить три примера (лучше, конечно, больше, но трех было достаточно) такого уровня: «Сколько сырков по 16 рублей можно купить на 100 рублей?» Человек, правильно ответивший на три вопроса такого качества, получал аттестат об успешном окончании общеобразовательной средней школы.

Не то беда, что выяснилось: людей, которые даже через этот барьер не перелезают, была четверть. Это ладно — печально, но, по-видимому, неизбежно. Вам будут рассказывать: ухудшается генетический материал, ухудшается социальная структура. Вам расскажут много всего, и многое из этого будет правда. Действительно, какое-то количество ребят не могут освоить того, что, по идее, должны освоить за курс средней школы. Но беда в том, что существенно больше, чем это позорище, знают всего 20%. Существенно лучшие результаты, чем такая вот тройка, показало только 20% выпускников. Это, конечно, катастрофа.

Дешёвое образование, бесправные учителя

Подлинный смысл нынешней реформы – экономия; экономия и денег, и усилий начальства. То, что нам выдают за реформу образования, ею на самом деле не является и быть не может: мы же видели, это совершенно не касается содержания. Идёт реформа управления образованием, и оно действительно изменилось до неузнаваемости.

Я учительский сын, хорошо помню матушкины беды и радости, и могу с уверенностью сказать: чиновничий гнет, давивший на учителя в советское время – это жалкие полпроцента от того, что устроили сейчас.

Разумеется, директор школы и в советское время был никак не кум королю, у него вполне себе было начальство – и РОНО, и ГорОНО, и по партийной линии начальников хватало, — но такого дикого бесправия, как сейчас, у директора школы не было.

Если директор тогда кому-то не нравился, его тоже можно было выгнать. Но это было непросто – и это был скандал. Выгнать его в любую секунду без объяснения причин, как это делается сейчас, было немыслимо.

Как наши уважаемые реформаторы получили карт-бланш на свои подвиги? Я думаю, довольно просто. Разумеется, я при этом не присутствовал, но полагаю, они сказали руководителям страны примерно следующее: «Система образования у нас слишком громоздкая и слишком дорогая, мы беремся в ограниченное время сделать ее заметно дешевле, но так, что это будет выглядеть прилично».

При этом говорить о содержании образования обе стороны этой воображаемой нами беседы не могли. Руководство страны говорить о нём не может, потому что ничего о нем не знает. Самое забавное, что и руководство образования о нем говорить не может, ровно по той же причине.

Потом поступили новые вводные. То, что происходит с образованием сейчас, во многом идёт от президентских указов 2012 года, где были поставлены свирепые задания по обеспечению работникам общей и высшей школы некоего приемлемого уровня заработной платы. Наши уважаемые реформаторы подошли к делу просто: «Как сделать, чтобы зарплата была больше? Надо, чтобы людей было меньше». Что и происходит.

Совсем недавно господин Ливанов или кто-то из его заместителей открытым текстом сказал, что ставка учителя должна быть тридцать шесть часов – раньше было восемнадцать. Такая ставка – это открытый отказ от сколько-нибудь качественной работы.

Даже если забыть про то, что в результате реформы управления сейчас по поводу каждого своего часа в классе учитель должен написать прорву бумаг, все равно тридцать шесть часов в неделю – это полный отказ от профессионального роста, от поддержания себя в профессиональной форме. Это работа на износ. Человек изматывается, изнашивается и либо уходит из школы, либо становится заводным граммофоном. Какова польза от загнанного педагога, судите сами.

Качество или эффективность

Обратите внимание: никогда за все годы реформы ни один из начальников образования не говорил о его качестве. Качество образования – это не температура, не длина, так прямо не померишь. И все-таки это нечто можно ощутить. Просто поговорив с выпускниками того или иного образовательного учреждения, всякий опытный человек вам скажет, качественное ли образование они получили, и насколько качественное. Примерно, не с тремя знаками после запятой, но скажет сразу – и, как правило, не ошибется. Именно поэтому в устах управленцев речи о качестве образования не было ни разу и никогда не будет.

Речь идет об эффективности образования. Что такое эффективность? Эффективность – это соотношение затрат и результатов. Затраты – это, понятно, денежки. А про результат они каждый раз придумывают очередную бумажку, в которой изложены критерии эффективности, не имеющие к качеству образования, вообще говоря, никакого отношения.

«Сколько у вас квадратных метров лабораторий на одного студента?» «Какая у вас доля иностранных студентов?» Какая должна быть доля иностранных студентов в провинциальном педагогическом вузе? Да, никакая. Они там сто лет никому не нужны, и им этот вуз не нужен. А сам вуз-то нужен. Он вполне может быть качественным и готовить хороших учителей, но это уже никого не интересует. Со школами механика даже проще: там главный идол в капище – баллы по ЕГЭ.

Вот такими простыми трюками – изобретением бумажек и подгоном всей сложности образовательной жизни под соответствие этим бумажкам, они и загнали все педагогические кадры России в состояние непрерывного трепета. Какова может быть польза от запуганного педагога, судите сами.

Школа умерла – никто не заметил

Именно это на самом деле странно. Школа – вещь немыслимо важная, такая же нациеобразующая вещь, как охраняемые границы, армия и валюта. Без них нет нации – и без школы нет нации. Школа, на мой взгляд, очевидно развалена. Почему нет воплей, почему по улицам не бегают испуганные толпы? По двум очень простым причинам.

Первая заключается в том, что это, к великому сожалению, тема ограниченного во времени интереса. Обычно человек интересуется школой ровно последние три года обучения его младенца. Какая у ребёнка школа до этого, среднестатистическому родителю почти не важно: какая есть, такая есть. А в последние три года всякому становится очень интересно: хорошо ли учат, поступит ли.

Вот последние три года родитель склонен об этом рассуждать, в остальное время нормальному человеку на школу наплевать: он не понимает, до какой степени это важно. Он и не обязан этого понимать. Ещё рядовой человек не обязан понимать, например, до какой степени важна водоочистка, но водоочистка должна быть. Он и не обязан понимать, каким должен быть нациеобразующий институт — школа, и есть ли сегодня такой институт.

Второе, почему никто не бегает в панике. Потому что тот, кто хочет учиться, учиться все еще может; ну, в больших городах.

В меньших городах, уж, тем более, в селах – это совсем отдельный разговор. А в больших городах, особенно в очень больших городах, безусловно, так. Если само дите и его родители хотят, чтобы дите училось, дите учиться будет. Сегодня это возможно – потому что существует инерция. Школа – это гигантская институция, много-много людей. И никакие пороки организации, даже успевшие вполне проявиться, не обрушат этого дела сразу.

До сих пор есть довольно много школ, которые выглядят хорошими; некоторые даже являются хорошими, но, в основном, выглядят за счет сохранившейся группы высокого уровня учителей – и за счет репетиторов. Потому что, когда люди со стороны, — не специалисты — или чиновники, тоже со стороны, оценивают школу, они оценивают ее по цифровым результатам – баллы ЕГЭ и еще какая-нибудь чушь. Эти цифровые результаты неразделимы на то, что привнесла школа и то, что привнесли репетиторы, которых пригласили родители учеников. Это, в принципе, невозможно разделить.

Если в школе есть более-менее толковая группа учителей и более-менее состоятельные родители, они суммарно дают результат, который позволяет школе казаться хорошей. Но это напускное. Если завтра на эту школу повесят замок, то результаты детей, которые туда ходили, могут оказаться даже лучше. Потому что они не будут терять время у педагогов не такого высокого качества, как ведущие. А ведущие педагоги перестанут терять время на написание бумажек для Минобра и будут заниматься детьми круглые сутки, как это делают хорошие репетиторы.

Так что люди не видят, как все кисло устроено. Я боюсь, что когда они увидят, будет не очень понятно, что делать. Да, и сейчас не очень понятно. Вот и обсуждают иногда с излишним пылом никак не самые важные аспекты проблемы.

Единый учебник или «золотой стандарт»?

Я совершенно не склонен разделять сегодняшний общий ужас перед понятием «единый учебник», ничего ужасного в этом я не вижу потому, что реально учебники сегодня едины. От того, что всего их в некотором реестре несколько сотен, в данном конкретном классе ничего не меняется.

Эта школа купила такой учебник, по нему и занимается. И оттого, что рядом валяются еще пятнадцать, вам ни тепло, ни холодно. Никакой вариативности сегодня нет – разве что в лозунгах самого Минобра, уже не очень часто повторяемых. На реальную вариативность у школы нет ни времени, ни помещений, ни кадров, ни сил, ни денег.

Опасность единого учебника и вправду велика, но только в том смысле, что нигде, к сожалению, не написано, что этот учебник будет хороший. Больше того, если дело пойдет в соответствии с тем законопроектом Яровой и Никонова, который сейчас начала рассматривать Государственная Дума, то, скорее всего, хороших учебников не будет.

Не будем вдаваться в подробности, но там написано, что учебник, пройдя через многочисленные колеса рассмотрения и став тем самым «единым», консервируется. Но в истории не было случаев, чтобы хороший стабильный учебник был написан сразу. Все великие учебники, вошедшие в историю, стали таковыми к двадцатому, а то и тридцатому переизданию.

Я сам по образованию математик, и в случае с математикой категорически за стабильный базовый учебник. Больше того, и в других вопросах я был бы «за», если бы мне сказали, что он будет хороший. Если бы мне рассказали, как он будет делаться, каковы будут процедуры отбора, процедуры дальнейшего его улучшения, и все это было бы правдоподобно. Если бы я, наконец, увидел, что этим занялись не чинуши, а люди профессиональные.

Но на самом деле единое образовательное пространство – это не обязательно единые учебники. Но это обязательно единое содержание образования. Должно быть то, что когда-то называлось «золотым каноном». Чтобы мы могли рассчитывать на то, что вся масса детей от Смоленска до Камчатки идет в школы, и вся, не обязательно по единому учебнику, знакомится примерно с единым массивом содержания. Когда люди, окончившие разные школы, встречаются вместе в работе, в трамвае, на отдыхе, они говорят на общем языке. Они все читали басни Крылова, они все знают закон Ома, у них есть некое общее ядро.

Вот это общее ядро действительно должно быть. И в этом смысле упомянутый законопроект делает прекрасный шаг вперед, потому что там написано (пока тоже очень неаккуратно), что стандарты образования должны задавать его содержание. Что вполне разумно. Стандарт и должен задавать содержание, а не состоять из пожеланий про географическое мышление. Если этот закон будет принят, я надеюсь, что серьезные люди, которые есть в России, сделают такой стандарт.

Это не проблема. Собрать высокопрофессиональных людей, и они напишут прекрасный документ буквально за неделю-другую. Ну, за месяц – не потребуется терять ещё пятнадцать лет. Но будет ли это сделано, я не знаю.

Сколько стоит работа с одарёнными?

Заканчивающийся учебный год прошёл под знаком объединения с соседями – читай, разгрома – наших лучших школ, работавших с одаренными детьми. Это очень скверно.

Была ли вообще советская школа лучшей в мире – по меньшей мере спорный вопрос. Но вот что в СССР было бесспорно лучшим в мире, так это система работы с одаренными детьми, которая исходила от Колмогорова и Кикоина. Это были интернаты – колмогоровский в Москве и ещё в нескольких городах; это были спецшколы — московские, питерские, новосибирские. Это был абсолютный блеск. То, как это было сделано, стало примером для подражания всего глобуса, кроме нас.

Недавно случилась тут полемика: как работать с одаренными детьми. Люди, вышедшие из колмогоровской системы, написали проект, который так и назывался – «Колмогоровский проект».

Суть там такая: государство даёт некую – в сущности, совсем небольшую – сумму денег. За три года создаются базовые лицеи во всех губернских центрах. Эти лицеи, во-первых, концентрируют у себя талантливую молодежь, талантливых педагогов, во-вторых, разрабатывают методики, которые могут быть тиражированы в обыкновенных школах. То есть за три года работы очень небольшая сумма приносит конкретные плоды.

Мало того, что одаренные дети вращаются среди себе подобных, а потому остаются одаренными и прогрессируют. Ещё и начинает работать машинка, которая вырабатывает и впредь будет вырабатывать методику преподавания важнейших школьных дисциплин. Через три года все работает, все хорошо.

Альтернативой был проект Минобра: 999 миллиардов миллионов на то, чтобы разработать компьютерную систему, в которой будут учитываться все одаренные дети; 999 миллиардов миллионов каждый год на гранты этим детям и педагогам, которые их обучают; и так каждый год.

В итоге – есть компьютерная система, где, вроде бы, учтены одаренные дети. Но если завтра ты перестанешь давать эти самые миллиарды миллионов, то ничего и нет. Кроме того, там не учитываются весьма принципиальные вещи.

Дитё остается одаренным и мотивированным, только пока общается с одаренными и мотивированными сверстниками. Когда оно находится в школе, в которой преобладают менее одаренные и мотивированные дети, оно получает два раза по шее за то, что «ботаник», и перестает быть одаренным и мотивированным.

Ну, что? Устроили дискуссию. Результаты её мы опубликовали у нас в «Эксперте». В открытой дискуссии наша сторона абсолютно победила, не скажу за неявкой соперника – представители соперника были, но победила, в сущности, без дискуссии. «Да, вы правы, давайте мы учтем все ваши предложения. Давайте, давайте…»

А на практике, конечно, все сделалось по-ихнему. Никакой системы школ для одаренных и детей, и педагогов, которая могла бы продуцировать интеллектуальную волну на всю страну, нет. А есть хуже. Ладно, эта лабуда с грантами, это всего лишь стыдно; но есть и вещи похуже. Есть прямое гонение на школы, которые превосходят другие уровнем.

Мы же приняли большой закон «Об образовании», а там черным по белому написано, что все школы одинаковые. Но для того чтобы школа была уровнем выше, чтобы она была способна работать с одаренными детьми, не подгоняя их под общий плинтус, а позволяя им расти и развиваться, она должна быть устроена несколько иначе.

Одну из таких школ я имел счастье окончить сам, и помню, как она выглядела. Там, например, должны быть люди, которые работают с малыми группами. Класс приходит целиком на урок химии или физики, а потом наступают часы математики, и класс разделяется на небольшие группы, с которыми работают студенты и аспиранты.

Это иная организация. Там много совместителей, там больше аудиторий, там все немножко иначе. Оно не обязательно сильно дороже, но оно сильно иначе. И вот ничего этого не будет. Будет строгое подушевое финансирование, будут строгие одинаковые нормативы всем. И потому школы, которые пытаются выбиться немножко над общим уровнем, будут системно уничтожаться.

Никто не будет стрелять по ним из гаубиц. Даже сольют с рядовыми школами (а это, повторяю, тоже означает конец для нерядовой школы) не всех. Просто само устройство снабжения школ деньгами и прочими ресурсами уже устроено так, что школы будут подравниваться вниз.

Если сегодня, скажем, в Москве лучшие школы получают некие дополнительные деньги – гранты Правительства Москвы, например, – то что будет завтра, никто из них не знает. Так можно работать?

Не говоря уже о том, что лучшие школы – это очень талантливые люди, которые их создали и поддерживают. А не всем таким людям нравится атмосфера, которая создана Минобром. Так что на будущее таких школ в системе управления, созданной нашими реформаторами, я смотрю очень мрачно. В созданных условиях у них нет будущего.

Необходимое условие излечения

Для меня совершенно очевидно, что никакие серьезные перемены к лучшему невозможны, пока не будет сказано правды о состоянии дел. Пока эта правда не будет сказана официально, с какой-нибудь достаточно высокой трибуны. Отсюда следует, что перемены невозможны, пока не будут уволены – пусть даже с почетом, в лавровых венках с головы до пят! – все эти реформаторы: Фурсенко, Кузьминов, Ливанов со всеми их ставленниками.

Ведь мало того, что потеряно пятнадцать лет, масса денег, масса сил, десяткам миллионов людей испорчены ведра крови. У скольких учителей погасли глаза. Как все это взять и списать? Для того чтобы списать, надо сказать: была катастрофа.

Я не знаю, когда это случится. Даже не знаю, случится ли это вообще. Но твердо знаю, что без этого школа возрождаться не начнет.

Главная беда школы, которую невозможно даже начать лечить, пока реформаторы на местах, состоит в том, что школы нет. Школа перестала быть самоценной, самодостаточной организацией и стала пристегнутым снизу придатком к институту: она всего-навсего «готовит в вуз», и никакой иной ценности официально не имеет.

Проявлением несамостоятельности школы стал ЕГЭ. Сегодняшний ЕГЭ, поскольку он и выпускной, и вступительный, должен одновременно подвести итоги школьного обучения и распознать подготовленность к обучению университетскому. Это — две принципиально разные задачи.

По результатам ЕГЭ школьник должен иметь возможность поступить на мехмат МГУ. То есть он должен уметь решать математические задачи такого уровня, какие умеет решать не всякий ученик и даже не всякий учитель. Таким образом, в составе ЕГЭ по математике должны быть задачи мехматовского уровня, иначе вторая половина не работает.

Но школа сейчас и всегда выпускает достаточно много троечников. И эти троечники должны быть дифференцированы, как от двоечников, так и от четверочников. Этот ЕГЭ, который должен распознавать детали мехматовского уровня, должен распознавать детали троечные. Это нереально.

Для математики в этом году экзамен раздвоили на базовый и профильный уровень, но этого я даже и обсуждать не хочу. Я твёрдо надеюсь, что это постыдное новшество, легализующее выдачу аттестата ученику, который из всей математики знает только сложение в пределах первой сотни, будет быстро отменено. Но во всех остальных дисциплинах ЕГЭ продолжает пытаться объять необъятное.

Там есть задания на уровне детского сада, и есть действительно довольно сложные. Но люди минимизируют усилия. Всякий учитель знает, сколько баллов даётся за каждое из этих заданий. И ему проще натаскать на тройки.

А по всем прочим предметам, по которым нет обязательного ЕГЭ, люди просто перестали учиться. Совсем. А зачем? С меня в конце года не спросят, в конце школы не спросят. С учителя в конце школы не спросят, как он меня учил. Ни с кого не спросят. Значит, чего он будет учить, а я буду учиться? Нам обоим проще сделать вид. И мы делаем вид.

Школа превратилась в дневные передержки для детей. Те, кто хотят учиться, пока, повторяю, пока там учиться могут. А остальные пересиживают. Так нельзя. Если мы хотим сохраниться как страна, школа должна быть школой.

Это значит, надо сказать, что ЕГЭ был хуже, чем преступлением, — он был ошибкой. ЕГЭ в нынешнем виде надо отменить. Надо вернуть школе самостоятельность и, в частности, обязательные выпускные экзамены по основным предметам. Это нельзя сделать, не уволив всех его организаторов, потому что именно внедрением ЕГЭ они оправдывают свое существование все пятнадцать лет.

Достаточное условие исцеления

Но, конечно же, сама по себе смена руководителей образования ситуацию не изменит. Те, кому становится понятно, в каком упадке сегодня отечественное образование – учителя, родители, вообще граждане, – должны понять и ещё одну вещь. Очень важную. Им никто и никогда не «сделает красиво». Чтобы система образования отвечала требованиям общества, общество должно эти самые требования внятно предъявлять и упорно отстаивать. Пока, скажем честно, до этого чрезвычайно далеко.

Не говоря обо всем обществе, даже у педагогов нет солидарности. Я уж про школьных учителей не говорю. Но когда начали громить высшую школу, когда был знаменитый скандал с мониторингом эффективности, по которому кто только ни попал в неэффективные…

Казалось бы, вот, господа педагоги высшей школы, пришли вас резать, конкретно вас пришли резать. Причем с первого раза показали, каково вам придется: жалеть не станут никого. Ну, встаньте стеной, скажите что-нибудь! Нет.

«Мы с этими вместе протестовать не можем, а мы вот с этими вместе протестовать не можем, — мы с ними в том-то и том-то не согласны». Ребята, вы потом будете не согласны! Вас уничтожают всех, вас всех загоняют под плинтус, скажите что-нибудь. Союз ректоров, например.

Я уж не знаю, родители бывают разные, бывают совсем глупые. Совсем глупых ректоров не бывает. Но сидят тихонечко, если когда и возразят, то робко-робко, мягко-мягко, аккуратно-аккуратно…

Да что там! Когда два года назад без объявления войны Академию наук зарубили, если бы тот же самый Президиум Академии, услышав эту новость, просто встал бы весь и ушел – вот встал бы и вышел на улицу, – то будьте благонадежны, разгром Академии был бы остановлен. Так ведь нет же – проглотили.

Покуда школой не озаботится общество – родители, учителя, дети, чтобы защитить свое право получать не ошметки, а образование, школа так и будет деградировать под уверенным руководством реформаторов.

Рейтинг: